Падение, или Додж в Аду. Книга 2 Стивенсон Нил
Безднир это видел. Что-то в движениях великана подсказывало: тот знает слепящий меч, ненавидит его и боится. Наверное, ангелы погоняли таким Безднира, как ульдармы погоняют животных палками и бичами.
– Бурр, не надо! – закричала Прим.
Она уже бежала к нему – наперерез размеренно шагающей Эдде. Нетрудно было угадать, что задумал Бурр: отманить великана назад к мосту, отвлечь его, чтобы остальной отряд добрался до Твердыни.
– Назад, принцесса! – крикнул Бурр.
Прим действительно сбавила шаг, потому что ангельский свет слепил глаза и она не видела, куда ставить ногу.
– Это задача для меня! – продолжал Бурр.
– Нет, для меня! Теперь я понимаю: для того-то меня и взяли в Подвиг.
Она глянула из-под ладони, высматривая Корвуса. Корвус знал, что так будет. Знал он и то, что лишь Прим может убить Безднира. Корвус велит Бурру убрать меч в ножны. Однако Прим не видела огромного говорящего ворона. Только Безднира. Ненависть взяла в нем верх над страхом, и он надвигался на Бурра, не спуская с того глаз.
Эдда вышла на открытое пространство. Лин показывал ей путь и отбрасывал с дороги камни. Безднир то ли не видел ее, то ли она его не занимала. Бурр побежал вбок, потрясая мечом, чтобы отвлечь великана от Эдды. Та казалась старой и согбенной под своим бременем, но как-то нашла в себе силы прибавить шаг.
Прим, немного успокоенная, побежала к Бурру. Пусть даже она не убедит его отказаться от своей безумной затеи, она сможет убить Безднира, как только тот окажется близко. Для этого надо было добраться туда, где размахивал мечом Бурр.
– У тебя получилось! – крикнула она, подбегая ближе. – Они уже почти прошли! Но тебе не надо с ним сражаться! Беги!
– Оглянись. За нами пропасть. Мост разрушен. Что остается, кроме как принять бой?
– Ты прекрасно знаешь.
– О нет, принцесса! Не делай этого!
– Почему, Бурр?
– Он – единственный, кто может остановить нашего преследователя!
И Бурр – который обычно встречал врага лицом к лицу – на миг повернулся к Бездниру спиной и указал мечом на другую сторону провала.
– Берегись! – закричала Прим.
Бурр, не оборачиваясь, стремительным движением упал вбок и тут же вскочил. На том месте, где он стоял мгновение назад, адамантовый коготь, кроша камень, зарылся глубоко в снег. Коготь был продолжением извивающейся змеи из адаманта и ауры, которая протянулась от самого Безднирова плеча. И Прим, и сам Бурр были уверены, что великану до воина не дотянуться; они не знали, что тот умеет выкидывать руку на расстояние в разы больше ее видимой длины. Коготь проскреб по снегу и втянулся обратно.
Покуда Безднир восстанавливал свою форму, Прим улучила момент взглянуть туда, куда указал Бурр. Когда она последний раз смотрела на ледник, то видела лишь молнии, странным образом бьющие в одно место, как если бы туда зачем-то сошлись все молниевые медведи Области Бурь. Теперь же там был лишь одинокий путник. Он шел по дороге к Разрушенному мосту. Путник был бос и одет в белую хламиду. Обликом он напоминал ангела, только без крыльев. Высоко над ним, словно ворона, досаждающая орлу, кружил Корвус.
Судя по всему, эта бескрылая душа преследовала участников Подвига через всю Область Бурь. Вместо того чтобы пройти, как они, через пещеру, он прошагал босиком по Изменчивой тропе через ледник. Немудрено, что молниевые медведи так ярились. Однако они его не остановили.
И вновь Безднир выбросил руку, и вновь Бурр упал и перекатился, спасаясь от стремительного когтя.
– Сложите песню о том, как я сражался! – крикнул он, вскакивая.
Затем он нагнулся вперед и побежал на великана – вероятно, в надежде атаковать его ноги, пока тот не до конца себя восстановил.
– Нет! – закричала Прим и побежала в ту же сторону.
Великан нанес следующий удар раньше, чем можно было ожидать, но Бурр юркнул за груду каменных плит и, почти не замедлившись, продолжил наступление. Прим не могла угнаться за воином, однако думала, что подобралась уже достаточно близко. Она устремила взгляд на каменный вихрь, служивший Бездниру головой…
…и обнаружила, что катится по склону, а рот у нее забит снегом. Что-то сбило ее с ног. Не Безднир, иначе она была бы уже мертва. Она перекатилась на спину и увидела кружащего Корвуса.
– Не делай этого, – сказал он. – Только Безднир может выгадать для нас время. Весна создала его именно для того, что будет сейчас, и долгие века он копил силы в глубине, готовясь к этому дню. Не пытайся лишить его уготованной участи.
Сверкнул ангельский меч. Прим уже встала и посмотрела в сторону Безднира. Бурр подобрался так близко, что смог рубануть его по щиколотке. До колена ему было уже не дотянуться. Воин успел нанести несколько ударов, однако меч лишь откалывал мелкие куски от глыб, служивших великану ногами. Занятый тем, чтобы увернуться от исполинских ступней, Бурр не видел, что надвигается сверху. Колоссальная лапища с размаху зашвырнула его в воздух. Где-то в середине полета меч выпал из безвольной руки и вонзился в промерзшую землю. Все вокруг погрузилось во тьму. Бурр упал на склон и некоторое время кубарем катился по снегу. Это отчасти напоминало движения живой души, но когда он остановился, то остановился навсегда.
– Никто бы не пережил такого удара, – сказал Корвус. – Бурр исполнил свой долг. А ты исполняй свой – ступай вслед за остальными!
Безднир повернул голову и с любопытством взглянул на Прим. Она бегом припустила прочь от моста. Великан сделал шаг, быть может, думая преградить ей путь, однако Корвус захлопал крыльями перед его лицом, и Прим успела спрятаться за вагонеткой, которая была побольше иного дома. Отсюда она разглядела неподалеку еще одно укрытие – груду угля рядом с горном, а дальше второе и третье, и так, короткими перебежками, быстро увеличила расстояние между собой и великаном.
В тени каменной наковальни Прим рискнула обернуться и увидела, что опасность миновала. Безднир стоял к ней спиной, глядя на север, в сторону моста.
Любопытство взяло верх над осторожностью. Прим взбежала по грубым каменным ступеням на плоскую поверхность наковальни и огляделась. Первым делом она посмотрела на юг, думая только отыскать глазами товарищей. Их она нашла быстро, но затем скользнула взглядом по дороге, уходящей под нависающую часть Узла. И ей предстало то, от чего нельзя было так сразу отвернуться.
Прим отчего-то думала, что Твердыня будет гораздо дальше, в самой глубине Узла. Но она была прямо здесь, перед ней. Прим повела глазами вправо-влево и вскоре сообразила, как сходятся четыре становых хребта Земли, каждый из своих горных пород, как они сплетаются в Узел и почему его нельзя распутать, не развалив всю Землю. Подняв взгляд к Нависающей скале, она увидела, что снег и отдельные камни лежат, не падая, у нее над головой, хотя, по идее, должны бы сорваться вниз. Она чувствовала, что, если бы остальные участники Подвига подошли к Твердыне с другой стороны, они сейчас смотрели бы «вверх» и дивились, отчего Прим не падает с наковальни.
Но если подходить с севера, как они, то Твердыня стояла как и положено замку – башнями вверх – и дорога вела прямо ко входу. Ни рва, ни крепостных стен, как у некоторых замков на Земле, тут не было – Твердыню надежно защищало Грозовье и все те трудности, что отряд преодолел за последние несколько дней. Стены черного камня отвесно вздымались на огромную высоту, ибо Ждод воздвиг ее мощью своей души, как и остальную Землю, не сдерживая себя обычными ограничениями: где добывать камни и на какую высоту их можно громоздить. По легенде, он сделал это, дабы убедиться, что не утратил способность творить силой мысли, по крайней мере, когда другие души на него не смотрят. Так что бастионы и башни в целом повторяли более практичные оборонительные сооружения, но были причудливее и фантастичнее, потому что Ждоду так захотелось. Фасад он сделал симметричным, возможно, чтобы оттолкнуть любопытных посетителей, но дальше начал экспериментировать с высокими башенками и эркерами. Многие и сейчас были соединены со скальной породой Узла, обрамляющего все сооружение. Дорога вела к центральным воротам, а боковое ответвление Бездны уходило под них.
Впрочем, это Прим лишь угадывала или восстанавливала по памяти. Ибо, как пела Плетея, вся Твердыня была накрыта куполом из склепанных между собой изогнутых железных пластин, грубых, как те боевые шлемы, что кузнецы-ульдармы куют для ульдармов-воинов. От обода отходили железные полосы и цепи, скованные между собой и с железными плитами на окнах и дверях. Издали это напомнило Прим воз, который хозяин нагрузил всевозможным добром и обмотал веревками вдоль и поперек, завязывая узлы где попало, пропуская одну веревку под другой и натягивая изо всех сил, без всякой заботы о красоте – лишь бы держало надежно. Возникала даже мысль, что вся эта грубость – сознательная насмешка над красотой заключенного внутри.
Наковальня под ногами содрогнулась. Прим глянула в другую сторону. Безднир повернулся и шел к ней! Однако, пока она стояла, парализованная ужасом, великан шагнул к огромной железной пластине, которую Прим заметила раньше. Она думала, это деталь купола, по каким-то давно забытым причинам не пошедшая в дело. Может, так оно и было, но Безднир собирался пустить пластину в ход. Он подцепил ее когтями и повернул вогнутой стороной к себе. Там, как ремень у щита, была приклепана цепь. Великан забросил пластину на плечо.
Пока это происходило, Прим могла видеть мост. Путник в белой хламиде уже дошел до первой сторожевой башни, спокойно поднял руки, и мост начал расти перед ним. Путник двинулся вперед, ступая босыми ногами по настилу, которого не было мгновение назад. Опорная арка удлинялась с той же скоростью. Ближний обрубок моста заклубился хаосом, как рассеченная рука Марда, и потянулся через пролом к северу, навстречу другой половине.
Безднир поднял с земли звено цепи, валявшееся тут тысячелетиями. Оно было согнуто из железного стержня толщиной с туловище взрослого мужчины. Великан распрямился и метнул звено прямиком в Эла – ибо путником на мосту мог быть только сам Эл. Он увидел летящее звено и небрежным взмахом руки остановил его в воздухе. Оно рухнуло с лязгом, проломив мост, который Эл, впрочем, тут же восстановил, так что почти не замедлился. Безднир бросил другую железяку с тем же результатом: мост в целом продолжал расти. Пролом уменьшался. Эл шел вперед.
Уже совсем рассвело. Прим видела Корвуса – тот кружил над Бездниром и, видимо, давал советы. Каким-то образом он сумел достучаться до тупых великаньих мозгов, потому что Безднир оторвал взгляд от Эла и посмотрел прямо вверх. В следующее мгновение он вскинул щит, и как раз вовремя: с неба прямо ему на голову падала каменная глыба размером с дом. От звука, с которым она отскочила от железной плиты, у Прим заныло под ложечкой.
Прим подняла голову и увидела, что другая глыба падает прямо на нее. И не одна, а множество глыб сыпалось с Нависающей скалы. Эл каким-то заклинанием изменил там направление силы тяжести. Прим еле успела пробежать по наковальне и спрыгнуть под выступающую часть, как огромный валун разлетелся на куски там, где она стояла мгновение назад. Она скатилась по лестнице, тут же перевернулась на спину и глянула вверх, ожидая новых камней. Стратегия Эла была ясна. Он знал, что ему противостоит Смерть, и должен был ее сдержать.
Раз так, ей не следовало приближаться к друзьям, чтобы не подвергать их опасности. Они поднимались по длинной лестнице к воротам Твердыни, где на цепях криво висел огромный замок, и уже преодолели большую часть пути. Прим видела, как у замка кружит огонек, ныряя в замочную скважину и обратно. Лин тоже был там и взбирался по цепи, как паук по ниточке. Кверк и Мард уже добрались до замка. Мард запустил в него ауральную руку – наверное, вычищал скопившиеся за тысячелетия пыль и снег. Хвощ поднималась рядом с Эддой, медленно и мучительно преодолевавшей ступеньку за ступенькой. Прим догадывалась, что та ободряет Эдду, которая выглядела теперь древней старухой, согнутой под непомерным бременем. Хвощ ничем не могла ей помочь, кроме как восхвалять каждый ее шаг и уговаривать сделать следующий.
У моста шел поединок, и Прим жалела, что не видит его в подробностях и не сможет сложить о нем песню или рассказать о нем мастерице, которая изобразит это на ковре. Может быть, Эл сейчас полностью занят боем с Бездниром. Да почти наверняка! Возможности Эла не безграничны. Иначе почему бы он так страшился Ждода? Почему в Ждодово отсутствие не переделал Землю по своему вкусу?
И он боится Прим. Боится настолько, что уже попытался ее убить.
Знает ли Эл, что у них есть ключ от Твердыни? Ключ наверняка лежал в Кубе долгое время. Знай Эл про это, он бы его уничтожил. Они извлекли ключ на свет только сегодня утром, а Эл шел за ними через Область Бурь много дней. Значит, он здесь не из-за ключа.
Он здесь из-за Софии. Еще в самом начале Подвига Эл как-то узнал, что через Второэл будет проходить некая необычная особа, и сообщил об этом Элошлему. Смерть Элошлема и других подтвердила страхи либо подозрения Эла: София на Земле и знает о своей силе. Он сделал попытку настичь ее на Вопросе, но она исчезла. Эл, вероятно, знал о тоннелях хаоса, созданных Плутоном, и догадался, что она ушла одним из таких. Он отправился к Затерянному озеру и двинулся по их следам. Теперь он здесь и осыпает глыбами щит Безднира, идя по восстановленному мосту. Безднир одной лапищей держал над собой щит, а другую выбрасывал вперед, однако не мог проникнуть сквозь окружавшую Эла ауральную сферу.
На глазах у Прим его когтистая лапа замерла в воздухе и рухнула в Бездну, словно отрубленная. Великан довольно быстро заменил ее валявшимися неподалеку клещами – вероятно, в свое время ими держали исполинский тигель. Но за это время Эл преодолел мост и достиг ближнего края Бездны. Прим хватило присутствия духа сообразить, что Эл, временно выведя противника из строя, вновь попытается убить ее. И она не ошиблась: несколько крупных глыб сорвались с Нависающей скалы у нее над головой. Впрочем, Прим их вовремя заметила и без труда увернулась.
Она больше тревожилась за товарищей на лестнице перед Твердыней. Они, занятые замком и ключом, скорее всего не знают, что Эл преодолел пропасть, и не смотрят вверх. Однако Эл и не рушил на них глыбы. Это подтверждало догадку, что Эл не знает о ключе. Наверное, он спрашивал себя, чего ради София с великими трудами отправилась в это место, где ее сила бесполезна, однако сейчас его занимало одно: как с ней покончить.
Так что Прим поднялась по лестнице на плоскую вершину наковальни, повернулась спиной к Твердыне и дошла до северного края, где Эл точно ее увидит. Она почти видела на себе его взгляд, когда Эл улучал мгновение средь схватки с Бездниром. Еще чуть-чуть, и она сможет посмотреть ему в глаза и убить его. Однако он знал ее силу и не приближался. Итак, она могла его сдержать, просто стоя здесь и оставаясь в живых. И тогда Эл не доберется до тех, кто, неведомо для него, приближается к Твердыне с ключом. Поэтому она стояла на месте, наблюдая за схваткой, готовая к новым попыткам Эла ее убить.
И он находил время для таких попыток. Несколько раз удары Безднира обращали его почти в бесформенную ауру, но он всякий раз восстанавливался до того, как враг успевал атаковать снова. Бездниру на это требовалось больше времени, зато у него был неограниченный запас того, из чего он состоял: хаоса и камней. В какой-то момент исполинская глыба расплющила великана на самом краю бездны, рядом с мостом, и Прим испугалась, что он соскользнет в хаос. Но вместо этого хаос поднялся к нему и восполнил утраченные части, а глыба, придавившая Безднира, приросла к его спине, добавив ему крепости. Так эти двое сражались, и Прим не решалась перебежать на другой конец наковальни и глянуть, как дела у Эдды. Однако она заметила стаю молниевых медведей на леднике. Они двигались к мосту, а среди них Прим различила нечто более темное. Сперва она решила, что это автохтон, поскольку он скакал на коне.
Однако автохтона медведи бы уничтожили. Они не атаковали, а сопровождали всадника. Или, вернее, всадницу.
Эл вроде бы тоже это заметил. Прим почти читала его мысли. Он не хотел сражаться с Бездниром между Смертью с одной стороны и неведомой всадницей на стремительном коне. Эл вырос многократно и обрушил на Безднира столько ударов с разных сторон, что тот рассыпался беспорядочной грудой валунов и хаоса. Почти вся она водопадом ссыпалась в ущелье. Прим чувствовала, что великан жив. Он вернется. Но за то время, когда он будет заново собираться из камней, Эл сможет заняться другими делами. Он быстро глянул на Софию, повернулся к мосту и взмахом руки обрушил его в Бездну.
Прим уже научилась смотреть вверх, когда у Эла появлялось время ее атаковать. Глянула она и сейчас, но ничего не увидела. Однако у нее закружилась голова, как иногда бывает, когда смотришь вверх, да так сильно, что она рухнула на колени. Прим ощутила боль в груди и попыталась схватиться за это место, но рука наткнулась на что-то твердое.
Прим глянула вниз. Ее грудь насквозь пронзила черная стрела. Эл наколдовал ее и выпустил в Прим за мгновение короткого взгляда. Древко было уже окутано аурой тающего вокруг тела.
Прим завалилась на бок. Из-под полуприкрытых век она видела, как всадница вылетела на мост и натянула поводья перед новым провалом. Сзади по леднику спускались молниевые медведи.
Некоторое время Прим казалось, что мир полностью состоит из шума. За последнее время она слышала много громких звуков, таких как оглушительные раскаты Грозовья или грохот поединка между Элом и Бездниром. Однако они были лишь шепотками в сравнении с тем, что раздавалось теперь со стороны Твердыни. Звуки были такие громкие, что и Эл, и всадница на краю провала, и медведи на леднике встрепенулись. До того как зрение Прим растворилось в хаосе, она успела увидеть изумленное лицо обернувшегося Эла. Оно было настолько обескураженное, что Прим повернула голову и проследила его взгляд. Оковы Твердыни пали, железный купол качался из стороны в сторону, как будто его стряхивают, вокруг сыпались цепи и петли. На вершине замка стоял кто-то, ростом почти с Безднира, но обычных человеческих очертаний.
По крайней мере, так казалось, пока он не расправил крылья.
Ждод сразу увидел, что бури, которыми он в древние времена окутал Узел, больше не нужны, и взмахом руки их успокоил. В наступившем безветрии он воспарил на крыльях, но пролетел совсем недалеко – только до каменной наковальни, на которой умирала София. Он взял ее растворяющуюся форму на руки, словно мать – младенца, и прижал к груди.
– И вновь наша встреча оказалась совсем краткой, – сказала София Ждоду. Она утратила способность произносить слова и говорила лишь через единение аур.
– Тем она слаще, – ответил Ждод. – Знай, что твоя жертва была ненапрасной. Подвиг завершен.
– Эдде нужно отдохнуть, – проговорила она. Аура ее стала совсем бледной.
– Она пришла туда, где никто не потревожит ее покой, – сказал Ждод. – Как и твой.
И тут нить ее жизни оборвалась.
Все залил яркий свет, и не только от солнца, выглянувшего в просвет разорванных туч. Эл какое-то время стоял ошеломленный зрелищем открытого замка, освобожденной Твердыни и Ждода на воле. Теперь он отбросил облик обычной души, ступающей по земле. Эл поднялся в воздух и стал таким же огромным, как Ждод, дабы им говорить на равных. Усилилось и его сияние: теперь он лучился золотым солнечным светом. Ждод, со своей стороны, удовольствовался той формой, какую принял во время Падения, – темной, как Небосвод, куда вышвырнули его и других членов Пантеона. Некоторое время оба молчали, выстраивая свои армии. За спиной Эла противоположные края Бездны пришли в движение, утолщились и накренились один к другому, так что, соприкоснувшись, должны были образовать мост в сто раз шире прежнего. На дальней стороне ждала Весна на своем скакуне и ее медвежья свита, а по Изменчивой тропе шагала длинная колонна копалов – ее воинство.
Эл увидел это и рассмеялся Ждоду в лицо::
– Неужто мы будем играть в детские игры с мостом? Ты можешь отстраивать его, а я – рушить следующую тысячу лет.
Ждод ответил:
– Я ничего с ним не делаю. Перемены, которые ты видишь, производит тот, кому такое по душе.
И он обернулся к Твердыне. На ее высочайшей башне стояла, простерши руки, фигура в капюшоне. Кроме Плутона, можно было различить и других: на ступенях Любовь склонилась над обессиленной Эддой. В вышине стремительно носилась Самозвана, а Делатор, хромая, обходил укрепления, направляя работу душ, во множестве изливавшихся из Твердыни. Другие души, вооруженные и закованные в доспехи, появлялись из хаоса, и крылатый Война под дикую музыку Пана и оркестр душ-музыкантов, собранный им на высоком парапете, строил их в боевые порядки.
– Не важно, кто лепит мост, ты или Плутон, – сказал Эл. – Даже идя через Область Бурь под видом обычной души, один и без оружия, я разгонял копалов, как мошку, а нападения молниевых медведей были для меня лишь докучной помехой. Безднир, которому Весна поручила встретить меня у твоего порога, был, признаю, более серьезным противником, однако он лежит, рассыпанный, на дне ущелья, а когда поднимется оттуда, я рассыплю его вновь. Лишь София имела силу меня убить, а ее, как я вижу, больше нет.
Ждод протянул правую руку. В его горсти теплился комочек ауры.
– Я бы так не сказал, – промолвил он.
– Словами мы тоже можем играть, – ответил Эл, – но, говоря просто, твой замысел провалился.
– Мой замысел только разворачивается, – возразил Ждод. – За долгое время взаперти я научился терпению. Это качество ты утратил, правя Землей из высокого Дворца, когда все желаемое случается быстро, и путаешь промедление с неудачей.
Они еще некоторое время перебрасывались словами, покуда вокруг происходило разом много всего. Над ледником с дальней стороны кружил в авангарде армии копалов огромный говорящий ворон, показывая им дорогу. Чем дальше они наступали, тем шире становился их фронт, поскольку узкая тропа превращалась здесь в большую дорогу. Плутон сглаживал ледник у них под ногами, залечивая трещины, которые с древности грозили поглотить неосторожного путника. Их первые разведчики уже достигли моста. Его основания зазеленели – из бесплодной земли лезли всевозможные растения. Края Бездны уже почти соприкоснулись, корни и гибкие лозы перекинулись через провал.
Однако у Эла были свои легионы. Его ангелы, долго сдерживаемые Грозовьем, вылетели из Дворца, наверное, в тот же миг, когда ключ вошел в замочную скважину и ворота Твердыни отворились. На быстрых крыльях они покрыли расстояние от Столпа до Узла к тому мигу, как София испустила дух, Плутон начал заново лепить Землю, а Делатор принялся возводить укрепления. Ангелы появлялись в расчистившемся небе сперва по двое – по трое, затем целыми эшелонами. Их светозарные мечи были пока в ножнах. Сверкал лишь меч в руках у крылатого Войны – тот вылетел из Твердыни вслед за Ждодом и вытащил из земли ангельский клинок Бурра. Война стоил десяти ангелов, однако над ним их было уже больше десяти, и еще сотни приближались.
Трубы трубили, копыта стучали на севере и на востоке. Боевое знамя показалось над хребтом по другую сторону Бездны. Затем возник ряд копий, засверкали на солнце наконечники. То была конница автохтонов, и возглавляла ее женщина, чьи золотистые волосы под блистающим шлемом плескали на ветру, как стяг, – Истина Эла. Вероятно, автохтоны выехали в поход под действием странных эманаций Улья и скакали сюда много дней.
Так стекались к Твердыне армии Эла. Числом, стремительностью и красотой они многократно превосходили Ждодовых сторонников, которые в сравнении с ними казались жалким сбродом. Лишь колоссальная фигура самого Ждода, стоящего на каменной наковальне с крошечным комочком ауры в горсти, давала хоть какую-то надежду тем, кто радовался его возвращению.
Одинокая всадница скакала к урочищу Наковальни со стороны моста. Война отсалютовал мечом и низко склонился перед Весной, когда та во весь опор проносилась мимо. Ждод глядел на нее со смесью радости и печали. Однако, поскольку на него были устремлены взоры Эла и многих других, он заговорил резко и обратился не к Весне, а Самозване, кружащей подле него:
– Покажи ей, где встать.
Какое-то время урочище Наковальни бурлило приготовлениями к бою. Самозвана отвела Весну на позицию, где в случае схватки удастся остановить или хотя бы замедлить натиск автохтонов. Молниевые медведи следовали за Весной, а копалы – за медведями. За старым каменным валом они выстроились лицом на север, к мосту. Война расхаживал между бойцами, равняя ряды. Трубы Пана призывали к порядку, барабаны Пана горячили кровь.
– Ничто из этого тебе не поможет, – сказал Эл. – Можешь строить свои войска, как тебе угодно, однако небо наполнено моими ангелами.
Конница Истины проскакала по мосту и выстроилась в урочище Наковальни напротив копалов. Весна для забавы вырастила между двумя армиями густую траву. Автохтонские кони тут же принялись ее щипать, к большой досаде всадников. Наверняка они скакали много дней, так что смертельно изголодались.
– Что ж, зови своих ангелов на бой, – воскликнул Ждод и внезапно, захлопав крылами, взмыл в воздух.
Несколько ангелов дерзко выписывали петли прямо над ним; сейчас они стремительно прянули в стороны. Он полетел к Твердыне и опустился на высокий бастион, где все его видели и он видел всех. Внизу с грохотом затворили ворота. Эдду и других участников Подвига заранее провели внутрь.
Атаку возглавил Паладин Эла, за ним летели ангельские полки. Они клином низринулись с голубого неба, и острие клина указывало прямо на Ждода.
– Пли! – скомандовал тот.
Струи огня ударили с зубчатых стен Твердыни и ниже, из амбразур. Их извергали темные металлические трубы. Подле каждой трудился расчет из нескольких душ: сразу после первого выстрела они принялись готовить следующий.
На них, впрочем, почти никто не смотрел. Все взоры были обращены к Паладину Эла и его ангелам. Убитые или покалеченные, они рушились с небес в урочище Наковальни.
Новый строй ангелов занял позицию наверху, готовясь возобновить атаку. Паладин Эла лежал мертвым. Все смотрели на Эла, зависшего невысоко над землей на противоположном краю поля, возле широкого моста, укрытого густым растительным ковром.
– Жду твоего приказа, владыка Эл! – крикнул ангел, принявший на себя командование.
Мгновение спустя те же слова подхватила Истина во главе своей конницы. Она подняла меч, готовясь подать сигнал к атаке.
Эл медлил.
Земля содрогалась, но Эл этого не знал, поскольку не касался ее стопами.
Безднир выпрыгнул из пропасти за его спиной. Не обремененный теперь тяжелым щитом, он выбросил обе руки и ухватил Эла сзади. В попытке вырваться из великаньей хватки Эл обратился существом почти что из одной ауры. Двое сплелись в борьбе на краю обрыва. Потом медленно, словно подрубленное дерево, они рухнули и пропали в Бездне.
– Не стрелять! – крикнул Ждод и, снова взмыв в воздух, облетел по широкому кругу поле сражения. Вернее, просто поле, так как всем вдруг сделалось ясно: сражения в урочище Наковальни сегодня не будет. Первым делом он обратился к Истине: – Твоя задача выполнена. Не та, ложная, что назначил тебе Эл, но та, которую предустановил тебе я: увидеть то, что ты видела. Теперь исполните ее до конца – накормите своих коней сочной травой, скачите назад и расскажите всем, кого встретите: автохтонам, ульдармам, порожденью и всевозможным диким душам – о том, что здесь произошло.
Он сильно взмахнул крылами и взвился выше, туда, где ждали в строю уцелевшие ангелы. Их нестерпимое сияние померкло, когда Ждод приказал им вложить мечи в ножны.
– Ваше оружие похищено у Делатора. Спуститесь, и он его заберет. Если вам жаль отдавать свои мечи, пусть вас утешит знание, что они бесполезны против того, что Делатор создал со времени Падения. Когда-нибудь я вернусь осмотреть свой Дворец – позаботьтесь, чтобы там все было в порядке.
Спустившись к Твердыне, он обратился ко всем в ней и вокруг нее:
– У меня дела на Небосводе. Скоро я вернусь. Вы знаете, что делать.
И, взмыв выше, он сложил крылья и головой вниз нырнул в центр Твердыни. Те, кто стоял снаружи и не знал тайн этого места, наверное, ожидали услышать грохот, когда он врежется в землю. Но те, кто был внутри, видели, как он ушел в хаос, на котором стояла крепость.
Двери Твердыни отворились. Из них вышла дряхлая старуха. Ее поддерживали под руки две души помоложе. Неверными шагами она спустилась по лестнице, часто останавливаясь передохнуть. Двор усеивали тела павших ангелов. Вещество, из которого они состояли, потянулось к старухе, и та, вбирая его, начала вновь обретать силу и стать.
55
Зула забросила смотреть Битмир – там все мелькало так быстро, что ничего толком было не понять. Она гадала, впадает ли в старческое слабоумие. Или, по крайней мере, думают ли так окружающие. Ей помнился День благодарения, уже больше ста лет назад, когда все собрались на семейной ферме Фортрастов в Айове. Зула и несколько ее сверстников резались в компьютерную игру. В какой-то момент она увидела дядю Клода, вполне бодрого и любознательного в свои восемьдесят три. Он стоял в дверях, ошалело глядя на большой экран. Трудно было сказать, сколько времени он уже так смотрит, силясь понять, что происходит. Ясно было одно: некое сочетание возраста и культурного шока переключило дядю Клода на более низкую передачу, и его часы тикают куда медленнее, чем у всех остальных в комнате.
Когда Зула или кто-нибудь другой в Митспейсе смотрели Битмир, их часы тикали медленнее в самом буквальном смысле. За те сто лет, что Зула руководила фондом, коэффициент временного сдвига колебался в большую и меньшую стороны, однако в последние двадцать лет, с тех пор как ИСОП вышла на орбиту, тенденция была к ускорению. Освободившись от земных ограничений на выработку энергии, рассеивание тепла, прокладку оптоволокна и добычу полезных ископаемых (теперь всё строили из астероидов), они догнали, а затем и обогнали спрос. Так что время в Битмире по большей части ускорялось. Раньше зрители видели человеческую драму в реальном времени, теперь скорее наблюдали за жизнью муравейника.
Так что Зула бросила это дело. О, со зрением у нее все было в порядке. Старческая дальнозоркость и катаракта остались в прошлом, когда природные хрусталики заменили искусственными. Вместо сетчатки, с которой она родилась, была теперь выращенная в лаборатории, присоединенная к зрительному нерву микрохирургическим роботом. Некоторое время зрительная кора мозга не знала, что делать с новым улучшенным сигналом, поступающим по этому каналу, и Зуле пришлось заново учиться видеть. Нелегкую для ее возраста задачу облегчали нейропластические препараты – потомки тех, с которыми Мэйв экспериментировала десятилетия назад.
Сейчас Зула видела так же хорошо, как в семилетнем возрасте, просто смотреть предпочитала на реальный мир. Глядя на землю мертвых, она чувствовала ту же оторванность от происходящего, что дядя Клод.
Дядя Клод все равно стоял перед экраном и старался постичь происходящее, потому что ребята были его родственники и он понимал, что для них это нечто важное. Так и Зула знала, что в последние несколько дней (по времени Митспейса) в Битмире происходили важнейшие события с участием процессов, моделирующих сознание ее дочери Софии, ее друзей Корваллиса и Мэйв, а может, и других. Все они довольно много перемещались по Ландшафту и взаимодействовали между собой; София прервала несколько процессов. Зуле было известно, что за этим с большим интересом следит убывающее живое население планеты Земля.
Так что погожим осенним вечером она отправилась на работу – узнать, из-за чего кипиш. Зула могла ходить – да и бегать – хоть дни напролет. Разумеется, на самом деле по земле ступали ноги Фрэнка, его суставы принимали ее вес, его сенсоры и алгоритмы следили, чтобы Зула не упала. Она носила Фрэнка уже несколько десятилетий и, если бы сняла его, очень скоро умерла. Без него она не могла ни ходить, ни даже стоять. Она и спала в нем. Он был ее кроватью.
Саут-Лейк-Юнион по-прежнему сохранял статус места, куда биологические люди приходят ногами, чтобы работать вместе. Сейчас они по большей части занимались высокоуровневым менеджментом ИСОП. Разумеется, почти всю настоящую работу делали роботы, даже отдаленно не гуманоидные. Их ИИ были настроены на анализ астероидов, планирование задач, координацию логистики и распределение ресурсов. Говорить с ними было невозможно, а если бы такой разговор произошел, то не отличался бы от разговора с лопатой. Люди на поверхности Земли всего лишь приглядывали за системой и смотрели в будущее, делая все, чтобы роботы отыскивали новые астероиды и превращали в новых роботов, пока астероиды не закончатся. Потом, если потребуется, роботы начнут перерабатывать ненужные луны и планеты или полетят к поясу астероидов между Марсом и Юпитером, где этого добра в избытке. В конечном счете все должно превратиться в Сферу Дайсона[4] – пустую оболочку из камня и металла, которая будет поглощать всю энергию Солнца, тратить на вычисления, а излишнее тепло излучать в космос. Однако это произойдет не скоро. Настолько не скоро, что все ныне живущие люди успеют умереть от естественных причин, даже если будут использовать те же технологии продления жизни, что Зула. Земля, или по крайней мере участок землеподобной экосистемы, будет сохранена как своего рода парк, где смогут жить желающие биолюди.
Сегодня здание выглядело как в самом начале, когда сварщики и бетонщики создали основную структуру, а рабочие еще не приступили к внутренней отделке. Окна от пола до потолка по-прежнему казались обычными окнами, а на самом деле были сложными роботами, постоянно решающими, сколько света и с какой длиной волны пропускать в здание.
Когда Зула вошла, внутри было людно, чего не случалось уже много лет. Окна сообразили (а может быть, им сказали), что присутствующим нужен полумрак, чтобы лучше наблюдать за Битмиром. Разумеется, каждый мог бы смотреть в собственные очки, что ему угодно. Однако сейчас многое предстояло смотреть и обсуждать сообща, поэтому включили более крупное и мощное устройство – стационарный голографический проектор, выпускающий большое число фотонов. Все смотрели на изображение невооруженным глазом, совместно переживая увиденное.
– Вы как раз успели! – воскликнул кто-то.
Это была Ева, энергичная молоденькая сотрудница, в присутствии которой Зула всегда чувствовала себя дядей Клодом. Но Ева была милая, да и вообще Зула давно из-за такого не огорчалась.
– Успела к чему? – спросила Зула.
Голос у нее был слабый и надтреснутый – она вообще в последнее время почти не разговаривала. Сейчас она протискивалась бочком, чтобы лучше видеть; Фрэнк в целом ее слушался, но делал это так, чтобы не нарушать эвристику безопасности. Зула, будь ее воля, воспользовалась бы правом старушки проталкиваться через толпу локтями, но, поскольку это зависело от Фрэнка, она двигалась медленно, вежливо и аккуратно.
Она пыталась сложить в голове увиденные фрагменты. Проектор показывал увеличенное изображение части Ландшафта, которую Зула с первого взгляда не узнала. У нее было сильное дяди-Клодовское чувство непонимания логики того, на что она смотрит. Потом некоторые детали позволили сообразить, что это место, прозванное Эшервиллем как раз за отсутствие логики. Программа визуализации Ландшафта так и не смогла представить связную геометрию этого участка. Десятилетиями студенты, аспиранты и постдоки искали, где баг. Они пришли к выводу, что бага нет – «Провил» работала идеально, но сам Ландшафт здесь был лишен логики, и показывать его можно было только приближенно.
Итак, Зула смотрела на Эшервилль, барочную замкоподобную структуру, воздвигнутую здесь Доджем, и неприглядные дополнения, сделанные позже Элом. Неподалеку располагался зеленый участок, где последнее время жила Верна с одним из порожденных ею процессов – тем, что выглядел существом женского пола. Естественно, его называли Евой. Не исключено, что девушку, которая стояла сейчас рядом с Зулой, назвали в честь этой самой Евы.
– Что происходит? – спросила Зула.
– Коэффициент временного сдвига падает – большие процессы используют уйму маны, перегружая систему, – заметила Ева. – Сейчас приближается к единице. Это самый низкий…
– Самый низкий показатель за десятилетия, – сказала Зула.
– А сегодня в первой половине дня – по времени Митспейса – София и ее спутники телепортировались с крайнего юго-запада в район к северу отсюда. Позже они телепортировались снова – уже на меньшее расстояние.
Ева была так изумлена, что Зула была вынуждена объяснить:
– В давние время Плутон прибегал к телепортации. Мы не видели такого с тех пор, как он переместился в Ландшафт-2.
– В общем, с тех пор они продвигались на юг.
– Они?
– София и группа других процессов – включая Корваллиса и Мэйв! И угадайте, кто идет за ними по пятам?
– Мне незачем гадать, – ответила Зула. Она наконец-то выбралась на такое место, с которого ясно видела Эла, идущего по гористой местности на юг в сторону Эшервилля. – И все это случилось за последние несколько часов?
– По времени Митспейса? Да.
Зула глянула на руку Фрэнка. Часы на ней показывали восемь вечера.
– Сколько времени это заняло в Битмире?
– Три дня. Но, как вы видите, – продолжала Ева, – оно замедляется. И смотрите! Это Верна!
Ее внимание отвлекли возгласы других зрителей дальше к востоку. И впрямь можно было различить женскую фигурку на коне, скачущую наперерез Элу. Конский аллюр выглядел неестественным, дерганым. Но, как и говорила Ева, коэффициент временного сдвига быстро уменьшался, так что по мере приближения Верны движения становились более плавными и естественными.
– Что несет эта женщина? С виду нечто тяжелое! – Зула указала на фигуру, согнутую под непомерным бременем.
– Мы пытались определить. Запрашивали древние базы данных. Похоже, это аватара криптографического ключа. Эл сгенерировал его очень давно, а затем уничтожил. Однако Корваллис успел сделать что-то хитрое – воспользовался своими привилегиями для создания копии.
– Так это копия?
– По всему выходит, что да.
Одна причина замедления была очевидна: форма Ландшафта изменялась. Эл заставил мост соединиться над глубокой трещиной, отделяющей его от Эшервилля, где София, Мэйв и еще несколько процессов занимались чем-то на подходах к заброшенной крепости.
– Ясно, – сказала Зула, смело давая понять, что она не дядя Клод. – Он жжет много маны. Меняет Ландшафт в реальном времени. Однако просто создать мост не настолько дорого, чтобы до такой степени все замедлить.
– Стопроц, – отозвался молодой человек. Зула, разумеется, не вспомнила его имени, но в целом он ей нравился, а остальное было неважно. – В основном систему тормозят процессы из Ландшафта-2. Старая пантеоновская банда. Включая пресловутого ВоЖда.
Стопроц, как Зула решила называть молодого человека, по большей части торчал в углу помещения с людьми, наблюдающими за визуализацией Ландшафта-2 – отдельной части Битмира, где сосредоточился Пантеон. Поскольку весь Ландшафт-2 был скрыт криптографической защитой, никто не знал, что там на самом деле происходит. Смотрели они на абстракции – скачущие графики, схемы, потоки текста.
– Откуда вы знаете, что это Возрожденный Ждод? – спросила Зула.
Стопроц смутился. Зула поняла, что допустила оплошность. Будь она двадцатилетней стажеркой, он бы снисходительно принялся растолковывать ей азы. Но поскольку она была главой фонда, он не знал, что сказать.
Надо было ему помочь.
– Не важно, – сказала Зула. – Вы это просто знаете. У вас есть эвристика. От ВоЖда исходят некоторые голографические флюиды. Когда он появляется, звучит сирена.
– Примерно так, мэм. – Кивок был почти поклоном.
Через плечо молодого человека Зула видела то, на что смотрят остальные. Эта была трехмерная визуализация данных, которую не поймешь без университетского курса высшей математики.
Зуле пришла в голову мысль, и она высказала ее вслух просто для подколки:
– А кто-нибудь смотрел на него в последнее время?
– На что?
– На Ландшафт-2. Ну, где живет мой дядя.
– Э… там ничего не видно. Все зашифровано.
Она пожала плечами:
– Просто любопытно. Определенно, если не смотреть, то и не увидишь.
Стопроц вроде бы ее понял. Он поднял руку, управляя каким-то интерфейсом. Однако Зула не могла продолжать с ним разговор через полкомнаты, потому что люди в середине помещения зашумели. Не как профессионалы на деловой встрече, а скорее как болельщики на боксерском матче.
Так что Зула вместе со всеми принялась смотреть, что происходит. Коэффициент временного сдвига определенно упал ниже единицы, и теперь это походило на оперу, в которой двадцатиминутная ария излагает то, на что нормальным людям хватает двух-трех эсэмэсок. Между Элом и каменным чудищем шел впечатляющий бой. Одновременно происходило многое другое; зрители возбужденно толкали соседей в бок, призывая глянуть туда и сюда. Толпа созданных Элом гуманоидов во весь опор скакала к Эшервиллю. Другие гуманоиды и существа, двигавшиеся как медведи, вслед за Верной шли по мосту, заплетенному цветущими лозами, и выстраивались в оборонительный периметр.
Зула все больше чувствовала себя дядей Клодом. По счастью, кто-то тронул ее за локоть. Это был Стопроц.
– Вам кое-что надо посмотреть, мэм, – сказал он.
– Это важнее того, что здесь?! – воскликнула она, указывая на схватку в Эшервилле.
– Думаю, да. И, кстати, перекусить не хотите? Уже первый час ночи.
Он протянул ей что-то корявое, вроде энергетического батончика из гранолы и шоколада. Зула с благодарностью приняла батончик и вгрызлась в него искусственными зубами.
Стопроц провел ее в угол, где вместе с коллегами тусовался в последние часы. Свои загадочные инструменты визуализации они убрали, заменив их изображением города.
Зула видела его впервые и, подходя, решила, что это нечто европейское, однако вблизи он напомнил ей Китай. Низкие дома, разбросанные на неровной местности, средневековая неправильность улиц, необычная древняя цитадель. И среди этого более современные высотки. Одна из них высилась над всеми остальными и странным образом совмещала черты небоскреба и старинного оборонительного сооружения.
Представить это реалистичным изображением земного города мешало одно: исполинская фигура на вершине небоскреба. У нее были крылья. Кожистые, не из перьев. Крылатое существо задумчиво смотрело на большое, идеально круглое озеро у основания башни.
– Что это? – спросила Зула.
– Ландшафт-2, – ответил Стопроц. – Без шифрования. Мы впервые видим, какой он. Как вам известно. Мэм.
– А фигура на башне…
Он кивнул:
– ВоЖд.
Примерно в это время все в помещении разразились возгласами. Очевидно, в Эшервилле происходило нечто очень драматичное и увлекательное. Зула не знала, куда смотреть. ВоЖд расправил крылья, взмыл в воздух и нырнул в озеро. Однако происходило это как в съемке с эффектом замедленного движения.
Он исчез в круглом озере, а через несколько минут возник в Эшервилле на вершине замка, выстроенного им давным-давно. То, чем обвешал замок Эл, отвалилось. Зула не могла отыскать свою дочь, и ее как мать это тревожило.
Как ни хотелось ей смотреть на Ландшафт-2, там ничего не происходило. Весь Пантеон последовал за Доджем (не было смысла называть его как-то иначе) через портал, очевидно, связывающий озеро с освобожденным замком. Так что Зула вернулась туда, где все смотрели на этот замок. Там происходило какое-то замедленное сражение. Каменное чудище появилось снова и утащило Эла в каньон. Зрители кричали не столько от ужаса, сколько от изумления.
Еще в первые дни Пантеона Зула завела привычку (неправильную и ленивую, как она сама понимала) отождествлять некоторых его членов с античными божествами. Додж был некой комбинацией Зевса и ветхозаветного Бога. Плутон, разумеется, Плутоном. Один быстротой движений напоминал Меркурия, в другом ей чудилось некое подобие Марса. Войны тогда еще не было, но он отличался крупным телосложением и выполнял роль вышибалы. Поскольку все они оказались в Ландшафте-2, она не видела их несколько десятилетий.
А сейчас они были здесь, участвовали в схватке вокруг Эшервилля. Двое – «Марс» и «Меркурий» – полетели на юг. Тот, кто управлял проектором, настроил его так, чтобы зрители следили за этими двумя. Они неслись над снежными горами и определенно держали путь к дворцу на колонне. Как только все стабилизировалось, время вновь побежало быстрее. Однако и путь им предстоял неблизкий. Некоторые зрители вышли в туалет или перекусить. Зула осталась почти одна. Она долго стояла и смотрела на Доджа, держащего в горсти что-то очень маленькое и слабое.
Марс и Меркурий беспрепятственно опустились на крышу дворца. Тем временем в Эшервилле Додж взлетел на вершину замка и нырнул в трещину под ним. Зула, уже понимавшая, что происходит, повернулся к проекции Ландшафта-2. И да, чуть позже Додж возник из круглого озера посреди города. Он замахал крыльями, набирая высоту, расправил их шире и приземлился на вершину своей черной башни.
В то же мгновение, странно симметрично, в середине Ландшафта-1 Меркурий взмыл в воздух над белой башней. В одной руке у него было что-то похожее на трубу. Он поднес ее к губам и дунул.
Звука они слышать не могли, но видели, как он распространяется, подобно взрывной волне. Наверху звук таял в небе, словно льдистое гало, какое иногда бывает вокруг солнца в морозный день. А вот распространяясь вниз вдоль отвесных склонов столпа, он порождал как будто некое движение в наросшей на камень ульеподобной ячеистой структуре. Это немного походило на то, как огонь бежит вдоль пороховой дорожки. Или на то, как ученые-атомщики наблюдали следы элементарных частиц в насыщенном паре. Туманная камера. А еще это напомнило Зуле распускание цветка в покадровой киносъемке.
Волна быстро двигалась по тонкой пленке улья, но резко замедлилась в нижней части, где нарост был много толще.
В какой-то момент изображение просто замерло. Зула повернулась к Ландшафту-2. Он тоже замер. Какой-то немолодой сотрудник пошутил, что надо перезагрузить проектор – большинство вообще не поняло, о чем речь.
– На самом деле ничего не подвисло, – объяснил кто-то. – Просто коэффициент временного сдвига упал до десяти в минус третьей. И продолжает падать.
Это значило, что на моделирование одной секунды в Битмире требовалось уже больше тысячи митспейсовских секунд.
– Но я все равно вижу изменения! – воскликнула Ева.
Она говорила с такой убежденностью, что Зула придвинулась ближе в надежде тоже что-нибудь рассмотреть. Меркурий висел над дворцом на раскинутых крыльях, с трубой у губ. И зрелище это совершенно заворожило Зулу. Он не двигался, но беспрерывно менялся. Менялся к лучшему. Крылья, волосы, выражение лица – проекция просто не успевала обновляться так быстро, чтобы передать все детали.
Зула помнила начало своей работы в игровой компании Доджа. Тогда видеокартам, рисующим пиксели на экране, зачастую просто не хватало силенок; чтобы играть с нормальной скоростью, приходилось уменьшать разрешение и частоту кадров, избавляться от навороченных текстур. Картинка становилась паршивой, но иногда без этого было просто не обойтись. И какой же крутой казалась графика, какой живой и реальной, когда снова все включишь!
Теперь Зула понимала: до сих пор они видели Ландшафт в быстром, но паршивом варианте – иначе «Провил» не успевала бы за событиями в Битмире.
– Десять в минус четвертой, – произнес кто-то. – Просто не верится.
Десять тысяч секунд – примерно три часа – требовалось теперь для моделирования одной секунды в Битмире. Система была перегружена.
– Но ведь все работает, да? – спросила Ева.
– Идеально.
Говорящий имел в виду, что процессы в Битмире никак замедления не ощутили. Течение времени, испытываемые квалиа – все оставалось тем же.
И какие же это были квалиа! Зула подошла еще ближе. Каждый волосок на голове Меркурия был теперь отрисован графическими алгоритмами, у которых внезапно оказалась куча времени. Солнце не просто отражалось от каждого волоса, но и дробилось на нем, так что он сиял и лучился. Зрачки влажно поблескивали, и Зула видела, что Меркурий сейчас заплачет. Слеза повисла в уголке его левого глаза, и в ней отражался мир.
Он был прекрасен. Все там было прекрасно.
– Хочется отправиться туда, не так ли? – произнес рядом мужской голос.
Зула обернулась, увидела пожилого сотрудника, который раньше пошутил про перезагрузку, и узнала Еноха Роота.
– Вы правда сейчас спросили меня, хочу ли я умереть? – парировала она.
Он скроил кислую мину и не ответил. Как будто Зула поймала его на чем-то не совсем хорошем.
– Может, вы туда отправитесь, – предложила она, – и пришлете мне весточку из следующего мира?
– У меня все еще есть обязательства перед предыдущим, – ответил он.
– Так это происходило раньше? – спросила Зула.
Она пошла к визуализации Ландшафта-2, где Додж – Ждод – ВоЖд, как ни называй, стоял, раскинув крылья, на вершине своей темной башни.
Читать бесплатно другие книги:
