Цепные псы пантеонов Чубаха Игорь

Я говорю вам «до свиданья»,

Расставанье не для нас.

Через четверть часа Гребаха Чучин отдаст приказ, и в «Старшей Эдде» начнется сворачивание стационарных и мобильных систем внешнего наблюдения. Но девушка успела, системы выдали ей порядка двадцати пяти единиц свитков информации[9], обнародованию которой в «Ред Ойле» были бы очень не рады.

Изучая материалы, Катерина Кондаурова совершенно не обратила внимания на перечень открытых и тайных зарубежных партнеров финансовой структуры, плюнула на то, что глава «Ред Ойла» взял приданым сто сорок две законсервированных нефтяных скважины за дочкой бывшего министра, и равнодушно пролистала сводку по ежедневным неофициальным выплатам чиновникам различных рангов. Зато заучила назубок номера мобильных телефонов ближайшего окружения руководителя службы безопасности головного офиса «Ред Ойла» Владимира Костромина. Далее, через Интернет Катя прослушала последние разговоры с этих номеров. От нее ждали результата, и на период операции Кате в использовании ресурсов был выдан карт-бланш, поэтому невольнонаемная не стала возиться с оборот-браслетом, а заказала надпространственное окно в кабинку для переодевания бутика «Моника Меморекс». В кабинке Катя материализовалась, наряженная в духе журнала «Вог»: предпочтение розовому, макияж эквивалентом тысяче долларов. Из кабинки Катя вышла с демонстративно кислой физиономией, чтобы местная «менеджер зала» не рискнула побеспокоить надутую клиентку. Менеджер зала Даша спросила кассиршу уже после того, как надутая клиентка выразительно хлопнула дверью:

— Люд, че-то я не врубилась: когда эта расфуфыренная коза с ресницами до пупа успела туда нырнуть? Мы вроде никуда не отлучались?

Сходившая в преддверии сессии с ума над учебником по трудовым взаимоотношениям заочница Института холодильной промышленности, кассирша бутика «Моника Меморекс» Людмила Кузнецова пожала плечами, лишь бы от нее отстали. На этом сцена в бутике себя исчерпала.

Выйдя из бутика, Катерина толкнула соседнюю дверь — это оказался ресторан «Маниту» (индейская кухня) — и подрулила к метрдотелю:

— За каким столиком будет обслуживаться господин Костромин? — Именно за местом обеда разрабатываемого лица она и охотилась, выслушивая всякие: «Я тебе перезвоню...», «Вы ошиблись номером...» и «Абонент временно недоступен...»

На зал через динамики приглушенно крутили Пресли «Are You Lonesome Tonight?»:

Метрдотель был столь тощ, что значок на груди «Хочешь похудеть, спроси меня — как?» вызывал бы безграничное доверие.

— А вы, собственно, кем ему приходитесь? — Глазки метрдотеля на всякий случай тревожно забегали.

— Личный секретарь. — Катя предъявила липовый паспорт, сотворить который при ресурсах «Эдды» заняло лишь три небрежных пасса ладошками.

– Пожалуйста, вон тот, второй у окна, — в документ заглянуть метрдотель почему-то постеснялся, зато уверенность дамы и, главное, тысячебаковый макияж убрали лишние подозрения.

— У окна не покатит. Господин Костромин терпеть не может столики у окна. Да и с точки зрения безопасности дурная примета.

— Который из свободных вы порекомендуете? — Метрдотель уже ничего не подозревал, а только завидовал сильным мира сего, запросто нанимающим таких шикарных девушек в секретарши и отстегивающим столько, что хватает на бронебойный макияж.

— Пожалуй, подойдет этот, — остановилась Катя на столике у эстрады, подальше от вывешенной на стене коллекции томагавков. — Надеюсь, днем музыка по ушам не ездит?

— Живой звук — с двадцати ноль-ноль, — метрдотель вскользь подумал, что красавица немного вульгарна. — Пресли тоже приглушить?

Катя на секунду заинтересовалась роскошным тотемом из тисненой кожи и «орлиных» перьев, скрашивавшим дверь на кухню.

— Устраивает, — на правах личного секретаря Катя заняла место так, чтобы не светиться через витрину.

Когда спустя десять минут в ресторан «Маниту» пожаловал в окружении Маняши и Матвеева собственной персоной господин Владимир Костромин, Катя поднялась ему навстречу:

— Простите мне невинный розыгрыш официантов, будто я ваша секретарша, — не позволив редойловцам оглядеться, взяла она быка за рога.

Пресли к этому моменту переключился на хит «Mona Lisa»:

У метрдотеля отвисла челюсть, Маняша как бы невзначай заслонила тело московского начальства распиравшей неизменный камуфляж грудью и потянулась к кобуре.

— Просто я хотела продемонстрировать вам свои способности: я умею находить нужного человека в нужном городе, какие бы меры конспирации он ни применял. — Еще не договорив заранее приготовленную фразу до середины, Катя поняла, что господин Костромин прочно сел на крючок.

Маняша боковым зрением учла коллекцию томагавков и сменила позицию на пятнадцать сантиметров в сторону дизайнерской находки.

— Обедаем по варианту «Смак», — смерив Катю глазами, только и бросил Владимир Костромин подчиненным.

— знай себе старался давно мертвый король рок-н-ролла.

Вместо военного «Есть» Маняша еле заметно кивнула и за руку повлекла субтильного метрдотеля на кухню. Телохранителя встретили бодрый стук ножей и чужое перешучивание:

— У тебя борщ пересоленный.

— Без моря жить не могу!..

Маняша отобрала у шеф-повара передник и принялась лично готовить фирменное блюдо заведения «Чингачкук — Большой Змей» — филе питона под агавовым соусом.

Устроившийся за столом сбоку припека Медведев разложил ноутбук.

— Как вас величать, незнакомка Крамского? — галантно начал зондаж Владимир Костромин, даже сидя державший спину, будто проглотил указку.

— Александра.

— Цель вашего выхода на сцену? — небрежно и без всякого интереса стал перелистывать меню Костромин.

Меню посулило гостям жаркое из дикой утки «След Сокола»; пеммикан-ассорти «Виннету», кукурузный салат «Апачи» и еще длинный список названных не без упражнений в остроумии блюд.

— Я хочу предложить свои услуги в поиске и поимке пока успешно от вас ускользавшего Антона Владленовича Петрова.

— Почему вы уверены, что вам повезет? — после некоторой паузы решил продолжить разговор Владимир Костромин, хотя по всем правилам безопасности полагалось такую беседу тут же свернуть.

— Везение здесь ни при чем. Вы уже только что имели удовольствие познакомиться с результативностью моих методов.

— Вы представляете какую-то организацию?

— Нет, я работаю только на себя. — Катя боялась, что спутник Костромина проверяет по ноутбуку ее реплики через бесконтактный детектор лжи, она что-то слыхала о похожих компьютерных программах.

Все оказалось гораздо проще.

— Готово? — повернулся Костромин к подчиненному.

— Готово, — кивнул тот. — Екатерина Юсуповна Кондаурова, восемьдесят пятого года рождения, студентка второго курса Института дизайна, уроженка города Бологое, год назад пропала без вести.

Катя холодно и безразлично пожала плечами:

— Господин Медведев, да, меня зовут не Александра, а Екатерина, но разве это влияет на суть вопроса? — для начала она выдала, что знает фамилию помощника Костромина. — Вы меня сфотографировали на замаскированный в петлице пиджака цифровой мини-аппарат, потом проверили по конфиденциальным базам. Скорость и успешность работы впечатляют, однако при всем богатстве средств технической поддержки пока вы не сумели поймать Антона Петрова. А я — сумею.

— Зачем это вам? — скорее допрашивал, чем спрашивал прочно сидевший на крючке Костромин.

— Вы любите свою работу, а я люблю деньги.

— Сколько вы хотите?

— Миллион американки, — здесь Кате обязательно следовало выглядеть очень жадной, чтобы сидящие по ту сторону стола поверили, будто у девушки кроме денег нет иных интересов.

— Не слишком жирно — миллион?

— На охоту за Антоном Петровым вы уже затратили, по моим данным, в полтора раза больше.

— Где гарантии, что вам повезет?

— Уважаемый господин Костромин, везение — удел авантюристов. Я ставлю не на везение, а на безупречность своих методов.

— Вы знакомы с обстоятельствами нашей последней неудачи? — Костромин решил выяснить, так ли уж много знает странная девушка.

— Ваш подчиненный получил проникающее ранение в стопу, сейчас он находится в санатории «Северная Ривьера».

— А про то, что Петров, мне даже трудно произносить это вслух, ни много, ни мало, превратился в облезлого гуся и упорхнул? Или я схожу с ума?

— Вы все еще проверяете, насколько я осведомлена? Тогда поправлю: не в гуся, а в чайку. Но на самом деле никакого волшебства не было, вам всего лишь отвели глаза. Знаете, в народе часто ходят истории, как к какой-нибудь компании подходит незнакомый типчик и за червонец или бутылку обещает пролезть по валяющейся рядом трубе. И надо же — лезет. Только тут появляется запоздавший хрюндель из компании и обнаруживает, что незнакомец ползет себе спокойненько рядом с трубой, тогда как весь завороженный народ верит, будто внутри. Пусть уважаемый господин Медведев проверит по компьютеру, насколько такие истории распространены.

Костромин кивнул, и Медведев склонился над экраном.

— Но там труба, а тут — птичка!

— Принцип отвода глаз один и тот же.

— Значит, Антон Петров спокойно стоял себе рядом, когда Маняша дырявила ногу Мишане?

— Уверена, да.

— А что же ему помешает отвести глаза и вам, девушка?

— Мне глаза так просто не отведешь, этого нет в моем досье, но моя бабка была, как раньше говорили, — ведьма. Или, если угодно в современной терминологии, — сильный экстрасенс. И многому научила любимую внучку.

— Мистика? — презрительно поджал губы Костромин.

Но Катя прекрасно знала, что никуда этот матерый мужик от нее не денется, что купился он на ее легенду с потрохами.

— Никакой мистики, неизведанная область науки. Гарантией, дескать, я — не жулик в духе Кашпировского, будет то, что деньги вы мне выплатите по результату.

— Даже не попросите аванс? А если мы решим вас кинуть?

— Я думаю, познакомившись со мной на практике, вы выбросите подобные идеи из головы.

Над цитаделью «Старшей Эдды» кружил черный ворон, в самом замке стоял настоящий переполох. Правда, сей шум совершенно не беспокоил двух пленников, поскольку благодаря мощным стенам обходил-облетал их камеру десятой дорогой.

Камерой это назвать было трудно, просто мелом начерченный круг, диаметр — метра четыре. Вот только выйти за черту ни Ивану, ни Сереге никак не удавалось. Не получалось, и все тут, сколько ни бросались ребятки грудью на невидимые барьеры. Невидимая стена упруго и корректно отфутболивала обратно, даже гнушаясь отвечать увечьями. Оставалось либо сидеть на высасывающем тепло из тела каменном полу и пялиться в такой же каменный потолок, либо нарезать круги вдоль меловой границы.

Пойманных беглецов поместили в мрачное подземелье, украшенное только портретом какого-то бородача — то ли царского генерала восемьсот двенадцатого года, то ли пьяного пономаря кисти безвестного передвижника. Точнее не угадать, будь ты хоть искусствоведом — портрет висел рядом с дверью, метрах в десяти от мелового периметра, да и освещалась тюрьма всего одним чадящим факелом, от которого было больше всполошенных теней, чем света. И только при большом старании можно было заметить валявшиеся в углу железяки да пару вделанных в стену ржавых уключин, наверное, тоже зажимы для факелов.

— Нам когда-нибудь жрать принесут? — чтоб не молчать, аукнул сокамерника Серега.

Иван не ответил, он нервно дергал нитки из рукава, оторвать его от этого монотонного занятия могла только отпирающаяся дверь, и она таки открылась.

Очень бодро гремя высокими каблуками, в каменный мешок уверенно ввалились закутанные в муаровые шелка крепче мумий три стройные- дамы. Они жадно курили и сыпали пеплом во все стороны, будто ассистентки на фотосессии.

— Нам когда-нибудь жрать принесут?! — намерился взять прекрасный пол на горло Серега.

— Опаньки! — напрочь игнорируя запросы пленника, обратилась к подругам первая. — Кажется, при прошлом переезде здесь был электрический свет.

— Я хочу сделать официальное заявление! — ожил и встал на ноги Иван.

— Ты все перепутала, тогда агнцев держали в каземате номер три, — выдохнула ментоловое облачко вторая дамочка, с зататуированными до синевы кистями. — А сейчас там ремонт. Помнится, та парочка была из фирмы со смешным названием — «ВМС». Мы с Гемгемой никак не могли отгадать, что их название значит.

— Это те, которые «Приглашаем пожилых энергичных женщин для реализации мелкооптовых партий бриллиантов»? — встряла в треп третья фифа, травившаяся кондовым «Беломором». — Наверное, «ВМС» — это «Военно-Морские Силы».

— Прошу отвести меня к вашему руководству! — лишний раз наткнулся на невидимую преграду грудью Иван.

Дверь открылась еще раз, на пороге объявилось страшноватое одноглазое двуногое, не отвлекаясь на присутствующих, пошарило взглядом по углам, не нашло, что искало, и закрыло дверь за собой.

— Или «Внутриматочные спирали», — фыркнула первая.

— Девушки, судя по вашим бедрам, вы хотите услышать что-нибудь нежное, — сделал следующую попытку вступить в контакт с надзирательницами Серега, но его благие намерения опять пропали втуне.

Ни бурая щетина, ни синюшные круги вокруг глаз и грязь под ногтями, ни пудовое от присохшей глины кашемировое пальто галантного арестанта не сподвигли дам уделить ему хотя бы мимолетный заинтересованный взгляд. Вторая мымра, с зататуированными руками, выбрала позицию сбоку от мелового круга и уставилась на портрет, две другие, став вдруг очень серьезными и забубнив что-то монотонное под нос, растянули поперек каземата и привязали кокетливыми бантиками к уключинам алую ленточку.

— Готовность «Вальпургиева ночь»! — совершив сизыми запястьями пару пассов, отрапортовала вторая участница ритуала портрету.

Обломанный по всем статьям Иван снова уселся на каменный пол и вернулся к ниткам из рукава расползавшегося, вонявшего тиной ватника. А Серега отдал бы голову на отсечение, что бородатая рожа на портрете кивнула. Опять сплошная мистика!

— Все, боец, война закончилась, эта сторона улицы уже не опасна при обстреле, — наконец подарила вторая мегера сомнительную улыбку Сереге.

Ему хватило ума догадаться, что его выпускают из заколдованного круга. Зачем-то зажмурив глаза, пленник сделал шаг... второй... открыл глаза — теперь он был вне круга, до ленты оставалось метра два. Иван с интересом следил, что произойдет дальше. Сергей решил рискнуть и рванул вперед, но только животом коснулся алой ленты, бантики по краям каземата распустились, и лента, будто живая, оплелась вокруг рук и физиономии резвого пленника. Глаза ничего не видят, и попутанными руками повязку с глаз не содрать.

— Зря пальцы ног растопырил, отсюда уже не сбежишь, — хихикнула та, что с «Беломором».

Чадящий факел вспыхнул ярко-ярко, и раздался громогласный вопль:

— Всему контингенту «Старшей Эдды»! Десятиминутная готовность к эвакуации цитадели!!! Сущностям, не участвующим в ритуале, следует занять места по расписанию «Вальпургиева ночь». Сущностям, завязанным на местность, приготовиться к реинкарнации!!! Ответственным за сворачивание инженерных и магических носителей доложить о готовности к эвакуации в минутный срок!!! — Приказ, казалось, шел сквозь стены, и суперпрочные, каменной кладки стены вибрировали, будто служили всего лишь декорациями.

Дамочка с татуировками выполнила знакомые уже пассы в обратном порядке и повернулась к портрету:

— Группа «Агнец». Первый этап ритуала выполнен, переходим ко второму этапу! — по-военному молодцевато отрапортовала мегера.

— Пошли, спринтер, — ее коллеги взяли упакованного, ослепленного тряпками, так что о лишнем шаге думать забудь, Серегу под руки и повели из каменной тюрьмы.

Когда дверь закрылась и отгремел проворачиваемый в замке ключ, Иван поднялся с корточек и попробовал ступить за меловую линию, но невидимая преграда вернулась. Получив легкий, почти ласковый щелбан в лоб, Ваня решил успокоиться, но при этом хитро улыбнулся. Нет, это была не спонтанная улыбка, а глубоко осмысленная и, вполне может быть, рассчитанная на то, чтобы тот, кто на портрете, ее учел.

Двумя ярусами замка выше оберст Харви Файнс стоял у госпитальной кровати. Приказ по громкой связи раздался в тот момент, когда старый эльф собирался одеть на шею рядового Тесена Орден шестнадцати рун третьей степени. К чести своей, на раздавшийся голос Харви и глазом не моргнул и уж тем более орден не уронил.

Обритый наголо, одетый в больничную пижаму и сидевший на продавленной панцирной койке, будто орел на унитазе, эльф Тесен выглядел совершенно не воинственно. Тем не менее, когда муаровая лента обвила шею воина, глаза того счастливо блеснули. И красив стал эльф Тесен, словно выпускник военного училища с незасаленными лейтенантскими погонами, да при кожаной портупее. И даже оттертая в дальний угол медсестра задышала влюбленно.

— Рядовой Тесен награждается Орденом шестнадцати рун третьей степени, за действия, несовместимые с трусостью, — торжественные слова старого оберста прозвучали чересчур официально, так уж получилось. Все, с этим героем ритуал закончился, Харви Файнс шагнул к следующей кровати.

Дверь палаты открылась без приглашения, на пороге объявилось страшноватое одноглазое двуногое, не отвлекаясь на присутствующих, пошарило взглядом по углам, не нашло, что искало, и закрыло дверь за собой. Сержант Ланалог, в отличие от предыдущего кавалера, не смог поприветствовать своего командира даже сидячей позой. Щедро загипсованная нога сержанта была нацелена растяжками в выбеленный известью потолок палаты. Хотя, конечно же, под побелкой угадывались квадраты каменной кладки.

— Рентген не показал повреждения костей, — забубнил шагнувший следом за оберстом костоправ — вольнонаемный доктор Штагель. — Но присутствует восьмидесятипроцентное ограничение движения голеностопа. Насильное же разгибание голеностопа влечет за собой непереносимую боль в области ахилла и в области разгиба. При этом опухоль прогрессирует.

— Диагноз? — Оберста так и тянуло взглянуть на наручный хронометр, чтоб прояснить, сколько секунд оттикало после громогласного приказа. Но сминать парадный ритуал старый оберст не желал: это были его родные солдатики, его бойцы, его почти сыновья, пусть начальство играет в совсем иные игры.

— Похоже, удар был нанесен заклинанием Рыбьей кости, я бы даже рискнул сказать, кельтским вариантом проклятия. Начнем терапию сразу после развертывания «Старшей Эдды» по новому адресу.

— Мы еще повоюем с тобой на пару, сержант Ланалог, — произнес оберст, похлопав бойца по укрытому больничным одеялом плечу. На этот раз Харви Файнсу удалось найти подходящий тон, немного командирский, немного отеческий. Оберст прокашлялся и снова стал суров. — Сержант Ланалог Горпожакс, от командования «Старшей Эдды» поздравляю вас с присвоением внеочередного воинского звания форт-сержанта и за действия, обеспечившие бесперебойную работу Окна в лето, награждаю Орденом шестнадцати рун второй степени.

Сержант Горпожакс нашел силы на минутку забыть о боли и улыбнуться, ведь на него все смотрели: и соседи по палате, и оберст с эскулапом, и медсестра Оявка — смазливая ведьма с финно-угорской кровью. Воспользовавшись моментом, весьма довольный собой, еще смакуя послевкусие собственного триумфа, еще не остывший от позиции, когда все улыбались только ему, рядовой эльф Тесен запустил шаловливые ручки медсестре сзади под халат. Та взвизгнула и отвесила герою звонкую оплеуху. Хотя, признаемся, глазки ее при сей экзекуции таки озорно блеснули.

Оберст оглянулся, легко по красным рожам виновников шума отгадал, в чем дело, но промолчал. И тут снова раздался голос:

— Всему контингенту «Старшей Эдды»! Пятиминутная готовность к эвакуации цитадели!!! Сущностям, не участвующим в ритуале, следует занять места по расписанию «Вальпургиева ночь». Сущностям, завязанным на местность, приготовиться к реинкарнации!!!

Доктор Штагель — ну, конечно же, пенсне в нагрудном кармане старомодного сюртука под наброшенным на щуплые плечики крахмальным халатом; конечно, усики щеточкой и плешка на девяносто процентов макушки. И, самое характерное, желтые умные глазки, будто работающие на слегка подсевших батарейках «Энерджайзер» пальчиковые фонарики. Так вот — доктор Штагель явно занервничал, но старый эльф Харви Файнс еще не закончил визит к своим гренадерам. Не обращая внимания на засуетившийся медперсонал, он переместился к следующей кровати:

— Здравствуй, Рерьюк, как себя чувствуешь? — Здесь в голосе старого эльфа уже не оставалось даже на йоту официоза. — Все не было случая поблагодарить тебя, не от имени командира, а от имени такого же, как ты, эльфа.

Боец Рерьюк лежал на боку лицом к выбеленной известью стене, на обращение он даже не шевельнулся. И избранная этим, самым крепким, надежным и, чего там, лучшим головорезом из взлелеянного оберегом отряда персонажем поза отдавала великой тоской. Может, Рерьюк спал, может, был без сознания?

— Общее состояние тяжелое. Сознание заторможенное, — влез с комментариями костоправ Штагель. — Кожные покровы бледные, цианотичные, сухие. Отмечается выраженный цианоз носогубного треугольника, ушных раковин. — Доктор потихоньку увлекся. — В прекардиальной области грудной клетки визуализируется кровоподтек и ушибленная рана. Пульс — сто ударов в минуту, аритмичный. Частота сердечных сокращений соответствует пульсу. Артериальное давление на обеих руках — восемьдесят на шестьдесят. Дыхание — двадцать четыре дыхательных движения в минуту. При аускультации правого легкого отмечается резкое ослабление везикулярного дыхания. Хрипов нет. Живот при пальпации мягкий, безболезненный. Симптомов раздражения брюшины нет. Тошноты, рвоты не отмечалось. Менингеальных симптомов нет.

— Короче, герр Штагель? Нам всем еще по изоляционным коконам надо успеть спрятаться. — Оберст уже мысленно читал донос, который не преминет накатать на него герр Штагель за близкую к рискованной ситуацию с отступлением от штатного плана эвакуации.

— Воин получил удар тупым предметом в прекардиальную область. Кризис миновал, со дня на день пойдет на поправку.

— Он меня слышит?

— Однозначно сказать не могу. — Поджатый временем эскулап уже не скрывал свою враждебность к главному здесь по должности.

— Ладно, — посуровел оберст, — воин Рерьюк Графий, от имени командования «Старшей Эдды» и от себя лично поздравляю с награждением Орденом шестнадцати рун первой степени и... — рука оберста скользнула под обшлаг парадного мундира, где у сердца хранилась самая ценная из сегодняшних наград, — именным кинжалом милосердия из дамасской стали[10]. — Скорее похожий на стилет, кинжал торжественно сверкнул в руке.

— Всему контингенту «Старшей Эдды»! Трехминутная готовность к эвакуации цитадели!!! — загремело со всех сторон.

И, конечно же, на головы присутствующих посыпалась побелка — стены не могли не затрепетать от такого шума. Наверное, оберст Харви Файнс хотел еще что-то сказать, но так уж получилось, что эвакуация поторопила. Харви положил орден и кинжал на исцарапанную тумбочку у изголовья кровати и охлопал воина по плечу.

Где-то он играл роль командира, где-то был искренен, только... После второго хлопка эльф Файнс отдернул руку, будто его ужалило током:

— Да ведь он холодный!

Доктор протиснулся вперед, бормоча под нос что-то вроде: «Не может этого быть, кризис миновал, артериальное давление на обеих руках — восемьдесят на шестьдесят...» — с видом профессора, у которого не удался лишь один из большой серии физических опытов.

— Да, он мертв, — потрогав лоб отвернувшегося к стенке Рерьюка Графия, нехотя признал эскулап.

За этот профессиональный цинизм Харви готов был профессиональным ударом меча рассечь докторишку от правого плеча до промежности. Но вместо того старый оберст лишь чуть не сжег костоправа Штагеля взглядом.

— Всему контингенту «Старшей Эдды»! Двухминутная готовность к эвакуации цитадели!!!

И хотя времени оставалось в такой обрез, что лучше брызгать вскрытыми венами, старый эльф не пожадничал парой секунд, дабы собрать и кинжал, и орден с больничной тумбочки и положить в кровать рядом с холодным телом:

— Я благодарю тебя, герой Рерьюк, ведь не возьмись ты в ледяном аду за огнемет, в «Старшую Эдду» не вернулся бы никто из нас, — чуть не сорвался от надрыва голос Харви.

Все. Затягивать ритуал дальше было столь же опасно, как цедить вместо джин-тоника концентрированную серную кислоту. Сущности, опоздавшие при эвакуации, считаются «пролетевшими». Если верить Буддам, они имеют право воплотиться снова лишь в самых низких носителях жизни — то ли траве, то ли букашках.

Харви кивнул персоналу, дескать, все свободны. Штагель, не стесняясь, облегченно вздохнул и произвел руками нужные пассы. Из ниоткуда на потолке над Штагелем, медсестрой-ведьмой Оявкой и двумя ассистентами эскулапа возникли колоритные гроздья из копошащихся паучков — не птицеедов, не крестовиков, не скорпиошек, а вполне заурядных каракуртов или им подобной серости. Не мешкая, паучки осыпались вниз дождем и бодренько засновали по замершим покорно фигурам, оплетая космами паутины.

Те же пассы произвел и оберст. Теперь паучьи скопления вылупились прямо из покрывавшей потолок извести над самим Харви и его ворочавшимися по койкам бойцами. Хлоп — и паучки обсыпали погоны Файнса, словно перхоть. Раз — и паучки засновали по вертикали, создавая для оберста персональный герметичный кокон-скафандр из паутины. Паучки обделили вниманием только почившего Рерьюка. Когда «Старшая Эдда» перебазируется, и контингент покинет изоляционные коконы, их на больничной койке встретит похожий на пепел из крематория прах героя.

На следующем ярусе замка открылась дверь, и три дамочки втолкнули в зал спеленатого пленника.

— ...Система наружного защитного периметра свернута, — как раз закончил доклад портрету в ореховой раме начальник штаба «Старшей Эдды» Джи-Джи-Олифант.

Дамы провели Серегу в центр зала, нажали на плечи, чтоб стал на колени.

— Одну минуточку! — заерзал опутанный лентой и ничего не видевший пленник. — У меня есть что вам предложить. Слыхали про «Эрмитажные списки», из-за которых Шрам выпустил кишки Вензелю?![11]

Начштаба беззвучно вытащил из ножен парадную шпагу и протянул мегере с татуированными руками. Гребаха Чучин на портрете не пошевелил и бровью, взирая на происходящее с благостной патриаршей улыбкой.

— «Эрмитажные списки» — это компромат убойной силы. Это списки чиновников, продававших в годы СССР сокровища Эрмитажа на Запад! Половина этих чиновников сейчас на таких должностях, что голова закружится! И они, считай, у нас в кармане, пикнуть не посмеют!!! Понимаете, какие здесь возмо..?!

Дама высоко занесла татуированную руку и рубанула шпагой чуть ниже затылка пленника. Кровь обагрила алую ленту, сталь и серую от напряжения руку дамочки. Кровь парящей струей брызнула на палисандровый паркет, и казалось, будто сам паркет прыгнул ей навстречу, мучимый великой жаждой. Гребаха сделал лишь один чуть заметный жест указательным пальцем правой руки, и миллионы пауков обштопали присутствующих коконами в долю секунды.

А снаружи все выглядело еще фантастичней. Черный ворон спикировал на флюгер главной башни и вцепился намертво. В замке разом погасли все окна и бойницы. Замка не стало, вместо него, словно на гигантском рекламном панно, прямо в воздухе возникла рунами огненная надпись «Старшая Эдда», но и она тут же погасла.

И там, где прежде стоял замок, осталась лишь втоптанная в весеннюю грязь прошлогодняя трава.