Берег. Территория любви Крынская Юлия
— Коленки дрожат, — прошептала она. — Держи меня крепче.
— Ты большая умница, — Эдвард обнял Юлю за спину обеими руками.
Она подняла голову, и неожиданно его губы оказались предательски близки.
В этот момент за ее спиной скрипнула дверь.
Эдвард удивился неожиданномупоявлению сына. Взъерошенный, с небрежно наброшенным халатом на плечах, Роберт замер на пороге, тяжело дыша.
— Не помешал вам? — В его голосе слышалась насмешка.
Юля вздрогнула в руках Эдварда. Она не могла обернуться, и лишь беспомощно посмотрела на Фаррелла-старшего.
— Чего ты испугалась? — ласково спросил он и кивнул сыну:
— Проходи. Только приведи себя в порядок и надень халат нормально.
— Можно тебя на минуточку, отец?
— Ты даже не поздороваешься со мной? — Юля закусила губу. — Смотри, я уже стою!
— Я вижу, — выдохнул Роберт и подошел к ней.
Эдвард выпустил ее из объятий так, будто отпускал бумажный кораблик в бурлящий ручей.
— О, я сейчас упаду! — Юля, балансируя, раскинула руки в стороны.
— Иди ко мне, солнце, — Роберт вмиг подхватил ее, и Эдвард увидел, как на мгновение исказилось от боли худенькое, бледное личико. «Даже не вскрикнула! Как она щадит его и боится напугать» — Эдвард взял каталку за ручки и подвинул к кровати.
— Сюда клади, — коротко обронил он по-английски и положил подушку в изголовье.
— Нам нужно серьезно поговорить, доктор Ангел, — Роберт тоже перешел на английский.
— Сейчас отправим Джулию на отделение, и я готов с тобой побеседовать.
Эдвард выглянул за дверь, позвал санитара и обернулся. Джулия лежала на каталке, а Роберт навис над ней коршуном.
— Укрой ее одеялом, пожалуйста, — Эдвард догадывался о причинах дурного расположения духа своего сына: «Ревнует и не беспочвенно, чего врать самому себе. Но сегодня он явно зол больше на Джулию чем на меня». Эдвард напряг слух.
— Так мой отец для тебя значит больше, чем я? — донеслось до него.
«Святые угодники! Он ее сейчас опять в нокаут отправит!» — ухнуло сердце у Эдварда.
— Я отказываюсь разговаривать с тобой в таком тоне, — в Юлином голосе прозвучали стальные нотки.
Вошел санитар, и спорщики замолчали. Роберт укрыл Юлю одеялом и, задев отца плечом, вышел из палаты.
— Куда ее? — спросил санитар дважды, прежде чем Эдвард ему ответил. Он не сводил взгляда с Юли, которая не мигая, смотрела в потолок, губы ее дрожали, а костяшки пальцев, вцепившихся в каталку, побелели.
— Джулия, ты в порядке?
Она кивнула.
— На отделение экспериментальной медицины, в первую палату, — повернулся Эдвард к санитару.
Фаррелл-старший подошел к Юле и тихо произнес:
— Все будет хорошо. Я выясню у Роберта, что случилось и приду. Помни, тебе нельзя волноваться, иначе нам не выбраться из этой больницы никогда, — Эдвард отцепил ее пальцы от каталки и размял заледеневшую ладошку в своих горячих руках. — А я очень хочу поскорее доставить вас в Лондон не только живыми, но и в здравом рассудке.
Юля, напряженная как струна, кивнула и закрыла глаза.
Эдвард дождался, пока санитар вывезет каталку с ней из палаты, и достал из кармана телефон.
— Какая муха тебя укусила? — без предисловий набросился он на сына. — Я три дня Джулию на коктейле из антидепрессантов и снотворного держал! Она едва в норму сегодня пришла.
— Виктор прав, я только все порчу.
— При чем здесь Виктор? — опешил Эдвард. — Давай встретимся у выхода, поговорим на свежем воздухе.
«Ну спасибо, коллега, подсуропил!» — стягивая халат, кипятился он, как котел со смолой.
— Здравствуйте, — раскланялся он на ходу со знакомым хирургом в коридоре.
В лифте Эдвард пригладил волосы перед зеркалом, медленно сосчитал до двадцати и взглянул на часы. Размолвка с сыном никак не входила в его планы. Он сегодня назначил на три часа встречу с адвокатом для Юли, в запасе оставалось еще четыре. Полиция давно настаивала на допросе, но Эдвард не хотел, чтобы Юля общалась с ними один на один, тем более без подготовки. На первом этаже Эдвард зашел во врачебный гардероб, неспешно надел черное кашемировое пальто, темно-синее в клетку кашне, шляпу и перчатки из мягкой телячьей кожи. Он вышел на улицу и взглянул на небо. Утро выдалось серое и холодное, что не удивительно для питерского октября. Ветер собрал в отару низкие свинцовые тучи над лесом, и теперь гнал их к заливу. Эдвард поднял воротник и пошел к сыну, ожидавшему его на скамейке.
— Пройдемся, мистер репортер? — предложил он.
Роберт неохотно поднялся, и они пошли по дубовой аллее, вытянувшейся вдоль больничных корпусов и уже растерявшей свой пышный наряд. Эдвард молчал, желая, чтобы сын первый начал разговор.
— Меня послезавтра ждут в издательстве, — процедил Роберт сквозь зубы. — А я сижу в забытом Богом месте, с жестким диском от раздолбанного ноутбука вместо рукописи на руках и наблюдаю, как ты соблазняешь мою невесту.
— Тогда тебе нужно сегодня, в крайнем случае завтра, вылетать из Петербурга на перекладных, — Эдвард сжался внутри как пружина, горя желанием зарядить сыну так, чтобы тот не поднялся: «Бедная девочка! Я должен был знать, что этим кончится». — Я давно предлагал тебе отправиться в Лондон и не портить нервы ни себе, ни окружающим.
— Это я-то порчу нервы? — Роберт перегородил отцу дорогу. — Ты ее чуть не трахаешь в палате, а я вам нервы порчу? Уже вся больница знает, что ты по уши влюблен в Джулию. Устроил там «My Pet Show».
— Не забывайся, — Эдвард расправил плечи и, прищурившись, взглянул на сына. — Твои обвинения достаточно серьезны, так что будь любезен, объяснись.
— Ты не пускаешь меня, а сам проводишь около нее дни и ночи, ты ведешь себя с ней, как с собственностью, ты… Ты всем пациентам втираешь мази лично?
— Ах вот что… — уголки губ Эдварда дрогнули, но улыбка быстро растаяла на его лице. Он за последний месяц устал от неудобных разговоров с сыном. — Да, я один знаю, как быстро залечить шрамы на теле Джулии и доставить ей удовольствие выбрать себе любой свадебный наряд. У Виктора отличный персонал, но вряд ли владеет точечной методикой. И ты прав, я оградил ваше общение ради блага Джулии. Она стала мне еще дороже, с тех пор как ее сердце побывало в моих руках, хотя до этого я держал сотни других. Еще есть вопросы?
— Виктор сказал, что я погублю ее, доломаю, — Роберт отступил, и они пошли дальше, — что вам хорошо вместе. Джулия с тобой совсем другая, и мне следовало бы отступиться от нее. Да я сам видел записи из палаты.
Эдвард молчал, удивляясь про себя тому, как он еще сегодня утром мечтал устранить сына со своего пути, а сейчас понимал, что совесть не позволяет сделать этот шаг: «Джулия любит его и не переживет, если мой балбес бросит ее сейчас, когда она только пришла в себя».
— Я для нее, как ты слышал, всего лишь львенок. Меня бесит это, если бы ты знал, как меня это бесит. Порой мне кажется, что за ее душевной хрупкостью и ангельской внешностью, прячется бородатый викинг с топором. И она доверяет тебе, а не мне.
— Да, не скрою, для Джулии я стал бы лучшим мужем, чем ты. Она мне, как ты верно заметил, доверяет, и даже позволяет любить себя. Так всегда, сынок, в браке один любит, а другой позволяет. В вашем союзе все иначе. Она не доверяет тебе, но влюблена в тебя как кошка, — Эдвард носком ботинка поддел мелкий камешек и в сердцах пнул его с дороги. — И вот уже ты без ее ведома, снова решаешь за вас двоих быть вам вместе или нет.
— Я делаю это ради нее. И ты ошибаешься, она… она не любит меня, а лишь пытается полюбить. Все так сложно.
— А еще недавно я наблюдал такую ванильно-приторную историю о принце и Спящей красавице. Оказывается, одними бриллиантами жизнь не превратишь в сказку, а, старина? Я-то думал ты всерьез намерен жениться.
— Всерьез, но…
— Всерьез не бывает с «но». Лети в Лондон, — вздохнул Эдвард. — Прочисти мозг и поршневую систему. А там уже решишь все окончательно.
— Хронический стояк и жжение в яйцах меня измучили до дури, но я не собираюсь…
— Оставь подробности для приятелей, — перебил его Эдвард. — А теперь извини, мне пора. Дел много. Зайди попрощаться к Джулии, и не вздумай ей ничего ляпнуть и вновь довести до истерики.
Новая палата походила на ноер в дешевой гостинице, но больничный запах не позволял забыть о том, что ты не гость, а пациент.
Самая обычная кровать с полированными деревянными спинками, такой же отделки столик с парой стульев в углу, тумбочка. Из удобств: телевизор на кронштейне, холодильник и душевая комната.
— Сами справитесь или помочь? — санитар приосанился.
— Сама, — буркнула она, не желая, чтобы этот верзила к ней прикасался. Всю дорогу он ухмылялся и сейчас снова хмыкнул, разозлив ее еще больше. Юля приподнялась на локтях, попробовала сесть, но земное притяжение оказалось сильнее.
— Да не мучайтесь вы, — санитар протянул ей руку. Она вцепилась в крепкую мужскую ладонь, села и скинула ноги с каталки. Санитар подхватил ее под локоть и помог переместиться на кровать.
— Вы ложитесь лучше.
— Оставьте меня, пожалуйста, — Юля горела желанием испепелить наглеца взглядом. Похоже, что получилось. Санитар быстро ретировался, ухватив каталку за одну ручку.
«Роберт, прости меня, — Юля только сейчас осознала, насколько она сблизилась с Эдвардом в последние дни. — Твой отец склеил меня по кусочкам, и я… я больше не буду… не знаю, чего, но не буду. Все как-то само собой. Господи, мозги набекрень». Юле не терпелось объясниться с Робертом, но он все не шел, а телефон ей еще не вернули.
Несмотря на приоткрытую форточку, в палате Юле показалось душно: «Я сейчас встану и дойду до окна. Все эти вертолеты в голове из-за долгого лежания и изобилия снотворного. Сейчас бы крепкого чая с сахаром. Ничего, я сильная, я справлюсь, — она размяла кисти рук, подвигала плечами, покрутила стопами, медленно повертела головой вправо, влево, вверх, вниз.
— Проспать три дня, а до этого еще неделю! За всю жизнь отдохнула. Мне нужно подняться, чтобы не потерять Роберта… Я не хочу его терять… И я его не потеряю.
Она оттолкнулась от спинки кровати и встала. Босые пятки тут же заледенели, коснувшись холодного линолеума. Ноги ее задрожали, и Юля, обогнув спинку кровати, вцепилась в нее двумя руками и устояла. Она переждала головокружение и выпрямилась, прислонившись к прохладной стене. Пот мелкими каплями сбегал по спине, но в мозгах немного прояснилось: «Нужно валить из этой больницы скорее, пока папа Эдвард не перетянул одеяло на себя. Папа-мягкая лапа».
Юля прикинула расстояние до окна, до стула и выбрала последний точкой следующей опоры.
— Мишка косолапый по лесу идет, — во рту все пересохло, но на столе ее ждал графин с водой. — Все преодолеет, все перенесет! Опа, — Юля уткнулась ладонями в прохладную спинку стула, отодвинула другой и плюхнулась на него.
Внутри все перевернулось, будто кто-то зарядил кулаком под ребро. Руки тряслись от тяжести графина как у забулдыги, когда Юля наливала в стакан воды. Она напилась и, плеснув себе остатки живительной влаги в ладонь, утерла лицо.
Под песню «Взвейтесь кострами» Юля, передвигая впереди себя стул, добралась до окна. Вдали виднелся залив, и сердце ее защемило: «Берег, мой любимый берег. Сколько случилось здесь всего… О нет! Я даже не знаю какое сегодня число». Головокружение проходило, и Юля все увереннее чувствовала себя на ногах, когда в коридоре послышались быстрые шаги. Она уже знала, что сейчас раздастся стук в дверь. Но ошиблась, этот человек вошел без стука.
Роберт растерялся, увидев Юлю не в постели, и все заготовленные слова вылетели напрочь у него из головы. Стройная, сексуальная даже в этой нелепой пижаме, она с улыбкой сытой кошки наблюдала за ним из серого проема окна. «Эта дама лихо управлялась с мужчинами и насолила англичанам», — как метко Артур сравнил Юлю с леди Винтер, французской шпионкой из романа Дюма:
— Кто разрешил тебе вставать? — Роберт не спеша пересек комнату и опустился перед Юлей, оседлав стул, за который она держалась.
— Не знала, что для этого нужно спрашивать разрешение! — Юля коснулась руками его волос, спустилась пальцами по шее, слегка царапая кожу, к плечам и скользнула под рубашку. — Отшлепаешь меня за провинность?
— Что ты со мной делаешь? — Роберт уткнулся ей лицом в живот.
— Соблазняю самым наглым способом.
— Ты же еще утром пластом лежала, — он расстегнул нижние пуговицы пижамы и провел пальцами по тонкой талии, спине. Она казалась ему еще более совершенной чем раньше.
— Если ты не разлюбил меня раздевать, предлагаю вместе принять ванную или душ. Здесь есть что-то в этом роде.
Роберт не сразу вспомнил фазу выдоха. Как он успел заметить, Юля никогда не отличалась ни робостью, ни трусостью, но сейчас она его просто сразила своей отчаянной храбростью.
— Ты с ума сошла?
Она расстегнула оставшиеся пуговицы, и края рубашки разошлись в разные стороны. Роберт распахнул их еще шире, тяжело сглотнул и ладонями обхватил ее упругую грудь, чуть не задев еще совсем свежий рубец.
— Какая ты красивая, — прошептал он, ощущая трепет ее тела. — Но еще слишком рано. Я не хочу причинить тебе боль.
Роберт развернул стул и усадил Юлю к себе на колени. Вздох облегчения, вырвавшийся из ее груди, устыдил его в том, что он заставил ее так долго стоять. Роберт прикусил мочку уха и нежно провел губами по тонкой шее.
— Ты можешь причинить мне боль, но только не так, — она обхватила его лицо ладонями и заставила взглянуть ей в глаза. — Скажи, ты по-прежнему любишь меня?
— Да, — выдохнул он, проклиная себя за предательство.
— Тогда давай съедем сегодня отсюда? Поехали ко мне или в гостиницу. Ни одного дня не хочу здесь больше оставаться. Уколы я могу сама себе делать, твой отец сказал, что со мной уже все в порядке, — она говорила торопливо, будто боялась услышать отказ.
Роберт поднялся и положил Юлю на кровать. Не в силах выдержать ее взгляд, он отошел к окну, сунув руки в карманы.
— Мне нужно уехать, Джу.
— Уехать? — голос ее надломился. — Куда?
— В Лондон. У меня горят сроки, а рукопись еще не готова.
— Но ведь есть электронная почта.
— Да, это оставляет надежду, что не все потеряно. Но твой бывший молодой человек раздолбал мой ноутбук, где хранились очень важные материалы. Я не смогу восстановить их в России.
— Я не вправе удерживать тебя, — вздохнула она.
— Джу, я вернусь через пару недель, — Роберт прошелся по палате, понимая, что если он сейчас приблизится к Юле, то уже не сможет уйти. — С тобой ведь мой отец, будь с ним…
— Что? — перебила его Юля. — Что ты сейчас сказал?
Роберт сел на стул и уставился на нее. Пальцы ее сжались в кулаки, а взгляд, на долю секунды вспыхнул, как у ощерившейся кошки, и пронзил его до печенок.
— Я сказал, будь с ним, — былые обиды всколыхнулись внутри, и у него невольно вырвалось. — Вы неплохо проводите вместе время.
— Стоп, Роберт, — Юля закрыла ладонями лицо. — Я ничего не понимаю. Возможно, дело в том, что русский твой второй язык. Ты только что сказал, что вернешься. Правильно?
— Правильно, — Роберт лавировал как корабль в порту. — Или вы приедете вместе с отцом.
— Хорошо, я поняла, — неожиданно легко согласилась Юля: «Роберт, за что? Вот это нож в спину! Неужели история повторяется? Не пойму, во имя чего вдруг такая жертвенность? Синдром Громова оказался заразен, и ты тоже струсил? У твоего отца скоро день рождения, и ты не знаешь, что подарить? Только бы не разреветься!».
— Мне нужно заказать билет, — Роберт встал.
— Конечно, иди.
— Что ты задумала? — нахмурился он.
— Я задумала? — на губах Юли заиграла презрительная усмешка.
— Нет, — он сел обратно, чувствуя себя собакой на сене. — Так не пойдет. Ты все неправильно поняла.
Юля рухнула на подушку.
— Не мучай меня, пожалуйста, — она, путаясь в мелких петлицах, застегнула пару пуговиц. — Иди… За билетами.
Роберт тяжело вздохнул.
— У меня столько вопросов к тебе на самом деле.
— Потом задашь, иди, — Юля улыбнулась. — Мне нужно немного отдохнуть.
— Укрыть тебя?
В Юлиных глазах промелькнуло нечто незнакомое Роберту. Опять вспомнился Артур, и его слова: На мужчин она смотрела как на пустое место». Юля продолжала улыбаться, хотя уголки ее губ подрагивали. Роберт чувствовал себя так, будто его только что выгнали из Букингемского дворца.
— Я сама, спасибо, — ее улыбка напрягала до невозможности, взгляд не соответствовал движениям губ. — Мне нужно больше двигаться.
Роберт встал и, не оглядываясь, вышел из палаты.
Слез не было, грудь сдавило так, словно Юлю обнял медведь. Она еще долго смотрела на дверь, не в силах до конца поверить в случившееся. Обрывки разговора прокручивались в голове, осмыслялись, принимали разные формы и приобретали четкую сущность: «Вот и все! Грабли, как инструмент самообучения для несостоявшейся леди Фаррелл, в студию! Очередная попытка стать слабой и хрупкой с треском провалилась. Козел ты, а не львенок! Какая-то беспроигрышная лотерея на мелкий рогатый скот». Усилием воли, она повернулась набок, села и с тоской посмотрела в окно. От аромата парфюма Роберта, все еще витавшего в воздухе ее замутило. Юля перебралась ближе к спинке кровати и, схватившись за опору, встала. Она дошла до окна, вцепилась в ручку нового стеклопакета и распахнула его настежь. Промозглая сырость с порывом ветра ворвалась в палату. Юля, запрокинув голову, хватала воздух ртом, как рыба, выброшенная на песок: «Будь с ним! Это что, фирменная фраза семейства Фаррелл? Я вам мячик, что ли, мистеры? Как я могла поверить тебе, львенок?»
Юля не знала, откуда взялись силы, но уже через мгновение она стояла коленями на подоконнике и смотрела вниз с пятого этажа, рыдая в голос. Мужские сильные руки стащили ее с окна, и Юля утонула в объятьях Эдварда.
— Что ты делаешь, глупая, любимая моя девочка! Твоя жизнь — моя жизнь! Что случилось? Скажи мне? — сыпал он по-английски.
— Роберт бросил меня! — крикнула Юля ему в лицо, вырываясь из стального обруча рук. — Ненавижу его! Трус, ничтожный трус!
— Никто тебя не бросал! — выкрикнул Эдвард и встряхнул ее так, что Юля охнула от боли. — Прекрати истерику!
Оба резко заткнулись, и воздух между ними сгустился. Кровь пульсировала в ушах, а каждый вдох, выдох рваного дыхания оглушал. Зрачки Эдварда расширились, из взгляда ушла привычная усмешка, а тело напряглось как камень. Одна его рука скользнула по тонкой шее и сжала затылок, а вторая властно легла на поясницу и заставила Юлю шагнуть к нему. Она прикрыла глаза, кровь бурным потоком разнесла по телу желание, тягучее и терпкое как молодое вино. Недавний сон живо напомнил ей, как эти жилистые крепкие руки прижимали ее тело к постели.
— Джулия, любимая, — жесткие губы накрыли ее рот требовательным, распаляющим и мучительным поцелуем взрослого, изголодавшегося по любви, мужчины.
Юля испуганно открыла глаза, и откровенный взгляд опалил ее, лишив остатков разума и сорвав последние запреты. Волна мести и ненависти к сыну, уступила место волне страсти и благодарности к его отцу. Она ощутила сладостный спазм внизу живота и сильнее вцепилась в широкие, ладные плечи Эдварда. Мужские, жадные руки проникли под рубашку и заскользили по телу, умело обходя раны, оставленные на память плеткой одним из несостоявшихся мужей. Губы то приникали, то отпускали ее рот. Шероховатая поверхность языка заполонила все изнутри, даря новый вкус и томительные ощущения. Это походило на сумасшествие, неистовство, безрассудство, и удивительным образом окончательно убило все то прекрасное, что ожило в Юлиной душе, когда она позволила себе полюбить Роберта.
Глава 21
— Приехал адвокат… — раздался голос Виктора.
«Мог бы и постучаться, — Эдвард удержал Юлю, испуганно отпрянувшую от него. — Впрочем, он очень кстати. Спас меня от лишних объяснений с Джулией».
— Отлично, — Эдвард загораживал ее спиной, следуя кодексу джентльмена. — Я скоро выйду. Буду благодарен, если ты договоришься с ним на лишних полчаса. Я оплачу это время.
— Хорошо, извини, — дверь за спиной захлопнулась.
Юля припала к его плечу.
— Ты снова меня спас, — ее голос сладкой музыкой отозвался в измученном сердце: «Не оттолкнула!» Он погладил Юлю по волосам и, взяв за плечи, немного отстранил.
— Давай горячего чаю попьем? Я принес в термосе.
Она кивнула.
— Садись.
Юля продолжала стоять, безвольно опустив руки вдоль тела. Эдвард настороженно посмотрел на нее и закрыл фрамугу, завернув ручку покрепче.
— Я принес твои вещи, — Эдвард указал на сумку, брошенную в дверях. По его спине пробежал холодок: «А ведь я мог не успеть, сам не помню, как так быстро оказался у окна». Он поднял с кровати чудом уцелевший термос, подошел к столу. — Это цейлонский чай с бергамотом. В России такого не найти, хорошо я прихватил с собой из дома побольше.
Он разлил чай по стаканам и втянул носом любимый аромат: «Не молчи, девочка. Только не молчи! Понимаю, что больно, сам умею делать больно».
За спиной скрипнула кровать.
— Телефон, ключи от машины, документы тоже в сумке?
Эдвард застыл со стаканом в руках. Он медленно повернулся к Юле, силясь угадать, в какую сторону устремились мысли в бесшабашной белокурой головке.
— Документы я положил, а остальное посмотришь сама.
Юля избегала его взгляда, внимательно изучая кольцо на пальце.
— Джулия, я как можно дольше не пускал к тебе полицию, — Эдвард подошел и сунул ей стакан с остывающим чаем в руки. — Но уже хотелось бы закрыть вопрос по твоему незадавшемуся замужеству…
— Какое из двух ты имеешь в виду? — Юля сделала пару глотков пряного, слегка терпкого чая и обхватила стакан ладонями.
— Только то, что действительно не задалось, — Эдвард сел рядом и глотнул из своего стакана, — с господином Филатовым. Когда ты приедешь в Лондон…
— Если я приеду…
— Когда ты приедешь, все забудется как страшный сон.
— Как это понимать?
— Понимай как хочешь, ты не маленькая, — выдохнул он и сжал виски руками. Адская боль сдавила тисками голову: — Устал я сегодня, так что не перебивай меня. Сейчас придет адвокат, обсудишь все скользкие моменты с ним. Поэтому оденься или ляг под одеяло. Господин Филатов навесил на тебя собак, так что нужно, быть готовой к любым вопросам. Забудь о личных неприятностях и помни: все что ни делается — к лучшему.
Эдвард обнял Юлю за плечи, но она вся сжалась, и он, коснувшись губами пульсирующей венки на ее виске, встал.
— Я хочу переодеться, выйди, пожалуйста, — попросила она.
Он покачал головой, подошел к сумке и перенес ее на стул около кровати.
— Максимум отвернусь.
Эдвард достал из кармана таблетку от головной боли.
Юля расстегнула сумку, сверху лежало синее платье.
— Роберт сделал мне предложение, когда я была в нем… — упавшим голосом произнесла она.
Эдвард поперхнулся водой, откашлялся, решительно застегнул молнию на сумке и сунул ее под кровать.
— Ложись в постель, дорогая, — он откинул одеяло и сделал приглашающий жест.
Юля послушно свернулась калачиком, положив руки под щеку.
— Так не пойдет, — Эдвард поднял подушку к спинке кровати. — Садись, и выше нос, будущая миссис Фаррелл.
Юля переползла наверх и села, прислонив голову к стене.
— Другое дело, — Эдвард достал телефон и набрал номер. — Виктор, мы готовы, приходите.
— Здесь и Виктор будет? — Юля нахмурилась и поджала под себя ноги.
— Сядь ровно, руки поверх одеяла, — одернул ее Эдвард: «Роберт уедет, займусь твоим воспитанием», — он улыбнулся Юле как можно мягче увидев, как недавно зацелованные до умопомрачения губы задрожали из-за его замечания.
На этот раз в палату постучали и вместе с Виктором вошел адвокат, похожий больше на барона Мюнхгаузена, чем на серьезного юриста.
Добрый день! — Эдвард пожал ему руку и повернулся к Юле: — Познакомься, Джулия. Кирилл Иванович Прыгунов — он представляет твои интересы.
Эдвард предложил ему стул.
— Очень приятно, — чинно кивнула Юля адвокату и мельком взглянула на Виктора. — Здравствуйте, доктор!
— Мое почтение, миледи, — с придыханем произнес Виктор и, как показалось Эдварду, с легкой издевкой.
— Скажите, пожалуйста, нельзя обойтись без личной встречи с нашей доблестной милицией? — обратилась Юля к Кириллу Ивановичу.
Виктор облокотился на спинку кровати и назидательно заявил:
— Доблестная милиция выделила отряд специального назначения для твоего спасения.
— Ой ли? Такую масштабную операцию органы не сподобились бы затеять из-за меня, тем более, так спонтанно. Не легла ли я марьяжной дамой в их игре? — Юлино лицо озарила невинная улыбка.
Виктор заливисто рассмеялся:
— Какие умные барышни валяются по придорожным лесам. Нужно чаще прогуливаться там, может, и мне повезет.
«Удивительная девушка, еще полчаса назад она собиралась сброситься из окна, потом чахла, как не политая герань, и вот, пожалуйста, уже умничает перед Виктором».
— Допроса никак не избежать, — покачал головой Эдвард. — Полиция приезжала несколько раз, но я говорил, что ты еще без сознания. Завтра тебе придется собраться с силами.
Кирилл Иванович сел около Юли на стул.
— Сейчас немного пообщаемся тет-а-тет. Вы мне расскажете все как на духу, и мы быстро закроем вопрос по вашему делу.
— Я смогу завтра прекратить допрос в любой момент?
— Да, — встрял Эдвард. — Просто закроешь глаза, и я пойму, что пора всех выпроводить.
— Поговорим? — переспросил адвокат.
— Поговорим, — вздохнула Юля.
— Если вы не возражаете, мы останемся наедине? — обратился Кирилл Иванович к мужчинам.
Эдвард кивнул другу, и они вышли из палаты.
Юле не удалось побыть наедине со своими мыслями. Сразу после ухода адвоката, вернулся Эдвард, нагруженный двумя пакетами. Впервые он пришел к ней в палату не в халате и не в хирургическом костюме, а в синем кашемировом свитере, серых брюках, ладно сидевших на его узких бедрах и ботинках. Юля прикинула стоимость наряда Фаррелла-старшего: «Где-то пары штуки баксов плюс часы «паттек филлипп». Скромное обаяние английского врача. И что это мы так вырядились? Похоже, я влипла».
