Скажи пчелам, что меня больше нет Гэблдон Диана

23

Ловля форели в Америке, часть вторая

Несколько дней спустя

Зеленовато-желтая, как опадающий лист, муха мелькнула в воздухе и опустилась на воду среди расходящихся от рыбы кругов. Секунду или две она держалась на поверхности, а затем с крошечным всплеском исчезла, схваченная прожорливыми челюстями. Роджер резко дернул удилище, подсекая добычу, но в этом не было необходимости: сегодня голодная форель набрасывалась на все подряд. Рыбина так глубоко заглотила крючок, что оставалось только с усилием вытянуть ее из воды.

И все же форель, отливая серебром в последних лучах солнца, боролась и норовила сорваться с лески. Роджер чувствовал ее силу, ярость и желание жить – несоразмерно большое для такой рыбы, – и его сердце тоже забилось мощнее.

– Кто тебя научил так закидывать удочку, Роджер Мак? – Тесть взял трепыхавшуюся на берегу форель и аккуратно ударил ее о камень. – Более ловкого движения я еще не видел.

Роджер скромно отмахнулся от комплимента, хотя и покраснел от удовольствия: Джейми не разбрасывался похвалой.

– Мой отец, – ответил он.

– Правда?

– В смысле – преподобный, – поспешил уточнить Роджер. – На самом деле он приходился мне двоюродным дедушкой. Он меня усыновил.

– Значит, он и есть твой отец, – улыбнулся Джейми.

У дальнего берега заводи Жермен с Джемом спорили из-за того, кто выудил самую большую рыбу. Поймали они порядочно, но складывали форель в общую кучу и теперь не могли определить, где чья.

– Ты ведь не думаешь, что я люблю Джема и Жермена по-разному из-за того, что первый – мой внук по крови, а второй – нет?

– Конечно, не думаю.

Глядя на мальчиков, Роджер и сам улыбнулся. Жермена, родившегося на год с небольшим раньше, отличало худощавое телосложение, как и обоих его родителей. Джем был широкоплечим, в деда. И в меня, – подумал Роджер, приосанившись. Оба мальчика сильно вытянулись. Под алым светом заходящего солнца их волосы вспыхнули рыжим – даже белокурая шевелюра Жермена.

– А где Фанни? Она их быстро помирит.

Двенадцатилетняя Фрэнсис порой выглядела намного младше своих лет, а иногда – поразительно старше. Девочка уже успела сблизиться с Жерменом, когда в Ридже появился Джем, и ее первоначальная настороженность к нему объяснялась страхом, что Джем отнимет у нее единственного друга. Однако Джем был душой компании, а бывший карманник Жермен умел найти подход к людям гораздо лучше любого одиннадцатилетнего мальчишки, и вскоре троицу повсюду видели вместе. Хихикая, они то удирали через кусты, спеша по каким-то таинственным делам, то вдруг появлялись во время пахтанья масла – слишком поздно, чтобы помочь со сбиванием, но как раз кстати, чтобы выпить стакан свежей пахты.

– Дженни учит ее вычесывать коз.

– Зачем?

– Хочу добавить козий волос в штукатурку для стен.

– Понятно.

Роджер кивнул, протягивая шнур для переноски рыбы через темно-красную жаберную щель.

Солнце почти опустилось за деревья, однако форель все еще клевала, то и дело выпрыгивая из воды и образуя на поверхности сверкающую рябь. Поддавшись соблазну, Роджер на мгновение сжал пальцы на удилище… Нет, для ужина и завтрака им хватит, а в погребе и так уже с десяток бочонков соленой и копченой рыбы, да и солнце вот-вот скроется.

Джейми в одной рубахе неподвижно сидел на удобном пеньке, вытянув босые ноги; сзади на земле валялся старый охотничий плед. В нагретом за день воздухе разливалась нега. Он посмотрел на мальчиков: позабыв о споре, те снова взялись за удочки и внимательно следили за поплавками, будто парочка зимородков.

Джейми повернулся к Роджеру и как ни в чем не бывало спросил:

– А у пресвитериан существует таинство исповеди, mac mo chinnidh?

Роджер немного помолчал, ошеломленный как самим вопросом, так и возможным подтекстом, а также тем, что Джейми назвал его «сын моего дома». Подобное обращение он слышал только раз, во время собрания кланов на горе Геликон несколько лет назад.

Однако по своей сути вопрос был простым, и Роджер так же просто ответил:

– Нет. У католиков семь таинств, а пресвитериане признают всего два: крещение и причастие. – Этим он мог бы ограничиться, только суть вопроса явно заключалась в другом. – Вы хотите мне о чем-то рассказать, Джейми? – На его памяти он лишь второй раз обратился к тестю по имени. – Я не могу отпустить вам грехи, но с радостью выслушаю.

Лицо собеседника, до сей поры не выражавшее особого напряжения, теперь расслабилось, и разница была очевидной. Собственное сердце Роджера распахнулось навстречу этому человеку, готовое принять все, что бы тот ни сказал. По крайней мере, так он думал.

– Да, – хрипло ответил Джейми и кашлянул, застенчиво наклонив голову. – Это меня устроит. Помнишь ночь, когда мы вырвали Клэр из рук тех подонков?

– Такое не забывается. – Роджер посмотрел на тестя, потом скосил глаза на мальчиков, которые по-прежнему увлеченно рыбачили, и вновь оглянулся на Джейми. – Почему вы спрашиваете? – осторожно поинтересовался он.

– Ты был там, когда я сломал Ходжпайлу шею, а Йен спросил, что делать с остальными? И я сказал: «Убей всех».

– Да.

Он там был. И не хотел возвращаться к прошлому. Слова тестя подняли на поверхность воспоминания, от которых повеяло холодом: непроглядная ночь в лесу, отблески пламени, леденящий ветер и запах крови. Барабаны… Один боуран грохочет у него в руках, еще два – позади. Крики. Чьи-то сверкнувшие в темноте глаза и острый спазм в животе, когда под его ударом проломился череп.

– Я убил одного из них, – резко произнес Роджер. – Вы знали?

Джейми все это время смотрел на него и сейчас не отвел взгляда. На миг сжав губы, он кивнул.

– Сам я не видел, – сказал он. – Но на следующий день у тебя на лице все было написано.

– Немудрено.

Роджеру сдавило горло, и слова вырывались с хрипом. Удивительно, что после битвы Джейми вообще заметил хоть что-то, кроме Клэр. С болью в груди, как после удара под дых, Роджер вспомнил: она стояла на коленях у ручья и пыталась выправить собственный сломанный нос, глядя на отражение в воде, а по ее избитому обнаженному телу струилась кровь.

– Нельзя угадать заранее, чем все закончится. – Джейми пожал плечом. Шнурок, державший его волосы, исчез (видимо, зацепился где-то за ветку), и густые рыжие пряди колыхались на вечернем ветерке. – Я имею в виду схватку. Одно остается в памяти, другое нет. Тем не менее ту ночь я помню прекрасно – как и последующий день.

Роджер молча кивнул. У пресвитериан действительно не было таинства исповеди, и сейчас он об этом пожалел: весьма полезная штука. Особенно если ведешь такой образ жизни, как Джейми. Но любой священник знает потребность души выговориться и быть понятой, и в его силах дать такую возможность.

– Естественно, – сказал он. – Значит, вы сожалеете? О том, что приказали убить тех людей?

– Ни капли. – Джейми бросил на него жесткий взгляд. – А ты сожалеешь о своем поступке?

– Я… – Роджер внезапно умолк. Не то чтобы он об этом не думал, просто… – Сожалею, что пришлось, – осторожно закончил он. – Очень. Хотя в глубине души уверен: иначе было нельзя.

Джейми выдохнул.

– Ты наверняка знаешь, что Клэр изнасиловали.

Тесть не спрашивал, однако Роджер кивнул. Клэр не рассказывала даже Брианне – да и к чему.

– Человек, сделавший это, не погиб в ту ночь. Она видела его живым два месяца назад у Бердсли.

В воздухе повеяло прохладой, но волоски на предплечьях у Роджера приподнялись по другой причине. Джейми всегда четко выражал мысли, и начал он разговор со слова «исповедь». Роджер не торопился с выводами.

– Вряд ли вы спрашиваете у меня совета, как поступить.

Джейми некоторое время помолчал – темная фигура на фоне пылающего заката.

– Нет, – тихо сказал он. – Конечно.

– Дедушка! Смотри!

По камням через заросли к ним пробирались Джем с Жерменом, каждый нес нанизанных на шнурок рыб. Смешанная с кровью вода капала на штаны мальчишек, оставляя темные полосы. Рыбья чешуя блестела бронзой и серебром в последних лучах угасающего света.

Роджер перевел взгляд на Джейми и успел заметить, как сверкнули его глаза, когда он смотрел на мальчиков. На миг лицо тестя отразило тревогу и внутреннее напряжение, которые тут же исчезли. Он улыбнулся внукам и наклонился полюбоваться уловом.

Господи Иисусе, – подумал Роджер. Через его грудь будто пропустили электрический разряд, короткий и обжигающий. – Он прикидывает, достаточно ли они взрослые. Для таких знаний.

– Мы решили, пускай каждый возьмет по шесть, – пояснил Джемми, гордо поднимая бечевку и поворачивая ее так, чтобы отец с дедом полюбовались размером улова.

– А эти – для Фанни. – Жермен показал связку поменьше, на которой висели три упитанные форели. – Мы решили, будь она здесь, что-то все равно поймала бы.

– Отлично придумано, ребята, – похвалил Джейми, улыбаясь. – Уверен, девчушка оценит.

– Хм. – Жермен слегка нахмурился. – Она по-прежнему сможет с нами рыбачить, Grand-pre? Когда станет женщиной? Миссис Уилсон говорит, что нет.

Джемми с отвращением фыркнул и толкнул Жермена локтем.

– Вот еще глупости, – сказал он. – Моя мама женщина, и она ходит на рыбалку. И охотится, ясно?

Жермен кивнул, однако не слишком убежденно.

– Да, верно, – признал он. – Хотя мистер Кромби этого не одобряет, как и Цапля.

– Цапля? – удивился Роджер.

Хирам Кромби считал, что долг женщины – готовить, убирать, прясть, шить, присматривать за детьми, кормить скот и подавать голос только во время молитвы. Но Стойкая Цапля Брэдшоу был индейцем чероки, который женился на девушке из моравской общины в Салеме и теперь жил на другой окраине Риджа.

– Почему? Ведь женщины чероки сами выращивают урожай, и я точно видел, как они ловили рыбу сетями и складывали в садки.

– Цапля говорил не о рыбной ловле, – объяснил Джем отцу. – По его словам, женщины не могут охотиться, потому что от них воняет кровью и это отпугивает дичь.

– Что ж, верно, – к удивлению Роджера, согласился Джейми. – Но только когда у них месячные. И даже в этом случае, если зайти с подветренной стороны…

– А вдруг запах крови привлечет медведя или пуму? – спросил Жермен, видимо слегка обеспокоенный подобной возможностью.

– Маловероятно, – сухо сказал Роджер, надеясь, что прав. – На твоем месте я бы помалкивал о таком при тетушке. Она может обидеться.

Джейми усмехнулся и отправил мальчишек домой.

– Ступайте-ка. Нам тут еще нужно поговорить. Скажите бабушке, что мы придем к ужину, хорошо?

Они подождали, пока мальчики не отойдут на достаточное расстояние. Ветер стих, и последние круги на воде медленно растаяли в сгущающихся сумерках. Воздух наполнили маленькие мушки, не ставшие добычей форели.

– Значит, вы это сделали? – спросил Роджер. Он опасался услышать ответ. Что, если тесть отложил задуманное и сейчас попросит у него помощи?

Джейми кивнул и расправил широкие плечи.

– Клэр мне не сказала. Разумеется, я тотчас заметил, что она чем-то встревожена… – В его голосе промелькнула горькая усмешка: Клэр не умела скрывать чувства. – Но когда я завел об этом речь, она попросила меня дать ей время подумать.

– Вы согласились?

– Нет, – серьезно ответил Джейми. – Я видел, как она терзается. И тогда расспросил сестру – Дженни была с Клэр у Бердсли. Она тоже заметила этого типа и выведала у Клэр, в чем дело. Когда я дал понять, что знаю, Клэр заявила, что с ней все в порядке. Она пыталась простить ублюдка. И почти преуспела.

Джейми говорил будничным тоном, однако Роджер уловил нотку горечи.

– Думаете… следовало дать ей еще время? Прощение – долгий процесс, а не мгновенный акт.

Он почувствовал себя до странности неловко и кашлянул, прочищая горло.

– Знаю, – произнес Джейми сухим, как наждак, голосом. – Лучше многих.

Горячая волна смущения затопила грудь Роджера и поднялась к шее. Горло сдавило, и какое-то время он вообще не мог говорить.

– Да, – продолжил Джейми немного погодя. – Все так. Хотя, сдается мне, покойника простить куда легче, нежели того, кто мелькает у тебя перед глазами. Если начистоту, я подумал, меня она простит скорее, чем его. – Он пожал плечом. – И… даже если бы Клэр смирилась с тем, что этот тип живет поблизости, то я – никогда.

Роджер тихонько хмыкнул в знак согласия. Слова тут казались излишними.

Джейми не шевелился и молчал. Он чуть отвернул голову, глядя на поверхность воды, по которой от легкого ветерка пробегали всполохи ряби.

– Возможно, это самый скверный поступок за всю мою жизнь, – наконец проговорил он едва слышно.

– Хотите сказать, с нравственной точки зрения? – спросил Роджер, стараясь не выдать голосом чувств.

Джейми повернул голову, и в его голубых глазах при свете последних лучей солнца мелькнуло удивление.

– Нет, что ты, – без раздумий ответил он. – Я имел в виду сам процесс.

– Понятно.

Роджер умолк, ничем не нарушая воцарившееся молчание. Мысли Джейми казались осязаемыми, хотя сам он сидел неподвижно. К чему эта исповедь? Чтобы пережить все заново и таким образом снять камень с души? Роджер чувствовал страшное любопытство и в то же время отчаянное желание остаться в неведении. Он перевел дух и резко заговорил:

– Я рассказал Брианне. Что убил Бобла и… как именно. Может, не следовало.

Лицо Джейми полностью скрыла тень, но Роджер чувствовал взор голубых глаз на своем лице, озаренном закатным солнцем. Он едва удержался, чтобы не опустить взгляд.

– Правда? – спокойно полюбопытствовал Джейми. – И что она ответила? Конечно, если не хочешь, не говори.

– Я… Если честно, единственные слова, которые мне запомнились, были: «Я тебя люблю».

Он смог расслышать только это за грохотом барабанов и ударами собственного сердца. Роджер стоял на коленях, уткнувшись в ноги Брианны, а она все повторяла: «Я тебя люблю» – и обнимала его за плечи, укрывая водопадом волос, смывая своими слезами его грехи.

На мгновение он перенесся в прошлое и тут же очнулся, когда Джейми что-то сказал.

– Простите?

– Говорю: почему пресвитериане не считают брак таинством?

Джейми повернулся на камне лицом к Роджеру. Солнце уже почти село, лишь бронзовый нимб волос виднелся вокруг его головы. Остальное тонуло во мраке.

– Ты священник, Роджер Мак, – произнес он тем же тоном, каким мог описать любое природное явление, например пегую лошадь или стайку крякв. – Мне – да и тебе, думаю, тоже – ясно, что Бог призвал тебя и привел сюда именно за этим.

– Ну, с ролью священника, может, и ясно, – сухо сказал Роджер. – Что же до остального… Остается только гадать.

