Рубины для пяти сестер Болдова Марина

— Выходит, ни Дохлов, ни Сергеев не убивали и не взрывали, а только занимались наследством. Тогда должен быть еще мотив, если только этот третий тоже не охотится за теми же ценностями.

— Или действует по чьей-то указке.

— Опять мы вернулись к начальной точке. Трое подозреваемых, все одного роста, одной комплекции и одного возраста. Трое из ларца, одинаковы с лица. И никаких улик.

— Что делать будем?

— Искать третьего. Не может быть, чтобы не было ни одной зацепки. Давай подумаем. Допустим, оба преступления связаны с бизнесом Соколова и Голованова. Тогда понятно, что убийца ждал Голованова. Чтобы подкараулить его, ему нужно было знать, что тот именно в этот день приедет в квартиру и что будет один. То есть был уверен, что все остальные домочадцы на даче. От кого он мог узнать такие подробности? Либо от членов семьи, либо от близких друзей, либо от сослуживцев Голованова. Члены семьи, кроме как с дачниками и местными деревенскими жителями, ни с кем не общаются. Правда, еще с Соколовыми и соседкой напротив Дарьей Шерман. Дарья говорила, что в день убийства видела издалека Елену Соколову, окликнула ее, но та не отозвалась.

— Возможно, обозналась. Мало ли людей, похожих фигурами?

— Нет. Она узнала ее плащ, весьма приметный. Сейчас, подожди, проверим сразу. — Борин набрал номер мобильного Соколовой.

— Елена Владимировна, здравствуйте, Борин беспокоит. У меня к вам вопрос. У вас есть желтый плащ-дождевик? Пропал? Как давно? Примерно в то время, когда у вас жила Прохорова? Понятно. Спасибо. — Он отключился. — Понял? Видимо, дочурка позаимствовала одежку и потом забыла отдать.

— А как плащ попал к убийце?

— Она могла в нем к нему прийти и оставить там.

— Хорошо. Но зачем нужно было ему надевать этот плащ?

— Чтобы подставить Соколову. По описанию он субтильный, маленького роста. Похоже, всерьез взялся за обе эти семьи. Логично, что и машину он подорвал, покушаясь на Соколова.

— Но Соколов остался жив!

— Вот именно. И очень скоро этот третий проявит себя снова!

* * *

Тогда ему срочно нужно было бежать из страны. Мать, продав квартиру, уже отбыла в Израиль, чтобы все подготовить к приезду сына. Оставалась самая сложная часть плана. Давно были подготовлены новые документы на имя умершего в прошлом году племянника матери. На историческую родину должен был выехать безутешный вдовец, в одиночку воспитывавший сына. Труднее всего было найти два бесхозных трупа, мужчины и мальчика. Легенда с поездкой в Житомир сработала безотказно. Его жене, порядочной до дурноты, в голову не пришло не поверить мужу. Напоив сына чаем со снотворным, он заехал в лесок, на заранее подготовленное место, переложил трупы в машину, вылил на нее канистру бензина и поджег. Со спящим сыном на руках Шерман дошел до заброшенной избушки, в подполе которой хранились заранее приготовленные чемоданы с вещами, а в сарайчике стояли старенькие «Жигули». Дальше все прошло как по маслу. Сын проснулся уже в самолете, летящем в Москву. А на следующий день их встречали в Тель-Авиве.

Конечно, он боялся. В любой, даже на первый взгляд безупречной цепи есть слабые звенья. Он боялся Дохлого. Тут пришлось рискнуть. Он долго взвешивал, стоит ли посвящать того в свои планы, но решил промолчать. Справился сам. Дохлый не догадывался, что Шерман сидит на чемоданах. То, что хитрый Пашка предусмотрел для себя отходные пути, не сомневался. У того хватило ума не «светить» их отношения. Доказать причастность его к делу практически невозможно, Дохлов присутствовал на встречах Соколова с Самойловым только в качестве сотрудника службы безопасности. Они так и планировали: если что — Дохлый уберет Самойлова, и все спишется на него. То, что он может и не успеть убрать алкаша вовремя, Дохлый не подумал. А Шерман подумал. И поэтому подготовил свою «смерть».

Первые годы в Хадере, где они поселились с матерью и сыном, он жил с оглядкой на страну, которую покинул. Проигрывал в уме ситуации, при которых его могли бы обнаружить, и успокаивался. Такого просто не могло случиться.

Мать, пока была жива, строго следила за тем, чтобы у него не возникало даже мысли посетить Россию. Его сын хотя и знал русский язык, но не помнил своего детства. А отрывочные воспоминания о женщине, которая его родила, были заботливо стерты бабушкой. Он так и не женился, хотя по-прежнему любил чужих жен. Но что-то тянуло его назад. Неоплаченные долги и… любопытство. Ему до смерти хотелось знать, как живут те, кто был рядом с ним в той жизни. И он поехал. И взял с собой сына.

