Когда она сказала «да» Брэдли Селеста
Потом Лизандр пал при осаде Бургоса. Слухи о его смерти, путаные и лживые, заставили родителей Калли погрузиться в глубокую скорбь. Но его нашли в солдатском госпитале, метавшегося в жару и бредившего. Калли немедленно забыла о своих планах на новый сезон и принялась выхаживать дорогого искалеченного брата.
Время, покой и нежная забота исцелили его тело, но прошло очень много дней, прежде чем Лизандр заговорил с родными, по крайней мере заговорил более-менее спокойно и рассудительно. Но семья оправилась не так быстро.
Сначала траур по павшему герою, потом волнение за его здоровье сильно повлияли на маму. Она отгородилась от детей и ушла в живопись. Папа уходил от бреда Лизандра в исследования шекспировского творчества и писал бесконечные варианты статьи, в которой рассматривалась возможность того, что Шекспир вполне мог быть женщиной. Доказательства были шаткими, а собратья ученые презрительно смеялись над ними, так что дни сменялись месяцами и годами, пока папа шлифовал свою статью.
Калли взяла на себя обязанности мамы. Дейд заменял отца. Их дорогие, чувствительные, но духовно раненные родители стали еще двумя детьми в доме, где таковых было немало.
Но Калли и Дейд не были отцом и матерью, и братья и сестры это знали. Дом превратился в место склок, яростных скандалов и постоянных шумных перепалок. Любовь по-прежнему была сильна, но руки, ведущие домашний корабль, были неопытными и нерешительными. Дейд делал все возможное, чтобы понять Лизандра и хоть как-то держать близнецов в узде. Орион стал холодным критиком и высмеивал театральные приемы Электры и приступы меланхолии Лизандра. Атти перебегала от одного к другому, то выводя Лизандра из транса жестокой битвой в шахматы, то пробуждая временный интерес Ориона к своему интеллекту, то присоединяясь к Касу и Поллу, малолетним разбойникам, то позволяя Электре ласкать ее и баловать как куклу, только чтобы обнаружить, что сестра снова ее игнорирует.
Калли пыталась помочь, успокоить, быть терпеливой, но Атти, в отличие от остальных, почти не питала иллюзий относительно своей семьи. Она никогда не знала прежней безмятежности и радости и, да, временного безумия, над которым потом дружно смеялись. Калли жалела сестру, которая стала взрослой, так и не познав детства, по крайней мере такого, как у Калли и остальных детей.
Угрызения совести терзали ее, но Калли не позволила себе задуматься над тем, что она фактически бросила семью. Выбора все равно не было. Потеря Дейда погубила бы всех навеки. А этот договор долго не продлится. Скоро она вернется домой. Жемчужины помогут справиться с финансовыми трудностями, и когда-нибудь она окажется богатой вдовой.
Но эта часть плана сейчас казалась неправильной и даже мерзкой. Больше невозможно не замечать того факта, что дни мистера Портера сочтены. Бедняга!
Возможно, когда он больше привыкнет к ней и не будет сбегать из дома каждый раз, когда Калли берет в руки метлу, она сумеет сделать больше для его комфорта.
Что-то плюхнулось в реку, и Калли открыла глаза. Это лягушки выползли из своих грязных зимних домов. Скоро теплые вечера наполнятся их жалобным пением.
После короткого отдыха ее глаза снова упивались красотой окружающего пейзажа. Все вокруг так чудесно, от зеленеющих деревьев и пробуждающейся новой жизни до ярких полевых цветов.
И сейчас Калли не нашла ничего лучшего, кроме как восхищаться всем этим.
Оглядывая речной берег, она улыбнулась. Желтые цветочки первоцвета подмигивали ей. Она всегда любила эти собранные в кисточки, жизнерадостные цветочки, означавшие приход весны.
Кстати… у нее в корзине был листок бумаги, припасенный, чтобы оставить заказы в деревне, а в ридикюле всегда хранился карандаш…
Пенни Лонжетт, деревенская модистка, была женщиной небольшого таланта и великой решимости. Она недолго работала в лондонских магазинах в качестве модистки… то есть, по правде говоря, работала на известную лондонскую модистку и всегда приукрашивала этот факт своей биографии, особенно когда с мужем перебралась в деревню. Вскоре муж умер, но оставил достаточно средств, чтобы открыть лавку, так что Пенни не осталась на улице.
Однако, поскольку хозяйки в поместье не было, а миссис Нельсон, хоть и милая женщина, все-таки считала каждый пенни… что же, в такие тяжкие времена вдова должна делать все, чтобы выжить. Она не рассчитывала на деревенских женщин, которые сами переделывают старые шляпки и каждый год перешивают платья за жалкие гроши!
Поэтому, когда странный человечек, приехавший в красивой тележке, запряженной пони, вошел в лавку и предложил толстую пачку банкнот за то, чтобы она уступила свое место в обмен на деньги и долгий отдых в Брайтоне… Пенни чмокнула его в лысеющую макушку и, не задумываясь, вложила ему в ладонь связку ключей. Все подождет, пока она не вернется… если вернется вообще.
Он снова следовал за ней.
Охотник, идущий по запаху.
Скорее гончая, семенящая за госпожой.
Не то чтобы ему нечего было делать. Эмберделл-Мэнор терял свою мрачную привлекательность… комната за комнатой, по которым проносился Ураган Каллиопа. Как несчастному прятаться в комнатах, полных света, цветов и запаха воска, которым отполирована мебель?
Положительно невозможно!
Когда он впервые появился здесь, Эмберделл-Мэнор, темный и тихий, пустовал уже больше года. Ему и в голову не пришло заглянуть под чехлы, накрывавшие мебель. А оказалось, что у него прекрасный дом.
Сегодня она опять чем-то занималась. Сначала Рен подумал, что Калли возвращается из деревни. Но она перешла мост, свернула в сторону и пошла против течения, время от времени поглядывая из стороны в сторону. Уронила что-то? Если она ищет потерянное имущество, лучше идти именно по течению реки, а не против.
Калли неожиданно вскрикнула и нагнулась.
Она рвет цветы. Снова.
Рену казалось, что дом и без того уже забит цветами.
Но, похоже, ей не нужен букет. Вместо этого она подошла к воде и тщательно вымыла цветок. Потом уселась на свету. Очевидно, в корзине у нее лежали стопка бумаги и карандаш.
Она рисует!
Озадаченный Рен, стоя на холме за спиной Калли, продолжал наблюдать. Мерин тем временем опустил голову и стал щипать траву. А жена сидела на влажной земле со стопкой бумаги на коленях и карандашом. Какая чудесная картина: красивая девушка на берегу реки в солнечный день. Он жалел только, что находится слишком далеко и не видит, что именно так ее заинтересовало.
Глава 12
Только после нескольких попыток Калли обрела прежнее умение рисовать. Каждый лист бумаги она покрывала с обеих сторон крошечными зародышами листка, лепестка или корневой системы.
И внезапно легкость владения карандашом вернулась. Он был словно напрямую соединен с глазами, и между ними не осталось неловкой руки. Каждый штрих добавлял точности к аккуратно разложенному перед ней образцу. И заметьте, дело не только в формах. Ботанический рисунок — не просто красивая картинка. Иллюстрация должна показывать каждую мелочь, каждую особенность, каждый научный аспект.
И все же Калли хотела передать, что чувствует при виде желтых цветочков. Пусть всякий, кто взглянет на рисунок, поймет, как она радуется приходу весны, символом которой для нее стал первоцвет, этот предвестник теплых дождей и длинных дней. Весенние полевые цветы казались такими храбрыми, потому что не боялись возвращения морозов, которые могут убить их. Она любила роскошь и аромат летних цветов, часто отягощенных тельцами пчел, жадно пивших нектар. И обожала даже коробочки с семенами, переполненные настолько, что рано или поздно следовал маленький взрыв, сеявший надежду на то, что следующим летом, даже если растение не выживет под холодным снежным покрывалом, вырастут другие и тоже зацветут.
Нужно вернуться сюда, когда созреют семена…
Пальцы Калли двигались все быстрее. Она старалась запомнить цвет лепестков: более темный в центре и светлый к краям, обратную сторону пушистых, отливавших серебром листьев.
Рен наблюдал за ней больше часа. Он спешился, подкрался ближе и растянулся на животе. Как мальчишка, следивший за муравейником. Сюртук и брюки промокли в траве, зато спину пригревало, расслабляя ноющие мышцы спины и плеч.
Он едва не заснул на солнце, как ящерица на камне, под пение птиц, журчанье реки и хруст травы в зубах лошади.
Она снова пела, машинально, не фальшивя, но без особого воодушевления. Просто повторяла слова сельской песенки, под которую танцевала на дороге, и заодно оттачивала карандаш крошечным ножиком. Иногда она задумывалась, низко склонившись над рисунком, и тогда напевала без слов. Мелодия сливалась с птичьим щебетом, создавая впечатление того, что он всю свою жизнь слушал, как Калли подпевает птицам.
Если не считать последних нескольких лет, он не слышал ни одной птичьей трели с тех пор, как очнулся от долгого, подобного смерти сна. Он не замечал этого, но ему не хватало птичьего щебетания.
Куда подевались птицы?
«Птицы там, где всегда. Где был ты?
Я был заперт в плену собственного сознания, поднимаясь по спирали боли и гнева».
Но теперь водоворот муки и нравственной пытки выпустил его из своих клещей, позволив спешиться, снова пройтись по земле, нагретой солнцем траве.
Однако спина от этого непривычного положения разболелась еще сильнее, а облака закрыли солнце. Поднялся ветер, едва не разбросав рисунки Калли, и Рен потратил несколько секунд, восхищаясь ее гибкой фигуркой, когда она гонялась за бумажными листами.
Очевидно, перемена погоды несколько охладила ее энтузиазм. Калли сложила рисунки в корзину и отряхнула юбки. Он пропустил ее вперед, боясь, что уйдет немало времени на то, чтобы поднять с земли ноющие кости и сесть на коня.
Ветерок пронес мимо листок бумаги, и Рен инстинктивно его поймал. Наброски листьев, лепестков и извилистые линии, вероятно, корни. Но даже тут угадывалась верная рука.
Хорошая кухарка, идеальная экономка и талантливый художник. И очень привлекательная женщина, особенно нагая в свете свечей.
Как такое чудо могло родиться от безумных Уортингтонов? Настоящая загадка.
Что же, он отошлет ее домой достаточно богатой, чтобы облегчить существование, а когда умрет, она легко найдет другого мужа. Еще бы — с таким состоянием, которое принесет ей вдовство! И больше ей не придется заботиться об этой неблагодарной шайке!
Пока он оторвал отяжелевшие ноги от влажной земли, пока добрался до лошади…
Но при мысли о ее новом муже он мрачно нахмурился. Пусть только этот ублюдок попробует дурно с ней обращаться!
Рен вернулся в дом и увидел, что Калли успела обогнать его, несмотря на то, что он ехал верхом.
Он заставил себя отвести лошадь в конюшню и теперь стоял в холле, пытаясь отдышаться. Жаль, что он не вспомнил, что жить ему осталось немного и что он больше не резвый юнец, который может валяться на лугу без особых последствий.
Мистер Портер закрыл глаза и осознал, что в ноздрях до сих пор стоит цветочный аромат. И… и запах воска. И, судя по благоуханию, доносившемуся с кухни, Калли готовит что-то восхитительное из картофеля и окорока.
До ее появления в доме пахло пылью, табаком, а в самые скверные времена — рвотой и мочой. До нее здесь пахло одиночеством и отчаянием.
Теперь Рен стоял в холле прекрасного особняка и глубоко вдыхал запахи жизни… женщины… дома…
«Любая женщина могла бы навести здесь порядок. Нанял бы экономку. И жил бы точно так же…»
Рен открыл глаза и оглядывался, пока не нашел источник аромата. Губы дернулись в улыбке. Она взяла бесценную вазу династии Мин и сунула туда какие-то непонятные сорняки. Все равно что одеть судомойку в атлас и посадить на трон.
И все же разнокалиберный букет пахнул пряно и по-весеннему. Раньше он ничего подобного не замечал. Значит, отнюдь не любая женщина может сделать дом уютным и обитаемым. Каллиопа выбрала цветы не за красоту, а за аромат.
На двухсотлетием комоде, обитавшем раньше в королевских дворцах, но сейчас стоявшем рядом с вазой, лежали стопка рисунков и крошечный огрызок карандаша… и еще — обломок котсуолдского песчаника размером с кулак. Как раз подходит, чтобы придавить бумажные листки, которые может унести ветром.
Рен слегка улыбнулся, игнорируя неприятные ощущения, когда шрам вновь натянул кожу.
Нет, Каллиопа — одна такая на свете.
Его улыбка померкла. Рана, нанесенная ее отъездом, не скоро заживет. Дом снова придет в упадок и пропитается запахами пыли и табака.
Он провел рукой по волосам, и на пол полетела травинка. Но Рен с рычанием поймал ее и смял в кулаке. Ярость бушевала в нем, ярость на себя за то, что позволил проклятой семейке найти убежище в его доме, и на Калли за то, что принесла сюда жизнь, смех и цветы только затем, чтобы снова все отобрать!
Приготовив рагу из картофеля с луком и свининой, она машинально наполнила тарелку и для мистера Портера, но тут же недоуменно на нее уставилась. Сядет ли он с ней за стол? Но его целый день не видно. Может, он возьмет еду в кладовой? Но как жаль, если горячее ароматное рагу застынет и подернется пленкой жира!
Улыбнувшись, Калли поставила тарелки на поднос, взяла свечу и направилась в кабинет мужа. Постучала, едва не выронив поднос, но ответа не получила.
Повернув ручку, приоткрыла дверь.
— Мистер Портер!
Но в строго обставленной комнате было холодно и темно. Ни уголька в камине. Да мужа вообще нет дома.
— Прекрасно, — пробормотала Калли. — Наслаждайтесь тем, что оставят вам до утра мыши.
Плюхнув тарелку на письменный стол, она решительно вышла из комнаты.
В самом деле! Она готовит, убирает и каждую ночь разыгрывает покорную девственницу! Мог бы по крайней мере ради приличия приходить домой к ужину!
Калли вдруг замерла на середине лестницы и посреди негодующей тирады. Господи милостивый, она и рассуждает, как чья-то жена!
Она подняла глаза к темному потолку.
— Я чья-то жена, — пробормотала она, и в этот момент все происходящее показалось абсолютно нереальным. Сейчас кто-то из родных выскочит из укрытия и громко засмеется остроумному розыгрышу.
Но дом оставался темным, тихим и совершенно свободным от Уортингтонов. Именно этого она и хотела. Честное слово!
Она вдруг почувствовала, как устала после хлопотного дня, и с трудом потащилась наверх, задумчиво покусывая нижнюю губу.
«Я одна. Хотела быть одна. Мечтала всего о часе уединения…»
В этот момент она никак не могла вспомнить, почему… зачем…
Войдя в комнату, она поставила на туалетный столик свечу и поднос со своим ужином, после чего завела руки за спину, чтобы расстегнуть пуговицы платья.
Свеча погасла.
Комната погрузилась во тьму. Испуганный вскрик Калли заглушили чьи-то шаги. Прежде чем она успела поднять тревогу, чья-то рука обвилась вокруг ее талии и оторвала от пола.
Темнота вихрилась вокруг… вскоре Калли уже прижали спиной к ледяной штукатурке стены.
Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь. Большие руки вцепились в волосы, вытаскивая шпильки, раскидывая по плечам густые пряди, расстегивая пуговицы… горячие губы припали к голой шее.
Прижимаясь к ней всем телом, он рычал от вожделения.
Это ужасало. На нее напало дикое животное.
Но Калли поняла, что ей это очень нравится. Сердце колотилось, воздуха не хватало. Она стояла абсолютно неподвижно и позволяла ему все. Хотя могла остановить, если бы хотела. В конце концов, когда имеешь пятерых братьев, укротить мужчину несложно.
Он никак не мог справиться с пуговицами, поэтому повернул ее лицом к стене и стал возиться с петельками.
Она чувствовала твердость его плоти. Жар тела. Силу желания. Порывистые движения рук.
О да. Мистер Портер начинает терять контроль.
Калли радовалась, что мрак скрывает ее довольную ухмылку.
Но тут он стянул с нее платье до талии, надежно сковав ее руки и обнажив грудь.
Она хотела достучаться до него, но боялась, что это безнадежно.
Кровь в жилах кипела так, что Рен едва был способен думать. Его фаллос отвердел до боли, особенно потому, что был прижат к ее мягкой попке… и боль казалась утонченной пыткой. Он не мог противиться безумному желанию прижаться крепче к ее податливой плоти. Она тихо охнула. Но хотя не держала жемчужины во рту, все же не протестовала.
Она не знала. Считала его мужчиной. Думала, что хочет его, но ведь никогда не видела… по-настоящему не видела. Он искалеченное, изломанное создание, которому следовало бы стоять на коленях перед пышущей жизнью красотой.
Она думала, что знает его… хотя никогда не видела при свете дня.
Но темнота была его союзником. Несмотря на то что он жаждал видеть ее, все же чувствовал себя свободнее во мраке, даже свободнее, чем в капюшоне.
«Трус».
«Я никогда и не претендовал на иное».
Теперь Рен должен был пробудить в ней желание, такое ошеломляющее, что она придет к нему. По своей воле. Готовая на все. Пылкая.
Наконец он позволил себе отведать ее на вкус… нагнулся, вдыхая сладкий цветочный запах мыла и женский мускусный аромат ее возбуждения, прижался губами к плечу. И почувствовал, как она замерла. Ему показалось, что она даже затаила дыхание, но он отказывался поддаться на ее милую покорность. Ярость и вожделение бушевали в нем, разжигая кровь, туманя разум и перевешивая боль после тяжелого, непривычно активного дня.
Он снова сжал ее плечи, грубо повернул лицом к себе, чтобы нагнуться, попробовать на вкус, ласкать и владеть.
Вот ее шея, горло, очаровательная ложбинка между ключицами, где под кончиком его языка бился пульс.
Вниз… вниз… вершинки грудей, полных и упругих. Он стал сосать ее грудь жадно, изголодавшимся ртом. И почти забыл свой план, когда нагнулся над этими роскошными грудями, шелковистой кожей, клубничными бугорками сосков. Обвел их языком, игнорируя стоны… нет… поглощая стоны, храня их в обширном пустом пространстве своей памяти. Прямо рядом с хранилищем неуемных фантазий.
Он сосал ее соски по очереди, сосал сильно, касаясь их губами, зубами и языком. Калли извивалась в его объятиях, ахая, что-то бормоча, изнывая от наслаждения и сладкой боли, которые он ей дарил.
Она не протестовала, не отталкивала его, разжигая вожделение, так что он не мог не прикусить ее чувствительную плоть. Ее покорность возбуждала его, раздражала, бесила… неужели она никогда не позволит ему заглянуть в свою душу? Не покажет отвращение, которое, несомненно, испытывала?
Его рука, словно стала отдельным существом, скользила по ее телу. Расстегнутое платье сползло до талии, он сунул внутрь руку, запустил другую в волосы и откинул ее голову, чтобы было легче ласкать губами эту нежную шею.
О, эта непослушная рука, сползшая по атласному животу, неумолимые пальцы, запутавшиеся в шелковистых завитках ее венерина холмика…
Ее ноги были тесно сжаты. Может, она пытается ему воспрепятствовать?
Но тут он понял, что таким образом она инстинктивно старается получить облегчение, найти выход желанию.
Его рука проникла между ее бедрами. Вор в темноте, крадущийся в сладостный жаркий рай, который был слишком хорош для таких, как он.
Калли почти вскрикнула в страстной разрядке, которую получила от легчайшего прикосновения. О да, наконец…
Рука мистера Портера, казалось, усмиряла дикую лошадь. Его пальцы скользили в ней, вокруг, через нее… Жаркие и мокрые, успокаивающие и требовательные, вторгающиеся и зовущие, превратили ее в задыхающееся, мурлыкавшее бесстыдное создание, забывшее обо всем и все еще готовое на все, все еще покорное.
И все-таки она не знала, чего ждет. Чего хочет. Ей были известны слова: оргазм, удовлетворение, разрядка… она исследовала все точки наслаждения своего тела: что ни говори, а ей уже тридцать. Но собственные прикосновения не могли сделать с ней такое!
Она без всяких приказов шире раздвинула ноги, чтобы дать ему больший доступ к своим потаенным местечкам. Больше, пожалуйста, больше… так близко… она не знает, что… вожделение, трепещущее на краю… еще один шаг — и она улетит в пропасть.
Его длинный палец проник глубоко, входил и выходил, врывался, наполнял, владел, возбуждал, удовлетворял…
Она кончила, сильно и внезапно, извиваясь, распятая его властными руками на холодной оштукатуренной стене. Неистовые, мучительные, прерывистые стоны рвались из груди, но она почти не слышала себя. Жаркие волны, ледяной озноб, конвульсии несказанного наслаждения лишили сил, мыслей и слов, и она безвольно билась в его объятиях.
Наконец буря стихла, плавно опустив ее на землю на своих крыльях, и она осознала, что стоит дрожащая, полуобнаженная, мокрая от пота, прижатая к стене мужчиной, лица которого так и не увидела как следует.
«Это безумие. Слишком странно, слишком бесстыдно. Это чудесно».
Все годы одиночества и заброшенности, годы желаний и лишений сметены этим мужчиной, его горячим ртом и умелыми, волшебными руками.
Колени Калли подогнулись, и она сползла по стене на пол. Рен присел, поддерживая ее обмякшее тело, пока оба не оказались на коленях, лицом друг к другу.
Руки Калли все еще были стянуты рукавами платья, перекрутившегося на талии. Иначе она обняла бы мужа и заплакала на его плече. Но сейчас могла только прижаться лбом к его груди.
— Спасибо, — выдохнула она. — О, большое спасибо!
Рен, погруженный в туман вожделения, куда его заманила вздрагивающая нежная плоть и безумные возбуждающие стоны, страстно желал одного, как бы повалить жену на ковер и брать, пока не изольется в нее не менее трех раз… Но ее слова мгновенно вернули его к реальности.
Она благодарила его… за что? За то, что толкнул к стене, сорвал одежду и украл для себя первый оргазм? За то, что унизил и опозорил респектабельную молодую женщину своими темными инстинктами? За то, что заманил ее, скомпрометировал, украл у семьи, лишил привычной жизни, за то, что предложил грязную сделку: драгоценности в обмен на плотские утехи?
Кто такая, черт возьми, Каллиопа Уортингтон, чтобы благодарить его за это?
Поэтому Рен осторожно обнял дрожащую жену, слишком потрясенный ее благодарностью, чтобы оттолкнуть или взять ее, или хотя бы поддаться звериному порыву. Вместо этого он просто прижимал ее к себе, пока она не успокоилась.
Отдышавшись, Калли поняла, что все еще ощущает каменную плоть мистера Портера, прижатую к ее бедру. Что делать? Она просто должна принести облегчение и ему. Господи, конечно, облегчение! Но у нее не хватало слов благодарности, чтобы сделать это.
И тут она почувствовала нежность его объятий. Он держал ее так бережно, легко, как пойманную птицу, словно опасался, что она может сбежать.
За всю свою жизнь она не могла припомнить таких объятий, объятий хозяина, защитника и в то же время таких нерешительных. Это заставило ее возжелать большего. Все время ощущать сильные, жаждущие объятия, безумную силу вырвавшейся на волю страсти… О, ей так хочется принадлежать мужчине. Этому мужчине.
И богу известно, Калли хотела всего!
Глава 13
Наутро Капли проснулась в прекрасном настроении. Вальяжно потянулась в своей большой кровати, которую на этот раз не делила с сестрами, и вспомнила свой первый настоящий оргазм.
Конечно, это немного стыдно. Но жаль, что она не сможет сказать маме. Мама будет так счастлива за нее, как в тот день, когда у Калли начались первые месячные. Она даже велела испечь торт с сахарной глазурью и подарила дочери прелестный носовой платочек с кружевной оторочкой, лежавший вечером на тарелке Калли. Мальчишки приставали к маме, требуя сказать, по какому случаю праздник. Но та лишь таинственно улыбалась. Электра, которая все знала, позеленела от зависти.
Калли спрятала улыбку в подушку.
«О, Элли, если бы ты только знала…»
И все же они с мистером Портером еще не осуществили свой союз. Она ожидала, что он возьмет ее прямо там, на полу. Чувствовала это по его рукам и губам, и силе, с которой он прижимал к ней свою стальную плоть.
Остальное ждало впереди.
Улыбка Калли стала еще шире.
Ее ужасно интересовала его эрекция. Она, конечно, видела иллюстрации. И невозможно жить в одном доме с шестью мужчинами, ни разу не увидев пениса. Мало того, именно она меняла пеленки маленьким братикам!
Однако все это не объясняет того, что она ощутила прошлым вечером. Мистер Портер казался просто огромным. Можно, конечно, предположить, что это дар природы. Но Калли страшно жалела, что под рукой нет парочки справочников для сравнения. Возможно, ее воображение было подогрето вожделением.
Даже наверняка.
Но тут Калли вспомнила, что у нее имеется куда более насущная проблема.
Она пригласила на бал всю деревню, а самой надеть нечего!!!
На этот раз, когда Калли показалась на центральной деревенской улице, на нее почти не обратили внимания. Она узнала причину, когда вошла в магазинчик мадам Лонжетт.
Все выглядело, как прежде, но вдруг неизвестно откуда возник маленький, похожий на эльфа человечек, губы которого были растянуты в улыбке.
— Здравствуйте, дражайшая леди! Чем могу служить?
Калли не сочла нужным отметить вслух, насколько странные перемены произошли в лавке. И где мадам Лонжетт?
Впрочем, может, этот человечек находился здесь с самого начала… хотя судя по возбужденной болтовне пораженных женщин, стоявших перед лавкой, это весьма сомнительно.
Все же он буквально лучился гостеприимством, и одно это было таким облегчением, что она едва не зарыдала на его узком плече.
Его сияющая улыбка не потеряла своей силы.
— Вам нужна моя помощь, мадам?
Калли беспомощно улыбнулась в ответ.
— Вчера я заказала несколько платьев, а потому решила устроить бал, чтобы отпраздновать свою свадьбу… то есть не решила, а так получилось… знаете, словно вулкан взорвался, помимо моей воли…
Она вела себя как слабоумная болтушка, а этот славный человечек ободряюще улыбался, словно она изрекала мудрые афоризмы, и вскоре она немного успокоилась и с сожалением покачала головой:
— Прощу прощения, мистер…
— Баттон, мадам, — поклонился он. — Дорогая мадам Лонжетт уехала отдыхать, и я остался вместо нее. Буду счастлив сшить все, что вы пожелаете. И уверяю, мое искусство вас не разочарует.
Она чувствовала, что он говорит правду. Невозможно жить рядом с Электрой Уортингтон, не научившись хоть немного разбираться в моде. А Калли была уверена, что щеголеватый мистер Баттон — самый модный джентльмен, которого она когда-либо видела. Кажется, он немного подшучивал над ней… и все же она не возражала. Если это и шутка, то наверняка добрая, и она ни за что не обидится. Ведь сама она тоже подшучивала над родными и, если хорошенько подумать, собирается разыграть мистера Портера.
Выпрямившись, она коротко кивнула.
— Мне нужно бальное платье, а времени почти не осталось. У меня почти нет одежды. Моя семья обязательно пришлет мне вещи, и должны были уже это сделать, но поскольку меня нет рядом, они… они немного разболтались.
Мистер Баттон снова улыбнулся так, словно это она поместила на небо луну, потому что решила, что звезд слишком мало.
— Полагаю, ваша семья очень по вам скучает. У вас такая прелестная улыбка, мадам. Уверен, что она освещает все комнаты вашего родного дома.
Вспоминая свои истерические вопли, реакцию на проделки Каса и Полла, или Атти, или Каса, Полла и Атти, Калли покраснела.
— Полагаю, они прекрасно без меня обходятся.
«Они наверняка тонут, как баржа под грузом камня…».
— Мистер Баттон, понимаю, что невозможно сшить приличное платье за столь короткое время…
— Но, мадам, невозможное — моя самая сильная сторона. Я ем его на завтрак и вывешиваю сушиться к полудню, — подмигнул он.
Калли невольно рассмеялась, но его безумие было крайне убедительным. В худшем положении она все равно не окажется.
— Было бы чудесно предоставить все вам, сэр. Я раньше никогда не устраивала балов и не знаю, как это делается…
Он повелительно поднял руку:
— Дражайшая миссис Портер, ни слова больше! Я точно знаю, как устроить бал. Скажите, вы уже подумали о теме? Весна — прекрасное время в Котсуолдсе. Языческие ритуалы, возможно? Или классика? Флора, богиня весны?
— Маскарад, — твердо объявила Калли. — И ничего слишком затейливого, поскольку я пригласила всю деревню и не уверена, придут ли гости. В конце концов у них полно скота!
Она его изумила. Бедняга открыл рот, вне всякого сомнения, готовый к новым предложениям, но она просто видела, как сверкающие шестеренки невидимых часов вращаются у него в голове.
— Нет, я не имела в виду, что приглашу чертовых мулов, — утешила она.
Ей даже показалось, что он сейчас упадет в обморок. Но мистер Баттон перевел дух.
— Приглашения, — выпалил он с некоторым отчаянием. — Приглашения — то что нужно. Когда у человека есть приглашение, в котором указано, к которому часу прибыть, как одеться и… имя приглашенного…
— Да. Приглашения. Полагаю, я смогу написать их прямо сегодня вечером.
Но вечером она будет голой, и к тому же у нее ужасный почерк. Она привыкла писать быстро и неразборчиво, как истинный ученый.
Мистер Баттон, как подобает настоящему волшебнику, грациозно взмахнул рукой.
— Нет, мадам, я настаиваю. Я все сделаю сам! Э… пригласить кого-то еще? Всю деревню, конечно! Прекрасная мысль, и идеальная возможность для всех приветствовать вас и поздравить со счастливым браком!
Судя по тону, написание приглашений займет не более минуты его времени!
— Вы упомянули родных? Они живут достаточно близко, чтобы приехать?
— Родные? О Господи!
«Вот тогда начнется кошмар!»
— Я люблю свою семью, но… мой муж… слишком трудно., э… нет. Нет, я не думаю, что моя семья успеет на бал. Видите ли, они живут в Лондоне. И только недавно приехали домой, так что новое путешествие их утомит.
Вполне разумное объяснение. При мысли о волочащихся за мамой шарфах, о цитирующем Шекспира папе, о Касе и Полле, которые, возможно, напустят на них четырех всадников Апокалипсиса, и все это на ее первом балу… ни за что. Так будет лучше.
Элли может убить ее позже, но смилостивится, услышав о животных, посетивших бал. Тогда взбесится Атти, которая ни за что не хотела бы пропустить такое зрелище.
Мистер Баттон оказался настоящим чудом. Всего через час ошеломленная Калли вышла из лавки с пакетом изумительного нижнего белья, вполне заменившего то, что утонуло в реке. Мерки с нее сняли быстро и почтительно. Раньше мужчина никогда не снимал с нее мерок. Но мистер Баттон не был обычным мужчиной, не так ли?
Кроме того, ей было обещано в течение нескольких дней сшить два платья и еще одно, шелковое, бальное, что вряд ли казалось возможным. И все же она успела подпасть под очарование мистера Баттона, и он казался человеком, который держит слово.
Что за странная личность? Она уже его просто обожает.
Как славно найти еще одного друга.
Знает ли он ее имя?
«МИСТЕР И МИССИС ЛОРЕНС ПОРТЕР
ПРОСЯТ ВАШЕГО ПРИСУТСТВИЯ В ВЕЧЕР
СЛЕДУЮЩЕГО ЧЕТВЕРГА
НА БАЛЕ-МАСКАРАДЕ
В ЧЕСТЬ ИХ НЕДАВНЕЙ СВАДЬБЫ».
Когда кто-то решает устроить бал без ведома джентльмена-отшельника, следует сообщать ему о предстоящем событии очень осторожно и не с пустыми руками. Мистер Портер — сладкоежка. Это выход?
Пироги. Пироги Калли были широко известны как кусочки сочного рая, завернутые в облака хрустящей корочки. Попробовав их, мужчины дрожали от удовольствия и клялись, что ради нее готовы на любые подвиги. Или, если речь шла о братьях, — выполнять наиболее неприятные обязанности Калли.
Читать бесплатно другие книги:
