Падение, или Додж в Аду. Книга 2 Стивенсон Нил
Он не сразу сообразил, к чему она это говорит. По книгам древних сказаний – которые читали только дети и старики-ученые – Небосвод представлял собой оболочку из черного адаманта, изрытую кратерами на месте падения богов и скрытую от Земли завесой. Говорили обычно про Алую Паутину, Око Ждода, Огненную туманность, Багровый покров, но не о лежащей за ними теоретической абстракции. Однако через мгновение Мард понял.
– Это ужасно далеко отсюда. – Он театрально завел руку за голову. – У меня шея болит туда смотреть. Лежа удобнее.
Мард лег и в процессе оказался еще ближе к Прим.
– А скала еще теплая, – заметил он, гладя камень рядом с собой.
Прим подумала, догадывается ли Мардэллиан Буфрект, как ей хочется лечь рядом с ним и не смотреть больше на небо – и не говорить о нем. Однако возник вопрос, который требовал ответа.
– Теперь, когда тебе тепло и удобно…
– Не настолько, как хотелось бы…
– …что ты видишь, глядя на Алую Паутину из самого удобного положения в такую ясную южную ночь? Наверняка ты еще никогда не видел ее так хорошо.
– Я вижу… Алую Паутину! – ответил Мард. Он не то что по-настоящему досадовал, просто немного огорчился, что его неуклюжие слова про Челнок Искусницы привели к разговору про астрономию. «Поделом тебе», – мысленно заметила Прим.
– Опиши, какой ты ее видишь. Я не могу запрокинуть голову, шея болит.
– Это как будто котелок на костре в холодную ночь, когда вода кипит ключом и над ней клубится пар. Огня за паром не видно, только зарево от него, лишь иногда проглянет раскаленная головня или язык пламени, но тут же исчезает вновь, и не знаешь, правда ли их видел.
– Хорошо описал, – сказала Прим. – Я почти вижу своими глазами то, что увидел ты.
– Ложись сюда, – Мард похлопал по земле рядом с собой и заботливо убрал камешек, – и посмотришь сама. Я даже могу размять тебе шею, чтобы не болела, я хорошо умею…
– У меня с шеей все хорошо, – призналась она. – Хочешь знать, что вижу я?
– Конечно, – ответил он без особого рвения.
– Ярчайшие алые огни. Не дрожание пламени, но ровное свечение лавы. Самый большой посередине, где упал Ждод. Вокруг, поменьше, где падали… – Прим чуть не сказала «мы», но вовремя поправилась: – Остальные члены Пантеона. Сотни точечек – кратеры меньших душ, выброшенных вслед за Ждодом. А между кратерами трещины, словно огненные дороги – можно сказать, словно Новейший разлом, – а вдоль них дворцы, дома, крепости из черного адаманта, подсвеченные отблесками пламени.
– Ух ты, – сказал Мард. – Ты говоришь так, будто заснула и увидела все это во сне.
– Это ты спишь. А я вижу.
Мард сел и заерзал. Он как будто не знал, куда девать руки, поэтому сложил их на груди.
– Замерз? – спросила Прим.
– Наверное.
Ему нужен был предлог уйти, и Прим сказала:
– Знаешь, Кверк проживала свое горе в одиночестве много лет. Я еще только осознаю свое. Вчера я думала, как на самом деле мало времени прошло с тех пор, как Пеган пожертвовал собой ради Подвига. Две недели от силы?
– Да! – чересчур поспешно воскликнул Мард. – Так и есть.
– Если я вижу на небе что-то странное, это, наверное, из-за того, что я гляжу на него сквозь слезы.
– Ой, Прим, извини!
– Не извиняйся, – ответила она. – Просто наберись терпения.
После рассвета отряд по относительно ровному плато дошел до впечатляющих скал. Вчерашний крутой подъем скрывал скалы от берега, и, если бы не Корвус, они бы это место не нашли. Прим уже знала, как оно называется, поскольку слышала, как о нем говорили Корвус и Лом: Взброс. И слово действительно было удачное. Вероятно, сюда продолжалась трещина, по которой они карабкались накануне. Прим догадывалась, что это – тектонический разрыв, идущий с севера до южного берега Вопроса, но не живой разлом, а древний, застывший. Соответственно, внизу скопились земля и камни, между камнями пробивались цепкие растения, так что разглядеть его можно было, лишь сощурившись, наклонив голову и включив силу воображения. А вот выше его не увидел бы только слепой. Трещина была не отвесная, а наклоненная под углом, средним между горизонталью и вертикалью, и шириной примерно в двадцать шагов. Они подошли с нижней стороны, и чем ближе подходили к разрыву, тем выше казался противоположный борт. Они вступили под его тень, что в здешнем климате было несомненным облегчением, но теперь высокая сторона нависала над ними, так что любой сорвавшийся оттуда камень упал бы им на голову.
Ровная каменная поверхность уходила во тьму. Она была усеяна щебнем и заляпана пометом птиц, чьи похожие на ульи гнезда лепились под нависающим уступом. Приглядевшись, они увидели, что этот уступ тоже совершенно гладкий и равномерно черный. Если не считать гнезд, взгляду не за что было на нем зацепиться. Как будто нижней поверхности Взброса нет вовсе – она была никакая, словно ночное небо без звезд.
– Адамант, – объяснил Лом после того, как все вдоволь насмотрелись. – Таким было все на заре Первой эпохи, после того как Ждод придал Земле общую форму и зажег звезды на Небосводе, но до того как появился Плутон и занялся частностями. Однажды, много лет назад, он сказал мне, что некоторые области Земли остались неизменными с Первого полета Ждода. Плутон знал, что когда-нибудь их надо довести до ума, но оставил самые отдаленные и безлюдные места напоследок. Куда важнее было улучшить те края, где души ходят, смотрят и трудятся каждый день.
