Грустная история Васи Собакина Градов Игорь
Я вздохнул и дал денег — действительно, как-то не совсем комильфо везти такую девушку на общественном транспорте да еще в коммунальную квартиру.
— Кстати, ты знаешь, что у Верочки соседи — алкаши? — поинтересовался я.
— Да, Верочка предупредила, — кивнул Славка, — но я постараюсь все сделать тихо и по-быстрому, чтобы не вступать в длительный контакт с аборигенами.
— А Людочка не против — чтобы в чужой комнате, да еще рядом с алкашами?
— Ничего, это я беру на себя, — уверенно произнес Славка, — уболтаю ее, она и не заметит, как в постели окажется. А там уж не до соседей будет.
И засмеялся довольно. Да, убалтывать девушек он умеет, просто мастер этого дела. Жаль, что я не обладаю такими же способностями, а то, глядишь, и судьба моя повернулась бы иначе…
…С Ленулей я познакомился, когда нам обоим было чуть больше двадцати. Я только что закончил художественный институт и трудился в кинотеатре, рисуя плакаты к новым фильмам, она же училась на пятом курсе университета. Впервые встретились мы при следующих обстоятельствах. Накануне ноябрьских праздников решили мы со Славкой пойти в кафе — отметить мою первую премию и его удачную выставку (продал несколько своих картин). Дело, в принципе, было обычное — мы часто бывали в этой кафешке, отмечали знаковые события в жизни: окончание очередной сессии, дни рождения, праздники… А также знакомились с симпатичными барышнями. Славка называл это заведение бабадром, потому что там бывали девицы из соседних институтов и госучреждений. Кормили в кафешке неплохо, музыка была приличная, цены умеренные — вот мы и отрывались на полную катушку.
В тот раз кафе оказалось очень много народа — понятно, канун праздников, но Славка быстро нашел для нас отдельный столик — у него во всех едально-развлекательных заведениях были знакомые официантки.
— Зинуля, — приобнимал он в таких случаях местную труженицу общепита, — сделай-ка нам, как всегда…
Официантка мило улыбалась и мигом находила нам место. Так было и на этот раз. Мы со Славкой расположились за столиком, сделали заказ и огляделись. Рядом веселилась какая-то девичья компания — как потом выяснилось, Ленуля встречалась со своими подружками из летнего спортивного лагеря. Да, совсем забыть сказать — она у меня бывшая спортсменка, занималась греблей, и если что — руки у нее тяжелые… Зато фигура до сих пор отличная — привычка к строгой диете и самоограничение дает о себе знать. И хотя в последнее время Ленуля несколько пополнела (возраст все-таки!), но все еще выглядит достаточно привлекательно — подтянутая, фигуристая, с отличной талией и хорошей грудью. Одно слово — секси. Но я отвлекся.
Итак, закусили мы со Славкой, выпили (как же без этого!), и моего друга сразу же потянуло на подвиги. Он в принципе человек мирный, но если выпьет — любит покуролесить, себя показать.
Славка огляделся, заметил по соседству девиц, и я глазом моргнуть не успел, как они уже сидели за нашим столиком. Друг в тот вечер был в ударе — сыпал анекдотами, рассказывал смешные истории из нашей студенческой жизни, не забывая, конечно, подливать всем водочки — чтобы знакомство шло лучше. И поглядывал на одну девицу — высокую, стройную брюнетку, красивую и сексапильную. Та вроде бы тоже была к нему благосклонна.
Но правила поведения не позволяли Славке сразу же уединиться с предметом внезапно вспыхнувшей страсти — нужно было пристроить ее подружку, которой и оказалась Ленуля. Я, честно говоря, вначале не обратил вначале на нее никакого внимания — воспринял как дополнение к яркой брюнетке.
Я давно заметил, то у девушек часто бывает так: симпатичные девчонки берут с собой на свидание или на танцы подружек поскромнее. Расчет тут двойной: во-первых, на их фоне они выглядят еще эффектнее, а во-вторых, больше шансов заполучить хорошего кавалера. Подружкам, впрочем, такое положение дел не обидно, а даже по-своему выгодно — всегда можно рассчитывать на своего молодого человека. К девушкам-подружкам парни, согласно правилам, должны были покатывать тоже вдвоем. Иногда, правда, бывало и по-другому: сначала один знакомился с красавицей, а потом притаскивал своего приятеля — чтобы занять подружку.
Вот я и посчитал Ленулю второй в паре, но, как выяснилось, ошибся — именно она была заводилой в их группе и уговорила своих знакомых по лагерю пойти в кафе. Пообщаться, поболтать, вспомнить летние денечки, потанцевать…
К слову, Ленуля быстро разобралась, кто из нас кто, и спокойно оставила моего друга сексапильной красавице — подобные кавалеры ее не привлекали. А вот на меня, что называется, сразу положила глаз. Симпатичный, интеллигентный, достаточно скромный — что еще нужно для счастливой, спокойной семейной жизни?
…Славка увел высокую брюнетку танцевать, и Ленуля сразу же обратилась ко мне:
— А вы почему не танцуете?
— Да как-то не люблю, — честно признался я.
Действительно, толкаться в зале у меня не было ни малейшего желания, я предпочитал тихо сидеть за столом и потягивать водочку, закусывая очередной сигаретой. «Мотором» в нашей паре работал Славка — он находил девиц, подводил к нашему столику и забалтывал, а я по мере сил помогал ему: улыбался, поддерживал общение и, если нужно, провожал вторую девушку домой (пока Славка договаривался со своей подружкой). Но на сей раз отвертеться от танцев мне не удалось:
— Пошли, потанцуем, — Ленуля решительно взяла меня за руку и увлекла в полутемный зал.
А там плотно прижалась молодым, тренированным телом, и я обо всем забыл… Ленуля взяла инициативу сближения на себя и даже первая спросила мой телефончик, а позже мягко и аккуратно прибрала к своим рукам. Я и опомниться не успел, как оказался с ней в постели, а затем и в загсе.
Вот я и думаю: если бы умел я трепаться, как Славка, и был бы таким же активным, а не рохлей, то, глядишь, и нашел бы себе девчонку по душе и характеру. И жизнь моя сложилась бы совсем иначе…
Нет, вы не думайте — я Ленулю по-своему люблю, семейно счастлив с ней и разводится не собираюсь, тем более что и дети у нас, но все-таки как-то грустно осознавать, что не ты сам нашел свое счастье, а тебя приволокли к светлому будущему…
Сразу после свадьбы Ленуля Славку от дома отвадила: нечего, мол, ему у нас бывать. Ты, мол, Вася, теперь человек семейный, должен думать о жене и детях, а не о пьянках-гулянках. Ленуля отлично помнила боевое Славкино прошлое и очень боялась, что он собьет меня с пути истинного — соблазнит и увлечет на какое-нибудь противоправное мероприятие, например, на свидание… А Ленуля — человек исключительно подозрительный и всегда бдительно следит за своей собственностью, чтобы, не дай Бог, не увели. Хоть и не велика ценность, но, как говорится, моё, не отдам!
Глава двенадцатая
В кинотеатре народу оказалось два с половиной человека, что, впрочем, было неудивительно — за те же деньги можно купить несколько лицензионных копий и смотреть фильм дома, потягивая пиво в любимом кресле. Как я понял, в киношку сейчас ходит в основном молодежь, причем не столько для того, чтобы посмотреть новую картину, сколько для других, более приятных занятий. Все правильно — а куда еще податься молодым да ранним? На лавочке холодно, в парке не погуляешь — деревья облетели, все просматривается, а в кафе дорого. Кинотеатр же является самым удобным местом — сухо, тепло и, главное, темно и интимно.
Помнится, в былые годы я тоже частенько прибегал к подобной форме проведения досуга. Приглашал барышню в кино и вел прямо на балкон. Днем зрителей совсем мало, а наверху — вообще никого. Сиди себе спокойно и занимайся, чем хочешь. Главное — не шуметь и не привлекать внимания старушек-билетерш. Впрочем, они все понимали и старались во время сеанса лишний раз в зал не заходить.
После знакомства с Ленулей я тоже стал приглашал ее на подобные мероприятия. Сначала мы просто обнимались и целовались, а потом дело дошло и до главного. Конечно, пришлось сначала изрядно постараться, устраиваясь в неудобном, жестком кресле, зато потом дело шло как по маслу… Правда, особенно не развернешься — проходы между рядами были очень узкие да еще ручки кресел мешались, упирались прямо в бок. Как говорится, любовь в суровых полевых условиях…
Нам с Ленулей не всегда удавалось уединиться в квартире — и она, и я жили с родителями, а те имели обыкновение приходить домой в самый неподходящий момент. И хотя ко мне ее предки относились очень даже хорошо, но все же считалось неприличным делать «это» почти на их глазах (квартирка-то маленькая, а слышимость — отличная). Ленуля была девушкой горячей (да и сейчас остается весьма темпераментной) и полноту своих ощущений выражала весьма громко. И как после этого было смотреть в глаза ее папе с мамой?
Вот мы и занимались «этим» в киношках, пока не поженились и не получили официальное разрешение кувыркаться в постели в полное свое удовольствие. После загса и штампа в паспорте наступила лафа: ее родители очень хотели внуков и нашей любви не препятствовали — наоборот, старались почаще бывать на даче или ходить на выставки и в театры.
А до того мы занимались интимом «на людях». Я обычно покупал билеты на балкон или в последний ряд, мы садились в самом уголке и… Иногда впрочем, рядом оказывались другие парочки с теми же проблемами, но ни нам, ни им это не мешало. Никто ни на кого внимания не обращал, каждый занимался своим делом. А Ленулю, по-моему, это даже заводило — любила, когда на нее во время процесса смотрят…
Моя будущая супруга вообще оказалась любительницей экстрима и для интимных забав затаскивала меня в самые немыслимые места. И в каких только условиях мне не приходилось удовлетворять ее бурную страсть! И на чердаке пустого дома, и в чужом подъезде, и на лавочке в каком-то парке… А районный кинотеатр вообще стал для нас домом родным. Дошло до того, что билетерши начали нас узнавать и ехидно улыбаться — что, опять приспичило? Однако тетки они были невредные и нам даже сочувствовали. Ведь у них самих имелись взрослые дети…
…Поэтому, войдя в темный зал, я вспомнил молодость и увлек Верочку в самый уголок. Она понимающе улыбнулась и кивнула — а почему бы и нет? Для отношений (в том числе близких) очень полезно разнообразие, а не то чувства быстро притупляются.
Кстати, я обратил внимание, что знакомый кинотеатр заметно сильно изменился, причем в лучшую сторону — в нем появилось несколько маленьких, уютных зальчиков вместо одного общего, кресла стали намного мягче и удобнее, к тому же не качались и не скрипели, а главное — имелся гардероб, что было весьма кстати — можно было сдать пальто, чтобы уже налегке заниматься любимым делом.
Да и вообще в кинотеатре стало намного лучше — исчезла та казенщина, которая незримо присутствовала во всех советских учреждениях, даже в самых «культурных». Однако одно осталось неизменным — обязательный просмотр перед началом сеанса. Если раньше крутили политически правильные «Новости дня», то теперь зрителей кормили рекламой — неизбежным злом нашего времени.
Когда начался фильм (очередной боевик, ничего интересного), Верочка сразу же потянулась ко мне — прижалась всем телом и, кажется, даже замурлыкала от удовольствия. Естественно, я не стал терять времени даром — посадил ее к себе на колени и приступил к делу. Надо сказать, что в отличие от Ленули, моя нынешняя подруга бурно своих чувств не выражала и вообще старалась не шуметь. Поэтому все прошло тихо и мирно. И у нас еще осталось время, чтоб вникнуть в суть фильма. И понять, что ничего хорошего нам опять не показали…
После сеанса, как положено, я взялся проводить Верочку до дома. Со Славкой у нас была договоренность: мы встречаемся возле подъезда, и он отдает нам ключи. Два с половиной часа закончились, и он, по моим расчетам, должен быть уже готов. Так, по крайней мере, мне казалось. Но я ошибался.
У подъезда моего друга не оказалось, его мобильный не отвечал, а потому нам пришлось подняться в квартиру. Верочка долго жала на кнопку звонка, пока наконец из-за двери не раздался пропитый голос:
— Кого это еще черти на ночь глядя принесли?
— Это я, открой, дядя Борь! — закричала Верочка.
— Верка? — удивился, отпирая замок, помятый мужик с пропитой физиономией. — Ты, чего, ключи посеяла?
— Да, — кивнула Верочка, — обронила где-то.
— Экая ты растеряха, — посетовал алкаш, — теперь придется новые покупать, деньги тратить.
— Ничего, закажу, — сказала Верочка и проскользнула в квартиру.
Я последовал за ней.
— Кто это с тобой? — поинтересовался Борис.
— С работы, коллега, — почему-то зарделась Верочка.
— А, коллега, тогда понятно… Праздновать чего-то будете? — в глазах алкаша появился огонек надежды.
Верочка отрицательно покачала головой.
— Нет, мы так, по делам…
Огонек надежды в глазах Бориса погас.
— Ну, ладно, я пошел, — разочарованно протянул он, скрываясь в темной глубине квартиры.
Верочка подошла к своей двери и потянула за ручку. Дверь оказалась не запертой, и мы вошли внутрь. Нашему взору открылась удивительная картина: на кровати абсолютно голый лежал Славка. Руки его были привязаны полотенцем к железной спинке, а рот заклеен липкой лентой. Он отчаянно мычал и дрыгался, пытаясь освободиться, но ничего не получалось — узел, очевидно, был крепким. Людочки в комнате не наблюдалось.
С минуту мы молча смотрели на Славку, а потом Верочка неуверенно произнесла:
— Наверное, нам надо его развязать…
Я развязал Славке руки, и он тут же натянул на себя одеяло. Потом содрал с лица скотч, и из его уст полилась искусная брань в адрес коварной и подлой Людочки. Дождавшись, пока Славка сделает паузу, я спросил:
— Ну, и что все это значит?
— Да Людочка, тварь, мне таким подлым образом отомстила! Представляешь, подставила по полной!
— А если поподробнее, с деталями?
Славка собрался с мыслями и стал излагать события последних часов.
Как выяснилось, сначала у него с Людочкой все было хорошо. Встретились, приехали на квартиру, вошли в комнату. Славка достал припасенное вино, выпили по стаканчику — для поднятия настроения. Пора было приступать к делу — время-то не ждет…
Тут Людочка и предложила: «Давай я тебя к спинке кровати за руки привяжу и сама все сделаю. Меня очень возбуждает, когда мужчина такой беспомощный…» Славка, как дурак, согласился — ему, видимо, тоже захотелось экстрима. Разделся, лег, а Людочка крепко-накрепко привязала его за руки к спинке кровати. Потом, вместо того, чтобы самой раздеться и начать осуществлять обещанное, достала из сумочки скотч и заклеила Славка рот.
После чего торжественно объявила: «Ну, все, дорогой, я с тобой прощаюсь. Я знала, что ты, как только Пал Палыч уедет, ко мне начнешь подкатываться. А я уже говорила тебе, что не хочу больше иметь с тобой дело, что у меня другие планы, но тебе ведь все равно — ты только о себе и думаешь, до прочих же тебе просто дела нет. Вот и пришлось объяснять тебе так, чтобы понял. В общем, Славик, у меня на Пал Палыча очень серьезные виды, я его не упущу. Пусть он пока с девками по заграницам мотается — ничего, порезвится напоследок и успокоится. А я, как он приедет, сразу же за него возьмусь. И дотащу до загса, будь уверен… Поэтому мне и нужно, чтобы ты не путался у меня под ногами. Пал Палыч и так простить мне не может, что у нас тобой однажды было, а если что-нибудь еще узнает… В нашей же конторе все бабы языкастые, мигом разнесут и доложат, что было и чего не было… Вот я и решила обезопасить себя — сделать так, чтобы ты меня за версту обходил. Так что прощай, Славик, желаю тебе хорошо отдохнуть. Можешь поспать, пока эта дура Верка со своим хахалем-идиотом из кино вернется… Аривидерчи, ми амор!»
После чего Людочка демонстративно повернулась и ушла. Ключи от квартиры, слава Богу, оставила на столе. А то могла бы запереть дверь, и тогда нам пришлось бы ее выламывать. Вот цирк-то был бы…
Следующие полчаса мы в Верочкой отпаивали Славку вином и успокаивали, как могли. Я старался внушить ему мысль, что эта паскуда Людочка недостойна такого отличного мужика, как он, Верочка же просто по-бабьи сочувствовала. Славка размазывал по лицу пьяные слезы и жаловался на жизнь…
В конце концов нам удалось немного привести его в чувство и отправить домой (деньги на такси опять-таки дал я). Разумеется, после всего этого думать о сексе нам уже не хотелось, и я, пожелав Верочки спокойной ночи, отправился восвояси. А пока трясся в метро, немного почитал свою любимую книжку…
«…Ночью меня разбудил настойчивый стук в дверь. Я продрал глаза, нехотя поднялся и открыл дверь. У порога стоял Лаор.
— Одевайся, Альмир, — приказал он. — Нас ждет Клаар.
Значит, дело важное и срочное, раз сам глава клана хочет видеть меня, да еще ночью. Я быстро натянул штаны, накинул куртку и вышел из дома. Лаор был возбужден.
— Что случилось? — спросил я.
— Пошли, тебе там все объяснят, — нетерпеливо сказал он.
В доме Клаара ярко горели светильники — нас ждали. В комнате находились еще двое — глава Совета старейшин Роон и премудрый Сарель. Так, дело, судя по всему, серьезное, раз собрались трое предводителей…
— Проходите, — пригласил нас Клаар, — садитесь.
Это тоже было очень необычно — по правилам, молодым эльфам не полагалось сидеть в присутствии старейшин, тем более за одним столом. И если храброго Лаора еще можно было посчитать (хотя и с большой натяжкой) почти равным по воинским подвигам Клаару и пригласить присесть, то я этой чести был явно недостоин — ни по возрасту, ни по заслугам.
— Альмир, — обратился ко мне глава клана, — то, что я тебе сейчас скажу, очень важно, поэтому постарайся слушать внимательно.
Я кивнул и весь обратился в слух.
— Только что мы получили известие, — начал Клаар, — умер король Питер. Ты знаешь, какая сейчас ситуация — наследником престола является младший брат Питера, Пауль, но, судя по всему, долго на троне он не продержится. Его, полагаю, объявят сумасшедшим и отправят куда-нибудь в дальний замок — под присмотр. И королевскому совету придется выбирать нового правителя. Этим, не сомневаюсь, воспользуется князь Редрик, чтобы предъявить свои права. Ему во дворце многие симпатизируют — он знатен, богат, известен как храбрый воин. Кроме того, он пользуется безоговорочной поддержкой баронов, да и дальние, озерные, тоже в основном за него, хотя князь и дерет с них по три шкуры. Королевству нужна твердая рука, чтобы не раскололось на удельные княжества и графства, это во дворце все понимают. Редрик идеально подходит на роль нового короля. Ясно, что он, как только получит известие о смерти Питера, сразу отправится в столицу, чтобы заявить свои претензии на трон.
Я молчал, еще не понимая, какое отношение все это имеет ко мне.
— Раньше мы не могли убить Редрика, — продолжал Клаар, — так как его смерть немедленно привела бы к большой войне, но сейчас ситуация иная. Как только Редрик взойдет на трон, начнет собирать армию, чтобы выступить против нас. И тогда нам придется несладко — Редрик призовет под свои знамена всех князей, графов и баронов. Это будет уже не удельная, княжеская армия, а королевская. В нее войдут не только столичные полки, но и княжеские гвардейцы вместе с дружинниками. Прибавь сюда еще разных проходимцев, мечтающих захватить нашу землю… В общем, речь идет уже не о небольшом пограничном столкновении, а о выживании всего нашего клана. Да и соседних тоже…
— А что, разве нам не помогут? — задал я несколько наивный вопрос. — В случае войны с людьми эльфы обязаны действовать сообща, сражаться плечом к плечу. Так гласит древний закон.
— Боюсь, не помогут, — с грустью пояснил глава старейшин Роон. — Соседние кланы боятся войны и, скорее всего, согласятся заключить с Редриком новый Договор, уступив ему часть эльфийского леса. Нашего леса…
— Но ведь раньше кланы поддерживали нас, разве не так? — удивился я.
— Верно, — кивнул Роон, — поддерживали, пока речь шла о войне против одного Редрика. Они знали, что это частное дело князя и король Питер Второй не станет затевать большой поход. Но сегодня ситуация другая — Питера Второго уже нет, и руки у Редрика развязаны. И если он станет королем, то, конечно, получит всю полноту власти. Поэтому другие кланы и не хотят ссориться с ним. Им проще откупиться — за наш счет…
— Значит, нужно сделать так, чтобы Редрик никогда не получил корону, — предложил я.
— Правильно, — кивнул Роон, — вот мы и пригласили тебя. Мы поручаем тебе очень важное и опасное дело — убить князя Редрика. А поможет тебе Лаор.
— Почему мне такая честь? — удивился я.
Мне ответил Клаар:
— Мы понимаем, что ты рано или поздно отправишься мстить князю за брата. И если даже мы запретим тебе, то ты все равно не послушаешься и удерешь. Такой уж у тебя характер — ты всегда отличался своенравием и излишней самостоятельностью… Вот мы и подумали: а что, если соединить два полезных дела — месть Редрику и спасение нашего клана? В общем, Альмир, Совет принял решение — поручить тебе убийство Редрика. А храбрый Лаор поможет осуществить его…
Я молчал, не зная, что и сказать. Буквально только что, лежа на постели, я перебирал в уме различные варианты побега, прикидывал, как незаметнее удрать из леса, чтобы достичь замка и исполнить свой долг. И вот теперь такой неожиданный поворот… Вчера я даже представить себе не мог, что мне поручат убить Редрика, а вот теперь — пожалуйста, даже премудрый Сарель согласен, не зря же он здесь присутствует. А на что уж он противник убийства людей! Без мнения Сареля ни одно важное решение в нашем клане не принимается, значит, вопрос решен, и меня, как это у нас водится, вызвали, чтобы поставить в известность.
Разумеется, я не стал возражать, более того — всей душой радовался этому, но у меня оставались кое-какие вопросы. Клаар, видимо, почувствовал мое сомнение, поэтому сказал:
— Ты хочешь о чем-то спросить, Альмир?
— Да, — кивнул я. — Скажите, почему нас будет только двое? Не разумнее ли послать целый отряд, как в прошлый раз? Помощь в этом важном деле мне не помешает…
— Нет, — отрицательно покачал головой Клаар, — этого ни в коем случае нельзя делать. Во-первых, мы не можем рисковать, оставляя в столь тревожное время лес без защиты, а во-вторых, успех целиком и полностью зависит от скрытности и неожиданности. И лучше, чтобы воинов было как можно меньше. Мы предлагаем следующее: вы с Лаором переоденетесь людьми (благо, одежда осталась) и проберетесь к замку. Дорога из крепости в столицу проходит через рощу — это кратчайший путь. Не сомневаюсь, что князь поедет именно через нее — ему нужно как можно скорее попасть во дворец. А роща — идеальное место для засады. В ней много старых, высоких деревьев с густой кроной, где можно укрыться. Конечно, князя будут хорошо охранять, но ни один гвардеец не сможет защитить его от меткой стрелы, пущенной с близкого расстояния. Мы знаем, что ты, Альмир, хороший лучник и рассчитываем на твою меткость. Ты затаишься среди ветвей и, когда князь поедет мимо, поразишь его, причем желательно с первого же раза. Острие стрелы ты смажешь вот этим ядом (Клаар протянул мне небольшой глиняный горшочек), поэтому любое ранение, даже самое легкое, окажется для князя смертельным. После чего ты покинешь поле боя, а прикроет тебя храбрый Лаор.
— Но ему одному не справиться с гвардейцами, — возразил я, — их будет по крайней мере два-три десятка. Долго он не продержится…
— А мне долго и не надо, — усмехнулся Лаор. — Моя задача — дать тебе уйти, а потом я и сам попробую выбраться. Если получится, конечно…
— Тогда второй вопрос: вдруг я промахнусь? У нас в клане имеются и более меткие лучники, чем я, пусть будет два-три стрелка, для верности…
— Нет, — вздохнул Клаар, — тоже нельзя. Если тебя схватят (будем надеяться, что это все же не произойдет), ты скажешь, что убил князя из личной мести — за брата. Это поймут, и даже новый король сочтет твои слова вполне убедительными. Кровная месть всегда вызывала уважение у людей… И тогда он вряд ли начнет войну против нас. Подумаешь, убили какого-то князя! Сам виноват — нечего было ссориться с эльфами. Его место в королевском совете займет князь Вальдемар, и все будет по-старому. К тому же с ним меньше проблем — он не такой ярый наш враг, как Редрик, и не полезет в драку. Тебя, конечно, могут казнить, но зато наш лес будет спасен…
— Ты согласен отдать свою жизнь за Священный лес? — спросил меня премудрый Сарель.
— Да, — твердо ответил я.
— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Сарель, — ты храбрый эльф, весь в отца! Поэтому я и выбрал тебя в качестве жениха для своей Нолли.
— …а если лучников будет насколько, — продолжил объяснение Клаар, — то никто не поверит, что это была личная месть. Могут счесть за начало боевых действий. И тогда большой войны не избежать. Ну что, понял?
Я кивнул — конечно, чего непонятного: пожертвовать двумя эльфами ради спасения клана. Вполне разумно и даже справедливо. Я не возражал — пусть я погибну, зато осуществлю свою мечту — отомщу за брата. Смерть за смерть, как завещали наши великие предки.
Я задал свой последний вопрос:
— Если я не вернусь, может ли моя семья рассчитывать на перезаключение брачного договора? Я хочу, чтобы Нолли стала невестой Ольгера. Наша семья любит ее, да и она, полагаю, к нам очень привязалась. Возражать она, надеюсь, не станет, а уж мой брат и подавно — для него это огромная честь.
Тут я был абсолютно искренен. Я видел, какими глазами смотрит мой брат на Нолли, поэтому, несомненно, он с большим удовольствием возьмет ее в жены. Она тоже в накладе не останется — Ольгер станет главой нашей семьи, уважаемым и почитаемым эльфом. Сарель немного подумал, а потом кивнул:
— Я, как верховный священник и опекун Нолли, даю на это свое согласие. Да будет так!
— Да будет так! — повторили все священную формулу договора.
— Значит, решено, — поднялся Клаар. — Альмир, иди домой и ложись спать — вам с Лаором уже утром следует отправиться в путь. Желаю удачи и надеюсь, то твоя рука не дрогнет, когда станешь целиться в князя Редрика.
Я поблагодарил премудрого Сареля за оказанную моему брату честь (не всякому выпадет удача породниться с верховным священником) и поспешил домой. На душе у меня было легко и даже весело: моя мечта скоро сбудется, я был доволен.
Вполне вероятно, что во время покушения я погибну, но смерть меня не страшила — во-первых, брат заменит меня в качестве главы семьи, а во-вторых, Нолли в любом случае останется с нами и в трудную минуту поддержит мать. Потом они с Ольгером поженятся и, надеюсь, обретут семейное счастье. По крайней мере, мой брат по-настоящему любит Нолли, не то, что я. Да и мать утешится, когда у нее появятся первые внуки…
Я быстро побежал к дому. Мне предстояла еще уйма дел: приготовить оружие, попрощаться с матерью и братом, объяснить все Нолли. Нехорошо отправляться на войну, если остается какая-то недоговоренность с близкими тебе людьми. Потом уже не вернешься и ничего не объяснишь…
Надо сказать Нолли, что она для меня — как сестра, и лучше будет, если она выйдет замуж за Ольгера. А я с удовольствием приму ее в качестве своей невестки. Если останусь жив, конечно… Кроме того, мне хотелось выспаться — завтрашний день обещал быть длинным».
Глава тринадцатая
Дома меня ждало пренеприятное известие — болонка пропала. Как выяснилось, Машка пошла гулять с Габи и Бобиком и в парке спустила их с поводка — пусть побегают, разомнут ножки. Тем более что болонка находилась под присмотром нашего кавалера…
Однако эта сучка, не будь дурой, сразу сделала ноги — скрылась в ближайших кустах. И даже Бобик не смог предотвратить побег — она исчезла почти мгновенно. Дочь звала болонку, искала по всему парку, но все без толку. И вот теперь Машка сидит, расстроенная, на кухне и чуть не плачет от огорчения — только что получила в подарок долгожданную собаку, и на тебе!
— Ладно, — сказал я, — пойду сам посмотрю. Может быть, мне повезет…
Я свистнул Бобику, и мы вдвоем отправились в парк. Было уже темно, холодно и противно, и найти беглянку в такой темноте представлялось делом весьма сложным. Бобик сразу же принялся бегать и призывно лаять — звал свою непутевую подружку. Его, видимо, тоже расстроила пропажа Габи…
С полчаса мы прилежно искали сучонку, но безрезультатно — она как в воду канула. Оставался еще, конечно, маленький шанс, что она вернулась к себе домой, к прежней хозяйке, но звонить Элле и беспокоить по этому поводу мне не хотелось — неловко было признать, что Габи потерялась. И хотя, если разобраться, она пропала не по моей вине, но все же я нес за нее главную ответственность…
Побегав по парку еще полчаса и окончательно замерзнув, я засобирался домой. В конце концов, можно предпринять еще одну попытку завтра — утро вечера, как говорится, мудренее. А если не найду, то тогда точно позвоню Элле и честно во всем сознаюсь.
Я позвал Бобика, и мы потрусили к выходу. Путь к дому пролегал мимо продуктового магазина, у входа в который я заметил довольно пьяного мужичка, державшего на руках маленькую беленькую собачку. Мое сердце екнуло — Габи! Точно, при ближайшем рассмотрении это оказалась она, наша пропажа.
Мужичок, заметив мой интерес к сучонке, тут же оживился и предложил:
— Хотите купить собачку? Берите — хорошая, породистая, и совсем недорого — всего сотняшка!
Стало ясно, как пропала Габи — мужик поймал беглянку и решил толкнуть за бутылку водки. Такое наглое воровство возмутило меня до глубины души, и я прямо спросил:
— Где вы взяли болонку? Я вижу, что собака не ваша, значит, краденая…
— А ты докажи! — взвился алкаш. — Раз продаю — значит, моя! Ты ее хозяин, что ли?
— Нет, — пояснил я, — но это собачка одной моей хорошей знакомой. Она отдала мне ее на временное содержание, а сегодня во время прогулки в парке Габи убежала… Вы ведь там ее поймали, верно?
— Раз убежала, значит, плохо ей у тебя было, — заметил мужик. — Ты потерял, я нашел, значит, собачка — моя! А не хочешь платить — отвали, другому кому продам.
Запредельная наглость пьянчужки вывела меня из себя — мало того, что торгует чужой собакой, так еще и откровенно хамит ее хозяину (хотя бы временному). Раньше бы я не стал связываться и отстегнул бы сотню (в конце концов, деньги действительно небольшие), но теперь пошел на принцип:
— Слушая, ты, дерьмо подзаборное, — сквозь зубы процедил я, — что, вообще фишку не рубишь? Рыло залил, и думаешь, что крутой? А по рогам получить не хочешь?
И приблизился к алкашу поближе. Мужик снова взвился:
— Да ты кто такой, да я тебя сейчас…
Я не стал ждать исполнения угроз и приказал Бобику: «Взять!» Тот сразу все понял, обнажил зубы и громко зарычал. Как я уже говорил, папа у нас — настоящий ротвейлер, поэтом Бобик при всей своей дворовости вид имеет довольно грозный — он большой и черный. И зубки у него впечатляющие… Мужик испуганно попятился:
— Убери своего пса, а то я милицию позову! Не имеешь права натравливать на человека собаку! Это превышение полномочий!
— Зови милицию, — спокойно сказал я, — но, пока они приедут, мой пес с тобой разберется — на клочки порвет. Ищи потом, доказывай, кто да как… Когда из больницы выйдешь, конечно. Причем, как минимум, без яиц. А ну-ка, взять! — снова приказал я.
Бобик подошел к мужику вплотную и громко гавкнул. Тот вжался в стенку, а затем бросил себе под ноги болонку и бегом кинулся в магазин — прятаться за стеклянными дверьми. Бобик среагировал мгновенно — в прыжке достал убегающего мужика и вцепился зубами в брюки.
— А-а-а! Убивают! — заорал алкаш и что есть мочи рванул к спасительным створкам.
Половина штанины осталась в зубах моего пса. Я не стал ждать, пока появиться охрана магазина или милиция, подхватил на руки болонку, позвал Бобика и поспешил домой. Негодница Габи сидела тихо и, кажется, не возражала против очередной смены хозяина.
Бобик с победным видом бежал рядом со мной и гордо поглядывал на болонку: «Ты видела, как я его? Р-р-раз, и на клочки!» О, женщины! Ради них мы способны на все — на величайшие подвиги и на величайшие глупости…
Дома Габи была торжественно вручена Машке, которая занялась приведением ее в порядок — за время гуляния по кустам шерстка болонки заметно испачкалась и свалялась. Не мог же в таком виде представить ее завтра утром Элле! Ведь искренне обещал холить и лелеять ее маленькую Габи… Поэтому проказницу надо было как следует отмыть и расчесать.
Машка занялась водными процедурами, а мы с Бобиком пошли ужинать. Свою порцию макарон и сосисек мы сегодня честно заслужили — вырвали несчастную сучку из лап негодяя. Затем я немного посмотрел телевизор и отправился на боковую.
Но после всех переживаний спать совершенно не хотелось, и я решил немного почитал. Благо, завтра была суббота, и можно было выспаться как следует.
«Как учил нас Сарель, в жизни всегда все повторяется, причем многократно. Вот и сейчас, трясясь на крестьянской телеге по пыльной, ухабистой дороге, я думал о том, что совсем недавно проделывал тот же самый путь, только со мной тогда был Эльтер…
А сейчас я ехал вместе с Лаором. Крестьянские лошадки бежали резво, лежать на соломе было удобно, солнце приятно грело — что еще нужно, чтобы насладиться хорошим днем? Лаор пребывал в отличном настроении — всю дорогу мурлыкал себе под нос старинную эльфийскую балладу про девушку, которая полюбила эльфа и родила от него сына. Только кончилось все это очень плохо — родители заставили молодую мать убить ребенка. Все правильно: и у нас, и у людей не любят ублюдков — так называют детей, появившихся в смешанных парах. Правда, еще не было случая, чтобы эльфийка родила от человека… Любая наша женщина предпочтет покончить жизнь самоубийством, чем принять такой позор.
А вот крестьянки рожали от эльфов не так уж и редко — считалось, что полукровки получают от отца особые способности и находятся под покровительством леса. Кроме того, ребятишки, как правило, получались очень красивыми — эльфы, как известно, любят лишь симпатичных девушек, а на дурнушек или даже обычных внимания не обращают.
Поэтому люди своих ублюдков, как правило, не убивают (хотя бывали и исключения), а воспитывают наравне с другими детьми. Отличить их можно только по очень светлым волосам (у крестьян они обычно гораздо темнее) да чуть острым ушкам. И по небольшой способности к магии, хотя последнее проявлялось далеко не у всех.
Иногда полукровки, повзрослев, отправлялись учиться на магов (очень выгодное занятие) или на лекарей (тоже прибыльное дело), пользовались потом почетом и уважением у людей. Но случалось и обратное — их всячески оскорбляли и унижали, пытаясь таким образом отомстить эльфам. Но никогда эти дети не встречались со своими отцами-эльфами — жили только с матерями. Лес не принимает полукровок, и появление ублюдка в наших селениях считается недопустимым. По крайней мере, так было всегда. Но мир, как известно, меняется, и кто его знает, что будет завтра…
Такие философские мысли наполняли мою голову, пока мы тащились к замку князя Редрика. О будущем я не думал — чему быть, того не миновать. Если удастся — спасусь, а нет — так постараюсь хотя бы продать свою жизнь как можно дороже. Именно так поступили отец и старший брат… Погибнуть в бою с врагами — честь для любого эльфа. И двойная честь — погибнуть, сражаясь за свой клан.
Мать хорошо это знала, поэтому простилась со мной сухо, без слез. Только пальцы ее едва заметно задрожали да губы чуть-чуть поджались, как будто от сильной боли. Но почтенная Таона понимала — ее сыну оказали небывалую честь, поручили защитить свой клан. И он не имеет права отказаться, ибо так решили старейшины и так велит наш закон. И она должна радоваться, гордиться своим мальчиком — подобная честь выпадает далеко не каждому. Поэтому она собрала мне походный мешок — положила немного еды, меда, целебные травы на случай ранения. Потом села за стол и молча смотрела, как я натачиваю свой кинжал. Отцовский подарок, память…
Нолли перед расставанием крепко обняла меня и дважды поцеловала — в знак любви и верности. Мы с ней перед этим откровенно поговорили, и я объяснил, что желал бы видеть ее не в качестве жены, а в качестве невестки. Кажется, она немного огорчилась, но потом согласно кивнула. Нолли умница, прекрасно понимает, что насильно мил не будешь, и лучше уж быть женой любимого брата, чем постылой супругой. По крайней мере, она пообещала, что, если я не вернусь, непременно выйдет замуж за Ольгера. А своего первенца назовет в честь меня…
Брат откровенно завидовал мне: убить князя Редрика, отмстить за Эльтера — об этом можно было только мечтать! Я взял с брата обещание, что он не станет рисковать собой и будет достоин статуса главы семьи. И обязательно женится на Нолли — опять же, если я не вернусь. Ольгер, конечно, пообещал — моя воля, как старшего брата, была для него священной, кроме того, он давно любил Нолли и был рад соединиться с ней.
Я, конечно, видел, как страстно он желает пойти со мной, но взять его не мог: у каждого из нас своя дорога и свой груз ответственности. У меня — долг перед Эльтером и кланом, у него — перед нашей семьей и Нолли…»
В комнату вошел сын:
— Пап, дай денег — пора комп апгрейдить, а у меня не хватает.
— Вот в мое время… — нравоучительно начал я.
— Знаю, — нетерпеливо махнул рукой сын, — ты в свое время работал по вечерам грузчиком, мешки таскал, денег зарабатывал. И на всю первую зарплату купил книг…
— Не просто книг, сынок, — поправил я, — а «Библиотеку современной фантастики». Страшно дефицитная вещь тогда была, можно было достать лишь у спекулянтов. Мне еще повезло — один знакомый толкал: ему деньги срочно понадобились — очередь в мебельном магазине подошла, а то я бы искал «Библиотеку» еще как минимум полгода…
— Очередь за мебелью? — не понял сын. — А зачем за ней стоять? Пошел в салон и купил. Хочешь — сам потом собирай, а хочешь — уже готовую привезут…
Я вздохнул: ну как объяснить молодому поколению, что в прежние времена хорошую мебель, как и почти все вещи (разумеется, импортные, да нередко и наши тоже), не покупали, а доставали — или через знакомых (с солидной переплатой, конечно), или через предварительную запись в магазине. Но ждать своей очереди приходилось по несколько лет. И то не факт, что придет заветная открытка с номером…
Нечто подобное происходило и с книгами — купить любимую фантастику было практически нереально, зато по субботам возле книжного магазина собиралась стихийная толкучка — приходили книголюбы и продавали (покупали) заветные томики. Конечно, здесь же терлись настоящие спекулянты, профессионально зарабатывающие на любви нашего народа к чтению, но что поделать — таковы были правила игры: хочешь получить желанного автора — плати в пять-десять раз дороже номинальной цены.
Само собой, все это было незаконно, называлось в Уголовном кодексе «извлечением нетрудовых доходов» (спекуляцией, проще говоря) и строго каралось по закону, однако милиция закрывала на эти безобразия глаза: люди же не джинсами торгуют, а книгами! Наша страна считалась самой читающей в мире, вот и приходилось поддерживать репутацию.
Книги раньше бережно собирали, копили домашние библиотеки и очень гордились ими. Особенно ценились собрания сочинений классиков — они хорошо смотрелись за стеклом модных гэдээровских или румынских «стенок». Каждая приличная советская семья непременно должна была иметь хотя бы несколько ПСС, без этого нельзя было считаться культурным и интеллигентным человеком.
Я регулярно посещал субботние толкучки — менял книги, покупал, продавал. Это был своего рода охота — упорно искать нужного автора, купить, а потом хвастаться перед друзьями — вот, смотрите, кого достал! И те завистливо глотали слюнки. Или я глотал, если удача сопутствовала кому-то другому. Зато какая радость была — приобрести, прижать только что купленный томик к телу, а потом в метро запоем читать его! Такое сейчас ни за какие деньги не получишь.
Да, было время золотое… А теперь что? Пошел в магазин и взял, даже издание можно выбрать — подороже или подешевле. Неинтересно как-то, азарт уже пропал…
— Папа, — вывел меня из дорогих сердцу воспоминаний сын, — ну как там насчет денег? Даешь?
— Ты уже здоровый балбес, — проворчал я, слезая с кровати, — мог бы и сам зарабатывать, а не у отца с матерью клянчить.
— Обязательно, — кивнул сын, — как только институт окончу, так сразу и начну зарабатывать.
— Мне тебя еще шесть-семь лет на горбу тащить? — возмутился я. — Не пойдет! Восемнадцать исполнится — и все, вперед, на завод, трудовые мозоли набивать. «Та заводская проходная, что в люди вывела меня…» — пропел я.
— Ага, у станка стоять, крепить мощь нашего государства, — скривился сын, — как же, аж два раза! Я лучше на программиста выучусь, чтобы получать в два раза больше любого работяги.
— Все наши деньги закончатся, пока ты выучишься, — парировал я.
— Мать еще заработает, — ухмыльнулся сын, — не так, что ли?
Я вздохнул — так. Конечно, заработает, и ему с Машкой, сколько надо, отсыплет. А куда денется-то? Не на завод же, в самом деле, любимого отпрыска отправлять? Пусть лучше учится, знаний набирается, может, действительно хорошим программистом станет, не зря же столько времени за компом сидит. Вот разбогатеет, будет нас с матерью на старости лет содержать … Хотя это вряд ли.
Я еще раз вздохнул, достал из сумки кошелек и отслюнявил несколько купюр.
— Мало, — недовольно сказал сын, — дай еще!
— У девок будешь «дай» спрашивать! — отрезал я. — Приедет мать, у нее и требуй тугрики! А я деньги не рисую…
Сын пробурчал что-то неразборчивое (типа, лучше бы рисовал) и покинул мою комнату, а я вернулся к любимому чтению.
Глава четырнадцатая
«…Солнце припекало, лошадки бежали размеренно, и я вскоре задремал. Проснулся уже на закате, когда мы подъезжали к роще за крепостью. Это были остатки некогда большого леса (тоже нашего, между прочим), но уже почти вырубленного людьми. Жители окрестных деревень и обитатели крепости перевели священные, вековые деревья на стены для домов и на дрова для каминов. Теперь от прежнего великолепия остались лишь жалкая рощица, впрочем, нам достаточно. Во всем этом даже присутствовала некая символичность — мы собирались убить князя в роще, которую сгубили его подданные.
Начало смеркаться. Лаор распряг лошадей и пустил пастись, а я соорудил небольшой костер и приготовил ужин из домашних припасов. Потом мы легли спать, укрывшись за деревьями. С дороги нас не было видно, зато мы могли услышать каждого, кто шел из замка. Слух у нас, эльфов, очень хороший, спим мы чутко, и князь со свитой незамеченным мимо нас никак не проскочит. Перед тем, как заснуть, я поинтересовался у Лаора:
— Слушай, ты ведь сам вызвался пойти со мной, так? Скажи, почему? Ведь это же верная смерть для тебя…
Лаор горько усмехнулся:
— Альмир, я расскажу тебе одну старую историю. Жить мне осталось, судя по всему, немного, так что я могу открыть тебе свою тайну. Дело в том, что я — ублюдок, полуэльф, получеловек…
— Не может быть! — воскликнул я. — Полукровок не пускают в наши селения! И об этом бы точно знал первосвященник Сарель…
— Верно, — согласился Лаор, — но не пускают обычных ублюдков, а я необычный. Моя мать — дочь премудрого Сареля…
— То есть твой отец — человек? — еще больше изумился я.
— Да, — тяжело вздохнул Лаор, — именно так и есть.
— И премудрый Сарель, выходит, твой родной дед? — все еще не верил я.
— Тоже верно.
— Но как это могло получиться? Ничего не понимаю… Как же мог он, первосвященник, пустить тебя, полукровку, в свой дом? Это же нарушение всех древних эльфийских законов и обычаев!
— И опять же ты прав — любой бы на его месте убил бы меня, но не пустил бы в наше селение. Однако никто, кроме самого Сареля, не знает и не догадывается, что я ублюдок. Ты первый, кому я открыл свою тайну. Сам понимаешь: если бы об этом стало известно, меня немедленно бы убили, а его навсегда выгнали бы из леса — как эльфа, опозорившего наш клан.
— Но как столько лет удавалось вам скрывать правду? — ошарашено спросил я. — И как вообще такое могло случиться, чтобы эльфийка родила от человека? Просто в голове не укладывается…
— Послушай мою историю, Альмир, и ты все поймешь, — грустно произнес Лаор. — Мою мать звали Сарри, она была младшей дочерью священника Сареля. У него имелась еще старшая дочь, Сагдея, родившая Нолли, твою невесту, от достойного Гарра…
— Знаю, — кивнул я, — Гарр, отец Нолли, погиб во время сражения под Ладернау, а ее мать умерла от тоски через несколько лет — очень уж любила своего мужа. Эта печальная история известна всем в нашем клане…
— Так вот, — продолжал Лаор, — священник Сарель воспитывал любимую внучку, не жалея на это ни времени, ни сил. Нолли почти заменила ему умершую Сагдею… И семья была бы вполне счастлива, если бы не младшая дочь, Сарри. Она с детства отличалась какой-то особой дерзостью и непокорностью, чуть что — сразу проявляла строптивый характер. Сарри всегда поступала по-своему, грубила и даже спорила с первосвященником. Она категорически отказалась выйти замуж за жениха, подобранного ее отцом (хотя это был храбрый и достойный эльф) и убежала из родного дома. Сарель отрекся от непокорной дочери и проклял ее. Но хуже всего было то, что Сарри убежала не в другой клан, что иногда случалось в нашей истории, а к людям… Это вообще было немыслимо! Почему она так поступила — доподлинно не известно. И, по-видимому, уже никогда не узнает…
Но через несколько лет Сарри вновь появилась в нашем лесу с младенцем на руках. К счастью, ее первым встретил отважный Келер и сразу же сообщил Сарелю. Тот встретился с дочерью, и они долго о чем-то говорили. Сарри сообщила отцу, что неизлечимо больна — жизнь среди людей сильно подорвала ее здоровье. Можно сказать, она умирала. Поэтому и вернулась в лес — чтобы передать Сарелю своего ребенка. Тот сначала отказывался принять внука, но Сарри каким-то чудом удалось уговорить его. Она оставила младенца, а сама навсегда ушла. Скорее всего, вернулась к людям и умерла… Перед расставанием Сарри открыла имя того, кто являлся отцом ребенка. Это был князь Редрик.
— Выходит, ты — сын Редрика? — я не поверил своим длинным ушам.
— Да, именно так, — печально произнес Лаор.
Дело, по его словам, обстояло следующим образом. Молодой Редрик как-то приметил не базарной площади девушку необыкновенной красоты, сильно отличавшуюся от крестьянок (Сарри, чтобы прокормиться, торговала овощами). Князь приказал доставить ее в свои покои, а потом овладел ею… Он хотел сделать Сарри любовницей (как многих девушек раньше), но когда понял, что она эльфийка, пришел в ярость и приказал выгнать. И запретил под страхом смерти пускать ее в крепость.
Сарри долго скиталась по окрестным деревням, работала служанкой, батрачкой, а потом родила прелестного мальчика. Имя отца ребенка она никому не открыла — боялась за свою жизнь и за жизнь младенца. Князь, узнав, что у него появился незаконнорожденный сын, к тому же ублюдок, наверняка приказал бы убить его. Вскоре после родов Сарри почувствовала, что умирает, и пошла в лес, чтобы отдать младенца деду.
— Премудрый Сарель, скрепя сердце, принял меня в свой дом, — вздохнул Лаор. — Он, разумеется, никому не рассказал, что я сын его непутевой дочери, к тому же полукровка. Сарель объявил, что якобы нашел младенца-эльфа в лесу и решил воспитать его — в память о своей младшей дочери. Отважный Келер пообещал молчать, и сдержал свое слово, а вскоре погиб в одном из сражений. Так моя тайна осталась для всех тайной. В клане полагали, что я сирота, что, в принципе, было почти правдой. Премудрый Сарель принялся воспитывать меня, стал заботливым опекуном и наставником, но никогда не забывал, что я — ублюдок. Для всех я был его любимым учеником, но для него самого — постоянным укором и напоминанием о позоре младшей дочери. Поэтому, как только я подрос, он отдал меня на военное обучение в соседний клан — подальше от дома. Да, на глазах у всех он всегда был приветлив со мной, хвалил за успехи в военном деле и даже называл храбрым воином, но в его взгляде я всегда читал презрение и ненависть к ублюдку, опозорившему его дочь. Каково мне было жить с этим, а?