Когда она сказала «да» Брэдли Селеста
— Оставляю.
Рен отложил саблю и прикрыл ладонью ее венерин холмик.
— Это поле. Оно мое.
Калли закрыла глаза. Ее тело содрогалось, руки по-прежнему сцеплены над головой, щиколотки скованы его весом. Она обнажена, беспомощна, завоевана.
— О да.
Последовал знакомый шелест ткани: Рен снял капюшон. И его губы… жаркие, ищущие, жадные…
Наслаждение было так сильно, что она вскрикнула. Безумно, бесстыдно, непристойно целовать ее там… она никогда раньше не знала… никогда…
Через мгновение она принадлежала ему, возбужденная, набухшая, влажная от желания. И он брал все это, не жалея ничего. Губы, язык, зубы… он покусывал, лизал, о небо, лизал и дразнил, и погрузился глубоко, чтобы попробовать на вкус…
Она снова закричала. Громко, самозабвенно, распростертая перед ним на ковре, как мечта пьяного безумца.
И не было конца его ласкам. Он был повсюду, и она не могла это больше вынести.
— Вопли тебе не помогут, — прорычал он в ее мокрую пульсирующую плоть. — Хотя разрешаю попытаться.
Она завизжала. Завыла. Умоляла. Не зная, о чем просит…
Он проник в нее пальцем, и она взорвалась, разлетевшись на осколки, когда огромные волны наслаждения отняли возможность дышать. Он снова и снова вонзал, в нее палец, как за минуту перед этим язык. Словно беспощадное оружие. Она опустила руки и полностью отдалась на милость победителя. Извивалась, билась, отвечала на каждое его движение, но этого оказалось для него недостаточно. Он брал ее ртом. Снова и снова. Заставлял кончать и кончать, неустанно превращая ее в дрожащее, пропитанное потом существо, потерявшее способность говорить. Издающее хриплые стоны и бессвязный лепет.
После третьего оргазма она обмякла. И думала только об одном: возьмет он ее сейчас? Сделает ли своей?
Не сделал. Вместо этого убрал влажную руку и осторожно свел ее раздвинутые бедра. Она перевернулась на бок, ловя губами воздух. Голова кружилась. Она даже не услышала, как он ушел. Просто вдруг стало холодно и одиноко. Калли открыла глаза.
На ковре, в нескольких дюймах от ее носа, лежала жемчужина.
У него их сотни…
«Я этого не переживу».
Рен почти выбежал из библиотеки, едва добрался до лестницы, прислонился к перилам, борясь с желанием завладеть желанным телом жестко и быстро, прямо на ковре, где они будут валяться, подобно парочке похотливых слуг. Каллиопа. Она восхитительна, сладка, брошена и покорна, а он, ублюдок, сделал из ее первых впечатлений о плотской любви извращенную игру.
И все же он хотел ее. Так сильно, что мысль об этом билась в нем, подобно собственному пульсу. Он жаждал ее. Жаждал разрядки. Жаждал прикосновений. Объятий. Любви.
А значит, следовало бы наполнить ее таким вожделением, что она будет вынуждена терпеть его. Но теперь он желал большего. Желал ее. Желал, чтобы она его хотела. Не ради жемчуга. Не ради богатства. Даже не из жалости.
Ах, если бы он по-прежнему оставался мужчиной!
Тогда сумел бы заставить ее кричать и извиваться под его ласками. Сумел бы воспламенить тело… но в сладостной Каллиопе главное — не тело.
Черт побери, он хотел всего!
Рен провел по лицу дрожащей рукой. Щетина оцарапала ладонь. Он и ее нежную кожу оцарапал. Бедра ее, должно быть, горят до сих пор. А ведь он не брился из безразличия к себе. Какая разница, если все равно его никто не видит без капюшона! Но борода только добавляла уродства! С ней он мало похож на человека.
Стоя в дверях библиотеки, он вдруг осознал, что Калли ему нравится. Возможно ли такое, что и он понравится ей?
Но с чего бы? Что он сделал, чтобы заслужить ее доброе отношение?
Мысль была странной и леденящей. Теперь он понял, каким ограниченным стал. Каким эгоистичным. Только и мог думать, что о собственной несчастной судьбе!
Калли пекла пироги и кексы, мыла окна и раздарила всей деревне чертов имбирь, не зная, что он был отравлен. Калли заботилась о своих чудаковатых родителях и буйных братьях и сестрах и теперь заботится о нем.
Шестерни самопожертвования заржавели от долгого бездействия, но Рен упорно думал о том, что может сделать для жены. Не для того, чтобы она любила его. Просто нужно лелеять и беречь эту женщину!
Почти все следующее утро Калли провела за починкой платья. Сидя на освещенном солнцем сиденье-подоконнике, она тщательно заделала порванные рукава и пришила пуговицы, которые вчера долго разыскивала, ползая по ковру. Она уже делала это однажды, когда он неожиданно вошел в комнату и рывком сдернул с нее платье.
Конечно, по всем правилам нужно было бы разозлиться на мужа, но она не могла сдержать улыбку при мысли о наслаждении, которое он ей подарил.
Вспомнив о прикосновении холодной стали, она вздрогнула.
«Я бы хотела, чтобы он проделал это еще раз…»
Дело не в поединке. Не в том, как он срезал с нее платье, — хотя это так возбуждало. Словно сцена из пиратского романа!
Но она думала о мистере Портере. О том, что чувствовала под его горячими ласками. Тогда его руки дрожали от желания, а голос прерывался.
«Интересно, можно ли любить того, кого никогда не видел?»
Она пригрелась на солнышке и захотела спать. Все мысли о наслаждении и шитье, все вопросы стали мешаться в голове.
Он снова сбежал, когда она была готова отдать ему тело, позволить утолить желание. Он подарил ей столько блаженства, что угрызения совести не давали покоя: ведь это она получала львиную долю удовольствия.
Но была ли Калли действительно готова?
Она не питала никакой сентиментальной привязанности к своей девственности. Разве что считала должным оставаться добродетельной. Ради семьи. Но что может быть более респектабельным, чем осуществить законный брак с законным мужем.
И все же мистер Портер во многом оставался ей чужим. Как она может отдаться тому, кто не желает показать ей лицо?
Калли прислонилась лбом к оконному стеклу, уронила руки на колени и, почти забыв о шитье, сонно смотрела на яркий пейзаж за окном. Кто он? Почему так изуродован? И что за человек? Он не был недобр… но и добрым его не назовешь. Жил в прекрасном доме и все же ничего не делал, чтобы навести уют. Люди ждали от него поддержки, но он отстранился от них. Родные хотели его внимания. Но он почти не говорил с ними. Разве это поступки хорошего человека?
Да, он спас ее, рискнув собой, чтобы она не разбилась о камни под окном, и все же был совершенно готов умереть от руки Дейда. Может, ему просто нечего терять?
Мистер Портер воистину загадка.
Темное пятнышко, замеченное краем глаза, привлекло ее внимание. Калли повернула голову и лениво прищурилась. Но, присмотревшись, мгновенно забыла о дремоте и прижала руку к стеклу. Там, в конце газона, между двумя ветвистыми деревьями стоял человек.
Калли только недавно проходила там и знала истинный размер деревьев и то, что на расстоянии они казались гораздо ниже. Значит, мужчина должен быть гигантом.
Калли старалась не шевелиться, жалея о том, что так резко встрепенулась, и надеясь, что он ничего не заметил. Что не увидел ее светлого платья, потому что солнце светило так ярко и прямо ему в глаза… Лицо мужчины было скрыто полями бесформенной шляпы… Калли оглядела библиотеку в поисках подзорной трубы. Но когда снова обернулась к окну, человек исчез. Сколько бы она ни напрягала глаза, всматривалась в тени, но видела только два величественных дерева.
Стук-стук…
Сердце Калли заколотилось от страха. Но это всего лишь дверной молоток! Открыв дверь, она узнала, что Беатрис и Генри прислали обещанную кобылку. Красивое рыжее создание танцевало на конце повода, который держал конюх. На ней уже были дамское седло и узда. Кобылка была готова к выезду.
Конюх пообещал приготовить для кобылки стойло в конюшне мистера Портера, так что Калли оставалось только расседлать ее и отвести на место после прогулки по округе.
Калли нерешительно согласилась. Она умела ездить верхом, конечно, но одно дело — медленно трусить по лондонской Ротген-роу рядом с братьями и совсем другое — провести весь день в седле, разъезжая по окрестностям.
Лошадку звали Салли.
— Привет, Салли. У тебя такие красивые… ушки. Очень изящные и заостренные, — похвалила Калли. Наверное, глупо хвалить животное, но Калли давно усвоила, что приветливость и вежливость еще никому не повредили.
Вышеупомянутые ушки дернулись при звуке ее голоса. Калли обнаружила, что кобыла пристально ее изучает.
«Женщина, не толстая и не особенно сильная. Никаких проблем».
Калли покачала головой.
— Не стоит недооценивать меня, Салли. Я вырастила четверых младших братьев, и к тому же Уортингтонов. И с тобой справлюсь.
Возможно, у нее разыгралось воображение, но ей показалось, что выражение влажных карих глаз Салли стало менее самодовольным.
Конюх ушел на конюшню готовить стойло. Калли привязала Салли к железному кольцу, вделанному в столб перед входом, и побежала в дом за принадлежностями для рисования. Теперь, когда у нее есть лошадь, уйдет всего несколько минут на то, чтобы добраться до деревни и проконсультироваться с мистером Баттоном насчет бала. И тогда у нее будет целый день, чтобы проехаться по долине и добавить новые образцы к уже собранным.
Она поспешно натянула спенсер и переобулась в крепкие ботинки. Конечно, без настоящей амазонки она будет выглядеть глупо, но что поделать? По крайней мере седло было дамским!
Глава 17
Каллиопа так торопливо удрала из дома, что Рену не оставалось ничего, кроме как оседлать своего мерина и мчаться вслед за женой. Конюх Генри почтительно кивнул, когда Рен уезжал, словно безумец в капюшоне был вполне обычным зрелищем. Может, Генри отдаст ему парня в конюхи? Каллиопа абсолютно права: дому необходимы слуги.
Когда-то он мог оставаться в седле часами, а если требовалось — и днями. И теперь, войдя в ритм, чувствовал, как возвращаются силы. А вместе с ними — и воспоминания о прошлой ночи с женой… поединок на шпагах в библиотеке, Каллиопа на полу перед ним, покоренная и беспомощная… бесстыдные крики страсти и желания…
Вскоре он увидел впереди Каллиопу верхом на кобылке Генри. Перед тем как свернуть в деревню, она поехала медленнее, так что, миновав мост, Рен натянул поводья. И как раз вовремя. Скакать верхом с восставшей плотью было довольно затруднительно. Поэтому он задержится, пока она не закончит свои дела в Эмберделле.
Он ощущал себя странно живым, полным вожделения и грез о жарких, влажных, сладких местечках и длинных-длинных ногах. И сливочных грудях, увенчанных клубничками сосков. И медовых прядях, раскинувшихся по плечам.
И лукавой улыбке. И дразнящих зеленовато-карих глазах, в упор смотревших на него…
Он заерзал в седле, отчего мерин переступил с ноги на ногу и фыркнул.
Господи, теперь он заражает лошадь своим возбуждением!
Неужели она никогда не вернется из Эмберделла?
Он нетерпеливо оглядел окрестности. Она не могла проехать мимо, не так ли? Нет, он просто…
По спине прошел озноб. На вершине небольшого холма вырисовывался силуэт мужчины. Гиганта. Такой же неподвижный, как огромные булыжники, его окружавшие…
Рен знал когда-то подобного великана. Убийца. Опасный убийца. Рен не встречал более страшного человека. Когда-то они были на одной стороне, и Рен даже испытывал к нему нечто вроде дружеских чувств.
Но его предали, и он отвернулся от этого человека и ему подобных.
Но этот человек наверняка сейчас в Лондоне, где не может причинить зла Рену и всему, что он считал своим.
Наверняка…
Однако в мире не так много гигантов.
Когда мужчина исчез за перевалом, Рен направил коня к груде булыжников. Он просто должен быть уверен…
Приблизившись к деревне, Калли спешилась. Если она поведет лошадь в поводу, это несколько снизит эффект от ее неподобающего костюма. О, где же ее одежда?
«Дейд, я просто уничтожу тебя!»
Перед кузницей была коновязь. Калли оставила Салли там. Молодой сын кузнеца с обожанием уставился на гнедую.
— Вот это да!
Оставив позаимствованную лошадь в надежных руках, Калли поняла, что придется пробыть в деревне довольно долго, хочет она того или нет. Все же дела требовали ее внимания. Сначала она отнесла на почту письмо родным, в котором много рассказывала о доме и деревне и ничего о мистере Портере, а также настоятельно требовала выслать ее вещи.
Стоило ей войти на почту, как полдюжины посетителей мгновенно смолкли и расступились перед ней — в основном женщины и пара стариков: разумеется, мужчины помоложе в такой прекрасный день были в поле, — и позволили ей подойти к почтмейстерше.
Улыбнувшись, Калли отдала письмо и выдавила что-то совершенно невинное насчет хорошей погоды.
— Слишком сухо, миссус.
Калли истолковала сильный глостерширский выговор как «хорошая погода нам весной не нужна, а нужен дождь».
Улыбка Калли слегка дрогнула.
— Полагаю, это верно, — кивнула она. — Я только восхищалась полевыми цветами.
Женщина устремила взор на тех, кто стоял за спиной Калли.
— Сорняки, — проворчал кто-то.
— Да, конечно. Доброго вам дня.
Калли позорно сбежала. Но и на улице ее ждали неприязненные взгляды, провожавшие, словно злобные осы. Нужно было всего лишь пройти мимо церкви и школы, и все же Калли казалось, что до лавки мистера Баттона не менее нескольких миль. Собственно говоря, вся деревня была не более чем скоплением нескольких строений — кузницы, церкви, лавчонок, а ближе к реке стояла мельница. Калли еще не бывала здесь в базарный день, когда на площади разворачивалась торговля и владельцы окрестных ферм предлагали на продажу прошлогодний урожай. Но даже в такой солнечный день, как сегодня, деревня казалась унылой и тоскливой, словно населяли ее одни пессимисты и мизантропы. Короче говоря, это место срочно нуждалось в празднике.
Наконец Калли вошла в лавку мистера Баттона, вернее, лавку мадам Лонжетт, в которой теперь властвовал мистер Баттон, и с досадой увидела, что оказалась в конце длинной очереди. На этот раз море не расступилось. Мода — крайне серьезное дело, даже в деревне.
Однако мистер Баттон тут же заметил ее и знаком велел помощнику занять его место и обслужить дородную матрону, которая, похоже, растерялась, не зная, какое кружево выбрать. Калли отвлеклась, рассматривая весьма колоритный персонаж. Господи, она в жизни не видела такого красавца! Электра была бы вне себя!
— Его зовут Кэббот, — прошептал мистер Баттон. — Закройте рот, дорогая, вы замужняя женщина.
Калли издала странный звук, моргнула и вспомнила ужасно срочное дело, которое заставило ее предпринять неприятное путешествие в Эмберделл.
Повернувшись к мистеру Баттону, она судорожно стиснула его руку:
— Мистер Баттон, кажется, кто-то пытается убить меня!
Калли немедленно увели в душную гостиную мадам Лонжетт, поставили перед ней чашку с крепким чаем, и мистер Баттон обратил на нее вопрошающий взор:
— Вы уведомили мужа о покушениях?
Калли пожала плечами.
— Да. Он считает, что я либо спятила, либо дурачусь. — Ее передернуло. — Разве я способна выдумать мерзость вроде этих змей? Поэтому и пришла к вам. Хотела, чтобы кто-то сказал… что я не сумасшедшая.
Мистер Баттон уселся и склонил голову набок.
— Существует ли в вашем рассказе хоть малейшее преувеличение?
Калли обреченно закрыла глаза.
— Вы тоже мне не верите.
Мистер Баттон резко ударил Калли по руке. Та открыла глаза и с изумлением увидела, что он хмурится.
— Не будьте ребенком, — язвительно упрекнул он. — Я верю вам, дорогая. Просто пытаюсь уточнить факты. Расскажите еще раз о том человеке под деревом. Он действительно так велик, как вы говорили?
Калли сосредоточенно теребила бахрому на ридикюле.
— Собственно говоря, он даже больше, чем я описала. Такого гиганта я встречаю впервые в жизни.
Вы узнали бы его, если увидите еще раз?
Калли наморщила нос.
— Без труда. Говорю, это какой-то Голиаф.
— Хм-м-м…
Его плутовская физиономия на мгновение обратилась в маску смерти. Совсем как выглядел мистер Портер, когда находился на грани того, что нормальные люди называют безумием.
Калли ощутила укол тревоги. Почему ей попадаются только опасные люди?
Но тут маленький портной улыбнулся, и она забыла о своих странных мыслях. Он осторожно погладил ее по руке и одобрительно кивнул:
— Если случится что-то еще, вы должны немедленно прийти ко мне. Понятно?
Калли сразу почувствовала себя лучше. Ничего не изменилось. Ситуация по-прежнему была крайне странной. Но иногда сочувствие бывает ничем не хуже помощи. И временами девушке просто нужно, чтобы ее выслушали.
Пробираясь сквозь толпу женщин в лавке, она заметила у двери Беатрис и подошла к ней.
Беатрис приветствовала ее дружески, но довольно сдержанно. Калли вряд ли могла осуждать ее. Еще бы: под обстрелом взглядов собравшихся в лавке…
— Покупаете платье к балу?
Беатрис кивнула:
— Получила приглашение сегодня утром. Господи какой у вас чудесный почерк.
Калли уставилась на божественного Кэббота, который не покидая поста за прилавком, вздернул идеальную бровь.
— Э… я так рада, что вы придете. Генри тоже ждет бала?
Беатрис опустила глаза и старательно сложила перчатки.
— Генри с радостью посетит бал, как и другие фермеры. Только очень сомневаюсь, что он станет танцевать.
— Если мистер Портер станет танцевать, уверена, что и Генри отважится, — рассмеялась Калли.
О боже! Она говорила так громко, что ее услышали даже несмотря на шум, вернее, когда шум на минуту стих. Взгляды собравшихся пришпилили ее к полу, как бабочку — к коллекционной коробке. Калли нервно сглотнула и попыталась сохранить на губах улыбку. Шепот взорвался с новой силой и стал еще громче. Даже Беатрис уставилась на нее.
— Лоренс тоже придет? Танцы? На глазах всей деревни?
«Не имею ни малейшего понятия».
— Разумеется, придет.
«Может, лучше, пока не поздно, сбежать на Ямайку?»
— В конце концов он сам бы дал этот бал, если бы догадался.
«А теперь я говорю в рифму».
— Уверена, что он будет танцевать со всеми дамами.
«Хоть кто-нибудь, остановите меня. Пожалуйста!»
Рядом появился Кэббот.
— Простите, мадам, за то, что вмешиваюсь, но у меня вопрос по поводу дневного платья из узорчатого муслина, которое вы заказали. Какую ленту предпочитаете для отделки?
На большой изящной ладони лежали две ленты, почти одинакового оттенка бледно-зеленого цвета. Калли в слепой панике уставилась на них. Наконец, судорожно дернув рукой, она показала на ту, которая, видимо, больше нравилась Кэбботу, поскольку тот одарил ее ослепительной улыбкой и с поклоном удалился.
Калли повернулась к Беатрис, но та уже исчезла в толпе. Удивленная, но облегченно вздохнувшая, она стала пробираться к выходу. Когда вернется домой, придется очень строго разобраться со своим болтливым языком.
Только когда Калли благополучно выбралась из лавки и брела к кузнице, ее осенило. Она не заказывала никакого дневного платья с зеленой отделкой.
«Благослови тебя Боже, Кэббот!»
Кэббот вошел в гостиную, где его хозяин, сидя за столом, рассеянно помешивал ложкой чай. Поскольку Кэббот прекрасно знал, что Баттон никогда не пьет чай с сахаром, то предпочел сохранять почтительное молчание, пока тот пребывает в глубокой задумчивости.
Наконец Баттон прекратил свое занятие и сделал первый глоток. Но тут же со звоном поставил чашку на блюдце.
— Да, полагаю, нужно немедленно принимать меры, прежде чем вся эта история окончательно выйдет из-под контроля.
— Да, сэр.
— Когда берешь на себя подобное задание, нужно быть готовым ко всякого рода неожиданностям.
— Да, сэр.
— Не могу же я оставить бедняжку болтаться одну, подобно последнему осеннему листу на дереве!
— Прекрасно сказано, сэр.
— Необходимо подкрепление!
Баттон потер руки.
— Кэббот, принесите…
У его локтя, как по волшебству, появился поднос с пером, чернилами и уже написанными приглашениями на маскарад Портеров. Баттон восхищенно оглядел все это:
— Что бы я делал без вас, дорогой мальчик?
— О, вы справились бы, сэр. И, как всегда, — блестяще.
Беатрис свернула за угол, в церковный двор, и остановилась передохнуть. В боку сильно закололо. Она прижала руку к больному месту, прислонилась к нагретой солнцем стене и закрыла воспаленные глаза.
Черт. Черт, черт, черт, черт…
Беатрис была леди. Она никогда бы не упомянула нечистого, находясь во дворе церкви, если бы ее не довели до этого!
«Уверена, что он будет танцевать со всеми дамами».
Калли, чертова проклятая Калли!
За последние несколько лет Беатрис твердо уверовала в то, что скоро станет госпожой Эмберделл-Мэнор. Все в деревне тоже так считали. И относились к ней, как к хозяйке поместья. Она заботилась о них, выслушивала, улаживала постоянные споры, носила суп больным детям и…
Беатрис ударила кулаком по камню —…каждое воскресенье отсылала цветы именно в эту церковь.
Но, похоже, бедный полубезумный, умирающий Лоренс вовсе не так болен или безумен, как все считали.
Калли казалась такой уверенной, так влюбленной в него, убежденной, что ее мужчина сделает все, о чем она попросит.
Даже не захочет умереть.
— Ты ушибла руку.
Беатрис вздрогнула. Выпрямилась и, открыв глаза, увидела стоявшего перед ней Ануина. На толстом лице отчетливо читалось сочувствие.
Она глянула на руку и осознала, что придерживает ее другой рукой. Перчатка порвалась и была запачкана кровью, сочившейся из царапины.
Похоже, она била по стене не один раз.
Глаза наполнились слезами от бешенства и досады. Она и не скрывала этих слез. Ануин поймет. Ануин не осудит ее за ярость. Он и сам кое-что знал о ярости.
Калли с радостью оставила деревню позади, подняв столб пыли, когда пустила Салли в галоп. Кобылка, в жилах которой текла не одна капля благородной крови, хотела бы лететь во весь опор, но Калли с трудом ее сдерживала. Она всего лишь хотела оказаться подальше от Эмберделла, но не желала очутиться в Шотландии.
Широкая дорога, идущая вдоль берега реки, вероятно, была протоптана лошадьми, тянувшими баржи. Прекрасное место для прогулок. И Калли искренне наслаждалась каждой минутой. Когда напряжение покинуло ее и Салли устала от постоянно натянутой узды, Калли позволила кобылке пойти шагом и стала разминать затекшие пальцы. Она давно уже не ездила верхом, по крайней мере регулярно: нужно было вести дом. Не то чтобы она очень увлекалась верховой ездой. Лошади Уортингтонов были… довольно немолоды. Каждой довелось носить на себе резвых всадников, поэтому теперь все были неторопливы и еле двигались, невзирая на все понукания, и не реагировали ни на что, кроме, разве, пушечной канонады.
