Ласточки Флеминг Лия
Мальчиков отвели на чердак, где тянулся ряд кроватей с большими банками из-под варенья у каждой.
– Это что, пепельницы? – пошутил Грег.
– Нет, фокус, который придумал доктор, чтобы вы не мочились в постели. Туалет отсюда далеко, и я знаю, какие лодыри эти мальчишки! Раскладывай вещи, ужин на кухне.
Грег покачался на кровати. Пока что дела шли неплохо: чистые простыни – хороший знак, и шкафчик для вещей.
Пожалуй, можно задержаться здесь на несколько ночей, пока он не сообразит, что к чему. От Лидса они ехали сначала на север, а потом на запад. Он хорошо знал географию. Они не слишком далеко от морского порта, но ему очень хотелось проехаться в том «Даймлере».
Глория так устала, что глаза закрывались сами собой, пока они ехали по длинной дороге с высокими деревьями, а потом перед ними вспорхнула большая белая сова.
– Что это? – шепотом спросила она Мадди. – Мне не нравится это место.
– Всего лишь амбарная сова, и до Бруклин-Холла совсем недалеко, – пояснила миссис Плам. – Но вы должны молчать, когда мы приедем в дом. Миссис Белфилд не привыкла к маленьким детям, так что позвольте сначала мне объяснить, что случилось.
– Ухо болит, – простонал маленький Сидни.
– Знаю, дорогой. Я найду тебе вату и теплое масло.
– Нам сюда?
Глория уставилась на огромный каменный дом с квадратной башней посредине и окнами, как в замке. Сюда могла бы разместиться вся Элайджа-стрит. Но окна были темными, а дом казался таким неприветливым. Широкие каменные ступеньки вели к большой дубовой двери.
– Окна закрыли глаза. Похоже, дом спит, – проговорила Глория, вызвав улыбку на лице миссис Плам.
Они дернули за шнур звонка. Дверь открыла молодая девушка в переднике. Их ввели в вестибюль, а водитель отправился в гараж. Мадди подумала, что случилась какая-то ошибка. Неужели их привезли в школу?
По лестнице спускалась женщина с тростью, высокая, в длинном черном платье с накинутой на плечи шалью. Седые волосы были забраны наверх. От нее пахло цветами.
– Наконец-то, Прунелла… о, какая хорошенькая девчушка! – воскликнула она, схватив Глорию и пристально ее рассматривая. – Откуда такие экстравагантные локоны? Это не золотистые волосы Белфилдов. Такая маленькая для своего возраста… Дай-ка получше тебя рассмотреть. Мы сможем что-нибудь для тебя сделать.
– Эта Глория, эвакуированная, – пролепетала миссис Плам. – Мадлен, ваша внучка, вот эта.
Она показала в другую сторону, где жалась Мадди.
– А… вот как… сними очки, девочка, дай собаке увидеть кролика.
Леди оглядела ее с головы до ног.
– О господи, какое несчастье. Совсем не в наш род, верно? Как лошадь с кривым глазом, которой нельзя довериться. Впрочем, этого следовало ожидать, не так ли?
Глория не сводила глаз с лестницы. Она впервые в жизни оказалась в такой роскошной комнате. Такие она видела только в фильмах. Утром в субботу она обычно ходила в кино и смотрела «Маленький лорд Фаунтлерой» [14]и картины с Ширли Темпл. И вдруг сама оказалась в волшебной стране, и это ее новый дом.
Но тут Сид снова заныл. Он все испортит!
– Заткнись, или нас всех вышвырнут отсюда, – прошипела Глория. Разве он не понимает, как им повезло?
Но брат выглядел как-то странно.
– Это Глория и ее брат Сидни, который не очень здоров. Им нужна постель на ночь и, боюсь, необходимо вызвать доктора.
– Немыслимо. Прунелла! Достаточно скверно уже то, что пришлось взять одну, но теперь ты требуешь приютить троих, да еще вызвать посреди ночи бедного доктора Дэвида. Неужели все это не может подождать?
Женщины старались говорить тихо, но Мадди слышала их рассерженное бормотанье.
– Совсем как в фильмах, правда? – прошептала Глория, восхищенно осматриваясь. – Я все время себя щиплю. Если бы ма могла нас видеть…
– Куда она уехала? – спросила Мадди, пытаясь застать Глорию врасплох.
– Не знаю, – последовал осторожный ответ. Глория слишком устала, чтобы думать о том, что сейчас делает мама. Она только что бросила их, засунув в поезд, где они должны были сами заботиться о себе. Сама не понимая почему, она радовалась тому, что ее приняли за девочку из семьи Белфилд.
Сид совсем позеленел.
– Мисс, мисс, у него припадок! Он всегда такой, когда болеет! – завопила она.
Старая леди сочувственно смотрела на бившегося в конвульсиях мальчишку. Может быть, и Сида не выгонят…
Если он болен, его не могут вышвырнуть на улицу, и тогда она сможет остаться во дворце. Теперь ей хотелось увидеть все, посмотреть, как выглядит дворец при дневном свете.
– Может, прижать ложкой его язык? Миссис Коннот делает это, когда у Вероники Роджерс случается припадок, – предложила Мадди. Бабушка явно удивилась, когда услышала, как безукоризненно правильно ее внучка выговаривает слова. По крайней мере, теперь бабушка не предпочтет ей хорошенькое личико Глории, что ранило Мадди больше всего.
– Теперь видишь, что ты наделала… пошли Илзу в дом викария, пусть он позвонит доктору Дэвиду. Ах, эта беднота! Не могут даже последить за собой как полагается! Бросают детей в таком состоянии! Эти дети выглядят изможденными… и такой грубый выговор! Не хочу, чтобы Мадлен подхватила его! Вижу, Артур научил ее соответствующим манерам!
– Я и французский знаю, – добавила Мадди. – В школе Святой Хильды мы учили французский и латынь.
– Говори только, когда к тебе обращаются, девочка, – резко бросила старуха. – Пойди найди Илзу и отошли ее к викарию, и пусть не забудет взять факел.
Мадди не знала, нужно ли приседать, как это делали горничные, но решила, что не стоит. Она выбежала из обитой несколькими слоями байки двери в путаницу коридоров. Глория продолжала за нее цепляться. Мадди с трудом нашла кухню, где две женщины пили чай.
– Нам нужен доктор для маленького мальчика. Пожалуйста, не может кто-то позвонить по ближайшему телефону?
Женщины вскочили и начали одеваться.
– Может пойти кто-то один, – продолжила Мадди. Но девушки покачали головами.
– Я никуда не пойду в темноте. На дороге водятся привидения и бродят солдаты. Мы всегда ходим вдвоем. Пожалуйста, – взмолилась кареглазая девушка с косой, обернутой вокруг головы.
Что же это за место, где служанки всего боятся и миссис Белфилд живет в одиночестве? Неудивительно, что папа никогда не говорил о нем и своей кошмарной матери, настоящей снобке! Почему никто не сказал, что Белфилды живут в замке с огромной лестницей и каменными полами, пахнувшими застарелым дымом?
Завтра она спросит тетю Плам, нельзя ли ей жить в деревне, вместе с другими эвакуированными детьми? Пусть Глория и Сид остаются здесь, пусть они станут любимчиками бабушки, но она не хочет проводить еще одну ночь в этом ужасном месте, которое она возненавидела с первого взгляда.
Позже пришел доктор, осмотрел Сидни и объявил, что у того лопнула барабанная перепонка. Он прописал ему лекарства и постельный режим. Девочек уложили на гигантской кровати с четырьмя столбиками в углах и занавесками. В комнате пахло сыростью и лавандой.
Илза согрела простыни большой медной жаровней и долго хлопотала вокруг них. Глорию заставили встать в ванне, и тетя Плам протерла ее губкой, чтобы посмотреть, нет ли вшей. Белье девочки оказалось тонким и довольно чистым, и она не была завернута в оберточную бумагу, как некоторые вакки. А Глории страшно нравилось, что за ней так ухаживают.
Раньше Мадди никогда не раздевалась, если ложилась в постель с незнакомыми людьми. Она хотела оказаться в своей спальне, а не в этом склепе. Сколько людей умерло на этой кровати? Может, их призраки бродят по дому?
Что за странный день… Единственное приятное событие – встреча с тетей Плам. Но у них не нашлось времени поговорить обо всем, что случилось. И все почему-то считали, что Мадди обязана присматривать за этими двумя.
Как жаль, что пришлось пойти в поезде в туалет! Осталась бы на месте и не встретила бы женщину, толкнувшую ей в руки этих детей… А какое облегчение она испытала, когда Грег, хромая, подошел к ним на перроне! Возможно, у нее появился единственный друг, который позаботится о ней… пусть даже он мальчик.
Глава 5
Декабрь 1940
– Можешь принести мое вязанье, дорогая? – прохрипела двоюродная бабушка Джулия. Опираясь на две трости, она ковыляла по коридору Бруклин-Холла. Мадди не привыкла плестись черепашьим шагом, но любила чувствовать себя полезной старым дамам в гостиной, которые сидели там, завернутые в древние меховые палантины и шали, спасаясь от сквозняков, и целыми днями вязали для благотворительного фонда «Сауэртуайт комфортс».
Все по очереди садились к батарейному приемнику дядя Алджи, чтобы послушать новости.
Мадди поверить не могла, что Рождество уже на носу: прошло почти три месяца со времени приезда в Бруклин-Холл, когда у Сида был припадок и бабушка с явным разочарованием ее оглядывала.
– В Греции становится жарко! – крикнул двоюродный дедушка Алджернон с другого конца комнаты, кладя обрубок ноги на кожаный подлокотник кресла. – Метаксас сказал «нет» Муссолини, и теперь, помяните мое слово, на Балканах начнутся неприятности. Да, а прошлой ночью Ливерпулю и Манчестеру вновь нанесло визит Люфтваффе. Сбиты три наших самолета.
– Не верьте ни слову, девушки! – крикнула бабушка, поднимая глаза от недописанного письма. – Все ложь и пропаганда! Не знаю, почему они хотят сломить наш дух такими новостями!
Мадди каждый раз старалась прийти в гостиную к шестичасовым новостям. Она слышала гул вражеских бомбардировщиков, идущих ночным смертоносным маршрутом, и надеялась, что прожектора полевой зенитной батареи поймают их, и тогда заработают зенитки.
Ее родители возвращались из Египта и в письме намекали, что поплывут вокруг Африки, а ведь в Средиземном море идут бои! Они должны быть дома к Рождеству. Но Мадди предпочла бы, чтобы они оставались там, где были. Там, по крайней мере, было безопасно.
Как давно она не видела их! Сколько всего случилось за это время! Сколько ей нужно рассказать о новой школе и друзьях! О том, что Бруклин кажется отелем, заполненным шаркающими стариками, бесконечно раскладывающими пасьянсы и играющими в бридж. Они то и дело ссорятся за кусочек повкуснее, едва не дерутся за самый теплый уголок у гигантского камина.
Помимо дядя Алджи, тети Джулии и ее компаньонки мисс Беттс, здесь жили дальняя родственница Рода Реннисон и ее сестра Фло. Их было так легко перепутать: все в серых кардиганах и мешковатых юбках, штопаных фильдекосовых чулках и твидовых шлепанцах. Вокруг стариков витали ароматы одеколона, удачно маскировавшие более едкий запах. Когда их не призывали к столу, старики исчезали в коридорах Бруклина вместе со своими слуховыми трубками, вязаньем в ковровых сумках и шалями. Но стоило зазвонть обеденному гонгу, как они появлялись из самых дальних уголков дома и, как кудахчущие куры, сбегались к столу, деловито клюя еду в тарелках, слишком занятые, чтобы поговорить с Мадди.
Тетя Плам беспокоилась о дяде Джеральде, который в ожидании отправки за границу жил в бараках где-то на юге. Мадди замечала, что когда тетя Плам расстраивалась, глаза ее оставались грустными, даже когда она улыбалась. В свободное от работы в общежитии время она вместе с собаками подолгу гуляла в холмах.