— Проголодалась? — он достал из одного пакета пару белых тарелок с ажурными краями, приборы и две кастрюльки с желтыми цветочками, вставленные одна в другую. По палате поплыл дразнящий аромат курицы и жареных котлет: — Домработница Виктора приготовила бульон с клецками и пюре с домашними тефтелями. Сейчас пообедаешь нормально.
— Ого! Пахнет многообещающе! — Юля захлопала в ладоши: «Неужели Роберт больше не придет? — сжалось ее сердце от тоски. — Меня сейчас стошнит от запаха еды». — В сумке должен быть черный спортивный костюм, достань его, пожалуйста. Еще мне нужно полотенце, шампунь, мочалка и расческа.
— Сначала поешь, — Эдвард достал из второго пакета синие спортивные шлепки и белоснежный махровый халат. — Надень это.
Юля неохотно выбралась из-под одеяла. Эдвард, бросил тапки к ее ногам, помог ей встать и накинул на плечи халат.
— Завтра можно будет выйти немного погулять, — он завязал ей кушак на талии.
— Я хочу совсем уйти отсюда, — чуть слышно произнесла Юля.
— Хорошо, потерпи до завтра.
От Эдварда пахло мятной зубной пастой и парфюмом с терпким ароматом сандала и амбры. Теперь она боялась его губ, и вся подобралась, опасаясь, что Эдвард снова поцелует ее. Но он лишь потрепал за щеку и подтолкнул к столу.
Есть не хотелось, но Юля запихнула в себя суп и сжевала половину котлеты. Эдвард сидел рядом, скрестив ноги, и читал газету «Правда», пестревшую черно-белыми заголовками про светлое будущее и ужасы нашего городка. Юля мысленно благодарила его за очередное спасение, но по-прежнему терялась в догадках: был ли тот жаркий поцелуй искренним порывом или всего лишь актом милосердия. «Он тоже собирается на мне жениться? После того, что у нас было с Робертом? — Юля украдкой разглядывала Фаррелла-старшего. Все в его лице казалось идеальным: умный, вдумчивый взгляд, высокий лоб, четко прорисованный рот, благородный профиль. — Как он себе это представляет? Мы будем спать втроем? Дружная шведская семья на берегах туманного Альбиона? Я не смогу видеть Роберта в качестве пасынка, а тем более с другой дамой. А ведь он тоже однажды женится. Уфф, мурашки до самой плашки, даже не подозревала, что я такая собственница. Быть может, если бы с самого начала Эдвард не оттолкнул меня… Я даже не беру в расчет разницу в тридцать лет. Впрочем, все это ерунда. Я восхищаюсь им как мужчиной, как врачом, как другом. Хотя о какой тут дружбе может идти речь, когда он меня одними поцелуями довел до оргазма прямо у подоконника. После недавних эротических видений несложно представить, что будет в постели. А ведь он, наверное, не меньший затейник, чем мой Конни. Тот, кстати, тоже был старше меня где-то на четвертак. Бедняжка, если бы не его страсть к подглядыванию, мы бы, может, и поженились. Ах-ха, помню, как я забавлялась над ним до тех пор, пока…»
— Джулия, чтобы ты хотела на Рождество? — Эдвард отложил газету.
Вопрос застал Юлю врасплох, выудив из серии воспоминаний, о которых забавно вспомнить, но стыдно рассказать. Она долго бежала от своего прошлого, но настоящее решило по-взрослому провести инспектирование ее скелетов в кладовой.
«Помириться с Робертом», — прошептал внутренний голос.
— Немножко солнца, — нашлась она.
— Обычно мы празднуем Рождество семьей, — задумался Эдвард, — Но твое желание мне нравится. У моих друзей есть яхта, и можем, например, поехать на Новый год к ним. Они давно меня зовут отдохнуть на Сен-Барт.
— А где это? Не слышала, — по Юлиным губам скользнула слабая улыбка и одновременно сложилась мозаика в голове: «Это был не акт милосердия. Речь явно идет не о поездке втроем».
— Карибы, Северная Америка. Все никак не соберусь — обронил он так, будто говорил о поездке до Кологрива. — Но я спрашиваю о подарке?