Рубины для пяти сестер Болдова Марина
— И вы его так вот запросто пустили в дом? — опешил Борин.
— Почему нет? На входе он предъявил паспорт, его данные записал по моей просьбе охранник…
— Хорошо. Так что он вам рассказал о себе?
— Не так много. Его имя — Леон. Леон Михайлович Сергеев. Он внук Антонины Печенкиной, одной из пяти сестер — вы, наверное, о них уже слышали.
— Да. Но что он хотел от вас?
— Познакомиться. Сказал, что недавно был у моей сестры Валентины, показал мне серьги, которые она ему отдала на время…
— Отдала на время? Сама? — изумился Борин.
— Да, он так сказал. И, зная Валентину, я ему верю. Леон признался, что о своей принадлежности к нашей семье узнал совсем недавно. И тут же решил, что соберет всех живых потомков сестер Печенкиных вместе.
— И вы ему сразу поверили? Непостижимо…
— Почему нет? Он привез из Польши колье, принадлежавшее Зое! И браслет, что хранился в его семье… А кроме этого, старые документы своей бабушки. Диплом Гренобльского университета и метрику. По-моему, вполне убедительные доказательства.
— Да, убедительно, я согласен. И все бы хорошо, если б после его посещения вашу сестру не нашли мертвой, — не удержался Борин, поражаясь беспечности обеих сестер. — А он оставил вам номер своего телефона?
— Номер телефона? — Анна неопределенно пожала плечами. — Я и не подумала его спросить! Леон заверил меня, что скоро мы соберемся все вместе. И на следующий день он должен был пойти к моей дочери. У нее хранятся кольцо и заколка из гарнитура.
«Вам повезло, что так называемый племянник знал, что у вас, Анна Андреевна, этих украшений в доме нет!» — подумал Борин про себя, решив не травмировать и без того насторожившуюся женщину своими подозрениями.
— А почему вы не рассказали об этом визите раньше?
— Кому? — в свою очередь, удивилась та.
— Нашему сотруднику, например. И дочери.
— Не знаю. Забыла, наверное. — Она на миг задумалась. — Странно, что я после того, как за ним закрылась дверь, звонила Валентине, но она не взяла трубку.
— Вашей сестры к этому времени уже не было в живых, Анна Андреевна.
— Боже мой! Он что, ее убил???
— Для этого утверждения у нас нет пока доказательств. Припомните, пожалуйста, подробности. Что он еще о себе рассказывал?
— Что он из Оренбурга… живет с матерью. Сейчас она в больнице. Кажется, все.
— А адрес? Адрес, конечно, он вам не сообщил?
— Нет. Но охранник, возможно, списал с паспорта и регистрацию. Спросите на входе.
— Да, конечно, я поговорю с охраной. Камеры наблюдения у вас тоже есть, я заметил.
— Да, — не без гордости произнесла Анна Андреевна. — Единственное хорошее, что для меня сделал зять, так это — купил мне квартиру в элитном доме!
«Неплохой подарок. Впрочем, тем самым Соколов мог просто избавить себя от ее присутствия в собственной квартире. Такая теща далеко не радость!» — подумал он насмешливо.
— Хорошо, Анна Андреевна. Если вдруг Леон Сергеев объявится, вот вам мои телефоны, служебный и мобильный, сразу позвоните мне. — Борин протянул ей визитку. — До свидания.
Борин с облегчением выбрался из кресла, хрустнув всеми суставами затекших ног. «Черт, больно как», — подумал он, двигаясь за хозяйкой к входной двери.
— Леня, ну отпусти меня, а то останешься голодным. — Даша пыталась вырваться из цепких объятий Борина, который сгреб ее в охапку, лишь только она открыла ему дверь.
— Я жутко голодный! — рычал Борин, легонько покусывая Дашу за мочку уха.
— Боюсь тебя разочаровать, но на ужин жаркое из барашка, а не Дашка.
Борин отпустил свою жертву и скинул с уставших ног ботинки. С громким стуком они разлетелись к противоположным стенам прихожей.
— Борин, какой ты нецивилизованный! Какая помойка дала тебе столь высокое воспитание?
— Между прочим, чтоб ты знала, я учился в Академии МВД. Так что с определениями поосторожней!
— Ладно, иди мой руки, академик, и чтоб все бациллы смыл!
Посвежевший после душа, с мокрыми волосами, прилипшими к вискам, Борин босиком притопал на кухню.
— А тапки где посеял? Простудишься, пол крашеный.
Борин пошевелил голыми пятками:
— Интересно, все врачихи такие зануды или только мне такая досталась?
Даша, рассмеявшись, поставила перед ним тарелку с дымящимся мясом и уселась напротив.
— Леня, я тут кое-что вспомнила. Точнее, хотела тебе рассказать еще в первый день, когда ты меня допрашивал после убийства… Я в тот день видела недалеко от дома Лялю, то есть Елену Соколову. Она уже заворачивала за угол, на Дворянскую, когда я ее окликнула. Но она не обернулась! Это странно — расстояние небольшое, она не могла меня не услышать!
— Может быть, ты обозналась?
— Нет, обознаться я не могла. Она была в своем желтом плаще. Он очень приметный, цвет такой яркий, глаза режет. Ей муж привез его, кажется, из Чехии, не помню точно. Ляля его часто в дождь надевала. Я хотела прежде, чем тебе сказать, у нее спросить, зачем она приходила к Валентине Николаевне… Но потом тут взрыв, похороны, просто забыла…
— Интересно. Я сегодня был у нее… Она не упоминала про этот визит.
— Позвони, спроси! Хочешь, я позвоню?
— Не нужно. Я сам.
— А к ее матери ты ходил?
— Да. Красивая женщина, но характер! Даш, ты же хорошо их знаешь? Соколовых и мать Елены?
— Конечно. С Лялей и Галиной мы дружим. Про Валентину Николаевну ты и сам знаешь, она мне маму заменила. Но вот Анна Андреевна для меня загадка. Возможно, потому что всегда как актриса играет. По обстоятельствам может слезу пустить, вот как сейчас на похоронах… Ей, по-моему, кроме собственной персоны, никто в жизни неинтересен. Возможно, я ошибаюсь. А что ты хотел у нее узнать?
— Подробности, какие помнит, о семейных камешках. Но она не рассказала мне ничего нового, чего б я не знал от ее дочери. Правда, одну любопытную вещь сообщила. Вечером в день убийства у нее был гость. Назвался ее племянником, внуком Антонины.
— Это та сестра, что жила во Франции!
— Да. Но он сам узнал о том, что он ее внук, совсем недавно. Ему рассказала мать.
Даша слушала Борина, раскрыв рот. То, что в последнее время Галина с Лялей раскапывают семейную историю, больше похожую на сказку, она знала. Как раз это они с Валентиной Николаевной и обсуждали в их последнюю встречу.
— И где сейчас этот племянник? Почему на похороны не пришел?
— А вот тут начинается непонятное. Он обещал позвонить ей на следующий день, чтобы договориться о семейной встрече, и пропал. А она не спросила у него ни адреса, ни телефона. Очень беспечная дамочка. — Борин осуждающе покачал головой. — Хорошо, имя назвал. Леон Михайлович Сергеев. Охранник на входе паспорт посмотрел, но регистрацию не записал. Мол, мужик был приличный, зачем? Но мы узнаем, не вопрос, Сергеев из Оренбурга. И еще. Валентина Николаевна с кем-то пила чай незадолго до смерти. Похоже, с ним.
— И он убил?!
— Ну, это не факт. Безрядин уже выехал в Оренбург, вернется либо с ним, либо с информацией. Есть фото с камеры наблюдений, найдем родственника!
Борин, отодвинув пустую тарелку, притянул Дашу за руку к себе и усадил на колени. Он прижался губами к шелковистой нежной коже и затих. Блаженное тепло растеклось по телу, не хотелось даже шевелиться, он почувствовал, как расслабляется каждая клеточка его тела…
— Борин… — Даша прикоснулась губами к его макушке. — Шел бы ты… на кресло, к телевизору…
Она осторожно соскользнула с его колен, кивком головы указав на дверь. Борин подчинился. Обернувшись на выходе, поймал ее ласковый взгляд…
Даша мыла посуду и прислушивалась к звукам, доносящимся из гостиной. Сквозь хорошо поставленную речь диктора телевидения прорывался мощный храп Борина.
«Чисто музыка», — с усмешкой подумала Даша, ставя очередную тарелку в сушилку.
— К вам гость. Сергеев Леон Михайлович, — холодно доложил охранник.
— Хорошо, пусть поднимается.
На входе теперь дежурил новый парень. Ляля видела его лишь раз, в тот день, когда вернулась из больницы. Поднимаясь по лестнице, она спиной чувствовала его злой взгляд. Тогда она почему-то подумала, что обрела врага. Вот и сейчас, разговаривая по внутреннему телефону, она явно услышала в его голосе неприязнь. Похоже, он считает ее виновной в гибели Стаса. При воспоминании о Стасе на глаза навернулись слезы. Чем провинился этот добрый, немного глуповатый парень перед судьбой? Ляля понимала, он невольно спас ее от смерти. Если бы не дождь, если бы она нашла зонт или плащ, если бы… Цепь из «если бы», и — она жива, а парня нет. Ляля не боялась умереть. Она верила в бессмертие души и в реинкарнацию. Лежа на больничной койке, пыталась понять, что такого недоделала на этой Земле, что ее не отпускают. Дети взрослые, Сашка и без нее проживет с какой-нибудь длинноногой моделькой. Работать — не работает, даже профессиональной гадалкой не стала, не может она людям «таксы» устанавливать. Так что можно б и… Галина, не верящая ни в Бога, ни в дьявола, часто упрекала ее за мрачные мысли. И вовсе не мрачные. Светлые мысли, спокойные и вполне осознанные…
Ляля открыла входную дверь. На пороге стоял невысокий мужчина с кожаным кейсом в руках.
— Здравствуйте, Елена Владимировна. Я — Леон, ваш родственник, Анна Андреевна, наверное, вас предупредила?
— О чем? — растерявшись, глуповато спросила Ляля.
— О моем приезде. Я был у нее в прошлое воскресенье. Правда, к вам я собирался на следующий день, но пришлось срочно уехать домой…
Ситуация была глупейшая. Ляля не знала, как быть. Ее мать, как всегда, забыла или не сочла нужным ей позвонить. Впрочем, на этот раз ей есть оправдание: не до того было.
— Вы проходите, Леон, мы сейчас обо всем поговорим.
— Спасибо.
Леон снял куртку и аккуратно повесил на вешалку. Да, такого приема он не ожидал. Ни одна из тетушек не удосужились сообщить о появлении нового родственника. Придется рассказывать о себе все с самого начала. Сам виноват, нужно было сначала позвонить, договориться о встрече…
— Хотите чаю или кофе?
— Да, спасибо, кофе.
Ляля провела Леона в гостиную, а сама удалилась на кухню…
«Ничего не боится. А вдруг я вор?» Сестрица была, на его взгляд, чересчур беспечна. Впрочем, как и тетушки.
Леон осмотрелся. Мебели мало. На книжных стеллажах подписные издания соседствовали с детективами и фантастикой. На низком журнальном столике подсвечник и колода карт. «Любит пасьянсы раскладывать, как матушка, или с мужем в дурака играет?» Леон ничего не понимал в картах. Два кресла, покрытых мохнатыми пледами, диван и телевизор с большим экраном довершали уютную обстановку. «Миленько и со вкусом», — констатировал он.
Леон слегка волновался. Встреча с Анной Андреевной не выходила у него из головы. Всю дорогу домой он обдумывал, как построить разговор с Дохлым, чтобы тот не заподозрил, что у Леона изменились планы в отношении новых родственников. А планы изменились.
Ляля вошла в комнату, неся поднос с кофейником и маленькими чашечками.
— Почему мне все время кажется, что мы с вами уже встречались? — Ляля внимательно посмотрела на Леона.
— Потому что мы действительно встречались. Только вам, Лена, тогда было лет пять, а мне тринадцать. Помните пионерский лагерь на Кондурче, где Анна Андреевна работала в библиотеке?
— О господи! Ну, конечно, Леон! Вы читали мне книжки! А мама ругала меня за то, что я звала вас Леней.
— Ну, положим, читали вы тогда сами. Я только изредка подсказывал трудные слова.
— И вы утверждаете, что вы мой родственник? Что вы имеете в виду?
— Я ваш троюродный брат. У нас общая прабабушка — Печенкина Анна Владимировна. Но узнал я об этом недавно.
Ему пришлось в очередной раз излагать всю историю с самого начала. По мере того как он говорил, выражение лица Ляли менялось от недоверчивого до глубоко изумленного. Она явно выбирала между его сумасшествием и невероятностью поворотов судьбы.
— Вот тогда я решил начать поиски с Польши.
— А я только собиралась съездить туда. Но пока не вышло.
На лицо Ляли набежала тень. «Я что-то не то сказал? Или у нее что-то случилось? Ладно, не будем заострять, расскажет сама, если захочет». Леон решил продолжить. Он разложил перед изумленной Лялей бабкины документы, фотографии из Хойны и коробочки с украшениями.
— Откуда у вас это? — Ляля с ужасом смотрела на него, указывая на серьги.
Ответить он не успел — в кармане ее блузки зазвонил мобильный.
— Извините. — Ляля с трубкой в руке вышла из комнаты…
— Елена Владимировна, Борин беспокоит.
— Слушаю вас, Леонид Иванович.
— В деле возникли новые обстоятельства, и я хочу предупредить вас, чтобы вы были осторожны.
— Я и так сижу дома!
— Тем более. К вам может прийти человек, который назовется вашим братом. Есть предположение, что он был у вашей тети в день ее смерти.
— Это он убил? — похолодела Ляля.
— Возможно, но пока нет доказательств. Постарайтесь, если он будет звонить, перенести встречу и сообщить мне.
— Уже.
— Что уже?
— Он сидит у меня в гостиной и пьет кофе. Но он действительно наш родственник, он показал мне документы, и они полностью подтверждают это.
— Елена Владимировна, постарайтесь его задержать хотя бы на полчаса. И не обсуждайте с ним последние события ни в коем случае. Я выезжаю к вам.
— А он как-то и не торопится уходить!
— Хорошо. Сделайте, как я вас прошу, пожалуйста.
Как ни в чем не бывало Ляля вернулась в комнату.
— Леон, простите… На чем мы остановились? Ах да… серьги! Расскажите, как к вам попали серьги Валентины Николаевны. Насколько я знаю, еще месяц назад они были у нее…
— Я вижу, ваша мама совсем ничего не рассказала. Я был у вашей, то есть нашей, тетушки в воскресенье. Она собиралась на дачу, ждала зятя из командировки.
— Да, все так.
— Мы с ней выпили чаю… разговаривали… и она отдала мне серьги — очень обрадовалась, что я решил найти всех потомков, и посоветовала в первую очередь позвонить вам. Что я и сделал. Но у вас не отвечал телефон.
— Да, возможно.
— Тогда, чтобы не терять времени, я решил навестить вашу матушку.
Ляля смотрела на Леона и никак не верила, что тот мог убить тетю Валю и Юру. Зачем бы ему было так открыто говорить, что он был там? Нет, тут что-то не так. Кто-то еще участвовал в этой игре. Тот, о ком не догадывался и Леон. Ляля боялась, что Борин, не разобравшись, арестует его.
Ее размышления прервала трель дверного замка.
— Наверное, муж пришел, ключи забыл.
Она пошла к двери, отметив про себя, что Леон ничуть не напрягся. Все так же спокойно потягивал кофе из чашки.
Борин вошел в квартиру в сопровождении двоих в форме. Одного, местного участкового, Ляля знала. Второй, молодой парнишка с круглым лицом и румянцем вполщеки, больше напоминал студента, нежели милиционера.
— Где он?
Ляля показала рукой в сторону гостиной.
— Сергеев Леон Михайлович?
— Да.
— Вы задержаны по подозрению в убийстве Петровой Валентины Николаевны и Голованова Юрия Анатольевича.
— Ничего не понимаю. Ляля, что все это значит?
— Тетя Валя и ее зять Юра убиты.
Ляле было больно смотреть на Леона. Он явно был ошеломлен происходящим. Ей показалось, что и Борин заметил это.
Леона увели, а она бессильно опустилась в кресло. В последнее время вокруг происходило непонятное. Убийства, взрыв, кому и зачем понадобилось вмешиваться таким жестоким образом в их жизнь? До сегодняшнего дня она не смешивала эти два события. Но сейчас задумалась. А вдруг они связаны и причина одна? Тогда какая? Украшения? Похоже. Но тогда Леон вполне может оказаться преступником. А она так мило попивала с ним кофеек! Ну не дура ли?! Ему ничего не стоило прихлопнуть ее как муху и преспокойно уйти. Хотя он показывал свой паспорт охраннику… Не может же он так рисковать! Нет, убийца не он. А вот интерес к рубиновому гарнитуру у него неспроста. Возможно, ему известно о завещании больше, чем он ей рассказывал! Легенда о большом наследстве Печенкиных появилась не на пустом месте. Но само завещание утеряно! Или?… Тогда все сходится — оно у Леона. И ему известно точно, что в нем прописано!
Ляля набрала рабочий номер Борина.
— Слушаю, Борин.
— Леонид Иванович, это Соколова. Леон не убийца, вы уже поняли, да?
— Пока ничего определенного сказать не могу, Елена Владимировна.
— Я думаю, дело в том, что он знает в деталях, что было в завещании прадеда. В Беляевке, где было его имение, рассказывают всем приезжим сказку о сокровищах, якобы принадлежавших семье Печенкиных, и о том, что он завещал их своим дочерям. Я уверена, завещание у Леона.
— Хорошо, я расспрошу об этом. Спасибо, Елена Владимировна.
Борин положил трубку телефона и посмотрел на Сергеева. Тот сидел на стуле, опустив руки между колен. Ему явно было не по себе. Хотя мало кто, попав в этот кабинет, был весел и доволен.
— Вы были в квартире Петровой двадцать восьмого июля, в воскресенье? — спросил он ровным голосом.
— Да, я приехал по единственному известному мне адресу своих потенциальных родственников.
— Расскажите подробно, как вы туда попали и что там делали.
Леон, в который раз, принялся рассказывать о себе. Он готов был повторять это еще и еще, лишь бы с него сняли эти нелепые обвинения.
— И вы утверждаете, что Петрова Валентина Николаевна добровольно отдала дорогие для нее украшения вам. Зачем ей это было нужно?
— Вы можете мне не верить, но я сумел убедить ее, что действительно хочу собрать всех потомков вместе. Но мне пришлось в воскресенье же вечером уехать из города.
— Куда?
— Домой, в Оренбург. В то время как я выходил от Анны Андреевны, мне позвонили из больницы, умерла моя мать. И лишь сегодня я смог вернуться в Самару.
— Давайте вернемся к вашему визиту к Петровой. Вы поднимались к ней по парадной лестнице?
— Да, наверное. Там, кажется, и нет другого пути. — Леон недоуменно пожал плечами.
— А теперь ответьте мне на один вопрос, только не спешите. Какую цель вы преследовали, когда начали разыскивать своих родных?
Леон интуитивно почувствовал, что от его ответа сейчас зависит, поверит ли ему Борин во всем остальном. Выхода не было. Нужно было рассказывать все:
— Дело в завещании. Подлинник его есть только в Национальном банке Швейцарии, второй экземпляр утерян. Но мой сосед по квартире Кац Яков Семенович, сын поверенного семьи Печенкиных, записал его по памяти почти дословно, по крайней мере, так он мне сказал. Суть в том, что украшения, собранные вместе, послужат ключом к основному наследству, хранящемуся в банке. Свою долю получат все оставшиеся в живых потомки. А тот, кто объединит семью, получит и долю уже умерших.
— И после этого вы утверждаете, что не убивали…
— Мне незачем это делать. Я сразу попадаю под подозрение и тогда не получу совсем ничего. Поверьте, у меня и так две доли из пяти, этого вполне хватит на безбедную жизнь.
— А вы знаете точные размеры наследства?
— Нет, но могу предположить, что это немало. Печенкины владели домами в Петербурге и Оренбурге, а также имением в Беляевке. Семья никогда не бедствовала. Я узнал, что прадед был филантроп и меценат. В городе он построил школу для одаренных крестьянских детей и открыл музей. Кроме того, устраивал благотворительные балы, а средства направлял в городскую больницу. Согласитесь, не похоже, чтобы он это делал на последние деньги.
— Допустим, вы меня убедили. Но скажите, Сергеев, кто финансирует все ваши поездки и расследования? Насколько мне известно, вы в последнее время нигде не работали.
«Вот и приехали». Леон соображал, называть ли имя Дохлого? С одной стороны, если убийства — его рук дело, тот сядет. А Леон будет свободен и богат. Если, конечно, доживет до ареста Пашки. Ежу будет понятно, кто его «сдал»! С другой стороны, можно промолчать. Пусть этот дотошный следак сам ищет виновного.
— Хотите, Сергеев, я вам помогу? Имя Дохлова Павла Николаевича вам ни о чем не говорит?
Леон вздохнул:
— Вы и сами все знаете.
— Нет, не все. Мы не знаем причины, зачем бы это ему вам помогать.
— Я ему должен денег.
— Много?
— Много. Сумма при обычном раскладе дел для меня неподъемная. Но он не знает, в чем суть завещания. Я его убедил, что продать рубиновый гарнитур целиком выгоднее, чем отдельные предметы. И все.
— И он согласился спонсировать ваши поиски за такую малость?
— Да, он очень заинтересовался камешками.
— Расскажите, каким образом вы оказались ему должны.
Леон не любил вспоминать эту историю, куда вляпался по собственной дури. Но, кажется, этот следователь просто так от него не отстанет. Пришлось в подробностях рассказать, как он попался на удочку к опытной авантюристке. Следователь слушал его, не перебивая, изредка записывая что-то в блокнот.
— Вы меня отпустите? — с надеждой спросил Леон, закончив рассказ.
— Да, но под подписку о невыезде. Вы где остановились?
— Снял квартиру в центре. А как мне вести себя с Дохловым? Он требует, чтобы я отчитывался перед ним каждый день.
— Как вы это делаете?
— По мобильному. Он звонит вечером, часов в восемь. Не исключено, в городе его люди следят за мной. Он будет спрашивать, за что меня задерживали.
— Скажите, что проверяют всех посторонних, кто приходит к Елене Соколовой, из-за взрыва ее машины. Про то, что вы знаете о смерти Петровой и Голованова, — ни слова. И еще. Скажите, что не успели ничего рассказать Елене о завещании, мы вас забрали.
— Какого взрыва? Лялю тоже пытались убить?
— Или ее, или ее мужа.
— Когда?!
— В понедельник утром. Погиб охранник.
— Черт знает что. Вы думаете, это Дохлов делает? Зачем ему? Чем они ему помешали? Чтобы получить все камешки, ему достаточно дождаться, когда они окажутся в моих руках, и просто забрать их у меня. Кстати, я не исключаю, что он так и собирался сделать, даже придумал, как выкрутиться из этой ситуации. А ведь я не подумал, Дохлов мог догадаться, что не все так просто с наследством! Сестры могли отказаться продавать фамильные украшения… Ни одна из них не бедствует. Если честно, я и сам не собирался их продавать. Уверен: в банке лежит достаточно средств для моей оплаты долга Дохлову и дальнейшей безбедной жизни.
— А что вы собирались делать, Сергеев? Когда вы планировали рассказать им о подлинном содержании завещания?
— Когда? В тот день, когда мы бы собрались все вместе! Готовил им сюрприз. Без них мне все равно ничего не получить, вы же должны понимать!
— А если вы останетесь один?
— Это сколько же человек нужно перебить, чтобы остаться одному? Я не сумасшедший, чтобы думать, что можно убивать безнаказанно.
— А вообще убивать можно?
— Не придирайтесь к словам, пожалуйста. Поверьте, я не убивал свою тетку. Всю жизнь я думал, что у меня никого нет, родители жили очень замкнуто. Сейчас я понимаю почему. И вдруг я узнаю о своем дворянском происхождении. И нахожу родственников. Теперь мне есть чем гордиться! Впрочем, вам этого не понять.
«Нет, нам не понять… Мы из двортерьеров, за наследствами не гоняемся… Мы гоняемся за теми, кто лишает жизни ни в чем не повинных людей из-за какого-нибудь наследства…» — думал Борин, подписывая Сергееву пропуск на выход из здания.
— Слушаю вас внимательно, доктор. — Мельком глянув на экран мобильного, Ляля прижала телефонную трубку к уху плечом, так как руки были в муке.
— Привет, Ляля! Звоню, чтобы доложить — приехал из Германии Макс Эйтель.
— Сашке звонил?
— А что нам Соколов? Нам ты нужна, кормилица. В прошлый раз ты Макса чем угощала, что он с трапа самолета к тебе за стол просится?
— Приворотным зельем, Березин, — рассмеялась Ляля. — Только когда это было-то?
— Значит, не меня одного, — пробурчал тот тихо и вздохнул, но Ляля расслышала и, смутившись, поторопилась сменить тему:
— Я так понимаю, что одними пирожками я сегодня не отделаюсь?
— Господи, ниспошли мне такую понимающую женщину в подруги жизни! Лично я хочу твой фирменный салат с черносливом и мясо под майонезом.
— Бессовестный ты, Березин.
— Не стыди меня. Я просто одинокий, вечно думающий о домашних щах мужчина.
— Что же это тебя медсестрички не подкармливают, хотя б из жалости? Уж выбрал бы одну да женился!
— Нужен я им, старый пень.
— Не кокетничай, Березин, не девушка! Ладно, приходите к семи. Будет тебе и мясо, и салат, эскулап. До Соколова дозвонюсь сама, не переживай.
Ляля достала из морозилки свинину и нарезала на тонкие ломтики. Уложив мясо в сковородку, покрыла кольцами лука, а сверху смазала майонезом. Этот рецепт был у них в семье «дежурным», но часто у Ляли просили приготовить именно его. Свекла в микроволновке уже дошла до нужной кондиции, издавая попискивающие звуки…
Ровно в семь часов послышался звук отпираемой ключом двери.
— Это мы, — послышалось из коридора нестройное трио.
— Так, уже хороши!
— Зайка, не сердись. — Соколов попытался принять строго вертикальное положение, но не удалось. Пакет, явно наполненный бутылками, звякнул об пол.