Дарующий звезды Мойес Джоджо
Пила в баре. Разговаривала с незнакомыми мужчинами. Обсуждала с Марджери О’Хара книгу «Любовь в браке». Написала матери письмо с просьбой разрешить ей, Элис, вернуться.
– Где мисс Кристина?
– Мисс кто? – растерянно заморгала Элис.
– Мисс Кристина!
Элис посмотрела на Беннетта и перевела взгляд на его отца:
– Я… я понятия не имею, о чем вы говорите.
Мистер Ван Клив сокрушенно покачал головой, словно Элис была умственно неполноценной:
– Мисс Кристина. И мисс Евангелина. Куклы моей жены. Энни сказала, что они пропали.
Элис сразу расслабилась. Она выдвинула стул, поскольку никто из мужчин об этом не побеспокоился, и села за стол:
– Ах эти… Я их взяла.
– Что значит – ты их взяла? Куда ты их дела?
– В семье, которой я привожу книги, есть две чудесные маленькие девочки, недавно потерявшие мать. Им неоткуда ждать рождественских подарков, а я знала, что, получив эти куклы, они будут на седьмом небе от счастья.
– Получив эти куклы?! – У мистера Ван Клива глаза вылезли из орбит. – Ты отдала им моих кукол?! Этой деревенщине?!
Элис аккуратно сложила салфетку на коленях и посмотрела на Беннетта, уставившегося в тарелку:
– Я взяла только две куклы. Не думала, что от этого кому-нибудь будет хуже. Они просто сидели на комоде, собирая пыль, и к тому же там осталось еще полно других. Если честно, я считала, что вы вообще не заметите. – Элис попыталась улыбнуться. – Ведь как-никак вы оба вполне взрослые мужчины.
– Это куклы Долорес! Моей дорогой Долорес! Мисс Кристина была у нее с детства!
– Ну, тогда прошу прощения. Не думала, что это так важно для вас.
– Элис, что на тебя нашло?
Она устремила взгляд на лежавшую на скатерти ложку, а когда наконец обрела дар речи, голос ее звучал напряженно:
– Я просто занималась благотворительностью. Тем самым, чем, по вашим словам, всегда занималась миссис Ван Клив. Ну а вы, мистер Ван Клив, что вы собирались сделать с теми двумя куклами? Вы ведь мужчина. И вам должно быть наплевать на кукол, точно так же как и на большинство безделушек в доме. Они ведь неживые! Бессмысленные!
– Это фамильные вещи! Для детей Беннетта!
Элис не успела прикусить язык:
– У Беннетта никогда не будет детей. Ведь так?
Она подняла голову и увидела стоявшую в дверях Энни с круглыми от восторга глазами.
– Повтори, что ты сказала!
– У Беннетта никогда не будет проклятых детей. Потому что… мы этим не занимаемся.
– Девочка, если вы этим не занимаетесь, то исключительно из-за твоих порочных идей.
– Прошу прощения. – Энни принялась расставлять тарелки; у нее порозовели уши.
Ван Клив, воинственно выпятив челюсть, перегнулся через стол:
– Беннетт мне все рассказал.
– Папа!.. – предостерегающе произнес Беннетт.
– О да. Он рассказал мне о твоей грязной книжонке и твоих развратных действиях по отношению к нему.
Энни со звоном уронила перед Элис тарелку, после чего пулей вылетела из столовой на кухню.
Побелев как полотно, Элис повернулась к Беннетту:
– Ты обсуждаешь со своим отцом то, что происходит в нашей постели?
Беннетт растерянно потер щеку:
– Ты… Элис, я не знал, что мне делать. Ты… меня вроде как шокировала.
С шумом отодвинув свой стул, мистер Ван Клив протопал туда, где сидела Элис. И она непроизвольно вздрогнула, когда он навис над ней и начал говорить, брызжа слюной:
– О да, я знаю все о той книге и твоей так называемой библиотеке. А ты в курсе, что эта книга запрещена в нашей стране? До такой степени она развратная!
– Да, но я знаю и то, что федеральный судья снял запрет. И знаю это не хуже вашего, мистер Ван Клив. Там содержатся только факты.
– Ты змея подколодная! Тебя развратила Марджери О’Хара, а теперь ты пытаешься развратить моего сына!
– Я просто пыталась быть ему женой! А быть женой значит несколько больше, чем просто переставлять кукол и дурацкие фарфоровые птички!
Энни застыла на пороге с последним блюдом в руках.
– Ты, неблагодарная тварь, не смей критиковать вещи, любезные сердцу моей незабвенной Долорес! Ты ей и в подметки не годишься! А завтра утром ты отправишься в горы и привезешь моих кукол обратно.
– Ни за что! Я не стану забирать кукол у двух осиротевших детей.
Мистер Ван Клив ткнул пухлым пальцем Элис прямо в лицо:
– Тогда я прямо с завтрашнего дня запрещаю тебе работать в проклятой библиотеке! Ты меня поняла?
– Нет. – Элис даже глазом не моргнула.
– Что значит это твое «нет»?
– Я вам уже говорила. Я взрослая женщина. И вы не вправе мне что-либо запрещать.
Позднее Элис вспоминала, как при виде побагровевшего лица Ван Клива у нее промелькнула мысль, что у старика вот-вот случится инфаркт. Но все произошло ровно наоборот. Он поднял руку, и, прежде чем Элис поняла, что происходит, левую сторону головы обожгло жуткой болью, ноги подкосились, и она рухнула на стол.
В глазах почернело. Она схватилась за край стола, стягивая на себя скатерть вместе с тарелками, пока наконец не коснулась коленями пола.
– Папа!
– Я делаю то, что тебе не мешало бы сделать давным-давно! Поучить твою жену уму-разуму! – взревел мистер Ван Клив, стукнув жирным кулаком по столу с такой силой, что все в комнате, казалось, задрожало.
А затем, не дав Элис опомниться, он резко дернул ее за волосы и нанес второй удар, на этот раз в висок, так что ее голова ударилась о край стола, вся комната закружилась перед глазами, а оставшаяся посуда полетела на пол. Она подняла руку, чтобы защититься от очередного удара, и краем глаза увидела, что Беннетт встал между ней и отцом. Они что-то кричали друг другу, однако сквозь звон в ушах Элис не смогла разобрать, что именно.
Она неуклюже поднялась на ноги и покачнулась. Мысли путались. Комната снова завертелась перед глазами, и, словно в тумане, Элис увидела ошеломленное лицо Энни, окаменевшей на пороге кухни. Во рту вдруг появился противный металлический привкус.
Откуда-то издалека послышался крик Беннетта:
– Нет… Папа, нет!
Элис, удивленно моргая и пытаясь понять, не обманывает ли ее зрение, тупо смотрела на скрученную салфетку, которую по-прежнему сжимала в кулаке. Салфетка была пропитана кровью. Затем Элис выпрямилась и, дождавшись, когда комната перестанет кружиться, аккуратно положила салфетку на стол.
После чего, даже не остановившись, чтобы надеть пальто, она нетвердой походкой проковыляла мимо мужчин в коридор, открыла входную дверь и пошла вперед по заснеженной подъездной дорожке.
Через час и двадцать пять минут Марджери чуть-чуть приоткрыла дверь, вглядываясь в темноту, но вместо Маккалоу или кого-то из его клана обнаружила трясущуюся от холода тонкую фигурку Элис Ван Клив, без пальто, в одном бледно-голубом платье, в рваных чулках и обледеневших туфлях. У Элис зуб на зуб не попадал, голова была в крови, вокруг левого глаза расплылся фиолетовый кровоподтек. Кровь бурой коркой запеклась в вырезе платья, на колене виднелось пятно от подливки. Девушки уставились друг на друга, Блуи яростно лаял в окно.
Когда Элис наконец заговорила, голос звучал совсем глухо, словно у нее распух язык:
– Ты вроде сказала… что мы друзья?
Марджери опустила ружье, прислонив его к дверной раме, затем открыла дверь и взяла подругу за руку:
– Ну входи же. Входи давай. – Окинув взглядом черный склон горы, Марджери закрыла дверь и задвинула засов.
Глава 12
У женщины в горах очень тяжелая жизнь, мужчина здесь полновластный хозяин дома. Работает ли он, ходит ли в гости, бродит ли с собакой и ружьем на плече по лесу – это его право… Он категорически не терпит вмешательства общества в свои личные дела, а если он и гонит виски – то из своей собственной кукурузы.
УОР. Путеводитель по Кентукки
У жителей Бейливилла существовали свои неписаные правила, одно из которых гласило, что нельзя встревать в отношения мужа и жены, поскольку это их частное дело. Наверняка многие были в курсе того, что где-то по соседству мужчина бьет женщину, впрочем иногда и наоборот, однако мало кто позволял себе вмешиваться, если, конечно, это не отражалось на их собственной жизни, лишая сна или нарушая привычный распорядок. Так было, и так будет. Сперва раздавались вопли и сыпались тумаки, потом приносились извинения, хотя чаще нет, после чего раны затягивались, синяки проходили, и все возвращалось на круги своя.
К счастью для Элис, Марджери было плевать на общепринятые нормы поведения. Она смыла кровь с лица Элис и приложила к синякам мазь с окопником. Марджери ни о чем не спрашивала, а Элис упрямо молчала и только морщилась, стискивая зубы. Затем, когда Элис наконец уложили в постель, Марджери о чем-то посовещалась со Свеном, и они договорились до рассвета по очереди дежурить внизу на случай, если вдруг заявится Ван Клив. Ему следовало понять, что бывают такие обстоятельства, когда мужчина не может силой отвести жену – или невестку – домой, хотя это иногда и чревато для него потерей репутации в глазах общества.
Как и следовало ожидать, мистер Ван Клив, привыкший все делать по-своему, явился незадолго до рассвета, хотя Элис об этом так и не узнала, поскольку после пережитого шока спала беспробудным сном в комнате рядом со спальней Марджери. К хижине не было подъездной дороги, последние полмили мистеру Ван Кливу пришлось пройти пешком, с фонарем в руках, и, несмотря на холод, старик раскраснелся и взмок.
– О’Хара! – заревел он и, не получив ответа, повторил: – О’ХАРА!
– Ты собираешься ему ответить? – Свен, который готовил кофе, поднял голову.
Собака яростно залаяла в окно, в ответ послышалось глухое ругательство. Чарли в конюшне лягнул ведро с водой.
– По-твоему, я должна отвечать человеку, у которого не хватает любезности обращаться ко мне как положено?
– По-моему, не должна, – спокойно ответил Свен.
Полночи он раскладывал пасьянс, зорко поглядывая на дверь, в голове у него роились мрачные мысли относительно мужчин, способных поднять руку на женщину.
– Марджери О’Хара!
– О Господи! Если он будет так орать, то непременно разбудит Элис.
Свен молча передал Марджери ружье. Она открыла сетчатую дверь и вышла на крыльцо, демонстративно выставив вперед ружье.
– Чем могу помочь, мистер Ван Клив?
– Приведи Элис. Я знаю, что она здесь.
– И кто вам это сказал?
– Дело зашло слишком далеко. Приведи Элис, и мы закроем тему.
Марджери задумчиво уставилась на носки своих сапог:
– Я так не думаю, мистер Ван Клив. До свидания.
Она собралась вернуться в дом, но Ван Клив крикнул ей в спину:
– Что?! Ты не имеешь права захлопывать дверь у меня перед носом!
Марджери медленно повернулась к нему лицом:
– А вы не имеете права поднимать руку на девушку, которая смеет вам перечить. Это был первый и последний раз.
– Элис вчера сделала глупость. Согласен, я немного погорячился. А теперь она должна вернуться домой, чтобы мы могли все тихо-мирно уладить. В семейном кругу. – Он растерянно провел ладонью по лицу и продолжил уже менее резким тоном: – Мисс О’Хара, будьте благоразумны. Элис – замужняя женщина. Она не может оставаться у вас.
– Мистер Ван Клив, насколько я понимаю, она может делать все, что захочет. Она уже взрослая женщина. И она вам не собака… и не кукла. – (Ван Клив окинул Марджери тяжелым взглядом.) – А теперь мне пора собираться на работу. Поэтому я была бы вам крайне признательна, если бы вы дали мне возможность вымыть после завтрака посуду. Благодарю.
Ван Клив секунду-другую сверлил Марджери взглядом, после чего, понизив голос, сказал:
– Девочка, думаешь, ты самая умная, да? Думаешь, я не знаю, кто распространяет эти письма среди жителей Норт-Риджа? Думаешь, я не знаю о твоих грязных книжонках и попытках твоих безнравственных подруг сбить добропорядочных женщин с пути истинного?
Воздух вокруг них на мгновение стал неподвижным. И даже собака притихла.
Когда Ван Клив заговорил снова, его голос уже звучал угрожающе:
– Ну что ж, берегись, Марджери О’Хара!
– Желаю вам хорошего дня, мистер Ван Клив.
Марджери вернулась в дом. Ее походка была твердой, голос не дрожал, и все же она первым делом подошла к окну и, спрятавшись за занавеской, проводила мистера Ван Клива глазами – убедиться, что он действительно ушел.
– Где, черт возьми, «Маленькие женщины»?! Я уже целую вечность ищу эту книжку. Последний раз, когда я видела ее, она числилась за старой Пег из магазина, но она уверяет, что вернула книгу, и это записано в нашем гроссбухе. – Иззи внимательно оглядела полки, провела пальцем по корешкам книг и расстроенно покачала головой. – Олберт, Олдер… Неужели ее кто-то украл?
– Может, она порвалась и София ее чинит.
– Я спрашивала. Она сказала, что не видела ее. И если честно, это уже достало, потому что у меня две семьи просят книжку, но никто, похоже, не знает, куда она подевалась. А вы ведь знаете, как злится София, когда у нас пропадают книги. – Иззи поправила под мышкой трость и, перейдя к полкам справа, принялась вглядываться в названия.
Девушки сразу притихли, когда в библиотеку вошла Марджери в сопровождении шедшей следом за ней Элис.
– Марджери, у тебя, случайно, в сумке не завалялись «Маленькие женщины»? Иззи уже на дерьмо исходит из-за нее… Ух ты! Похоже, кое-кто получил в глаз.
– Упала с лошади, – отрезала Марджери тоном, не терпящим возражений.
Бет уставилась на распухшее лицо Элис, затем перевела взгляд на Иззи, которая смущенно потупилась.
В библиотеке повисла напряженная тишина.
– Элис, надеюсь, ты… хм… не слишком ушиблась, – спокойно сказала Иззи.
– На ней что, твои бриджи? – удивилась Бет.
– Бет Пинкер, по-твоему, во всем штате Кентукки только у меня одной кожаные бриджи? Не знала, что ты придаешь такое значение чужой внешности! Похоже, тебе больше нечем заняться. – Марджери начала листать лежавший на столе гроссбух.
Однако Бет было явно не так-то легко смутить.
– Хотя лично я считаю, что на ней эти бриджи сидят куда лучше, чем на тебе. Господи Иисусе, на улице такой дубак! Кто-нибудь видел мои перчатки?
Марджери изучила нужные страницы:
– Итак, Элис неважно себя чувствует, поэтому ты, Бет, возьмешь на себя два ее маршрута в Блу-Стоун-Крик. Мисс Элеонора гостит у сестры, а значит, новые книги ей сейчас не понадобятся. Иззи, ты съездишь к Макартурам? Ну как, идет? Ты сможешь срезать дорогу через большое поле, чтобы не слишком отклоняться от своих обычных маршрутов. То самое поле, где стоит развалившийся амбар.
Девушки безропотно согласились и украдкой бросили взгляд на Элис: с пунцовым лицом, она молча смотрела в одну точку на полу. Уже уходя, Иззи сочувственно сжала Элис плечо. Дождавшись, когда девушки, упаковав сумки, оседлали лошадей, Элис осторожно опустилась в кресло Софии.
– Ты в порядке?
Элис кивнула. Они с Марджери сидели, прислушиваясь к затихающему вдали стуку копыт.
– Знаешь, что самое страшное в том, когда тебя бьет мужчина? – наконец нарушила молчание Марджери. – Даже не физическая боль. А то, что в этот самый момент ты понимаешь, каково это – быть женщиной. И здесь не имеет значения, насколько ты умна, насколько сильна в полемике, насколько вообще лучше его. Потому что в этот самый момент ты понимаешь: он всегда сможет заткнуть тебе рот кулаком. Вот такие дела.
Элис вспомнила, как изменилось поведение Марджери при встрече с тем наглым мужиком в баре, каким тяжелым стал ее взгляд, когда мужчина положил руку на плечо Элис.
Марджери достала с полки кофейник и выругалась, обнаружив, что он пустой. Секунду подумав, она выпрямилась и натянуто улыбнулась подруге:
– Но ты наверняка знаешь, что все это работает лишь до тех пор, пока ты не научишься давать сдачи.
Несмотря на то что дни стали короче, этот странный день, казалось, тянулся бесконечно, в маленькой библиотеке витал дух беспокойного ожидания, и Элис сама толком не понимала, стоит ли ей ждать чего-то или кого-то. Предыдущей ночью ушибы болели еще не так сильно. Но теперь она ощущала на себе последствия вчерашнего шока. Постепенно у нее начинали припухать и затвердевать различные части тела, а в тех участках головы, которые вступили в контакт с мясистыми кулаками мистера Ван Клива или массивным обеденным столом, пульсировала тупая боль.
Марджери ушла, получив заверения Элис, что да, она чувствует себя нормально, и что нет, она не хочет, чтобы из-за нее читатели оставались без книг, и взяв с нее клятвенное обещание закрыть дверь на засов, пока она будет одна. По правде говоря, Элис сейчас хотелось побыть в одиночестве, чтобы можно было не думать о реакции окружающих, да и вообще ни о чем не думать.
И действительно, первые несколько часов Элис находилась в библиотеке совершенно одна, наедине со своими мыслями. У нее слишком болела голова, чтобы читать, а на все остальное не оставалось сил. Мысли путались, в голове стоял липкий туман. Элис поняла, что не может сосредоточиться, причем вопросы, касающиеся ее будущего – где жить, что делать дальше и стоит ли возвращаться в Англию, – казались настолько неразрешимыми, что ей было легче сконцентрироваться на более мелких задачах. Смахнуть пыль с книг. Сварить кофе. Выйти во двор в туалет, потом быстро вернуться назад и закрыть дверь на засов.
А когда наступило время ланча, кто-то постучал в дверь. Элис оцепенела от страха. Но, услышав голос Фреда: «Элис, это я», поднялась с кресла, отодвинула засов и впустила Фреда внутрь.
– Вот принес вам немного супа. – Фред поставил на стол накрытую чистой тряпочкой миску. – Вы, наверное, проголодались.
И тут он увидел ее лицо. Она заметила, как его черты исказились от ужаса. Однако он быстро взял себя в руки, и теперь ужас сменился неприкрытой злостью и гневом. Фред прошел в дальний конец комнаты и неподвижно застыл, спиной к Элис, буквально на глазах превращаясь в человека из железа.
– Беннетт Ван Клив – дурак, – сквозь стиснутые зубы процедил он.
– Это был не Беннетт.
– Проклятье! – Фред не верил своим ушам.
Он подошел к Элис, остановившись прямо перед ней. Она поспешно отвернулась, залившись краской стыда.
– Пожалуйста. – Элис сама толком не понимала, о чем просит.
– Позвольте мне посмотреть. – Фред, нахмурившись, принялся ощупывать лицо Элис. Она закрыла глаза, когда сильные мужские пальцы коснулись подбородка. Фред стоял так близко, что Элис чувствовала тепло его кожи и неуловимый запах лошадиного пота от одежды. – Вас осмотрел врач? – (Элис покачала головой.) – Вы можете открыть рот?
Элис безропотно повиновалась, после чего, поморщившись от боли, закрыла рот:
– Чистила зубы сегодня утром. Похоже, один-два зуба как-то подозрительно стучат.
Но Фред не рассмеялся шутке. Кончики его пальцев легко касались лица Элис, и, несмотря на синяки и ссадины, она практически не чувствовала боли. Наверное, примерно так же Фред проверял спины молодых лошадей на предмет смещения позвонков. Он сосредоточенно ощупал скулы Элис и после секундного колебания отвел в сторону прядь белокурых волос.
– Похоже, ничего не сломано, – едва слышно произнес Фред. – Но у меня все равно руки чешутся как следует ему врезать.
Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Одинокая слеза скатилась по щеке у Элис, и она взмолилась в душе, чтобы Фред не заметил.
Он отвернулся. Она услышала, как он, подойдя к столу, загремел ложкой:
– Вот, принес вам томатный суп. Я сам приготовил. С травами и со сметаной. Вы ведь наверняка не захватили с собой еду. И вам не придется… жевать.
– Мало кто из моих знакомых мужчин может похвастаться умением готовить, – всхлипнула Элис.
– Ну да. Жизнь заставила. А не то пришлось бы вечно ходить голодным.
Элис открыла глаза. Фред положил ложку и аккуратно сложенную льняную салфетку возле миски. Перед мысленным взором Элис внезапно возник сервированный для вчерашнего ужина стол, но она поспешно отогнала от себя этот образ. Ведь рядом с ней был Фред, а не Ван Клив. К своему удивлению, она обнаружила, что действительно проголодалась.
Пока Элис ела суп, Фред, чтобы ее не смущать, устроился рядом на стуле с томиком стихов в руках.
В результате Элис съела практически весь суп, морщась всякий раз, когда приходилось открывать рот, и щупая языком шатающиеся зубы. Она ела молча, говорить не хотелось. Ее вдруг пронзило острое чувство унижения. Синяки на лице будто стали свидетельством того, что она провалилась по всем статьям. Элис поймала себя на том, что мысленно проигрывает события вчерашнего вечера. Может, ей следовало сохранять спокойствие? Может, ей следовало со всем согласиться? Ну и чего бы она добилась? Элементарно превратилась бы в одну из этих проклятых кукол.
Голос Фреда прервал ход ее мыслей:
– Когда выяснилось, что моя жена ходит на сторону, то, наверное, каждый второй мужчина отсюда до Хоффмана спрашивал меня, почему я не устроил жене хорошую трепку, а, наоборот, вернул ее домой. – Повернув негнущуюся шею, Элис посмотрела на Фреда, но он сидел, уставившись в книгу, как будто озвучивал напечатанные там слова. – Они говорили, что я должен вправить ей мозги. Но я не смог, даже в приступе гнева, когда понял, что она разбила мне сердце. Если ты бьешь лошадь, то можешь ее сломать. Ты можешь заставить ее подчиниться. Но она никогда этого не забудет. И наверняка никогда не будет любить тебя. Ясно как дважды два. Но если я не стану бить животное, то чего ради я должен бить человека?! – Элис медленно отодвинула миску, а Фред тем временем продолжил: – Селена не была со мной счастлива. Да, я знал. Но мне не хотелось об этом думать. Она оказалась не создана для здешней жизни, с этой грязью, лошадьми и холодом. Она была городской девушкой, а я, возможно, уделял ей слишком мало внимания, ведь после смерти отца мне нужно было наладить бизнес. Наверное, я считал, что она будет похожа на мою маму и сама сможет найти себе занятие по душе. Три года супружеской жизни – и без детей. Я должен был понимать, что первый встречный сладкоречивый коммивояжер легко сумеет вскружить ей голову. Но нет, я ни разу не поднял на жену руку. Даже тогда, когда она собрала чемоданы и буквально по пунктам объясняла, почему я не стал для нее единственным мужчиной. Думаю, после этого половина нашего города теперь тоже считает, что я не настоящий мужчина.
Только не я, хотела сказать Элис, но слова почему-то застряли в горле.
Они сидели молча, каждый наедине со своими мыслями. Наконец Фред встал с места, налил Элис кофе и направился к двери с пустой миской в руках:
– Сегодня я работаю в ближнем загоне с жеребенком Фрэнка Нильсена. Жеребенок еще не слишком устойчивый, и ему нужна ровная поверхность. Если вам что-нибудь понадобится, просто постучите в окно. Договорились? – (Элис не ответила.) – Элис, я буду рядом.
– Благодарю вас, – сказала она.
– Она моя жена. Я имею право с ней поговорить.
– А мне плевать на твои права!..
Фред столкнулся с ним первым. Элис дремала в кресле – она смертельно устала – и проснулась от звука голосов.
– Все нормально, Фред! – крикнула Элис. – Пусть пройдет.
Она отодвинула засов и приоткрыла дверь.
– Ладно, тогда я иду с ним. – Фред вошел следом за Беннеттом.
Секунду-другую мужчины топтались на пороге, отряхивая снег с башмаков и одежды.
Увидев Элис, Беннетт вздрогнул. У нее не хватило мужества посмотреть на себя в зеркало, но выражение лица Беннетта сказало ей все лучше любых слов. Беннетт тяжело вздохнул и растерянно потер затылок:
– Элис, ты должна вернуться домой. Он больше такого не сделает.
– Беннетт, с каких это пор ты стал говорить за своего отца? – спросила Элис.
– Он обещал. Он не хотел так сильно тебя бить.
– Ну разве что совсем чуть-чуть. Отлично, просто отлично, – заметил Фред.
Беннетт бросил быстрый взгляд в его сторону:
– Все были на взводе. Папа просто… Ну, он не привык, чтобы с ним пререкались. Тем более женщина.
– Интересно, и что он сделает в следующий раз, когда Элис откроет рот?
Беннетт повернулся к Фреду, тотчас же встав в боевую стойку:
– Эй, Гислер, ты нарываешься! Насколько я понимаю, это вообще не твое дело.
– Нет, мое. Особенно когда передо мной избитая до полусмерти беззащитная женщина.
– А ты у нас теперь эксперт по обращению с женами, а? Судя по тому, что случилось с твоей собственной…
– Довольно! – Элис медленно встала с кресла – у нее начала болезненно пульсировать голова – и повернулась к Фреду. – Фред, вы не оставите нас на секунду? Пожалуйста.
Фред перевел взгляд с Элис на Беннетта и обратно.
– Я подожду снаружи, – пробормотал он.
Пока за Фредом не закрылась дверь, Элис с Беннеттом стояли, угрюмо потупившись. Элис первая подняла глаза на человека, за которого вышла замуж чуть более года назад. И, как она сейчас поняла, их союз отнюдь не был для нее слиянием родственных душ, а всего-навсего поиском пожарного выхода. Ведь что, в сущности, они друг о друге знали? Они оба были так или иначе загнаны в угол людьми, возлагавшими на них слишком большие ожидания, а брак с иностранцем давал надежду вырваться в другой – непохожий – мир из замкнутого круга привычной жизни. Но со временем именно непохожесть Элис стала отталкивать от нее Беннетта.
– Ты ведь вернешься домой? – спросил он.
И никаких тебе: «Мы все уладим, все обсудим. Я люблю тебя и так волновался, что всю ночь не спал».
– Элис?!
И никаких тебе: «Мы переедем и будем жить отдельно. Начнем сначала. Элис, мне плохо без тебя».
– Нет, Беннетт, я к тебе не вернусь.
Похоже, он не поверил своим ушам:
– Что ты имеешь в виду?
– Я к тебе не вернусь.
– Ну… И куда же ты пойдешь?
– Еще не знаю.
– Но ты не можешь вот так взять и уйти. У нас так не принято.
– И кто это сказал? Беннетт… ты меня не любишь. А я не могу… Я не могу быть тебе такой женой, какую ты хочешь. Тебе нужна другая. Мы оба ужасно несчастны, и нет никакой надежды, будто… что-нибудь изменится к лучшему. Итак, нет. Мне нет смысла возвращаться домой.
– Это все дурное влияние Марджери О’Хара. Папа был прав. Эта женщина…
– Ой, я тебя умоляю! У меня есть своя голова на плечах.
– Но ведь мы женаты.
Элис выпрямилась:
– Я не вернусь в ваш дом. И даже если вы со своим папашей силком затащите меня назад, я все равно уйду.
Беннетт растерянно потер затылок. Потом покачал головой и повернулся вполоборота к Элис:
– Ты же знаешь, он ни за что на это не пойдет.
– Ну да, он на это не пойдет!
Элис внимательно посмотрела на мужа – в нем явно шла тяжелая внутренняя борьба, – и на нее вдруг нахлынула всепоглощающая печаль. Все было кончено. Но внезапно она увидела на лице мужа еще одно чувство, которое, как она надеялась, он тоже сумеет распознать. Облегчение.
– Элис? – окликнул ее Беннетт.
И снова возникла эта безумная надежда, неугомонная, как майский жук, что даже сейчас, когда уже сказано последнее прости, он сожмет ее в объятиях, поклянется, что не может жить без нее, что все это было идиотской ошибкой, что они теперь всегда будут вместе, как он и обещал. Ведь в сердце Элис жила неистребимая вера, что в любой истории любви имеются скрытые возможности для счастливого конца.
Она покачала головой.
И он, ни слова не говоря, ушел.
Рождество прошло очень тихо. Марджери никогда традиционно не праздновала Рождество, поскольку с этим праздником у нее не было связано ни одного светлого воспоминания, однако Свен настоял на том, чтобы купить небольшую индейку, которую он начинил и приготовил в духовке, а еще он испек печенье с корицей по шведскому рецепту своей матери. У Марджери, конечно, было много талантов, качая головой, говорил Свен, но если бы он доверил ей готовку, то стал бы толщиной с ручку от метлы.
Они пригласили Фреда, что заставило Элис смутиться, и каждый раз, когда, сидя за столом, он украдкой смотрел на нее, она, словно сговорившись, поднимала на него глаза и при этом отчаянно краснела. Фред принес с собой шотландский кекс «Данди», сделанный по рецепту его матери, и бутылку французского красного вина, сохранившегося в погребе со времен его отца. Они выпили вино и даже похвалили его, хотя мужчины потом единодушно сошлись на том, что нет ничего лучше холодного пива. Они не пели рождественских гимнов, не играли в игры, однако было нечто успокаивающее в дружной компании этих четырех людей, которые испытывали теплые чувства друг к другу и были просто благодарны получить один-два выходных дня.
