Волчье озеро Вердон Джон
– Ричард дома?
– Он отдыхает. Могу ли я чем-то помочь?
– Будет лучше, если я поговорю с вами обоими.
– Конечно, если это так важно.
Она замешкалась на секунду и пошла за Ричардом. Через минуту вернулась и провела Гурни к креслу у камина, а сама присела на ручку соседнего кресла и стала нервно теребить волосы на виске.
– Ричард сейчас придет. Что-то случилось?
– У меня возникла пара вопросов.
– Каких?
Прежде чем Гурни успел ответить, в комнату вошел Ричард и сел в кресло. Он профессионально приветливо улыбался.
Гурни решил перейти сразу к делу.
– Сегодня утром ко мне приходил Фентон. Он рассказал мне кое-что неожиданное.
Джейн нахмурилась.
– Я бы не стала доверять словам этого человека.
Гурни обратился к Хэммонду.
– Фентон сказал мне, что вы являетесь наследником огромного состояния.
Ричард был непроницаем.
– Это правда?
– Да, это так.
Предвидя очевидный вопрос, Джейн заговорила.
– Я не стала этого упоминать, испугавшись, что у вас сложится неверное впечатление.
– Почему?
– Вы привыкли иметь дело с преступниками, готовыми на все ради наживы. Я боялась, что завещание Итана поведет вас по ложному пути.
– По ложному пути?
– Из-за всего того бреда, что говорил Фентон, я боялась, вы можете подумать, что Ричард с помощью гипноза заставил Итана переписать завещание, хотя это в принципе невозможно. Это была полностью идея Итана – своеобразная встряска для Пейтона, в попытке исправить его.
– Если быть предельно честным – угроза, – мягко сказал Хэммонд. – Навязчивая попытка исправить его поведение. Посыл был прост: возьми себя в руки или останешься ни с чем. Итан был непреклонен в своем решении изменить брата во что бы то ни стало.
– В действительности деньги никогда не предназначались Ричарду, – добавила Джейн. – Более того, когда завещание будет оформлено и Ричард войдет в права наследования, он намерен отказаться от денег.
Гурни повернулся к Хэммонду.
– Непросто отказаться от двадцати девяти миллионов.
Гурни встретился взглядом с этими неморгающими сине-зелеными глазами.
– У меня в жизни было достаточно денег, чтобы понять, что они есть на самом деле. Когда ты беден, ты придаешь деньгам чрезмерное значение, думая, что богатство может изменить твою жизнь. И только заполучив много денег, осознаешь предел своих возможностей. Мой отец сколотил огромное состояние, но так никогда и не стал счастливым.
Гурни откинулся на спинку кожаного кресла и уставился в погасший камин.
– Скрываете ли вы еще что-то, боясь, что я могу это неверно истолковать?
– Нет, – пролепетала Джейн, – больше ничего.
– А что насчет телефонных звонков жертвам?
– Вы имеете в виду звонки, якобы сделанные в день смерти?
– Да.
Джейн зло сжала губы:
– Это все Фентон.
– В смысле?
– Он утверждает, что нашел второй мобильный в ящике ночного столика Ричарда. Но Ричард этим ящиком не пользовался, и телефона этого раньше никогда не видел.
– Вы хотите сказать, что Фентон его подбросил.
– Видимо, да.
– Такое тоже возможно.
– Предполагаю, Фентон не сказал, что Ричарда проверяли на детекторе лжи и он прошел эту проверку?
– Нет, этого он не упомянул.
– Ну конечно! Видите, как он поступает? Он говорит только то, что очерняет Ричарда, и ни слова о том, что доказывает его невиновность!
Хэммонд, похоже, не впервой проходил через все это и, казалось, был утомлен.
– Вы хотели узнать что-то еще?
– Также он коснулся темы вашей докторской диссертации о вуду.
– Бог ты мой. И каково же его мнение?
– Он утверждает, что в ней чувствуется ваш интерес к использованию контроля над сознанием.
Джейн в негодовании всплеснула руками.
Гурни посмотрел на Хэммонда.
– Вы действительно находите связь между проклятиями вуду и гипнозом в вашей диссертации?
– Это был беспристрастный анализ саморазрушительных психических состояний, вызываемых шаманами у их жертв. Я могу дать вам диссертацию, но сомневаюсь, что она вам чем-то поможет.
– Давайте оставим этот вопрос открытым, вдруг диссертация нам еще пригодится.
– Что-нибудь еще?
– Всего один последний вопрос. Итан Голл был геем?
Хэммонд замялся.
– Какое отношение это имеет к делу?
– Мне кажется, в этом деле может скрываться нечто, связанное с сексуальной ориентацией. Не могу пока сказать, насколько это значимо.
– Итан был слишком занят, чтобы отвлекаться на любовные дела. Он полностью посвящал себя перевоспитанию заблудших душ в этом мире.
В его голосе послышался надрыв, и это вызвало у Гурни интерес. Но прежде чем он спросил, Хэммонд ответил сам.
– Признаюсь, Итан мне нравился. Но я в этом смысле был ему неинтересен.
Последовала тишина, которую нарушила Джейн.
– В профессиональном плане Итан обожал Ричарда. Просто обожал.
– Только в профессиональном плане.
То, как Хэммонд подчеркнул это, не оставляло сомнений в природе их отношений.
Часть вторая. Утопленник
Глава 25
Гурни припарковался под навесом. Мысли его метались между Хэммондом и Мадлен. Этот утонченный небольшой человек с настораживающим интересом к смертоносным обрядам вуду и яркими, холодными, как сапфиры, глазами. Мадлен, одиноко стоящая на заброшенной дороге, глядящая на развалины дома, куда тридцать лет назад она приезжала на рождественские каникулы.
Ему хотелось поговорить с Пейтоном, но он подозревал, что будет сложно добыть какую-либо полезную информацию, просто постучав в железные ворота его дома. Входя в номер, он мысленно добавил в свой список еще одну задачу – найти подход к Пейтону.
Гурни думал, что Мадлен, наверное, еще в ванной, и был удивлен, увидев, что она уже оделась, стоит у окна и смотрит на озеро. Также он удивился ярко полыхавшему в камине огню.
Мадлен повернулась к Гурни.
– Заходил Стекл.
– Разжечь камин?
– И узнать, что мы хотим на обед и когда собираемся в Вермонт.
– Он не сказал, когда мы должны освободить номер?
– Нет. Но ему, как мне кажется, хочется, чтобы поскорее.
– А что ты сказала ему про обед?
– Он предложил холодную лососину или салат Кобб. Я попросила и то, и другое. Ты можешь выбрать, что хочешь. Я не голодна.
– Он принесет обед в номер?
Словно в ответ на его вопрос, раздался стук.
Гурни встал и открыл дверь.
В коридоре, натянуто улыбаясь, стоял Остен Стекл и держал в руках поднос с серебряным колпаком.
– Поздновато для обеда, друзья, но лучше поздно, чем никогда, правда?
– Спасибо.
Гурни потянулся за подносом.
– Нет-нет, позвольте мне.
Не дожидаясь ответа, он вошел в номер, пересек комнату и поставил поднос на столик напротив камина.
– Хорошо горит, а?
– Ага.
– Не повезло вам с погодой. Обещают еще хуже. Из Канады на нас идет сильная метель.
Мадлен с тревогой взглянула на него:
– Когда?
– Трудно сказать. Все дело в горах. С одной стороны – их красота, их природное очарование, а с другой стороны – полная непредсказуемость, понимаете, о чем я?
– Не уверен, – ответил Гурни.
– Когда речь заходит о погоде на Волчьем озере, нет никаких гарантий. Знаю, что вы собирались ехать куда-то еще. Думаю, вряд ли вы хотите застрять здесь из-за снегопадов на неделю.
Гурни было очевидно, что Стекл хочет поскорее от них избавиться, и причина, конечно же, не в погоде.
– У меня ощущение, что Фентон хочет, чтобы я отсюда убрался. Вы так не думаете?
Гурни показалось интересным то, что в первые несколько мгновений Стекл вообще никак не отреагировал. Но потом он заговорил, словно исповедуясь:
– Я не хотел вам рассказывать, думал сегодня, самое позднее завтра вы уедете. Но, видимо, все-таки должен вам сказать. Следователь Фентон считает, что ваше дальнейшее пребывание у нас в гостинице, в то время как она закрыта для обычных гостей, может создать неверное впечатление.
– Какое же?
– Что семья Голлов поддерживает ваши попытки саботировать его расследование.
– Любопытно.
– Он сказал, что не стоит помогать человеку, которого могут обвинить в препятствовании следствию. А также, что связь с вами может нанести ущерб репутации гостиницы.
В камине с глухим стуком упало полено.
Гурни подошел к камину, взял кочергу и начал поправлять дрова. Он хотел потянуть время, чтобы обдумать свое положение.
Он повернулся к Стеклу:
– Похоже, вы оказались в неловкой ситуации. Но, по правде говоря, я не собираюсь вмешиваться в его расследование. Чем больше я узнаю, тем больше уверяюсь в том, что он на верном пути.
Мадлен удивленно взглянула на Гурни, а Стекл нахмурился.
– Вот так поворот. А я думал, Джейн наняла вас, чтобы доказать, что Фентон ошибается.
– У меня другой подход. Я доверяю уликам и доказательствам.
– Куда бы они ни вели?
– Именно так.
Стекл вяло кивнул.
– И вам кажется, что доказательства не в пользу Хэммондов?
– Честно говоря, да. Но возвращаясь к давлению со стороны Фентона, вы считаете, я должен бросить дело и уехать?
Протестуя, Стекл замахал руками:
– Ни в коем случае! Я хотел быть с вами честным. Я просто хочу, чтобы со всем этим дерьмом было поскорее покончено.
– Совершенно с вами согласен.
– Хорошо. – Стекл обратился к Мадлен. – Вы же понимаете, о чем я?
– Ну, конечно. Мы все хотим, чтобы это закончилось.
– Хорошо. Прекрасно.
Он оскалил зубы в подобии улыбки и указал на серебряный колпак на подносе.
– Приятного аппетита!
Гурни запер дверь за Стеклом. Мадлен стояла у огня, и казалось, ей снова было не по себе.
– Давай посмотрим прогноз погоды? – предложила она.
– Думаю, Стекл преувеличивает, чтобы от нас отделаться.
– Давай все-таки проверим.
– Ладно, – он достал телефон, вошел в интернет и написал: “Погода на Волчьем озере”.
Когда прогноз открылся, он уставился на экран.
– Это бесполезно.
– Что пишут?
– Что погода может испортиться, а может быть, и нет.
– Так там не написано. Скажи, что именно…
– Написано, что сегодня вечером тридцатипроцентная вероятность сильной ледяной бури, уровень осадков пять-шесть сантиметров в виде ледяной крупы; опасные дорожные условия.
– А завтра?
– Тридцатипроцентная вероятность сильного снегопада, до пятидесяти сантиметров. Снежные заносы на дорогах до метра с лишним, порывистый ветер до шестидесяти километров в час.
– То есть после обеда уехать будет невозможно?
– Вероятность в тридцать процентов означает семидесятипроцентную невероятность.
Она отвернулась к окну. Он мог слышать, как она нервно ковыряет ногтем кутикулу, глядя на Дьявольский Клык.
Он вздохнул.
– Хочешь, прямо сейчас уедем в Вермонт?
Мадлен не ответила.
– Ну, если ты нервничаешь из-за погоды…
Она оборвала его.
– Подожди секунду. Я думаю, как будет правильно…
Правильно? Что будет правильно?
Он взялся за кочергу и стал ворошить поленья. Немного погодя, он оставил это занятие и уселся на диван. Через какое-то время она снова заговорила – так тихо, что он с трудом мог расслышать ее слова.
– Поедем со мной?
– Куда?
– Я бы хотела вернуться туда, где была утром… но я хочу с тобой… если ты не против.
Он знал, что нужно согласиться, а все вопросы отложить на потом, что и сделал.
Они выехали в тумане, который рассеивался по мере приближения к горному хребту, вздымавшемуся на краю долины, где лежало Волчье озеро. За хребтом тумана не было, но скользкие участки дороги все равно не позволяли ехать быстрее.
Когда они выехали из природного заповедника Голлов, навигатор вывел их на дорогу, уходящую все выше и выше в горы.
Через двадцать пять минут навигатор предупредил их о предстоящем повороте на Блэкторн-роуд. Этот перекресток когда-то был центром заброшенного городка, а сейчас там стояли безликие, разрушенные и заброшенные деревянные постройки.
– Почти приехали, – выпрямившись, сказала Мадлен.
Через минуту навигатор велел им повернуть направо на Хемлок-лэйн.
– Не поворачивай, – предупредила Мадлен, – Дорога разбита, и все заросло. Остановись здесь.
Он остановился, они вылезли из машины. Дул резкий ветер. Гурни поднял воротник куртки и натянул шапку на уши. Как бы ни было раньше, сейчас Хемлок-лэйн была просто грязной, заросшей тропой, ведущей в лес.
Мадлен сжала холодную ладонь Гурни и повела его по заброшенной улице.
Ветер дул им в лицо, они осторожно двигались по заледенелой земле, перелезая через упавшие деревья. Первым сооружением, на которое они наткнулись, был заброшенный сельский дом, покрытый наростами черной плесени. За ним, почти скрывшиеся в лесу, стояли два домика поменьше, тоже в полном разорении.
Мадлен остановилась.
– Здесь жили близнецы Кэри, Майкл и Джозеф, с матерью. Летом они сдавали домики на заднем дворе, а зимой оставались здесь одни.
Она смотрела на дом, и Гурни показалось, что она пытается воскресить в памяти, как все выглядело тогда.
– Пойдем, – сказала она некоторое время спустя и повела его дальше.
Засохшие кусты ежевики, росшие по обеим сторонам дороги, цеплялись за их брюки и рукава. Через несколько сотен метров они набрели на следующее владение, в еще более плачевном виде. Огромная упавшая тсуга разрушила треть главного дома. Останки трех небольших хижин неподалеку были погребены под слоями сосновых иголок, гнивших годами.
– Вот он, – сказала Мадлен.
– Это здесь ты проводила рождественские праздники?
Она крепче сжала его руку.
– И не только праздники. В последний год я провела здесь почти полтора месяца.
– У тебя были такие длинные каникулы?
– В тот год да. Родители отдали меня в частную школу, где зимние каникулы были длиннее, чем в обычных школах, а летние – короче.
– А твоя сестра?
– Когда мне было пятнадцать, Кристин уже исполнилось двадцать два. – Она помолчала. – Меня обычно называли нежданным ребенком, ребенком-сюрпризом. Наверное, чтобы не называть меня ребенком-потрясением. Уверена, они были бы не прочь проснуться однажды утром и обнаружить, что я – всего лишь дурной сон.
Ошеломленный этим, Гурни не знал, что сказать. Она редко рассказывала про своих родителей, пока они были живы, а после их смерти – вообще никогда.
Мадлен притянула его ближе к себе, пока они пробирались по все сужавшейся тропинке. Вскоре от нее не осталось и следа. Ветер стал более резким. От ветра у Гурни жгло лицо. Он уже был готов спросить, куда же они идут, как перед ними открылась поляна. А за ней – безупречно плоское белое пространство, и он понял, что это замерзшее озеро.
Она провела его через поляну.
На краю белой глади она остановилась и с деланым спокойствием произнесла:
– Это озеро Грейсон.
– Озеро, где утонул тот парень?
– Его звали Колин Бантри. – Она замолкла, видимо, приняла болезненное решение, и глубоко вдохнула. – Я была в него влюблена.
Влюблена? В утонувшего парня?
– Господи, Мэдди. Что же случилось?
Она указала на две гигантские тсуги на краю озера.
– Однажды ночью я назначила ему свидание… вот там. Было так холодно. Самая морозная ночь за зиму.
Она замолчала, глядя на деревья.
– Я сказала ему, что беременна.
Гурни ждал, что она скажет дальше. Все, что он видел, все, на чем мог сосредоточиться, – это выражение ее лица, отчаяние, которого он прежде никогда не видел.
Медленно, словно наказывая себя этими словами, она повторила:
– Я сказала ему, что беременна.
Гурни молчал.
– Он выехал на лед на мотоцикле. На самую середину. При свете луны. Вот туда… – Дрожащей рукой она указала вдаль. – Лед треснул.
– И он утонул?
Она кивнула.
– А что… что с твоей беременностью?
– Я не была беременна.
– В каком смысле?
– Я не врала. Я действительно так думала. У меня была задержка. Может быть, я хотела забеременеть, привязать к себе Колина, хотела новую жизнь, чтобы я была нужна кому-то больше, чем своим родителям. Боже, я была в таком отчаянии. Я так сильно любила его!