Поэтому она оказалась совершенно не готовой к тому, что Салли вдруг пронзительно заржет и сначала отпрыгнет в сторону, а потом встанет на дыбы. Калли подняло с седла и бросило вниз, а Салли уже была далеко…
«Ой-ой…»
Не слишком блестящая последняя мысль, но на большее у нее просто не хватило времени, прежде чем она свалилась на утоптанную землю.
«Будет больно».
Так и оказалось.
Рен натянул капюшон на лицо, так чтобы ветерок не откинул его, и медленно поехал по деревенской улице. Он остро чувствовал взгляды украдкой, бегавшие по нему, как мыши. И такие же неприветливые.
Когда он вернулся на свой пост у моста, после бесплодных попыток отыскать неизвестного гиганта, его обуяло нетерпение. Прошло полчаса, а Калли все не было. Он пропустил ее появление, это совершенно точно.
Придется все проверить. Теперь, когда его плечи подергивались под тяжестью неприязненного любопытства, он жалел, что не поехал сразу домой. В деревне ее не было. И гнедой кобылки нигде не видно. Очевидно, Калли быстро покончила с делами. За что ее вряд ли можно осуждать. Неужели и с ней здесь так плохо обращались? Наверняка нет! Жизнерадостную натуру Каллиопы и неподдельное дружелюбие должны оценить даже здешние угрюмые обитатели.
Или это не так? Менее чем за неделю она трижды здесь побывала и каждый раз старалась не задерживаться. Никаких праздных сплетен с женщинами, никаких приглашений на чашку чая, никаких любезностей в адрес новой хозяйки поместья?
Очевидно, так.
Он вспомнил фиаско с имбирем и свое грубое обращение с ней после происшествия в подвале. Тогда он не постеснялся находившихся там мужчин из деревни.
У него все похолодело внутри при мысли о том, что ее преследуют несчастья с тех пор как она обвенчалась с ним. Должно быть, он кажется ей похотливым безумцем, вечно ищущим повода упрекнуть жену. Она оторвана от странноватой, но любящей семьи, чудаков и бездельников, и теперь полностью изолирована от всего мира. Не может даже завести новых друзей из-за зловещей репутации мужа, которого считают дьяволом во плоти. Должно быть, это специальный, сотворенный исключительно для Каллиопы ад. Создан им. И доставлен, перевязанный порванной ниткой жемчуга.
Рен, тихо выругавшись, пустил коня в галоп прямо по деревенской улице, отчего собаки рассыпались в разные стороны, а пешеходы поспешно уступали дорогу.
Возвращение в проклятый дом не даст ничего хорошего. Она тоже приедет и окончательно сведет его с ума нескрываемым желанием и нетерпением. Ни одно место на земле не свободно от запаха и вкуса Каллиопы, вкуса непередаваемой сладости с соблазнительным оттенком розмарина и соли…
Глава 18
Калли лежала на спине посреди дороги и рассматривала тучи, собравшиеся в полуденном небе. Когда исчезло солнце?
Голова болела. Неужели Калли ее ушибла? Кажется, она не теряла сознания… разве только на минуту… на нее затмение нашло.
Она медленно села, опираясь на руки, и тупо смотрела на юбки, пока не поняла, что они задрались до колен. Калли кое-как их опустила.
Определенно разум потеряла.
Салли.
Калли осторожно огляделась, с трудом поворачивая голову, но лошади не обнаружила. Ускакала. Возможно, домой, в свою конюшню. И это хорошо. Когда лошадь возвращается без седока, люди тревожатся. Люди вроде мистера Портера. И… и Беатрис. И ее мужа. Как там его? Калли уставилась на грязные исцарапанные ладони. До нее не сразу дошло.
Ах да, Генри. Они увидят, что Салли прибрела домой одна, и немедленно бросятся спасать глупенькую Калли. Кто-то приедет.
Конечно, хорошо, когда тебя спасают. Раздражает, правда, но хорошо. И все же нет никаких причин ждать здесь, сидя в грязи, словно брошенная кукла.
Ей довольно легко удалось встать на четвереньки. Голова с каждой секундой становилась яснее, несмотря на пульсацию в висках. Но когда она попыталась выпрямиться, щиколотку пронзила тошнотворная боль.