Падение, или Додж в Аду. Книга 2 Стивенсон Нил

54

– Лом, – сказал Корвус, – нам надо запечатать вход.

– Ты вроде бы говорил, копалы сюда за нами не последуют, – заметил Лин.

– Они не последуют, – загадочно ответил Корвус. – Лом? Отзовись! Кто-нибудь может посветить?

Маб зажглась ярче. Они стояли в нескольких шагах от входа в пещеру: Бурр ближе всего к отверстию, Хвощ и Лин у него за спиной. Дальше застыла Эдда, недвижная, как гора, ее обледенелый плащ поблескивал в полутьме. Рядом рыдала Кверк. Мард, Прим и Корвус зашли в пещеру дальше всех, но Корвус теперь двигался обратно, а Маб порхала туда-сюда, словно что-то потеряла.

– Где Лом? – спросил Корвус. – Надо выслать поисковый отряд.

Он шагнул к устью с намерением выглянуть наружу.

Эдда остановила его, вытащив из-под плаща что-то маленькое и блестящее. Прим не видела, что это, пока Маб не подлетела поближе. В ее свете стало видно, что это рукоять Ломовой трости. Птичья голова сильно оплавилась и смотрела пустыми глазницами на месте выпавших линз. Оттуда, где крепилась деревянная часть, торчал обугленный обломок.

То был редчайший случай, когда Корвус узнал что-то позже других. А поскольку он был в человечьем обличье и ярко озарен Маб, Прим – знавшая Корвуса с тех пор, как тот новой душой появился на Земле, – увидела на его лице чувства, каких не видела прежде. Он был совершенно ошеломлен – до той степени, когда первый порыв – рассмеяться, пусть даже абсолютно некстати. И он действительно хохотнул срывающимся нервным смехом, потом стал серьезным и задумчивым.

Кверк была совершенно уничтожена горем и потрясена тем, что произошло у нее на глазах. Прим вспомнила, как Кверк закричала после удара молнии, и поняла – Лом погиб. Понял это и Корвус.

– Что ж! – сказал он. – Это, безусловно, кое-что меняет. Мы не сможем завершить Подвиг без литопласта.

Несколько мгновений все молча переваривали его слова, потом разом поглядели на Кверк.

Они отошли подальше в глубь пещеры на случай, если копалы все же отважатся их преследовать. Запечатать вход литопластикой, как рассчитывал Корвус, они не могли. Однако это была естественная пещера, с поворотами и сужениями, которые удалось завалить. Ангельский меч Бурра резал камень, а Эдде хватало сил двигать большие глыбы. Так что они основательно затруднили задачу тому, кто захочет преследовать их в недрах Узла.

И себе, если захотят вернуться. Впрочем, было очевидно, что пещера – из тех, что Плутон создал для удобства перемещений, а значит, они выйдут где-то в другом месте.

Сама необходимость действовать – уходить вглубь, преодолевать подъемы и спуски, помогать друг другу протискиваться в сужения – успокаивала Кверк по мере того, как ужас, которому она стала свидетельницей, оставался позади.

Добрались до места, где спускаться было опасно. Корвус сделался осторожным, затем раздражительным и, наконец, совершенно несносным, на каждом шагу донимая их требованием смотреть, куда ставят ногу. Судя по эху впереди – то есть внизу – лаз дальше значительно расширялся. На влажных стенах появились отблески света – не от Маб. Прим знала, чего ждать, и вскоре это увидела.

Крутой лаз вывел их к огромному залу, весь пол которого занимал хаос. Пещера здесь имела форму дыни, поставленной вертикально. Устье лаза располагалось примерно посередине между сводом и хаосом. Теперь стало ясно, почему Корвус так их донимал: всякий, кто сорвался бы в узком лазе, кубарем покатился бы вниз и вылетел прямо в озеро хаоса. Однако они спустились осторожно и смогли немного отдохнуть на карнизе, который устроил в конце лаза какой-то древний литопласт – возможно, сам Плутон. Все туда не поместились. Корвус, Прим, Кверк и Мард стояли на карнизе, а Эдда, Лин, Хвощ и Бурр тянули шею, заглядывая друг другу через плечо. Маб упоенно летала в пустом пространстве над хаосом, озаряя слои и прожилки каменных стен. Зрелище это пьянило, однако было опасно – Прим почувствовала, что теряет равновесие, и торопливо отвела взгляд.

Маб начала летать петлями примерно на середине высоты между ними и хаосом. Поверхность эта была не равномерная, а в пятнах, которые то возникали, то пропадали. Иногда они были большие и медленные, как будто что-то протискивается с глубины, иногда мелькали так быстро, что глаз не успевал за ними уследить. Иногда Прим казалось, будто она вот-вот различит, что там такое, – ощущение, как если чешется в носу, а чихнуть не получается или мучительно вспоминаешь слово, которое вертится на языке. Маб, по-видимому, тоже высматривала в пятнах что-то осмысленное. Возможно, она, в отличие от Прим, умела собирать разбросанные клочки видений в единый образ.

Что-то ворочалось в хаосе. Маб пролетела по кругу, затем взмыла вертикально до уровня карниза и вспыхнула так ярко, что озарила всю пещеру.

– За мной! – крикнула она, перевернулась вниз головой и нырнула в хаос.

Корвус толкнул Прим, она упала на Кверк, а та – на Марда. Мард, у которого работала только одна рука, не удержался, и они рухнули в хаос.

Где-то в хаосе низ стал верхом, и падали они не быстрее и быстрее, а медленнее и медленнее. Под ними мелькал заснеженный склон с торчащими из него камнями. Прим выставила руки. Склон летел на нее. Она заскользила, ушла в снег и остановилась, ничего себе не сломав, а когда попробовала встать, то ухнула по пояс.

В небе ярко светила луна. Еще более яркий свет пронесся мимо Прим туда, откуда они упали. Маб подлетела к реке хаоса в ущелье чуть ниже их. С минуту она носилась туда-сюда над самой поверхностью, затем нырнула.

Неподалеку раздавались звуки, будто кто-то давится и рыгает. Прим уже знала – так бывает, когда Корвус вновь принимает воронье обличье. Здесь для птицы было приволье – горный склон, половина неба чистая, другая половина – каменная. Под ними, на дне глубокого ущелья, – хаос. Противоположный берег ущелья являл собой увенчанный ледником отвесный обрыв. Дальше и ниже начинался хвойный лес.

Прим сопоставила увиденное с картой, как ее помнила. Обрыв на дальней, северной стороне ущелья – Пропасть. За Пропастью – местность, по которой Изменчивая тропа вьется меж скал и трещин, охраняемых молниевыми медведями.

Они проскочили значительный отрезок пути. Им не придется пересекать Бездну – они только что оставили ее позади и достигли Узла. Стояли на нем. До Твердыни отсюда рукой подать.

Из Бездны вылетели четыре темные фигуры и покатились по склону к ней. Эдду выбросило дальше всех, и она пропахала в снегу глубокую колею, прежде чем все-таки остановилась на расстоянии полета стрелы выше по склону. Великанша смеялась. Смех ее был музыкой, колокольчиками, птичьими трелями. Она уже вскочила на ноги. Еще выше по склону снег лежал реже, а вскоре и вовсе заканчивался, уступая место голым камням, и немудрено – над ним нависала, закрывая полнеба, исполинская скала. Прим читала про это место, однако на картах его не видела, поскольку оно не поддавалось изображению. Барды сравнивали его с узлом из толстых веревок или со складками на одеяле, но размером с целые горные хребты.

Путники начали подъем. Идти было очень трудно, что в каком-то смысле оказалось даже к лучшему – усилия не давали замерзнуть на здешнем лютом морозе. Поначалу Прим казалось, что она барахтается в глубоком снегу, почти не продвигаясь вперед, но постепенно идти стало легче, и скоро она уже присоединилась к товарищам, сгрудившимся для тепла на голой каменистой земле. Все они смотрели в одну сторону: вниз по склону, туда, откуда пришли. Так что Прим, как только добралась до остальных и убедилась, что надежно стоит на крутом склоне, повернулась и глянула в ту же сторону.

Довольно скоро она отыскала глазами то, на что смотрели другие, – в сиянии луны над искрящимся снегом оно серебристой дугой вырисовывалось средь каменных глыб и провалов.

– Разрушенный мост! – воскликнула она. – Вот уж не думала когда-нибудь его увидеть!

Отсюда была хорошо видна часть моста на дальней стороне ущелья. Над пропастью высился могучий устой, арка прижималась к пропасти и заканчивалась над бездной небольшой башенкой – воротами в никуда. По другую сторону пролома должна была стоять такая же. Прим могла достроить мост по памяти и сообразить, где противоположный устой, однако увидеть его не давали изгибы и складки Узла. Дотуда было мили две.

В ту сторону они и пошли; по крайней мере, так казалось вначале. Однако Корвус направлял их каким-то образом, неочевидным для землетопов. Все понимали, что обычные правила попадания из одной точки в другую здесь не действуют. По счастью, они углублялись в Узел, где ветер был слабее, а воздух – не такой морозный.

Так они вышли к Кубу.

Он стоял у маленького горного отрога, укрытый от непогоды. Не зная, что он здесь, его было не найти. Отсюда возникал вопрос, откуда Корвус знал про Куб.

Зато не было вопросов, как это называть. Куб, безусловно, был кубом – длиной, шириной и высотой примерно в два размаха Бурровых рук. Состоял он из адаманта – вещества, на которое почти все они вдоволь насмотрелись под Взбросом. Однако для Бурра оно было в новинку. Он провел рукой по ближней грани и по ребру, затем с ругательством отступил и показал окровавленный палец. Ребро было такое острое, что он порезался.

Так что это, без сомнений, был Куб. Однако Прим никогда не слышала о Кубе. Она глянула на Кверк, но та лишь мотнула головой и развела руками.

Эдда наверняка знает про Куб! Все посмотрели на великаншу.

– Корвус, – сказала она, – ты меня озадачил. Что это? Помимо того, что адамантовый куб, неизвестно зачем стоящий в Узле.

– Доказательство, – ответил Корвус (он, разумеется, сидел на Кубе), – реальности иного уровня бытия, о котором я неоднократно говорил прежде. – И, поскольку не мог удержаться и не подчеркнуть свою правоту, добавил: – Да, я видел, как вы заводили глаза, когда я говорил об ином уровне бытия. Знаю, вы считаете…

– Мы вовсе не считаем тебя безумцем, – возразила Прим. – Просто иной уровень бытия не более чем сказочки, если не можешь предъявить… э…

– Доказательство, – сказал Корвус. – Смотрите.

– Не вижу тут доказательства, – вмешался Лин. – Я бы сказал, это нечто, поставленное Плутоном для забавы.

Прим ждала, что Корвус ответит резко и обидно, но он только по-вороньи пожал плечами.

– Справедливо, – сказал он. – Впрочем, когда Кверк расплавит адамант и явит то, что внутри, ты запоешь по-иному.

– Ты с самого начала знал, что он тут дожидается, – сообразила Прим.

Кверк тем временем закрывала лицо руками и в отчаянии трясла головой.

– Его поместила тут в давние времена сущность из иного уровня бытия. Спрятала, чтобы нашел лишь точно знающий, где искать. Запечатала так, что вскрыть его может лишь литопласт под руководством бестелесного существа.

– Я могу разрезать его мечом, – с легкой обидой проговорил Бурр.

Он глянул на Кверк, которой по-прежнему не хватало уверенности в себе. Лин обнял девушку за плечи и что-то зашептал ей на ухо – надо полагать, какие-то ободряющие слова.

– Возможно, до этого дойдет, – сказал Корвус. – Но я не хочу повредить то, что внутри.

– Дело не в знании и умении, – объяснила Кверк. – Просто для этого кое-что нужно.

– А не могла бы ты назвать, что именно? – вежливо спросил Мард.

– Ну, если начинать с самого начала, первым, по словам Лома, был хаос. Когда он начал принимать формы, воплощающие мысль, то стал тем, что мы называем аурой.

Мард отбросил край плаща и поглядел на свою левую руку.

– Значит, аура – это хаос, но…

– Хаос, несущий в себе закономерность, – ответила Кверк. – Как волна, которая есть вода плюс что-то: она остается собой, даже распространяясь по тому, из чего состоит.

– Так как же аура становится формой? – спросил Мард.

Для него это был очень личный вопрос.

Прим, не желая пялиться на его руку, отвела взгляд, а в итоге увидела Маб. А кто такая Маб, если не концентрированная аура? Словно в подтверждение этой мысли, фея пролетела сквозь куб и мгновение спустя выпорхнула с другой стороны.

– Первым твердым веществом стал адамант, – продолжала Кверк. – Он кажется противоположностью хаосу, однако на самом деле это лишь стабильная конфигурация хаоса. Ждод обнаружил его в самом начале и создал из него Землю. И покуда Земля, а позже и Небосвод оставались не более чем адамантом, их форму можно было менять.

– Посредством литопластики. Понимаю. – Мард не стал говорить вслух, что на самом деле спрашивал, как ему вернуть руку.

Здоровой рукой он закатал рукав намного выше локтя. Стало видно, что аура распространилась далеко за рану от Элошлемова клинка, почти до самого плеча.

Кверк вздохнула:

– Это старая магия, ее не практикуют с Первой эпохи. Лом ею владел. Мы, нынешние, по большей части заключены в неизменных формах, ограниченных нашей кожей. В Древние времена формы были пластичнее, и аура могла выходить за пределы тела.

– Я видела такое у высших автохтонов во Второэле, – сказала Прим.

– Лом тоже так умел, – добавил Лин. – Мы видели под Взбросом, как аура высовывалась у него из головы.

– Я, увы, не умею, – сказала Кверк. – Здесь, наверное, может помочь Мард. Но прежде другое. У Лома в ящике для образцов были кусочки хаоса – он добывал их в разных местах вроде Бездны, которую мы только что пересекли.

– Я тут все равно ни за чем другим не нужен, – вызвался Лин.

– Я тоже, – подхватила Хвощ. – Мы можем пойти на край Бездны, если Маб нас поведет.

– Поведу я, – сказал Корвус. Он повернул клюв, наблюдая глазами-бусинками, как фея порхает через Куб. – Маб нужнее здесь.

Короткими, медленными движениями слепящего меча Бурр отрезал один из верхних углов Куба – Маб пролетела через него и сказала, что там ничего нет. Бурр острием меча сделал на поверхности углубление величиной с орех, затем повторил то же с другим углом. Из двух соединенных углов получилось грубое подобие резной адамантовой коробочки, какая была у Лома. Остальные поделились с Лином и Хвощ теплой одеждой, и те, взяв самодельный ящичек, двинулись за Корвусом. Бурр начал отрезать с одной стороны Куба еще куски адаманта, где показывала Маб.

По другую сторону Куба, где свет ангельского меча не так слепил глаза, Кверк долго разговаривала с Мардом, припоминая то, чему научилась у Лома. Мард на пробу сунул в Куб нематериальную руку. То, что она проходила сквозь твердые предметы, было серьезной помехой при попытке застегнуть плащ или смягчить падение, но здесь и сейчас это позволяло Марду творить то, что за неимением лучшего термина можно назвать магией.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спрашивала Кверк.

Мард уверял, что ничего не чувствует, руки как будто нет.

– Но ты ведь можешь ее сжимать и разжимать? – спросила Кверк.

Мард вытащил руку из камня, сжал в кулак, потом вновь развел пальцы.

– Но ощущений все равно никаких, – сказал он. – Только покалывание.

– Покалывание – тоже ощущение, – заметила Кверк.

Прошло несколько часов. Прим делать было нечего. Она отыскала место между камнями, свернулась клубочком и с головой накрылась плащом, чтобы меч Бурра меньше слепил глаза. Он вспыхивал непредсказуемо. Эдда подняла Бурра на Куб, и тот отрезал кусочки адаманта под руководством Маб, которая, судя по всему, очень четко понимала, где это безопасно, а где – нет. Время от времени отсеченный кусок адаманта со звоном падал на камни. Прим каждый раз вздрагивала.

В какой-то момент она, видимо, все-таки заснула, потому что проснулась с ощущением, что ее разбудил глухой удар, прокатившийся по Узлу – она ощутила его всем телом. Удар не сопровождался звоном падающего адаманта со стороны Куба. Это было что-то очень большое, гораздо дальше. Вчера Прим решила бы, что это молния, тем более что они по-прежнему находились в Грозовье, созданном нарочно для защиты этого места. Однако Прим не слышала раскатов грома. Она высунула голову из-под плаща и сощурилась на свет в морозном воздухе. Остальные по-прежнему занимались той же работой. Бурр срезал верхнюю часть Куба по краям и теперь стоял, как на узком пирамидальном пьедестале. Основание Куба исчезло за грудой обломков. Прим закрыла ладонью глаза и некоторое время лежала тихо, прижимаясь всем телом к камням Узла. И вновь они содрогнулись. Прим убрала ладонь, подняла голову и глянула на остальных. Они вроде бы ничего не заметили. Бурр и Маб сосредоточенно занимались своей работой, Кверк и Мард – своей.

Где Эдда? Прим встала (мышцы сразу заныли от лежания на жестких камнях) и увидела, что великанша сидит поодаль на плоском валуне. Она чуть нагнулась вбок и смотрела в камень, будто в окно, приложив к нему ладонь, словно мать, слушающая сердцебиения ребенка.

Значит, Прим не померещилось. Однако по-прежнему было непонятно, что сотрясает основания Узла.

Естественно было бы обсудить это с Эддой, однако не успела Прим дойти до великанши, как раздались приближающиеся голоса, среди которых различался хриплый тембр огромного говорящего ворона. Корвус показался первым, за ним следовали Лин и Хвощ. Лин нес что-то тяжелое, завернутое в одежду.

– Проще, чем мы думали, – объявил он, опускаясь на одно колено и ставя свою ношу рядом с тем, что два часа назад было кубом. Потом начал аккуратно ее разворачивать.

– Мы нашли лестницу, – пояснила Хвощ. – Видимо, какой-то литопласт сделал ее для спуска в Бездну. Она ведет до того самого места, где Земля сменяется хаосом.

Лин развернул свой сверток, явив взглядам два куска адаманта, которые Бурр раньше отрезал от Куба. Они были плотно прижаты один к другому, но, когда Лин сдвинул верхний, все увидели внутри хаос.

– Зачерпнул, как воду ложкой, – объяснил Лин, передавая образец Кверк.

Прим подошла к нему и Хвощ – после общего приключения они держались как закадычные друзья – и спросила:

– А вы не видели, как что-нибудь большое шевелится – может быть, только начинает шевелиться – в Бездне? Или, может быть, услышали или почувствовали?

– Ты видела хаос, – ответил Лин. – Когда это он не двигался?

– Я не про обычное клокотание, а про что-то определенное. Осмысленное, – объяснила Прим.

– Нет, – сказала Лин, и по лицу было видно, что он говорит искренне.

Прим перевела взгляд на Хвощ:

– Я спрашиваю о чем-то очень большом. Как то, что сгубило твоих родных в южном океане.

Хвощ застыла. Прим случалось видеть, как люди так замирают перед вспышкой гнева. Однако Хвощ не вспыхнула.

– Понимаю, – проговорила она, сглотнув. – Ты хочешь сказать, оно могло быть таким большим, что мы его не заметили.

– Что-то такое, да.

Хвощ теперь смотрела в никуда. Лин, то ли заскучав, то ли смутившись, побрел к Марду и Кверк. Эдда подняла их обоих на вершину того, что прежде было кубом, а теперь под мечом Бурра превращалось в неровный обелиск.

– Я поняла твой вопрос, – сказала Хвощ, но больше ничего не добавила.

Хаос обладал свойством заражать и разрушать адамант и другие твердые тела. Обычно адамант устойчив к хаосу; для того-то Ждод его и сотворил – дабы создать нечто постоянное в океане хаоса. Однако Ждод был тогда бесформенной клубящейся аурой. То, что он создавал, было возможно рассоздать. Душа способна воздействовать на хаос своей волей, понуждая его заражать адамант и не только адамант. Если эта душа воплощена в материальной форме, то хаос заразит и ее. Вот почему Лом, приступая к таким задачам, держал хаос аурой, не рукой и не материальным орудием.

Уничтожать в тысячи раз легче, чем строить. Новичку Марду едва ли удалось бы превратить хаос в адамант, а уж тем более во что-нибудь более сложное. А вот плавить адамант хаосом он научился довольно быстро.

В следующие часы Мард и Кверк, вооруженные ее знанием и его аурой, плавили адамант. Начали они с образца хаоса, который добыли им Лин и Хвощ, и Маб показывала, какие оставшиеся части куба можно удалять. Адамант превращался в хаос и рассеивался, как дым; это выглядело так, будто глыба льда тает на солнце.

Из тающего адаманта проступало что-то железное. Сперва появилось нечто вроде рукояти, украшенное резными символами. Прим они напомнили убранство Элохрама. Рукоять венчала длинный, вертикально стоящий стержень, толщиной примерно с Буррову ляжку. Ниже какого-то уровня стержень расширялся и усложнялся, превращаясь в замысловатое узорочье. Оставалось только радоваться, что Бурр не орудовал здесь мечом. Самые искусные мастера из далеких Кишемов, работая самыми тонкими резцами, не освободили бы из адаманта такое кружево, не повредив его элементов, из которых иные были не толще волоса.

– Это очевидно ключ, – сказала Эдда Корвусу, наблюдая за работой. – И значит, должен что-то открывать. Ты привел меня сюда, потому что, кроме меня, никому такую тяжесть не поднять. До сих пор все понятно. Однако всем сведущим людям известно, что Эл уничтожил ключ к Твердыне. Как недавно указал Лин, поступить иначе было бы чистейшим безумием. С первого взгляда видно, что изготовить копию настолько сложного ключа невозможно. Что-то в этом выходит за пределы моего понимания. Я, что родилась в Стане от Евы, видела, как Каирн убил Элова Гонца, впитала в себя ангельское вещество и за долгую жизнь побывала во всех концах Земли, не могу понять, что здесь происходит.

– Я сам дивлюсь и не могу дать определенных ответов, – сказал Корвус. – Однако я знал о Кубе и ключе дольше тебя, так что и времени поразмыслить о них у меня было чуть больше. Допустим, иной уровень бытия реален и предшествовал нашему – то есть Земля родилась от него, как ты родилась от Евы. Отсюда следует, что иной уровень бытия обладает творческой силой, что неким образом объясняет возникновение Земли и лежит в основе ведомой нам реальности. Более того, этот уровень тоже населен душами, которые знают о нас и время от времени по непостижимым для нас причинам решают внести в Землю изменения, но так, чтобы не нарушить ее логическую связность. Если принять эти допущения, почему не предположить, что кто-то мог воссоздать предмет, некогда созданный, а затем полностью уничтоженный Элом? Не души нашего мира, а кто-то на ином уровне бытия, управляющий силами природы, для нас неведомыми? Только так я могу объяснить существование ключа. И более того, я уверен, что пришел из того уровня бытия, дабы ключ, который мы видим, повернулся в замке Твердыни.

В какой-то миг ключ просто выпал из остатков куба – Кверк и Мард еле успели отпрыгнуть. Кое-где в углублениях еще оставался адамант, но его Мард, уже освоившийся с работой, растопил без труда. Эдда подошла, взялась за стержень двумя руками и на пробу попыталась его поднять. По просьбе Марда она перевернула ключ, чтобы тому выплавить оставшиеся куски адаманта. Еще несколько кусков прилипли к декоративной головке, где они, вероятно, ничего не меняли, однако часть, которая должна входить в замок, была с виду полностью очищена. Ничего затейливее они в жизни не видели – это были как будто сотни лабиринтов, составленных из кованых железных лабиринтов поменьше. Самые тонкие и сложные части защищал футляр из более плотного металла, поэтому, когда ключ упал, ничто важное не повредилось. Футляр служил бы своей цели, даже будь он цилиндрический или квадратный в сечении, но, разумеется, он был снабжен бесчисленными бороздками и выступами, то есть вставлялся в скважину одним-единственным способом.

Маб несколько раз пролетела через ключ, осматривая изгибы столь сложные, что в них никто не смог бы заглянуть, и показала Марду, куда ему дотянуться ауральной рукой и расплавить последние прилипшие кусочки адаманта. Когда она объявила, что работа закончена, Мард и Кверк отошли подальше, а Эдда присела, ухватилась за стержень и забросила ключ на плечо.

Впервые за время знакомства с великаншей Прим увидела на ее лице испуг. Эдда чувствовала то же, что обычная душа, взвалившая на плечи непосильную тяжесть.

– Идем, ворон, – сказала она. – Я ощущаю подошвами ног движение того, чего нам лучше избежать.

Они шли примерно час. Не потому, что расстояние было так велико, а потому, что Эдде приходилось ступать с большой осторожностью. Иногда она делала значительный крюк, выбирая более надежную дорогу.

Задул ветер – они выходили из-под укрытия нависающей части Узла на более открытое место. Все видели, что Эдда изнемогает под своим бременем, и каждому хотелось ей помочь, как любой помог бы матери, несущей тяжелое бревно по каменистому склону. Однако их жалость и забота были сейчас бесполезны – всякий, кто попытался бы помочь великанше, только напрасно путался бы у нее под ногами, да еще и с риском получить тяжелое увечье. Так что они забегали вперед, ища, где можно срезать, а где, наоборот, склон осыпается и его лучше обойти.

Во время одной такой вылазки Прим выбралась на высокий бугор, где в лицо ударил ледяной ветер, и увидела внизу весь Разрушенный мост целиком. И не только мост, но и открытое место перед ним. Согласно карте, оно звалось «урочище Наковальни», а прежде, по древнейшим легендам, было Парадным двором Твердыни. Оно мало-помалу проступало в свете неба на востоке, где звезды уже растаяли и занимался новый день. Прим повернулась к западу, увидела Алую Паутину, отстоящую от горизонта на толщину волоса, и подумала, смотрит ли на нее оттуда Пантеон.

Она могла бы натянуть лук, прицелиться к северу, пустить стрелу, и та, описав дугу, упала бы в том месте, где мост упирался в Узел. Оттуда он тянулся через Бездну к ближайшей из двух сторожевых башенок. Вторая башенка – та, которую Прим видела прежде, – стояла на противоположном краю пролома, откуда другая половина моста вела к леднику, вспыхивающему далекими зарницами, словно вся ярость Грозовья рушилась разом в одну точку. Всполохи ослепили Прим и заставили перевести взгляд на то, что ближе.

– Сюда! – крикнула она товарищам. – Только вам придется искать обход.

Там, где взобралась сама Прим, Эдда бы не прошла.

Бездна не была прямой, как ров; она изгибалась и ветвилась, как горное ущелье. Неподалеку от ближнего устоя Разрушенного моста от нее отходила расселина, вьющаяся в сторону Узла. Дорога вдоль расселины часто поворачивала, но в целом пересекала Наковальню в направлении с севера на юг. Начало ее было занесено снегом, но дальше она проходила через древний каменный вал и ныряла под нависающий хребет. В таком холоде ничего не росло, так что дорога петляла не среди зелени, а среди шлаковых куч, ржавых сломанных вагонеток, недокованных звеньев цепи и угольных куч рядом с горнами, остывшими эоны назад. Эловы легионы не сочли нужным прибрать за собой по завершении трудов. Огромная треугольная пластина, выкованная как часть купола, была просто прислонена к обрыву, как будто некий великан поставил ее остужаться, а потом забыл. Чуть дальше и дорога, и боковое ответвление Бездны пропадали из виду. Прим отошла немного в сторону и увидела то, чему урочище было обязано своим названием, – огромный, выровненный сверху утес. Эл сам вырубил его из скалы и сгладил сверху, чтобы сделать наковальню, на которой кузнецы-великаны ковали железо. Рядом лежали исполинские молот и клещи под стать самой наковальне.

Прим немного разочаровало, что отсюда не видно Твердыню. Однако то, что она увидела, подсказывало – дотуда уже недалеко. Осталось только пересечь урочище.

Она могла бы сбежать туда за несколько мгновений. На то, чтобы найти, где сможет пройти Эдда, времени ушло бы много больше. Прим повернула голову и увидела, что Лин, Мард, Хвощ и Кверк в свете Маб проверяют возможные пути. Она знала, что Бурр должен быть либо впереди, либо позади всех – там, где, по его оценке, опасность больше. И действительно, Прим скоро отыскала его глазами: он перебирался через каменный вал, призрачный в свете занимающегося утра, и скоро должен был добраться до моста. Тем временем Прим ощущала каждый шаг Эдды; великанше предстояло повернуть направо к Твердыне в том месте, где Бурр свернул налево к мосту.

Однако Прим ощущала и другие, более глубокие толчки, подобные тому, что разбудили ее раньше. Они начались, когда Лин и Хвощ спустились в Бездну и зачерпнули хаоса. С тех пор они раздавались через неравные промежутки времени. Однако теперь произошло сразу несколько толчков в быстрой последовательности, так что со склона покатились свободно лежащие камни.

Кто-то огромный двигался внизу. Это могла быть только какая-нибудь дикая первобытная душа.

Нечто похожее на абордажный крюк высунулось из бездны и уцепилось за мост у самого устоя. Последовала новая череда толчков, и Безднир – это мог быть только он – ухватился за край обрыва второй когтистой лапищей. Показалась голова, затем плечи, затем весь исполин разом поднялся из бездны – должно быть, толкнулся ногой от опорной арки моста и запрыгнул наверх. Сперва одно колено, затем второе с громовым раскатом опустилось на заснеженные камни у края Бездны. Великан стоял на четвереньках. В следующий миг он приподнялся и встал во весь рост.

Прим в жизни не видела холма-великана, если не считать того, что, по легенде, спал под домом Калладонов. Она читала о Безднире в книгах, разглядывала его на картинках и знала, что он создан по тому же образцу. Быть может, обезумевшая Весна нашла одного из тех великанов, кого Эл поработил и приставил к наковальне. И впрямь, Безднир одним махом перешагнул каменный вал и бесцельно заходил между потухшими горнами, затем тронул когтем гладкую поверхность исполинской наковальни.

Однако холмы-великаны сложены из обычных камней, скрепленных землей. Переставая двигаться, они за несколько лет покрываются почвой, а на ней вырастают трава, цветы и деревья. Если Безднир был изначально таким, то его растительность либо сгорела от пламени горнов, когда он работал на Эла, либо погибла от здешних морозов, когда ему дали свободу. Когда Эл разрушил мост, забытый здесь великан, вероятно, являл собой обледенелую груду валунов, сцементированных песком и глиной.

Скорее всего, он бесцельно и одиноко бродил по урочищу Наковальни, где и нашла его Весна. За последующие века он полностью себя перестроил; место валунов заняли адамантовые глыбы, подогнанные под свое назначение – длинные для рук и ног, скопления булыжников для суставов. Связующим веществом служила не земля, а хаос. Прим отчего-то вспомнила, как Эдда месила тесто и оно продавливалось между ее сильными пальцами. Примерно то же происходило с хаосом, когда на него давил адамантовый костяк Безднира: казалось, сейчас хаос вылезет совсем и улетучится, однако он втягивался обратно, доказывая, что им управляет живая душа.

Еще одна особенность холмов-великанов – у них нет четко выраженной головы, во всяком случае такой, которая поворачивается на шее и снабжена лицом. Однако Безднир устроил себя иначе. Из его плеч бил как бы неиссякаемый родник адамантового щебня, движимый клокочущей аурой, которая лишь изредка проглядывала за лавиной черных камней. Вблизи это выглядело как кружение осенних листьев на ветру, только ветер был душой, а листья – кусками первобытного камня. Но если оторвать взгляд – что требовало некоторого усилия воли, – и смотреть вскользь на общие очертания, это походило на голову.

А значит, Безднир мог ее поворачивать и смотреть в разные стороны. В первые мгновения он смотрел лишь на место своих давних трудов. Затем его взгляд – как и взгляд Прим – обратился к вспыхнувшему белому сиянию.

Бурр обнажил меч.