Во второй раз в жизни он пошел против материнского желания. Вернулся в Россию, а она так этого не хотела. И вот сидит в квартире своей любовницы, тупо уставившись в экран выключенного телевизора. Не все так быстро и просто оказалось, как рассчитывал. Поэтому и предчувствия нехорошие появились. Уверенность в том, что ему это нужно, пошатнулась. Ошибкой было уже то, что заехал в Оренбург к Пашке. Что его туда повело? Любопытство, что есть из себя теперь Павлуша? Увиденное не расстроило. Мелковат масштаб, правда. Ну, да чего он мог достигнуть без него, Шермана? Мозги-то не купишь! Хотя бы взять это его последнее дело. Обычное желание — загрести жар чужими руками. И все. А проверить, так ли просто дельце с наследством, не догадался. А он, Шерман, проверил. День всего лишний потратил на пребывание в этом городе, а все узнал. И понял, что Паша — в пролете. Сергеев-то, наследничек, умнее Паши оказался. Нечего соваться в это дело, безнадежно хоть что-то урвать. Слишком много живых потомков. На что Павлуша рассчитывал? Отнять у Леона его кусок от продажи камешков? Но и это нереально. Никто бы из владельцев не согласился продавать фамильные ценности, даже если бы не знали о завещании. Кроме Сергеева, нуждающихся среди них нет. Убивать всех претендентов? До этого мог бы додуматься только уголовник Дохлов. Он, Шерман, решил, что из этого дела может извлечь свою пользу — уберет сразу обоих мужей законных наследниц. Все тех же Соколова и Голованова. А спишется это на Дохлова или того же Сергеева, ему, Шерману, без разницы! Кто подумает на бедного «умершего» еврея?

Не совсем гладко пошло, к сожалению. Один-то мертв, но другого пока достать не смог, а время уходит. А ведь все, казалось, просчитал. И ставку сделал на женскую душу, любящую и сочувствующую. В первый же день подкараулил свою последнюю любовницу возле дома и появился перед ней, как посланец с того света. Расчет был верным. Сначала заголосила от испуга и тут же бросилась рыдать от счастья. Утешал всю ночь, шепча слова любви и осыпая подарками. Главное — работала она все там же, у Соколова, поэтому и нужна была для осуществления его планов. От нее узнал, что его враги процветают, расширяя свой бизнес и получая нехилую прибыль. Зависть черной волной накрыла с головой. Он в Хадере так ничего стоящего и не добился. Скучная жизнь мелкого торговца готовой одеждой не приносила радости и удовлетворения. А все потому, что не хватило долларов, чтобы заняться чем-то более солидным. И все из-за них. А эти двое жили в свое удовольствие, наслаждаясь покоем и семейным счастьем. И пользовались его деньгами, которые ему не удалось у них забрать.

Он начал с Соколова. Не поленился съездить в Качуг, найти бывшую буфетчицу, точнее, дочь. Хорошо, что талмудик с «материальчиками» не выкинул, все фамилии и адреса сохранил. О том, что Наташка была дочерью Соколова, он подумал сразу. Слишком красива была девка, не в родных отца и мать. Портило лишь отсутствие всякого воспитания. Но это было ему только на руку. Дочь, которую он собирался предъявить папаше, должна стать его позором. Влюбить в себя эту обкуренную дурочку стало делом одних суток. Убедить ее, что в Самаре живет настоящий отец, умный и богатый, еще быстрее. Она уцепилась за возможность уехать из своего городишки мертвой хваткой. Как прирученный зверек согласилась выполнять все его указания. Природная наглость помогла ей попасть в дом к Соколовым без проблем. А он снял квартиру для них двоих, чтобы было удобнее встречаться. Жалко, что развести «папашу» на большие деньги ей не удалось. Соколов оказался не дурак, сделал экспертизу и вытолкал дочурку взашей. Тут его, Шермана, просчет — был уверен, что та его родная дочь. Жаль. Но все, что нужно было узнать, он узнал. Наташка исправно докладывала обо всем происходящем в доме Соколовых. Теперь глупая девица ему была без надобности, и он освободил съемную квартиру, чтобы она его не доставала. О нем Наташка не знала ничего, кроме имени. А назвался он Павлом.

От нее узнал одну любопытную деталь. Если с вечера машина оставалась во дворе, утром на ней уезжала жена Соколова. Оставалось дождаться, когда это произойдет в очередной раз. И сделать Соколову больно, очень больно. И пусть живет с этой болью. Пока. А потом сам отправится вслед за женушкой.

Но он не просто ждал удобного момента. Кроме Соколова, был еще Голованов, которого он ненавидел даже сильнее. И он его убил. Опять помогла ему женщина, верившая ему. Конечно, не зная, что у нее своя, особая роль. Она рассказывала ему о делах на фирме, вскользь, просто чтоб не молчать. А он внимательно слушал. Так он узнал, что Голованов уехал в командировку и вернется в воскресенье вечером. И что вся его семья живет на даче.

Он ждал его в бывшей своей квартире. Его беспечная жена за эти годы не удосужилась сменить замки. Пришел туда заранее, зная, что и в воскресенье та сидит в своей клинике до последнего пациента. Устроился у окна и ждал. Во двор въехала машина, из нее вышел Голованов и зашагал к двери черного хода.

Нож вошел в тело мягко и естественно. Так проверяют мясо на готовность. Одна из причин его неудавшейся жизни умерла. В последнее мгновение в глазах Голованова мелькнуло узнавание. Неужели успел понять, кто и за что? Нет, вряд ли. Скорее заметил яркий плащ, который он, Шерман, надел специально. Этот желтый макинтош принадлежал жене Соколова. Очень удачно Наташка, прибежавшая к нему на свидание в дождь, бросила его в коридоре, а потом забыла забрать. Идиотский дождевик с зайцем на кармане. Зато приметная вещица. Пусть чертов юрист напоследок решит, что его убила дражайшая сестрица его жены! Он уж собрался уходить, когда дверь квартиры открылась и из нее выглянула теща Голованова. Это было неожиданно. На размышления не оставалось ни единой минуты. Он быстро нанес один точный удар в сердце. Последними ее словами было изумленное: «Ты жив?» Да! Жив и собирался дальше жить. А пока нужно было убрать труп с лестничной площадки. В любой момент могла вернуться его, Шермана, «вдова». Дверь черного хода была открыта, и он скинул тяжелое тело по лестнице и неспешно стал спускаться к выходу. Он едва успел дойти до угла улицы, как услышал позади голос бывшей жены: «Ляля, постой!» Плащик сыграл свою роль. Встреча с женой в его планы не входила, и он ускорил шаг.

А на следующий день взорвал машину Соколова. Тут ему просто повезло. Прогуливаясь поздно вечером в воскресенье около его дома, он увидел, как тот с женой заходит в подъезд. Машина осталась стоять напротив дома. Дождавшись, когда у них в квартире погаснет свет, он поспешил к своей любовнице. Та ждала за накрытым столом, уложив его сына спать. Пришлось натягивать спортивный костюм и делать вид, что решил пробежаться перед сном. Установить взрывное устройство под дверцей машины стало делом нескольких минут. Правда, пришлось подождать, пока охранник дома уйдет со своего поста, видимо, по естественной надобности.

Он для порядка пробежал пару кругов вокруг сквера, купил бутылку минералки в круглосуточном магазинчике и вернулся в дом к любовнице. Настроение было прекрасным, его даже не смог испортить непрерывный щебет соскучившейся женщины.

В понедельник вечером, вернувшись из офиса, она с ужасом рассказывала об убийстве Голованова и взрыве машины. А он сидел и тихо посмеивался над ее наивностью. Будь она поумнее, могла бы давно догадаться о его причастности к этим делам. Одно то, что он просил не рассказывать никому, что жив, должно бы ее насторожить. Но нет, она, открыв рот, слушает, как он поет ей песню о прекрасной загранице, и с восторгом принимает подарки. Лишь одно огорчило. Жива осталась жена Соколова, сам черт спас. Вместо нее погиб тот самый охранник. Ну ничего. Пусть теперь они подергаются, а он поищет другой способ убрать и вторую причину несостоявшейся безбедной жизни. Иногда полезно ненадолго отойти, а потом нанести окончательный удар. И тогда он с чувством исполненного долга уедет домой.

* * *

— Всем привет! — В кабинет вошел Сергей Безрядин. — Я с новостями. Вы все еще выбираете, кого назначить убийцей из двоих подозреваемых? Я нашел третьего!

— Мы тоже в курсе, что имеется третий.

— И вы знаете его имя?

— Ты слишком много хочешь.

— А я вам назову. Шерман. Покойничек Шерман Виктор Маркович. Вполне живенький.

— Давай, Серега, по порядку.

— Прихожу на фирму к Соколову. Задаю вопросы о делах минувших лет. Морщится, но рассказывает. По ходу задаю вопрос: кто мог знать о том, что у него на стороне теоретически имеется дочь? Он твердо отвечает: Голованов и ныне покойный Шерман. И рассказывает мне историю его знакомства с Виктором Марковичем от начала до самой трагической развязки, когда они его уволили. Даже о том, что их с Головановым подозревали в организации его убийства. В тот момент, когда он живописал сцену разоблачения Шермана, его секретарша Вера Андреевна Хохлунова принесла кофе. Когда я оглянулся, она без чувств лежала на полу. Придя в адекватное состояние, сразу же сообщила нам, что человек, которого все считали погибшим, жив. Последние восемь лет жил на исторической родине, в Хадере. А сейчас приехал и живет у нее вместе со своим сыном, тоже считавшимся погибшим.

Борин почувствовал, как похолодели руки. Этого не может быть! Даша рассказывала, что сама ездила на опознание. Хотя что там было опознавать… А экспертизу наверняка делать не стали, дело казалось очевидным: машина Шермана, два трупа, мужчина и маленький мальчик. Борин подумал, как скажет ей, что сын жив?!

— Так. Я — к прокурору за санкцией. Сергей, где Хохлунова?

— В офисе, под присмотром начальства.

— Иди туда. Я позвоню, двигайте к ней на квартиру. Артем, давай по адресу, понаблюдай тихонечко за домом. Какой адрес, Сергей?

— Разина, шестнадцать.

— Все по местам.

Безрядин и Кораблев, на ходу натягивая куртки, побежали к выходу.

* * *

Соколов расхаживал по кабинету, то и дело запуская пятерню в изрядно поредевшую шевелюру.

— Вера, Вера, ну как же так! Почему молчала все это время? Мне-то ты могла все рассказать! Столько лет вместе!

— Хватит меня отчитывать как девчонку, Соколов! Что ты обо мне знаешь? Кто я для вас? Друг, товарищ и брат. А я всегда была больше женщиной, чем любая другая девчонка. Вы с Эйтелем мне о своих похождениях рассказывали, а я слушала и думала: как окончу школу, замуж выйду, деток нарожаю. Какая там карьера! Все вы бредили будущей работой, делом жизни, а мне стыдно было признаться, что я и в институт не хочу поступать. Вот скажи, посмотрел ли ты на меня хоть раз как на существо противоположного пола?

— Да вы с Маринкой всегда были для нас слабыми, помнишь, как мы за вас заступались?

— Заступались! Только за Маринку! Потому как она у нас нежная была и хрупкая, фарфоровая прямо. Помнишь, как домой нас провожали вечером? Сначала всей толпой Мариночку доводили до дверей квартиры и мамочке с рук на руки сдавали, потом вчетвером шли на Степашку. Вспомни, Володькин дом — десятый, Эйтель — напротив, в седьмом, ты жил в четырнадцатом. А номер моего дома — шестнадцать. И я всегда шла к нему одна. Тебе хоть раз пришло в голову довести меня до подъезда?

— Да что там идти-то было! Да ты бы и отбилась сама, если что!

— Вот-вот. А меня встретили однажды, и не отбилась я. Четверо их было.

— Я не знал…

— И я говорю, вы про меня ничего не знаете. Я для вас всегда своим парнем была. Маришку на руках через лужи переносили, а я сама, как могла, перепрыгивала.

— По-моему, ты утрируешь.

— Да нет, все так и было. Поэтому и замуж я выскочила за первого, кто предложение сделал. Не любила, а ребенка родила. Думала, уйду через год.

— Зачем родила, если знала заранее, что жить с ним не будешь?

— А чисто по-бабьи рассудила, стерпится-слюбится. Не вышло. Муж всегда знал, что его любви на двоих не хватает, не выдержал, пить начал.

— А Шерман-то здесь при чем?

— Витюша? А он меня женщиной сделал. Не смейся, я сына родила, а не знала, что такое, когда душа и тело вместе петь могут. И не спрашивай меня, как это. Я любовницей его стала случайно, после вечеринки какой-то. Он меня, пьяную, домой отвез. И остался. А ночью никак понять не могла, где я побывать успела, в раю или аду. Утром сначала даже не сразу разобралась, кто в моей постели посапывает. А когда повторилось все, «подсела» на него как на наркотик.

— И долго у вас это продолжалось?

— До самой его смерти, то есть до отъезда в Израиль. Я тогда чуть с катушек не слетела.

— А ты не догадывалась, что мы его не просто так уволили?

— Слухи разные ходили, но ведь вы, как партизаны, все от нас, рядовых сотрудников, скрывали. Что Дохлова посадили, известно всем, но каким боком Шерман в этом деле был замешан, никто не знал.

— Мы не хотели, чтобы Даша, его жена, догадалась. Поэтому и уволили его по-тихому. Да и у следствия на него ничего тогда не было.

— Ну а что ты от меня хочешь? Когда он две недели назад возник передо мной живой и невредимый, первое мое желание было всех вас обрадовать. А он запретил говорить о нем. Каюсь, дальше я повелась на его басни. Сумел убедить, что за мной вернулся, что жить без меня не может. А сам вопросы разные задавал: про вас, про фирму. Вроде бы моей жизнью интересовался, а сам информацию собирал, похоже.

— Неужели ты не догадывалась, зачем это ему нужно?

— Нет. Первые подозрения у меня зародились после того, как он уехал на несколько дней, оставив у меня сына. Сказал, по делам. Вернулся довольный. И стал пропадать часто по ночам.

— И куда?

— Не знаю. Только однажды пришел под утро и сказал, что теперь все в порядке и он больше уходить от меня никуда не будет.

— И не уходил?

— Нет. А через несколько дней убили Юрку. А потом взорвали твою машину.

— И ты поняла, что это он, уже тогда?

— Нет, что ты! Но насторожило меня, что он как будто обрадовался, когда я ему рассказала про это. Я же не знала, что у него повод для радости есть!

В дверь постучали.

— Войдите.

В кабинет вошел Безрядин.

— Вера Андреевна, вы должны нам помочь.

— Говорите, что я должна делать, — вздохнула она.

— Сейчас мы поедем к вам домой. Вы откроете своим ключом дверь, все остальное сделаем мы. Договорились?

— Хорошо.

— Тогда поехали. До свидания, Александр Ильич.

* * *

Шерман встал с дивана. На кухне хрюкнул и замолк холодильник. Как его бесили эти звуки, какие издавала плохо установленная и настроенная бытовая техника! Стиральная машина, переключившись в режим отжима, начинала стонать и дергаться, как роженица, телевизор при переключении каналов «чпокал» и долго мигал бегущими друг за другом, словно в игре в догонялки, кадрами. Но хуже всех себя вел чайник. Он просто отключался в середине процесса кипячения воды, словно издеваясь над тем, кто помечтал попить свежезаваренного чайку. Шерман хотел домой, в свою небольшую, но с продуманными до мелочей удобствами квартирку.

На кухне, налив себе полный стакан минералки, он взял из вазы дозревавший уже по пути из Грузии персик и надкусил его. «Гадость какая, словно тряпку жуешь», — мелькнула досадливая мысль. Сегодня с утра он явно встал не с той ноги. И причина тому была. «Что-то неладно с Веруней в последние дни. Рассеянная, скучная. Даже Ленька заметил. Возможно, заподозрила что-то?» — пришла в голову настораживающая мысль. В принципе он в ней был уверен. Он будет первым, кому она расскажет о своих сомнениях. И все же не пора ли прощаться? Интуиция подсказывала, нужно уезжать домой, под защиту родных стен. Но не все доделано. Можно поселиться в гостинице, где-нибудь не в этом районе. Имя у него другое, папа с сыном, приехавшие отдохнуть на волжских просторах, не вызовут ни у кого подозрения, вероятность встретить старых знакомых практически нулевая. Да, так и нужно сделать, решено. Шерман стал собирать свои вещи, которые Верочка заботливо разложила по полкам в шкафах, в чемодан.

— Леня, оторвись от компьютера, собирай свои вещи, мы уезжаем.

Мальчик покорно вылез из-за стола. Что-что, а беспрекословное подчинение отцу бабушка в нем воспитала. Хотя иногда Шермана раздражала в сыне эта бесхребетность. Ленька рос спокойным и малоподвижным ребенком. Любимым занятием было чтение книг, особенно на русском языке, которые он брал в библиотеке школы. И Интернет. Шерман сам не очень хорошо разбирался в этой Паутине, но Ленька лазил по сайтам и соцсетям свободно. Признаться, жизнь сына мало интересовала Шермана. С годами он все больше стал внешне походить на его бывшую жену, и это неожиданно стало его раздражать.

Шерман набрал мобильный Веры и, услышав ее голос, еще больше забеспокоился:

— Что-нибудь случилось, Вера?

— Нет, с чего ты взял?

— Когда ты сегодня будешь?

— Как всегда, после пяти. А ты куда-то собираешься?

— Да нет, тебя дождусь, — соврал он.

— Хорошо, до вечера.

В трубке послышались частые гудки. «А голосок у нас дрожит. Что бы это значило? Начальник рядом, говорить не может — или?…» Об этом «или» он и задумался. Придется менять планы. Быстро подхватив чемодан, вытолкнул сына на лестничную площадку и захлопнул дверь.

«Я знаю, куда идти. Там уж точно меня никто искать не будет». И он повел сына на соседнюю улицу.

* * *

— Папа, а чья это квартира?

— Одной знакомой. Проходи в комнату, не топчись в коридоре.

— А мы надолго здесь?

— Нет, сейчас я поеду покупать билеты, а ты побудешь один.

— Я не хочу. Вдруг придет хозяйка.

— Не придет. Она возвращается с работы поздно вечером.

— А кто она?

— Врач, стоматолог. Отстань от меня со своими глупыми вопросами.

Шерман был уверен, что бывшая жена все такой же трудоголик. Раньше он всегда посмеивался над ее привычкой уходить домой после последнего пациента. Этим пользовались все, кому не лень. Иногда ее рабочий день растягивался до совсем уж позднего вечера.

Не проходя в комнаты, он вынул из кейса документы и бумажник и рассовал их по карманам. Нужно было поторопиться. В прошлый раз, дожидаясь Голованова, он тщательно обыскал свою бывшую квартиру. Следов мужчины, хотя бы иногда посещающего его жену, не обнаружил. Это его успокоило. Чувство собственника было удовлетворено.

Ближайшая авиакасса находилась в гостинице «Жигули» на соседней улице. Шерман действительно не боялся, что Дарья может вернуться домой не вовремя. В крайнем случае он разыграет душещипательную сцену встречи после долгой разлуки. Пусть уж напоследок мамочка увидит сыночка. А потом, конечно, придется ее убрать. Опасно оставлять обезумевшую от горя-радости женщину. Так что лучше ей сейчас проявлять трудовой энтузиазм у зубоврачебного кресла.

Он вышел на улицу и оглянулся по сторонам. То, что его трудно узнать, он понял сегодня, стоя перед зеркалом. Последние дни он не брился, и лицо приобрело сероватый оттенок от черной с проседью щетины. Темные, едва пробившиеся усики, хороший южный загар довершали портрет, делая его похожим на туриста, вернувшегося с морского отдыха. Вздохнув свободно, он завернул за угол.

* * *

— Артем, ну что тут?

— Никто из дома не выходил. Но и не похоже, что в квартире есть люди. Я прислушался под дверью, тишина мертвая. Кстати, окна выходят на противоположную сторону.

— Хорошо. Он мог просто куда-нибудь выйти.

— Мог выйти, а мог и уйти навсегда.

— Сейчас подъедут Сергей с хозяйкой.

Около гаражей притормозила новенькая «Калина». Безрядин помог выйти Вере, открыв дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Здравствуйте, Вера Андреевна. Вы сейчас подниметесь в квартиру и ключом откроете дверь. И сразу же отходите в сторону.

Вера согласно кивнула.

Тихо подъехал милицейский «уазик». Четверо крепких парней в пятнистой форме подошли к Борину.

— Петр, двоих ко входу, двое — со мной.

Вера открыла входную дверь и пропустила вперед Борина и Артема Кораблева. Безрядин жестом показал ей наверх, и она стала подниматься по лестнице. За ней, осторожно ступая, двинулся парень в камуфляже, прикрывая ее собой.

Борин и Кораблев тихо вошли в квартиру. Из глубины ее не было слышно ни звука. Борин, держа оружие наготове, обошел комнаты и кухню. Артем толчком открыл дверь в ванную.

— Пусто. Черт, ушел! Давай хозяйку.

Вера на негнущихся ногах вошла в квартиру. Заглянула в шкаф, на полочку в туалетном шкафчике и сказала:

— Нет его вещей. И вещей сына.

— Все. Уходим. Вера Андреевна, вам есть где переночевать эту ночь?

— Да, я могу пойти к своему сыну.

— Возьмите все необходимое дня на три. Хотя, вероятнее всего, он уже едет в аэропорт. Как же вы не спросили его нового имени? И паспорт, конечно, не видели?

Вера виновато развела руками.

* * *

Даша поднималась по узкой лестнице. Сегодня она воспользовалась черным ходом впервые с того дня, как здесь обнаружили мертвым мужа ее подруги. Неприятное чувство, что за ней следят, появилось еще на нижней ступеньке. «Глупо бояться мертвых, обидеть могут лишь живые», — мысленно упрекнула она себя за трусость.

Дверь в квартиру была не заперта, а только захлопнута. «Неужели Борин вырвался пообедать?» Дарья открыла дверь и зашла в коридор, задев ногой стоявший под вешалкой незнакомый чемодан. Она наклонилась. «Интересно, чье это? Моя ли это квартира?» — Шуткой она попыталась отогнать подкравшуюся тревогу. Даша подняла голову и остолбенела. В дверях комнаты стоял ее сын. Только повзрослевший. Такой, каким представляла его бессонными ночами, уткнувшись в мокрую от слез подушку.

— Ленечка, — почти простонала она и рухнула на пол.

Даша открыла глаза и закрыла их снова. Наваждение не исчезло. Мальчик стоял перед ней на коленях и пытался напоить водой из стакана. На нее тревожно смотрели ее собственные глаза. Дрожащей рукой она дотронулась до его темных жестких волос.

— Давайте я помогу вам встать. — Ленька изо всей силы потянул ее за руку. Даша, не отрывая глаз от его лица, поднялась с пола и присела на пуфик.

— Как ты сюда попал, Леня?

— Мы пришли сюда с папой. Он открыл дверь ключом. А откуда вы знаете, как меня зовут?

— Это длинная история. А где отец?

— Ушел за билетами на самолет. Сегодня мы улетаем домой.

— Домой? Куда?

— В Израиль, в Хадеру.

— А как твоя фамилия?

— Фейерман. Леонид Фейерман. А папу зовут Михаил Соломонович.

— А кто твоя мама?

— У меня ее нет, она умерла, когда я был маленьким. Мы жили с папой и бабушкой.

У Даши потемнело в глазах. Она вдруг ясно нарисовала себе картину мнимой смерти мужа и сына. Ее просто обвели вокруг пальца, заставив оплакивать всю жизнь своего ребенка. Старуха Изергиль сумела-таки настоять на своем и отняла у нее самое дорогое, что есть у матери.

— А почему у вас в рамочке на пианино моя фотография, где я маленький? А на ней черная ленточка?

— Леня, я потом тебе все объясню, ладно?

Даша достала из сумки мобильный и набрала номер Борина.

* * *

Оперативники рассаживались по машинам, когда Борин услышал телефонную трель. Эта мелодия у него была настроена на Дашин вызов.

— Даша, что случилось? Ты где? Так. Я все понял. Фейерман Михаил Соломонович. Я понял. Быстро бери мальчика, и уходите из квартиры! Телефон не отключай, будь постоянно на связи. Даша, он очень опасен. Все поняла? Говори мне постоянно что-нибудь, не молчи.

Жестом Борин показал остальным, чтобы ехали следом.

— Спускайтесь на второй этаж, к тем старичкам… Хорошо… Быстрее… Всё?… Вы у них? Сидите там и не высовывайтесь.

Борин гнал по улице, отчаянно мигая фарами. Ехать было не более трех минут, но он боялся не успеть. Шерман мог вернуться раньше, чем они подъедут к дому.

Машина, взвизгнув тормозами, резко остановилась во дворе напротив Дашиного дома. Туда же подъехал и «уазик». Борин расставил людей так, чтобы перекрыть все выходы и входы во двор и подъезд. Сам встал за дверью черного хода, открывающую выход на лестничную площадку третьего этажа.

— Он во дворе, — услышал по рации.

— Хорошо, пропускай…

Шерман подошел к Дашиной квартире, на ходу доставая ключи из кармана. У него все получилось. Он без труда взял два билета на московский рейс, и сейчас они с сыном навсегда распрощаются с этим городом. Он вставил ключ в замочную скважину.

— Фейерман Михаил Соломонович? Милиция. Прошу вас, спокойно поднимите руки за голову. Вы арестованы по подозрению в умышленном убийстве Голованова Юрия Анатольевича и Петровой Валентины Николаевны.

Голос за спиной звучал четко и холодно. Шерман-Фейерман резко толкнул дверь в квартиру. Прямо на него смотрело дуло пистолета.

Все было кончено. Он просчитался. Мамочка, как всегда, оказалась права: не нужно было возвращаться к прошлому…

* * *

Ленька сидел на диване в чужой квартире и оглядывался по сторонам. Около него суетилась пожилая женщина с добрым лицом, предлагая ему то пирожки, то жареную картошку. При этом она то и дело вытирала платком глаза и тихо причитала: «Ох, как же так! Живой и невредимый…» Он ничего не понимал. Почему-то когда та женщина, Даша, взяла его за руку и тихо, но убедительно попросила пойти с ней, он тут же согласился. Тревоги последних дней отступили, и он теперь точно знал, что ничего плохого с ним не случится.

Когда отец сказал ему, что они поедут в Россию, он страшно обрадовался. Он переписывался по Интернету со многими ровесниками из Москвы и очень надеялся, что сможет встретиться с ними. Но, как оказалось, в Москве они не задержатся, отец намеревался лететь дальше, в Самару. Самара, как он знал, тоже была городом не маленьким, но это же не Москва! Он боялся, что ему будет элементарно скучно среди незнакомых людей. Получилось даже хуже, чем он мог себе вообразить. Отец, и до этого не баловавший его вниманием, совсем перестал его замечать, занятый какими-то своими делами. Жили они в тесной квартирке у какой-то старой папиной знакомой. Правда, Вера Андреевна ему понравилась. Она была с ним ласкова и закармливала его блинчиками с разными начинками. А отец вел себя все более странно. Он то возбужденно ходил из угла в угол по комнате, то лежал на диване, уставившись в телевизор с погасшим экраном. На вопросы Леньки, когда же они поедут назад, в Хадеру, с досадой отмахивался. Тетя Вера, поначалу радостная и довольная, стала все чаще внимательно посматривать на своих гостей. А однажды спокойствию Леньки наступил конец. Он увидел, как отец прячет в мешок для мусора незнакомый желтый плащ. Леньке стало страшно. У отца, когда он невидящим взглядом посмотрел сквозь него, был полубезумный вид человека, радующегося завершенному делу. Так выглядел маньяк в фильме про полицейского-убийцу после того, как задушил свою очередную жертву. Ленька тогда мудро рассудил, что они не в Америке и не на Диком Западе, а в мирном русском городе. После их поспешного бегства от тети Веры страхи вернулись к нему с удвоенной силой. А когда они вошли в незнакомую квартиру и он увидел на пианино свою фотографию восьмилетней давности с прикрепленной к ней наискосок черной ленточкой, испугался по-настоящему. Он знал, что такие ленточки бывают на фотографиях умерших людей.

Отец ушел за билетами, а Ленька решил осторожно исследовать территорию, вдруг обнаружится еще что-нибудь интересное. Ему было стыдно, что без разрешения ходит по чужому жилищу, но он оправдывал себя тем, что боится. На звук ключа, поворачиваемого в замке, он вышел в прихожую. Женщина, зайдя в квартиру, назвала его по имени и тут же упала без чувств. Он тогда бестолково заметался по кухне, наливая воду из графина и расплескивая ее по идеально чистой столешнице.

Очнувшись, она задала ему несколько вопросов и тут же принялась звонить по мобильному телефону. А потом они спустились к соседям и теперь вот сидят и чего-то ждут.

Звонок в дверь вывел его из оцепенения. За старушкой в комнату вошел высокий мужчина с квадратными плечами. Даша подошла и уткнулась лицом ему в грудь. Он погладил ее по вздрагивающей спине и посмотрел на Леньку. Ленька вежливо поздоровался.

— Леонид Иванович Борин, — представился мужчина.

— Леонид Фейерман, — протянул ему руку Ленька.

Дарья смотрела на них и все никак не могла перестать плакать. Леньке было ее жалко, но он не знал, может ли подойти к ней и сказать несколько успокаивающих слов. Он по-прежнему ничего не понимал.

Втроем они вернулись обратно в Дашину квартиру.

— Даша, мне нужно идти. Вернусь часа через два. — Борин легонько прикоснулся губами к ее щеке.

— Конечно, Леня. Пойдем провожу.

Борин кивнул Леньке и вышел. Через минуту хлопнула входная дверь. Даша вернулась.

— Есть хочешь, Ленечка?

— Нет, спасибо. Меня накормила ваша соседка.

— Хорошо. Тогда давай знакомиться ближе. Называй меня пока Дашей, хорошо?

— Как хотите.

Даша на миг замолчала. Она никак не могла придумать, с чего начать разговор с сыном. Как объяснить мальчику, что его жизнь теперь должна измениться очень круто.

— Даша, а где отец? — Леня первым нарушил паузу.

— Он задержан милицией, Леня.

Ленька согласно кивнул. Даша удивилась. Мальчик как будто был готов к такому ответу.

— А вы мне кто?

Даша бессильно опустилась на стул. Вот он — самый трудный вопрос.

— Я твоя мама, Леня, твоя родная мама.

Ленька в изумлении посмотрел на Дашу и неожиданно расплакался. Даша растерялась и пересела к нему на кухонный диванчик.

— Не плачь, Ленечка, мой маленький. Теперь мы будем вместе, всегда, ты согласен? Это ничего, что ты меня совсем не помнишь, мы будем учиться любить друг друга заново. Ты мне расскажешь, как учишься и какие у тебя друзья. Какое твое любимое кушанье?

— Жареная картошка и блинчики с начинкой, — сквозь слезы, но с улыбкой ответил Ленька.

— И я люблю блинчики. Буду жарить тебе их хоть каждый день.

— Не надо каждый, а то быстро надоест.

— Хорошо, тогда день — жареная картошка, день — блинчики…

Слезы уже высохли, с худенького личика Леньки не сходило выражение облегчения и расслабленности. Голова его склонилась Даше на плечо, и он заснул, неловко уткнувшись ей в плечо кудрявой головой. Даша осторожно уложила его на узкий диванчик, подложила под голову подушку и накрыла пледом. «Что же ты сотворил со своим сыном и со мной, Шерман?! Как носит земля таких, как ты и твоя мамаша? Ляля говорит, что не все платят за совершенное зло в этой жизни, но ты, клянусь, сполна ответишь за все. И скоро, очень скоро! А твоя мать, эта злобная старуха, я уверена, варится на том свете в адском котле!» — подумала она, гладя по голове заснувшего сына.

Лесинки. Семья

Наконец-то закончились проливные дожди, и трава, еще вчера мокрая, стала похожа на тонкий шелк. Цветы, отмытые небесной влагой, сияли всеми красками лета. Галина стояла около кухонного оконца, выходящего на палисадник, заботливо ухоженный мамиными руками. Дети уехали на велосипедах в деревню, чтобы купить в местной пекарне ноздрястый хлеб из муки грубого помола. К вечеру ожидались гости, голодные до простой русской еды, свежих овощей с грядки и пирожков с вишней и малиной. Галина напекла их целую гору, замесив тесто по маминому рецепту. Пирожки получились вкусными, но Никита с Маринкой, хотя и съели по нескольку штук, пальцы не облизывали и не причмокивали от удовольствия, как обычно, — видимо, им не хватало рядом бабушки, которая никогда не делала им замечаний за неподобающее поведение: на даче дозволялось все.

Галина обвела глазами кухню. Сияющие белизной занавески, белоснежная скатерть на круглом столе и такой же белый холодильник — Галина, как могла, поддерживала чистоту и свежесть, какие были при маме…

Она надолго отгородилась от всех глухой стеной горя, пряча за ней и детей. Они втроем заперлись на даче, неохотно встречая даже пытавшуюся прорваться к ним Лялю. Маринка за эти недели повзрослела, а Кит, разом почувствовав свою мужскую ответственность за мать и сестру, перестал показывать характер. Она была уверена, что им было комфортно в этой крепости. В город выезжать не хотелось. Как-то раз Маринка робко заикнулась, что нужно бы проверить квартиру, взять теплые вещи — лето катилось к осени и вечерами становилось по-настоящему холодно. Галина, представив, как открывает входную дверь городского жилища, тут же впала в истерику. До этого момента она плакала только два раза — сообщая страшную новость сестре и тетушке. Перепугавшиеся дети хотели вызывать неотложку, но она сумела взять себя в руки. Вещи привезла Ляля, они же с Соколовым, как она узнала позже, привели квартиру в порядок.

Ляля упорно звонила каждый день, сообщая новости. Галина же, еле сдерживаясь, чтобы грубо не оборвать ее, вполуха слушала, думая о своем. Ей было все равно, найдут ли настоящего убийцу ее родных или нет. Ей было глубоко наплевать на нового родственника или на двух, сколько их еще там! На проклятое наследство, на побрякушки, из-за которых они с детьми осиротели. Она даже обижалась на Ляльку, ей казалось, что сестрица не понимает до конца, что произошло. Боль потери съедала ее изнутри, мешая спать по ночам. Она злилась на всех сразу и наконец стала замечать, что от нее шарахаются дети.

В тот день Лялька приехала уже под вечер, с Кириллом в качестве водителя. Она решительно отодвинула от калитки не захотевшую пропускать их на территорию дачи Галину, взяла ее за руку и увела в дом. Этот разговор Галина будет помнить всю жизнь, потому что именно тогда Лялька жестко вернула ее в действительность. «Ты — Печенкина, Галя! В тебе бабушкина кровь! Послушай, сколько горя пришлось хлебнуть нашим женщинам в роду! Ты просто выслушай историю этого, как ты говоришь, проклятого наследства. Да не в деньгах же дело, пойми! И не в самих украшениях. Наши предки хотели, чтобы мы в жизни стояли друг за друга стеной! При любых обстоятельствах! Ты вот себя жалеешь. Злишься на всех. Уже твои дети не знают, как с тобой общаться, срываешься и на них! А я тебе одно скажу — в нашем роду всем досталось горя! Полной мерой отмеряно каждой сестре и их детям! Зоя с мужем погибли в Дахау, в полной безвестности, что с их единственным сыном. Слава богу, он выжил! Антонина умерла в родах, оставив новорожденного сына на чужую женщину. Анастасия умерла в блокаду от истощения, отдавая свой хлеб чужому ребенку. Твоей бабушке Наталье тоже выпало немало испытаний — в тридцатые деда арестовали, лишили звания, а погиб он на войне. Может быть, самая благополучно сложившаяся судьба у моей бабушки Елены. Но, насколько ее помню я, она прожила жизнь без любви и уважения близких, и у нее никогда не было друзей. Да и я ее помню только как очень холодного человека. Сейчас я понимаю, что она была просто несчастна, скрывая за маской равнодушия свою боль. Но заметь, ни при каких бедах, ни при каких испытаниях ни одна из сестер Печенкиных не сломалась! Твоя мама тоже рано потеряла мужа. Но не озлобилась, не отгородилась от мира. У нее была ты! Про меня тебе напомнить? Про то, скольких близких потеряла я? Кто был рядом со мной? Ты и твоя мама! Именно вы не дали мне замкнуться в себе. Да, родная, ты лишилась надежного мужчины и любимой мамы в один день. Но твои дети в этот же день потеряли отца и бабушку. Как им жить дальше, если и ты отвернешься от них? Что ты сейчас делаешь с ними, упиваясь в одиночку своей бедой?»

Она тогда сидела перед расхаживающей по тесной кухне Лялькой, словно придавленная тяжестью ее обвинений. Нет, Лялька не жалела ее, она била по самому больному. Как поняла Галина позже, правильно.

«Давай, Голованова, приходи в себя! — закончила она устало. — Или ты вылезаешь из своей скорлупы сейчас, немедленно, и возвращаешься к нам, или тебе придется всю оставшуюся жизнь провести в одиночестве. Нет, дети тебя не оставят. Но ты сделаешь их жизнь невыносимо тяжелой рядом с душевно опустошенной матерью. Ты сейчас мне можешь не поверить, но тебе еще придется подставлять плечо им, более слабым! А на это, дорогая, нужны силы!»

Тут она испугалась. За них, сына и дочь, которые с надеждой смотрели на нее полными слез глазами.

Они тогда втроем провожали Ляльку с Кириллом до машины, держа друг друга за руки. «Готовься, Галка, к большому приему. Я уже сдерживаю, как могу, всех желающих обнять тебя. Не знаю, дошло до тебя, что у нас в клане прибавилось родственников, или нет? Но и братец, и дядюшка рвутся к тебе. Давай назначай день и час, когда мы сможем приехать сюда всей толпой. Звони, не затягивай. Скоро они уезжают! Кстати, будут тебе и сюрпризы!»

Она тогда решила все сразу, позвонив Ляльке, когда еще та не успела доехать до города…

Галина вышла в сад. У ворот остановился незнакомый джип. Дверь со стороны пассажира открылась, и наружу выпрыгнула Лялька.

— Галка, открывай, пусти наш корабль в гавань.

Галина поспешила к воротам.

— Соколов, ты зачем купил эту громадину? — Она дождалась, пока неповоротливая машина припаркуется на примятой траве.

— Это наш зятек его уговорил. Сказал, большому животу нужно подходящее вместилище, и составил протекцию в автомобильном магазине.

— Ну-ну. А сам-то он будет?

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Читатели наверняка знают и любят весёлые истории про Люсю Синицыну, ученицу третьего класса, которые...
Я разбил бампер ее машины, она – разбила мне сердце вдребезги. Я у ее ног, со всеми потрохами, она з...
СССР! Ленин! Партия! Комсомол! Ну же?! Кобзон, Зыкина, БАМ, Целина…… как это не хотите?!О попаданце ...
После тяжелой ссоры с родителями юная Розали Делакруа покидает Париж. Двадцать лет ее сестра Клодетт...
Наталия Осьминина – автор революционного метода омоложения с помощью расслабления мышечного тонуса, ...
1418 год. Егор Вожников, бывший российский бизнесмен, ради обретения необычных способностей почти сл...