– С этим ты справишься лучше нас всех, парень, – с улыбкой в голосе заявил Джейми. Он встал – черная тень с удилищем в руке наклонилась к плетеной корзине для рыбы. – Не пора ли двигаться к дому?

Между берегом пруда и оленьей тропой, ведущей по небольшому склону, не было прохода как такового. Пока они с усилиями пробирались в сумерках по валунам через густой кустарник, разговор сошел на нет.

– Во сколько вы впервые увидели убийство? – вдруг спросил Роджер в спину Джейми.

– В восемь, – без колебаний ответил тот. – Во время драки, когда мы угоняли скот. Я тогда не слишком переживал.

Он поскользнулся на камне, однако вовремя схватился за еловую ветку и удержал равновесие. Твердо стоя на ногах, Джейми перекрестился и что-то пробормотал себе под нос.

В воздухе разлился запах помятой хвои; они пошли медленнее, глядя под ноги. Интересно, – подумал Роджер, – действительно ли в сумерках запахи ощущаются сильнее или просто зрение уступает место другим органам чувств?

– В Шотландии, – неожиданно произнес Джейми, – во время Восстания я видел, как мой дядя Дугал убил одного из своих людей. Жуткое дело, хотя и во имя милосердия.

Роджер перевел дыхание, собираясь сказать… Он не знал, что именно, но это не имело значения.

– А потом я убил Дугала прямо перед битвой. – Джейми не обернулся, продолжая медленно и упорно карабкаться вверх. Гравий время от времени скользил под его ногами.

– Знаю, – сообщил Роджер. – И по какой причине. Клэр нам рассказала. Когда вернулась и считала вас погибшим, – добавил он, видя, как напряглись плечи Джейми.

Наступила долгая пауза, нарушаемая только тяжелым дыханием и высоким, тонким свистом охотящихся ласточек.

– Не уверен, – сказал Джейми, осторожно формулируя мысль, – смог ли бы я умереть за идею. Нет, это прекрасно, – поспшно добавил он. – Только… Я спросил Брианну насчет тех, кто придумывает идеи и облекает их в слова, – многие ли из них сражались в реальности?

– Вы имеете в виду, во время революции? Вряд ли они сами воевали, – с сомнением произнес Роджер. – То есть будут воевать. За исключением Джорджа Вашингтона, хотя он не из тех, кто много разглагольствует.

– Он умеет разговаривать с солдатами, уж поверь, – криво усмехнулся Джейми. – А не с королем или газетчиками.

– Конечно. Однако, – справедливости ради уточнил Роджер, отводя смолистую сосновую ветку, от которой ладонь тут же стала липкой, – Джон Адамс, Бен Франклин и другие мыслители с говорунами рискуют своей шеей так же, как вы… как все мы.

– Да.

Склон круто пошел вверх, и какое-то время они поднимались молча, нащупывая путь по неровной гравийной осыпи.

– Думаю, я не смог бы умереть – или повести людей на смерть – только за идею свободы. Не теперь.

– Не теперь? – с удивлением повторил Роджер. – А раньше?

– Да. Когда ты с моей дочкой и детьми был… там. – Роджер уловил короткий взмах руки в направлении далекого будущего. – Потому что тогда мои поступки здесь… имели бы значение, так? Для всех вас. И я бы сражался ради вас. – Его голос смягчился. – Ведь для того я и рожден, понимаешь?

– Понимаю, – тихо сказал Роджер. – Вы всегда знали, не так ли? Для чего созданы.

Джейми удивленно хмыкнул.

– И когда же, по-твоему, я это понял? – с улыбкой спросил он. – Уж не в Леохе ли, подбивая приятелей на разные проделки? Может, стоит и в них исповедаться?

Роджер отмахнулся.

– Наши поступки повлияют на судьбы Джема и Мэнди – и наших потомков после них, – сказал он. При условии, что Джем и Мэнди выживут и заведут собственных детей, – добавил Роджер про себя, и от этой мысли у него в животе похолодело.

Джейми резко остановился, и Роджеру пришлось свернуть, чтобы избежать столкновения.

– Гляди, – сказал тесть.

Они стояли на вершине невысокого холма. Деревья чуть расступились, и перед ними простерся Ридж – большой северный участок долины чернел на фоне поблекшей синевы неба. Однако непроглядную темноту пронзали крошечные огоньки: свет из окон и вылетающие из дюжины дымоходов искры.

– Дело не только в наших женах и детях. – Джейми кивнул в сторону огней. – А еще и во всех них.

В его голосе прозвучала необычная нотка гордости, смешанной с печалью и покорностью.

Во всех них.

Роджер знал, что в Ридже семьдесят три домохозяйства. Он видел бухгалтерские книги Джейми, в которых тот скрупулезно отмечал убытки и достаток каждой семьи арендаторов, занимавших его землю – и мысли.

– «И теперь так скажи рабу Моему Давиду: так говорит Господь Саваоф: Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был вождем народа Моего, Израиля»[83].

Цитата пришла на ум неожиданно, и он произнес ее вслух, не успев подумать.

Джейми глубоко и шумно вздохнул.

– Да, с овцами было бы проще, – сказал он, а затем резко добавил: – В книге Фрэнка Рэндолла говорится, что армии пойдут на юг, хотя это и без него ясно. Я не смогу защитить Клэр, Брианну, детей – всех их, – если война придет в Ридж. – Тесть кивнул в сторону далеких искр. Роджер понял, что под «ними» он имел в виду поселенцев – своих людей.

Не дожидаясь ответа, Джейми поправил корзину и начал спускаться.

Тропа сузилась, и они задевали друг друга плечами. Роджер чуть отстал, следуя на шаг позади тестя. Месяц, тонкий словно щепка, сегодня взошел поздно. Было темно, и морозный воздух щипал кожу.

– Я помогу вам защитить их, – хрипло сказал он Джейми в спину.

– Знаю, – тихо ответил тот.

Повисла короткая пауза, будто от него ждали продолжения, и Роджер произнес в тишину ночи:

– Своим телом. И душой, если потребуется.

Он видел силуэт Джейми: тесть глубоко вздохнул, и на выдохе его плечи расслабились. Теперь они зашагали бодрее. Тропа то и дело пропадала из виду, и они сбивались с пути; кусты царапали босые ноги.

На краю поляны возле дома Джейми остановился, подождал Роджера и положил руку ему на плечо.

– То, что происходит на войне… твои поступки… не проходит бесследно, – тихо сказал он. – Хоть ты и священник, тебя это тоже заденет, помяни мое слово. Мне очень жаль.

Не проходит бесследно. Мне очень жаль. Однако Роджер промолчал и лишь слегка коснулся ладони тестя на своем плече. Затем Джейми убрал руку, и они молча пошли домой.

24

Ночные тревоги

Адсо, лениво растянувшийся на столе, будто меховой шарф, открыл глаза и тихо вопросительно мяукнул в ответ на скрежет.

– Несъедобно, – сказала я ему, стряхивая с ложки последний шарик мази из горечавки.

Большие серовато-зеленые глаза снова сомкнулись в щелочки, однако не закрылись полностью, и кончик хвоста начал подрагивать. Кот на что-то смотрел. Я обернулась и увидела в дверях Джемми, кутающегося в потрепанную отцовскую рубаху из голубого ситца. Она почти доходила внуку до ступней и сползала с худенького плеча, но он не обращал на это внимания, торопясь мне что-то сообщить.

– Бабушка! Фанни приплохело!

– Поплохело, – машинально поправила я, закупоривая банку с мазью, чтобы Адсо не сунул в нее нос. – Что случилось?

– Она свернулась, как мокрица, и стонет от боли в животе. Бабушка, у нее кровь на ночнушке!

– Понятно. – Я отпустила банку с листьями перечной мяты, к которой потянулась первым делом, и взамен достала с верхней полки маленький кисейный мешочек. Он лежал там наготове уже пару месяцев. – С ней все в порядке, милый. Или скоро будет. Где Мэнди?

Дети спали в одной комнате и довольно часто – в одной постели. Было обычным делом, заглянув к ним ночью, обнаружить всех четверых вместе, сладко свернувшихся на тюфяке в общей куче из влажных тел и одежды. Утром Жермен ушел на охоту с Бобби Хиггинсом и Эйданом. Джемми остался, потому что вчера порезал ногу. Мэнди тоже находилась дома. Вряд ли ее неотвязное любопытство и излишняя разговорчивость помогли бы в сложившейся ситуации.

– Спит, – ответил Джем, наблюдая, как я бросаю узелок с травами в глиняный чайник и заливаю его кипятком. – Для чего это питье, бабушка?

– Просто чай с корнем имбиря и розмарином. И тысячелистником. Это месячногонное снадобье. – Я произнесла слово по буквам и добавила: – Оно помогает женщинам при месячных. Ты про них знаешь?

Джемми округлил глаза.

– Ты имеешь в виду, у Фанни течка? – выпалил он. – С кем ее будут вязать?

– Ну, у людей все по-другому, – сказала я и ловко выкрутилась: – Пусть тебе мама утром все объяснит. А сейчас давай-ка ты лучше иди к дедушке под бочок. Я отнесу Фанни чай.

Прежде чем уйти из хирургической, я вытащила из-под стола ящик с речными камнями и выбрала свой любимый: обветренный кусок серого кальцита размером с кулак Джейми, с тонкой ярко-зеленой прожилкой сбоку. Он напомнил мне о подобранном у ручья изумруде. Тот я держала в своей аптечке – в качестве амулета. Я положила камень в очаг и нагребла сверху горячих углей, на всякий случай: вдруг потребуется тепло.

В комнате у детей горела свеча. Фанни лежала спиной к двери на узком тюфяке, скинув покрывало и свернувшись калачиком, словно ежик. Она не обернулась на звук моих шагов, только втянула голову в плечи.

– Фанни? – тихо позвала я. – Как ты себя чувствуешь, милая?

Из-за сильного беспокойства Джемми насчет крови я немного переживала, однако на муслиновой ночнушке девочки виднелась единственная маленькая темная полоска и одно-два ржаво-коричневых пятнышка первой менструации.

– Нормально, – тихо и отстраненно ответила она. – Это профто… просто кровь.

– Совершенно верно, – спокойно подтвердила я, хотя ее интонация меня слегка встревожила. Я села рядом и дотронулась до плеча бедняжки. Оно будто одеревенело, кожа была холодной. Сколько времени Фанни пролежала без покрывала?

– Со мной все в порядке, – сказала она. – Тряпки у меня есть. Сорочку я пофти… постираю утром.

– Об этом не беспокойся.

Я легонько погладила ее по затылку, словно пугливую кошку. К моему удивлению, девочка сжалась еще сильнее. Я убрала руку.

– Тебе больно? – спросила я деловым тоном, которым обычно расспрашивала пациентов, приходивших ко мне в кабинет. Фанни уже не раз его слышала, и ее хрупкие плечики чуть расслабились.

– Не оф… не очень, – старательно выговорила она.

Фанни прилагала массу усилий, чтобы научиться правильно произносить слова, после того как я сделала ей френэктомию для избавления от косноязычия. Я видела, как ее раздражают отголоски прежней шепелявости.

– Профто давит, – сказала она. – Будто взяло в кулак, прямо тут. – Девочка продемонстрировала, как именно, прижав кулаки к низу живота.

– Все нормально, – заверила я. – Твоя матка просыпается, если можно так выразиться. Раньше она не давала о себе знать, поэтому ты ее не ощущала.

Я схематически объяснила, как устроена женская репродуктивная система, и хотя слово «матка» вызвало у Фанни легкое отвращение, слушала она внимательно.

К моему удивлению, шея у нее при этом побледнела, а плечи опять сгорбились. Я оглянулась на Мэнди, но та беспробудно сопела под стеганым одеялом.

– Фанни? – Я попробовала снова дотронуться до нее и погладить руку. – Ты ведь уже видела девушек, у которых начинались месячные?