Дыши со мной Парк Джессика
Я улыбаюсь.
– Нет.
– Хорошо. Я просто решил покататься.
Сабин, у которого наверняка было жуткое похмелье, уснул практически сразу, как только мы выехали на трассу. Я тоже должна чувствовать усталость, но ее нет. Я ощущаю лишь такой шокирующий уровень спокойствия, что не могу и представить, как можно сейчас заснуть, потому что хочется наслаждаться этим новым чувством.
Крис включает радио, устраивается поудобнее и берет меня за руку. Первый час мы не разговариваем. Время от времени он отпускает мою руку, чтобы переключить музыку, но тут же снова берет обратно. Возможно, меня должно это смутить, ведь мы всего лишь друзья. Друзья не держатся за ручки. Ну, точнее, это не то же самое, когда мы с Эстель держимся за руки, пока делаем домашнее задание. Интересно, не ошиблась ли я, думая, что нам суждено стать кем-то большим друг для друга? Тогда я решаю сосредоточиться на том, что знаю наверняка: я нашла друга, этого потрясающего парня, который спас меня.
Крис выключает радио.
– Блайт?
– Да?
– А что случилось с летним домиком, который купили твои родители? И в котором ты никогда не отдыхала?
Вопрос кажется забавным, наверное, потому что я никогда об этом не думала.
– Ох. Ну, мы с Джеймсом его хозяева, полагаю. Слышала, что он закрыт, и несколько раз в год его проверяет сотрудник из обслуживающей компании. Тетя оплачивала налог и все такое с нашего счета.
– Ты не была там с того лета?
– Нет. Это… прозвучит, наверное, безумно… но мне это никогда не приходило в голову. Он даже еще не был официально нашим, когда погибли родители. Они купили его, но мы так туда и не переехали.
– Но и не продали.
– Нет, не продали.
– Сколько времени прошло? Четыре года?
– В прошлом июле было четыре.
– Июле? – Крис щурится от яркого солнечного света. – Ха.
– Что?
– Ничего. Просто… Ладно, ничего. Может, когда-нибудь ты приедешь в этот дом.
– Возможно.
На мгновение он выпускает мою ладонь и проводит пальцами по моему предплечью.
– Как серьезно ты пострадала? Ты говорила, что рука сильно кровоточила, да еще этот дым… Ты долго пробыла в больнице?
Мне нравится, что он не боится расспрашивать о той ночи.
– Меня лечили от отравления угарным газом, но все было не так уж плохо. А вот рука была… кошмарна. Порез оказался очень глубоким. Нас определенно привезли не в центральную больницу большого города. Рану зашили, меня кое-как подлатали, а вот Джеймсу требовалась большая помощь.
– Джеймс? Значит, он серьезно пострадал, – проговорил Крис.
– Да. Он перерезал вену – точнее, я перерезала ему вену – и несколько мышц. Вот почему было так много крови. Они переживали из-за шока, вызванного такой кровопотерей.
– Ты говорила, что он ненавидит тебя с той ночи. Почему?
– По многим причинам. Джеймс чуть не истек кровью и несколько недель пролежал в больнице. До этого он был подающим надежды футболистом. Невероятно талантливый, и казалось очевидным, что он продолжит играть профессионально. Кажется сумасшедшим, что он только начинал второй год старшей школы, а уже впереди маячил профессиональный спорт, но вот как все сложилось.
– Да уж, – соглашается Крис. – В старшей школе я тоже занимался спортом, и несколько парней из моей команды подавали такие же надежды.
– Правда? А какой вид?
– Бег. Не очень хорошо, но мне нравилось. – Крис опускает козырек, чтобы солнце не слепило глаза. – Значит, после пожара футбольная карьера твоего брата пошла прахом?
– Да. Месяцы терапии. Месяцы боли. Некоторые мышцы повредились. Он был подавлен. Именно он всегда был лучшим. Я никогда ни в чем не отличалась. У меня не было… особых навыков или таланта. Такая травма не стала бы для меня трагедией. – Я осознаю, как хорошо наконец-то поговорить об этом. Четыре года я обсуждала это сама с собой, а теперь появился собеседник. Такое облегчение, что больше нет секретов. – Получается, что он потерял родителей и надежду на блестящее будущее как футболиста. Джеймс посчитал, что я поступила глупо и неосторожно, вытащив его из дома.
– Это несправедливо.
– Да, возможно, но большую часть времени он был без сознания, а потому не думаю, что он мог понять. Он считает, что у него хватило бы ума вытащить нас оттуда в целости и сохранности. Легко так говорить, когда все лежит не на твоих плечах. Джеймс помнит лишь то, что я облажалась во всех отношениях, и не может простить меня.
– Наверное, легче винить тебя, потому что тогда есть на кого свалить вину.
– Он может винить Бога, – говорю я полушутя. – Если он все еще ходит в церковь, наш священник может настоять, чтобы он простил меня, потому что именно это должен сделать добрый католик. «Прости нам прегрешения наши, как мы прощаем тем, кто грешит против нас».
– Ты тоже росла католичкой?
Я киваю.
– Отец был католиком, а мы ходили в церковь больше для того, чтобы порадовать его. Мы с Джеймсом никогда так серьезно все не воспринимали, но… Наверное, что-то в этом нам и нравилось. Мама была скептически настроена, даже больше, чем знал отец, – со смехом продолжаю я. – Она славилась тем, что перед самым причастием бросала на нас с Джеймсом многозначительные взгляды. Папа подловил ее однажды, и она списала все на раздражение слишком сухой облаткой для причастия. Мы тайно обменялись с ней мечтами, чтобы нам лучше давали вкуснейшие кусочки багета из французской пекарни дальше по улице.
Крис смеется.
– Разумно. Значит, тебе каждая минута была ненавистна?
– Типа того. Думаю, мне нравилась идея… Ну, что в жизни может быть какой-то больший смысл или что-то еще. Мама в это верила. У нее была не религиозная духовная сторона, если можно так выразиться. Она верила в судьбу и предназначение. Взаимосвязь и цель в жизни. – Я тереблю молнию на куртке. – А ты в это веришь?
– Совсем нет, – мгновенно отвечает он. – Эстель попалась, как только впервые сходила в церковь. Что было практически сразу после смерти мамы. Отец забирал нас на каникулы и все такое, но Эстель заставляла меня водить ее каждое воскресенье. Я ждал снаружи. Вот она, правда. Мы хотим искать в жизни скрытый смысл, потому что это удобно. Или забавно. Но на небе нет никакого воображаемого создания, по велению которого все происходит. Нет ничего сверхъестественного в том, с чем мы имеем дело или не имеем.
У Криса такой же неромантический взгляд на мир, как и у меня. Подозреваю, что ни один из нас не хочет предсказуемого сценария жизни, включающего брак, детей и белый заборчик. У нас обоих произошли события, которые отбивают желание придерживаться традиций.
– Возьми того человека, который снял тебя с лестницы, – продолжает Крис. – Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы предположить, что ты не считаешь его посланником Бога тебе на спасение.
– Нет. Не считаю. Не знаю, кто он, и больше никогда его не видела, но это был просто человек, не Бог или какая-то другая… невидимая сила… которая вырвала меня у огня. Я воздаю ему должное. У человека был выбор, он выбрал спасти меня, и теперь я обязана ему жизнью. Не Бог убил моих родителей, чуть не убил Джеймса и уберег меня. Я знаю это, и не могу вернуться к тому, во что верила раньше… или во что хотела верить. Не знаю, сколько веры мне пришлось потерять в ту ночь, но во мне ее больше не осталось. – Я делаю невероятно глубокий вдох. – И ты это понимаешь.
– Понимаю.
– Да, – соглашаюсь я. Я кладу ладонь поверх руки Криса и смотрю на него, пока все его внимание сосредоточено на дороге. – Мы хотим того, что реально. Герои реальны.
– Некоторые, – соглашается он. – Но не все.
– Что ты имеешь в виду?
– Уверен, многие люди назвали бы моего отца героем, но…
– Но не ты, – заканчиваю я за него.
– Нет. Я – ни за что. И это, Блайт, – говорит он, не отрываясь от дороги, – реальность. А еще реальность в том, что мне больше необязательно его видеть. Я могу сделать такой выбор.
– Чем занимается твой отец?
– Он художник. Во всевозможных направлениях. Скульптура, живопись, что угодно. Дом всегда был завален всевозможными материалами. Краски, штукатурка, листы металла. Проволока. Куча медной проволоки.
Крис сильнее сжимает мою руку. Я поворачиваюсь лицом к нему и подгибаю ногу на мягком сиденье.
– А что насчет зимних каникул? Если ты не собираешься домой, то что будешь делать? Одно дело – День благодарения, но ты не можешь остаться в кампусе на все каникулы.
Он быстро оглядывается на заднее сиденье, а потом тихо произносит:
– Гавайи. Но никому не говори. Они не знают. Это наша новая семейная традиция – уезжать на месяц. В прошлом году я арендовал нам дом на Хантингтон-Бич. Я не говорю им, куда мы направляемся, пока не приезжаем в аэропорт.
– О боже, мне так нравится! Вы отлично повеселитесь. Хотя, похоже, это довольно дорого.
– Я… У меня есть доступ к счетам. У моей мамы были деньги. Значительная сумма. Без ведома отца, по ее завещанию все деньги остались детям. Я в ответе за такое доверие. – Он с минуту молчит. – А что насчет тебя? Какие твои планы на каникулы?
– Только я и Джеймс. В этом году мы поедем в дом, в котором выросли, а не к моей тете, как обычно. Первый раз за такое долгое время. Это будет… странно.
С заднего сиденья доносится глухое ворчание:
– Где мой огромный телевизор? Где он? Мне нужна моя большая плазменная любовь.
Я улыбаюсь. Сабин проснулся.
– Скоро приедем.
– МЫ ИДЕМ В МАГАЗИН ГИГАНТСКИХ ТЕЛЕВИЗОРОВ! – кричит он, кладя руки на макушки мне и Криса и ероша нам волосы. Он садится на место, но оставляет ладонь на плече Криса. – Такой день сегодня хороший, правда?
– Да, – отвечаем мы с Крисом.
Добравшись до торгового центра, нам приходится пробиваться в магазин электроники сквозь давку разъяренных покупателей. Сабин исчезает в толпе, а мы с Крисом минут двадцать разглядываем ассортимент телевизоров.
– Какой тебе нравится? – спрашивает Крис.
– Черный с большим экраном.
Он хлопает меня по руке.
– Ты сократила список моделей до двадцати.
– Ой, ну не знаю. Они все для меня выглядят одинаковыми. – Я оглядываю телевизоры. – Мне нужно, чтобы он работал.
– Отличный параметр для выбора техники.
Теперь я хлопаю его по руке.
– Выбирай сам. Не спускай все деньги с моей карточки, но выбери самый классный, или тебе придется дорого заплатить. Пойду поищу Сабина.
Я нахожу его в отделе мелкой бытовой техники, что неудивительно. Когда он замечает мое приближение, то радостно поднимает коробку и вскрикивает:
– Видишь? Я же говорил! Кофе, тост, яйца и бекон! Все в одном! Это чудо!
Я смеюсь.
– Я очень рада, что ты нашел то, чего желает твое сердце. Пусть это будет моим подарком тебе, потому что я никогда не смогла бы выбрать такой милый, эм… – я снова бросаю взгляд на коробку, – голубенький гаджет.
– Это не гаджет. Это портативная станция для завтрака, – поправляет он меня.
– Я буду рада купить тебе портативную станцию для завтрака.
– Хорошо. Но взамен я куплю тебе какие-нибудь диски к твоему новому телевизору. – Он кладет ладонь мне на спину и ведет в отдел с фильмами. – Давай посмотрим… Так, начнем с «Голубой волны». – Сабин начинает набирать в руки диски. – Потом «50 первых поцелуев». О-о-о! «Лило и Стич»! Как насчет «Перл-Харбор»? – Он машет передо мной фильмом и подмигивает.
– Эдакая случайная подборка. – Я смотрю на фильмы, пока в голове что-то не щелкает. Это совершенно не случайная подборка. У всех фильмов есть кое-что общее. Гавайи. – О, черт возьми, ты же не спал в машине, верно?
Сабин начинает по-идиотски плясать в проходе.
– Мы поедем на Гавайи! О да, мы поедем! Будут хула-девушки и корифена на ужин! Плавание и дайвинг…
– Ш-ш-ш! Прекрати! Ты не должен был знать! – Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что Криса нет поблизости. – Не говори ему, что что-то слышал, ладно? Он очень хочет сделать вам сюрприз.
– Ладно, ладно. Обещаю. Ни слова. – Он на минуту становится серьезным. – Но у меня есть пара слов для тебя.
Я хмурюсь.
– Валяй.
– Крис умный парень, но он не знает всего.
– Что ты имеешь в виду?
– Слушай, Блайт, прошлой ночью ты просила меня позволить Эстель верить в ее Бога и во все, что ей нужно, – он вздыхает. – Ты должна сделать то же самое. Если ты веришь… – Он обводит взглядом суету в магазине и начинает сначала: – Я не слышал всей истории, но подробности и не нужны, чтобы понять, что ты прошла через какое-то дерьмо и у тебя есть полное право крепко держаться за все, что помогает пережить ту ночь. Понимаешь, о чем я, сладкая? Возможно, ты веришь, что совпадений не бывает. У тебя может быть своя собственная версия высшей силы, или ты веришь в то, что существуют связи между, казалось бы, несвязанными частями вселенной. Может быть, у тебя есть вера, но она не связана ни с Богом, ни с одной из религий.
– Нет. – Я качаю головой. – Это не так.
– А я думаю, что так. Не позволяй Крису убедить тебя в обратном. Он замечательный, прекрасный и почти идеальный, но это не делает его правым во всех вопросах. Черт, хоть я и сорвался на Эстель, я не знаю, есть ли что-то выше нас. Ты этого не знаешь, и даже Крис не знает. В этом нет ничего плохого. Мы не можем знать всего. Если ты веришь в судьбу или какой-то смысл этого гребаного мира, то верь без оглядки. Наслаждайся этим.
На минуту кажется, что все затихло, несмотря на рекламу из громкоговорителя и безостановочную болтовню покупателей. Только мы вдвоем в этом огромном магазине, и я поражена, как Сабин хорошо разглядел мою внутреннюю борьбу. Мое тайное желание верить в судьбу, существование души или чего-то еще, не жить с холодной уверенностью, что кроме случайных совпадений больше ничего нет. Еще слова Сабина каким-то образом смягчили боль, которую я испытываю из-за разлада с самой собой, и на мгновение я задаюсь вопросом, нормально ли быть нерешительной. Или надеяться на нечто.
Появляется Крис.
– Ну все.
Я вырываюсь из-под пристального взгляда Сабина.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Ни в чем. Все готово. Можем подогнать машину к черному входу, и нам его выгрузят.
Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что он мне говорит.
– Ты купил мне огромный телевизор?
– И мы едем на Гавайи? – Сабин начинает скакать и бросаться в нас дисками.
Крис просто стоит и улыбается.
Глава 16
Старое и новое
На улице очень холодно, и я стараюсь себя сдерживать на последней пробежке в Висконсине в этом году. Завтра утром, двадцать первого декабря, я лечу домой. После обеда я уже буду в доме, в котором выросла. Джеймс приедет двадцать третьего, а значит, у меня будет два дня полного одиночества. Но я твердо решаю не чувствовать себя одинокой.
Я не уверена, где смогу там бегать, и это заставляет меня нервничать. Если повезет, то снега не будет, а с холодом я уж как-нибудь справлюсь. Я привыкла, и теперь, когда у меня подходящая спортивная одежда, мне действительно это нравится. У меня явная зависимость от бега, и я знаю, что телу придется тяжко во время перерыва. Начинается следующий плей-лист, и я улыбаюсь. Крис недавно прислал, и бегать под него легко. Даже не просто легко – увлекательно.
После пробежки я принимаю душ и собираю вещи. Эстель ушла, поэтому я кладу рождественский подарок ей на кровать, чтобы не забыть подарить перед отъездом. Я не знаю, увижу ли ее вечером или даже завтра утром. Насколько мне известно, никто из братьев ничего не знает об этом ее парне. И мне тоже очень хотелось бы не знать.
Я имела несчастье вчера застукать ее с ним. Закончи я свою работу по антропологии всего на несколько минут раньше, то не оказалась бы в темном коридоре учебного корпуса как раз перед закрытием, с толстой пачкой бумаг в руке, ругая своего профессора за то, что не принимал электронные копии. Но это случилось. Завернув за угол коридора, я увидела их через стекло двери, ведущей на запасную лестницу. Даже с учетом времени, которое я трачу на самоудовлетворение, пока Эстель нет в комнате, не могу сказать, что когда-либо фантазировала, как моя соседка занимается с кем-нибудь сексом.
Особенно с профессором.
По крайней мере, это объясняет, почему она о нем не рассказывала. Предполагаю, что Бог Эстель не одобряет секс с собственным преподавателем. Я узнала мужчину, с которым она трахалась, потому что однажды он замещал моего профессора, и я была очарована тем, как он стучал кулаком по столу и щелкал пальцами каждый раз, когда хотел подчеркнуть определенный момент. Очень надеюсь, что Эстель не приходится сталкиваться с этой привычкой во время секса. Например, не делает ли он этого после оргазма, чтобы подчеркнуть торжественность момента? К счастью, я не задерживаюсь достаточно долго, чтобы выяснить это, мне удается положить свою работу и незаметно убраться оттуда к чертовой матери. Но, к сожалению, теперь меня преследует образ Эстель, жестко трахающейся с тем мужчиной.
Но теперь, когда до отъезда остался всего день, отвлечься довольно легко. Я хочу, чтобы Джеймс приехал в полностью украшенный дом, поэтому пробегаюсь по списку того, что нужно купить и сделать. Я заказала ему в интернете дюжину подарков и постаралась устроить все так, чтобы их доставили, когда я буду дома, а Джеймс еще не приедет. Мне понадобится много времени на упаковку, потому что хочется, чтобы все было идеально. Тетя Лиза превращается в сущее наказание, когда дело касается подарков, и я не премину выдавить улыбку при виде очередной подарочной карты в магазин косметики или какого-нибудь идиотского постельного белья.
Когда чемодан упакован, я подхожу к комнате Криса, чтобы отдать ему подарок. В моих руках коробка, упакованная в новогоднюю бумагу, хотя, конечно, я борюсь с искушением вместо этого объявить, что окажу ему честь лишить меня девственности (счастливого Рождества!), но, кажется, это плохая идея. Между нами сейчас все хорошо.
Он открывает дверь в футболке с нарисованным Гринчем.
– Ой, что за вздор!
– И не говори, – отзываюсь я. – Но я все равно хочу сделать тебе маленький подарок.
– Если это не дорогущий гаджет, то мне это не нужно.
Я протягиваю ему коробку.
– Тогда ладно. Это дорогущий гаджет.
– Юхху! – Он плюхается на кровать и трясет коробку. – Ха, я почти уверен, что это специальная штуковина для уменьшения гигантских телевизоров, которые захватили вашу комнату. Я прав?
Я бросаю взгляд на купленный им для меня в черную пятницу телевизор, который оккупировал весь письменный стол.
– Думаю, что втайне он тебе нравится, и когда никого нет, ты смотришь порно на огромном экране.
– Совершенно точно. Но мне все равно нужно место на столе в те редкие моменты, когда я не смотрю порно. И, эй! – восклицает Крис с преувеличенным раздражением. – На прошлой неделе приходила Эстель и смотрела «Что тебе нужно знать о Римском католицизме». Это твоя вина.
Я усмехаюсь.
– Ну уж извини. Теперь ты знаешь, почему я не хочу забирать телевизор. Кроме того, единственный способ смириться с тем, что ты за него заплатил, это убедиться, что он наполовину твой. А теперь открывай подарок. Мне нужно еще раз проверить, все ли я собрала в дорогу, и ложиться спать. У меня самолет в шесть утра.
Он сдирает упаковку с квадратной коробки и снова трясет ее, прислушиваясь.
– Мне кажется, оно сломано. Тебе лучше вернуть в магазин, – подшучивает он.
– Не сломано. Открывай же!
Он читает открытку:
– «У тебя всегда будет то, что тебе нужно».
Я шевелю пальцами в ботинках, немного нервничая, что подарок покажется слишком банальным, но Крис высыпает содержимое коробки и улыбается при виде серебристых предметов.
– Прыгающие камни. – Он потирает один из них пальцами, а затем притворяется, будто бросает.
– Вот почему их двадцать, – смеюсь я. – Полагаю, что хотя бы несколько ты точно бросишь в озеро. Или все их. Возможно, они для того, чтобы загадать желания, – говорю я.
– Я не собираюсь разбрасываться ими впустую. – Он поднимает на меня взгляд, и мы на мгновение замолкаем. – Это правда очень мило, Блайт. Спасибо.
– Мне хотелось, чтобы ты открыл подарок на Рождество, но решила, что будет не очень просить тебя взять их с собой в поездку. Они довольно тяжелые.
– К слову, о желаниях, – произносит он и тянется под кровать. – Это ты не можешь открыть до Рождества. Оно хорошо упаковано и не тяжелое, так что возьмешь с собой. И не подглядывать.
– Господи, Крис, тебе не нужно было ничего мне покупать! – Я машу в сторону монстра у него на столе.
– Это был подарок на черную пятницу. А это к Рождеству. Там ничего запредельного, и я не знаю, почему выбрал это, но… Все произошло случайно. Просто почему-то сразу подумал о тебе, когда увидел. Тебе, скорее всего, не понравится.
– Мне не может не понравиться.
– Не подглядывать до Рождества. Обещаешь?
– Обещаю.
Подарок обернут в бумагу глубокого синего цвета и перевязан темно-зеленой лентой. «Цвета Атлантического океана», – думаю я. Я умираю от желания узнать, что там, и сразу же пытаюсь определить, сколько часов осталось до Рождества, но считать в уме – не мой конек.
– Когда у тебя завтра самолет? – спрашиваю я.
– В полдень.
– Тебе, наверное, надо еще складывать вещи, да? Мне пора идти, нужно поспать.
Ненавижу прощания. И у меня так давно не было практики, потому что не с кем было прощаться…
Давно мне уже не было неловко в компании Криса, но мы не увидимся целых три недели и… Мне это не нравится. По сути, не так уж это и долго, но в изоляции студенческого городка время движется по-другому. Разлука за его пределами будет казаться бесконечной.
– Эй, а хочешь, я подброшу тебя до аэропорта? – спрашивает он.
– Спасибо, но я уже говорила, что самолет до Логана в шесть утра. Не думаю, что ты захочешь вставать в полчетвертого.
– Держу пари, что ты тоже.
Не совсем, но я хотела провести там целый день, чтобы подготовить все к приезду Джеймса.
– Мне кажется, тебе лучше вовсе не ложиться спать.
– Это так скучно.
Крис улыбается.
– Нужна компания?
– Ты не хочешь этого делать! – возмущаюсь я.
Он поправляет подушки и похлопывает по кровати.
– Разумеется, хочу. Давай. Я сделаю тебе кофе в френч-прессе, и мы посмотрим фильм. Я тебе даже молоко взобью.
Я скрещиваю руки на груди.
– Много пены и без порно?
– «Много пены» и «без порно» не могут стоять в одном предложении. – Он бросает в меня подушкой. – Но если ты этого хочешь. Чудик. Садись давай.
Боже, как же я буду по нему скучать.
Джеймс попросил одного из своих друзей забрать его сегодня вечером из аэропорта, и я разочарована. Я представляла в мечтах сцену воссоединения в пункте выдачи багажа, сопровождающуюся слезами радости и долгими объятиями. Хорошо, что у меня было немного времени скорректировать свои ожидания и подготовиться к встрече, какой бы она ни оказалась. Нереально легко относиться к возвращению домой, когда с ним связано столько воспоминаний о родителях. Такая ситуация не сулит простых каникул.
Последние два дня дались нелегко. Несколько часов я потратила на покупки еды и всего прочего, но я отказываюсь позволять воспоминаниям и эмоциональной реакции на любую мелочь выгонять меня из дома. Например, гудение холодильника точно такое же, и этот звук вызывает ожидание, что сейчас по кафельному полу прошаркает папа, а мама расстроенно пробубнит что-то из-за того, что не может поймать любимую радиостанцию… Звуки привычного быта и счастья.
Одной рукой я помешиваю кипящий на плите соус для спагетти в кастрюле, а другой держу приглашение, разглядывая надпись курсивом. Это приглашение на рождественский вечер от старых друзей родителей, Лени и Тима Старджен.
Я собираюсь принять его.
Глупо, но это кажется невероятно смелым шагом. Но ведь люди постоянно принимают приглашения. А вот я – нет. Но я все равно набираю свободной рукой их номер, пока другой помешиваю соус. Мы часто ужинали с ними всей семьей и даже на несколько недель ездили вместе в отпуск, а потому они хорошо нас знают.
Отвечает Лени и не может скрыть своего удивления.
– Ох, Блайт Макгвайр! Как я рада тебя слышать! Мы с Тимом часто вспоминаем тебя.
– Правда? – выпаливаю я. – Это… это очень мило. Я звоню, чтобы сказать, что мы с Джеймсом хотели бы прийти в гости на Рождество, если еще не поздно.
– Мы будем очень рады вас видеть, – отвечает она. – Я так счастлива, что вы придете!
– Что ж, спасибо огромное. Ну, тогда увидимся…
– Блайт?
– Да?
Наступает неловкое молчание, и я боюсь того, что она скажет дальше.
– Как ты? – спрашивает она.
– Неплохо, неплохо. – Я несколько минут болтаю об учебе в колледже.
– Рада слышать, что у тебя все хорошо. Мы ничего не слышали о тебе после… после смерти твоих родителей. Я знаю, что времена были трудными, а позже ваша тетя уверила нас, что вы неплохо справляетесь, насколько это возможно, и что вы с головой в учебе и двигаетесь дальше. И мы не знали, хотели ли вы о нас слышать или нет. В конце концов, мы были друзьями твоих родителей, а у тебя, наверное, свои друзья, на которых можно положиться. После похорон мы много раз собирались позвонить, но не хотели мешать или… – Лени пытается подобрать слова: – Мы не хотели усложнять ситуацию. Если бы встреча с нами причинила вам боль, это было бы ужасно. Надеюсь, ты не считаешь, что нам просто было все равно. Или что нам сейчас все равно. Мы так сильно любили твоих родителей, Блайт. И любим тебя с Джеймсом. – Я слышу, как срывается ее голос, и меня переполняют эмоции. Кто-то беспокоился и переживал за нас. – Но теперь ты счастлива?
Я киваю и улыбаюсь, яростно орудуя ложкой в кастрюле. Мне понадобилось время, чтобы ответить ей.
– Да. Это было… – я пытаюсь выразить свои мысли словами. Хочется быть честной. – Это было очень, очень тяжелое время, я постоянно боролась с воспоминаниями, но в этом году все, наконец, изменилось. У меня теперь хорошие друзья, и мой мир снова заиграл яркими красками. А еще, я скучала по вам. Будет просто здорово снова увидеться.
– Замечательно. Тим обрадуется, когда узнает, что вы придете. О, Николь Рейнс со своими родителями тоже будет с нами. Кажется, вы дружили в старших классах, да?
– Ага. Буду рада ее увидеть.
– Отлично. На прошлой неделе мы ходили к ним на ужин, и она спрашивала о тебе.
– Серьезно? – удивляюсь я.
– Совершенно. Она сказала, что ты вроде как пропала с радаров после школы, и она действительно надеется восстановить с тобой связь.
Шокированная, я даже не смею описать свои эмоции, но мне удается еще раз поблагодарить Лени за приглашение. Мой план состоял в том, чтобы заставить себя пойти на вечеринку и просто пережить ее. Вместо этого все может получиться просто здорово. Очень, очень здорово.
Я убавляю огонь под соусом и снова проверяю в духовке яблочный пирог. Его фото достойно кулинарного журнала, и я чуть не отправляю фотографию Крису с подписью, что его пирог на День благодарения по сравнению с этим – настоящий провал. Но отказываюсь от этой идеи.
Я иду в гостиную. Она выглядит так, как будто Рождество буквально стошнило на нее, но мне хотелось использовать все украшения из шести коробок на чердаке. Я совсем забыла, что мама питала слабость к старинным Санта-Клаусам, поэтому в комнате выставлены всевозможные фигурки святого Николая. Выглядит жутковато, но я смягчила обстановку, развесив по комнате яркие мерцающие гирлянды. Без них было бы пошло и безвкусно. Большинство предметов интерьера были убраны перед сдачей дома арендаторам, но, вытащив праздничные украшения, я отыскала посуду, постельное белье и прочее, к чему мы с Джеймсом с детства привыкли. Я уже распаковала коробки, которые Лиза бесцеремонно переслала из своего дома. Приятно вновь оказаться среди знакомых вещей. Облегчение оттого, что ее нет в городе, просто огромное, и я убеждена, что встреча с ней испортит настроение, которое я надеюсь задать на эти каникулы.
Я разрываюсь между желанием оставить дом, как прежде, и освежить его. А потому изо всех сил стараюсь совместить старое и новое. Процесс украшения, распаковки, хождения за покупками и предпраздничная суета хорошо на меня влияли. Хотя иногда я не знаю, за что хвататься, но чувствую, как приобретаю опыт и становлюсь более самостоятельной.
Я горжусь собой.
Елка выглядит просто безумной. Она вся покрыта украшениями. Настолько, что почти не видно зелени с ветвей, но мне она кажется настоящей красавицей. Я сотни раз раскладывала и перекладывала подарки Джеймса, снова и снова перевешивала его чулок с одной части каминной полки на другую, хотя совершенно уверена, что Джеймс не расстроится из-за того, что его чулок должен висеть на три дюйма левее, или один из его подарков лежит под неправильым углом.
Я хватаю купленную себе на Рождество книжку «Kindle» и занимаю мысли скачиванием книг и новыми историями. Без друзей и учебы у меня на каникулах определенно будет много времени на чтение. Я уже скучаю по компании Шепардов, но собираюсь взять себя в руки и не раскисать без них.
Я успеваю прочитать десять глав книги, когда слышу, как отпирается входная дверь. Удивительно, что у нас обоих до сих пор есть ключи от дома. Я заставляю себя остаться на диване, потому что знаю, что не стоит набрасываться на Джеймса и устраивать сцену.
Мой брат практически заваливается в гостиную под весом трех огромных спортивных сумок. Он бросает их на пол и выпрямляется.
– Привет, – говорит он.
Я оглядываю его. Он выглядит так же, как и четыре с половиной месяца назад – я это понимаю, – но в то же время он кажется невероятным. Я вижу маленького мальчика, который позволял мне стоять сзади его трехколесного велосипеда, который упрашивал подбросить его с причала в океан, и который поражал нас всех своими невероятными успехами в спорте, оставаясь при этом очень скромным. Аплодисменты и крики на его играх всегда крайне смущали его, но для этого и нужны родители и сестры. По крайней мере, были.
Читать бесплатно другие книги:
