Грустная история Васи Собакина Градов Игорь

Глава восьмая

На выходе из зала я столкнулся с тем, кого никак не ожидал увидеть в этом заведении, — со своим бывшим заказчиком Петром Федоровичем. Какой ветер занес его сюда — бог знает, однако был здесь и при этом изрядно навеселе. Хозяина, как всегда, сопровождал его вертлявый помощник.

— Осторожно, Петр Федорович, — поддерживал он босса под локоток, — здесь ступенька!

— Да ладно, Миша, я и сам идти могу, — пытался сохранить равновесие владелец «заводов, газет, пароходов».

Впрочем, давалось это ему с большим трудом: постоянно что-то сбивал своим, прямо-таки скажем, далеко не худеньким телом — то стойку при входе, то вазу с цветами в гардеробе. Миша, как мог, старался придать своему боссу вертикальное положение и направить в нужную сторону. И это было непросто — сказывалась разница в весовой категории: как если бы «мухач» пытался клинчевать с супертяжем.

Я, честно признаться, меньше всего хотел видеть Петра Федоровича, а потому постарался незаметно пробраться к гардеробу и получить нашу одежду (Верочка в это время пудрила носик в туалете). Но, как будто специально, в тот самый момент, когда я уже протягивал гардеробщику номерки, Петр Федорович неожиданно повернулся и столкнулся со мной буквально нос к носу.

— А, художник от слова «худо», — узнал он меня, — ну, что, так и киснешь в своей конторе? Сам виноват — не фига было выеживаться и умного из себя строить. Сказали тебе — давай баб с сиськами, значит — давай! И был бы ты сейчас в шоколаде, а не в дерьме, как обычно! Ведь мне все равно сделали, как я хочу — с девками, только работники другие… Нормальные ребята, кстати, оказались — с полуслова меня понимали, прямо на лету мысль ловили. Вот, сегодня они закончили, потому я и праздную, а завтра мебель завозить будем…

Я человек мирный, стараюсь в скандалы не лезть, поэтому и сделал вид, что не слышу его слов (хотя мне, конечно, было очень обидно). В конце концов, какое мне дело, что будет у этого идиота в туалете? Хотел он баб в сортире — ну и получил, в чем проблема-то? Кто платит, тот, как известно, и заказывает музыку. А художников с понятиями «чего изволите», всегда хватает… У меня же свои трудности в жизни — нужно еще Верочку до дома провожать (денег на такси уже не осталось).

— Разрешите! — я постарался протиснуться мимо Петра Федоровича и получить одежду из рук гардеробщика.

— Нет, ты погоди, — преградил он мне дорогу, — ты вот скажи: почему не захотел мне этих, как бишь…

— Наяд, — подсказал верный Миша.

— Вот-вот, этих самых наяд в сортир поставить, а? И почему вообще отказался от работы? Побрезговал мною, что ли?

Петр Федорович придвинулся вплотную и обдал перегаром. Я невольно отодвинулся и вжался спиной в стенку.

— Ведь все равно вышло по-моему! — гордо заявил бывший заказчик. — Делов-то — не один, так другой сделает, вас, художников, много — только свистни! И каждый за денежку рад постараться. Захотел бы — мне и унитаз вручную расписали, под Палех… А ты вот лох — без «зелени» остался. Ты без бабок, а я — с бабами, с наядами голыми, сиськастыми!

И Петр Федорович заржал, довольный своей тупой шуткой. При этом он напирал на меня своим необъятным, колышущимся животом и вжимал стенку.

— Это не мои наяды, а ваши, — возразил я, — и вообще — дайте пройти!

— Нет, ты слышишь, Миша, — повернулся Петр Федорович к своему помощнику, — он не хочет со мной разговаривать, брезгует, видимо. А сам-то кто? Сопля на палочке!

Миша тоненько захихикал, выражая полное согласие с мнением босса. Тут что-то у меня в голове щелкнуло, замкнуло, и я потерял контроль над собой. А заодно — и над всей ситуацией в целом.

— Слушай, ты, бочка с дерьмом, — выдал я, глядя прямо в глаза Петру Федоровичу, — мы с тобой водку на брудершафт не пили, а потому изволь обращаться ко мне на «вы». И вообще — трахайся со своими бабами в своем сортире, а ко мне не лезь!

— Вы что! Да как вы сметете в таком тоне разговаривать с Петром Федоровичем! — взвился вертлявый помощник. — Да вы знаете, кто он?

— Начхать мне с высокой колокольни, кто он такой, — отрезал я, — хоть сам папа Римский. Но разговаривать с собой в таком тоне я не позволю! А ты, жополиз, заткнись и не пахни, не то скоро будешь сам наяду в сортире изображать!

Помощник сдавленно пискнул и спрятался за широкую спину хозяина. Петр Федорович недоуменно вылупился на меня, не зная, что сказать. Меня между тем несло:

— Ну, что вылупился, боров недорезанный? Думаешь, раз денег много, так всех и купил? Фиг тебе с маслом!

С этими словами я поднес к его жирной физиономии известную фигуру из трех пальцев. До Петра Федоровича наконец дошло, что его оскорбляют, и он начал наливаться краской.

— Что, язык проглотил? — не унимался я. — Это тебе не с пацанами на стрелке базарить, здесь культурные люди разговаривают. И вообще — пошел вон, урод, мне одеться надо.

С этими словами я решительно оттолкнул его и повернулся к гардеробщику за одеждой.

— Ах ты, гнида! — взревел раненым буйволом Петр Федорович. — Да я тебя!

С этими словами он бросился вперед, намереваясь размазать меня по стенке. Или просто покалечить… Что с его весом и пудовыми кулаками было, прямо скажем, несложно. Мое положение стало весьма угрожающим…

Первое правило Конфуция гласит: если на вас несется туша под центнер живого веса, с выпученными глазами и орущим ртом, никогда не стойте у нее на пути. Уступите дорогу — пусть пролетит мимо.

Так я поступил: шагнул в сторону, освобождая путь, и еще для придания ускорения врезал Петру Федоровичу ногой под зад. Тот со свистом пролетел мимо и вмазался мордой в стенку. Кирпичная кладка выдержала.

Удар был силен, даже стекла в окнах задрожали, но Петр Федорович почти не пострадал — если не считать разбитого носа. Закапала кровь… Но мой противник быстро пришел в себя и вновь ринулся в атаку. Отступать уже было некуда, и я принял бой. Мы сцепились, как два бульдога, и покатились по полу. Завизжали какие-то женщины, зазвенели разбитые зеркала…

Петр Федорович был намного крупнее и тяжелее меня, поэтому стремился прижать к полу и добить своими огромными кулачищами. Я же, пользуясь преимуществом худощавой фигуры, старался ускользнуть из-под него и оказаться сверху. Несколько раз он довольно болезненно попал мне по физиономии, я в свою очередь ответил серией ударов по почкам и печени… Правда, без особого результата — там жира было столько, что не пробьешь.

Наконец мне удалось захватить главенствующие высоты — временно оседлать Петра Федоровича. Пользуясь преимуществом, я начал что есть силы молотить по его сальной, противной физиономии, приговаривая:

— Это! Тебе! За! Венеру! Милосскую! И! За! Наяд! Тоже!

Тут же рядом возникла полиция — ее вызвал бдительный швейцар. Стражи порядка стащили меня с Петра Федоровича, усадили на стул и даже дали кукую-то тряпку, чтобы вытереть кровь с разбитого лица. Возле меня хлопотала Верочка — пыталась приложить мокрый платок к быстро заплывающему глазу.

Петр Федорович, надо сказать, выглядел намного лучше — кроме разорванной рубашки и слегка испачканной кровью костюма, существенных потерь он не понес.

— Так-с, граждане, проедемте в отделение для выяснения обстоятельств драки, — заявил молоденький сержантик, подходя к нам с Верочкой. — И вы, гражданин, тоже, как потерпевший, — обратился он к моему противнику.

— Кто, я? — безмерно удивился Петр Федорович. — Чтобы я — и как потерпевший? Ты, сержант, чего-то путаешь, я терпилой никогда не был и быть не собираюсь. Ну-ка, Миша, поговори с человеком…

Помощник аккуратно взял сержантика под локоток, отвел в угол и что-то жарко зашептал на ухо. Затем ловко извлек из кармана несколько купюр и сунул стражу порядка в ладонь. Деньги тут же исчезли, а заметно повеселевший сержантик вновь повернулся к нам с Верочкой:

— Ладно, все улажено. Потерпевший… (Петр Федорович недовольно хмыкнул) …в общем, этот гражданин к вам претензий не имеет. Вы будете снимать побои и писать заявление?

Я отрицательно помотал головой. Только мне этого не хватало — провести полночи в отделении, а потом неизвестно как добираться домой.

— Отличненько, — еще больше обрадовался сержантик, — заявления нет, значит, и дела нет. Все свободны!

— Минуточку, — возле нас неожиданно материализовался директор кафе, — а кто за разгром заплатит?

Он широким жестом обвел поле боя. Собственно, убытки были небольшими — разбитое зеркало да сломанный стул, но ему, видимо, тоже захотелось получить свой кусок пирога. Нюх на богатого клиента у администратора был отменный, что называется — профессиональный…

— Я заплачу, — махнул рукой Петр Федорович, — у этого чмо (я рванулся было с места, но Верочка, навалившись всем телом, удержала на месте) все равно денег нет. Миша, рассчитайся!

Вертлявый помощник тут же подскочил к администратору, и они удалились в зал договариваться о компенсации. Через пять минут все формальности были улажены, и мы с Верочкой наконец-то смогли покинуть едально-питейное заведение. Петр Федорович остался с Мишей праздновать победу (или зализывать раны — как вам больше нравится).

На улице была уже ночь. Заметно похолодало, с неба сыпались редкие снежинки. Первый снег в этом году, подумал я.

— Поехали ко мне, — предложила Верочка, — не можешь же в таком виде домой вернуться!

— А дети? Они ведь одни…

— Не маленькие, обойдутся, — махнула рукой Верочка. — Позвони домой, предупреди, что заночуешь у Славки.

Я достал мобильник, набрал домашний номер. После пятого гудка трубку взял Степан.

— Слушай, Степка, — начал я, — я тут у Славки (ну, ты помнишь его — он еще к нам на Новый год приходил) завис на дне рождения, засиделся немного. Так что, пожалуй, сегодня домой я не приду, у него останусь. Сам понимаешь: «метро не ходит, в такси не содют»… — процитировал я любимого Высоцкого.

— Хорошо, — отозвался отпрыск, — а что маме сказать, если вдруг позвонит?

— Ну, соври что-нибудь, ты же большой, сам должен соображать…

— Угу.

— Кстати, а Машка дома?

— Забежала на минутку, а потом снова куда-то унеслась. Наверное, как и ты, на чьем-нибудь день рожденье зависла, — хихикнул наследник.

— Еда есть у тебя? — поинтересовался я, проигнорировав его пошлые намеки.

— Пока есть, — ответил отпрыск, — только ты завтра купи что-нибудь вкусненькое, а то котлеты да пельмени надоели уже.

— Ладно. Кстати, не забудь погулять с Бобиком…

— Сделаю.

На этом мы и расстались. Все-таки великая вещь — мобильный телефон, как мы раньше без него жили… Приходилось таскать в кармане монетки по одной и две копейки, и еще искать исправный автомат — большинство, как правило, оказывались сломанными…

Вера помогла мне привести одежду в относительный порядок, и мы направились к метро. К счастью, добираться до ее дома было недалеко. Верочкина квартира, как я уже говорил, была типичной коммуналкой, с вечно пьяными соседями и практически не закрывающейся входной дверью. Зато никто ни на кого не обращал внимания. Поэтому мое почти ночное появление не вызвало у обитателей бомжатника никаких отрицательных эмоций. Впрочем, и положительных тоже. Лишь один в меру пьяный субъект подвалил, когда мы только вошли, вяло поинтересовался: «Бухло есть?», и, получив отрицательны ответ, молча скрылся в темной глубине квартиры.

Комната Верочки оказалась небольшой, но очень уютной. Почти половину ее занимал массивный стол, на котором она делала работу, в углу стоял раскладной диван, а на оставшемся пространстве — старый гардероб, пара стульев и телевизор. Вся мебель, как пояснила Верочка, ей досталась от прежних хозяев, она покупать ничего (кроме телевизора) не стала. Вот когда их наконец расселят, и она наконец получит отдельную квартиру… Тогда немедленно возьмет кредит и обзаведется новым гарнитуром. И непременно купит металлические стеллажи, чтобы хранить свои рисунки. А то сейчас они пылятся на гардеробе…

Верочка стянула с меня разорванную рубашку и сразу застирала — чтобы к утру высохла. Если потом ее аккуратно заштопать и погладить, то будет почти как новая… На заплывший глаз она наложила свинцовый компресс, хотя, в принципе, смысла уже не было — фиолетовый фингал был мне обеспечен.

Мы еще немного посидели, попили чаю, немного поговорили о том, о сем, и легли спать. После всех приключений хотелось как можно быстрее оказаться в постели, причем без всяких мыслей о сексе. Но зато я впервые в жизни почувствовал себя почти счастливым — со мной спала женщина, для которой я явился почти образцом мужественности. Верочка так прямо и сказала: «Вася, я и не знала, что ты так отлично умеешь драться. Как настоящий римский гладиатор!» Хоть и не правда, а приятно, черт подери!

На следующее утро Славка, заметив к курилке мою изрядно побитую физиономию, только присвистнул:

— Да, брат, вижу, погулял ты не хило… Очевидно, берешь пример с меня. Ну, ладно, рассказывай!

Я горестно вздохнул и поведал о своих вчерашних приключениях. Славке особенно понравился эпизод, когда я ругался с Петром Федоровичем.

— Что, прямо так ему и сказал — «боров недорезанный»? — рассмеялся он. — Ну, ты прямо талант!

Я лишь покивал головой — что есть, то есть.

— Ладно, не кисни, — подбодрил меня друг, — синяки украшают мужчину. К тому же до возвращения Ленули они наверняка сойдут, даже следа не останется. Зато ты доказал, что настоящий мужик, с яйцами!

— Ага, с вареными, — схохмил я.

— Радуйся, что не с отбитыми, — резонно заметил Славка.

Тоже верно, ничего не скажешь. Я еще раз тяжело вздохнул, загасил сигарету и пошел на свое рабочее место. Так, на чем мы вчера остановились? Моему взору предстали весьма помятые и местами порванные эскизы. Значит, придется начинать все заново. Ну, ничего, «вторая попытка не пытка, не так ли, товарищ Берия?» — как говорилось в одном старом анекдоте.

Но работать упорно не хотелось. Промучившись с час, я отложил эскизы и решил немного почитать — для поднятия настроения.

«На опушке леса меня встретил сам Клаар, возле него нетерпеливо переминался с ноги на ногу Эльтер — переживал, ждал моего возвращения. Обнял за плечи и слегка толкнул в бок — молодец, брат!

Я коротко передал разговор с Элли и подтвердил, что гвардейцев в деревне нет. Клаар выслушал молча, потом кивнул — хорошо, понятно.

— Что будем дальше делать? — поинтересовался Эльтер. — Возвращаемся домой?

— Нет, — покачал головой Клаар, — мы не можем вернуться, пока не отомстим за наших братьев. Кровь должна пролиться!

— Но гвардейцы отошли к замку и наверняка сидят за стенами, — возразил брат, — а наше появление уже не будет неожиданным. Штурмовать эту крепость с нашими силами — безумие. У нас просто не хватит воинов…

— Верно, — согласился Клаар, — значит, следует сделать так, чтобы гвардейцы сами вышли из укрытия. А еще лучше — чтобы зашли в наш лес, да поглубже. Тогда мы их встретим. И многие там останутся навсегда.

— Но как это сделать? — удивился Эльтер. — Гвардейцы осторожны, без прикрытия озерных дружин в лес не сунутся. Они наверняка помнят, что произошло в позапрошлом году…

Здесь надо пояснить. Два года назад случился небольшой инцидент — гвардейцы князя без спроса вторглись в наши владения, за что понесли заслуженное наказание — потеряли много солдат. Причем виноваты были они сами: не захотели обходить Священную рощу по краю, как было записано в Договоре, а решили срезать путь. Конечно, понять их было можно: солдаты возвращались после дальнего похода и заметно устали. Но тем не менее… Роща для нас священна, и никто из людей (а также гномов, орков, гоблинов, колдунов и прочих) вторгаться в нее права не имеет.

Гвардейцы предприняли карательную экспедицию против одного из дальних заозерных баронов, который, пользуясь тем, что его земли находятся на самом краю княжеских владений, несколько лет не платил положенный оброк. Он думал: князь Редрик не захочет гнать своих людей в такую даль ради нескольких телег с зерном да двух десятков коров. Овчинка, мол, выделки не стоит. Так-то оно так, да только барон плохо знал своего сюзерена — князь Редрик не просто беспощаден к вассалам, а жесток до безумия, особенно когда дело касается власти. А налоги с баронов — не просто дань, а подтверждения его могущества и законных прав. Что священно и сомнению не подлежит.

Конечно, оброк с захудалого поместья был ничтожен, и князь действительно не погнал бы своих гвардейцев за тридевять земель ради коров и мешков с зерном, но дело было в принципе. Глупый барон имел неосмотрительность похвастаться перед своим собратьями на какой-то хмельной пирушке, что уже несколько лет не платит Редрику налоги и никакого наказания за это не несет. А это уже являлось прямым вызовом власти и оскорблением княжеского достоинства…

Редрику тут же, разумеется, донесли о неосторожных высказываниях вассала, и тот отреагировал мгновенно: приказал отряду гвардейцев под командованием капитана Франк Вернера наказать болтливого хвастуна. Да так, чтобы другим неповадно было. Капитан, разумеется, с радостью подчинился — это была почти законная возможность пограбить баронский замок. Пусть даже весьма захудалый…

Поход прошел удачно — гвардейцы не только взыскали с барона все недоимки, но и взяли дань за несколько лет вперед. А заодно полностью опустошили баронские погреба — вынесли все подчистую. Конечно, пограбили и окрестных крестьян (как же без этого!), но в меру — князь не поощрял разорение земледельцев. Что логично: если их извести под корень, то кто тогда землю пахать будет и налоги платить?

Поэтому назад гвардейцы ехали очень медленно — телеги были перегружены кувшинами с вином, мешками с зерном и бочонками с медом. Да еще гнали с собой целое стадо коров, овец, коз… В общем, разорили глупого барона до нитки, оставили практически голым. Сам виноват — нечего разные глупости про князя болтать. Пусть еще спасибо скажет, что живым оставили да с женой его не порезвились…

Князь Редрик, как все знают, суров, но справедлив. Лишнего никогда не возьмет, но и поблажек никому не дает. Настоящий хозяин! Недаром соседи его уважают, а враги боятся. Такое мнение о Редрике сложилось у всех, причем даже в столице. У нас же, разумеется, были свои представления о князе, но мы их никому не высказываем.

Так вот, на обратном пути кому-то из гвардейцев пришла в голову замечательная мысль — а давайте поедем прямо чрез Священную рощу! Объезжать ее — два дня потерять, да еще придется с тяжелыми телегами через речку переправляться. А мост очень ненадежный — может в любой момент рухнуть. Что тогда делать будем? Пока пригоним крестьян, пока переправу наведем, пока телеги да скот перегоним — столько времени потеряем…

Гвардейцам же очень хотелось домой, чтобы поскорее получить свою законную долю от взысканного налога да спустить ее в кабаках. А для чего еще нужны деньги солдату? Семьи нет, тратиться особо не на что — одежда и еда за княжеский счет. Вот и гуляют служивые, просаживают денежки на вино и девок. Или в кости спускают: многие гвардейцы — люди азартные, играют до последнего, даже свое оружие, бывает, закладывают…

Капитан Венер был человеком разумным, осторожным и ссориться с эльфами не хотел. Он прекрасно понимал, что, если вторгнется в Священную рощу, то нарушит Договор. Но он чувствовал и настроение своих солдат — поскорее бы вернуться! Ему самому хотелось побыстрее домой — жена должна была вот-вот родить и наконец-то (по предсказанию бабки-гадалки) подарить сына — и это после трех дочерей подряд. В общем, он поддался на уговоры и повел отряд прямо через Священную рощу. Видимо, рассчитывал проскочить по-тихому, незаметно или, в крайнем случае, отбиться — солдат-то у него было много, почти целая дружина.

Но ни того, ни другого не получилось — наши дозорные быстро обнаружили вторжение и сообщили Клаару, а тот приказал немедленно наказать наглых людишек. Я в том сражении участия не принимал — еще не имел ранга младшего воина, зато мне все рассказал брат. Он в красках описал, как они, засев на самых высоких деревьях, буквально расстреляли из луков гвардейцев. Те даже толком оборону организовать не успели — почти каждый получил в бок или в шею по тонкой стреле.

Капитан Вернер быстро сообразил, что дело плохо, и приказал своим солдатам бросить оружие. Только так и спас часть отряда. Потом он принес свои глубочайшие извинения Клаару, а в его лице — всем эльфам, и поклялся, что никогда больше не пересечет границу Священно рощи. С тем его и отпустили и даже позволили ввезти раненых и убитых. Но несколько телег с продовольствием все же забрали — как наказание за нарушение Договора.

Князь Редрик, как услышал про поражение, так сразу пришел в ярость. Ему нанесли неслыханное оскорбление — отобрали законную дань! Он долго кричал на капитана Вернера и даже разжаловал его на время до простого солдата, но ничего более решительного предпринимать не стал: понимал, что его люди сами виноваты — нарушили Договор, поэтому закон был на нашей стороне. Но с тех пор князь затаил на нас злобу и, по слухам, поклялся отомстить „мерзким эльфам“, осмелившимся так его унизить.

Поэтому логично было предположить, что все последние события — часть хорошо продуманного княжеского плана. Сами посудите: сперва его гвардейцы нападали на наш отряд и спровоцировали ответные действия (а в том, что они начнутся, Редрик не сомневался), затем князь, скорее всего, объявит карательный поход против лесного народа и соберет (или уже собрал) под свои знамена дружины своих вассалов. Во время экспедиции его гвардейцы, как предполагается, наголову разобьют нас и захватят земли вплоть до Большой реки. А это не только новые владения, но и прямой выход на караванные пути, идущие из южных графств, богатых золотом и зерном.

Князь Редрик, видимо, решил взять под свой контроль главные торговые пути, чтобы и пополнить личную казну, и усилить влияние в королевстве. После победы над эльфами и завоевания новых земель он, пожалуй, сможет потягаться богатством и влиянием с самим королем Питером Вторым. А учитывая, что в последнее время все только и говорят, что о слабом здоровье и постоянных болезнях монарха, то княжеские претензии на трон становятся более чем реальными.

Питер Второй, хоть и давно женат, но сына пока не имеет. То ли по болезни, то ли еще почему, но все его дети рождаются мертвыми. Следовательно, после него трон должен достаться младшему брату Паулю, которого многие при дворе считают слабоумным и даже сумасшедшим (очевидно, не без причины).

Понятно, что ослабление королевской власти выгодно крупным землевладельцам, однако против такого развития событий решительно выступают бароны, богатые купцы и зажиточные горожане. Им нужна крепкая власть, сосредоточенная в руках одного правителя, способного держать в узде самостоятельных графов и князей. И в случае необходимости — жестоко их наказывать. Мир и спокойствие необходимы для успешной торговли и процветания королевства, это понимают все.

Редрик очень хитро построил свою политику. В случае смерти Питера, он, несомненно, предъявит свои права на трон. По знатности он не уступает правящей фамилии (даже находится с ней в дальнем родстве — через двоюродную бабушку), по богатству и славе — тем более. Прибавьте к этому отменно здоровье, решительный характер и немалые воинские заслуги, и вы поймете, что большинство членов Королевского совета проголосует за него. А тех, кто будет сомневаться, Редрик купит — имея под контролем южные торговые пути, сделать это — пара пустяков. И тогда он превратиться в нового короля, Редрика Первого.

Разумеется, наследственные королевские дела нас, эльфов, мало волнуют. Лесному народу по большому счету все равно, кто будет сидеть на троне, главное, чтобы к нам не лезли. Однако события последнего времени научили нас зорко следить за тем, что происходит во дворце. В данном случае мы невольно оказываемся втянутыми в войну, которая может сыграть на руку князю Редрику и, вероятно, позволит ему взойти на престол.

А для нас это очень плохо — князь злопамятен и коварен, к тому же является нашим врагом. Получив же полноту власти, он наверняка захочет отомстить за давние обиды.

Нынешний король, Питер Второй, предпочитает с нами не связываться — у него и своих дел хватает. К тому же он слывет человеком добрым и справедливым, без крайней нужды меч не обнажает и войну не начинает. Худой мир, по его разумению, лучше доброй ссоры, поэтому король обычно выступает против боевых действий по отношению к эльфам. Конечно, он не может запретить своим вассалам драться с нами, но только в пределах их собственных владений — княжеств или графств.

Общий поход против эльфов Питер, пока жив, не поддержит и не благословит, а вот если на трон взойдет Редрик… Он воинственен, жесток, и от него можно ожидать чего угодно. Поэтому в наших интересах сделать так, чтобы он не смог сесть на трон. А для этого надо было его разгромить или, по крайней мере, изрядно потрепать. Тогда его слава точно померкнет…

Все эти тонкости мне объяснил брат Эльтер, пока мы возвращались в отряд. Клаар уже принял решение — надо продолжить поход. А для этого следовало достичь княжеского замка. Клаар собрал на поляне командиров двадцаток и разработал новый план действий. Кроме того, он послал сообщения друзьям в другие кланы — чтобы знали об опасности и на всякий случай готовились к большой войне.

Пока же я решил немного вздремнуть — когда еще доведется выспаться! Лег в корнях большого дерева и сразу же провалился в глубокий сон».

Глава девятая

К моему столу подошла Верочка.

— Вот, я новые эскизы принесла…

Я оторвался от книги и улыбнулся ей:

— Спасибо, а то смотрю — старые кто-то порвал…

И кивнул на то безобразие, что мы оставили на столе прошлым вечером. Верочка застенчиво улыбнулась и покраснела.

Странное дело — в ней каким-то удивительным образом сочетаются застенчивость провинциальной девушки и страстность зрелой женщины. Не часто такое встретишь… К тому же она, кажется, была совершенно не корыстна — опять же редкое свойство для современной молодой особы. А то некоторые юные дамы только и мечтают, как бы выскочить за миллионера… Где же на них на всех Абрамовичей да Дерипасок набрать? А вот мы, старшее поколение…

…Мы познакомились с Ленулей почти двадцать лет назад, в славные девяностые. Я только что закончил художественный вуз и приступил к трудовой деятельности, она училась на последнем курсе экономфака и готовилась писать диплом. Чтобы накопить денег на свадьбу, мне пришлось пойти работать учителем рисования в школу. А что делать? Художников и тогда, и нынче — как грязи, и все, как один, — непризнанные гении. Каждому подавай мастерскую да персональную выставку, а еще лучше — грант на творческие нужды… Прямо сейчас и немедленно!

Но на всех выставок и грантов не хватит даже в самой богатой стране, что уж говорить о России, где художник традиционно гол, как сокол. Гениев у нас много, а вот людей, способных извлечь из собственного таланта выгоду, мало. Настоящие деньги, как правило, достаются арт-дилерам и владельцам модных галерей, а вот самому творцу перепадают жалкие копейки, да и то не всегда.

Конечно, есть мастера, способные штамповать красивые портреты по заказам богатых буратино, но их опять ж единицы. Большинство отечественных дарований от такой работы воротит нос — фи, это же ремесло, заказуха, потакание низменным вкусам публики… Почти лакейство, можно сказать. Где здесь полет фантазии, свобода творчества, самовыражение художника? Малевать портреты ведь надо так, чтобы понравилось клиенту, иначе денег не получишь, а заказчик, как правило, человек привередливый, хочет, чтобы было не просто красиво, но еще и похоже, то есть реалистично.

У нас же реализм не в моде, считается почти отстоем, да и рисовать в такой манере трудно — тут особый талант нужен, точная техника, хорошая художественная школа. А не у каждого это есть. То ли дело — объявить себя концептуалистом и шлепать на полотно какие-нибудь квадраты да треугольники. Я, мол, так вижу!

И оправдание есть: Малевичу вот было можно, а мне, что, нельзя? Я тоже так хочу — наваять невесть что и прославиться на весь мир, чтобы рафинированные дамочки в обморок падали — ах, как смело, как неожиданно, критики одобрительно похлопывали по плечу — молодец, старик, давай дальше, а галерейщики из рук рвали полотна и в очередь выстраивались. И главное, чтобы денежки текли широкой рекой, только успевай их пересчитывать…

Но это все мечты. А в реале наши гении, как правило, сидят голодными, но гордыми, а от непонимания и непризнания пьют горькую. Да так, что любому алкашу завидно станет…

Счастье, если выпускнику художественного вуза повезет устроиться в какую-нибудь контору оформителем или в издательство иллюстратором. Но так фартит очень немногим, большинство же вынуждено искать любые заработки, чтобы не умереть с голода. И часто мы добываем хлеб насущный, где и как придется…

Мне относительно повезло: через знакомых устроился в школу, в которой была художественная студия. Поэтому я не только вел обязательные уроки рисования и черчения (которых, к счастью, было совсем немного), но и работал с талантливыми детьми. Не скажу, что я отличный педагог, но ребята, кажется, меня любили. Одно плохо — платили копейки: учреждение-то государственное, финансирование бюджетное. Зато оставалось много свободного времени для собственного творчества — я тогда активно рисовал и, скажу прямо, создал несколько очень недурных вещиц. Которые, к сожалению, в голодные годы пришлось продать…

Но в итоге деньги я все же накопил, и мы сыграли свадьбу — скромную, но веселую, с друзьями и однокурсниками в качестве гостей. Все, как положено: белое платье, черная машина, марш Мендельсона и тетка с приклеенной улыбкой в загсе. Затем был ресторан и полная программа свадебного вечера — упились, подрались, помирились, разошлись.

Ленуля после окончания вуза устроилась в некий научный институт, и денег нам в первые годы вполне хватало. Но затем наступили трудные времена: сначала родилась Машка, а потом — Степка. Жена, понятное дело, ушла в декрет и шесть лет нигде не работала — воспитывала детей. Я учительствовал в школе и еще носился по частным занятиям — готовил абитуриентов в архитектурные и художественные вузы. Репетиторство, к счастью, неплохо оплачивалось, и это позволяло нам кое-как сводить концы с концами.

В конце концов Ленуле надоело изображать из себя любящую мать, и она, отправив отпрысков в детский сад, стала искать работу. И сразу выяснилось, что экономисты уже на фиг никому не нужны, а требуются в основном бухгалтеры. Пришлось ей, закинув свой диплом на антресоли, срочно переучиваться на счетовода. И только потом Ленуля наконец-то устроилась в какую-то фирму простым бухгалтером.

Но долго там не высидела — характер, как я уже говорил, у моей супружницы беспокойный, не может долго оставаться на одном месте. Через год перешла в другую контору (уже главбухом), потом увлеклась сетевым маркетингом, позже — продажей жилья и еще чем-то… В общем, за несколько лет сменила с десяток мест (а может и больше), пока наконец не открыла в себе талант менеджера по ремонту и отделке помещений. Этот бизнес оказался для нее самым подходящим — настоящая, живая работа, постоянное общение с людьми, разруливание конфликтных ситуаций…

Ленуля чувствовала себя на работе, как рыба в воде, и, кажется, была вполне счастлива. К тому же ее оклад позволял не только содержать всю нашу большую семью, но и откладывать на заграничный отдых и приобретение милых безделушек. Например, украшений.

Моя супруга неравнодушна к золоту и время от времени балует себя не совсем скромными подарками — массивными браслетами, кольцами, цепочками, сережками с камушками… Ленуля считает, что ювелирка — лучший способ сохранить деньги в наше неспокойное время, ибо золото не подвержено инфляции и не обесценивается (наоборот, только растет в цене). Что же, в здравом смысле и практичности ей не откажешь…

Мне в конце концов тоже пришлось сменить работу: Ленуля настояла, чтобы я ушел из школы — ей, как деловой даме, было уже не статусно иметь мужа-учителя. Вот художник-дизайнер в коммерческой фирме — да, это по-нашему, тут есть чем перед подругами-злюками похвастаться. И хотя в последнее время она все настойчивее предлагает мне найти другое место службы — если не в ее фирме, то хотя бы в аналогичной, где платят по-настоящему большие деньги, я упорно отказываюсь и пока что держусь. Один раз уступил — и хватит. Хорошего, как говорится, понемножку.

…Верочка же ничего от меня не требует и, кажется, вполне довольна положением вещей. В том числе и моим социальным статусом. И даже немного гордится мною — какой я талантливый. А это для мужчины очень важно — чтобы им гордились. Приятно, когда женщина тебя уважает, а не относится, как к простому предмету мебели. Или даже еще хуже — за мебелью хоть ухаживают, тряпочкой время от времени вытирают, а вот за мной…

Ладно, не будем о грустном. Кстати, я не раз спрашивал Ленулю, почему она со мной не разводится, раз я не дотягиваю до ее социального уровня. Она дама вполне самостоятельная, материально и квартирно обеспеченная, зачем ей нужен такой, как я? Можно сказать, лишний груз… Жила бы в свое удовольствие, не тратила лишних денег на оболтуса-мужа. Тем более что дети уже большие, особого присмотра не требуют…

Я предлагал Ленуле тихо-мирно разбежаться, причем на очень хороших условиях. Я оставляю ей все, в том числе и нашу трехкомнатную квартиру, а сам перебираюсь в однушку, доставшуюся мне от матери (сейчас Ленуля сдает ее каким-то своим знакомым). С собой возьму лишь личные вещи, компьютер (он нужен для работы) и любимые книги.

Я полагал, что она с радостью согласится — какая женщина откажется от свободы, однако жестоко ошибся. Ленуля резко осадила меня и устроила настоящее расследование, пытаясь выяснить, кто внушил мне сию крамольную мысль. Сам я, по ее глубокому убеждению, придумать такое не мог, значит, у меня завелась молодая любовница, которая вздумала посягнуть на ее личную и неприкосновенную собственность.

Так вот, фиг ей с маслом, заявила Ленуля, а не чужой муж, пусть обломается! Своего надо воспитать и вырастить, а не на готового рот разевать.

Пришлось мне долго перед женой оправдываться и клясться, что никакой любовницы у меня нет и не предвидится, что идея с разводом пришла в мою дурную голову сама собой. Случайно, наверное, залетела… Я умолял Ленюлю чуть ли не на коленях — прости, дорогая, больше не буду! Ну, что с меня, идиота, взять! В конце концов, кажется, убедил и добился прощения.

Когда же Ленуля немного успокоилась, то соизволила объяснить, почему никогда со мной не разведется.

Во-первых, муж ей полагается по статусу — деловая леди просто обязана иметь законного супруга. Солидным, богатым клиентам (а особенно — их молоденьким женам) приятнее работать с семейной дамой, чем с разведенной или вообще одинокой. Считается, что замужняя леди лучше знает, как устроить уютное семейное гнездышко.

Во-вторых, я — ее собственность, в которую она вложила уже немало сил и средств, а потому просто так меня никому не отдаст (тем более какой-то там юной вертихвостке). «Собакин, — авторитетно заявила Ленуля, — если бы не я, ты спился бы и подох под каким-нибудь забором. Вспомни своих друзей — сколько их уже превратилось в бомжей или лежит на кладбище?» Здесь мне крыть было нечем — что правда, то правда: почти половина моих однокурсников (мужского пола, разумеется) уже окончательно спилась и опустилась ниже плинтуса. Девушкам, конечно, повезло больше — большая часть повыскакивала замуж или нашла себя в какой-нибудь другой сфере.

Я раньше тоже, бывало, любил приложиться к бутылке (для творческого подъема и, так сказать, для обострения художественного восприятия), но Ленуля меня быстро от этого отучила — пару раз положила в больницу и в конце концов добилась желаемого результата. Теперь в нашей семье пьет только она (причем практически ежевечерне), я же большую часть года нахожусь в сухой завязке. Лишь изредка позволяю себе оторваться, да и то только тогда, когда Ленуля находится в отпуске.

Кстати, жена от регулярного употребления совершенно не страдает: может спокойно вылакать целую бутылку вина, а утром встать, как ни в чем не бывало — бодрая и свежая, как роза. А еще говорят, что женщины быстро спиваются! Я бы с ее дозами жутко мучился от похмелья и долго приходил в себя, а вот ей — хоть бы хны.

В-третьих, закончила объяснение Ленуля, детям нужен отец, даже такой непутевый, как я. Она не желает разводить безотцовщину, к тому же моя персона, по ее глубокому убеждению, отнюдь не худший вариант хомо эректус. Так Ленуля называет всех мужиков, хотя в науке нomo erectus обозначает всего лишь «человек прямоходящий», а не то, о чем она думает. Короче, как муж и отец я ее вполне устраиваю, а потому о разводе и речи быть не может.

Что же касается моих недостатков — а у кого их нет? Да, я сижу на ее лебединой шее, но это еще не самый тяжкий грех. Вон, у соседки Таньки с третьего этажа муж зарабатывает еще меньше, чем я, и половину денег пропивает. Бедной женщине приходится крутиться сразу на двух работах, чтобы прокормить себя и ребенка. На этом безрадостном фоне я выгляжу замечательным мужем и отцом. К тому же я нежен и ласков в постели, что тоже для нее немаловажно…

После этого разговора тема развода в нашей семье больше никогда не поднималась. Я понял, что Ленуля меня не отпустит.

Хотя, с другой стороны, я тоже не хотел расставаться с ней. Привык я к ней, знаете ли, сросся с ней душой и телом. Все-таки почти двадцать лет вместе, бок о бок… Всякое в нашей жизни бывало, и хорошее, и плохое, но мы все вынесли и вытерпели. Так зачем же теперь, когда у нас все хорошо, пускать на дно семейный корабль? Нет уж, пусть плывет себе в тихую гавань старости. Я лично не имею ничего против того, чтобы умереть на руках у любимой супруги. В окружении детей и многочисленных (дай Бог!) внуков.

…Именно так я рассуждал еще несколько дней назад, когда еще не закрутился мой стремительный роман с Верочкой. Что теперь делать и как выпутываться из этой ситуации, я не знал. С одной стороны, я не мог все бросить и резко порвать с женой (после того, что она для меня сделала), а с другой — надо же было на что-то решаться.

Вести двойную жизнь, обманывать и жену, и Верочку, я не мог. Вот Славка — другой человек, тот мог спокойно крутить амуры сразу с несколькими дамами, и каждая считала, что она у него единственная. Пока обман не раскрывался. И тогда разгорался любовный скандал… Славка несколько дней после этого ходил хмурый и мрачный, но потом успокаивался, находил себе свеженькую любовницу, и все начиналось по новой.

А я так не могу. Недаром Ленуля мне всегда говорит: «Собакин, никогда мне не ври — у тебя же на все лице написано. Если нашкодил где-то — честно признайся, я женщина добрая, отходчивая, может быть, и прощу. Или, по крайней мере, не буду бить так больно…»

Ну, и что мне оставалось делать после таких заявлений? Вот я и стараюсь жить честно, не обманывая и не давая повода заподозрить себя в чем-нибудь плохом. А теперь же все изменилось. Как дальше быть — не понятно…

…Верочка давно ушла на свое место, а я все сидел, смотрел на принесенные ею эскизы и думал. О ней, о Ленуле, о том, что скажу ей, когда она вернется из отпуска. Может быть, так: «Дорогая, я тут тебе немножко изменил, сбегал слегка налево, но это так, ерунда — я все равно тебя люблю. К тому же я как бы ни при чем — само собой вышло, невзначай…» Бред, да и только!

…Нет, я решительно не могу сегодня работать! Мысли витают где-то далеко, не в сфере производственных интересов. Нужно немного успокоиться, а потом уже приниматься за дело. И лучше всего — после обеда: на сытый желудок лучше думается. А то напорю сейчас от расстроенных чувств…

Я подумал и открыл свой любимый роман. Книга не только лучший подарок, но и лучшее успокоительное, по крайней мере — для меня.

«…Однажды в детстве я спросил у отца, отважного Тиреля: „Папа, а почему люди нападают на нас? Почему мы вообще с ними воюем?“

— Все очень просто, — ответил он, — люди уничтожают лес, а тот для нас — дом и Святилище. Представь, если кто-то ворвется в твою комнату и станет крушить стены, ломать стол и стулья, тебе это понравится?

Я отрицательно покачал головой.

— Вот видишь, — тихо произнес отец, — нам тоже не нравится, когда люди вторгаются в лес. Они не только вырубают деревья и убивают зверей, но и уничтожают сам Дух. А без него лес — уже не Святилище, а просто место, где растут деревья. Понимаешь меня?

Я, конечно, кивнул, хотя еще не до конца понимал, что это такое — Дух леса. Маленький был, несмышленыш… И только много позже, когда стал учеником воина, осознал, что это для нас значит. Дух леса — сама сущность нашего дома, его жизнь. Мы, эльфы, лишь часть большого сообщества, называемого лесным народом, но мы главные хранители и защитники леса. И если люди нагло, без спроса вторгаются в наши владения, рубят священные деревья — мы их убиваем, ибо не может быть настоящего мира с теми, кто разрушает твой дом и уничтожает твой очаг.

Об этом я думал, пока мы шли по направлению к замку, где укрылись гвардейцы. Двигаться приходилось осторожно, скрытно, ибо это уже была не наша территорию, а земля людей. Точнее, много лет назад это были еще наши исконные владения, но за время бесконечных войн с мы их потеряли. К сожалению, с каждым годом лес становится все меньше, и люди все ближе и ближе подбираются к нашим землям.

Мы шли целый день и лишь дважды останавливались на короткие привалы. Людей не видели: судя по всему, они, узнав о приближающейся войне, попрятались по домам. Правильное решение: хотя мы и не сражаемся с крестьянами, но под горячую руку попадаться нам все же не стоит.

Перед закатом Клаар снова собрал командиров двадцаток, чтобы еще раз обсудить план действий. Если все пойдет так, так намечается, то уже завтра утром мы выйдем к замку князя Редрика. Больше прятаться и скрываться не получится: вокруг много людских поселений, а по дорогам постоянно разъезжают вооруженные патрули.

Что делать? Стоит ли подождать до следующей ночи и попытаться проникнуть в замок незаметно, под покровом темноты? Или лучше рискнуть и прорваться в него на рассвете, когда ворота открыты и всех пускают внутрь? Крестьяне везут на рынок зерно, муку, птицу, овощи, стража обычно не обращает на них внимания. Вот тогда можно неожиданно напасть и захватить крепость…

У каждого варианта были свои преимущества. В первом случае нам бы пришлось бы преодолевать высокие каменные стены с дозорными поверху, зато нам помогала бы темнота (тем более что ночь обещала быть безлунной). Во втором пришлось бы прикинуться людьми, чтобы обмануть охрану и тайно проникнуть в замок.

Мой брат Эльтер выступил за второй вариант. В принципе, ничего сложного в нем не было. Следовало рано утром захватить несколько повозок, следующих на рынок, и переодеться в крестьянские одежды (людей же на время можно усыпить), потом под видом крестьян подъехать к воротам и попытаться проникнуть внутрь. Если охрана что-то заподозрит — перебить. Главное, захватить надвратную башню и дать время подойти отряду. Тогда нас будет уже не остановить… Такое, кстати, уже случалось однажды — именно таким способом прорвался в замок наш отец, отважный Тирель.

В лесу эту замечательную историю рассказывают и пересказывают постоянно — еще бы, никому другому повторить подобное пока не удалось.

Случилась эта история много лет назад, когда Тирель был еще совсем молодым воином. Гвардейцы князя (еще старого, Ричарда, отца нынешнего Редрика) обманом захватили хранителя нашего Храма, премудрого Сареля, и заточили в подвалах крепости. Они считали, что без главного священника наш дух ослабнет, и мы не сможем противостоять их натиску.

Отец с друзьями вызвался освободить Сареля. Они подкараулил на дороге небольшой обоз и после небольшой стычки захватили его. Людей на время отвели, а сами переоделись в дружинников и в таком виде явились в крепость.

Замаскироваться было не трудно: эльфы, в принципе, мало чем отличаемся от людей. Выдают лишь длинные уши да слишком тонкие пальцы, но их легко скрыть: на голову — солдатский шлем, на руки — кожаные перчатки. Тирель с друзьями именно так и поступил. Более того: чтобы добиться еще большего сходства, они надели под кольчуги по несколько курток — люди обычно гораздо толще и массивнее нас. Для довершения сходства они слегка испачкали лица грязью и обрезали слишком длинные, светлые волосы. После этого даже вблизи их нельзя было отличить от обычных дружинников. Тирель специально выбрал время перед самым закрытием ворот, когда охрана торопится поскорее закончить дела и сесть за ужин. Выпить по чарке вина, съесть по доброму куску мяса…

Расчет оказался верен: солдаты не стали досматривать телеги и проверять дружинников. Пока княжеские слуги выгружали бочки с мешками, Тирель незаметно обследовал подвалы замка и нашел премудрого Сареля — тот был заточен в одной из дальних камер. А в это время его друзья усердно потчевали стражников вином — так сказать, проставлялись за знакомство. Несколько кувшинов крепкого напитка быстро сделали свое дело — охранники заснули. Тогда Тирель достал у одного из них ключи и освободил Сареля, а заодно — и всех других пленников. Потом эльфы тихо и незаметно покинули замок, не забыв, конечно, крепко связать стражников.

Когда утром солдаты продрали глаза, то к своему ужасу обнаружили, что вчерашние собутыльники исчезли вместе со всеми пленниками, в том числе и Сорелем. Говорят, князь Редрик (тогда еще молодой наследник), лично возглавил погоню за беглецами, но никого, разумеется, не поймал. Эльфы в это время были уже далеко.

Старый князь не стал поднимать шума и устраивать карательный поход против лесного народа, так как понимал, что король не одобрит его действий. В конце концов, он сам виноват — незачем было захватывать священника эльфов, а уж коли пленил, то охраняй его как следует, а не поручай это важное дело ленивой замковой страже. Кстати, охранников, проспавших побег, примерно наказали — прилюдно высекли на рыночной площади и с позором выгнали из крепости. После этого мой отец получил свой почетный титул — „отважный“. Конечно, эта вылазка особого вреда людям не нанесла, зато показала, что князь не может чувствовать себя в полной безопасности за высокими крепостными стенами.

Вот мой брат Эльтер и предложил повторить подвиг отца — переодеться крестьянами, проникнуть в замок и нанести удар изнутри, пока охрана не очухалась. Разумеется, на дело должны были пойти самые храбрые и отчаянные воины, которые перебьют стражников и захватят надвратную башню. Тогда подъемный мост останется опущенным, а ворота — открытыми.

Князю Редрику будет преподан отличный урок — нечего нарушать Договор и нападать на эльфов! Конечно, хорошо было бы убить и его тоже, но нельзя — это неминуемо привело бы к началу большой войны.

Дело в том, что в случае гибели Редрика король Питер Второй, хочет он того или нет, будет должен вступиться за своего вассала. И тогда большой войны не избежать… А этого нам не надо. Одно дело — проучить Редрика, и другое — война. Нет, пусть Редрик живет, наша задача — примерно наказать его и, по возможности, унизить. А что может быть унизительнее, чем вторжение эльфов в родовой замок?

Если мы выставим Редрика на всеобщее посмешище, то вряд ли он сможет претендовать на королевскую корону, значит, наша задача выполнена. К тому же мы преподнесем князю хороший урок и отомстим за наших павших братьев…»

Глава десятая

Сегодня я решил прийти домой пораньше — надо же отдохнуть от всех этих дел. Верочкины эскизы посмотрел, одобрил и подумал, что можно завершить всю работу через день-два — как раз к возвращению шефа. Пусть порадуется и нас заодно похвалит. Может, и рубликов отстегнет от щедрот своих… А то у меня совсем мало осталось — деньги, оставленные Ленулей на хозяйство, неожиданно быстро закончились. Хорошо, что у меня было кое-что в заначке, но все равно придется экономить и тянуть.

По дороге домой я забежал в магазин — в холодильнике, наверное, уже мышь от голода повесилась. Взял сосиски (любимое мое блюдо еще со студенческих времен), немного колбасы и сыра. На сегодня хватит, а завтра куплю еще что-нибудь.

Дома вся семья оказалась в сборе (за исключением Ленули, разумеется): Степка, как всегда, резался в компьютерные игры, Машка слушала музыку у себя в комнате, а Бобик спокойно дрых на диване. На мое относительно раннее появление отреагировал лишь он — тут же побежал к холодильнику. Знает, подлец, где самое вкусное у нас хранится!

Я сварил нам с ним сосиски (Машка сказала, что поела в институте, а Степка на предложение перекусить пробурчал что-то невразумительное), наделал бутербродов, и мы с Бобиком замечательно поужинали. Не слишком изысканно, зато быстро и питательно. После чего он потянул меня на улицу — гулять. Идти не хотелось, но пришлось — иначе Бобик справит нужду прямо в коридоре. С этим у него просто — сказываются дворовые мамочкины гены.

Я оделся потеплее, натянул шапку на уши и крикнул сыну:

— Я пошел с Бобиком!

— Домой вернешься? — поинтересовался отпрыск.

— Это как получится, — ответил я.

Про себя же подумал: «Конечно, приду — а куда ж денусь? Скорее мир рухнет, чем Ленуля отпустит меня на свободу…»

В парке было темно и сыро, из собачников — почти никого. Все логично: сделали свои дела по-быстрому и сразу домой. Бобик принялся тщательно изучать кусты, я в это время курил. Вредная привычка, конечно, но бросить не могу (да и не хочу) — с сигаретой легче думается. К тому же перекуры — почти законный повод для небольшого отдыха во время работы.

Вдруг мой пес сделал стойку и рванул куда-то в темноту. «Бобик, — закричал я, — назад!» Но куда там — он меня не слышал. Вот, черт возьми, подумал я, придется теперь искать по всему парку.

Вздохнув, я отправился обследовать окрестности. Через пять минут пропажа обнаружилась — Бобик, спрятавшись в кустах, активно обрабатывал какую-то сучку. Маленькую, беленькую, явно породистую… И когда только, негодник, успел снюхаться? Прямо Казанова какой-то!

Приглядевшись, я понял, что сучка — это наша хорошая знакомая, та самая болонка, которую мы недавно искали с потрясающей блондинкой. Тогда все понятно: у нее течка, и она, видимо, еще в прошлый раз положила на Бобика глаз. А теперь, смывшись от хозяйки в очередной раз, очень удачно встретила кобелька своей мечты…

Значит, где-то рядом должна находиться и ее хозяйка. Точно — вон она бегает по аллее и зовет свою любимицу: «Габи, Габи!». Я вышел из кустов и направился к блондинке. Та сразу меня узнала:

— Здравствуйте! Представляете, эта противная Габи опять от меня убежала. Только отвернулась — а ее уже нет.

— Кажется, я могу вам помочь, — кивнул я на кусты. — Ваша собачка там.

— Правда? Ой, спасибо, а то я не знаю, что делать…

С этими словами блондинка скрылась в кустах. Через секунду оттуда донесся ее истошный визг:

— Ты что делаешь, мерзавец? Ты на кого залез? Вот я тебя! На, получай!

Раздался звук удара (видимо, поводком), а потом — визг моего пса. Я бросился на помощь Бобику. Передо мной открылась картина маслом: пес изо всех сил старался над болонкой (причем та получала от процесса явное удовольствие), а над ними обоими грозно нависала разъяренная блондинка. В руках у нее был поводок, которым она, видимо, и собиралась как следует отходить моего бедного Бобика.

— Девушка! — закричал я. — Нельзя бить собак! Разве вы не видите — у них любовь!

— Любовь? — взвилась блондинка. — Я им покажу — любовь! Я не для того столько денег на Габи потратила, чтобы ее какой-то паршивый пес в кустах отодрал!

Блондинка, конечно, употребила более сильное и понятное слово, но я его здесь приводить не буду. Мне, как хозяину, стало обидно за Бобика:

— Почему же — паршивый? У нас, между прочим, папа — настоящий ротвейлер, призер международной выставки. Мама, правда, немного подкачала, но это ведь не важно… Главное, как говорится, чтобы человек был хороший.

— Очень даже важно! — взвизгнула блондинка. — Мы готовили Габи к показу, а потом у нее должна была быть случка с чемпионом города. Как вы не понимаете: Габи — это элитная собака, она не может с кем попало…