Мадди каждое утро ходила в сельскую школу вместе с обоими Конли, которые теперь жили в Охотничьем коттедже вместе с мистером и миссис Батти. Какой-то странный распорядок дня: обычные школьные уроки утром, вместе с местными ребятишками в школе Святого Петра при евангелистской церкви, а потом уроки в деревенской ратуше, в толкучке и тесноте, вместе с компанией эвакуированных ребят из Лидса, которые жили в другой стороне Сауэртуайта. Там было так шумно, что они ничего не запоминали, только списывали с доски. Так и проходило время, пока не наступал час возвращаться домой. К тому же учителей не хватало. Совсем не похоже на школу Святой Хильды. Первое, что сделала здесь Мадди, – отказалась от безупречного выговора в пользу йоркширского, сокращая звук «а», чтобы над ней не смеялись. Бабушку Белфилд просто бесило, когда она говорила «ванна» вместо «вааааанна».
– Хоть бы скорее приехал Артур и отдал тебя в приличную школу… ты превращаешься в настоящую йоркширскую деревенщину. Плохо, что Плам позволяет тебе так много общаться с местными детьми. От них только и наберешься что вредных привычек. Я слышала, что они опять принялись за свое на Хай-стрит, – вздохнула бабушка и, оглядев очки Мадди, снова начала писать.
Мадди, улыбаясь про себя, села и вытянула руки, чтобы тетя Джулия смогла распустить пахнувший нафталином свитер.
Пегги, Грег и Энид были способны на все. Чего только они не вытворяли! Это Энид придумала наполнить сигаретную пачку грязью и червяками, запечатать так, чтобы она с виду казалась новой, и бросить на тротуар.
Сами озорники прятались в маленьком переулке и смотрели, как прохожий поднимает пачку, открывает и в ужасе отбрасывает ее.
Они набивали голубые сахарные пакеты лошадиным навозом и оставляли посреди дороги, чтобы возчики останавливались, надеясь сделать приятный подарок своим женам, но вместо этого вытряхивали вонючее содержимое, а вся шайка, насмотревшись вдоволь на эту потеху, разбегалась во все стороны с проворством добровольцев гражданской обороны.
Все успели получить выговоры от констебля, а бедная Энид, как зачинщица, была посажена мисс Блант под домашний арест, но наябедничала, что замешаны были все, так что никого, кроме Мадди, не пустили в кино в субботу. О наказании больше всего жалела Мадди, которая проскучала весь фильм.
Грег тем временем мыл «Даймлер» и помогал мистеру Батти. Он выпрашивал старые колеса, чтобы сделать спортивный карт из тележки для сбора утиля.
В «Олд Вик» постоянно что-то случалось, хотя мисс Блант была строга и не любила беспорядка. Дети всегда были заняты: мастерили рождественские подарки из банок от какао, сверлили дырки в крышках, чтобы продеть туда шарик или бечевку. А бечевка последнее время стала большим дефицитом.
Тетя Плам взяла Магги в хостел, чтобы помочь делать подарки. Дети превращали тряпки для мытья посуды в хорошеньких куколок, шили трусики с оборками из тряпок для вытирания пыли и продавали свои подарки на благотворительном базаре в помощь фронту. Скоро настанет время для рождественских бумажных цепей и елочных украшений.
В Бруклине жизнь тоже шла неплохо, на свой лад, конечно. Но с тех пор как Глория и Сид перебрались к Батти, Мадди по ночам чувствовала себя одинокой, тем более, что сквозняки завывали по всему дому, как банши [15]. Тетя Плам и бабушка вечно присутствовали на встречах комитета, на заседаниях благотворительного фонда и общества женщин-волонтеров, посещали собрания женского института и церковного совета, поэтому Мадди сидела со стариками, слушавшими радио и клевавшими носами после ужина. Дядя Алджи позволял ей слушать программу «ВВС– LIGHT», которая передавала легкую музыку, напоминавшую ей о маме.
В письмах мамы было много упоминаний об интересных местах, которые Мадди послушно выискивала в атласе с помощью дядя Алджи. Родители пели на концертах в пустыне, под луной и звездами.
«Мы так ждем Рождества, чтобы снова стать настоящей семьей. Нам не следовало оставлять тебя в Англии, но мы посчитали, что так будет лучше. А тебе пришлось страдать, потому что мы выполняли свой долг. Но будь сильной и храброй. Уже недолго, дорогая».
Здесь война была какая-то странная. Ничего не происходило. За Сауэртуайтом расквартировали артиллерийскую батарею, а волонтеры общества гражданской обороны ходили строем даже к церкви. Город был переполнен детьми со всей страны, но с неба не валились бомбы, и не было видно больших, плюющихся дымом заводов. Какое облегчение – каждое утро просыпаться под блеяние овец, а не грохот взрывов, но Мадди по-прежнему было грустно. В мечтах она возвращалась в Чадли, гонялась за Берти, пела под аккомпанемент пианино дяди Джорджа, играла с жестянкой, наполненной пуговицами, резала спирали из бутылочных пробок, которые бабушка Миллс связывала в коврики. Если бы только они встретили Рождество здесь, с ней…
Самым большим сюрпризом оказалась красота Йоркшира, любимого места героини «Джейн Эйр» [16], такого прекрасного и дикого, с холмами и каменными оградами, тянувшимися во всех направлениях, с зеленой травой и сотнями овец, коров и свиней в импровизированных укрытиях, с курятниками и прудами с утками, с лошадьми на пашнях у реки, с огородами, наполненными самыми разнообразными овощами, и садами с плодоносящими яблонями.
Они все копали грядки за «Олд Вик», а мистер Батти помогал старшим детям сажать овощи. Никто раньше не мог отличить вилку от лопаты. Не то что теперь. Энид и Пегги жаловались на волдыри на руках. Все было таким мирным и безопасным, словно Мадди оказалась на другой планете. Но какой ценой? Почему все они не могли приехать сюда до войны, наслаждаться этими дивными пейзажами?
Любимый уголок Мадди был на высоком буке, посаженном на заднем дворе «Олд Вик», на границе сада и поля. Веревочная лестница вела к маленькому деревянному домику на ветвях. Дерево было очень старым.
Отсюда, из укрытия, они могли следить за немецкими самолетами и прятаться, если враг вторгнется в страну. Для того чтобы взобраться наверх, требовался пароль, который менялся каждую неделю.
Тетя Плам говорила, что дерево было посажено очень давно, после какой-то великой победы, и на него собирали деньги по всей округе. Никто не помнил, какая именно битва тут происходила, но ему, должно быть, несколько сотен лет. Он был посажен в память о тех мужчинах Сауэртуайта, которые участвовали в бою. Точно так же, как аллея из тополей, которую велела посадить бабушка у Бруклин-Холла. Мадди всегда считала черные тополя печальными деревьями и называла ее Аллеей Слез.
Одно из деревьев было посажено в честь ее дяди Джулиана: неудивительно, что бабушка ненавидела все, связанное с войной. Она, конечно, делала все, что могла, но ее губы были всегда сжаты в тонкую линию, и вокруг ее глаз никогда не разбегались смешливые лучики, как у тети Плам.
Мадди лежала на ветке и мечтала. Руки свисают вниз, скрытые занавесом шумящих листьев. Бук напоминал ей о яблоне, росшей рядом с «Фезерс», но это, в свою очередь, заставляло думать о Берти, бабушке и кошмарном налете, который до сих пор преследовал ее во сне. Она надеялась, что ее маленькая собачка нашла новый дом.
Собаки тети Плам были большие и беспокойные, не то, что ее дружок Берти.
«Здесь все совсем другое», – думала она, прячась в листве и высматривая шпионов. Должны же быть шпионы в округе, тем более что все ожидают вражеского вторжения. Она наизусть знала время учебных стрельб. Но сегодня ей было велено собрать буковые орешки, чтобы скормить их Хоресу, борову, который жил в сарае.
Какое это было веселое приключение – собирать утиль! Дети бродили по вымощенным булыжниками переулкам, заглядывали в двери каменных домов со сланцевой черепицей, похожей на рыбью чешую! В Сауэертуайте было полно тайных тропок, которые выходили на широкую рыночную площадь. Магазины теснились вдоль улиц: арочные входы и окна-эркеры, как из книги волшебных сказок. На здании муниципалитета висели плакаты с призывами покупать облигации сберегательного займа, в витринах выставлялись афиши с предупреждениями о том, что «неосторожная болтовня» может сыграть на руку врагу, но никаких бомб, никаких убежищ. Не то, что в Чадли.
Пегги, Глория и Мадди были в команде Грега. Собирали газеты и банки из-под джема. Пегги была очень толстой. Всегда пыхтела и не любила катить тележку. Глория вечно убегала, чтобы поглазеть на витрины, так что большая часть тяжелой работы падала на Мадди и Грега: им приходилось удирать от собак, стучать в двери, опередить другую команду и собрать больше утиля. Команда Большого Брайана Партриджа часто действовала нечестно, забиралась в магазины через черный ход, таскала картонные коробки, а Митч Браун и Энид ошивались в пабе «Три Танс» и таскали оттуда бутылки. Мисс Блант любила, чтобы они весь день держались подальше от «Олд Вик» и были чем-то заняты, независимо от погоды.
Мадди нравилось готовиться к школьному рождественскому концерту в церкви, делать втайне подарки для стариков. Теперь, когда мама и папа вернутся домой, Рождество будет идеальным. Только одно обстоятельство все портило.
Прошлой ночью ей опять приснился кошмар: грохот, вспышки и горящий паб, и она бежала, чтобы спасти родных, но не успела, а потом проснулась, и постель опять была мокрой.
Тетя Плам с самого первого случая застелила матрац клеенкой и велела Мадди не волноваться по этому поводу. Но она проснулась с плачем и все еще плакала, когда тащила простыню и пижаму в ванную, чтобы замочить в раковине. Из-за нее беженкам приходится выполнять лишнюю работу, а ведь идет война, и она не имеет права обременять людей. Потом она в темноте прокралась назад, держась за дубовые перила, свернулась клубочком, прижав к себе панду и твердя, что нужно быть храброй.
Тишина за окном сначала пугала. Но она научилась слышать ночные звуки: блеянье овцы, уханье совы, жужжание самолета или грохот ночного экспресса вдалеке. Ей повезло жить в тепле и безопасности, но пока не вернутся мама и папа, это место никогда не станет ей домом.
Старое здание было по-своему дружелюбным, заваленным тростями, подушками, пахнувшими псиной. Здесь было много комнат, заколоченных или запертых, чтобы сэкономить на отоплении. Солнце било в пыльные стекла, но почти не грело.
Иногда она возвращалась из школы по Аллее Слез, гадая, пинал ли папа свой рюкзак, как она сейчас? Почему он никогда сюда не приезжал?
Должно быть, это имело какое-то отношение к маме, потому что она была из простой семьи и неправильно говорила «ванна», зато мама была прекрасна и пела, как птичка деряба. Когда Мадди вырастет, тоже выйдет замуж за того, кого полюбит, каким бы бедным он ни был. Лишь бы оказался добрым и красивым. Он не обратит внимания на ее длинные ноги и некрасивое лицо с косым глазом, который, несмотря на все усилия, похоже, не собирался выправляться. Мадди не хотела делать еще одну операцию. Последняя, которую делали в Чадли, совсем не помогла.
Тетя Плам обещала, что, когда все немного утрясется, Мадди повезут в Лидс, к специалисту, который раз и навсегда вылечит ей глаз. Но сейчас, пока идет война, все лучшие хирурги – на фронте, и придется подождать, пока наступит мир.
Здесь так спокойно. Война не затронула Сауэртуайт, и, будь бабушкина воля, о ней здесь даже не слышали бы.
Мадди коснулась коры тополя дяди Джулиана. На удачу.
Глория Конли бегала по игровой площадке и пела: «Маленький сэр Эхо, как вы поживаете?» Ее только что выбрали солисткой школьного концерта, и мисс Брайс сказала, что у девочки чудесный голос. Скорее бы наступило Рождество!
Она не обиделась на то, что ее выставили из Холла. Потому что теперь у нее и Сида появились собственные тетя и дядя, и все благодаря уху Сида.
У него началось гнойное воспаление, и теперь он совсем ничего не слышал этим ухом. Когда пришли из органов опеки, чтобы их забрать, мисс Плам объяснила, что мальчик очень болен и его нельзя трогать. Потом миссис Батти спросила мисс Плам, не захотят ли дети жить с ними. Какое облегчение! Как молилась Глория, прося Господа не возвращать их на Элайджа-стрит! Она надеялась, что Создатель поймет, почему ей пришлось нагло врать, что дядя Сэм, упокой, Боже, его душу, избивал их, и бедная мама посадила их на поезд, чтобы спасти. Конечно, в глубине души Глория сознавала, что все это ложь. Но разве правда лучше? Правда о том, что даже родной матери они не нужны.
В первое утро она проснулась в Бруклин-Холле и подумала, что умерла и попала на небо, где есть чистые простыни и пижамы с толстыми рубашками в шахматную клетку и вельветовыми штанишками. На завтрак была клейкая овсянка. Зато потом дали горячий тост, с настоящим маслом и джемом.
Все кудахтали над Сидом, пока ему не стало легче. Глория мечтала навсегда остаться в большом доме. Но пришлось довольствоваться коттеджем Батти, хотя это тоже неплохо.
Миссис Батти стирала и гладила белье в Холле. В сарае у нее стоял большой медный бойлер и железный каток, который она вращала сильными руками. Она часто готовила густое рагу из кроликов и дичи, которую мистер Батти «находил в лесу». Охотничий коттедж был маленьким, но чистым, и старики позволяли детям бегать по лесу и играть с другими вакки после школы.
Даже в школе дела шли лучше, чем она смела надеяться. Чтение и письмо потихоньку продвигались, и Мадди иногда позволяла ей смотреть в учебнике, как пишутся трудные слова. Теперь Глория вполне успевала. Но ей было далеко до мисс Белфилд.
Тревожило ее только то, что констебль Бертон послал кого-то найти маму. Теперь ей грозили крупные неприятности. Глория молилась, чтобы у мамы было время забрать их или приехать сюда жить. Она так и не могла до конца поверить, что мать просто сунула их в поезд и ушла. Зачем? Глория не хотела возвращаться на булыжные мостовые, в темные углы города, особенно теперь, увидев Бруклин-Холл.
Именно мисс Плам объяснила, что мама больше не живет на Элайджа-стрит, и никто не знает, куда она исчезла.
– Боюсь, теперь ее не найти. Но не волнуйся, Глория. Скоро она приедет за тобой, – добавила она.
Как могла Глория объяснить, что она ничуть не волнуется, наоборот, очень даже рада! Старая миссис Белфилд заявила, что их следует отправить в приют, поэтому Глория рыдала и кричала, и ей стало так плохо, что бабушка Мадди смягчилась и сказала, что «они могут остаться, пока не найдут чего-то более подходящего».
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: старая миссис Белфилд считает, что она недостаточно хороша для того, чтобы делить постель с ее внучкой. Она Белфилдам не родня. Но мисс Плам сказала, что Глория может приходить и играть с Мадди в любое время.
«Только попробуйте меня остановить», – подумала тогда Глория. Она любила Бруклин, с его широкой, изгибающейся лестницей, картинами в золотых рамах с завитушками, запахом псины и лавандовой полироли. Все полки были заставлены фарфоровыми пастушками и серебряными коробочками, статуэтками и прочими безделушками.
Почему ее нужно выгнать отсюда? Только потому, что она не родилась богатой и избалованной, не носила красивых платьев? Для таких, как она, нет уроков танцев или верховой езды. Белфилды жили в другом мире, в большом, принадлежащем им пространстве, с полями и лесами, а не теснились на вымощенном кирпичом заднем дворе, с шумными соседями, лающими собаками и кошмарными запахами.
И все же эта война совершила чудо, перенеся их из города в деревню. Теперь ее отсюда никто не посмеет выгнать. Она останется здесь. Будет вместе с Сидом жить в скромном коттедже. Но прилипнет к большому дому, как клей. Мадди станет ее лучшей подругой, и куда бы та ни пошла, Глория всегда будет рядом.
Девочка улыбнулась.
Ничего, пока сойдет и Охотничий коттедж, но когда Глория Конли вырастет, то найдет себе богатого мужчину с домом в сто комнат и слугами, где можно будет вести жизнь кинозвезды.
Она любила ходить в кино по субботам вместе с другими вакки, смотреть на Микки-Мауса, Чарли Чаплина и Ширли Темпл в «Бедной маленькой богатой девочке» [17].
Если быть богатой означает уметь правильно читать и писать… никаких локтей на столе, нельзя прихлебывать суп и обязательно надо как следует подлизываться к взрослым… тогда она вполне способна на такое. И она куда красивее Мадди, а это кое-что значит. И еще она поет лучше всех в классе. Увидев ее на сцене в школьном концерте, все поймут, что она не хуже их!
Грег Берн быстро свернул за угол. Он нашел в грузовике с утилем колеса от тележки. Как раз три, чтобы сделать свой гоночный карт, с низкой, до самой земли, посадкой и канатами, ведущими к рулевому управлению. Этот был самым быстрым из всех, сделанных им… черт, если бы только он смог вовремя останавливать чертову штуку! На дорожном покрытии чернели островки льда, и дело может кончиться плохо… или скольжение будет что надо, ухмыльнулся он.
Только из-за этого стоило целыми неделями мыть и полировать «Даймлер» и искать порожнюю тару, зато теперь у него были деньги, чтобы построить гоночный карт!
В этом бешеном полете крылось такое возбуждение, что кружилась голова. На свете нет ничего лучше, чем мчаться по крутому склону с пятью резкими поворотами, распугивая лошадей и повозки, заставляя пешеходов вжиматься в стены…
Но еще интереснее было пристроиться на военном мотоцикле и подняться в расположение батареи, волоча за собой карт. Толчок – и карт летит вниз с холма, унося Грега с солдатским списком в кармане – он пообещал им купить в деревенских магазинах все необходимое. Поднимаясь обратно на холм, он мог думать только о заработанной мелочи и том дне, когда станет достаточно взрослым, чтобы купить гоночный велосипед. Даже просто двухколесный сойдет для начала, но старый двухколесный велосипед был собственностью Грымзы: древняя машина из черного металла с корзинкой впереди, что придавало мисс Блант еще больше сходства со Злой Ведьмой Запада [18]из «Волшебника страны Оз». По базарным дням она ездила на нем в Скарпертон и никому не позволяла на нем кататься.
Она правила хостелом, будто это был корабль Его Величества «Баунти»: установила строгие правила для непослушных вакки, раздавала задания, объявляла комендантский час, наказывала за мокрые простыни и опоздания, так что Грегори пару раз немного осадил ее, только, чтобы поквитаться. Когда-нибудь он обязательно смоется отсюда, но не теперь.
Он почему-то привязался к «Олд Вик». Совсем неплохой хостел, он жил в тех, где было гораздо хуже. И ему нравились слова мисс Плам, что «из него выйдет офицер, и он прирожденный лидер», даже если он подбивал свою шайку на всяческие проделки. Это он первым захихикал, когда на голове мисс Блант покачнулся парик. Негодование мисс Блант было так велико, что парик затрясся еще сильнее. Остальные ребята смотрели на него, как на главаря, а Энид предложила показать свою штучку в обмен на разрешение прокатиться на «Флэш Гордоне» – так он назвал свой карт.
Да и Сауэртуайт был не таким уж плохим местечком. Там всегда находились развлечения: можно было подняться на холмы, поискать грибы и ягоды, собрать утиль. В школе он не мог дождаться, когда ему исполнится четырнадцать лет. Тогда его отдадут в ученики. Он счастлив, что работает с машинами, и мистер Батти показал ему все входы и выходы в доме Белфилдов. Научил делать грязную работу, разбирать и собирать двигатели, менять масло и шины.
– По-моему, у тебя в жилах, паренек, вместо крови течет моторное масло, – смеялся мистер Батти.
И только один раз позволил сесть за руль, показал, как включать сцепление, и разрешил проехать несколько ярдов по двору. Этого оказалось достаточно, чтобы оставаться в Сауэртуайте и не привлекать слишком много внимания к своим безумным замыслам.
На выезде из Сауэртуайта стояла большая автомастерская, куда его могут взять учеником механика, если он не натворит дел и если мисс Плам замолвит за него словечко.
Грег любил ходить в Дейлс, на батарею. Там заправляли старые солдаты. Официально Грегу не позволялось появляться в этом месте, но среди солдат был один старикашка по имени Биннс, который все знал о хищных птицах: стервятниках, соколах, ястребах и лунях. Скоро Грег смог отличать по хвостам ястреба-перепелятника от пустельги.
Мистер Батти был еще кем-то вроде астронома-любителя, показывал ему звезды и учил, как определить, где север. Раньше Грег никогда не видел столько звезд на небе, и у каждой было свое имя.
Здесь, наверху, был мужской мир, настоящий рай, с высокими холмами, каменными скалами, на которые так здорово карабкаться в поисках яиц-болтунов. Здесь много водопадов и глубоких озер, куда можно прыгать, когда позволит погода… если он останется здесь до того времени.
Плам не хватало двадцати четырех часов в сутках, чтобы закончить подготовку к приезду Артура и Долли.
– Не знаю, зачем такая суматоха, Прунелла, – фыркала свекровь. – Они могут остановиться в «Блэк Хорс». В конце концов, они привыкли к гостиницам.
– Ни в коем случае. Они же родственники. Иногда я вас просто не понимаю: собственная плоть и кровь… Грядет Рождество, матушка, время добрых деяний. Эти двое рискуют жизнью и здоровьем, чтобы добраться до Мадди. Самое малое, что мы можем для них сделать, – это забыть о прошлом и оказать им достойный прием. Одному Господу известно, какие трудности они терпят в пути.
– Делай, как хочешь, но не жди, что я велю зарезать для них упитанного тельца. За все эти годы я не получила от них ни слова.
– И вы вините в этом их? А когда вы в последний раз писали Артуру? – возразила Плам, но Плезанс вылетела из комнаты. Как могут родные люди ссориться из-за пустяков, когда страна в такой опасности?!
Последний приезд в Лондон, куда она ездила провожать Джеральда перед его отплытием в неизведанные дали, дал Плам прекрасное представление о том, что приходится выносить жителям столицы. Еженощные налеты. Разрушенные районы города. Сладость свидания с мужем отдавала горечью: вечеринки в дымных подвальных квартирах, попытки в последнюю минуту достать билеты на спектакль, ночь в бомбоубежище, когда их застал налет, и двенадцатичасовое путешествие обратно в Йоркшир. Она чувствовала себя ужасно виноватой за то, что живет так мирно, вдали от ужасов войны.
Их прощание было поспешным, грустным и слишком публичным.
Джеральд вежливо выслушал новости об общежитии и ее новой работе.
– Представляешь, что сказала мне Пегги? – трещала Плам, надеясь позабавить его. – Как-то мы в общежитии чистили пылесосом половик, и Пегги Бикерстафф, маленькая курносая девчонка, которая крадет печенье, когда никто не видит, должна была мне помогать. Но она стояла и озадаченно рассматривала пылесос.
– Я одна из них? – спросила она, показывая на него.
– О чем ты? Это вакуумный пылесос, дорогая.
– Все правильно, мисс, вакуумный и мы – вакки. Целыми днями мы только и делаем, что собираем чужой мусор.
– Я так и встрепенулась. Мороз по коже! Никогда не узнаешь, что у детей на уме, верно?
– Откуда мне знать, – равнодушно обронил Джеральд, но она хотела, чтобы он знал, каких детей ей пришлось приютить.
– Прошлым вечером Энид шокировала меня, когда мы варили какао на кухне. Она хвасталась перед Нэнси и Руби:
– В последнем доме, где я жила, получала шестипенсовики за то, что делала сальто. Старик давал мне и больше, если я делала это без трусиков!
Она хихикнула.
– Довольно, – приструнила ее я, пытаясь сменить тему.
– Неудивительно, что девчонка помешана на мальчиках. Хотелось бы знать, что еще там творилось и сохранила ли она девственность? Как ты думаешь?
Джеральд покачал головой:
– Пойдем спать.
В последнюю ночь они занялись любовью, надеясь зачать ребенка. Но их отчаяние каким-то образом все испортило. Плам просто не сумела достаточно расслабиться. Она была слишком сильно ранена его изменой и без конца думала: а действительно ли там все кончено? А если он просто пытается успокоить жену, а сам за ее спиной видится с Дейзи? Может, ему очень удобно, что она сидит на севере вместе со свекровью – с глаз долой, из сердца вон… Неужели она просто почетная экономка? Джеральд знал, что жена не ладит с матерью, но ее родители давно умерли, и обратиться было не к кому.
Преданность удерживала Плам на посту. В детстве ей всегда вдалбливали, что главное – это служение людям, и исполнение долга служит залогом утешения, богатства и безопасности. То, что она делала для несчастных эвакуированных детей, было важным делом. Жаль, что Джеральд совсем не интересуется своей племянницей Мадди.
До возвращения у нее как раз осталось время, чтобы побегать по магазинам и найти подарки для своих подопечных. У нее были талоны на одежду от местных властей, которые нужно потратить на Грега и обоих Конли. В магазинах наверняка припрятаны ткани, из которых можно сшить платья и брюки.
Она нашла в «Хэмлиз» игрушки для Сида и Глории и несколько экстравагантный подарок для Мадди.
Если бы только Плезанс проводила больше времени с девочкой и узнала ее получше!
Плам вздохнула, выглядывая в окно грязного поезда.
Но свекровь избегает внучки. До чего же несправедливо! Впрочем, она сторонится всех эвакуированных детей, как чумы, заявляя, что слишком занята работой в пользу фронта, состоящей в основном из бесконечных чайных сборищ, куда съезжались дамы в модных шляпах. Все, как одна, стенали по поводу отсутствия порядочной домашней прислуги и усердно вязали подшлемники и шарфы. Война перевернула их уютный мирок с ног на голову, да и свекровь старалась приспособиться к отсутствию обычных удобств: ее машина одновременно выполняла функции одной из городских карет «Скорой помощи», в спальнях жили престарелые родственники, а теперь друзья Мадди бегали по лестницам, действуя ей на нервы. Как и предстоящий приезд сына.
Как странно будет впервые увидеть деверя и невестку!
Похож ли Артур на Джеральда или на фото Джулиана, висевшее в гостиной? В мундире Джеральд выглядел совершенно неотразимо. Ему так шли тоненькие усики, в точности как у кинозвезды Роберта Доната! Если бы только он не был так красив!
Мужчинам, вроде него, не нужно прилагать усилий, чтобы завоевать девушку. Достаточно было появиться перед ними в обтягивающих брюках и с улыбкой в тридцать два зуба, и все голубки слетались ему на руки. Ей следовало бы знать об этом. Она сама испытала силу луча этого обаяния, бьющего в нее. Между ними мгновенно вспыхнула страсть. Она начала выезжать в свет в Лондоне и Йоркшире, закружилась в вихре дебютных балов и вечеринок, встретила множество подходящих партнеров, но Джеральд был самым красивым, настойчивым и жизнерадостным. Тот факт, что она была довольно богатой наследницей с хорошей родословной, заставил его ухаживать более настойчиво. Теперь, оглядываясь назад, она лучше понимала причину его интереса к ней.
Темплтоны сражались под знаменами короля Карла. Потеряли владения при Кромвеле. Получили все назад при Карле II. Поместье вблизи Ричмонда теперь принадлежало Тиму, брату Плам, но родители обеспечили ей финансовую независимость. Не состояние, конечно, но на эти деньги можно жить вполне достойно.
Она была молода и наивна, когда приняла за чистую монету лестное внимание Джеральда. Он любил ее… по-своему, как желаемую вещь, хорошенькое личико и будущую мать своих детей. Его мать была разочарована тем, что он не смог зачать ребенка. Она не любила людские слабости.
Может, поэтому и отгородилась от дочери Артура, ведь та была некрасивой. Неужели косой глаз, очки, худоба и неуклюжая походка отталкивают ее? Мадди очень быстро растет. Все дети буквально расцвели на свежем воздухе, сытная еда и крепкий ночной сон, не прерываемый сиренами воздушной тревоги, тоже пошли им на пользу.
Эти дети действительно мало чем отличались от выводка щенят.
Плам улыбнулась при мысли о толстенькой Пегги, которая ходит по пятам за Энид Картрайт. Обе переживали трудный период взросления – что ни говори, а четырнадцать лет – это особенный возраст: слишком взрослые для кукол и слишком молоды для свиданий с мальчиками.
Маленький Митч Браун был серьезным малым, чересчур взрослым для своих лет, с тревожным выражением лица, как у нервного терьера. Брайан Партридж – жизнерадостная дворняжка, незлобивая, неряшливая и озорная. Нэнси Шадлоу – тихая, незаметная пастушья овчарка, прячущаяся в углу двора, молчаливая и настороженная. Она постоянно плакала, скучая по матери и сестрам, и никак не могла привыкнуть к новому окружению. Глория была вертлявым ирландским сеттером, неспособным устоять на месте, но все же вечно таскалась за Мадди, у которой был талант каким-то образом ее усмирять.
Грегори вел себя лучше, чем она смела надеяться: предводитель стаи, грубовато-красивый и гордый, было в нем что-то от восточноевропейской овчарки. Она уже спрашивала в автомастерской Бригга, не возьмут ли его учеником механика.
Похоже, это Рождество будет удивительным – если только герр Гитлер даст своим летчикам отдых в праздничные дни, чтобы все в стране хорошенько отдохнули. Достаточно перерыва хотя бы в несколько дней.
Когда города сменились деревнями и холмами, а серое – зеленью, Плам снова выглянула в окно, любуясь окружающей красотой и одновременно радуясь, что ночные налеты остались позади. Она стыдилась этой радости. Ее помощь фронту была иной, чем у городских женщин. Она пыталась дать несчастным детям немного тепла, радости и надежды, она пыталась их чему-то научить. Пыталась возместить холодность Эйвис Блант участием и пониманием.
Мисс Блант всегда твердила, что дети нуждаются в твердой руке, но Плам лаской и вкусными кусочками добивалась от своих собак гораздо большего, чем палкой и побоями.
Они берегли последнюю посылку из американской гуманитарной помощи: огромный мешок, набитый вкусностями и одеждой. Теперь, когда вражеские субмарины топят транспортные караваны в Атлантике, кто знает, когда они получат еще одну? В посылке была простая одежда для игр, теплые ночные сорочки, банки с сиропом, чудесные стеганые покрывала, молочный порошок, сладости и журналы. Рождество в «Олд Вик» будет веселым.
Муниципалитет прислал рождественскую индейку, а рождественские пудинги хранились в кладовой миссис Батти. Дети пообедают после утренней службы, а Белфилды вместе с престарелыми гостями поедят позже и переоденутся к празднику.
Плам использовала свои талоны на одежду, чтобы купить в «Харродз» платье из бирюзового бархата для Мадди, невероятно модное и дорогое, но она хотела, чтобы девочка встретила родителей в чем-то красивом. Плезанс придется разделить с ней расходы, понравится ей подарок или нет. Плам прятала платье в автомастерской Бригга, подальше от любопытных глаз.
Все очень старались казаться радостными и веселыми, и магазинам приходилось прилагать немало усилий, чтобы выполнить заказы покупателей. Все фабрики и заводы выпускали только военную продукцию: рубашки вместо штор, мундиры вместо зимней одежды, парашютный шелк вместо обычного, детали для самолетов и танков вместо станков…
Улицы Скарпертона были заполнены пожилыми людьми с корзинками, вышедшими в перерыв, чтобы сделать покупки. На фермах работали девушки. Что наделала война с детьми? Их отцы и матери работали посменно на военных предприятиях.
Плам вдруг улыбнулась, вспомнив о детстве, когда няня одевала ее в нарядное платье и позволяла пить чай с мамой и папой, если тот был дома. Иногда она не видела его по несколько недель. Мама была прелестным надушенным созданием в шифоне, которое впархивало в детскую, чтобы пожелать спокойной ночи. Родители вообще были для нее ласковыми, но чужими людьми.
Конечно, теперь каждый должен чем-то жертвовать, но она жаждала иметь свое дитя, любить его и лелеять и ни за что не отдавать на попечение слуг. Но без Джеральда мечта оставалась недостижимой. Война причинила такие разрушения даже в этом тихом сонном городке…
Все учителя были призваны на службу, в школе преподавали пенсионеры. Фермеры, почтальоны и продавцы почти исчезли. Это напомнило Плам о Первой мировой, когда она была молода и у многих ее подруг отцы погибли в боях. В базарные дни казалось, что в городе остались одни женщины, их разбавляли лишь мальчики и фермеры, у которых была бронь. Иногда на улицах появлялись солдаты, но армейские лагеря поблизости не располагались.
Плам надеялась, что Артур и Долли успеют вернуться к Рождеству. Они должны были войти в гавань Ливерпуля в конце следующей недели… при условии, что путешествие пройдет без осложнений. Неудивительно, что Мадди сильно волновалась, а Плезанс ходила с таким лицом, словно ее мозоли кровоточили.
– Что вы имеете против Долли? – спросила Плам у свекрови, когда вернулась из Лондона.
Мадди была в постели, а старики дремали у огня за кружками с какао. Плезанс глянула на Мадди поверх очков.
– Это вопрос стандартов. Подобные девушки… мы все знаем, каковы эти шоугерл… актрисы. Вот уж не ожидала, что мой сын свяжется с такой! – вздохнула она.
– Но когда они встретились, Долли пела для раненых, – возразила Плам.
– Девица была в поисках, дорогая. Ей требовался покровитель, чтобы жить на его иждивении. Все дело в слове на букву «с», – прошептала она.
– Что?!
Плам не верила собственным ушам.
– Ты прекрасно понимаешь, на что я намекаю. Секс, – одними губами выговорила Плезанс, брезгливо морщась. – Между этими двумя только секс, ничего больше.
– Как и следует быть в их возрасте, матушка. Долли – прелестная женщина. Я видела афиши с ее фотографиями.
– Так почему они произвели на свет такого гадкого утенка? Я даже не уверена, что Мадлен – дочь Артура. Я предупреждала, что он совершает ошибку.
– О, довольно! Это совсем не по-христиански. Как вы можете говорить такие мерзости, когда они выполняют свой долг перед солдатами! Артур казался мне лучшим из братьев!
Как смеет свекровь так оскорблять Долли?
– Ты меня удивляешь! Джеральд – самый красивый из моих мальчиков! – похвасталась Плезанс, поднимая глаза от книги.
Плам уселась на диван и взяла вязание. Пора поставить все точки над i.
– Думаю, мужчины этой семьи имеют пристрастие к актрисам. И Джеральд не исключение. Он много лет содержал в Лондоне любовницу. Мало того, встречался с ней до нашей свадьбы. Потом сказал, что порвал с ней, в чем я сильно сомневаюсь. Если хотите кого-то покритиковать, сгоните с пьедестала своего красавчика-сына и не трогайте Артура. У него, по крайней мере, счастливый брак!
Сейчас старуха сдуется.
– Прунелла, что на тебя нашло! Не будь такой злой! Джерри не может себя защитить! Так иногда бывает с мужчинами. Но это ничего не значит! Ты должна делать скидку на их низшие инстинкты. Они не женятся на таких девушках! По крайней мере, в мое время не женились.
– Разве у вас не было низших инстинктов? – бросила Плам, ничуть не впечатлившись таким аргументом.
– У меня? Никогда. Я исполнила свой долг и родила мужу троих сыновей, за это он уважал и почитал меня и после рождения третьего сына очень редко беспокоил. Я никогда не спрашивала, что делал Гарри в свободное время, но Артур вечно выводил меня из себя! Ему потребовалось жениться на этой особе против нашей воли. Я виню его в смерти Гарри. Это Артур унизил семью, пошел на сцену, отказался заняться бизнесом и даже не родил внука, который мог бы унаследовать все наше состояние. Джеральд слишком молод, чтобы взять дело в свои руки. Как жаль, что у вас нет детей, тогда бы ты не болтала всякие глупости.
– Но это еще не значит, что мы не пытались, – выпалила Плам и покраснела от стыда. – Вы много потеряли, не познав наслаждения в физической стороне брака. Это может быть весьма забавным.
Читать бесплатно другие книги:
