Северное сияние Робертс Нора

— На каникулы? Будешь путешествовать в то время, как у нас тут самая красота?

— Не на каникулы. Насовсем.

— Что ты такое говоришь? Ты? Уедешь? Насовсем? Джон, это ерунда какая-то. — Кокетливая улыбка погасла, секунду-другую она не могла вымолвить ни слова. — И куда ты поедешь? Чем будешь заниматься? — Голос Чарлин звучал глухо, как издалека.

— Есть много мест, где я не бывал. И много того, чего я еще не делал. Вот и повидаю. И сделаю.

Она смотрела в его такое родное лицо. Сердце у нее разрывалось. «Те, кто нам дороги, — мелькнуло в голове, — от нас уходят».

— Джон, здесь твой дом. Твоя работа.

— Буду жить и работать где-нибудь в другом месте.

— Но ты не можешь вот так… А почему? Почему ты так решил?

— Надо было давно это сделать, да привыкаешь плыть по течению. Так и жизнь проходит. На прошлой неделе ко мне в школу приходил Нейт. Его слова заставили меня о многом задуматься, оглянуться на прожитые годы… Долгие годы.

Она хотела рассердиться, закричать, швырнуть что-нибудь об пол. Чтобы боль прошла. Но в душе была одна тревога.

— Какое отношение к этому имеет Нейт?

— Он принес перемены. Он как камень в ручье, из-за которого меняется течение. Тебя несет по течению, и ты замечаешь намного меньше, чем следует.

Он коснулся ее волос, потом опустил руку.

— Потом вдруг в воду падает осколок скалы, нарушает водную гладь. Изменяет ход жизни. Иногда сильно, иногда — чуть-чуть. Но все уже стало не таким, как прежде.

— Когда ты так говоришь, я тебя совсем не понимаю. — Она отвернулась и с силой пнула ножку стола. Он улыбнулся. — Вода какая-то, камни… При чем тут вода, когда ты заявляешься и говоришь, что собрался уезжать? А что я чувствую, тебя совсем не волнует?

— Волнует, и даже больше, чем следовало бы. Я тебя люблю с того момента, как впервые увидел. И ты это всегда знала.

— А теперь — нет.

— И теперь тоже. И все эти годы. Я любил тебя тогда, когда ты принадлежала другому. А когда он уехал, я подумал: ну вот, теперь она станет моей. И ты пришла. Во всяком случае, в мою постель. Позволила вкусить своего тела. Но замуж пошла за другого. Ты знала, что я тебя люблю, и все равно вышла за другого.

— Мне надо было найти себе опору. Надо было жить. — Она все же разбила одну вещицу. Маленького хрустального лебедя. Но удовлетворения не получила. — Было у меня право позаботиться о будущем?

— Я бы все для тебя сделал. И Мег я бы любил. Но ты решила иначе. Ты выбрала вот это. — Он широко повел рукой. — И ты это заслужила. Ты много трудилась. Ты, можно сказать, создала это место. И еще при жизни Карла продолжала ко мне приходить. А я тебя пускал. И к себе, и к другим.

— Карла секс не интересовал. Разве что самую малость. Ему был нужен партнер в бизнесе, кто-то, кто позаботится об этом заведении и о нем. Я свои обязательства выполнила! — с жаром произнесла она. — Мы понимали друг друга.

— Ты заботилась о нем и о заведении. И продолжала заботиться после его смерти. Я сбился со счета, Чарлин, сколько раз я тебе делал предложение и сколько раз ты мне отказывала. Сколько раз я смотрел, как ты уходишь с другим, и сколько раз ты шла в мою постель, если другого под рукой не оказывалось. С этим теперь покончено.

— Я не хочу замуж — и поэтому ты решил уехать?

— Вчера ты спала с тем мужиком из компании охотников. Ну, с высоким брюнетом.

Она вздернула подбородок.

— И что?

— Как его звали?

Она раскрыла рот и тут сообразила, что не знает. Она и лица-то не помнила, что ж говорить об имени. Да и ласки в темноте тоже как-то не запомнились.

— Какая мне разница? — огрызнулась она. — У нас был секс — и только.

— Ты никогда не найдешь то, что ищешь. Ты не там ищешь. Безымянные мужики вдвое моложе… Но если ты не можешь остановиться — тем более не в моих силах тебя остановить. Это с самого начала было ясно. Зато теперь я могу покинуть твою скамейку запасных.

— Ну и валяй. — Она взяла со стола пачку бумаг и веером швырнула в воздух. — Мне плевать.

— Я знаю. В противном случае я уезжать бы не стал.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Свет слепил. И сколько бы ни длился день, его хотелось еще и еще. Свет пронизывал плоть и кости, бросал ему вызов.

Уже много дней он не просыпался от кошмара.

Теперь он просыпался от света, при свете работал и заканчивал день. Думал при свете, ел при свете, он упивался светом.

Каждую ночь, глядя, как солнце садится за горы, он знал: всего несколько часов — и оно встанет снова.

В тихие ночи Нейт иногда выбирался потихоньку из постели, брал собак и шел с ними гулять — только затем, чтобы смотреть, как заря побеждает ночь.

Душевные раны еще не затянулись, но теперь это была боль исцеления. На это он, во всяком случае, надеялся. Эта боль означала, что он примирился с утратами и открыт новой жизни.

Впервые после отъезда из Балтимора он позвонил жене Джека — Бет.

— Хотел узнать, как у вас дела. У тебя и у детей.

— У нас все в порядке. Уже год прошел…

Он знал. Сегодня ровно год.

— Сегодня тяжеловато. Утром мы к нему съездили, цветы положили. Вначале было трудно. Первый праздник, первый день рождения, первая годовщина. Потом привыкаешь. Я так и думала — надеялась, — что ты позвонишь. Я рада тебя слышать.

— Я боялся, ты не захочешь меня слышать.

— Мы соскучились, Нейт. И я, и ребята. Я о тебе беспокоюсь.

— У меня тоже все в порядке. Мне уже лучше.

— Расскажи, как там у вас. Действительно, очень холодно и тихо?

— Ну, сегодня уже пятнадцать. А насчет тишины… — Он покосился на свой стенд. — Да. Да, здесь очень тихо. У нас было наводнение. Не такое, как на юго-востоке бывает, но все равно покрутиться пришлось. Красиво тут. — Теперь он смотрел в окно. — Невозможно себе представить. Это надо видеть. И даже когда видишь — не можешь себе представить.

— Голос у тебя бодрый. Я рада.

— Я не думал, что у меня тут получится. — «И не только тут». — Я хотел, чтобы получилось. Особенно захотел, когда сюда приехал. Но я все равно не думал.

— И теперь?

— А теперь, думаю, получится. Бет, я познакомился с одной женщиной…

— Да? — Она засмеялась. Он закрыл глаза и слушал ее смех. — И она замечательная?

— Потрясающая. Во всех отношениях. Думаю, тебе бы она понравилась. Она не такая, как все. Она полярный летчик.

— Полярный летчик? Это те, что летают как сумасшедшие на таких крошечных самолетиках?

— Во-во. Она красивая. Ну, не совсем красивая, но мне нравится. Веселая, смелая, наверное, сумасшедшая, но ей идет. Ее зовут Мег. Меган Гэллоуэй. И я в нее влюблен.

— Нейт, я так за тебя рада.

— Только не плачь! — сказал он, услышав, как у нее дрогнул голос.

— Нет, нет, это я от радости. Джек бы тебя задразнил, но на самом деле он бы тоже за тебя радовался.

— Ну, ладно. Я просто хотел с тобой поделиться. И еще захотелось с тобой поговорить. А еще хочу сказать: может, выберешься сюда с ребятами? На летние каникулы? Здесь классное место. К июню светло будет аж до самой полуночи, а потом, как рассказывают, и вовсе белые ночи. Это когда вообще не темнеет — так, сумерки одни. Я бы хотел, чтобы вы это увидели. И с Мег бы тебя познакомил. Я вас всех хочу видеть.

— Обещаю приехать на свадьбу.

Он нервно рассмеялся:

— До этого еще не дошло.

— Нейт, уж я-то тебя знаю. Дойдет.

Он с улыбкой положил трубку. Вот уж не думал…

Не закрывая стенда — в знак того, что расследование теперь ведется в открытую, — он вышел из кабинета.

При виде Питера с рукой на перевязи он вздрогнул. Молодой помощник сидел за своим столом и одной рукой набирал что-то на компьютере.

Бумажная работа. От нее свихнуться можно.

Нейт подошел.

— Не хочешь прогуляться?

Питер поднял глаза, занеся палец над клавишей.

— Сэр?

— Хочешь, я тебя избавлю на время от этой тягомотины?

Он оживился:

— Так точно, сэр!

— Пройдемся. — Он прихватил рацию. — Пич, мы с офицером Нотти на патрулировании.

— Хм-мм… Отто уже пошел, — напомнила она.

— А вдруг преступный элемент разгуляется? Пич, ты остаешься на хозяйстве.

— Так точно, босс, — хмыкнула она. — Будьте осторожны.

Нейт снял с крючка легкую куртку.

— Свою берешь? — повернулся он к Питеру.

— Не-а. В такую погоду только приезжие куртки носят.

— Да? Что ж… — Нейт повесил свою куртку на место. На улице было довольно свежо и пасмурно. Надвигался дождь. «О куртке еще придется пожалеть», — подумал Нейт. Но решительным шагом направился к тротуару. Ветер трепал его волосы.

— Как рука?

— Отлично. По мне — так можно и без перевязи ходить, но с Пич и моей мамой лучше не спорить.

— Женщины всегда кудахчут над раненым.

— Не говори. А если хорохориться — и вовсе житья не дадут.

— Мы с тобой этот инцидент мало обсуждали. Я сразу себе сказал: было ошибкой брать тебя с собой.

— Я его спугнул, когда из машины стал выходить. Сам спровоцировал.

— Питер, его бы спугнула и белка, выронившая желудь. Я же говорю, сначала я себе сказал, что допустил ошибку. Но теперь вижу — нет. Ты хороший полицейский. И ты это доказал. Ты был ранен, в полубессознательном состоянии — а все равно меня прикрывал.

— Да тебя и прикрывать-то было не нужно. У тебя все было под контролем.

— Может быть. Но в этом все и дело. Когда попадаешь в непредсказуемую ситуацию, должен целиком доверять напарнику. Без оглядки.

Так, как они с Джеком доверяли друг другу. Чтобы смело шагнуть в темный переулок и не бояться того, что ждет тебя в темноте.

— Так вот, хочу тебе сказать: на тебя можно положиться.

— А я… Я думал, писанина — только предлог, чтобы отстранить меня от серьезных заданий.

— Я посадил тебя за писанину, потому что ты ранен. Ранен при исполнении, заметь. За действия при исполнении боевого задания тебе будет вынесена благодарность в приказе.

Питер опешил:

— Благодарность?

— Ты ее заслужил. На следующем заседании совета я выступлю с официальным заявлением на этот счет.

— Не знаю, что и сказать.

— Ты у нас герой.

На углу они перешли улицу.

— Мне еще кое-что надо тебе сказать. Вопрос деликатный. По поводу расследования, которое мы ведем. Расследования этих убийств. — Нейт перехватил быстрый взгляд Питера. — Что бы там ни говорила полиция штата, мы квалифицируем эти инциденты как убийства. Я опросил нескольких человек относительно их местонахождения во время всех этих происшествий. В большинстве случаев показания, к сожалению, подтвердить невозможно, во всяком случае — так, чтобы это меня удовлетворило. Включая и Отто.

— Но шеф, Отто ведь…

— Один из нас. Я понимаю. Но это не дает мне оснований вычеркнуть его из списка. Из жителей города и ближайших окрестностей много кто имел возможность совершить эти три преступления. Возможность — возможностью, а вот мотив… Для первых двух убийств мотив надо искать в личности Гэллоуэя. Что стало причиной его убийства? Страсть, нажива, устранение свидетеля? Наркотики? А может, и все сразу. Но кто бы это ни сделал — он был с ним знаком.

Нейт оглядел улицы, тротуары. Иногда в темноте тебя подстерегает то, что ты хорошо знаешь.

— И знаком близко — настолько, чтобы пойти зимой на вершину. Втроем с убийцей и Максом. Их было трое.

Он хорошо знал своего убийцу, потому что там, наверху, в невероятно тяжелых условиях, с удовольствием играл отведенную ему роль.

— Я не понимаю, шеф.

— Гэллоуэй вел дневник. Дневник был при нем — и там и остался. Кобен дал мне копию.

— Но если у него был дневник, тогда…

— Он не называет своих товарищей по именам. Для них это была забава. Из чего я заключаю, что, не погибни он от руки убийцы в этот раз, он бы непременно погиб на другом восхождении — если бы не взялся за ум. Они курили травку, устраивали гонки — кто быстрей дойдет до вершины. Играли в «Звездные войны». Гэллоуэй — в роли Люка, Макс — Хэна Соло, а третий, убийца — по иронии судьбы, в роли Дарта Вейдера. Гора стала для них собственным «ледяным миром».

— Ух ты! Обожаю это кино, — ответил Питер и чуть сгорбился. — В детстве игрушки на эту тему собирал.

