Леди Ю Попов Дмитрий

Глава 5

Как закалялась сталь

Знаменитый путч, напугавший мир и потрясший СССР, начался на Украине. Восемнадцатого августа 1991 года в своей крымской резиденции в Форосе был заключен под домашний арест президент страны Михаил Горбачев. Туда, в Форос, объясняться с ним поспешила часть высокопоставленных заговорщиков, когда путч провалился в Москве. Оттуда, из Фороса, они вместе вернулись в освобожденную от танков столицу: путчисты – в тюрьму, а Михаил Сергеевич – на кремлевский трон, где ему оставалось сидеть всего несколько месяцев.

Заговорщики во главе с вице-президентом Янаевым учинили бунт против демократии и Горбачева, стремясь помешать дальнейшей дезинтеграции государства. По иронии судьбы они лишь подтолкнули страну к развалу.

Впрочем, и без этого «ускорения» СССР был обречен. Ленинская революционная утопия оставалась жизнеспособной лишь в форме сталинской антиутопии – имперской, кровавой и безжалостной. Потом, при Хрущеве и Брежневе, она долго болела, дряхлела, выживала из ума, пока наконец не скончалась.

У бывших советских граждан появились новые политические утопии. Интеллигенция в столицах грезила о европейской свободе. Интеллигенция на имперских окраинах – о возрождении национальной культуры. Самым патриотически настроенным россиянам типа номенклатурщиков из партийных и армейских рядов и примкнувших к ним писателей-деревенщиков казалось, что РСФСР слишком много сил и средств тратит на нахлебников из союзных республик. Жить в СССР больше не желал и молодой, но уже нарастивший мускулы бизнес: централизованная кремлевская власть мешала ему приступить к глобальному перераспределению собственности. Наконец, от СССР устали и местные партийные элиты.

Еще совсем недавно пределом мечтаний любого чиновника в любой из четырнадцати национальных республик было перебраться в имперскую столицу, в советскую карьерную Мекку. Теперь из Москвы – от непредсказуемого романтика Горбачева и еще менее предсказуемого бунтаря Ельцина – исходила угроза хаоса. Спасением стал уход в автономное плавание, подальше от потускневших кремлевских звезд. Вдруг выяснилось, что быть первым в Галлии удобнее и выгоднее, чем последним в Риме. Бывшие партсекретари союзных республик становились безраздельными хозяевами своих независимых государств – президентами, премьерами, батьками, ханами и деспотами. Для них сбывшейся утопией стала власть.

Масштаб личной власти определялся историческими традициями и уровнем политической культуры населения. Прибалты, отпущенные Кремлем на свободу сразу после путча, предпочли демократию западного образца. Белорусы, не противясь злу насилием, через несколько лет выбрали себе полоумного диктатора. Туркмения вернулась в Средневековье.

К переменам на местах готовились заранее, задолго до путча расчищая дорогу к свободе. С людьми, возглавлявшими республиканские органы власти, происходили поразительные, прямо-таки чудесные превращения. Так, Леонид Кравчук, который полжизни занимался в Киеве агитпропом, на рубеже 1980–1990-х годов вдруг ошутил себя пламенным украинским патриотом.

Шутник, вдохновенный краснобай и прирожденный интриган, он во времена перестройки вел от лица компартии доброжелательный диалог с либерально-патриотическим движением «Рух». Возникший на волне экологических протестов после Чернобыльской катастрофы, «Рух» постепенно превратился в народный фронт, наподобие тех, что вели республики Балтии к демократии и независимости. Запретить и разогнать «Рух» во времена горбачевского либерализма было уже нельзя, а что с ним делать – неясно. На первом съезде «Руха» патриоты прикололи Кравчуку на пиджак значок с тогда еще запрещенным сине-желтым национальным украинским флагом. Носить на груди крамольный значок секретарь по идеологии ЦК компартии Украины не мог. Но и снять его перед лицом съезда тоже было невозможно. Хитроумный секретарь не растерялся и снял пиджак, небрежно повесив его на спинку стула.

В 1990 году партия направила Кравчука командовать Верховным Советом УССР, чтобы разобраться с недисциплинированными представителями «хулиганствующей» демократической оппозиции, т. е. с тем же «Рухом». Под его руководством в июле 1990-го парламент принял Декларацию о государственном суверенитете Украины, в которой провозглашалось «право украинской нации на самоопределение и создание в существующих границах национального государства». Внутри проголосовавшего за декларацию Верховного Совета возникла, на первый взгляд, противоестественная коалиция из номенклатурно-партийного большинства и интеллигентов-идеалистов. Одним нужен был запасной аэродром на случай краха Советского Союза, других вдохновляла перспектива свободы. Впервые после 1921 года мечта об украинской независимости казалась такой близкой, осязаемой, реальной.

После путча, когда терявший остатки власти Горбачев регулярно собирал в подмосковном Ново-Огареве республиканских лидеров и часами уговаривал их не разрушать Союз, хитроумный Кравчук оказался самым стойким борцом за независимость. В несговорчивости с ним мог соперничать разве что Ельцин, для которого роспуск СССР был единственной возможностью стать наследником ненавистного Горбачева, пусть и ценой развала управляемой из Кремля империи. Развязка наступила к концу 1991 года.

Первого декабря на Украине прошел референдум, на котором 29 млн человек (свыше 92 % принявших в нем участие граждан) проголосовали за независимость. В тот же день Леонид Кравчук был избран первым украинским президентом. Потерю трех прибалтийских республик Советский Союз еще мог бы пережить, уход Украины – никогда. В конце декабря руководители Белоруссии, России и Украины собрались в Беловежской пуще и, предварительно проинформировав американского президента, втайне от Горбачева объявили о завершении советской истории. Бессильный Михаил Сергеевич подал в отставку, сообщив напоследок слегка потрясенным подданным, что не согласен с такой политикой. Красный флаг над Кремлем был спущен в прямом эфире центральных телеканалов; на его месте водрузили трехцветный российский триколор.

Юлия Тимошенко быстро нашла себя в новой исторической эпохе. Десять лет спустя она скажет: «Бизнес был случайностью в моей жизни. А вот то, что я стану политиком, было заложено с самого начала». Она не лукавила. С тех пор как Юлия Владимировна ушла из бизнеса, она действительно так думает. Но это не значит, что она так думала всегда. Девочке из панельно-бетонного ракетно-ядерного Днепропетровска и во сне не могло присниться, что она станет «газовой принцессой». В этом смысле миллиардный бизнес и впрямь был «случайностью». Однако ее политическая карьера в независимой Украине тем более не была предопределена мертвящей тоской брежневского застоя.

Тимошенко любит хлесткие формулы и мало заботится о том, чтобы ее афоризмы, прозвучавшие в разные годы, логично соотносились между собой. «Политикой я начала заниматься тогда, когда она занялась мной» – это тоже ее слова. И опять правда. Выброшенная из правительства в 2005 году, она вообще заявит, что мечтала возглавить страну с того самого момента, как умер Брежнев. А на вопрос журналиста, имеет ли она в виду, что хотела возглавить Советский Союз, просто от души рассмеется.

Правда в том, что Тимошенко была удивительно пластична в каждой исторической эпохе, которую ей пришлось пережить вместе со страной. В ней заложен поразительный, почти кошачий инстинкт выживания. Вообще исторический слом 1990-х годов в Советском Союзе доказал, что женщины быстрее и легче приспосабливаются к новой реальности. Покуда их мужья тосковали на диване, пили, философствовали с друзьями и жаловались на судьбу, женщины переучивались, находили новую работу, содержали семью, при этом вовсе не освобожденные от своих чисто «женских» обязанностей, вроде воспитания детей и заботы о страдающем муже.

Однако Тимошенко и здесь – особый случай. Она умеет не просто приспособиться к новой реальности, но и оседлать исторический процесс, на несколько шагов опережая конкурентов в понимании того, что случится завтра. Поэтому ни бизнес, ни политика не были случайностью в ее жизни.

Время шальных денег, совпавшее с концом перестройки и крахом СССР, означало для Тимошенко качественно иную, ошеломительную, захватывающую дух жизнь. Абсолютно вне политики. Но, разумеется, при поддержке сильных мира сего.

На Украине не проводили реформ по образцу «шоковой терапии», как в России. Терапии поначалу вообще никакой не проводилось – ни шоковой, ни щадящей. Капитализм здесь с самого начала был государственным, с опорой на кланы, «красных» директоров и личные связи, так что самые крупные состояния делались исключительно «по знакомству», как в конце 1980-х открывались видеосалоны и коммерческие ларьки.

Это был тупиковый путь для страны и для населения, которое нищало еще стремительнее, чем в России, но без малейших надежд на будущее. Но такой клановый, почти семейный капитализм выглядел как-то спокойнее и внешне привлекательнее, чем у соседей. Поначалу было меньше крови. Это был капитализм для узкого круга, не подразумевавший ни возникновения среднего класса, ни его истребления в каждодневных разборках. Это был чиновничий капитализм – самый безнадежный из всех, но и самый перспективный для тех, кто по родству и роду занятий находился вблизи от «кормушки».

Чиновником, близким к распределителю земных благ, был и Александр Гравец, ставший для семьи Юлии Тимошенко партнером по бизнесу в ту эпоху. Двенадцать лет Гравец проработал в управлении труда Днепропетровского облисполкома – с ним Тимошенко, инженер отдела организации труда завода им. Ленина, познакомилась еще во времена бригадного подряда. Он стал другом семьи и совладельцем корпорации «Украинский бензин» (КУБ).

Для «оптимизации» прибыли КУБ решено было учредить как совместное предприятие, освободив его таким образом на 5 лет от налогов. Зарегистрированной на Кипре офшорной фирме Somolli Enterprises Ltd принадлежали 85 % уставного фонда корпорации, совладельцами с украинской стороны стали супруги Тимошенко и Гравец, каждому из которых принадлежало по 5 %. Впрочем, и Somolli Enterprises, несмотря на адрес в Никосии и почтенного адвоката Андреаса Петру, числившегося ее директором, принадлежала той же днепропетровской троице.

Гордое название корпорации реальности не отражало. Бензин был не украинским, а российским.

В дефицитные брежневские времена богатство той или иной советской республики определялось степенью сытости ее населения. Украина с ее уникальными черноземами, мягким климатом и, несмотря на безжалостное истребление в 1930-е годы, все еще сильным крестьянством была среди самых «сытых» республик Союза. Поэтому грядущее материальное благополучие стало одним из главных аргументов сторонников независимости. Идейные националисты, обращаясь к согражданам, писали в листовках перед декабрьским референдумом о том, что Украина в год производит на душу населения 1000 кг пшеницы, а потребляет всего 140, мяса вырабатывает 86 кг, тогда как самой ей нужно только 68 и т. д. Вывод напрашивался сам собой: свобода – это богатство и благоденствие.

