Стёртый Томпсон Лиза

Глава сорок первая. Волнение

Я оставил Рэга стоять посреди гостиной и ошалело глядеть на портрет. А сам выбежал на дорогу и помчался мимо сада миссис Бэнкс. На ярко-зелёной лужайке миссис Бэнкс пыталась примотать голову фламинго обратно к телу крепким скотчем.

Я вцепился в её ворота и завопил:

– ФЛАМИНГО БЕЗ ГОЛОВЫ! УРА!

Она мрачно на меня покосилась, и я ей помахал.

– Здравствуйте, миссис Бэнкс! Это я, Максвелл!

У неё отвисла челюсть.

– Я починю вашего фламинго, миссис Бэнкс! А если не получится, куплю нового на свои карманные деньги! Самого красивого! Согласны?

Миссис Бэнкс замерла на месте. Я широко ей улыбнулся и побежал дальше. Мне хотелось увидеть Чарли. Если бы не он, я бы вообще не вернулся. Я помчался к его дому и к тому времени, как поднялся на крыльцо, совсем запыхался. Я позвонил в дверь и оглянулся на сад: «гора для гонок» была на месте. Я расплылся в улыбке, а вот мама Чарли открыла мне с очень недовольным выражением лица. Она хотела сразу захлопнуть дверь, как только меня увидела, но я её остановил:

– Извините, что разбил Чарли нос, миссис Капур. Я правда случайно, но неудивительно, что вы мне не верите. Я был никудышным другом.

Она собиралась что-то ответить, когда в коридор вышел Чарли в синем костюме и с пластырем на носу. Ну конечно! Школьный бал! В том мире прошло несколько дней, но вернулся я ровно в ту минуту, когда пропал. Здорово было снова увидеть привычного, лохматого Чарли.

– Чарли! Ты вернулся! Нет, не так! Это я вернулся! – Я рассмеялся. Чарли и его мама молча на меня смотрели. – А твой нос! Ты снова с пластырем! С ума сойти! – Я опять рассмеялся, но осёкся, когда понял, что никто не смеётся вместе со мной.

Миссис Капур обняла Чарли за плечи.

– Чарли теперь будет держаться от тебя подальше, Максвелл. Ты плохой друг и дурно на него влияешь. Правда, Чарли?

Он опустил глаза и кивнул.

– Хорошо, миссис Капур. Я всё понимаю. Можно мне немножко с ним поговорить? Хотя бы минутку.

Она нахмурилась и строго произнесла:

– Минуту, не больше.

Миссис Капур ушла в дом, а мы с Чарли остались на крыльце.

– Ты жутко влип, Максвелл, – сказал он. – Не удивлюсь, если тебя исключат за то, что ты сегодня натворил.

– Исключат? – переспросил я.

Ах да! Я же вырубил электричество и сорвал бал. А о последствиях как-то не подумал.

– Мама права, – продолжил Чарли. – Я больше не хочу с тобой дружить. Из-за тебя я чувствовал себя жалким и никчёмным. Ты хоть это понимаешь? Нет, вряд ли. Потому что ты думаешь только о себе, Максвелл Беккет. Разве не так?

Я хотел возразить, но он ещё не закончил.

– Ты дружишь со мной только потому, что всем остальным хватает мозгов с тобой не водиться. Честно говоря, я теперь думаю, что одному мне будет лучше.

Он скрестил руки на груди и выжидающе на меня посмотрел.

– Хм-м… Понятно… – пробормотал я.

– Тебе правда понятно, Максвелл? В самом деле? Потому что раньше ты даже не понимал, что никого, кроме себя, не замечаешь!

Я кивнул:

– Да. Да, ты прав. Друг из меня был полный отстой.

Чарли переступил с ноги на ногу и посмотрел в пол. Я продолжил:

– Вёл я себя ужасно. Смеялся над тобой у тебя за спиной, постоянно подводил. Я пойму, если ты больше не захочешь со мной общаться, но просто выслушай меня. Ты мой лучший друг, Чарли. Ты весёлый, интересный, умный, и… ну, наверное, я тебе завидовал. Ты никогда ничего не портишь и столько всего знаешь. И тебе нравится быть таким, какой ты есть, понимаешь? Тебе плевать, что другие о тебе подумают. По крайней мере, в этом мире…

Чарли растерянно взглянул на меня и снова опустил глаза.

– Я оставлю тебя в покое, если ты больше не хочешь со мной дружить, но если передумаешь – скажи. Хорошо?

Я подождал ответа, но Чарли даже не поднял взгляда. Тогда я развернулся и понуро побрёл по дорожке, а за мной тихо хлопнула дверь.

Глава сорок вторая. Дом

Чувствовал я себя гадко. Неудивительно, что Чарли на меня злился, но я не ожидал, что он вообще откажется со мной дружить. Он явно уже всё решил и передумывать не собирался.

Я повернул на свою улицу, сунув руки в карманы. Пальцы нащупали что-то холодное. Я вынул руку и увидел ключ. Ключ от бойлерной! Я же её запер после того, как выключил электричество. О том, что меня, скорее всего, накажут, я совсем забыл. Что я буду делать, если меня выгонят из школы? Пойду в новую? И кто захочет там дружить с таким, как я?

Я остановился у нашей дорожки в сад. Ворот не было. Тех, которые я сломал. Я погладил пустой кирпичный столб и пошёл к дому.

Мама распахнула дверь ровно в ту минуту, как я приблизился к крыльцу. Вид у неё был взбешённый.

– Максвелл! Что ты наделал?! Ты хоть понимаешь, как это было опасно?! Выключить электричество во всей школе! Когда там полно народу!

За ней вышел папа, а потом Бекс в джинсах и серой футболке с надписью «История жива». Прежняя, настоящая Бекс.

Я посмотрел на них всех и потянулся обнять маму.

– Мам, я так тебя люблю! Я вас всех очень люблю. Мне так стыдно. Извините меня за всё.

Мама ласково обхватила меня руками и погладила по спине.

– Что с тобой, Максвелл? Что стряслось?

Я отпустил её и бросился папе на шею.

– Пап, я так по тебе скучал! Мне очень жаль, что вам с мамой так плохо.

Через его плечо я увидел лицо сестры. Она выглядела встревоженной. Я ей улыбнулся, и она ответила мне улыбкой. Я понимал, что меня ещё отругают и накажут, но очень радовался, что вернулся к семье.

Только я увидел ещё не всех. Дверь кухни затряслась и распахнулась. Ко мне на всех парах мчался мой толстый, смешной, радостный бигль.

– Монстр! – Я отпустил папу и упал на колени. Мой пёс прыгнул мне прямо в руки. Язык у него, как обычно, висел набок. – Я по тебе скучал, Монстр! Я ужасно по тебе скучал! – сказал я, зарываясь носом ему в шею. Он пах отвратительно, но как же хорошо!

– Максвелл? Что с тобой? Ты в порядке? – спросила мама.

Я поцеловал Монстра в макушку и повернулся к своей семье. Они все смотрели на меня с растерянным видом.

– Я в порядке, мам. В полном порядке.

Я предложил сразу поехать в школу и признаться, кто выключил электричество и испортил бал. Хотя, конечно, все и так понимали, что это я. Мама с папой немного удивились, но согласились меня отвезти.

Папа припарковался там, где до этого стоял фургон телевизионщиков. Все уже разъехались по домам, но на площадке ещё остались некоторые учителя и миссис Ллойд. Я попросил родителей подождать меня в машине, потому что хотел поговорить с ней сам. Она тут же меня заметила и сложила руки на груди.

– Так-так-так, Максвелл Беккет. Жду твоих объяснений. – Она выглядела так, будто вот-вот начнёт выдыхать пламя, но что-то в моём лице заставило её смягчиться.

– Миссис Ллойд… Извините, что я сорвал школьный бал. Мне… мне просто было очень обидно, что меня не пустили. Простите.

Она шагнула ко мне.

– Так не может больше продолжаться, Максвелл. Твой опасный, необдуманный поступок испортил всем праздник. Мне придётся всерьёз подумать над тем, как отреагировать на твоё плохое поведение.

Я кивнул.

– Приходи ко мне в кабинет в понедельник утром. С родителями. Обоими.

– Хорошо, мисс. Я понял. До понедельника.

Я развернулся и пошёл обратно к своей семье.

Глава сорок третья. Кабинет директора

В понедельник мы с мамой и папой вошли в кабинет миссис Ллойд. Ещё там был мистер Говард, и выглядели все так, как будто вот-вот на меня закричат. Ничего хорошего я не ждал. Миссис Ллойд начала читать вслух моё личное дело, которое, видимо, хранилось в её кабинете. Там были записаны все мои проступки за этот год. Читала она долго. Мистер Говард несколько раз поморщился. Мама тяжело вздохнула, а папа мрачно посмотрел на ковёр.

– Что скажешь, Максвелл? – спросила директриса, закрывая папку. – Ты правда настолько ненавидишь школу, что хочешь портить другим каждый учебный день?

Я все выходные готовил свою речь. С Чарли я уже поговорил, сказал маме, папе и Бекс, как много они для меня значат. А теперь очередь школы. Я прокашлялся.

– Нет, не ненавижу.

Миссис Ллойд закатила глаза, а вот мистер Говард подался вперёд, опёршись локтями о колени и прижав пальцы к губам.

– На самом деле мне здесь очень нравится. Тут спокойно. Можно отдохнуть… от криков дома.

Я почувствовал, как мама вздрогнула. Сейчас я не мог смотреть на родителей. Я снова прокашлялся.

– Знаю, ученик, сын и лучший друг из меня так себе, но это не значит, что мне плевать. Я люблю друзей, и семью, и даже школу. Просто… иногда так выходит, что я всё порчу. Понимаете?

Мистер Говард кивнул. Я продолжил:

– В школе всё нормально. Никто не орёт друг на друга, не делает ничего из вредности, не лепит дурацкие бумажки на еду.

Миссис Ллойд взглянула на маму с папой. Они промолчали.

– Иногда я чувствую себя бутылкой лимонада. Целый вечер или целые выходные я стараюсь удерживать крышку, но… бутылку всё это время вертит в стиральной машине, и вот-вот пойдёт пена. Вы же знаете, каково это?

Я посмотрел на директрису и своего учителя. Не знаю, правильно ли они меня поняли, но оба кивнули. Я перевёл дыхание.

– А в школе я могу расслабиться, и поэтому крышка сразу – ВШ-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш! – слетает… вот так, раз – и готово. Неприятные мысли, переживания, расстройство – всё выплёскивается из бутылки. И я не могу… снова закрутить крышку.

Тут я заметил, что выворачиваю пальцы и мне как-то больно, поэтому сунул руки под колени. Миссис Ллойд выглядела уже не такой рассерженной, а мистер Говард поджимал губы. Папа прокашлялся, но ничего не сказал.

– Извините меня за всё, миссис Ллойд. – Голос у меня задрожал, и я осёкся.

Директриса откинулась на спинку стула.

– Я считаю… – заговорила она и подняла взгляд к потолку, как бы подбирая подходящие слова. – Я считаю, что ты умный, чувствительный, думающий мальчик, Максвелл. И… и что мистеру Говарду надо серьёзно поговорить с твоими родителями и обсудить, как лучше тебе помочь. Согласен?

Я открыл рот и снова закрыл. Мистер Говард подался вперёд.

– Думаю, мы все должны извлечь из этого что-то важное. Мы как учителя, твои родители и ты сам. Да, мистер и миссис Беккет?

Я посмотрел на маму с папой. Они неловко кивнули.

– Значит, меня не исключат из школы?

Миссис Ллойд начала перебирать какие-то бумажки.

– Ты будешь наказан за то, что натворил на балу. Мы не можем этого так оставить, но исключать тебя никто не собирается. Иди на первый урок и… будь умницей. Хорошо, Максвелл?

Я кивнул, стараясь не слишком широко улыбаться, а то щёки от этого как-то болели.

В наказание за то, что я вырубил электричество во время бала, я должен был несколько недель помогать нашему завхозу мистеру Фэрроу на переменках. Я ходил по игровой площадке в оранжевой куртке и подбирал мусор. Другие ребята смеялись и кричали разные гадости, но я всякий раз вспоминал про то, как меня стёрли, и ничего не кричал им в ответ. Ещё мне выдали специальный инструмент, и через какое-то время стало даже весело выискивать обёртки из-под конфет, хватать «клешнёй» и бросать в мешок для мусора. Я так увлекался, что переменка пролетала незаметно.

Ещё меня «поставили на внутришкольный учёт». Это значит, что после каждого урока учитель должен был писать в специальной карточке, как я себя вёл, и расписываться. За любой промах меня могли снова отправить в кабинет директора. Но я-то знал, что теперь буду хорошо себя вести.

После разговора с директрисой я надеялся поговорить с Чарли, но его повезли в больницу, чтобы ещё раз осмотреть нос, и от этого мне стало совсем грустно.

По пути домой я морально готовился к страшной ругани после встречи с миссис Ллойд. Я знал, что папа с мамой будут во всём обвинять друг друга, и снова начинал чувствовать себя бутылкой с лимонадом. Правда, когда я вошёл, в доме стояла тишина. Папа готовил ужин на кухне, а мама сидела за столом и смотрела в ноутбук. Оба молчали, и не похоже было, что до этого они ссорились. Атмосфера казалась не такой уж напряжённой. Как будто у них закончились темы для споров.

Монстр подбежал ко мне, виляя хвостом, и я крепко его обнял.

Папа протянул мне конверт.

– Вот, недавно принесли.

На конверте было написано «МАКСВЕЛЛ». Почерк я узнал сразу. Мне хотелось тотчас пойти к себе в комнату и прочитать письмо, но тут папа обнял меня и прижал к себе.

– Мы тебя любим, Максвелл. Мы с мамой очень сильно тебя любим.

Я обнял его в ответ, а потом подошёл к маме и обнял её тоже. Она взяла меня за лицо и сказала:

– Мы очень тобой гордимся, Максвелл. Наверное, это не всегда заметно, но это так. – И она поцеловала меня в щёку.

А потом я скинул обувь и помчался наверх с зажатым в руке письмом.

Я плюхнулся на кровать, надорвал конверт и стал читать.

Дорогой Максвелл,

ты прав. Ты ужасный друг.

Ты мне врал, смеялся надо мной, и мне казалось, что ты дружишь со мной только потому, что больше не с кем. В конце концов, где найдёшь дурака, который согласился бы быть твоим приятелем?

Я остановился. Мне больше не хотелось читать про то, какой я плохой. Но, взглянув на следующую строчку, решил продолжить.

И всё-таки мне многое в тебе нравится. Ты часто меня смешишь. Ну, когда смеёшься не надо мной. Мне нравится делиться с тобой чем-то новым, что я узнал, и видеть, что тебе тоже интересно. И ты всегда так радуешься, что я рассказал об этом тебе, а не кому-то другому. А ещё с тобой я чувствую себя так, будто знаю больше всех на свете, и это очень приятно.

Сегодня мы ездили в больницу показывать мой нос (с ним, кстати, всё в порядке). Пока мы сидели в очереди, я решил дать тебе ещё один шанс. Давай снова попробуем быть друзьями.

Но сначала я хочу спросить: ты постараешься в этот раз ничего не испортить?

И ещё, пожалуйста, не зови меня Чарли Ботаником. Это страшно раздражает.

Твой давно страдающий другЧарли Капур

Я улыбнулся, сложил письмо и убрал в конверт. Чарли меня простил.

Глава сорок четвёртая. Квартира

За следующие шесть недель много чего изменилось.

Папа съехал.

Однажды вечером родители объявили нам с Бекс, что очень сильно нас любят, а вот друг друга – уже не так сильно, как раньше. Что они устали ругаться и это несправедливо по отношению к нам – заставлять нас выслушивать их крики. Что им за это стыдно и они перед нами извиняются. И что они обсудили денежный вопрос и теперь папа может переехать в небольшую квартиру. Уедет он недалеко, и мы будем часто с ним видеться. Возможно, рано или поздно наш дом придётся продать, но мы всё равно останемся в этом районе и сможем ходить в ту же школу. Бекс тогда расплакалась, и мама молча её обняла. Мне было грустно, но не слишком. Я помнил счастливую мамину улыбку из того, другого мира, и хотя я мечтал, чтобы они с папой снова друг друга полюбили, ещё больше мне хотелось, чтобы они оба улыбались. В этом мире папе нравилась его работа, поэтому я надеялся, что у него всё будет хорошо.

Мы проводили с папой один вечер в неделю и каждые вторые выходные. Поначалу он выглядел неважно, в его крошечной квартире плохо пахло, и он там почти не убирался. А когда отвозил нас домой, обнимал долго-долго, как будто не хотел отпускать. Зато через пару недель у него в квартире появились красивые лампы и картины на стенах. А ещё он стал ходить в спортклуб на сквош, и оказалось, что у него к этому талант. Он обещал как-нибудь взять нас с Бекс с собой на тренировку и научить играть. Обычно, когда папа за нами приезжал, он ждал нас у машины, а в эти выходные, пока я собирал вещи, мама пригласила его на кухню. Я слышал, как они разговаривали, а когда заглянул, увидел, что они пьют кофе и мама смеётся над какой-то папиной шуткой. Я давно их такими не видел… даже вспомнить не мог, когда это было в последний раз. В холодильнике больше не пестрели наклейки, и это меня, конечно, очень радовало.

Мы с Чарли Ботаником снова стали друзьями, только я сдержал слово и больше его так не называл. И старался быть хорошим другом. Иногда Чарли принимался умничать на уроке и долго говорил о чём-нибудь, в чём хорошо разбирался. Все стонали и фыркали, показывая, как им скучно. Раньше я толкал его локтем в бок и ворчал – мол, хватит уже, – а теперь сурово смотрел на всех остальных, пока они не замолкали.

Сначала Чарли не очень верил, что я исправился, но как-то раз на физкультуре, когда мы играли в хоккей, я доказал ему, что теперь на меня можно положиться. В начале урока миссис Аллен показывала, как вести шайбу. У Чарли ничего не получалось: он то и дело спотыкался о клюшку. Потом нас поделили на команды, и мы с Аделем как капитаны выбирали себе игроков. Несмотря на то что Чарли был хуже всех в классе по физкультуре, я взял его первым, и все ахнули, даже он сам. Пусть спортсмен из него неважный, но больше всего я хотел играть именно с ним.

Когда-нибудь я ему всё расскажу. Наверное, когда мы состаримся и будем сидеть вместе на скамейке и пить чай из термосов. Я расскажу ему о том, как он помог мне вернуться домой.

Я так же часто заходил к Рэгу. Память у него становилась всё хуже, и мне долго приходилось объяснять, кто я такой. Иногда он так меня и не вспоминал, и я уходил, чтобы его не расстраивать. В более удачные дни я осторожно расспрашивал его про старую жизнь, правда, не упоминая про яйцо и про то, как он себя стёр. Однажды зимой мы сидели у камина в гостиной, и Рэг сказал:

– Сегодня мне снился любопытный сон, Максвелл. О молодом человеке, который потерял ту, кого любил больше жизни.

Я стиснул кружку горячего шоколада, а Рэг продолжил:

– Так вот, он не мог без неё жить, всё казалось бессмысленным, и наконец он исчез…

Рэг взмахнул рукой. Я молчал.

– …но исчез не полностью. Он остался в своём городе, но никто его не узнавал. Только очутившись в этом странном мире, в котором он никогда не рождался, он осознал, какое влияние оказывал на жизни своих друзей: без него они сильно изменились, и не в лучшую сторону. Тогда он кое-что понял.

Его голос дрожал.

– Что, Рэг? – прошептал я. – Что он понял?

Старик повернулся ко мне и нахмурился:

– Он понял, что хочет вернуться домой.

Рэг тяжело вздохнул и поставил кружку на стол.

– Ты хочешь домой, Рэг? – спросил я, накрывая его руку своей.

Он посмотрел на меня, и его нижняя губа задрожала.

– Н-не знаю… Мне страшно.

Если Рэг вернётся в свой мир, он попадёт в худший день в своей жизни. Эмили с ним не будет, но останутся его друзья: Элис, сестра Эмили, и её муж Джек. Рэг говорил, что они дружили вчетвером. С ними ему не будет одиноко. Я отставил горячий шоколад и посмотрел Рэгу в глаза.

– Знаешь, Рэг, однажды мне кое-что сказали, и тогда я ничего не понял, но сейчас, кажется, понимаю – про кирпич в кармане.

Рэг вопросительно на меня посмотрел. Я постарался упорядочить в голове всё, что хочу сказать. Нельзя было ошибиться. Я перевёл дыхание и заговорил:

– Когда тебе приходится нелегко, появляется такое чувство, будто носишь в кармане кирпич.

Рэг моргнул.

– Иногда он так оттягивает карман, что тяжело двигаться. На один шаг уходят все силы. И больше ты ничего не можешь делать.

Он медленно кивнул.

– А иногда, Рэг… иногда ты его даже не замечаешь, хотя он всё ещё у тебя в кармане. Он навсегда там останется, но не всегда будет тянуть тебя к земле. Понимаешь?

Рэг ничего не сказал, но в глазах у него заблестели слёзы. Какое-то время я на него смотрел, а потом опустил голову. Кажется, я нигде не ошибся, но, когда рассказал всю эту историю про кирпич, она прозвучала как-то глупо. Я глубоко вдохнул и снова посмотрел на Рэга:

– Рэг, пожалуйста, запомни, что я сейчас скажу. Я объясню, как тебе вернуться домой. К тем, кого ты любишь. И когда ты будешь готов, ты вернёшься ровно в ту минуту, в которую пропал. Понимаешь?

Он кивнул.

– Хорошо, – сказал я, подавшись вперёд на своём стуле. – Помнишь деревянное яйцо из серванта?

И я всё ему рассказал.

Глава сорок пятая. Наука

По пятницам после школы мы с Чарли начали ходить в научный кружок. Сперва мне не хотелось, потому что раньше я оставался после уроков только из-за наказания и было как-то странно задерживаться по доброй воле, но Чарли так на меня посмотрел, что я пообещал хотя бы попробовать.

Оказалось, там очень интересно. Чарли не соврал. Мы проводили крутые эксперименты – например, запускали ракеты из старых бутылок, уксуса и соды.

Однажды вечером в пятницу, когда мы шли домой после кружка, Чарли пытался что-то мне объяснить про скорость звука. Я не совсем понимал, о чём он, но кивал и старался разобраться. Вообще, было интересно, но уж слишком сложно. Видимо, Чарли это заметил, потому что ухмыльнулся и сказал:

– Лучше в другой раз расскажу.