— Я тоже. Но мы сейчас не о детях говорим. Взрослые люди. Играли в «Звездные войны». И где-то на полпути игра не заладилась. Гэллоуэй описывает, как Хэн — подозреваю, это Макс — повредил лодыжку. Его оставили в палатке с запасом еды, а сами двинулись дальше.

— Это доказывает, что Макс его не убивал.

— Это как посмотреть. Можно ведь вообразить, что Макс решил идти следом, нагнал их в ледяной пещере и свихнулся. Или что именно Макс играл роль Вейдера и убил обоих партнеров. Это не мои версии, но они имеют право на существование. Полиция штата придерживается второй.

— Что мистер Хоубейкер убил двоих? А потом в одиночку спустился вниз? Это невозможно.

— Почему?

— Ну, я тогда, конечно, еще маленький был, но мистер Хоубейкер никогда не отличался ни особенным бесстрашием, ни самодостаточностью. А без этого спуска не совершить.

— Согласен. Дальше в своем дневнике Гэллоуэй пишет, что тот, кого они называли Дартом, стал проявлять признаки какого-то помешательства — беспричинно впадал в ярость, шел на неоправданный риск, бросался на других с беспочвенными обвинениями. Там дело было и в наркотиках, и в побочном эффекте от перенапряжения, разреженного воздуха, высоты. Такое с альпинистами случается, насколько я читал.

Из Углового магазина вышла Деб — пошла выгуливать Сесила.

— Гэллоуэй был обеспокоен. Обеспокоен состоянием рассудка этого парня. — Он приветственно помахал Деб. — И тем, как им удастся спуститься. Последняя запись в дневнике была сделана в той самой пещере. Он так из нее и не вышел, значит — основания для беспокойства были. Но не такие серьезные, чтобы он что-то предпринял, чтобы себя обезопасить. На теле никаких следов борьбы. Его собственный ледоруб остался за поясом. Он был знаком со своим убийцей, так же как и Макс — со своим. И как Юкон был знаком с человеком, перерезавшим ему горло. И мы его тоже знаем, Питер. — Теперь он помахал рукой судье Ройсу, направлявшемуся к радиостанции с сигарой во рту. — Только пока не знаем, кто он.

— И что мы будем делать?

— Будем копать дальше. Идти вглубь, слой за слоем, пока не найдем. Отто я про дневник пока ничего не сказал.

— О господи!

— Тебе еще трудней, чем мне. Ты этих людей с детства знаешь, можно сказать — всю жизнь.

Он кивком показал на Гарри, который стоял на тротуаре возле Углового, курил и болтал с Джимом Мэки. На противоположной стороне улицы Эд энергично шагал к зданию банка, но задержался поздороваться с хозяйкой почты, которая вышла подмести крыльцо.

Из «Приюта» вышел Большой Майк и направился к итальянцу — поболтать, по обыкновению, с Джонни Тривани. На плечах у него сидела дочка, которая весело смеялась при каждом папином шаге.

— Обыкновенные люди. Но один из них, из тех, кто ходит каждый день по этим улицам, живет в одном из этих домов или в домике в лесу, — убийца. И если понадобится, он убьет опять.

Каждый вечер он отправлялся к Мег. Она не всегда была дома. С наступлением тепла работы у нее прибавилось. Но у них была негласная договоренность: он все равно будет ночевать здесь. Присмотрит за собаками, сделает что-нибудь по дому.

Мало-помалу он перевозил к ней свои вещи. Еще одна негласная договоренность. Номер в «Приюте» он за собой оставил, но пока что — больше для хранения зимних вещей.

Он мог и их перевезти к Мег. Но это уже было бы слишком. Это было все равно что официально объявить: мы живем вместе.

Еще до поворота он увидел дымок из ее трубы, и настроение разом поднялось. Но самолета на озере не оказалось, зато на дорожке перед домом стоял пикап Джекоба.

Навстречу Нейту из лесу выскочили собаки. Рок пинал перед собой здоровенную кость, из тех, что они так любят грызть. «Что-то новенькое», — заметил Нейт. Собаки весело вырывали кость друг у друга. Нейт вошел в дом.

Запах крови он почувствовал еще на полпути к кухне. Рука машинально легла на рукоять пистолета.

— Вот, мяса привез, — сообщил Джекоб, не повернув головы.

На столе лежали два толстых кроваво-красных шмата. Нейт опустил руку.

— У нее сейчас времени на охоту не остается. А медведь как раз проснулся. Мясо вкусное. На жаркое, на стейки.

«Стейк из медвежатины, — подумал Нейт. — Ну и жизнь!»

— Не сомневаюсь, она обрадуется.

— Мы с ней всегда делимся. — Джекоб невозмутимо заворачивал мясо в плотную бумагу. — Она тебе сказала, что, когда ее отца забрали, я с ней был почти неотлучно.

— Забрали? Оригинальная формулировка.

— Жизнь-то у него забрали, нет? — Джекоб закончил с мясом, взял черный фломастер и поставил на свертках дату. «Очень по-хозяйски», — отметил Нейт.

— Она тебе сказала, но ты не больно-то доверяешь ее памяти. И ее сердцу.

— Я ей верю.

— Она тогда была девчонкой. — Теперь Джекоб старательно мыл руки. — Она может и ошибаться. А может — поскольку любит меня — меня выгораживать.

— Может.

Джекоб вытер насухо руки и взял свертки с мясом. Он повернулся, и Нейт заметил у него на шее амулет. Темно-синий камень — он выделялся на фоне застиранной джинсовой рубашки.

— Я тут поговорил кое с кем. — Джекоб направился в кладовку, где у Мег стоял небольшой морозильник. — Из тех, кто с полицией говорить не станет. И кто был знаком с Пэтом и с Двупалым. — Он стал укладывать мясо в заморозку. — Так вот. Мне сказали — те самые люди, что с полицией говорить не хотят, — что, когда Пэт в тот раз был в Анкоридже, у него с собой были деньги. Больше, чем обычно.

Джекоб закрыл морозильник и вернулся на кухню.

— А теперь я выпью виски.

— И откуда он взял деньги?

— Проработал несколько дней на консервном заводе. Взял аванс. Так мне сказали. И пошел играть на них в покер. — Джекоб налил в стакан виски на три пальца. Взял в руки второй стакан, вопросительно взглянул на собеседника.

— Нет, спасибо.

— Готов поверить, что это правда. Играть он любил. Проигрывал часто, но рассматривал это как плату за удовольствие. Похоже, в тот раз ему больше повезло. Он играл две ночи и почти целый день. Говорят, выиграл большие деньги. Кто говорит — десять тысяч, кто — двадцать. Или даже больше. Допускаю, что тут как с рыбалкой — чем больше рассказываешь, тем крупнее рыба делается. Но все сходятся в одном: он играл и выиграл. У него были деньги.

— И что он с ними сделал?

— А вот этого никто не знает. Или говорить не хотят. Но кое-кто видел его за выпивкой с другими мужиками. Обычное дело, так что никто и значения не придал. С кем он был — никто сказать не может. Да и зачем им это помнить? После стольких-то лет?

— Но ведь и женщина была. Проститутка.

Джекоб едва заметно скривил губы.

— Женщина всегда есть.

— Кейт. Мне пока не удалось ее отыскать.

— Кейт Потаскуха. Умерла. Лет пять назад. От сердечного приступа, — уточнил Джекоб. — Большая такая женщина. В день выкуривала по две, а то и три пачки «Кэме-ла». Неудивительно, что рано померла.

«Еще одна ниточка оборвана», — подумал Нейт.

— А эти люди, которые с вами разговаривают, а с полицией — нет, больше ничего не помнят?

— Одни говорят, Пэта с приятелями Двупалый отвозил. Дескать, их трое было. А то и четверо. Другие — что пошли на Денали. Третьи — что на Безымянный. Или на Дебору. Подробности неизвестны, но запомнились деньги, летчик и затея с восхождением. Не то втроем, не то вчетвером.

Джекоб сделал глоток.

— Другой вариант — я все наврал и сам с ним ходил.

— Тоже возможно, — согласился Нейт. — И правдоподобно. Кто ходит на медведя, должен иметь характер.

Джекоб улыбнулся:

— Кто ходит на медведя — кушает хорошо.

— Я вам верю. Но тоже могу притворяться.

Теперь Джекоб рассмеялся и допил свое виски.

— Можешь. Но поскольку мы сидим на кухне у Мег, которая любит нас обоих, сделаем вид, что поверили друг другу. У нее глаза стали светиться. Всегда светились, но сейчас ярче. И страхи твои она сожгла. Она-то о себе сама позаботится, но…

Он пошел к раковине, вымыл стакан й поставил в сушилку, потом повернулся:

— Поосторожнее с Мег, шеф Бэрк. Не то я объявлю на тебя охоту.

— Буду иметь в виду, — ответил Нейт. И Джекоб вышел.