Шансы есть… Руссо Ричард
– Извиняюсь за прошлую ночь, – произнес Гроббин. – Я вас напугал?
– Есть немного, – признался Линкольн.
– Вовсе не входило в мои намерения. Я надеялся напугать Кевина. Он толкает стероиды местным пацанам, а те такие тупые, что думают, будто станут профессиональными атлетами, если только немного подкачаются. Как на ваш взгляд, он испугался?
– Да не очень.
– Ага, он точно к угрозам моим отнесся спокойно. В общем, вы опоздали. Я уже поговорил со своим другом из полиции. Рассчитываю, он скоро нанесет вам визит.
– Зря потратит время, – ответил Линкольн. – Вчера ночью я выяснил, что Джейси умерла еще в семидесятых.
– Вы это знаете?
Линкольн не сумел сдержать улыбку.
– Нет, но я в это верю. Выяснилось, что она действительно уехала с острова на том пароме. Они с Мики тайно встретились в Вудз-Хоуле. Она убедила его бежать вместе с нею в Канаду, а не являться в призывную комиссию.
Он ожидал, что Гроббин найдет к чему придраться в этом рассказе, но тот лишь задумчиво кивнул.
– Настолько смазливая была девчонка? Повезло ему тогда, что она не убедила его банки грабить. Хотя не объясняет, почему она ничего не сообщила родителям.
– Тут долгая история.
– Говорите, сама умерла?
– От той же неврологической болезни, что прикончила ее биологического отца.
Линкольн видел, как у старика заработал ум.
– Иными словами, не того мужика, кого отделал ваш друг Мики?
– Не-а.
– Наверное, я смогу заполнить здесь пробел.
– Понимаете, мистер Гроббин, я для этого все вам и рассказываю. Потому что вы с вашим другом Троером только и делали, что заполняли пробелы, вот только заполняли вы их неправильно.
И тут он снова ожидал отповеди, но ее не последовало. Гроббин лишь пожал плечами, как будто ему показали арифметическую ошибку в чековой книжке.
– Бывает, Линкольн.
– Ага, но когда такое случается, разве не полагается передумать? Помедлить и прикинуть, в чем еще вы могли ошибаться?
– Например?
– Ну, на вашем месте я бы еще разок подумал насчет этой вашей операции. Примете верное решение – глядишь, выиграете себе еще немного времени, чтоб поразмыслить и обо всем остальном.
– Больше времени на раздумья обо всем, что я сделал неправильно, и обо всех, кого неверно оценил? Вы говорите так, что меня это не очень-то привлекает, Линкольн, особенно при том, что альтернатива – мирно помереть во сне, веря, что я сделал все от меня зависящее.
– А спите вы мирно?
Тот могуче выдохнул.
– Что ж, Линкольн, тут вы меня подловили. Нет, мирно я не сплю.
– Мистер Гроббин?
– Ну?
– Беверли вы по-настоящему небезразличны.
Лицо у старика помрачнело.
– Я в курсе. Вы к чему-то клоните?
– Ну, вы же сами всегда говорите, что нам нужно лучше относиться к девушкам, нет? Почему тогда лучше не отнестись к ней? Ради вашего же собственного блага дайте ей в этом одержать верх.
Гроббин долго рассматривал его, после чего сказал:
– Черт, Линкольн. Я только что проиграл в споре, да?
– Полагаю, да.
– И вы теперь довольны собой.
Линкольн пожал плечами.
– Может, самую малость.
– Не знаю, друг мой. Кривая это дорожка – давать женщинам то, чего они хотят. Как только приду в себя после наркоза, эта первым делом примется меня донимать, чтоб писал ей уютный детективчик. Чтоб стал посмешищем для всего острова. А виноваты во всем этом будете вы, да только вы отсюда уедете, и мне придется отыскать какого-нибудь невинного и отыграться на нем.
– Будущее вы видите очень ясно.
Тот кивнул и начал поднимать стекло.
– Дар такой.
Одна последняя обязанность, – подумал Линкольн, – она осталась напоследок, потому что самая противная.
Троер открыл ему в одних плавках – к счастью вообще-то, хотя Линкольн не впервые задавался вопросом, почему мужчины с выпирающим пивным пузом так часто гордятся своим телосложением. Троер же, увидев, кто стоит у него на пороге, громко заржал и крикнул через плечо:
– Рокси! Накинь на себя, к черту, что-нибудь. У нас гости.
Пусть даже Троер и стоял в дверях, Линкольну открывался вид на террасу, где из шезлонга встала женщина, подошла к сетчатой двери и заглянула в дом, сложив ладони лодочкой.
– Что?
– Ничего! – рявкнул в ответ Троер. И пробормотал – скорее Линкольну, чем ей: – Да хоть целому свету мохнатку свою свети. Мне-то что.
Когда он сделал шаг вбок, чтобы гость мог пройти в дом, Линкольн покачал головой.
– Я на минутку.
– Ладно, тогда я выйду. – И Троер дал сетчатой двери захлопнуться за собой со звуком выстрела.
Линкольн подавил улыбку. Когда он объявил, что намерен нанести Троеру визит, Тедди вызвался сходить с ним, но Линкольн ответил, что это необязательно, пусть только вызовет полицию, если услышит стрельбу. Мысленным взором он уже видел, как Тедди набирает 911.
– Ну и что за дела? Ваш друг вам ничего не передал?
– Нет, все передал. Просто хотел вам сообщить, что я в конечном итоге решил, что не буду выставлять свой дом на продажу.
– Вы не желаете его продавать. Я не желаю его покупать. И зачем вы мне об этом сообщаете?
– Затем, что мой риелтор кое-что заметил, когда смотрел документы.
Собеседник его зримо окаменел.
– Очевидно, что у вас нет права прохода через мой участок. Вы это знали?
– О, вот теперь я понял, – произнес Троер, сощурившись. – Вы не хотите продавать мне дом – вы хотите продать мне право прохода по цене дома.
– Нет, я думал, доллара будет достаточно. Конечно, если возникнут юридические расходы, покрывать их вам.
Троер склонил голову набок:
– Хотите сказать, что продадите мне право прохода по своей территории за доллар?
– Верно.
– Почему?
Ответ на это мог быть длинным и включал бы в себя извинение, к которому Линкольн был не склонен, а потому выбрал версию покороче.
– А почему нет? – сказал он. – Мы же соседи, верно?
– Да не особо. Вас тут не бывает никогда.
– На самом деле мы с женой думаем провести здесь пару недель следующим летом, – сказал Линкольн, хотя с Анитой этого пока не обсуждал. – Может, и отца моего привезем, если он будет хорошо себя чувствовать. – Как тут предскажешь? Если Вава ходит сейчас к мессе, может, и на такое согласится.
– Лучше не в августе, – посоветовал Троер, чуть расслабившись, но все еще с подозрением. – Тогда сюда Обама приезжает. Со всей остальной своей либерасней.
Линкольн показал на плакатик Трампа на лужайке:
– Вы ж не будете на самом деле за него голосовать. Правда?
Троер фыркнул:
– Вот еще. Это чтоб весь остальной Чилмарк позлить. – Но затем пожал плечами: – Хотя, если его двинут, чего бы и нет.
Линкольн вздрогнул, но стерпел.
– Цена вашего права прохода только что удвоилась, – сказал он.
Он уже преодолел половину склона вверх к себе, когда услышал, как его окликают. Повернувшись, увидел, как к нему рысит Троер, и пузо у него колышется поверх плавок. Добежал он, запыхавшись, в руке – пачка каких-то листков. Линкольн не понял, что это страницы из рукописи Тедди, пока Троер их ему не отдал.
– Рокси во дворе собрала.
Если Линкольн не ошибся, сперва их измяли и выбросили в мусорку, а буквально только что вытащили и торопливо разгладили.
– Спасибо. Тедди будет рад.
– Так что… со всем этим правом прохода? Значит, договорились? Сраться не будем больше?
Линкольн кивнул:
– Именно так.
– Ну тогда ладно, – проговорил Троер, протягивая руку. – Тогда по рукам.
Линкольн сглотнул и пожал.
Тедди
– Ты уверен, что Анита согласится? – спросил Тедди.
Подходило к концу утро вторника, и они стояли, привалившись к прокатной машине Линкольна в очереди на паром в Оук-Блаффс. Подходившее к слипу судно было полупустым, но на большую землю пойдет полным – в это время года больше людей уезжает с острова, нежели приезжает на него. Вчера Тедди на этом же пароме скатался за своей машиной – забрал ее с фэлметской стоянки и перегнал на остров. Завтра позвонит в колледж и подаст в отставку, а также сообщит, что если они не найдут нового главного редактора, “Семиярусные книги” он закроет. Под конец недели попросит отделение английского послать кого-нибудь с программы “работа-учеба” к нему на квартиру, чтобы собрали все, что ему понадобится на осень – теплую одежду, рабочие сапоги, лэптоп, – и отправили сюда на остров. Квартиру он оставит за собой до начала следующего года – просто на тот случай, если на Виньярде что-нибудь не сложится. А не сложиться может. Он это знал. После приступов у него часто наступала маниакальная фаза и повсюду маячили яркие возможности, которые через неделю-другую испарялись. Однако в этом новом плане что-то казалось правильным, да и вообще его давненько уже ничего не будоражило.
– На самом деле Аните эта мысль очень понравилась, – заверил его Линкольн.
Вчера Мозеры созванивались полдюжины раз, составляя список того, что нужно сделать с домом в Чилмарке, перед тем как выставить его весной на продажу. Тедди считал, что почти со всем справится сам. Не разберется только с электричеством, и пара других задач будет ему не под силу, поскольку там, скорее всего, потребуются двое, но одним будет он сам, а если все пойдет, как он надеется, то ему известно, кто будет вторым.
– Ты нам деньги сэкономишь.
Тедди предполагал, что так оно и будет, но его беспокоило, что предложение застанет Линкольна врасплох и он не сможет подобрать годную причину, чтобы отказать старому другу. Вместе с тем, казалось, Линкольн искренне колеблется, продавать дом или нет, поэтому, возможно, отложить решение до весны имело смысл и для него с Анитой.
– Что ж, – сказал Тедди, – если передумаете, просто сообщи, и я уберусь.
– Не передумаем, – ответил Линкольн. – Я просто надеюсь… – Тут голос его затих.
– Ясно, – сказал Тедди.
Линкольна, который всегда все планировал тщательно и рисковать не любил, вероятно, беспокоило, что Тедди действует под влиянием порыва – столь радикально меняет свою жизнь, сам при этом ничего не продумав досконально.
– Ты надеешься, что меня не ждет грандиозное разочарование.
Сам Тедди тоже на это надеялся. Хоть и был изможден в ту ночь, когда Мики излагал свою историю, заснуть после не сумел – отчасти потому, что глаз пульсировал в такт дыханию. Когда небо наконец стало немного светлеть на востоке, он тихонько оделся и вышел в кухню приготовить себе чашку кофе “Кьюриг”. Он его разбавлял как раз, когда в дверях возникла Дилия. Начала было что-то говорить, но Тедди поднес указательный палец к губам и показал в сторону большой комнаты, где на диване храпел ее отец. Она подошла к кухонной стойке, и Тедди передал ей чашку, а себе сделал еще и прошептал:
– Пройдешься со мной?
Судя по виду, она сомневалась, но все же вышла за ним сперва на террасу, а потом спустилась и на лужайку. Удалившись от дома, он протянул руку.
– По-моему, нас не представили. Я Тедди.
Руку она приняла, и он заметил, что ногти сгрызены до живого.
– Я вас узнала по снимку в выпускном альбоме Минервы.
Тедди удивился, что у Мики такой сохранился. Он что, специально альбом выкопал, чтобы показать ей, или это она его нашла в чулане на какой-нибудь пыльной полке?
– А кроме того, он все время о вас с Линкольном говорит. Вообще-то вас двоих я знаю, к черту, лучше, чем его самого. Вы втроем правда были влюблены в мою мать?
– Правда.
– Так какого хрена она думала, когда выбрала его?
Тедди так и не понял, шутка это или искренний, хоть и грубо выраженный вопрос.
– Эй-эй, – произнес он, – два других сценария не заканчиваются тобой.
– Велика потеря для мира.
– Если бы не сарказм, я бы с тобой согласился.
– Мило с вашей стороны, но вы меня не знаете.
– У меня такое чувство, что знаю.
– Чувствуйте сколько влезет, дядя, но уж поверьте мне – не знаете.
Тедди невольно усмехнулся.
– Вот это ты сказала в точности как твоя мать. – Они немного помолчали, пока Тедди не попробовал другой маневр: – Так отец о себе не много-то рассказывает?
Она скроила гримасу “ну еще бы”.
– Говорит, что я вижу – то и получаю.
– Что бы тебе хотелось знать?
Она сделала глубокий вдох.
– Почему он такой? Каким он был в юности? Как ему удается почти все время быть таким расслабленным, а потом вдруг бац – и полный мудак?
И вот он просто начал. Рассказал ей о семье Мики в Уэст-Хейвене, Коннектикут. Как в детстве его баловали сестры, а к шестнадцати он уже удирал в бары играть с музыкантами постарше. Как его отец постоянно называл гитары “Фендер” “Фенсонами”. (Это вызвало улыбку.) Как Мики поразил всех великолепными выпускными оценками. Как однажды Майкл-старший с бригадой обедал в местном заведении, а когда пришла пора возвращаться к работе, все встали, а папа Мики – нет, остался сидеть, и всё, потому что у него не выдержало сердце. Как они втроем познакомились в сестринстве у Джейси, где подавали еду, а Мики предпочел драить кастрюли на кухне. (Так вот откуда пошло это название – «Большой Мик на кастрюлях»!) Как они втроем и ее мать, которая в то время была помолвлена, вернулись в корпус “Тета” однажды поздно ночью, и после того, как одна сестра обозвала Джейси потаскухой, та взасос поцеловала каждого из них прямо у этой швабры на глазах. Как в другой раз после пятничной пьянки Мики еще кое с кем из подавал отправились в корпус “САЭ”, и ее отец, разозлившись на каменных львов у входа, вырубил одного студентика, который открыл им дверь и пригласил на вечеринку. (Ладно, вот это и впрямь на него похоже.) А самое главное – как он сам, Линкольн и Мики вместе смотрели первую вьетнамскую призывную лотерею в подсобке сестринского корпуса, и ее отцу выпал девятый номер из трехсот шестидесяти шести, а Джейси потом дожидалась их на парковке и заплакала, когда об этом узнала. И наконец, что девизом их было “Один за всех и все за одного”. Дилия молчала, и в глазах у нее стояли слезы. Но лишь миг ей потребовался на то, чтобы вернуться в “обычный режим”, как определил это состояние для себя Тедди.
– Так вы, по сути, утверждаете, что я фуфло, раз не ценю, какой он клевый парняга.
– Нет, я просто говорю, что если он тебе не открывается, то лишь потому, что он сын своего отца, а такие парни обычно не откровенничают. Они на все смотрят искоса, особенно на эмоции. Если он тебе не сказал, что тебя любит, это не значит, что он тебя не любит.
– Ага, но и не значит, что любит.
И вновь он заметил ее обкусанные ногти.
– Ничего, если я тебе задам личный вопрос?
– Ну, наверное.
– Что тебе сейчас труднее всего?
– Вы же знаете, что я торчу, да?
– Я знаю, что тебе нелегко с опиоидами.
– Я ж говорю, я торчок. Он хочет, чтоб я бросила. Я и сама хочу бросить. Но вся штука в том, что в сутках, мать их, просто слишком много часов.
– Это я вообще-то понимаю.
Она глянула на него так, словно хотела спросить, о чем это он, но передумала.
– К тому же, что бы вам там ни рассказывали, торчки остаются торчками, потому что от наркотиков плохое становится хорошим, а кому же из нас не хочется хорошего? В общем, я думаю, скоро он махнет на меня рукой, и тогда никакой разницы больше не будет.
В ответ на это Тедди фыркнул.
– Если думаешь, что он когда-нибудь махнет на тебя рукой, ты его по-настоящему не знаешь.
– Вот и поглядим, наверное.
Тон ее раздражал, но Тедди не стал выпускать пар, а произнес:
– Так а с чем у тебя хорошо?
– А у меня с чем-то хорошо?
– Ты прекрасно поешь.
– Я сносно пою.
– Хочешь заниматься этим и дальше в жизни?
Она пожала плечами.
– А почему вы спрашиваете?
– Просто интересно, не играешь ли ты с собой на понижение. Так многие поступают.
– У меня такое чувство, что мы сейчас говорим о вас.
Мики был прав, подумал он. Она и вправду не дура.
– Ладно, – произнесла она, – а у вас с чем хорошо?
Тедди задумался.
– Наверное, я бы сказал, – с тем, чтобы чинить сломанное.
– Типа чего?
– Много чего. В детстве я дома ремонтировал. Тостеры. Радио. Все, что портилось.
– Должно быть, родители были довольны.
– Да не особо. Они английский в старших классах преподавали. И смотрели свысока на тех, кто умел что-то полезное.
– А сейчас вы что чините?
– Чужие книжки.
– Почему же свою не напишете, раз у вас это хорошо получается?
– Вот видишь? Сразу в самое яблочко. Мой любимый преподаватель в колледже советовал не писать книгу, пока не станет невозможно ее не писать. Похоже, я следую его совету.
Она хитро улыбнулась.
– Я б на вашем месте с этим слишком не тянула. Выглядите вы не то чтоб очень.
– Верно, только я не всегда выгляжу так скверно, как сейчас.
– Поверю вам на слово.
– А ты, наверное, молотком махать не умеешь?
Дилия посмотрела на него так, словно он произнес что-то на суахили.
– Типа – гвозди забивать?
– Именно.
– Да не очень.
– Хотела бы научиться?
– Да не очень. – Но Тедди понимал, что она заинтригована. – А что?
– Я просто думаю о том, что ты сказала. Про все эти лишние часы в сутках, которые тебе трудно чем-то заполнять. Я где-то читал, что физический труд – лучшее развлечение для обеспокоенного ума.
– И за это будут платить?
– А как же.
– О, понимаю. Думаете, раз я тут, вдали от моих обычных поставщиков, я не смогу себе нигде сшибить?
– Вовсе нет. – Хотя да, такая мысль в голову ему пришла.
– Потому что срастить на этом острове я смогу секунды за две.
– Тебе будет слишком некогда.
– И еще – к вашему сведению… Если мы будем работать вместе, скорее уж вы сторчитесь, чем я уйду в завязку.
– Поглядим, каковы тут шансы.
– К тому же я – не то, что можно починить, если вы об этом думаете.
Об этом он, конечно, и думал.
– Полагаю, ты права. И все же все эти свободные часы – а у меня еще тонна всяких историй.
– Вы это действительно всерьез?
– А чего?
– Потому что это безумие – вот чего.
– Не сходя с места тебе не нужно ни на что соглашаться. Просто подумай. Дам тебе мой номер мобильного, а ты мне потом сообщишь, интересно ли тебе такое. – Но Тедди понимал, что выяснит это сейчас же. Если ее это интересует, она даст ему свой номер; если нет, скажет, что возьмет номер у отца.
Она вытащила свой телефон:
– Валяйте. – Печатала в телефоне она ловко, двумя большими пальцами, – этим трюком Тедди только предстояло овладеть. И тут же: – Я вам и свой, наверное, дам. – Диктуя номер, перед последней цифрой она примолкла. – Вы ж не окажетесь каким-то извращенцем, правда? – Должно быть, при этом он побледнел, потому что она скроила еще одну гримаску и сказала – опять материнским тоном: – Да я шучу, Тедди. Господи.
– А, – ответил он. – Понял.
– Он вам рассказывал о своих шумах в сердце?
– Твой отец? Нет.
– Тогда и я не рассказывала.
– В истории Мики… – произнес Линкольн. Машины и пешие пассажиры все еще тянулись с парома. – Сколько, по-твоему, там правды?
– Все до единого слова, – ответил Тедди. – Он довольно четко дал понять, что с враньем покончено.
– Ох, да я не считаю, что он врал, – сказал Линкольн. – Просто пытаюсь понять. В смысле – только подумай. Мать Джейси всеми силами старалась скрыть от нее существование Энди, и погляди, как оно все обернулось. Почему тогда Джейси берет и делает то же самое – отдает собственного ребенка на удочерение и держит ее в секрете от Мики?
– Может, по тем же самым причинам, что и ее мать? – предположил Тедди, хотя именно этот вопрос не давал покоя и ему. – Чтоб ее уберечь? Дать ей крепкий шанс на хорошую жизнь? Она же неизбежно прикидывала, что самой ее, вероятно, не будет, чтобы смотреть, как растет дочь. А если не удочерение, то вверить малышку-дочь отцу, который, вероятно, и дальше будет играть по убогим барам вроде “Рокеров” и жить впроголодь, потому что знает и хочет себе только такую жизнь.
– Не считаешь, что Мики как-то подтянулся бы, узнай он, что у него есть дочь?
– Вообще-то считаю, – сказал Тедди. – Я же не утверждаю, что Джейси поступила правильно – или даже что ясно соображала. Но она была не просто больна – она была в отчаянном положении. Вероятно, считала, что пропадает не только она, но и Мики. Он же сам нам говорил, что его нахлобучило по полной.