…Ваш маньяк, Томас Квик Ростам Ханнес

Операционной системе в ноутбуке Ханнеса Ростама требуется всего девять секунд, чтобы рассчитать размер его архива по Квику. Затем на экране появляется статистика: папка вмещает 12,5 гигабайта информации — в общей сложности 5918 документов, рассортированных в 402 папки. Одна папка «Жертвы Томаса Квика» содержит 1588 документов.

Ханнес прочел все материалы следствия два раза. Некоторые протоколы допросов он прочел пять раз, другие — десять и даже больше. Самой большой загадкой оказались утверждения суда, что Квик знал подробности, которые могли быть известны только исполнителю преступления.

— Никто другой, кроме Ханнеса, не смог бы это осуществить, — говорит Стюре Бергваль. — Материалы столь объемные, запутанные, в них было столько слоев… Мне кажется, тут нужен определенный склад характера. Тут нельзя немного поскоблить на поверхности — приходилось забираться в дебри. А Ханнес — человек колоссально тщательный и основательный. В первые два года мы общались по телефону в общей сложности полторы тысячи часов. Мы разговаривали буквально каждый день, иногда по два часа.

Ханнес Ростам:

— Другие критики облегчили себе задачу, потому что оставались вопросы, на которые следовало дать ответ. А поиск ответов требовал массы времени. Расположить все убийства в хронологическом порядке, четко отметить, что Квику было известно и что не было известно в разные моменты времени, — это заняло кучу времени и требовало, чтобы я знал материал как свои пять пальцев, чуть ли не наизусть.

В конце концов Ханнес обнаружил повторяющийся стереотип во всех делах: почти все, что мог сообщить Квик, он либо вычитал в газетах, либо узнал от своего психотерапевта Биргитты Столе, мнемоэксперта Свена-Оке Кристианссона или следователя Сеппо Пенттинена. Остальное следователи получали, отсортировывая немногочисленные случайные совпадения среди огромного числа ошибочных сведений Квика. Отредактированные видеозаписи реконструкций и следственных экспериментов, которые на суде рисовали образ Квика как исполнителя преступлений, в несмонтированном виде говорили совершенно противоположное.

Важнейшими участниками мошенничества стали прокурор Кристер ван дер Кваст, который активно противодействовал всему, что вызывало сомнения в виновности Квика, а также адвокат Клаэс Боргстрём, который просто-напросто и не пытался защищать своего клиента.

Летом 2009 года, работая над последним документальным фильмом, Ханнес Ростам начал работу над книгой «Дело Томаса Квика. Как создать серийного убийцу». Затем работа застопорилась, и он уже почти решил бросить начатое, когда в прошлом году с ним связался литературный агент Никлас Соломонссон и рассказал, что такая книга — проект его мечты. У Ханнеса открылось второе дыхание, он взял отпуск за свой счет на шведском телевидении, чтобы целиком посвятить себя написанию книги.

Одновременно он почувствовал, что здоровье его ухудшается. Он ощущал усталость и апатию, но считал, что это последствия затянувшегося развода с женой Леной. В конце концов Ханнес обратился к врачам, жалуясь на потерю веса и сердцебиение. После рентгена брюшной полости он узнал, что у него метастазы в печени и что дело очень серьезное.

— Когда я получил известие, что у меня рак, то… — Он расставляет пальцы и разводит руками. — Я все сразу же забросил! Убрал со стола все бумаги. Я понял, что с этого момента будущее является полной неизвестностью.

Рукопись книги лежит, аккуратно подшитая в папку формата А4 на рабочем столе на его даче. На первой странице красуется цитата из «Доктора Гласа» Яльмара Сёдерберга: «Нам хочется, чтобы нас любили, или хотя бы почитали, хотя бы боялись, хотя бы поносили и презирали. Нам хочется внушать людям хоть какое-нибудь чувство. Душа содрогается пустоты и жаждет общения любою ценою».

Для Ханнеса Ростама это во многом объясняет трагедию Томаса Квика.

— Там сплетаются психология и юриспруденция — эти истории просто ошеломляют. Пытаешься понять, как устроен человек. Но если даже ты понял Квика и понял, почему он сознался, остается еще большая мистерия: Сеппо Пенттинен, Кристер ван дер Кваст, Клаэс Боргстрём, Биргитта Столе и Свен-Оке Кристианссон. Как они могли поддерживать весь этот цирк и разъезжать с Квиком, который под таким кайфом, что едва ворочает языком, иногда даже вообще не может говорить, однако в деталях помнит события пятнадцатилетней давности. Вот здесь уместно говорить о психологической загадке. Ведь все они — образованные люди.

Лейф Г. В. Перссон:

— Само полицейское расследование дела Квика стоило около ста миллионов. К этому следует добавить работу десяти-двадцати полицейских в Норвегии в течение восьми лет. Добавьте расходы на лечение, судебные издержки и гонорар Боргстрёма в пять миллионов — получается уже под двести миллионов. И что создано на эти деньги? Ну что ж, удалось оградить от правосудия кучку настоящих убийц и превознести мифомана. Что за идиоты заседают в наших судах? А действия Боргстрёма вообще не поддаются пониманию. Он не просто адвокат, он очень талантливый адвокат. Похоже, он натянул шапку на глаза до самого подбородка. Хотя, наверное, это был всего лишь легкий способ заработать деньги. Я сказал ему об этом в глаза, и с тех пор он со мной раззнакомился.

Когда Стюре Бергваль взял назад свои признания по телевидению, послышалось множество критических голосов оппонентов из других СМИ. Как ван дер Кваст, так и Боргстрём выразили убеждение, что журналистское расследование Ханнеса Ростама ничего не изменит.

Однако вскоре скептики стихли — по мере того, как одно за другим удовлетворялись ходатайства о пересмотре дела.

— Но сколько времени на это ушло! — говорит Ханнес. — В декабре будет три года с момента выхода первого документального фильма о Квике. То, что с него сняли один приговор, потом второй, а теперь удовлетворили ходатайство о пересмотре третьего, четвертого и пятого, — это не считается. Только когда не останется ни одного приговора — ноль, только тогда можно будет сказать, что дело сделано. Остается надеяться, что я доживу до этого дня. Было бы здорово.

Говорит о том же самом и Стюре Бергваль, в голосе его слышатся слезы, он начинает запинаться:

— Ханнес должен… быть здоров… когда наступит этот день. — Он всхлипывает в трубку. — Я это чувствую. Он справится с болезнью.

Сообщения медицины меняются день ото дня — то компьютерная томография показывает, что метастазы рассасываются, то врач начинает подозревать, что в организме у Ханнеса есть другие, не выявленные очаги болезни. Ханнес старается не кидаться из крайности в крайность:

— Есть люди с таким диагнозом, как у меня, которым жить осталось месяца три, а есть те, кто доживает до естественной смерти. Гадать не имеет смысла.

Как и многие другие пациенты, столкнувшиеся со шведской системой здравоохранения, он порой испытывает фрустрацию по поводу полного отсутствия личностного подхода: одно отделение никак не может узнать, что делает другое, и все это означает для пациента ожидание, ожидание, ожидание.

В следующую секунду он может разразиться восторженной речью по поводу почти безграничных ресурсов:

— В другие времена мне оставалось бы лишь лечь и ждать смерти. Сейчас же по пути туда успеваешь поучаствовать в очень интересных событиях. Мне собираются ввести какое-то ужасно эффективное вещество — очень любопытно. Это своего рода радиоактивный изотоп, у которого такой краткий период полураспада, что его должны доставлять от производителя в больницу в тот же день. Если сегодня вечером ты увидишь над Хисингенгом зеленоватое сияние — кто знает, возможно, это я?

В других ситуациях он бывает серьезен:

— Я был совершенно здоров пятьдесят шесть лет, и это неплохой результат. Я прожил хорошую жизнь — не всякий может о себе такое сказать. У меня трое детей, которых я люблю и которые любят меня. И еще я сделал две успешные карьеры. Так что мне грех жаловаться.

Однажды вечером в домике на дачном участке наступает момент подведения итогов. У Ханнеса болят ноги — «так бывает, когда не остается подкожного жира, смазывающего суставы», — и он кладет их на белый диванчик в гостиной.

Для многих людей, которых он затронул в своих программах, жизнь изменилась к лучшему: справедливость восстановлена для Стюре Бергваля, Бу Ларссона и невинно осужденных подростков из Фалуна. Мать Осмо Валло смогла похоронить своего сына.

Труднее найти конкретные последствия для виновников этих драматических событий.

Полицейские, начавшие пальбу в Гётеборге, полностью ушли от ответственности. Прокурор и следователи по делу Бу Ларссона остались на своих должностях. Никто из шарлатанов от управления судебно-медицинской экспертизы в деле Осмо Валло не получил ни малейшего замечания, и пока никто из сидящих на ответственных постах не высказывал мысли, что настало время перетрясти как Сэтерскую больницу, так и все дела с участием Кристера ван дер Кваста.

— У меня возник повод для размышлений, когда Ниссе Хассон ездил в Монте-Карло получать один из призов за программу «Дело Ульфа», — говорит Ханнес Ростам. — Испанский член жюри удивился: «Подумать только, что такое может произойти в стране, создавшей систему омбудсменов». Это заставило меня задуматься, в чем функция омбудсмена юстиции.

Вся суть должности омбудсмена юстиции состоит в том, что он призван защищать граждан от злоупотребления властью и произвола государственных органов. Кроме того, он имеет право возбуждать уголовное дело. Ханнес Ростам подчеркивает, что в «деле Ульфа» было допущено много преступных действий: фальсификация доказательств и сокрытие от суда фактов. Омбудсмен юстиции довольствовался формулировкой «подлежат резкой критике».

— И на этом все закончилось. Бу Ларссону выплатили несколько миллионов в качестве компенсации, но никто из замешанных в этом деле не понес никакого наказания. Шведская модель живет и побеждает: главной ценностью является согласие, а ответственности никто не требует. В особенности в высших эшелонах власти. Швеция — маленькая страна, и если держаться наверху иерархии, в первую очередь юридической, то круг профессионального общения очень узок. Одни и те же люди постоянно встречаются на семинарах и совещаниях. Тот, кто хоть как-то высовывается, рискует навредить самому себе.

— Задача омбудсмена юстиции — всего лишь отделаться от горячей картофелины, которая целый год будет лежать и остывать, прежде чем он выскажется так или иначе, когда все уже успеют забыть, о чем речь.

Ханнес Ростам особенно разочарован в Йоране Ламберце, который в принципе несет ту же ответственность, что и омбудсмен юстиции.

— Вот пример того, когда все, наоборот, может произойти слишком быстро, как в том случае, когда Пелле Свенссон подал канцлеру свое заявление по делу Томаса Квика. Это был подробный анализ хода следствия, с протоколами, решениями суда и видеокассетами, в общей сложности несколько десятков тысяч страниц. За шесть дней Ламберц закончил проверку, включая написание решения, где он к тому же похвалил Сеппо Пенттинена и Кристера ван дер Кваста за «работу, проделанную на высоком профессиональном уровне». Это просто несерьезно. Кстати, для Ламберца Клаэс Боргстрём — не только пример для подражания, но и ближайший друг.

Ханнес Ростам считает, что интересно сравнить юридическое послесловие после волнений в Гётеборге с соответствующими последствиями волнений в связи со встречей в верхах в Генуе. В Италии двадцать пять полицейских разных званий предстали перед судом за грубые должностные нарушения. В Швеции уголовное дело было закрыто.

— Дело не в том, симпатизирую ли я тому, что сделал Ханнес Вестберг, — я ставлю под сомнение, как с чисто юридической точки зрения можно в здравом уме и трезвой памяти выстрелить человеку в живот. Обычный исход такого выстрела — смерть, он выжил буквально чудом. Стало быть, худосочного молодого человека, который совершенно один и у которого в руках ничего нет, можно запросто застрелить. Просто поразительно, как суд оценил ситуацию, ориентируясь лишь на описание, данное полицией. С их слов, «небо потемнело от летящих камней» и «нападающий не обращал внимания на предупредительные выстрелы». Никого не волновало, что в тот момент улица была почти безлюдной и прошла целая минута между предупредительным выстрелом и выстрелом, поразившим Ханнеса Вестберга.

Ханнес Ростам осознает, что будущее оправдание Стюре Бергваля также не приведет к конкретным последствиям для виновников, «за исключением вечной дурной славы». По должностным нарушениям уже вышел срок давности, а некоторые из ключевых лиц этой истории, тот же ван дер Кваст, уже на пенсии. Однако Ростам надеется, что история Квика станет водоразделом:

— В шведской правовой системе есть изрядная доля самодовольства — она иерархичная и средневековая, невосприимчивая для критики. Однако восемь приговоров за несовершенные убийства не отбросить в сторону со словами «shit happens».[50] Разные суды выносили решения по разным делам. Все это просто немыслимо в современном правовом обществе. Дело Томаса Квика имеет такие пропорции, что невозможно уйти от вопроса: какие дефекты сделали возможным такой поворот событий, что пациент, находящийся на принудительном лечении в психиатрической больнице, был осужден за восемь убийств? Мне кажется, это должно привести к созданию гражданской комиссии.

Он поправляет подушку, подоткнутую себе под спину:

— Остается надеяться, что в ней будут граждане не самого трусливого склада.

Маттиас ЙоранссонИз: Фильтр 22, опубликовано в сентябре 2011 года