Падшие Болдаччи Дэвид
Закрыл книжку, поднял взгляд на Джеймисон.
– Это из первого послания Петра, глава вторая, стих восемнадцатый, – подсказала та.
Грин удивленно посмотрел на нее:
– Верно. А вам это откуда известно?
– Мой любимый дядюшка был священником. Я помогала ему преподавать в воскресной школе. Библию с тех пор назубок помню. Вдобавок он был очень уважаемым богословом, так что не только тексты знаю, но и кое-какие толкования.
– Тогда не угодно ли вам на время накинуть мантию богослова и растолковать мне, в чем смысл данных стихов?
– Петра за его верования избили и заключили в темницу. Так что он, вероятно, хотел сказать, что даже при таких ужасных испытаниях нужно все равно сохранять веру. Вдобавок в те времена у многих были рабы. Так что эти слова можно рассматривать еще и как оправдание рабовладения, при котором рабов дозволяется держать в узде всеми доступными способами. В смысле, с точки зрения Бога, все это нормально. – Она нахмурилась. – Вообще-то такое больше к лицу дьяволу.
– Что-нибудь еще?
– Многие богословы считают, что Петр этого послания вообще не писал.
– Почему?
– Потому что текст указывает на уверенное владение греческим языком и хорошую богословскую и философскую подготовку, которых у Петра попросту быть не могло. Вдобавок массовые гонения на христиан начались гораздо позже его смерти.
Грин улыбнулся:
– Ну у вас и эрудиция! Спасибо.
Джеймисон, однако, нахмурилась опять:
– Но я все-таки пока не пойму, что это может дать нам в расследовании – если только в ваших краях кто-нибудь тайком не занимается работорговлей.
– Это могло быть нечто вроде предостережения. Типа только попробуй встать у нас на пути, и с тобой такое же будет. Но убивать людей, которые даже не были знакомы друг с другом? Без видимой связи с чем-либо? Такое впечатление, что их выбрали наобум.
Джеймисон немного поразмыслила:
– Послушайте, Бэронвилл – далеко не мегаполис. И все же у вас тут сразу три места преступления неподалеку друг от друга, и на каждом по двое убитых. Здесь – стих из Библии на стене. Вчера – лужа крови, причем не человеческой, а какого-то животного. А что там, где сейчас Декер с вашей напарницей?
– Там у одного убитого какой-то знак на лбу, – ответил Грин. – Тоже, по-моему, из категории странностей.
– Лично мне не верится, что между этими убийствами нет никакой связи. Я просто убеждена, что мы имеем дело с одним и тем же убийцей – или же группой убийц, детектив.
Грин покорно вздохнул:
– Этого еще не хватало! Серийные убийства в Бэронвилле… Город только пытается вновь встать на ноги, и нате – скоро это будет известно по всей стране. Ну кто к нам после этого жить и работать поедет?
– А вы не подумывали запросить подкрепление? В полиции штата, к примеру?
– Честно говоря, у них и без нас забот полон рот. Не только у нашего городка проблемы. А бюджет у штата не резиновый… – Он примолк. – Декер, гляжу, в этом деле настоящий спец.
– Круче спеца не видела. Думаю, что и во всем ФБР тоже не видели.
– Тогда, пожалуй, у нас есть шансы. Хоть он и успел тут кое-кого задеть, думаю, мы с ним сработаемся.
– Ничего, потерпите немного, – отозвалась Джеймисон, пряча улыбку.
Глава 10
– Что, нет аппетита?
Джеймисон удивленно уставилась на Декера через столик ресторана, в котором они сидели за ужином. Оба успели обменяться подробностями, которые узнали на местах предыдущих убийств. Вдобавок Амос сообщил, что Лесситер собирается рассказать Грину о возникших у него сомнениях относительно заключения медэксперта.
Декер, который едва ковырялся в тарелке – чем, собственно, и вызвал вопрос Джеймисон, – отложил нож с вилкой и подхватил бокал с пивом.
– Шесть убийств, – задумчиво произнес он. – Никакой видимой связи между убитыми. Никакого видимого сходства, но все-таки не исключено, что все они – части одной и той же головоломки.
– И надо их как-то друг к другу пристроить, – подхватила Джеймисон, которая тоже положила вилку с ножом на стол. Она предпочла пиву бокал мерло. Подняла его, пригубила.
– А если не сойдутся? – проговорил он.
Она отставила вино, принялась машинально теребить салфетку.
– Лично я сказала Грину, что, по моему мнению, все случаи наверняка связаны между собой. В смысле шесть убийств со всякими странностями в таком вот захолустье? Ну как тут без хоть какой-нибудь связи? Так что наших два – явно из той же оперы, что и те четыре.
– Но пока не вижу, чтобы мы особо продвинулись.
– Декер, да мы над этим делом еще и целого дня не проработали! Нужно время. По-моему, тебе лучше прочих про это известно.
– А времени у нас всего ничего, Алекс. Отпуск-то всего неделя.
– Черт, а я уже и забыла!
– И что-то мне подсказывает, что с этими детективами-любителями в неделю мы не уложимся.
– И что предлагаешь?
– Работать на всю катушку, но если под конец отпуска во что-то упремся, придется звонить Богарту – пусть либо отпуск продлевает, либо дает нам полномочия работать над делом под флагом ФБР.
Джеймисон нахмурилась:
– Почему-то мне кажется, что не все так просто, Декер.
– А что сложного? Шесть человек убиты – что тут думать?
– Поняла уже! – нервно прошипела она, поскольку Амос настолько повысил голос, что на них стали оборачиваться из-за соседних столиков. Быстро добавила: – Короче, про тот дом я тебе уже изложила: двое убитых, на стене стих из Библии.
– Угу, – отсутствующе отозвался Декер.
– И что ты по этому поводу думаешь?
– Думаю, что это уже перебор.
Джеймисон его слова явно озадачили:
– В каком смысле?
– Я уже задавал этот вопрос Лесситер и теперь задаю его тебе. Почему в Бэронвилле?
– Что в Бэронвилле?
– Шесть необычных, совершенно необъяснимых убийств именно в этом маленьком городке. Что в нем такого особенного? Из-за чего столь сверхъестественный всплеск насильственных смертей?
– Думаешь, в маленьких городках нет преступников? И просто чокнутых?
– Не думаю. Но что-то в этом деле явно выходит за обычные рамки.
– Но хоть связи-то между убийствами ты не отрицаешь?
Декер помотал головой:
– О подражании речь явно не идет, поскольку в ключевых подробностях, которые можно скопировать, они не совпадают. Думаю, что все это сделал один и тот же человек – ну или одна и та же группа.
– От твоей абсолютной памяти был сегодня какой-то прок?
– Не припомню ничего, что могло бы оказаться полезным.
– Да ну? Так уж и вовсе ничего?
– Вообще-то, – проговорил Амос, – я слышал, как прямо перед тем, как я увидел искры от короткого замыкания, от дома отъехала машина.
Джеймисон выпрямилась на стуле:
– Это ты мне уже рассказывал. Может, ты еще ее и видел?
– Нет. С террасы ее дом загораживал.
– Так, на этой улице живут всего три каких-то старика. Скорее всего у них и машин-то нету. Когда мы поехали прокатиться, то никаких автомобилей у домов тоже не видели. Ты думаешь, это мог быть убийца, который привез тела?
– Не исключено. Обычно мухи слетаются на трупы достаточно быстро.
За окном ресторана полил дождь, опять похолодало, хотя днем было довольно тепло.
– Я сказала Грину, что завтра с утра встретимся, обменяемся мнениями – кому что в голову придет. А на чем сошлись вы с Лесситер?
– Да ни на чем не сошлись. Она просто подбросила меня до дому, и всё. А потом, мне пока что в голову ничего не пришло.
– Может, ночью придет…
– Сомневаюсь.
– Эй, это ведь ты нас в это дело втравил, Декер, – рявкнула Джеймисон. – Так что хватит ныть, давай напрягай мозги!
Амос стрельнул в нее колючим взглядом – только лишь чтобы обнаружить, что она улыбается во весь рот. Тоже пристыжено ухмыльнулся:
– Ты права. Веду себя, как дурак…
– Ого! Могу по пальцам одной руки пересчитать моменты, когда ты соглашался в моей правоте.
– Ты права гораздо чаще, чем думаешь.
Выражение ее лица переменилось.
– Зоя передала мне твои слова. Насчет моего умения читать людей и видеть то, что другим не под силу.
– Только не повторяй себе это каждую секунду.
Она одарила его довольной ухмылкой:
– Спасибо. Грин обещал, что к завтрашнему дню они подготовят для нас все материалы по делу.
Декера это известие явно оживило:
– Отлично. Может, что-нибудь и всплывет.
Оба ненадолго погрузились в молчание.
– Давно общался с Мелвином? – поинтересовалась Джеймисон.
– Довольно давно. Они с Харпер свалили куда-то в отпуск. Вроде как на Средиземку. А что?
– Я знаю, как вы с ним близки. Наверное, ты мог бы поехать и с ним, но там ведь еще и Харпер… Втроем было бы как-то не с руки. Особенно в тех романтичных местах.
Декер отсутствующе уставился на свою тарелку и ничего не ответил.
– К твоему сведению: возле дома моей сестры есть парк, а в нем – дорожки для бега. Целый маршрут.
Он поднял на нее взгляд:
– И почему мне полагается об этом знать?
– Я знаю, ты молодец, работаешь над собой – действительно здорово вес сбросил. Просто хочу, чтобы ты и дальше не расслаблялся. Сам же знаешь – проще поддерживать форму, чем опять набирать ее.
– Спасибо, что просветила.
Амос глянул в окно на темнеющую улицу. Машин мало. Пешеходов тоже раз-два и обчелся. За исключением этих редких признаков жизни, в центре Бэронвилла перед надвигающейся грозой царило полное затишье. Пока что.
– О чем задумался, Декер?
Он все так же таращился в окно:
– Размышляю, кто же умрет следующим.
Глава 11
Некогда это была шикарная усадьба, чуть ли не целый дворец.
А теперь – просто огромная старая развалюха, которой уже вряд ли придашь былой блеск.
Родом она была из той эры, когда деньги текли рекой, о подоходном налоге никто не задумывался, а мир, в котором каждый знал свое место, жил одновременно и много роскошней, и много скромнее. Ни о какой глобализации тогда и не слыхивали – даже и слова-то такого не было, а информация распространялась черепашьими темпами, отчего подавляющее большинство народу пребывали в блаженном неведении о том, что творится прямо у них за порогом.
Кормильцами и добытчиками были тогда мужчины. Они приходили домой с работы, целовали жен, играли с детьми, курили сигареты, пили пиво, внимали тем же радиопрограммам или телевизионным шоу, что и по всей стране, и укладывались спать, чтобы наутро опять отправиться на работу добывать хлеб насущный – пока женщины занимались примерно тем же самым на домашнем фронте.
Джон Бэрон смотрел из окна на то, что некогда было изысканным ландшафтным парком, а теперь представляло собой грязный пустырь, заросший диким кустарником и сорняками.
Он был высок – шесть футов три дюйма, с широкими плечами и тонкой талией. Физически силен и хорошо сложен, как и всегда. Однако в свои пятьдесят три уже чувствовал, как крепкие некогда мускулы понемногу теряют упругость, а суставы – былую подвижность.
Его длинная, цвета соли с перцем, шевелюра давно не знала ножниц профессионального парикмахера.
Одет он был во всякое старье – что под руку подвернулось: выцветший потрепанный смокинг соседствовал здесь с белой рубашкой поло и грубым джинсовым комбинезоном на лямках, перепоясанным старым кожаным ремнем. На ногах – тяжелые рабочие сапоги. На обветренном и до сих пор видном лице серебрилась короткая щетина.
На собственную внешность ему было глубоко наплевать.
Живет один, впечатлять некого.
Общая площадь доставшегося ему по наследству обиталища составляла больше двадцати пяти тысяч квадратных футов, не считая всяких хозяйственных построек и прочих строений – плюс еще тысяч десять-пятнадцать. Это был самый грандиозный жилой дом в округе – не исключено, что один из крупнейших и во всей Пенсильвании. Поместье, которое некогда занимало сотни акров, располагалось на самой высокой точке городка, названного в честь его обитателей.
Что ж, Бэронам и полагалось взирать здесь на всех исключительно сверху вниз.
Он жил здесь с самого своего рождения – единственный ребенок Бенджамина и Дороти Бэрон. Последней семейной пары в этих стенах. Сын их так никогда и не связал себя узами брака.
Завидное будущее Джона Бэрона – умного и обаятельного парня, отличного спортсмена – было, казалось бы, неизбежно предрешено.
Но только лишь до тех пор, пока его родители не нашли свою гибель в трагическом и страшном происшествии – впрочем, вопрос о том, считать ли случившееся просто происшествием, так и не был окончательно закрыт. Джон, которому было тогда всего девятнадцать, остался единственным наследником. Он знал, что его семья далеко не столь сказочно богата, как прежде, но на кое-какие деньги все-таки рассчитывал.
Рассчитывал, пока не встретился с адвокатом и бухгалтером, которые жестко поставили его в известность, что накопившиеся долги перевешивают оставшиеся семейные активы в соотношении двадцать к одному. Что настал момент платить по счетам и что, кроме него, платить по этим счетам некому.
Таким образом, еще несколько десятилетий назад Бэрон распродал большинство этих самых активов и лишь ценой долгих искусных переговоров сумел отстоять родной дом. Однако закладная на него была такова, что большая часть денежных поступлений уходила на одну только выплату процентов. Как и его предшественники, он продал и часть земли вокруг усадьбы. Несколько сот акров сократились до нескольких жалких десятков. Хозяйственные постройки окончательно развалились. Главное здание усадьбы превратилось в дышащие на ладан руины. Не имея ни жены, ни детей, Джон прекрасно представлял, что после его смерти банк моментально приберет поместье к рукам и выставит на торги. Новый владелец наверняка снесет все до основания и выстроит что-нибудь новое, модерновое – если только Бэронвилл к тому моменту и сам не исчезнет с лица земли.
Даже семейное кладбище, расположенное в стороне от дома и окруженное шестифутовой кирпичной стеной, тоже раскопают и куда-нибудь перенесут – с них станется.
Он смотрел в окно кабинета на земли, по которым некогда беззаботно носился мальчишкой. Энергии у Джона тогда было хоть отбавляй, но и у него никогда не хватало силенок добежать до границы, на которой заканчивались семейные владения. Было в этом и что-то греющее душу, и что-то унизительное.
Оглянулся через плечо на высоченные, до потолка, шкафы с книгами. Он прочел из них чуть ли не все и умудрился сохранить больше, чем казалось возможным. Самые редкие издания пришлось продать, чтобы оплатить счета. Нет смысла хранить книги, если у тебя не будет ни шкафа, ни дома, куда их поставить.
Поднялся, обошел письменный стол, уселся на стул. Тот скрипнул под его весом. Все в доме скрипело и стонало, только дотронься.
Дом словно говорил этими скрипами и стонами: «Да, я разваливаюсь, но я еще жив».
По любым меркам это не жизнь, а жалкое существование. И обречен он на него до скончания своих дней.
Чтобы привести в порядок дела после смерти родителей, пришлось прервать учебу в колледже и вернуться домой. Едва опять возобновил занятия – благо учился на спортивную стипендию, – как тут же порвал плечевые связки. Для бейсбольного питчера[15] – все равно что смертный приговор. На следующий учебный год стипендию отозвали, самому платить было нечем, так что пришлось уходить без диплома. Регулярные попытки реанимировать родительский бизнес заканчивались ничем – требовался хоть какой-то начальный капитал, которого у него не было. Похоже, что любой, кто прожил свою жизнь под пятой Бэронов, находил теперь немалое удовольствие в том, чтобы напрочь отказать в содействии последнему отпрыску некогда могущественной фамилии.
И хотя шахтами и фабриками на протяжении многих лет владели совсем другие люди, после закрытия последнего из предприятий оставшиеся не у дел работяги винили в своих бедах только одного человека. Уже к своим тридцати годам Джон Бэрон в полной мере испытал на себе, что значит быть врагом целого города. Кто-то даже стал распространять петицию с требованием изменить само название городка, и не встретила она должного отклика, пожалуй, лишь по той причине, что его жителям требовалось постоянное напоминание о семействе, на которое можно было возлагать ответственность за все их проблемы.
Джон Бэрон стал отверженным. Надо было давно уехать отсюда. Просто в один прекрасный день выйти из дома и отправиться куда глаза глядят – подальше от этого города и того жалкого подобия жизни, которое он вел. Но Джон остался. Сам не знал почему – то ли из врожденного упрямства, то ли из глупости, то ли по обеим причинам сразу. Что-то у него в голове властно удерживало его от побуждения бросить все и начать жизнь с чистого листа где-нибудь на новом месте. А с тем, что прячется в голове, не всегда поспоришь, в этом он уже убедился.
Распродав достаточно своих владений, чтобы расплатиться с долгами, Джон все-таки кое-как устроил свою жизнь в отчем доме – даже не жизнь, а просто существование. И любые стремления как-то улучшить ее с годами все больше увядали, таяли без следа.
Глядя сейчас в ночь, он с горечью сознавал, что к прошлому нет возврата, что дарованный ему в далеком детстве шанс оказался лишь бесплотным призраком.
И в такого же бесплотного призрака все более превращался и основанный его предками городок.
Бэронвилл появился на свет как часть воплощенной мечты Джона Бэрона Первого, грезившего о несметном богатстве. Но эти сладкие грезы обернулись кошмарным сном. Абсолютно для всех, кто оказался к ним причастен.
С высоты своего развалившегося замка Бэрон часто видел похоронные процессии, медленно продвигающиеся к городским кладбищам. Погосты многочисленных церквей были давно уже переполнены. И он знал причину – в последнее время город охватила настоящая эпидемия передозировки наркотиками. Потеряв надежду, люди все чаще обращались к игле и таблеткам, чтобы хоть ненадолго забыть о том беспросветном отчаянии, которым теперь была пропитана их жизнь.
Но видел Бэрон и нагруженные всяким скарбом фургоны – в город въезжали новые семьи с их новыми надеждами. Он не знал, не хватаются ли они попросту за соломинку, готовую в любой момент пойти ко дну. Не знал, действительно ли город достоин новых вливаний.
Может, и не все еще было потеряно…
Даже полностью лишенный возможности хоть как-то вмешаться в ситуацию, он все равно воспринимал упадок, в который пришло детище его предков, как свою личную неудачу. И так будет всегда. Тем более что город не уставал напоминать ему, что только он и повинен во всех его бедах.
Джон встал из-за письменного стола.
Ложиться спать еще рано, можно кое-куда съездить. Вообще-то это было у него нечто вроде ритуала.
Вышел из дома через кухонную дверь, открыл гараж на шесть машин, в котором последние тридцать лет сиротливо стоял один-единственный автомобиль – древний светло-голубой «Субурбан» 1968 года выпуска, некогда принадлежавший садовнику. После смерти родителей Бэрону пришлось распустить весь штат прислуги, на тот момент и без того уже довольно немногочисленный. Садовника, правда, удалось оставить – обширные владения по-прежнему требовали ухода. Однако после продажи большей части прилегающих земель все переменилось. Садовник, которому на тот момент было уже под девяносто – свою супругу он пережил на несколько лет, – отправился доживать свой век в ближайший дом престарелых, оставив древнюю колымагу своему бывшему хозяину.
Бэрону повезло, что в колледже он освоил кое-какие инженерные премудрости, да и вообще с детства неплохо понимал в технике – чисто интуитивно мог разобраться, как работает тот или иной механизм. Вдыхать жизнь в полувековой «Субурбан» приходилось чуть ли не каждый день. И все-таки всякий раз Джон гадал, сколько тот еще протянет.
«Или сколько я сам протяну».
Влез за руль, выехал из гаража. Подъемные двери давно заклинило, так что он постоянно держал их открытыми, а ключ зажигания всегда был попросту заткнут за противосолнечный козырек.
Спустился по извилистой дорожке с холма, мимо новых микрорайонов, возникших на бывших землях Бэронов – теперь не только он один мог любоваться прекрасным видом из окна. Что ж, по крайней мере, хоть здесь все дома были полностью заселены.
Выехал на главную дорогу, прибавил газу.
Деньги в кармане были. Надо их потратить.
Единственным местом во всем городе, в котором он мог чувствовать себя более или менее спокойно, был бар «Меркурий».
Остановил машину прямо на улице, вылез.
Ветхий смокинг оставил в салоне. Не стоило появляться в столь эксцентричном виде на улицах города, в котором все и без того тыкают в тебя пальцем.
Он ведь Бэрон. Последний из Бэронов.
И, если не подведет здоровье, выносить подобное безрадостное существование ему еще лет тридцать. Так что неудивительно, что сейчас ему требовался стаканчик виски с содовой – если даже не два и не три.
Но в тот вечер Джона Бэрона в баре ждала не только обычная выпивка.
Глава 12
Бэрон прикрыл глаза и мысленно застонал.
Открыл их опять, обеими руками вцепившись в стакан – сколько стаканов было до этого, уже и не припомнить. Хотя хорошо пошли.
А этот в особенности.
И вот нате – принесла нелегкая… Сейчас весь кайф поломают.
– Так это ты Джон Бэрон, что ли?
Бэрон оглядел троих молодчиков, столпившихся вокруг его табурета перед стойкой.
Молоденькая барменша нервно протирала посуду, поглядывая на скандалистов.
Джон поднес стакан к губам, отхлебнул. Теплая волна виски, смягченного содовой, приятно согрела горло. Поставил стакан на стойку.
– Ну я Бэрон. В чем проблема?
Парни были в грязных джинсах, футболках и огромных кроссовках без шнурков, на двоих – бейсболки с эмблемой «Питтсбургских сталеваров»[16].
Первый, самый здоровый, злобно ухмыльнулся:
– Проблема? Мужик, у нас нет никаких проблем. А вот у тебя они явно должны быть.
– Например?
– Твоя гребаная семейка весь город опустила!
– И как же она это проделала?
– Шахты позакрывала, фабрики…
– После того как десятилетиями обеспечивала работой весь город? Кстати, не исключено, что и ваших родителей. И прародителей. И прапрародителей. – Он вновь приложился к стакану. – Так что не вижу, в чем мы кого-то опустили.
– Ты-то мне работы не даешь, – агрессивно заметил парень.
– Не знал, что это моя работа – давать тебе работу, – отозвался Бэрон.
В разговор влез еще один из парней:
– Живешь в здоровенном домине на холме. Делишки-то у тебя обстоят получше, чем у нас.
– Могу тебя заверить: я вовсе не считаю, что мне живется лучше, чем всем остальным. И это не просто мое личное мнение. И пусть большой дом тебя не обманывает.
– Мать говорит, что у тебя старинные монеты и драгоценности припрятаны. Говорит, что ты только строишь из себя бедненького.
Бэрон обернулся, посмотрел ему прямо в глаза.
– Строю из себя бедненького? Да кто, блин, такое станет делать? Сам ты стал бы? – Он посмотрел на двух остальных. – Или вы?
– Мать говорит, что вся порода у вас такая. Женитесь на собственных сестрах и все такое. Мозги набекрень. Так что, может, ты действительно под бедняка косишь.
– Вообще-то у меня нет сестры. И я не женат. И бедняка из себя не строю. Еще одно такое слово, и вылетите отсюда.
– Не думаю, – буркнул первый, так сильно толкая Бэрона, что тот чуть было не слетел с табурета.
Вмешалась барменша:
– Эй, сейчас полицию вызову. Оставьте его в покое.
– Что, за бабьей спиной прячешься? – ехидно поинтересовался второй парень.
– Я вас предупредила, – сказала барменша, положив руку на мобильник.
Парень опять пихнул Бэрона плечом:
– Так чё, так и будешь бабой прикрываться, говнюк?
Джон выплеснул остатки виски из стакана прямо ему в физиономию.
– Нет, нисколько, – отозвался он, вставая с табурета и башней возвышаясь над ними.
Молодчик, с лица которого капал виски с содовой, попробовал его ударить, но Бэрон перехватил его руку и заломил за спину.
Как следует врезал, отчего тот растянулся на полу.
Блокировал удар второго, достал кулаком в челюсть.
Но в этот момент третий со спины резко ударил его по почкам. Бэрон пошатнулся, налетел грудью на стойку.
Остальные двое быстро вскочили и обрушили на него град ударов руками и ногами. В баре были еще посетители, но никто из них и не подумал прекратить избиение.
Все, кроме одного.
– ФБР!
Амос Декер направил на парней пистолет.
Те застыли.
– А ну-ка, отвалите от него. Быстро! – гаркнул Декер, который только что вошел в бар и сразу же увидел драку. После того как парни отступили, он глянул на Бэрона. – Как вы?
Джон, у которого все губы были в крови и основательно заплыл глаз, с трудом держался на ногах, цепляясь за стойку бара.
Ощупал рукой спину, выпрямился.
– Да вроде ничего, до свадьбы заживет, – отозвался он, хоть и морщась от боли.
– Он мне из стакана в рожу плеснул! – обвиняюще выкрикнул первый парень. – Он первый начал!