Однако развал СССР преподал Украине урок совсем иной арифметики. Оказалось, что нефти Украине требуется в 20 раз больше, чем она добывает. Что индустрия на востоке страны – металлургия, химия, машиностроение – патологически энергоемка и не может существовать без дешевых российских энергоносителей – нефти и газа. На рубеже 1990-х никто еще не осознавал масштабов интегрированности и взаимозависимости экономик советских республик. Никто не помнил циничного предостережения главного архитектора советской империи Иосифа Сталина: «Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не могла бы существовать самостоятельно». Ловушка захлопнулась в тот день, когда пришла свобода.

Политическая независимость обернулась для Украины коллапсом экономики. С 1990 по 1993 год на треть снизились объемы металлургического производства, насчитывавшего на Украине свыше 270 предприятий. Останавливались химические заводы, поскольку 80 % сырья они получали из республик бывшего СССР. На глазах умирало государственное гражданское и промышленное строительство. Почти полностью прекратила существование легкая промышленность.

Макроэкономические показатели ужасали. За два года валовой национальный продукт сократился почти вдвое. Производство промышленной продукции упало на 41 %, продовольствия – на 35 %. Сотни тысяч людей потеряли работу, а тем, кто вкалывал, месяцами не выплачивали зарплат. Народ нищал и впадал в отчаяние. Весной 1992 года один из украинских публицистов припоминал статистику из листовок сторонников независимости и с горечью писал: «На мировом рынке сейчас за тонну пшеницы дают одну тонну нефти, на внутрисоюзном давали девять, в России после освобождения цен – около трех. Если Киев не научится заправлять комбайны салом, то даже убирать урожай 1992 года будет просто нечем – а ведь его надо еще вырастить! И сталинский голодомор мы будем вспоминать как рай».

Увлекшись своим отчаянием, публицист, безусловно, преувеличивал: хуже сталинского голодомора в истории Украины ничего не было и быть не могло, разве что война. Однако тоскливые настроения, охватившие соотечественников, он выразил точно. Через месяц-другой после тихой кончины СССР страшно стало всем.

Оторванность от источников энергии, оставшихся в России, была центральной проблемой. Зависимость от российских нефти и газа на долгие годы стала для Украины символом национальной трагедии и причиной унизительных политических реверансов перед Кремлем всех украинских правительств. Однако эта же оторванность от энергоносителей порождала и головокружительно прибыльные бизнес-комбинации. Внезапно возникшая государственная граница между бывшими братскими республиками, которую пересекали нити нефте– и газопроводов, стала новым Клондайком для бизнесменов по обе стороны от нее.

История КУБа начинается с кредита в $2 млн, полученного через номенклатурного знакомца Геннадия Афанасьевича Тимошенко. На эти деньги закупили первую партию топлива. Ввезли на Украину, растаможили, реализовали. Вскоре команда Гравеца и семьи Тимошенко работала с важнейшими нефтяными регионами России от Башкирии до Сибири, завозя на Украину сырую нефть, бензин и мазут. Стиль бизнеса вполне отвечал удачной формуле перековавшегося комсомольца Тигипко: в облаках здесь никто не витал, все стремительно перебирали конечностями, а если надо, больно кусались. Празднование первой годовщины КУБа украшал лаконичный транспарант: «Кто с нами не работает, тот с нами не ест».

Проблема состояла в том, что денег тогда не было ни у колхозов, ни у заводов, так что платить за энергоносители им было нечем. Главное искусство предпринимателей состояло в создании цепочек безденежных взаиморасчетов. За нефть колхозы расплачивались продуктами, этими продуктами можно было рассчитаться с заводами, производящими, например, цемент. Цемент шел по железной дороге в счет оплаты транспортных услуг. Капитализм в постсоветских странах начинался с феодального натурального хозяйства. Безналичные расчеты стали единственной возможной формой финансовых взаимоотношений в условиях хаоса, царившего в стране. Близкий к КУБу человек вспоминает, что обменные цепочки насчитывали порой до 12 звеньев и неоднократно пересекали границу между Украиной и Россией.

А граница эта, поначалу практически неразличимая, год от года становилась все реальней.

Еще в ноябре 1990 года Украинская Советская Социалистическая Республика ввела купоны – специальные бумажные знаки, без которых на ее территории невозможно было что-либо купить. В 1991 году в ответ на это Россия прекратила централизованные поставки на Украину бумажных денег. В январе следующего года российское правительство реформатора Егора Гайдара отказалось от государственного ценообразования, и отпущенные на свободу цены рванули ввысь с головокружительной скоростью. Товары из Украины устремились в Россию, где за них больше платили. Украине ничего не осталось делать, как продолжить выход из «рублевой зоны», и следом за купонами в обращение были запущены новые денежные знаки – карбованцы. Эти деньги не были обеспечены ни золотым запасом, который целиком остался в Москве, ни государственными гарантиями. К 1993 году масса бумажных денег в обороте увеличилась в 19 раз, а к 1994 году гиперинфляция перевалила через немыслимую отметку 10 200 %.

В этих условиях натуральный обмен был выгоден еще и тем, что почти легально освобождал от налогов. Ведь никаких денег во взаиморасчетах между фирмами вроде бы нет… Деньги, разумеется, появлялись, просто они не оставляли следов в бухгалтерских отчетах. Наличные деньги – десятки и сотни тысяч долларов – переходили из рук в руки, перевозились в чемоданах из города в город, пересекали государственные границы (регулярно создавая их владельцам проблемы вроде тех, что свалились на Юлию Тимошенко сперва в Запорожье, а потом в Москве) и по большей части оседали на счетах в далеких от Украины и России банках. Экономика уходила в тень.

Впрочем, не все было так уж мрачно. Зарабатывая теневые миллионы, КУБ и подобные ей фирмы между делом спасали страну. Заново завязывая новые узелки на внезапно лопнувших нитях экономических связей, они брали на себя функции, с которыми больше не справлялось государство. Именно благодаря им опасность заправлять комбайны салом на Украине сперва отодвинулась, а потом и исчезла вовсе. Ловкие бизнесмены, азартно нырнувшие в темные воды постсоветского предпринимательства, в отличие от подавляющего большинства соотечественников, не поддались всеобщему фатализму и апатии. Владельцы фирм с презрением относились к своему бездарному государству и не желали платить никаких налогов. Они не верили в национальную валюту и предпочитали доллары. Они были одновременно и болезнью экономики, и ее целителями.

Однако совсем уйти от государства в постсоветской экономике было невозможно. Никакие безналичные схемы не сработали бы, ни один чемодан с деньгами не поменял своего владельца, если бы за каждым серьезным маклером этого нового обменного рынка не стояли такие же серьезные госслужащие. Настоящим капиталистом на постсоветском пространстве никто не становился сам по себе.

Корпорация Гравца и семьи Тимошенко монополизировала поставки нефтепродуктов для сельского хозяйства всей Днепропетровской области. КУБу удалось добиться государственного заказа на эксклюзивное обеспечение посевной. Такое стало возможным лишь благодаря покровительству «крестного отца» Днепропетровска. Звали его Павел Лазаренко.

Глава 6

«Крестный отец»

Еще в бытность первого украинского президента секретарем по идеологии, а потом главой компартии УССР у него не заладились отношения с днепропетровцами. Леонид Кравчук был выходцем с запада Украины и всю жизнь занимался делом, к которому директора военных гигантов на востоке республики традиционно относились с тем старательно скрываемым пренебрежением, с каким служаки-командиры в войсках поглядывали на замполитов. Став главой независимой Украины, бывший пропагандист Кравчук скоро осознал, что Днепропетровск с его «Южмашем» и по-военному дисциплинированными элитами ему не по зубам. Однако, подобно бывшим товарищам по партии Сталину, Брежневу и Ельцину, он свято верил, что кадры решают все.

В марте 1992 года представителем президента в Днепропетровской области, т. е. фактическим главой региона, Леонид Кравчук назначил 39-летнего выпускника Днепропетровского сельскохозяйственного института и бывшего председателя колхоза Павла Лазаренко. Это вызвало шок. Традиционно регионом руководил выдвиженец «оборонки», в крайнем случае металлург. Выбор «колхозника» стал пощечиной местным элитам. Кравчук прекрасно это понимал, однако верил, что новый лидер с его фантастической энергией и волей справится с поставленной задачей: сумеет сломать хребет днепропетровцам.

Президент оказался прав: приход Лазаренко смешал все иерархические расклады внутри могущественного клана. В кратчайшие сроки новому руководителю удалось подмять область под себя. Павел Иванович любил грубоватые рубленые фразы. Одна из самых знаменитых – о том, что стране не нужны «велеречивые политики», а нужен ей «хозяин, готовый засучить рукава». Он и стал в начале 1990-х хозяином области, а к середине десятилетия – хозяином всей страны. Не мог предвидеть Кравчук другого. Продемонстрировав высокомерным конкурентам из ВПК недюжинную силу и ясное понимание законов новой эпохи, именно Лазаренко в новейшей украинской истории возродил былую мощь днепропетровцев. В Киеве их клан по-настоящему утвердился не в 1994 году, когда президентом (не без поддержки Лазаренко) стал бывший директор «Южмаша», а раньше – когда Леонид Кучма назначил своим премьер-министром всесильного руководителя Днепропетровской области.

Лазаренко тоже верил в кадры. На новой должности ему нужны были свои люди на ключевых постах – в органах правопорядка, среди депутатов, в средствах массовой информации и во всех финансово-промышленных группах региона. Поначалу людей катастрофически не хватало, их надо было срочно искать среди перспективной молодежи и ветеранов, перевербовывая «стариков». Очень скоро в Днепропетровске поняли: чего-нибудь добиться можно, только став «своим» для Лазаренко.

Приоткрыть двери кабинета «хозяина» области для КУБа сумел Геннадий Афанасьевич Тимошенко. Однако всерьез заинтересовать обитателя кабинета удалось не ему, а его невестке. О том, какими средствами Юлия Владимировна добилась расположения Павла Ивановича, рассказывали, конечно, массу сплетен, в большинстве своем самого романтического пошиба. Ясно, однако, одно: Лазаренко в людях разбирался и скоро понял, что отнюдь не быстро считающий Александр Гравец, не многоопытный Геннадий Афанасьевич и уж тем более не улыбчивый Александр Тимошенко обладает самым мощным потенциалом в «коммерческой команде» КУБа. «Своей» в стремительно богатеющей фирме стала для него именно Юлия. Собирая команду, с которой он собирался покорить сперва Днепропетровск, а затем и всю страну, Лазаренко сделал ставку на нее и, как ему долго казалось, не ошибся.

Если сравнивать Павла Лазаренко с российскими политиками, то больше всего он напоминал Юрия Лужкова. Несмотря на разницу в возрасте (Лужков почти на 20 лет старше), оба принадлежали к призыву «крепких хозяйственников», пришедших на руины рухнувшей империи и сумевших на вверенных им территориях вновь запустить экономику. В тот год, когда Лазаренко получил от Кравчука Днепропетровскую область, Гавриил Попов передал Москву Лужкову. В то время, когда под энергичным присмотром «мэра с кепкой» начала возрождаться российская столица, Днепропетровская область на Украине одной из первых стала выкарабкиваться из экономической ямы.

Имелись у них и другие схожие черты. Столичный мэр выстраивал безупречную «систему», в рамках которой делать большие деньги можно было только под чутким руководством высших московских чиновников. Павел Иванович жестко выстраивал своих днепропетровских бизнесменов. Лужков рассматривал Москву в качестве трамплина для вертикального взлета в Кремль или Белый дом. Лазаренко из Днепропетровска перебрался в Киев, где возглавил правительство и стал с нехорошей, ревнивой, выжидательной усмешкой поглядывать на президента Кучму. Юрий Михайлович, один из основателей партии власти, «бодался» со всеми московскими царями и в течение нескольких месяцев был одним из самых реальных претендентов на пост президента в 2000 году. Павел Иванович для тех же целей устраивался во главе партии «Громада». Лужкова, приучая народ к мысли, что президентом тому не стать, «мочили» по главному российскому телеканалу, и он вроде смирился, но время от времени все-таки выказывал норов. В итоге Путин руками младшего президента Медведева отправил его в отставку, и почти никто из друзей, соратников и нахлебников мэра вступаться за побежденного не стал. Карьера Лазаренко, тоже преданного и забытого, сложилась еще печальней. Но не будем забегать вперед.

Рассказывали, что была у Павла Ивановича особая «книжечка», разделенная на две графы: для державы и для себя. Месяц за месяцем и год за годом цифры росли в обеих колонках. Разумеется, и при Кравчуке чиновники воровали, как воровали они повсеместно на постсоветских пространствах. Однако воровали все же поменьше, чем позднее, при Кучме. Впрочем, дело заключалось даже не в цифрах. При Кравчуке властные структуры независимой Украины еще не вполне оформились. Взятки, разумеется, давали, но вот такого ключевого понятия постсоветской экономики, как «откат», еще не было. В союзе бизнеса и власти не просматривалось ясной схемы, понятной всем участникам игры.

Подобно Лужкову в России, Павел Иванович стал одним из архитекторов экономической модели государственного капитализма.

Анализу «системы Лазаренко» посвящены многочисленные тома уголовного дела, рассматривавшегося в середине нулевых судом Сан-Франциско. Подобно лондонскому процессу Березовского и Абрамовича, для пытливого исследователя становления постсоветской экономики процесс в Сан-Франциско – бесценный источник.

Взять хотя бы показания приближенного к Лазаренко предпринимателя Петра Кириченко. «Фактически он был хозяином области, – сообщал суду свидетель, – ему подчинялись все организации на ее территории, он мог уволить и назначить любого директора… Когда я пришел к нему в первый раз, я сказал: вы перекрыли всем кислород, давайте что-то делать… а он мне сказал – отдай мне половину бизнеса и половину выручки… У меня не было выбора…» Лазаренко, продолжал бывший соратник, мог позвонить любому из директоров и прямо сказать: «Это мой человек». Таким путем Петр Кириченко стал партнером «Криворожстали», Днепродзержинского металлургического комбината, Никопольского завода ферросплавов. «Он проверял, все ли деньги, которые должны были прийти, пришли, сколько я перевел на его счета. У него было написано на листке – иногда с названиями компаний и имен, где были колонки цифр… Если деньги не приходили, он поднимал трубку и говорил: “Юля, где деньги?”»

На посту коммерческого, а потом генерального директора КУБа Юлия Тимошенко отвечала не только за прикрытие бизнеса властью. Ей отводилась роль очаровательной дивы, символа компании, идеальной переговорщицы, королевы бензоколонки.

Ладить с людьми, особенно с мужчинами, – ее врожденный талант.

Тимошенко была на Украине не единственной женщиной в политике и бизнесе. Однако большинство из них, особенно в политике, подобно западным феминисткам, стремились сравняться с мужчинами в правах, перенимая мужской стиль поведения, мужскую логику, мужскую агрессию. Тимошенко, которая в те годы еще принципиально не носила брюк, а только платья или юбки, всегда оставалась женщиной. Она рано поняла, что принадлежность к «прекрасному полу» – ее козырь. Как заметила одна украинская журналистка, в создание своего имиджа Тимошенко привнесла те женские качества, которые обычно пускают в ход для завоевания мужских сердец, а не для убеждения партнеров или привлечения электората.

Длинные волосы, мягкой волной лежащие на плечах. Добрая, иногда восхищенная улыбка. Широко распахнутые глаза, глядящие собеседнику прямо в душу. Приталенный жакет темного делового костюма, короткая юбка, изящные туфли, всегда на высоких шпильках. Немножко наивные вопросы, тихий голос. Хрупкая, миниатюрная, очень женственная… Подавляющее большинство ее партнеров той поры – украинские и российские чиновники, директора заводов, бизнесмены, военные – мужчины под пятьдесят и старше. На эту публику милый образ действовал безотказно.

Мало кто поначалу мог распознать в ней перспективного, амбициозного, прагматичного и жесткого игрока. Ее недооценивали. Ей хотелось помочь, поддержать, увидеть в карих глазах теплую ответную благодарность. Рядом с ней возникало ощущение собственной силы, значимости, ума – смесь легкой влюбленности и отеческого превосходства. Потом партнеры сильно удивлялись ее способности считать деньги, строить бизнес-схемы, просчитывать ходы противников, наносить ответные удары. Но удивление вскоре проходило, и даже те, кто быстро разгадывал характер партнерши, как правило, соглашались и дальше играть по предложенным правилам.

«Долгие годы Юлия Владимировна оттачивала, шлифовала, доводила до совершенства свой безусловный талант, а может быть, дар почти мгновенного воздействия на людей, – писал много лет спустя политолог Дмитрий Выдрин. – Многие из ее окружения могут привести сотни примеров, когда ей достаточно было посадить человека рядом с собой, взять его за руку, заглянуть глубоко в глаза – и он тут же менял свои взгляды, корректировал мировоззрение или просто отказывался от самим же названной цены за ГОК».

Только некоторые из ее партнеров, разобравшись что к чему, в конце концов поняли, что остались в дураках – да и то гораздо позже, когда Тимошенко уже переехала в Киев и развернулась по-настоящему. Оставаться в дураках неприятно и на обиду хотелось ответить еще большей обидой. Имея в виду ее отношения с мужчинами, какой-то остроумец вспомнил анекдот о собаке и блохе. Мол, вопреки всеобщему заблуждению маленькая блоха использует большую собаку отнюдь не в качестве пищи: она на ней ездит, экономя время. Циничный анекдот бил в точку, а потому больно ранил.

КУБ, как прежде «Терминал», был для Юлии Тимошенко отличной школой, а сама она – прилежной ученицей. Мужчины, ее партнеры и конкуренты, были отнюдь не только «транспортным средством» для продвижения честолюбивой предпринимательницы к деньгам и славе. Они были ее учителями, и Тимошенко жадно впитывала новые знания: о построении бизнес-схем, о банках, об офшорных зонах, о трубопроводах, о рынке нефти и газа, о главных игроках на этих рынках, о зависимости бизнеса от политиков, о бандитах с их особым воровским кодексом так называемой чести.

Это качество – желание и умение учиться – она сохранит навсегда.

Впрочем, по-настоящему близкие люди, конечно, не обманывались на ее счет. В фирме ее уважали и ценили не только за талант переговорщицы. Незаметно для посторонних глаз Юлия Тимошенко превратилась в неформального лидера КУБа. Свекор не просто доверял ей, он восхищался своей невесткой. Муж Саша навсегда остался в тени. Похоже, у него просто не оказалось природных склонностей к бизнесу. Человек по натуре мягкий, романтичный, увлеченный спортом и живописью, он не то чтобы тяготился большими деньгами, но довольно скоро понял, что не в силах соответствовать деловому темпераменту жены и масштабу ее планов. У него золотые руки – он украсил стены их крошечной днепропетровской квартирки великолепной лепниной. Но заработать денег на настоящий дворец он не мог.

«С Сашей мы “видимся” в основном по телефону», – признается Тимошенко несколько лет спустя. Это не был типичный советский развод с громким выяснением отношений, скандалами, разделом мебели и взаимными обвинениями. Официального развода вообще не было. Просто они стали жить каждый сам по себе. У них остался общий бизнес, в котором Саша еще какое-то время играл вспомогательные роли при жене; дочь Женя одинаково любима обоими родителями. Позже возникли и общие уголовные процессы, от которых Саша, отсидев в следственном изоляторе год, в конце концов сбежал в Лондон, поближе к дочери, еще раньше уехавшей туда на учебу. Позже, когда Юлию Владимировну посадят в третий раз, он уедет в Прагу и попросит там политического убежища – явно согласовав этот поступок с женой, которая снова не хотела, чтобы он оставался ее заложником. Обычно бывает наоборот, но в судьбе Тимошенко все нормы перевернуты с ног на голову…

На пространствах бывшего Союза распадались многие семьи – удачливые мужья уходили к соблазнительным и дорогим любовницам или верным секретаршам. В данном случае «мужской» шаг совершила Юлия, так и не найдя Саше полноценную замену. Вспоминая мужа, она говорила о нем в элегических тонах: мол, Саша – один из самых терпеливых людей на земле, которому она так и не смогла обеспечить спокойной семейной жизни. Крах семьи Юлия Владимировна с ноткой фатализма в голосе называла платой за свое решение стать политиком. Но, кажется, ни разу пока об этом не пожалела.

25 сентября 1995 года Павел Лазаренко был назначен вице-премьером Украины по топливно-энергетическому комплексу. Днепропетровский карьерный эскалатор стремительно понесся вверх.

Юлия Тимошенко стояла к тому времени уже на верхних ступенях этого эскалатора. Через месяц после перевода Лазаренко в Киев Александр Гравец и супруги Тимошенко летят в Лондон и регистрируют компанию United Energy International Ltd. А еще месяц спустя учредители КУБа преобразуют свою корпорацию в совместное британско-украинское предприятие «Единые энергетические системы Украины». Наконец, еще через месяц, в декабре 1995-го Совет Министров Украины передает ЕЭСУ преимущественное право на поставки газа в Днепропетровскую (11,1 млрд куб. м) и Донецкую (12,4 млрд куб. м) области.

Леди Ю становится президентом концерна с уставным капиталом $10 млн. Как и КУБ, новая ее фирма – предприятие семейное. Тесть – генеральный директор, муж – глава структурного подразделения «Транспорт». Формальными владельцами других дочерних предприятий и структур ЕЭСУ станут также мать Юлии Владимировны, ее тетя и даже дочь. Лидерская роль Юлии Тимошенко в корпорации больше не оспаривается никем. Годом позже на конференции партии «Громада» Геннадий Тимошенко засвидетельствует очевидное: «Я люблю свою невестку – ее умом и талантом мы все и живем…» А 16 лет спустя Юлия Владимировна узнает о внезапной смерти свекра, но не придет на похороны. По той уважительной причине, что ее не отпустит на кладбище, согласно официальному сообщению, Государственная пенитенциарная служба Украины. Сын тоже не сможет проститься с отцом. Хоронить его будут внучка Женя, мать Юлии Людмила Телегина и тетя политзэчки Антонина Ульяхина в окружении огромного количества милиционеров и сотрудников СБУ. Так на закрытом Запорожском кладбище Днепропетровска окончательно завершится история семейного предприятия Тимошенко.

Карьера Павла Лазаренко тем временем набирала обороты. В мае 1996-го из кресла заместителя он перебрался в кресло главы Кабинета министров. Днепропетровцы окончательно утвердились в украинской столице. У них теперь имелся «контрольный пакет» во властных элитах: Кучма – президент, Лазаренко – председатель правительства.

Седьмой по счету премьер-министр всего за четыре с половиной года украинской независимости, Павел Лазаренко был по-своему неплох в новой роли, хотя у власти продержался не дольше предшественников. У ревнивого президента Кучмы все премьер-министры вызывали подозрения, и не без оснований. Оберегая трон, он отправлял их в отставку не реже чем раз в год.

И все-таки за отпущенное ему время Лазаренко многое успел. Главное достижение его 15-месячного правления – денежная реформа, разработанная и проведенная президентом Национального банка Виктором Ющенко. Закончилась эпоха купонов и карбованцев, о которой украинцы до сих пор вспоминают, как о кошмарном сне. Была введена новая денежная единица – гривна, наконец-то ставшая более или менее надежным платежным средством. Конечно, доллары никуда не делись, они и сегодня наряду с евро остаются самой любимой народом, самой надежной «условной единицей» измерения его материального благополучия. Однако курс гривны оказался относительно стабильным.

Политика Лазаренко была типичной смесью административного регулирования и протекционизма чиновничьему капитализму. Лазаренко ввел акцизные марки на алкогольные напитки и табачные изделия. В хронически убыточную, но социально взрывоопасную угольную промышленность он вернул государственные дотации советских времен. А главной проблемой для его правительства, как и для его предшественников, был газ.

Зависимость от российского газа – одно из самых тяжелых генетических заболеваний, доставшихся стране в наследство от советской экономики. Страна потребляет рекордные объемы природного газа – 75–80 млрд куб. м в год. Во времена Лазаренко по этому показателю Украина находилась на четвертом месте в мире. При этом всего лишь 18 млрд куб. м добывались внутри страны, остальной газ Украина закупала в России и Туркменистане. И хотя с бывшими братскими республиками президенту Кучме и его министрам всеми правдами и неправдами каждый год удавалось договариваться о приемлемых ценах, бюджет трещал по швам, и денег катастрофически не хватало. В 1994–1995 годах задолженность Украины перед российским «Газпромом» достигла $1,5 млрд.

Как и любой украинский политик, претендующий на долголетие во власти, Лазаренко обязан был найти общий язык с российским газовым монополистом.

Глава 7

Мини-юбка для динозавра

Отцом «Газпрома» был министр газовой промышленности СССР Виктор Черномырдин. Он раньше других почувствовал надвигающуюся угрозу своей отрасли и еще при Горбачеве «в порядке эксперимента» переименовал министерство в государственный концерн. При Ельцине концерн, как и положено, приватизировали, а Черномырдин ушел на пост председателя правительства, оставив наследником Рема Вяхирева – своего бывшего заместителя еще с министерских времен. С тех пор Вяхирев рулил «Газпромом» самовластно, не считаясь ни с кем, кроме Ельцина, которого, презирая в душе, все-таки побаивался.

Уже в 31 год ставший директором нефтеперерабатывающего завода, Вяхирев привык быть начальником. Люди, имевшие с ним дело, рассказывают о его грубости, самоуверенности, полном отсутствии пиетета к вышестоящему начальству. Среди своих он часто говорил о глупости всех правительств, с которыми ему приходилось работать. К министрам он предпочитал не ходить. На деловых переговорах старался подавить собеседника собственным величием. Низкорослый, надутый, с живыми, бегающими глазками, Рем Иванович был бы комичен, если бы не громадные средства, которыми он распоряжался. Если бы не сила характера. Если бы не доскональное знание отрасли. И если бы не власть, которую он излучал всеми фибрами своей начальственной души.

Врагами Вяхирева были российские реформаторы и международные финансовые организации. И те и другие требовали демонополизации газового рынка, т. е. расчленения его любимого детища. Премьер-министр Черномырдин помог выстроить жесткую оборону. Такого количества указов и постановлений, ограничивающих торговлю акциями, не было ни в одном российском акционерном обществе. Ну а контрольный госпакет акций оставался лично в управлении Вяхирева.

Вяхирев считал себя государственником и патриотом. Газовиков – редкими трудягами в спившейся и проворовавшейся стране, эдакой высшей кастой, собранной под его началом, чтобы наполнять бюджет живыми деньгами, не дать загнуться отечественным заводам и замерзнуть – населению. Любого, кто посягал на священную трубу, по которой газ перекачивался в Европу, он причислял к ворам. «Всегда есть жулики, – говорил он, – которые хотят на халяву отправить российский газ в Париж или Ниццу».

Внутри страны он был вынужден торговать газом по заниженным ценам. В СНГ – играть во внешнеполитические игры Кремля, шантажируя слишком самостоятельных российских сателлитов, но, в конце концов, отдавая им газ по бросовым ценам. Отыграться он мог лишь в Европе. Рем Иванович планомерно подсаживал на иглу российского газа европейские экономики, прежде всего немецкую. Впрочем, это тоже было частью государственной стратегии. Демократическая Европа должна была финансировать все всплески имперских амбиций России – от войны со свободой слова до войны в Чечне.

К Украине, через которую «Газпром» перегонял на Запад две трети своего газа, у Вяхирева, мягко говоря, отношение было непростое.

Украинскую независимость он, как и большинство россиян, считал историческим нонсенсом и происками американцев. Кроме того, Вяхирев прекрасно помнил, как в его министерские годы строился стратегический газопровод Уренгой – Помары – Ужгород – Западная Европа. В ответ на введение военного положения в Польше Рейган объявил о серии санкций против СССР, в первую очередь – о прекращении поставок нефтегазового оборудования, что должно было сорвать завершение главной стройки страны. Блокаду удалось частично прорвать, договорившись с Западной Германией о поставках труб в рамках контракта «газ – трубы». Но прокладывать газопровод пришлось своими силами, привлекая десятки тысяч комсомольцев, используя бесплатный, но бестолковый труд подневольных солдат и заключенных, вкладывая в строительство миллиарды бюджетных рублей.

Построили его не просто на энтузиазме – на геройстве и самоотверженности. В 1986 году Рем Вяхирев вместе с Черномырдиным открывал выставку в Историческом музее на Красной площади в Москве, посвященную последней великой стройке социализма. Россия была наследницей СССР, значит, и эта добытая потом и кровью советского народа труба оставалась частью полученного наследства. Труба была «наша», российская, тогда при чем здесь Украина с ее анекдотической независимостью? Украинцев, посягнувших на его трубу, Вяхирев считал наглыми ворами.

И все-таки выхода не было. Хотя киевские чиновники казались всесильному хозяину «Газпрома» болванами еще более безнадежными, чем свои, московские, с ними приходилось договариваться. К тому же любой посредник, любая граница, любой перевалочный пункт на пути «голубого золота» давал отличную возможность подзаработать и самим трудягам-газовикам. Не могли же они вкалывать в поте лица за просто так, в то время как другие обогащаются за их счет? И тут Рем Иванович с застарелой ненавистью опять вспоминал халявщиков, Париж и Ниццу.

Руководители государственного концерна создавали частные фирмы-посредники, которые, получая за бесценок газпромовский газ, становились центральными игроками на рынке СНГ и за его пределами. Контрольные пакеты акций этих фирм газпромовское начальство, делясь с начальством кремлевским, распределяло между собой, а в их руководящие кресла рассаживало родственников или верных людей. Другие фирмы, созданные по той же схеме, становились партнерами и подрядчиками «Газпрома». Вся эта разветвленная система функционировала не хуже магистральных газопроводов: ежегодно по ней прокачивались многомиллиардные суммы. Вяхирев, Черномырдин и прочие отцы «Газпрома» накопили к рубежу веков фантастические даже по российским меркам состояния.

Однако шальные миллиарды оказались ловушкой. Когда Путин со своей гэбэшной командой приступил к переделу собственности в стране, начал он именно с «Газпрома». Заработанные при Ельцине деньги стали отличным средством шантажа, и старая гвардия «Газпрома» вынуждена была безропотно отдать и контроль над концерном, и значительную часть личных капиталов.

На официальном уровне Москва и Киев не могли договориться о взаимных расчетах за газ. Поэтому к середине 1990-х на границе Украины и России встали частные газотрейдеры, чей бизнес, по сути, ничем не отличался от бизнеса КУБа. Газ приобретался у «Газпрома», передавался украинским предприятиям в обмен на их продукцию, продукция уходила за границу. Учитывая, что за российский газ тоже платили не деньгами, а товарами, трейдеры снимали тройной навар: продукция бралась у предприятий по бросовым ценам, отдавалась россиянам за газ втридорога (за откаты российским чиновникам и газовым магнатам), а излишки экспортировались по мировым ценам и за твердую валюту. Рентабельность такого бизнеса составляла сотни процентов, а промышленные предприятия фактически становились полностью зависимыми от поставщиков газа. По оценкам специалистов, 65–70 % газового рынка на Украине находилось в те годы в густой тени.

Самыми сильными украинскими газотрейдерами до прихода Лазаренко к власти были структуры молодого украинского олигарха Игоря Бакая – «Республика» и «Интергаз». Именно Бакаю принадлежит фраза: «Все зажиточные люди в Украине сделали свой капитал на русском газе». Определение «зажиточные» объясняется лишь скромностью олигарха. Цена вопроса исчислялась миллиардами долларов.

Идея Павла Лазаренко и Юлии Тимошенко, привыкших к днепропетровским масштабам, была элементарно проста. Они решили монополизировать рынок. Собственно, в расчете на это и была создана ЕЭСУ – корпорации предназначалась роль главного, а если удастся, то и единственного диспетчера русского газа на Украине.

Решение учредителей о реорганизации КУБа в ЕЭСУ было принято 24 ноября 1995 года. А 23 ноября 1995 года, т. е. за сутки до этого, в «Газпром» ушло официальное письмо государственной структуры – Укргазпрома – с просьбой заключать контракты на будущий год исключительно с ЕЭСУ. А еще через неделю Укргазпром сообщил всем областным администрациям Украины и крупнейшим промышленным потребителям, что в будущем году ЕЭСУ поставят в страну 20 млрд куб. м российского газа.

Четыре раза Вяхирев и его заместители, привыкшие работать с фирмами Бакая, обращались с официальными письмами к президенту Кучме и премьер-министру Лазаренко, требуя назначения на роль диспетчера концерн «Интергаз». Лазаренко был непреклонен и, заручившись поддержкой президента, все четыре раза отвечал отказом. В конце концов он победил. При помощи Юлии Тимошенко.

От первой ее встречи с Вяхиревым зависело все, потому что вторая могла и не состояться. Времени на долгую артподготовку и тонкую психологическую игру у президента ЕЭСУ не было. Для завоевания Вяхирева требовалось средство простое, эффективное и бьющее наповал. Она его нашла: на встречу 36-летняя Юлия Тимошенко надела мини-юбку и высокие ботфорты.

Спустя годы она с удовольствием вспоминала: «Я была моложе, и мне нравился такой стиль одежды. Рем Иванович немножко удивился – разве может кто-нибудь в такой одежде предложить что-нибудь серьезное? Он отнесся ко мне с отеческой иронией – внимательно прочитал письмо, в котором я предлагала новую схему расчетов за российский газ, и подписал его. Через полгода я вновь была у него. За это время наша схема заработала, и с ее помощью ЕЭСУ удалось то, что не удавалось до этого ни одному премьер-министру Украины. Российский газ оплачивался. Но на эту вторую встречу я уже нарядилась, как комсомолка советских времен, чуть ли не галстук повязала. Рем Иванович представил меня своим коллегам – уважаемым и опытным людям, которые создали в свое время советскую газовую промышленность, и на их глазах пожал мне руку. Он признался, что полгода назад не верил, что его резолюция на моем письме принесет такие плоды».

Юлия Тимошенко стала частым гостем у Рема Вяхирева. Все спорные вопросы она решала непосредственно с ним. Рассказывали, что однажды Вяхирев выгнал из кабинета правительственную украинскую делегацию, согласившись разговаривать только с Юлией, причем наедине. По утверждению Кучмы, Вяхирев как-то потребовал от него убрать Лазаренко из газовой отрасли, назвав последнего бесчестным типом. А про Тимошенко глава «Газпрома» не сказал ни одного худого слова. Даже после того как ее начали травить, он не захотел принимать в этом участие. Самодовольный, властный, часто вздорный и несправедливый, Рем Иванович вел себя с Юлией Тимошенко по-мужски достойно. Вспомнит он про нее и много лет спустя, незадолго до смерти, в сентябре 2012-го, давно уже отставленный со всех постов. В первом после десяти лет молчания интервью русскому Forbes Вяхирев с грустью обмолвится: «Юлю они зря посадили…» Хотя тут же добавит с чувством неутоленной ненависти к украинским партнерам: «Они все там воруют, поэтому надо как-то договориться, что государству, что себе. Просто у них координатора нет хорошего». И засмеется, радуясь удачной шутке.

Первый контракт с «Газпромом» предусматривал поставку 24,2 млрд куб. м газа. Этот объем покрывал почти треть годового потребления страны и обеспечивал практически весь ее индустриальный восток и частично центр. Цена контракта поражала воображение – $2,11 млрд.

По утверждению швейцарской прокуратуры, а потом и обвинителей на процессе в Сан-Франциско, Лазаренко, находясь у власти, получил от Юлии Тимошенко в общей сложности $72 млн. Сама Тимошенко факт взятки категорически отрицает. Но можно ли представить себе, что она играла по другим правилам, в отличие от всех остальных? Что свидетель Кириченко слышал разговор Лазаренко с какой-то другой Юлей? Что Тимошенко была единственным предпринимателем, которому удалось получить едва ли не самый лакомый кусок рынка, ни с кем не делясь? Трудно.

Зато очевидно другое. Размер инкриминируемой ей взятки не идет ни в какое сравнение с масштабами деятельности ЕЭСУ. Эти $72 млн для концерна Тимошенко были суммой если не смешной, то уж во всяком случае не запредельной. Ясно также, что высшей точки своего могущества концерн достиг к началу 1997 года, т. е. на пике карьеры Лазаренко, а закат начался с момента отставки премьер-министра.

Бизнес украинских олигархов кто-то метко назвал «ситуативным». Заниматься одним направлением считалось рискованным – слишком легко отнять. Поэтому хватались за все, что только можно было взять под контроль. Газ был стартовой площадкой для целого конгломерата предприятий, стремительно приобретаемых Тимошенко. Главной пружиной роста концерна стала наркотическая зависимость от газа самых разных отраслей украинской индустрии. В обмен на газ ЕЭСУ получали векселя заводов за 50–70 % стоимости, меняли менеджмент и со временем становились их собственником. Так из чисто энергетического концерна ЕЭСУ постепенно превращались в многопрофильного монстра, владеющего трубными заводами, металлургическими и горно-обогатительными комбинатами… Рекламный буклет корпорации того времени повествует о двадцати промышленных и коммерческих структурах, научно-исследовательских институтах, венчурных фирмах, авиакомпании и двух банках. Ее деятельность была связана с 2500 предприятиями по всей стране. Всего за два года работы обороты ЕЭСУ достигли $10 млрд.

Таких темпов роста не знал бизнес ни в одной стране с реальной рыночной экономикой. Впрочем, ЕЭСУ к рыночной экономике не имели ровным счетом никакого отношения, как и его российский партнер «Газпром», да и все остальные постсоветские монополисты. Корреспондент «Известий», склонный к банальным формулировкам, назвал ЕЭСУ «государством в государстве». В киевском «Зеркале недели» появилась публикация под забавным заголовком «Украина вступила в ЕЭСУ».

Становясь «государством в государстве», постсоветские экономические монстры воссоздавали саму суть рухнувшей империи. Они были предельно агрессивны со слабыми игроками рынка, пожирая их или ставя на колени. И были так же иерархичны и столь же бестолково организованы, как и советские отраслевые министерства, поэтому неповоротливы и неэффективны. «В стенах ЕЭСУ, – вспоминает один из сотрудников Тимошенко тех лет, – пафосный дух обкома КПСС был смешан с бесшабашностью и лихостью фирмы середины 1990-х. Например, рядовые сотрудники без приглашения не могли пройтись по президентскому этажу. Там на рецепции сидели серьезные хлопцы из “Титана” с автоматами».

Постсоветская экономика напоминала «Парк юрского периода» – отрезанный от цивилизованного мира заповедник мамонтов, птеродактилей и динозавров. Эти концерны-монстры были бы обречены на вымирание, если бы в стране всерьез начались экономические реформы. Но реформы не начинались.

Туловище каждого из этих динозавров было связано длинной шеей с маленькой безмозглой головкой государственного управления. Другой экономики, кроме советской, государственные служащие не знали, да и знать не хотели. Живущие на деньги этих монстров чиновники были рады уже тому, что советские заводы опять задымили своими остывшими за годы независимости трубами. Экономика худо-бедно приходила в себя после развала империи.

Отношение общества к этим, на скорую руку сколоченным концернам-гигантам было не сплошь негативным. Уставшие от хаоса и безработицы люди с надеждой поглядывали в их сторону. Журналист «Киевских ведомостей» писал: «Можно ругать, ненавидеть, завидовать подобным компаниям, но нельзя не признать, что у их хозяев хватило ума, компетентности, успеха, связей и наглости создать формы и мышление, абсолютно приспособленные к нашей агрессивной налоговой, финансовой, социальной среде». Ему вторил автор «Рабочей газеты»: «Корпорация ЕЭСУ, наверное, единственная в украинской промышленности структура, которая не на словах, а на деле не дает встать на колени отечественному товаропроизводителю и помогает ему».

В начале 1997-го Юлия Тимошенко контролировала 25 % украинской экономики. Состояния украинских олигархов Ахметова, Пинчука и Коломойского позже, возможно, превосходили состояние Тимошенко, и обороты их фирм были масштабнее. А уж российские олигархи были намного богаче своих украинских коллег. Но ни один украинский, ни один российский олигарх, да, может быть, вообще ни один в мире предприниматель, за исключением разве что нефтяных шейхов Персидского залива, не мог похвастаться, что единолично контролировал четверть экономики своей страны.

По понятным причинам Юлия Тимошенко никогда не рассказывала журналистам и финансовым органам о размерах своего личного состояния, сколоченного за два года короткой, но чрезвычайно бурной истории ЕЭСУ. Ни в списках американского журнала Forbes, отслеживающего самые крупные частные капиталы в мире, ни в списках польского Wprost, составляющего подобные списки для Восточной Европы, имя Тимошенко ни разу не появлялось. Оценки журналистов противоречивы и недостоверны – от $2,5 млрд, которые называли украинские источники в конце 1990-х годов, до $6 млрд, о которых писала британская Times в 2005 году.

Коллеги-политики еще щедрее. Лидер Прогрессивной социалистической партии Наталия Витренко публично оценила состояние Тимошенко в $12 млрд. Ну а самым щедрым на сегодняшний день остается Виктор Янукович. Рассказывают, что в 2011 году в разговоре с докучливой Ангелой Меркель, которая уговаривала его выпустить Тимошенко из тюрьмы, президент Украины предложил канцлеру Германии заплатить за леди Ю выкуп в размере $7 млрд. Половину той суммы, что, по оценкам Януковича, вывезла Тимошенко в ЕС. Даже привыкшая ко всему Меркель потеряла дар речи, а потом просто перестала общаться со своим украинским коллегой.

Официальной информации нет. Поэтому допустимы любые, самые смелые фантазии. Ясно, что Юлия Тимошенко – человек очень богатый. Понятно, однако, и то, что за время работы на посту президента ЕЭСУ деньги как таковые постепенно перестали играть для нее решающую роль. Их достаточно, и новые средства на общих масштабах состояния уже не очень и сказываются. Где-то здесь, видимо, и проходит существенная грань между олигархом и самым успешным предпринимателем. Ты по-прежнему готов рисковать за игорным столом постсоветской экономики, но мотивация уже другая. Четверть национальной экономики пульсирует в твоих руках. От девочки из Дома таксиста зависит 2 млн рабочих мест на Украине. Ты – акула, волк, крокодил. Строитель, архитектор, творец…

Глава 8

Стать неприкосновенной

Формально дебют Тимошенко в политике состоялся в декабре 1996 года. И опять-таки формально это был блестящий дебют. На довыборах в депутаты Верховной рады по Бобринецкому избирательному округу Кировоградской области Тимошенко выдвинула свою кандидатуру и получила головокружительные 92,3 % голосов избирателей – рекордный результат в истории свободной Украины. Эти цифры и эту дату стоит запомнить.

Хотя, если рассматривать политику как борьбу программ и идеологий, то Юлия Владимировна пока еще далека от этого. Причин идти в Раду немало, но ни одна из них не имеет прямого отношения к ее будущей карьере. Это пока лишь дорогостоящая, но совершенно необходимая инвестиция в бизнес.

Она уже переночевала в запорожском СИЗО. Заплатила $100 000 за то, чтобы беспрепятственно улететь из московского Внуково. Она прекрасно знает, что любого предпринимателя, хоть бы и олигарха, любого городского начальника, главу региона или министра можно посадить. В течение месяца, недели или суток – тут все зависит от власти и подчиненных ей правоохранительных органов. Вообще прокуратура на всем постсоветском пространстве взяла на себя весьма специфическую роль, охотно решая любые проблемы своих заказчиков – политиков и бизнесменов. С ее помощью можно было устранить почти любого конкурента.

С депутатами, правда, получалось труднее. На них распространялась депутатская неприкосновенность. Для того чтобы народный избранник увидел небо в крупную клетку, прокуратура должна была провести ряд весьма хлопотных мероприятий. Официально внести в парламент просьбу о привлечении его к уголовной ответственности. Доказать, что обвиняемый опасен для общества. Но даже этих мер могло оказаться недостаточно. Депутатов связывала круговая порука.

Народные избранники, примеривая на себя судьбу оступившегося коллеги, запросто отказывали следователям, и тот оставался на свободе. Такие случаи бывали в разных постсоветских парламентах, вплоть до того, что в российской Госдуме довольно долго заседал настоящий бандит и убийца (что не было особой сенсацией), о «подвигах» которого знали все депутаты и писала пресса. И все-таки коллеги его не сдавали. Свою депутатскую неприкосновенность он утратил вместе с жизнью: «народные мстители», сводя старые счеты, похитили его из ресторана и расстреляли в подмосковном лесу.

Юлия Тимошенко верила в себя. Можно сказать, у нее было прекрасно развито чувство собственной исключительности. «О себе хорошо говорить не очень хочется, но и плохо невозможно», – однажды обронила леди Ю. Однако не чужд ей был и инстинкт самосохранения: она боялась тюрьмы.

Словом, когда по Бобринецкому избирательному округу были объявлены дополнительные выборы в Верховную раду, Тимошенко колебалась недолго.

В Днепропетровске у нее была бы фора – она сама из тех мест, а земляки за своих голосуют особенно охотно. Но и Кировоград был ей знаком: эта область являлась одним из клиентов ЕЭСУ. Президента всесильной корпорации здесь знали прекрасно, причем не только энергетики и газовщики. Местное начальство готово было ее поддержать, справедливо надеясь в будущем и на дополнительные поставки газа, и на инвестиции в область, и на простую человеческую благодарность депутата Тимошенко. Кроме того, все знали, что за ней стоит всесильный Лазаренко.

Однако дело было слишком важным, чтобы рассчитывать только на помощь «чужих»; его нельзя было пускать на самотек. За победу следовало бороться самой.

Предвыборная борьба – это выход из тишины шикарного кабинета руководителя корпорации, из-за огромного полированного стола для переговоров в открытый космос публичности. Это журналисты, встречи с избирателями, свет софитов, направленные на тебя объективы телекамер. Здесь-то и обнаружилась поначалу главная проблема.

Те, кто вспоминает о ее первых шагах в политике, поражаются, насколько тогдашняя Тимошенко не похожа на ставший привычным уже через пару лет образ. Ей было трудно общаться с незнакомыми людьми, и это заметили не только телевизионщики. Свет софитов был для нее слишком ярок – он ослеплял и лишал уверенности в себе. При своей эффектной внешности она не умела держаться на людях. У нее то и дело срывался голос. Она не контролировала собственные жесты: то нервно сжимала руки, то теребила волосы, сбивая прическу. Движения были скованы. Стоило ей оказаться в центре внимания, как у нее менялась походка и в глазах застывала тоска.

Все это выглядело довольно странно. На деловых переговорах, где решались вопросы несравненно более важные и общаться приходилось с людьми «пострашнее», чем обычные избиратели, она великолепно владела собой. Умела и напустить простовато-доверчивый вид, и ножку показать, и улыбнуться, разряжая ситуацию, и жестко одернуть зарвавшегося партнера. Когда надо, бывала холодна или с легкостью имитировала душевность. Но это – свой, уже знакомый мир, хоженый-перехоженый вдоль и поперек. Своя сцена, свои актеры, свои зрители и роли, заученные до дыр. В этом кругу она уже стала легендой. Здесь ее считали блистательной лицедейкой. Уважали за это, недолюбливали, ненавидели, восхищались. В любом случае, здесь она играла главные роли.

Что же получалось? Она – актриса камерного театра, не способная выйти на большие подмостки? Она не готова к представлениям на площадях? Умея влюбить в себя могущественного партнера по бизнесу, не умеет влюбить телекамеру? С подобными выводами Юлия Тимошенко смириться, разумеется, не могла.

В 1996 году она наняла специалистов по имиджу, которые должны были отучить ее от нелепых жестов, объяснить, как быть красивой в толпе, на сцене сельского клуба, перед телеобъективами, в лучах прожекторов. Именно перед избирателями Кировоградской области впервые проявились черты той Тимошенко, которая вскоре начала страстно клеймить «антинародный режим» с парламентской трибуны, позже повела за собой тысячи демонстрантов на уличных акциях общенациональной кампании «Украина без Кучмы», а в ноябре 2004 года превратилась в железного ангела Майдана Незалежности.

Позже один из имиджмейкеров назвал ее «гениальной актрисой уровня Голливуда». «Юлия учится молниеносно, впитывает все, как губка, – рассказывал он. – Достаточно один раз указать, где она ошиблась, и больше ошибка не повторится». Она может сесть за рабочий стол в 8 утра и встать в 4 часа ночи. Когда проблема уже кажется решенной, она все еще недовольна собой и просит инструктора начать все сначала. Имиджмейкер восхищался не только ее фантастической работоспособностью, но в первую очередь даром перевоплощения. Мастера поражали ее «обольстительный голос, усмешка, взгляд». Неоднократно он был свидетелем того, как леди Ю «точно дозировала свою красоту». И всегда выдавала ровно столько, сколько требовалось. Собеседник не скрывал потрясения. Юлия Владимировна оставалась холодна.

Вместе с имиджмейкерами она нашла беспроигрышную формулу успеха у избирателей. Следует быть красивой, но без вызова. Никаких броских нарядов и дорогой бижутерии – надо стать скромной и обаятельной, как юная сельская учительница. Ответы на любые вопросы журналистов и избирателей должны быть простыми и радикальными. А главное – не скупиться. Хотя и перебарщивать не стоит, а то конкуренты уже распустили по всей области слухи, что в кировоградскую глухомань собралась миллионерша из Днепропетровска и будет с вертолета деньги сбрасывать…

Никаких вертолетов не было. Пересев из привычного «мерседеса» в скромную «волгу», Тимошенко со своей командой отправилась по разбитым сельским дорогам в нищие деревни. Это была очень короткая предвыборная кампания – всего два месяца, однако чрезвычайно интенсивная. Главной задачей мечтавшей о депутатской неприкосновенности бизнес-леди было доказать избирателям, что чудо возможно.

По всей стране регулярно задерживали выплаты бюджетникам и пенсий старикам – по распоряжению премьера Лазаренко избирателям Бобринецкого округа погасили все задолженности за много месяцев. На улице стояла холодная осень, надвигалась суровая зима – и кандидат в депутаты Тимошенко бесплатно предоставила замерзающим кировоградцам 5000 тонн личного угля для обогрева школ и больниц. Большинство избирателей составляли крестьяне, и ЕЭСУ пообещали начать прокладку многокилометрового газопровода для газификации сел. Молодежь из деревень бежала, но для оставшихся здесь доживать свой век бабушек, основного ее электората, добрая Юлия Владимировна начала реставрацию разрушенных при коммунистах церквей. А если гас где-нибудь в сельском клубе свет посреди киносеанса, то достаточно было позвонить в штаб Тимошенко – свет скоро загорался…

Она с детства любила кино.

Весть о доброй женщине из Днепропетровска разнеслась по соседним областям, и чуть ли не во всех селах Украины в те дни граждане завидовали везучим бобринчанам, жалея, что счастливая возможность выбрать Юлию Тимошенко в украинский парламент досталась не им. Журналисты, не скрывая издевки, предлагали устраивать парламентские выборы ежемесячно, дабы раз и навсегда решить проблему с задолженностями по пенсиям и зарплатам.

Явка на выборы была огромна, а результаты голосования напоминали советские времена, когда избирателям в списке предлагался на выбор лишь один кандидат от нерушимого блока коммунистов и беспартийных. У Тимошенко формально имелись конкуренты. Но шансов у них не было.

Известный киевский журналист назвал Тимошенко «политиком года». Он, конечно, иронизировал, отмечая, что триумфальное избрание «газовой принцессы» открыло невиданные перспективы перед украинскими элитами: «Эта молодая симпатичная девушка является, по сути, могильщиком политической системы, да и политики как таковой вообще – нет смысла отныне иметь политические взгляды, или платформу, да и заниматься собственно политикой – достаточно иметь деньги».

Журналист остроумен, но едва ли справедлив.

Из 450 депутатов украинского парламента образца 1996 года мало кто мог похвастаться хоть какой-то серьезной политической программой. Аморфная, скандальная и шумно борющаяся за права абстрактного народа Верховная рада была избрана в 1994 году еще по советским законам, т. е. не по партийным спискам, а по мажоритарным округам. В парламенте имелись фракции, за которыми не стояли вообще никакие реальные политические силы. Депутаты в основном были чиновниками и предпринимателями, что в условиях постсоветского капитализма практически одно и то же. Фракции представляли интересы различных региональных или отраслевых кланов и яростно боролись между собой, а также с президентом и правительством за распределение и перераспределение бюджетных денег.

Законодательное творчество при этом всегда отступало на второй план. Рада предыдущего созыва в своих бюджетных разборках не сумела даже принять новой Конституции независимой Украины и в конце концов решила оставить в силе Конституцию УССР 1978 года. Рада 1994 года новую Конституцию все-таки приняла, но так и не нашла времени для принятия ключевых для любого государства законов, вроде Гражданского, Уголовного, Земельного или Налогового кодексов.

Для многих депутатов поход в парламент был таким же бизнес-проектом, как и для Тимошенко. Одни пришли сюда, чтобы защитить заработанные деньги. Для других, тех, кто денег еще не заработал, парламент предоставлял хорошие шансы для «первоначального накопления капитала». И почти для всех сине-желтый депутатский флажок на лацкане пиджака был страховкой от любых превратностей судьбы.

Дикий постсоветский капитализм «приватизировал» самые разнообразные сферы жизни, подчинив их рыночным законам. Много позже Тимошенко будет возмущаться тотальной коммерциализацией общественной жизни страны. «Могут ли средства массовой информации быть одновременно бизнесом? – задастся она вопросом в начале 2004 года. – И если да, то почему политические партии не являются бизнесом? Тогда можно и Администрацию президента превратить в акционерное общество!» В том же интервью она назовет политическую власть и бизнес «сиамскими близнецами», возмущаясь патологичностью украинского общественного организма.

Но в 1996 году олигарх и новоиспеченный парламентарий Тимошенко еще увлеченно играет по общим правилам.

Ей неприятны издевательские комментарии журналистов насчет «политика года», похоронившего саму идею политики под грудой зеленых купюр, но, в сущности, она должна радоваться подобным статьям, словно заказным и проплаченным. Новоиспеченному депутату на руку тот факт, что к ней – президенту самого успешного концерна Украины, чей кабинет охраняют «хлопцы с автоматами», и матери шестнадцатилетней дочери – относятся, как к богатой «девушке», решившей со скуки поразвлечься парламентскими играми. Было бы хуже, если бы с ней сразу, разобравшись в ее намерениях и оценив по достоинству недюжинные таланты, начали жестоко драться по привычным мужским правилам. Конечно, самолюбие страдает при чтении подобных текстов, но душа должна радоваться. У нее есть время.

Впрочем, парламент с его интригами и многоходовыми комбинациями тогда играл в ее жизни важную, но еще не главную роль. Парламент – это инвестиция в будущее. Пока же великолепно проведенные выборы и новый статус депутата принесли ей массу неожиданных и по большей части приятных сюрпризов.

На Рождество 1997 года Украинская православная церковь вручила Юлии Владимировне орден Святой великомученицы Варвары. Злые языки, конечно, поговаривали, что награждена она лишь за умение без лишних мучений расставаться с деньгами; дескать, орден – это только плата за восстановленные перед выборами в Кировоградской области церкви. Надо сказать, ценность всех этих орденов весьма девальвировалась в постперестроечное время. Церковь раздавала их местному начальству, как некогда Брежнев раздаривал посты своим «днепропетровским заединщикам». Да и мысль об индульгенции за былые олигархические грехи в связи с награждением Юлии Владимировны напрашивалась сама собой и приходила в голову не только острякам-злопыхателям.

Однако сама Тимошенко к награде отнеслась всерьез и орденом своим чрезвычайно гордилась. Народная избранница от Кировоградской области появлялась на всех официальных мероприятиях, прикрепив орден к лацкану черного пиджака от Chanel. Никаких других драгоценностей, даже часов, она не носила, зная за собой скверную привычку во время деловых переговоров снимать кольцо, часы, клипсы или браслет, крутить их в руках, а потом забывать на столе. При этом отнюдь не все партнеры по бизнесу, как, смеясь, рассказывала она журналистам, возвращали ей забытые драгоценности.

Великомученица Варвара – весьма примечательный персонаж в пантеоне православных святых. Дочь знатного язычника Диоскора была красавицей. Она тайно приняла крещение и самым страшным образом поплатилась за свою веру. Варвару долго пытали – подробное описание чудовищных пыток наравне с воспеванием ее необыкновенной красоты занимает центральное место в мифе о Варваре. Обнаженной ее водили по городу, били до крови, отрезали груди, раздирали раны острыми черепками, жгли тело огнем, били молотком по голове, терзали крючьями… А после того как она не отреклась от веры, осудили на смерть. В конце концов отец лично отрубил ей голову. Мощи святой в XII веке были перевезены в Киев.

Какое отношение имеет великомученица Варвара к молодой сияющей даме с депутатским значком? Четыре года спустя, проведя 42 дня в Лукьяновском следственном изоляторе, Тимошенко вспомнит о полученной награде: «Я тогда подумала: почему именно орден Варвары-великомученицы? Ведь у этой женщины была такая тяжелая жизнь… И только теперь я поняла, насколько прозорливы были отцы церкви, вручив мне именно этот орден. Пример этой святой женщины помогает мне достойно преодолевать мой нелегкий путь». В интервью, особенно перед телекамерами, Тимошенко часто заносит в патетику и китч.

Позже судьба Варвары, соединяясь с ее собственной судьбой, подскажет Юлии Владимировне важный элемент ее нового образа – образа прекрасной мученицы за убеждения. Имя Варвары не привяжется к ней, его заменит имя Жанны д’Арк. И это правильно: Жанна д’Арк ей, конечно, ближе, чем Варвара. Тимошенко – скорее воительница, нежели безропотно принимающая страдания мученица, пусть и неземной красоты…

Так или иначе, но в 1997 году церковный орден выглядел на пиджаке олигарха Тимошенко столь же нелепо, как и большинство проявлений новообретенного православия на просторах рухнувшего имперского атеизма. Показной верой власть пытались залатать идеологическую пустоту, возникшую на месте коммунистической пропаганды. Президенты и их свиты неумело крестились перед иконами в дни церковных праздников, а центральное телевидение транслировало это зрелище на всю страну. Жены президентов совершали паломничества к старцам. Олигархи призывали священников, чтобы те окропили святой водой их новые дома, новые «мерседесы», новые офисы. Бандиты, пытая «цивилизованных кооператоров», не прятали золотых крестов на волосатой груди. Не снимали их за работой и проститутки.

Государственное православие приобретало порой самые дикие формы. Та же великомученица Варвара, например, по какой-то неведомой причине стала официальной покровительницей Ракетных войск стратегического назначения России. В 1995 году, побывав в Главном штабе ракетных войск, патриарх Московский и всея Руси передал генералам ее икону, и с тех пор изображение Варвары украшает все командные пункты всех ракетных дивизий Российской Федерации. По идее Варвара должна благословить каждую российскую ракету, несущую ядерную боеголовку в любую точку мира. Еще одно незаслуженное мучение для несчастной великомученицы.

Впрочем, церковный орден – приятный, но не единственный сюрприз депутату Тимошенко. К ней, наконец, пришла настоящая слава.

Глава 9

«Газовая принцесса»

В Советском Союзе девочки рисовали в школьных тетрадках принцесс. У принцесс были туфельки на высоких каблуках, огромные голубые глаза, рукава-фонарики, тонкие талии, юбки колоколом и волосы золотого цвета.

Девочка Юля из Дома таксиста на проспекте Кирова в Днепропетровске выросла и сама стала принцессой. Она может позволить себе сколько угодно нарядов от любого французского кутюрье. У нее бесконечное множество итальянских туфель на высоких каблуках. Она любит самостоятельно придумывать наряды и, сочиняя с портнихой очередное платье, пририсовывает рукава-фонарики. В конце концов, волосы она тоже перекрасила в золотой цвет.

Прозвище «газовая принцесса» было одной из многочисленных журналистских выдумок. Про президента ЕЭСУ и депутата Верховной рады газеты писали, словно соревнуясь друг с другом в сочинении китчевых прозвищ. Изредка в столичной, чаще в провинциальной украинской прессе тех лет Тимошенко – «добрая фея», «Венера, вышедшая из пены морской», «леди Ю» или просто «Она».

Слово «газовая» в сочетании со словом «принцесса» ассоциируется не с шипением кухонных конфорок и даже не с шелестом заработанных на российском газе долларов, а с таинственным шорохом полупрозрачных шалей и шарфов. Собственно говоря, именно из посвященной Юлии Тимошенко модной коллекции «Королева газа», из всех этих шелковых струений и газовых полупрозрачностей и родилось ее прозвище. Ну а журналисты, припомнив принцессу Диану, чей культ докатился и до Украины, исправили «королеву» на «принцессу».

У новообретенной славы много лиц. Один и тот же человек – молодая женщина по имени Юлия Тимошенко – оказывается одновременно святой и преступницей, символом чистоты и корыстного распутства, королевой красоты и детищем имиджмейкеров, доброй благотворительницей и чудовищем.

Вокруг нее вьются провинциальные модельеры, спортсмены, попы и военнослужащие. Ей пишут письма с просьбой помочь, выручить, спасти, с предложениями руки и сердца. Ей раскрывают душу, желают счастья, называют ведьмой и грозят убить. И это нормально. Так в любой стране народ обращается к своим кумирам – певицам, киноактрисам, телезвездам. Примерно в том же духе советские люди писали самой знаменитой из эстрадных див – Алле Пугачевой.

Разница эпох проявилась лишь в том, что иногда от нее требовали участия в каких-то диких проектах по ведению совместного бизнеса. И еще в том, что культ ее личности охватывал сферы, недоступные прежде даже самым великим звездам советской эстрады и кино. Например, бобринецкая районная футбольная команда «Новатор» была торжественно переименована в «Юлию-Новатор». Отныне каждый забитый гол темпераментные форварды посвящали ее имени.

Конечно, все это не было бескорыстно. Дизайнеры моды мечтали погреться в лучах ее славы, на ее имени въехать в большой бизнес. Футбольные тренеры и директора спортклубов, люди простодушные, просили денег. Юлия не жадничала. Среди открытий, сделанных ею после того, как она стала богатой, это оказалось самым интересным: сорить деньгами – приятно. Ни в чем себе не отказывать – счастье. Собственно говоря, об этом она и мечтала в своем нищем детстве и бедной юности.

Деньги сделали ее всемогущей. Хочется пообщаться за обедом с аккредитованным в Москве американским журналистом Мэтью Бжезинским, племянником знаменитого Збигнева? Есть желание – нет проблем. За Мэтью она посылает самолет из Днепропетровска. После обеда самолет доставит журналиста обратно в Москву. Племянник смущен, он не хочет в одиночку занимать самолет компании. Она его успокаивает: «Не беспокойтесь. У меня их четыре».

Позже потрясенный Бжезинский посвятил ей целую главу в своей книге Casino Moscow: «Мы неторопливо ехали по бетонированному аэродрому, проезжая мимо гигантского АНА. Открытые ворота грузового люка придавали ему сходство с огромным китом, разинувшим пасть. И тут нашим глазам предстало сияющее видение. Это был самолет Тимошенко. Нижняя часть была окрашена золотом, как и надпись на глянцевом темно-синем боку: “ЄДИНІ ЕНЕРГОСИСТЕМИ УКРАЇНИ”. На другом боку самолета та же надпись по-английски. А лучи солнца, изображенного на хвосте, были словно ореол вокруг сверкающего логотипа ЕЭСУ. “Приятного полета!” – сказал водитель, демонстрируя ни с чем не сравнимое славянское гостеприимство. Мне начинал нравиться мой статус VIP-гостя».

Воображение Бжезинского поразили и развязная блондинка-стюардесса, стремившаяся, согласно инструкции, очаровать американского гостя, и похожий на морского волка Геннадий Тимошенко, встречавший его в Днепропетровске, и «мерседесы» с бронированными стеклами, и взвод телохранителей из числа бывших советских спецназовцев, который охранял Юлию Тимошенко. Главу о ней он назвал «Женщина ценой в 11 миллиардов долларов». Еще одно прозвище в коллекции леди Ю.

Свою славу она воспринимала как должное. Купалась в ее лучах. Была убеждена, что заслужила эту громкую известность неустанной работой и личными качествами. Юлия Владимировна самолюбива: «газовой принцессе» нравится, когда в газетах печатают ее интервью с тщательно подобранными фотографиями. Ей приятно представить себе картину: одноклассники или однокурсники включают телевизор – и вдруг видят ее на парламентской трибуне. Жаль только, что льстивыми интервью дело не ограничивалось.

Она негодовала, становясь жертвой скандальных публикаций, построенных на «лживых измышлениях». Она еще не привыкла, она – дебютант, не догадывающийся о том, что только так слава и выглядит. Мед, перемешанный с дегтем. Честное восхищение и честная ненависть. Проплаченная соратниками неумеренная хвала и проплаченные врагами поношения с грязными домыслами по поводу ее личной жизни. А также вполне искренние и вполне издевательские тексты о ее первых шагах в политике.

Тимошенко прекрасно знает, что фотогенична и что на фотографиях, как правило, выглядит лучше, чем в жизни. Она понимает, что внешность – ценнейший ее капитал и капиталом этим можно и нужно распорядиться умело.

Своей фигурой она занимается с истовым упрямством красавицы, достигшей 35-летнего рубежа. Каждый день начинается с получасовой пробежки. Потом – тренажеры, ими заставлен весь гараж дома под Киевом. Она обожает сладости, но на шоколад, как и на прочие излишества в еде, наложено табу. Если ее угощают конфетами и отказаться нельзя, она берет одну, откусывает маленький кусочек, например орех на верхушке, и, мило улыбнувшись собеседнику, откладывает лакомство. Она довольна своей кожей – спасибо генам, бабушка до шестидесяти дожила без единой морщины. В интервью она утверждает, что не пользуется никакими кремами, что ее коже необходимо только мягкое мыло и кипяченая вода для ежедневного умывания. Что касается одежды, то она уже нашла свой стиль – строгое сочетание черного и белого. Ее любимые дизайнерские дома – Dolce & Gabbana и Chanel, любимые духи – Angel от Мюглера, декоративная косметика – французская R-studio. Невысокий рост компенсируют туфли на очень высоких каблуках.

Своими волосами она недовольна, с ними приходится регулярно экспериментировать. Она стрижет их «каре», «каскадом», подкрашивает и каждый раз тщательно укладывает. Позже начнет обесцвечивать и доэкспериментируется до того, что волосы совсем истончатся, посекутся на концах, и придется придумывать что-то совсем новое. Тогда-то Тимошенко и придет к одной из самых гениальных своих выдумок – к уложенной нимбом косе а-ля Леся Украинка.

Еще она завела личного фотографа – человека профессионального и без особых амбиций. Из его многочисленных снимков можно спокойно выбирать лучшие, безжалостно уничтожая остальные.

Бизнес-леди и народная избранница Тимошенко стремительно превращалась в персонажа светских хроник, звезду украинской массовой культуры. Происходило это поначалу как-то само собой, просто потому, что журналистам она была интересна, а не только за деньги, как у других вершителей судеб. Уж больно выделялась она на общем фоне – эдакая райская птичка среди хмурых стервятников в малиновых пиджаках с безжалостными глазами. Но чудеса быстротечны, сам по себе ни один, даже самый выразительный образ массовой культуры не продержится долго. Поэтому из объекта масскультуры нужно шаг за шагом превращаться в его творца, а значит, учиться быть режиссером, автором, интерпретатором мифа по имени «Юлия Тимошенко».

Именно в эти годы миф «Тимошенко», соединяющий в себе правду и ложь, эротическое возбуждение, запах денег, фантазии журналистов, сплетни врагов и циничные анекдоты, начал самостоятельную жизнь, отправляясь в долгое путешествие – сперва по Украине, потом по странам бывшего СССР, а позже по Европе и миру. В этом мифе сошлись противоположности. Тимошенко как персонаж массовой культуры – это и Миледи, обольстительная злодейка из «Трех мушкетеров», и учительница младших классов, всегда знающая простые ответы на любые, самые сложные вопросы, и советская «интердевочка» с ее искренней заботой о больных и униженных.

Скорлупа мифа вскоре превратилась в броню, через которую почти невозможно пробиться к реальному человеку. Чем талантливее Тимошенко разыгрывала искренность перед журналистами, тем труднее было хоть что-то понять. Впрочем, жизнь депутата парламента и президента ЕЭСУ бежит столь стремительно, дел такая прорва, что у нее самой, вероятно, не было ни минуты, чтобы остановиться и задуматься: а где я сама в этой жизни и чего по-настоящему хочу?

Юлия Тимошенко желала славы, денег, признания своих талантов и восхищения зрителей. Всего этого было в избытке, но чего-то уже не хватало. Внутри сосала какая-то пустота. Славу, деньги и восхищение, как некогда «деревянные» советские рубли, хотелось конвертировать в твердую валюту – во что-то более надежное.

Ее карьера в бизнесе сложилась самым потрясающим образом. Не сложилась личная жизнь. Хотя мужчин вокруг полно, только помани пальцем, но вот – не сложилось.

Может быть, дело в том, что после Саши рядом не возникало никого, с кем было бы так же легко, душевно, спокойно, счастливо, как в юности? В одном интервью она призналась, что самым острым воспоминанием о свадьбе осталось утро следующего дня. Первый завтрак, который она подала мужу, щемящее радостное чувство, что детство закончилось и вот теперь она всегда будет готовить завтрак для любимого человека. А ради кого сегодня бежать к плите? Может быть, оттого и называла она перед журналистами все эти годы Сашу мужем, первой и единственной любовью своей жизни, и делала вид, будто они все еще вместе, что у нее есть семья.

Однако Саша был уже не нужен, да и никто, по совести, не вызывал сильных чувств. Чувства, испытанные в эти годы, – очень сильные чувства, острее и ярче любовных. Как их назвать – чувство беспредельной власти, беспредельных денег или беспредельного самоутверждения? Все слова правильные и все неточные.

Зато более или менее ясно, отчего она одна. Одна, даже если рядом пробегает короткую дорожку какой-нибудь очередной бойфренд. Дело в том, что любой партнер почти неизбежно является человеком ее круга. Или становится им. А круг этот – довольно узкий, заколдованный, порочный, предельно опасный.

В постсоветском бизнесе надо бояться всех, включая самых близких, которые, между прочим, тоже могут и продать, и предать. Примеров хватает.

Павел Лазаренко позже выскажется в том смысле, что никогда не верил Юлии Владимировне. Она то же самое могла бы сказать и о нем, да и почти обо всех, кто ее окружал сперва в КУБе, после в ЕЭСУ. О каком доверии может идти речь, если даже бизнес-схемы, которые она разрабатывала все эти годы, ставили заслон на пути расхищения денег самыми надежными с виду партнерами. Лживость и подлость партнера как бы закладывалась во все схемы, сводя риски к минимуму. Она никому не верила, и ей никто не доверял. При чем тут любовь?

Много лет спустя, холодно усмехнувшись, она вспомнит 1990-е годы и разоткровенничается. «Сперва все мужчины, которые занимались со мной бизнесом, предполагали, что за моей спиной кто-то стоит. Эдакий мощный плечистый мужчина. Что я просто… – она задумается, подбирая приличное слово, не найдет его и рассмеется. – Но потом все поняли, что это не так». Она еще добавит, что рядом с ней все время шли какие-то мужчины, которых назовет «соратниками», словно речь идет о войне. «Но потом они исчезали, а я продолжала свой путь». В полном одиночестве? До такой степени она откровенна не будет.

Особенно одиноко стало после отъезда Жени на учебу в Англию. Было это еще во времена КУБа, дочери тогда исполнилось тринадцать. Девочка плакала, звонила и просила забрать ее домой. Мама тоже плакала и говорила: «Держись, дочка, мы с тобой!» Вся эпоха ЕЭСУ пройдет на фоне телефонных звонков в Лондон и из Лондона.

Потом за границу уехал и Александр Гравец. У него сдали нервы. Когда по приказу Кучмы начался наезд на их бизнес, он решил, что пора вставать из-за игорного стола и уносить выигрыш. Гравец переселился в Израиль. А Тимошенко осталась. Она не могла и не хотела уезжать. Она понимала, что за границей безопаснее, чем на Украине, но для себя вопроса об отъезде никогда всерьез не ставила. После Жени и Гравца ей предстояли еще не одни горькие проводы – навсегда уехали многие партнеры по бизнесу, позже она провожала за границу Сашу и тестя, спасая от прокуратуры, да и вообще была вынуждена вывезти из Украины многих своих друзей, коллег и родственников. Наконец, в декабре 1998 года посадила в принадлежащий ей самолет Павла Лазаренко.

Одним из немногих людей на пути Юлии Тимошенко, обладающих потенциалом такого же серьезного игрока, как она сама, был Виктор Пинчук. Она всегда считала, что может сработаться с кем угодно. Она умела договариваться, очаровывать, увлекать за собой. С Пинчуком этого не получилось.

У них было много общего. Ровесники, родившиеся с разницей в две недели. Днепропетровцы, чьи карьеры в бизнесе начались с родственной поддержки исполкома области. Если свекор Юлии Тимошенко был начальником облкинопроката, то тесть Виктора Пинчука – заместителем заведующего Днепропетровским облздравотделом. Она была красива, он – интересен, образован, изыскан. Оба были горды и не знали страха. Пинчук – один из немногих украинских олигархов, который, назло всем антисемитам, никогда не скрывал своего еврейства, а напротив, гордился принадлежностью к старинной еврейской семье с традициями, уходящими в глубину ХVII века.

У Тимошенко и Пинчука были общие интересы в бизнесе – нефть, газ, металл. В 1990 году они попробовали объединиться, была создана совместная корпорация «Содружество», которая занималась импортом российского и туркменского газа. Однако очень скоро корпорация распалась: Пинчук ушел в самостоятельное плавание, а Тимошенко создала ЕЭСУ.

О причинах их разрыва позже много фантазировали журналисты. По одной из версий Тимошенко решила «кинуть» Виктора Пинчука, при этом никто так и не смог достоверно узнать, в чем именно это выразилось. Коллеги пишут, что в ходе недолгой совместной деятельности Юлия Владимировна просто изучила наработки Пинчука, настоящего мастера в изобретении новых бизнес-схем. А потом отказалась от партнерства. По слухам, участвовали в разводе «Содружества» и серьезные бандиты, причем на стороне хрупкой «принцессы».

Впрочем, самая любимая желтыми газетами версия – «служебный роман». «Это не бизнес, это что-то очень личное», – пожимали плечами журналисты, наблюдая за перипетиями взаимоотношений Тимошенко и Пинчука. И действительно, чем, как не романтической историей можно было объяснить страстность их взаимной ненависти, когда Пинчук, став зятем президента Кучмы и миллиардером, яростно громил империю Тимошенко, а после «оранжевой революции» премьер-министр Юлия Тимошенко с той же яростью пыталась обратить в руины империю Пинчука.

Однако, что бы ни произошло между ними, главная причина разрыва была, скорее всего, в невозможности столь похожих и ярких людей ужиться друг с другом. Настоящий роман у Юлии мог бы, наверное, получиться только с человеком такого масштаба, как Пинчук. А не получилось даже бизнеса.