– И где на Земле другие незаконченные места? – спросила Прим.
– Их много. И до всех так же трудно добраться, – ответил Лом.
– А иначе Плутон бы их усовершенствовал, – догадался Лин, – чтобы обычные души не видели такие пережитки Древних времен.
– Именно так, – согласился Лом.
– Зачем мы сюда пришли? – Мард опустил ящик для образцов с бережностью, которая совершенно не отражала его истинных чувств.
– Чтобы попасть в другое место, – сказал Корвус. – Послушайте, я – птица и не люблю, когда камни у меня над головой. Так что я вылечу из-под Взброса и займусь тем, чем занимаются птицы.
– Будешь есть червяков? – спросила Кверк.
– Загадишь тут все пометом? – добавил Лин.
– Примерно так! А теперь закройте рот и проследите, чтобы Лом там внизу не убился.
И Корвус, отпрыгнув в сторону бочком, с громким карканьем вылетел из тени.
Лом открыл переднюю стенку ящика для образцов, которая раскладывалась на петлях, так что получался стол, прожженный и чем-то заляпанный. Внутри были различные углубления и коробочки, подписанные очень старыми письменами, – по легенде, Пест научили им старые боги в Первом городе. Прим, умевшая читать этот алфавит, увидела такие слова, как «ПЕРВОБЫТНЫЙ АДАМАНТ – ИЗ САМОЙ БОЛЬШОЙ СКАЛЫ» и «АУРАЛЬНЫЙ ХАОС – ЧАСТИЧНО РАЗУМНЫЙ», а также другие термины, еще более непонятные.
План был такой: закрепить наверху веревки, чтобы Лом, обвязавшись ими, спустился по наклонному обрыву. Здесь поверхность усеивали нападавшие за столетия камни, но глубже, «там, где стоит смотреть», она будет такой же гладкой, как верхняя, и он начнет скользить.
– И что дальше? – полюбопытствовал Мард.
– В каком смысле? – спросил Лом. Он разворачивал и осматривал очень длинную веревку.
– Что будет, если начать скользить?
– Будешь скользить дальше? – предположил Лин.
– Все быстрее и быстрее? – подхватила Кверк.
– Да, но куда? – настаивал Мард. – Где остановишься?
– Лучше спросить «остановишься ли», – заметил Лом. – Не думаю, что Ждод, при его-то беспечности, обеспечил дном каждую дыру в земле. Скучное занятие. Не в его духе.
От этих слов младшие члены отряда примолкли и взялись за работу. Впрочем, они так ясно представили, как Лом скользит в бездонный провал, что очень тщательно завязывали узлы и как следует крепили концы. Все они старались держаться подальше от края.
Наконец Лом вытащил из ящика для образцов коробочку с этикеткой «ЧИСТЫЙ ХАОС». Остальные заметили ее раньше и даже обсудили, но внутрь заглянуть по понятным причинам не рискнули. Теперь они все столпились вокруг Лома – посмотреть. Коробочку заполняло абсолютное ничто, в сравнении с которым абсолютно невыразительная верхняя поверхность Взброса казалась чем-то. Сама коробочка былa не из аккуратно сбитых дощечек, а вырубленa из черного камня – той самой горной породы, которую Лом назвал адамантом. Внешняя поверхность едва различалась, внутренние были совершенно невидимы. При очень тщательном наблюдении можно было уловить случайные переливы света и темноты и расслышать глухое шипение. Прим хаос чем-то напомнил ауру, какую она видела у наместника Элошлема и в ячейках Улья. Но та светилась, а ее движения, хоть непредсказуемые, подразумевали какой-то смысл. В сравнении с ней это вещество было как падаль в сравнении с живым зверем.
Стебельки ауры высунулись из головы Лома, словно жвалы насекомого, потянулись и отщипнули кусочек хаоса размером с орех. Потом он закрыл коробочку. Образец хаоса двигался вместе с ним, на расстоянии вытянутой руки от лица, окутанный клубящейся аурой. Походка Лома стала скользящей, острожной, как у слуги, который несет на подносе полный кубок драгоценного вина. Он дошел до края трещины, где Кверк обвязала его веревкой таким образом, что получился скользящий узел и Лом мог управлять спуском одной рукой. Держа в другой свою трость, он попятился от них в трещину, осторожно упираясь ногами (башмаки он снял), и так постепенно исчез из виду: фигурка внизу уменьшалась и уменьшалась. Некоторое время они еще различали его ауру, но и она постепенно меркла. Что Лом по-прежнему там, свидетельствовала лишь натянутая веревка, которая иногда подрагивала, когда он смещался вбок.
Они бы, наверное, заскучали, не прилети Корвус с ужасным известием:
– Ульдармы! Полная галера! Я должен предупредить Хвощ.
– Нам вытащить Лома? – спросил Мард.
Корвус уже что есть мочи махал крыльями, набирая скорость.
– Бесполезно! – прокаркал он.
Прим побежала к месту ночевки, откуда видна была бухта со стоящим на якоре «Серебряным плавником». Галера еще не показалась, но команда шлюпа, видимо, предупрежденная Корвусом, подняла якорь и убрала навесы. На мачте и гике развернулись паруса, однако в основном суденышко двигалось на веслах.
– Ветра сегодня почти нет, – заметил Мард. Он всего на несколько шагов отстал от Прим.
Некоторое время они стояли и смотрели вниз. «Серебряный плавник» под всеми парусами шел в открытое море. Двигался он на северо-запад, и Прим понимала, что курс выбран не с целью куда-то доплыть, а просто чтобы лучше использовать ветер.
Наконец они увидели то, что Корвус заметил много раньше: галеру, маленькую, с одним рядом гребцов по каждому борту. Общим счетом, наверное, дюжины две весел. С высоты они еле различали гребцов-ульдармов. Точно по средней линии галеры тянулся помост, соединяющий ют на корме с баком на носу. Там располагались другие ульдармы, вооруженные – по крайней мере, так можно было угадать по бликам солнца на стали.
Мард протяжно выдохнул.
– Невозможно, – сказал он.
– Ты о чем?
– «Серебряному плавнику» невозможно от них уйти.
Они еще какое-то время наблюдали за погоней. Прим видела, что Мард прав.
– Галера, наверное, шла за нами, – заметил он.
– Килевые шлюпы обычно не останавливаются и не ждут, когда их догонят, – предположила Прим.
– И зачем им это? – согласился Мард. – А мы остановились. И они как-то это узнали. Откуда-то проведали, что мы здесь.
– Вода! – воскликнула Прим – ей только сейчас пришла в голову эта мысль. – Вода и другие припасы, которые мы оставили на берегу…
– Надо их забрать, пока еще есть время! – согласился Мард.
И они без долгих слов заспешили вниз по склону, на который карабкались вчера. То и дело оба скользили и съезжали по осыпи с риском сломать шею.
Галера двигалась быстрее шлюпа, но он, благодаря предупреждению Корвуса, успел далеко оторваться, а даже ульдармы могут грести изо всех сил лишь ограниченное время. Мард и Прим часто теряли оба судна из виду, когда оказывались в расселинах и сухих руслах. Впрочем, события внизу разворачивались медленнее, а спускались они быстрее, чем поначалу опасались. Наконец они оказались на карнизе над самой бухтой и здесь остановились досмотреть последние мгновения погони. Подробностей отсюда было не разглядеть, но Мард объяснил, что на галерах есть специальные крюки – цепляться за судно, которое хотят захватить, и сходни, чтобы перебросить на вражескую палубу. Два корабля сошлись и превратились в одно темное пятно на воде, в нескольких лигах от берега. Дальше можно было только воображать, что происходит с Хвощ и ее командой, когда на «Серебряный плавник» по абордажным сходням бегут вооруженные ульдармы. Корвуса с такого расстояния было не различить, но он наверняка парил в вышине, недосягаемый для ульдармских стрел. Позже он, возможно, поведает им скорбную историю. А сейчас надо было перетащить бочонки с питьевой водой и другие припасы. Ибо если уж ульдармы преследовали их в такую даль, то наверняка сойдут на берег поискать отставших от корабля.
Прим вспомнились некоторые особенно мрачные эпизоды из рассказа Кверк. Она надеялась, что Кверк по-прежнему наверху и этого не видит.
– Парус, совершенно точно парус! – крикнул Мард в то самое мгновение, когда Прим начала спускаться к бухте. Он уже произносил это слово, но не так уверенно. Прим глянула в море и увидела прыгающий на волнах белый треугольник.
– Знаешь, что они сделали? – спросил Мард. Вопрос был риторический, и Прим ничего не сказала, дожидаясь продолжения. – Хвощ поняла, что от галеры не уйти, и пожертвовала «Серебряным плавником». Ульдармы захватили шлюп, да. Но Хвощ на баркасе. Они подняли парус и уходят от галеры.
– А разве на галере нет шлюпки?
– Может, есть, может, нет. Но даже если есть, она не такая быстроходная. В гонках под парусом я ставлю на Хвощ.
– А не может галера отцепиться от «Серебряного плавника» и догнать баркас?
Прим было неприятно задавать такие вопросы, но она не понимала, чему так радуется Мард. Она продолжила спуск к берегу, до которого оставалось несколько сотен ярдов. Через некоторое время Мард ее догнал.
– Думаю, это зависит от того, что они в первую очередь хотят захватить – судно или команду, – ответил он.
Прим не стала говорить вслух: «Они получат и то и другое. Им достаточно высадиться на берег и ждать, когда у нас закончится пресная вода. А когда к нам присоединятся Хвощ и ее команда, это всего лишь произойдет быстрее».
Оказалось, что Прим недооценила рвение ульдармов. Они не стали ждать у моря, а отправили поисковые отряды в глубь полуострова.
До конца дня Мардэллиан и Прим таскали бочонки с водой и оружие дальше от берега – то есть вверх. Позже к ним присоединился Лин. Он сказал, что Кверк по-прежнему наблюдает за веревкой под Взбросом, а Лом по-прежнему занимается в глубине тем, чем уж он там занимался.
Баркас «Серебряного плавника» вошел в бухту. В нем были Хвощ, Швабра и Чешуй. Ретт умер от раны – его настигла ульдармская стрела. Чешую придавило ногу, когда галера и шлюп столкнулись бортами. Он не мог взбираться по склону. Они оставили его внизу, пока переносили припасы наверх. Его втащить собирались позже, но в какой-то момент заметили, что он вышел в море на баркасе – вероятно, надеялся найти бухту побезопаснее.
Всю ночь они перетаскивали припасы в лагерь неподалеку от Взброса, а на заре без удивления увидели, что галера бросила якорь в бухте, а в море над брошенным «Серебряным плавником» поднимается столб дыма.
Они надеялись – если в таком отчаянном положении применимо такое слово, – что ульдармы будут ждать, когда у них кончится вода. Надежда эта растаяла, когда до лагеря, шатаясь, доковыляла Швабра со стрелой между лопатками. Судя по крикам и карканью, неподалеку происходила схватка ульдарма с огромным говорящим вороном, и вскоре у них на руках оказался слепой ульдарм; Корвус увидел, как тот выстрелил в Швабру, и выклевал ему глаза.
Ульдарм умер, потому что безостановочно кричал, и Прим пожелала ему смерти. Другие не поняли, что это сделала она, и очень удивились, что он перестал существовать. Вчера Прим силилась применить свою способность к ульдармам на далекой галере, но не вышло – она не могла уничтожить десятки безвестных жертв на расстоянии в несколько лиг. По-видимому, это должно было происходить в личном контакте.
Все в лагере теперь были вооружены. Мард нацепил на пояс меч Элошлема. Лин достал собственный меч – семейный, передававшийся из рода в род; Лин привез его из дома и до сих пор хранил упакованным. Меч был не менее великолепный, чем у Марда, но сейчас Лин больше полагался на лук и стрелы. У Хвощ были абордажная сабля и кортик. Прим, как и Лин, взяла колчан со стрелами, но лишь потому, что иначе другие бы удивились. Она знала, что может убить всех ульдармов, одного за другим, и тогда они просто захватят ульдармскую галеру. Однако никто, кроме Корвуса, этого не знал. Убедившись, что других ульдармских стрелков рядом нет, они занялись стрелой, торчащей у Швабры из спины. Наконечник вошел между лопаткой и хребтом, пробив тело почти насквозь. Он был широкий, зазубренный и вошел так глубоко, что Хвощ в конце концов решила: единственный способ его извлечь – протолкнуть насквозь. Так она и сделала, предварительно дав Швабре лекарственный настой, который, в теории, должен был притупить боль. Судя по Швабре, настой действовал плохо. Прим, стоявшая перед ней, видела, как под ключицей возник бугорок, затем кожа на нем лопнула – прореха была целиком из хаоса. Из ее середины показалось острие и быстро вышло наружу. Как только зазубренный наконечник извлекли, Хвощ вытащила древко со спины. Хлынула кровь. Они, как смогли, перевязали рану.
Прим была занята только Шваброй и почти не обратила внимания, что прилетел Корвус и о чем-то заговорил с Мардом. Однако, когда они наконец закрепили повязку узлами и дали Швабре столько воды, сколько та просила – а ее сильно мучила жажда, – Прим огляделась и не увидела ни Марда, ни Корвуса.
Остаток пути до Взброса они по очереди несли Швабру. Те, кто не был этим занят, несли воду или другие припасы. Путь казался бесконечным. Наконец они увидели кружащего Корвуса и поняли, что близки к цели и за ними не гонятся по пятам.
Мард сидел с непокрытой головой под палящим солнцем перед темной ухмылкой Взброса. Меч лежал у него на коленях, рядом валялась окровавленная тряпица, которой он, видимо, вытер клинок, поскольку сталь блестела как новая. Сейчас он уже покончил с этим делом и смотрел на далекое море. Чуть ниже между камнями сложным рисунком растеклась лужа крови. В стороне валялась брошенная сабля. Лин поднял ее, повертел на солнце и убедился, что на клинке крови нет.
– Мард, судя по всему, сумел ее выбить, – объяснил Лин.
Они подошли, обойдя лужу крови подальше, и увидели, что Марда бьет крупная дрожь. Прим встала рядом с ним на колени. Лин нервно обернулся. Однако место здесь было открытое, они видели по меньшей мере на расстояние полета стрелы, да и Корвус по-прежнему наблюдал сверху. Хвощ еще поднималась по склону, тяжело дыша и обливаясь потом. Она несла Швабру на закорках, спеша уложить ее в тени Взброса.
– Я знал, что в Подвигах дерутся на мечах, – тихо проговорил Мард. – Но это настолько не походило на то, чему я учился, что было как будто совсем другое.
– Но ведь она… твоя учеба… помогла? – спросила Прим. – Лин сказал, ты выбил у противника саблю. Как она оказалась на земле?
– Хотел бы я сказать, что обезоружил противника ловким приемом, но на самом деле понятия не имею. С тем же успехом может быть, что он сам ее нечаянно выронил.
– Давай уйдем в тень, – сказала Прим.
Она встала и протянула руку. Мард еще несколько мгновений смотрел в никуда, потом встретился с ней глазами – но только на миг – и взял ее руку. Прим потянула его – больше символически, поскольку Мард был в силах подняться сам. Он выпустил ее руку и вытер ладонь о штаны, как будто боялся, что там кровь. Бок о бок они прошли по склону в тень Взброса и там несколько мгновений ждали, когда глаза привыкнут к полутьме.
Лин дошел туда раньше и теперь сидел на корточках, держа на коленях лук, и смотрел на освещенный склон. Чуть дальше Хвощ уложила Швабру на самое ровное место, какое смогла найти, и снова поила ее водой. Кверк нервно расхаживала взад-вперед. Прим видела, что она расстроена, поэтому крепко обхватила ее и на мгновение задержала в объятиях.
– Я пошла что-то взять для Лома, а он был здесь, смотрел на ящик для образцов.
– Ульдарм?
– Да. У меня никаких мыслей не осталось, только про моих родных и про то, как они рассказывали про битвы с ульдармами. Я хотела позвать на помощь, но у меня будто язык к гортани прилип. Он меня еще не видел. Потом заметил, шагнул в мою сторону, и я вытащила это. – Кверк похлопала по длинному ножу у себя на поясе. – Он на миг остановился. Если бы он на меня напал, не знаю, что было бы. Но тут подбежал Мард, остановился на краю тени и вытащил меч. Ульдарм выхватил саблю и побежал к Марду. Мард отступил к свету, и они сразились.
52
Лом – единственный в отряде, кто не был ранен, потрясен до глубины души или занят другим, – взял на себя составить план действий. Они все собрались подле места, где лежала Швабра, обсудить его предложение. Судя по тону, Лом считал свой план наилучшим «в нынешних обстоятельствах», но никто не мог понять, что именно он предлагает.
– В нынешних обстоятельствах, – повторил Лин. – В нынешних обстоятельствах. Мы в адской заднице мира без еды и воды, нас преследуют ульдармы, и помощи ждать неоткуда. То есть ты говоришь, что в нынешних обстоятельствах твой план лучше, чем просто умереть от жажды или от руки ульдармов.
– Если у кого-нибудь есть другие идеи, сейчас самое время подать голос, – заметил Корвус. Поскольку в следующие мгновения никто голоса не подал, он подытожил: – Отлично! Решено.
– Лучший план, какой я могу придумать, – сказал Лин, – это не уходить в Подвиги с загадочными огромными говорящими воронами.
Он поделился этим соображением с Хвощ, Мардом и Прим, когда Корвус улетел на разведку. Лома и Кверк с ними тоже не было – они по очереди спускались на веревке в таинственную исполинскую трещину. Швабра уже давно ничего не говорила. Хвощ сидела рядом, держа ее за руку, – возможно, чтобы понять, жива та или нет. Прим, исподволь наблюдавшая за ними, увидела, что Хвощ разматывает повязку, от которой уже не было проку. Кровь у Швабры больше не текла: место, где прошла стрела, обращалось в хаос, и там просто нечему было кровоточить. Тем не менее Хвощ участвовала в разговоре.
– Насколько я понимаю, – сказала она, – я потеряла больше вас всех. Мой шлюп уничтожили. Из трех членов моей команды Ретт погиб, двое ранены, из них один скрылся на моем баркасе. С твоего позволения, мне лучше судить, стоил ли того Подвиг. А я не намерена от него отказываться.
– Как же так? – удивленно спросила Прим.
Она, разумеется, знала из старых книг, что в Подвигах бывают сражения и кровь. Но зрелище того, что происходит с одним-единственным телом, в которое попала стрела, навсегда изменило ее взгляд на приключения. Хвощ видела и худшее – по ней самой, по ее команде и кораблю можно было угадать, что это не первая их передряга.
– Такое в любом случае происходит, – тихо, но сурово проговорила Хвощ, глядя на страдающую подругу. – Может быть, не с теми, кто живет во дворцах Каллы. Но я такое видела прежде. Чего бы я не увидела и за тысячу лет плавания по морям, так это огромного говорящего ворона, который умеет преображаться в человека и говорит как наделенный властью Древних времен. Участие в Подвиге – дар, которого мне не предлагали раньше и не предложат потом. Я уже видела чудеса, о каких никто на моей памяти не рассказывал, – а я живу давно и бывала в очень далеких краях. Вам, молодым, выросшим за вечной завесой на острове, где волшебные существа не в диковинку, меня не понять. – Она поднялась на ноги. – Вспомните, как Швабра, спасая нас, получила в спину стрелу с зазубренным наконечником и согласилась, что лучше протолкнуть стрелу вперед, чем тащить назад. Мы сейчас в таком же положении. Отступить – все равно что тащить стрелу назад: ничуть не лучше, а может, даже и хуже.
Хвощ нагнулась ухом к самым губам Швабры и выслушала слова, которых не слышал никто другой. Некоторое время она молчала, затем кивнула, откинула Швабре волосы со лба и поцеловала ее. Дальше Хвощ опустилась на колени, забросила здоровую руку Швабры себе на плечо и с большим усилием встала. Швабра, чувствуя, что ее поднимают, кое-как оперлась на ноги. С того боку, где была стрела, плечо и рука полностью обратились в хаос, утратив связь с телом; они уже не сохраняли обычную для души форму, но таяли, как дым.
Хвощ тяжелыми шагами дошла до края трещины и сделала несколько шагов вниз, ступая все осторожнее по мере того, как адамант становился более чистым и гладким. Пройдя, сколько осмелилась, она присела, нагнулась и усадила Швабру на ровный адамант. Швабра оперлась уцелевшей рукой. Некоторое время Хвощ сидела на корточках рядом с подругой, обнимая ее, как будто могла сильными руками удержать хаос, который некогда был Шваброй, но теперь улетучивался из нее. Наконец, не дожидаясь, когда станет поздно, Швабра оттолкнулась и заскользила по склону. Она не удержалась в сидячем положении, упала на бок, перекатилась, заскользила вниз все быстрее, перекатилась еще раза два и пропала.
Прим смотрела с почтительного расстояния. Долго после того, как Швабра исчезла из виду, в бездне различалось тусклое свечение хаоса, и было понятно, что Лом прав. Ни Ждод, ни Плутон, ни Эл не потрудились ограничить трещину снизу. Земля стоит на хаосе, и местами до него можно добраться.
Еще один ульдармский лучник вышел на разведку, но даже не пытался идти тихо и незаметно. Лин ранил его стрелой. Другие ульдармы – их было слышно, а порой и видно ниже по склону – не стали уносить раненого. Откуда-то слетелись насекомые и пировали его кровью.
Наступила ночь. Костра не зажигали, чтобы не слепить глаза, да жечь здесь все равно было нечего. Прим тревожилась, что в темноте нападут ульдармы, однако воздух в этих краях был такой сухой и разреженный, что в свете луны и звезд они бы увидели (и подстрелили) любого, кто выйдет на открытый участок перед Взбросом.
Во Второэле ульдармами всегда командовали автохтоны, здесь же вроде ни одного автохтона не было. Хвощ предположила, что автохтон где-нибудь неподалеку на флагмане и с ним много ульдармских воинов – куда более серьезных противников, чем разведчики и галерные рабы. И впрямь, на рассвете вернулся Корвус и сообщил, что такая галера вошла в бухту и по склону поднимается большой отряд под предводительством автохтона.
– Не убивай его, – посоветовал Корвус, улучив возможность поговорить с Прим наедине. – И вообще никого, разве что обычным способом – стрелой из лука или как там еще.
– У нас может не быть выбора. Воды осталось на день, еды почти нет. Приготовления Лома тянутся целую вечность.
– Лом и Кверк трудятся из всех сил, – ответил Корвус. – Почти все готово.
– Тогда почему мы просто не уходим, пока еще можно?
– Я хочу знать, что известно этому автохтону.
И Корвус – второй раз на ее памяти – принял человеческий облик.
– Фух! – просипел он, когда превращение завершилось. – Ненавижу. Для того-то мне и нужны вы. Но там, куда мы отправимся, крылья будут только мешать.
Он одолжил одежду у Марда с Лином и, чтобы не выходить из образа, повесил на пояс кинжал. Однако он не знал, что делать с руками, и ходил заложив большие пальцы за пояс, чтобы не всплескивать то и дело верхними конечностями.
Новый отряд ульдармов и не пытался скрыть свое приближение. И даже наоборот. Они маршировали, горланя (слово «петь» тут совершенно не годилось) на ходу, чтобы не сбиться с шага. Если целью было устрашить врага, то они своего добились. К тому времени, как отряд выстроился на краю открытого участка чуть больше чем на расстояние полета стрелы, участники Подвига уже поняли: если ульдармы просто побегут на них, закрываясь щитами, то захватят лагерь почти без потерь.
Через недолгое время вперед выступил автохтон в сопровождении двух щитоносцев-ульдармов. Он был такой же белокурый красавец, как те, которых Прим видела во Второэле, и смело приближался, пока и Лин, и Прим не положили стрелы на тетиву. Тогда он остановился и с улыбкой показал пустые ладони.
– Просто не люблю кричать, – пояснил он.
– Мы тебя слышим, – сказала Хвощ.
Они договорились, что она будет отвечать от их имени.
– Пить хотите? У нас воды хоть залейся. Буквально.
– Спасибо, обойдемся.
– Ты, верно, контрабандистка. Хвощ.
– Ты безусловно можешь обращаться ко мне «Хвощ», – ответила она.
– Меня зовут Ястреб. А где большой ворон? Он выклюет мне глаза?
– Отдыхает в тенистой прохладе.
– Там хорошо? Говорят, тех, кто слишком далеко туда забирается, ждут малоприятные неожиданности.
– Мы похоронили там убитого товарища.
– В таком случае ты заметила, что воины Эла отнеслись к нынешнему твоему рейсу серьезнее, чем в прошлые разы, когда ты проходила вдоль побережья.
– Да, я обратила внимание.
– Быть может, ты связалась с людьми, с которыми не стоило связываться, – сказал Ястреб. – Я много лет любовался тобой издали – с досадно большого расстояния. Наши бесплодные погони за «Серебряным плавником» были отличной тренировкой для гребцов. Нет лучше способа узнать, каким ульдармам еще хватает силы грести, а каких пора… списать. На сей же раз все иначе.
– Почему?
– Возможно, из-за молодой особы. Как я понимаю, это она смотрит на меня взглядом истинной принцессы и держит стрелу на тетиве.
– И что в ней такого?
– Понятия не имею. Знаешь, какие порядки в армии? Мне говорят лишь то, что я должен знать. Мне поручили препроводить ее в форт, причем со всей учтивостью, вниманием к ее чувствам и заботой о ее безопасности. Потому-то я и стою сейчас на солнцепеке, а не иду на вас за стеной щитов. Про тебя, Хвощ, мне ничего не сказали, так что я буду счастлив отвезти тебя, да и молодых Буфректов, к слову, назад к цивилизации. В прохладной каюте, где будет много свежей питьевой воды. Либо вы умрете здесь.
– Ты все время упоминаешь воду, как будто она смоет мою решимость, – сказала Хвощ. – Раз у тебя ее так много, иди в лагерь, пей, купайся, лей ее себе на голову, или что там еще делают с такой прорвой воды, а нам дай время подумать.
– Хорошо. Мы снова поднимемся сюда, как стемнеет, – ответил Ястреб. – Будешь выкаблучиваться – первая отправишься в трещину.
И он, повернувшись, двинулся прочь. Два ульдарма теперь пятились, закрывая его спину высоко поднятыми щитами.
Лом перебирал отделения в ящике для образцов, доставал инструменты и странные камешки, которые они с Кверк рассовывали по карманам. Другие образцы он оставлял на месте, горестно прощаясь с ними взглядом. Наконец закрыл дверцу и с заметным усилием повернулся к ящику спиной.
– Давайте, – сказал он Марду и Лину. – Знаю, вы об этом мечтали.
Молодые люди послушно взяли ящик, донесли до края трещины и на раз-два-три бросили в темноту.
Затем все по очереди спустились по веревке. Чем ниже, тем круче становился склон. Они добрались до того места, где он был почти вертикальным. На эту глубину едва проникал дневной свет. У Лома были камни, светящиеся в темноте, но они рассеивали тьму лишь на расстоянии в ладонь.
Надо было попасть на карниз примерно в фут шириной, невидимый, пока не нащупаешь его ногами. Лом вбил в скалу над карнизом крюк, перекинул через него веревку, и все по очереди стали спускаться. Как только до карниза добрался последний, Корвус, по-прежнему в человеческом обличье, Лом потянул один конец веревки и сдернул ее с крюка.
– Нелегко придется Ястребу, если они решат за нами последовать, – хохотнул он.
Никто не сказал вслух, что еще хуже придется им, если они когда-нибудь захотят вернуться. Но возвращение и не сулило ничего доброго. Так что они двинулись вперед – то есть по карнизу в направлении от моря. Очень скоро все они свалились бы в бездну, если бы не веревка, которую Лом закрепил на стене железными колышками.
Ястреб что-то заподозрил, а может, ему просто надоело ждать, и он нарушил обещание. Птичьи гнезда еще озарял слабый вечерний свет, а от верхней стороны Взброса уже отразилась эхом маршевая песня ульдармов. Что происходит наверху, участники Подвига не видели (и хорошо, поскольку это значило, что сверху не видели их), но песня становилась все громче, затем оборвалась – по рядам передали приказ молчать. Дальше слышались только неразборчивые голоса да временами стук брошенного в провал камня.
– Они могут сюда спуститься? – спросила Прим (она шла второй с конца) у Корвуса (он замыкал шествие).
Во время экскурсии по Элохраму она видела всевозможные разновидности ульдармов и знала, что многие из них проводят всю жизнь в шахтах.
Вместо ответа Корвус, держась за веревочный поручень, обернулся и направил светящийся камень на карниз у себя за спиной.
Карниза не было.
Там, где совсем недавно ступала нога Прим, была теперь гладкая стена. Ровно так же, минуя последний железный крюк для веревки, Корвус вытащил его из скалы, словно из песка, и передал Прим, а та – вперед по цепочке. Через некоторое время они дошли до того же крюка, надежно вбитого в камень. Однако не слышно было, чтобы впереди бурили или заколачивали. Литопластом Лом изменял адамант впереди и позади отряда.
За спинами у них послышался грохот. Воины Ястреба скатывали камни по склону трещины в надежде убить тех, кто, как они думали, цепляется внизу за скалу.
Участники Подвига сгрудились как можно ближе, прижались к камню, потушили или спрятали источники света и стали ждать. Сверху доносились неразборчивые голоса ульдармов и грохот катящихся валунов. Некоторые вроде бы летели прямо на них, но отскакивали от некоего козырька над головой. Он держался, и камни отлетали далеко в темноту. Прим и на мгновение не подумала, что это нечто природное. Лом заранее подготовил для них убежище. Там они прождали несколько часов после того, как наверху стихли все звуки и погасли последние отблески света. Лишь после этого они отважились зажечь свечи и продолжить путь.
Много часов они шли во тьме по карнизу, держась за веревку. Очевидно, Лому требовалось усилие, чтобы убирать карниз позади. Уйдя от ульдармов на расстояние, которое счел безопасным, он бросил это дело и просто оставлял карниз как есть.
Путники углублялись в Вопрос и в том смысле, что уходили дальше от побережья, и в более буквальном: дальше от дневной поверхности. Хотя двигались они почти горизонтально, горы над ними были тем выше, чем ближе они подбирались к центральной части полуострова.
Отсюда вытекал вопрос: что ожидает их внизу? Они уже знали, что у тектонического разрыва нет дна, и, если спуститься или упасть до определенной глубины, окажешься в ничто хаоса. Но до какой именно глубины? Подобен ли хаос воде, которая везде стоит на одном уровне?
Тема воды постоянно занимала мысли Прим, да и остальные наверняка думали о том же. С собой у них воды было немного, а на поверхности Вопроса ее не найти. Так что либо Лом ведет их к некоему подземному источнику, либо они погибнут от жажды.
Прим начала воображать подземную пещеру, глубоко-глубоко, с озером восхитительно чистой воды, медленно копившейся тысячи лет. Пить хотелось так, что она даже чувствовала запах воды. Более того, ощущала влажность ноздрями, привыкшими к сухому воздуху. И слышала плеск – словно волны набегают на берег или дождь падает на озерную гладь. Может, каплет со свода пещеры, на котором сгущаются испарения? А от самой воды исходит слабое свечение?
– Я вижу свет, – объявил Корвус. – Погасите свечу!
Кверк шла первая с фонарем. Она не стала задувать свечу, просто закрыла створку фонаря. Наступила почти полная тьма. Некоторое время они стояли в молчании, затем Лом шумно выдохнул. Он наверняка нуждался в отдыхе больше остальных. Прим не знала, как осуществляется литопластика, но она определенно отнимала силы.
Когда глаза привыкли к темноте, сомнений не осталось: они что-то видели. Однако оно было рассеянное, неопределенное, и мнения, как всегда, разошлись.
– Там над нами солнечный свет, – объявил Лин.
– Утро еще не могло наступить, – произнес Мард.
– Под землей легко потерять счет времени.
– Это не свет. Нам мерещится, – сказала Хвощ.
– Я склонна согласиться, – ответила Прим, – потому что минуту назад мне пригрезилось пещерное озеро с чуть светящейся водой.
– Не пригрезилось, – возразила Хвощ. – Я точно слышала запах пресной воды. Сейчас его нет. Но иногда им веет.
Прим забеспокоилась о Корвусе. Он никогда не оставался так долго в человеческом обличье. И он много раз говорил, как не любит замкнутое пространство. Не любит темноту и невозможность смотреть вдаль. И все это ему приходится терпеть уже много часов. Тихим голосом, который слышала только Прим, он настаивал, что видит впереди свет – который либо указывает им путь, либо заманивает их в ловушку. У нее крепла уверенность, что Корвус повредился в уме. Однако если она сама ощущала запах озера там, где озера быть не может, то ей ли об этом судить?
Все эти соображения сделались не важны, когда они обогнули изгиб стены и увидели перед собой простор открытого хаоса. После стольких часов во тьме он показался им огромным и ярким, словно ночное небо над пустыней, и громким, как водопад. Однако он был светлее и подвижнее того почти незримого вещества, которое Лом хранил в своей адамантовой коробочке. Из хаоса, точнее, сквозь хаос шел свет, возникавший то тут, то там. Он вспыхивал, привлекая взгляд – мгновение казалось, в нем можно почти различить формы, – и тут же пропадал, будто поняв, что на него смотрят. И все это происходило не в одном месте, а в нескольких и чаще всего замечалось краем глаза.
– Под нами пол! – воскликнул Лом. И впрямь, в свете из хаоса они увидели, как он отходит от стены. – Это дело рук Плутона, ибо место это для него важно и он часто через него проходил.
– Проходил… через него? – переспросил Лин.
Он осторожно последовал за Кверк, которая последовала за Ломом. Остальные члены отряда тоже ступили на пол. Теперь Прим понимала, откуда в ее воображении взялись светящееся озеро и плеск воды. Хаос был и внизу, и над ними, так что они как будто брели через озерцо, в котором дна не видишь, но нащупываешь его ногами.
– Вот она! Показывает нам путь! – воскликнул Корвус.
– Она? – спросила Прим. Она отвлеклась, потому что на нее отчетливо пахнуло сосновым бором.
– Движущийся свет! – Голос Корвуса изменился на середине фразы – стал менее человеческим, более птичьим.
– Кто-нибудь чувствует запах костра? – спросил Мард.
Корвус вновь стал огромным говорящим вороном, что казалось крайне неразумным.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – Чтобы отсюда выбраться, нам нужна путеводная звезда!
Прим теперь почти точно что-то различала – и это была не звезда, а крылатая женская фигурка, смутно маячащая впереди.
– Дайте мне конец веревки! – приказал Корвус. – И хватайтесь за нее изо всех сил!
Веревки у них было много – из всех запасов почти она одна и осталась. Мард сбросил с плеча моток и протянул Корвусу конец. Тот на лету ухватил его когтями и устремился за блуждающим огоньком.
– Скорее! И держитесь ближе друг к другу! Веревку не отпускать, что бы ни случилось!
Из всех команд Прим сумела выполнить только последнюю – цепляться за веревку двумя руками и не отпускать. Все остальное вылетело из головы в следующий же миг. Понятие «скорее» утратило смысл, когда исчезли время и пространство, то есть сразу, как Прим вслед за Корвусом вступила в хаос. Так же утратило смысл и понятие «держаться вместе». Прим не знала, где другие, более того, не помнила их имен. Всё раз за разом становилось чистым хаосом. Иногда вокруг не было ничего, кроме веревки в руках, и Прим не могла бы сказать, длилось это века или мгновения.
Первым отчетливым впечатлением был запах озера, тот самый, что долетал до нее раньше. Запах и жесткая веревка в руках. Затем свет – ровный, от источника, который не смещался и не пропадал. И, наконец, твердая почва под ногами – с естественной неровностью в отличие от карниза, проложенного Ломом. На светлом фоне двигались темные силуэты человека и большой птицы.
Все это обрело постоянство, и Прим уже почти не сомневалась, что идет по пещере к выходу, откуда и бил свет. Оттуда же долетали запахи – сосен, костра, озерной воды и чего-то, остро напомнившего ей Каллу, – свежеопавшей листвы, красной, мокнущей на земле.
Все вокруг стало прочным и реальным. Хаоса не осталось, кроме тумана в голове, да и он был скорее растерянностью.
Неровный каменный пол шел под уклон. Пещера впереди расширялась. Свет от входа, яркий, как в полдень на Вопросе, временами бил прямо в глаза, вынуждая закрывать глаза ладонью, а временами сменялся темнотой, почти как та, из которой они вышли, но пронизанной лучами и отблесками. Веревка в руках обвисла. Через мгновение в скользнувшем луче Прим увидела, что веревка лежит на полу. Лом бросил свой конец и сбавил шаг. Остальные сгрудились за ним – черные силуэты на фоне дрожащего света. До устья пещеры оставалось несколько шагов. Дальше за ногами товарищей Прим видела наморщенную поверхность, искрящуюся отраженным светом. После недавних событий первой мыслью было, что это хаос, но тут солнце как будто на миг погасло. Прим шагнула между Мардом и Кверк, и ей впервые предстало то, что лежало за устьем. Теперь не оставалось сомнений, что это озеро; его волны накатывали на пол пещеры сразу перед ними.
Примерно на расстоянии полета стрелы в озеро слева вдавалась длинная песчаная коса, соединяющая невидимый отсюда берег с невысоким каменистым островком. На островке росли несколько больших деревьев – вероятно, из семечек, некогда занесенных птицами. Одно из них было целиком объято пламенем, другое переломилось на высоте человеческих плеч – верхушка, зацепившаяся за щепки толщиной в руку, склонилась к воде.
Читать бесплатно другие книги:
