Ласточки Флеминг Лия
– Настолько, что мой сын ищет утешения на стороне? Женщины, подобные нам, не так воспитаны, чтобы наслаждаться такой… грязью. И что же дальше? Ты потребуешь, чтобы тебя ублажали и дали равные права с мужчинами. Как эти чертовы суфражистки, выставляющие себя полными дурами. В конце концов, существуют женщины, которым платят за услуги подобного рода…
Жестокая старуха!
– А что вы знаете о той злосчастной жизни, которую они ведут? – резко возразила Плам. – Я рада, что имею право голосовать и от меня тоже зависит положение вещей в нашей стране. Так или иначе, какое отношение это имеет к Долли и Артуру? Я просто хочу радушно принять их. Хотя бы ради Мадлен.
– Ты слишком привязалась к этому ребенку. Балуешь ее. Теперь мы не несем за нее ответственности. Ты исполнила свой долг.
Нет, видно, Плезанс ничем не тронуть. И скандалить с ней не имеет смысла…
– Все, о чем я прошу, – не считать меня и Джеральда средоточием всех добродетелей. Последний его роман едва не привел к разводу, но мы все обговорили и помирились, так что можете спать спокойно – эта гнусная история закончилась. Но почему вы так не любите Мадди? Она ваша единственная внучка. Как только ее глаз выправится, бьюсь об заклад, наш гадкий утенок превратится в лебедя.
– Перестань нести чушь! В жизни не видела более уродливого ребенка! Лучше бы на ее месте была Глория… в ней горит огонь… а ее зеленые глаза… девчонка далеко пойдет! – категорично заявила Плезанс. – А теперь принеси мой шерри.
– Вы так думаете? В Глории есть нечто такое, что тревожит меня, хотя не понимаю, что именно. Мадж Батти говорит, что она вечно вертится перед зеркалом. Вот кому стоит идти на сцену! Не забудьте о школьном рождественском спектакле в понедельник. Нужно поддержать наших эвакуированных.
– Это обязательно? Скамьи в церкви такие твердые…
– Прекратите! Сауэртуайт ожидает от своих лучших граждан исполнения долга! – мило улыбнулась Плам, протягивая Плезанс бокал.
– Я исполнила свой долг, послав сыновей на войну, открыв дом для беженцев и эвакуированных и терпя жизненные невзгоды. Но слушать детский вой на сцене – не мой идеал праздника, – парировала Плезанс.
– Вздор! – рассмеялась Плам. Напряжение ослабло. – Кому нужен Диккенс, когда Скрудж [19]жив и живет в Бруклин-Холле?!
– Не дерзи! Тебе это не идет! Издеваться над бедной скорбящей вдовой! Какое Рождество, если семья не собирается за праздничным столом, – вздохнула Плезанс, пригубив шерри. – Фу! Это лучшее, что ты сумела достать? Алджи опять прикладывался к содержимому графина!
– О чем вы говорите! В доме полно родственников, сын и невестка возвращаются, хостел набит покинутыми детьми, а внучка… Поблагодарите Господа и милосердие его за то, что у вас есть средства устроить великолепный праздник. Радость состоит в том, чтобы давать!
– Оставь проповеди викарию, Прунелла, – последовал резкий ответ.
Рождество было уже на носу, а новостей от мамы и папы все не приходило. Мадди была вне себя от возбуждения, мечтая поскорее услышать их голоса. Бабушка не считала нужным иметь в доме телефон, зато его установили в общежитии на случай форс-мажора, и тетя Плам пообещала дать ей знать, как только позвонят по межгороду.
– Можно мне поехать на станцию с мистером Батти, чтобы их встретить? – умоляла Мадди.
– Разумеется, но поезда наверняка будут задерживаться из-за снега, – улыбнулась тетя Плам, последними штрихами украшая игровую комнату. Митч и Брайан стояли на столе, привязывая бумажные колокольчики.
Они собирались петь гимны в домах Сауэртуайта вместе с церковным хором, несмотря на сильный снегопад. Деревня под снегом выглядела как рождественская открытка.
Пегги дулась, потому что ее мать обещала приехать только на второй день Рождества, когда раздают подарки. Власти пустили специальный поезд для родителей эвакуированных детей из Халла и Лидса. Энид отпрашивалась на танцы с солдатами, но мисс Блант сказала, что та еще слишком мала, поэтому девочка надерзила ей и убежала на чердак, где была ее спальня, и сейчас в истерике выкрикивала все непристойные ругательства, которые только знала.
Мадди старалась не волноваться из-за последнего выпуска новостей, который услышала по радио дяди Алджи: «Караваны судов атакуют немецкие бомбардировщики».
– Это означает, что к чаю мы не получим бананов, – пошутил он.
Мадди сто лет не видела ни бананов, ни апельсинов, с тех пор, как училась в школе Святой Хильды. Она подумала о бедных матросах, выгребающих против ветра в спасательных шлюпках… борющихся со штормом. Слава богу, мама и папа не пересекают Атлантический океан!
Она помогла тете Плам приготовить их комнату, согреть кровать керамической бутылкой с горячей водой, постелить чистые простыни и красивое шелковое покрывало, наполнить вазу красной калиной со сладким ароматом из сада, положить дров в камин. В комнате пахло полиролью и копотью.
Нетерпение Мадди росло с каждой минутой. И вдруг она вспомнила их последнее совместное Рождество, с дядей Джорджем и бабушкой Миллс за стойкой «Фезерс»… и мама поет «Пусть всегда будет Англия», а летчики и остальные свистят и аплодируют. Как хорошо было им тогда…
Ей почему-то стало нехорошо. Затошнило, затрясло… откуда-то накатила грусть. Ничто уже не будет таким, как прежде. В прошлом году она была в безопасности. А теперь вынуждена жить с незнакомыми людьми. Глаз выправился, когда ей было семь, но сейчас опять стал косить. Повязка не помогала, и иногда в глазах двоилось. Родители, наверное, расстроятся, когда увидят, какой уродкой она стала? Бабушка видеть ее не может!
Слезы катились по лицу девочки. Из груди вырывались громкие всхлипы.
Услышав шум, бабушка пришла посмотреть, в чем дело.
– Что с тобой, дитя? – холодно спросила она, уставясь на внучку. – Чем вызваны эти слезы?
Она потрепала Мадди по плечу, как комнатную собачку.
– Они не приедут… не приедут… я точно знаю, – пролепетала Мадди.
– Откуда такие мысли? Конечно, они приедут. Они уже на пути сюда, – возразила бабушка, но Мадди была слишком расстроена, чтобы успокоиться.
– Но вы не любите мою маму, и они снова уедут и больше не вернутся, – выпалила она.
– Вот. Возьми и высморкайся. И кто только плетет эти глупые сказки? Как я могу не любить ее, если никогда не видела? Ты слишком молода, чтобы разбираться в делах взрослых. Скоро праздник, так что оставь эти глупости, вытри глаза и спустись в кухню за печеньем.
– Не хочу печенье, хочу панду, – шмыгнула носом Мадди. – И еще хочу, чтобы мама и папа скорее приехали!
Она чувствовала себя неуклюжей дурехой, потому что рассказала о своих страхах, а бабушка ничего не поняла. Да и как ей понять? Она даже не была на свадьбе родителей!
– Ты уже большая девочка, нечего тебе искать утешение в игрушках.
– Хочу панду и тетю Плам, – настаивала Мадди, протискиваясь мимо бабки.
– О, делай что хочешь, только перестань ныть и возьми себя в руки. Рыданьями ничего не добьешься. Я только старалась помочь, – процедила старуха с обиженным видом, но Мадди уже сбегала по ступенькам в поисках любимой игрушки.
Панда выслушала ее исповедь, но ничего не ответила.
Ночью снова был сильный снегопад, и на обочине дорог выросли сугробы. Железнодорожные пути обледенели. Плам только вздыхала, боясь, что все предрождественские поездки будут невозможны. Сауэртуайт, привыкший к холодным зимам, бывал по несколько недель отрезан от остального мира. Школу закрыли на праздники, еда закуплена, и дети в общежитии старались вести себя прилично, хотя им и не терпелось покататься с горок на оловянных подносах и санках.
Мисс Блант злобно пыхтела, жалуясь на сверхурочную работу. Но на самом деле она досадовала на то, что из-за морозов пришлось отложить поездку к сестре, живущей в окрестностях Ковентри. Оттуда доходили дурные новости, и она тревожилась из-за отсутствия известий от Доры. Кто знает, жива ли сестра?
– Я должна поехать и все узнать сама, миссис Белфилд, – настаивала она и скоро исчезла в снежной круговерти, чтобы попытаться сесть в первый же поезд, следующий в южном направлении.
Джеральд прислал короткую загадочную записку откуда-то, где жара и пыль, но от Артура и Долли по-прежнему ничего не было. Впрочем, этого и следовало ожидать из-за погоды и запаздывающих поездов. Все было готово к их приезду и празднику для детей в Холле на второй день Рождества. Волнение росло, и дети, выполнив привычную работу, убежали играть во двор.
Сегодня должен состояться школьный рождественский спектакль, в котором участвовали все, кроме Грега, который помогал расставлять в церкви стулья за рядами скамей. У него ломался голос, поэтому он временами рычал, как медведь, и был исключен из костюмированного представления.
Миссис Батти предупредила, что осла Билли Меллора уже привели из стойла. Ослику предстояло пройти по проходу «на пути в Вифлеем», где он, вне всякого сомнения, оставит следы своего пребывания, которые быстро уберет церковный служитель, прежде чем вонь ударит в носы прихожан. Гитлер может строить всякие пакости, но ослик обязательно исполнит свой долг. Энид, Пегги, Нэнси и Глория были наряжены ангелочками, с нимбами на проволочках.
– В этом костюме я выгляжу настоящей дурой, – стонала Энид. – Мне уже не по возрасту так наряжаться. Смотрите, вон там Альф и его приятели.
Она показала на сидевших в задних рядах солдат и кокетливо изогнулась, выпячивая крохотные грудки, что на самом деле выглядело глупее некуда.
– Что ты выставляешься? Не доросла еще до этого, – урезонила ее Мадди, но Энид, проигнорировав ее, громко сказала Пегги:
– Никто в ее сторону и не посмотрит! Она все время мне завидует.
– Вовсе нет, – вступилась за подругу Глория. – А ты вульгарная.
– Кто бы говорил, Конли! На себя посмотри! Рыбак рыбака видит издалека, – вставила Пегги свой пенни.
– Заткнись, жирная рожа! – не осталась в долгу Глория. Три ангелочка стали толкаться и пинаться, отбросив Нэнси к каменной колонне. Мадди пришлось навести порядок.
– Ш-ш-ш! Вы же в церкви! Пьеса вот-вот начнется, не забывайте об этом! Не время ссориться. А тебе, Глория, спасибо. Но не стоит обращать внимания на их вздор!
– О-о-о, послушайте, кто говорит! Мисс Задавака! – фыркнула Энид и снова уставилась в публику.
Мадди заняла свое место в хоре, спрятанном за канцелем алтаря. Повсюду горели свечи. Церковные окна закрыли щитами, чтобы с улицы не было видно света. Как приятно сознавать, что налеты и бомбы не помешали рождественским праздникам! И как странно, что в Германии тоже зажигают свечи, поют гимны и все, враги и союзники, молятся одному богу! Вот это совершенно непонятно!
Когда все вернулись в «Вик» и дети улеглись в постели, расстроенные тем, что рождественским подарком оказался мешок с углем, присланным Санта-Клаусом за то, что они так плохо себя вели, Плам пришлось наполнять чулки и заворачивать пакеты к завтрашней ночи. Но, по крайней мере, за делами у нее не было времени думать о Джеральде. Спектакль прошел благополучно, и даже ослик облегчился в церковном дворе, а не в самой церкви. Дети вели себя безупречно, и все твердили, какой прекрасной репутацией они пользуются и как достойны города, давшего им приют. Нужно признать, роли были сыграны великолепно. Глория пела, как хрустальный колокольчик, а Митчел ни разу не сбился. После спектакля в церковном приделе раздавали горячий фруктовый напиток и булочки с пряностями и начинкой из рубленого миндаля, изюма и сахара, которые исчезли за несколько секунд. Викарий поблагодарил участников представления. Плезанс сделала над собой усилие и пришла, закутавшись в толстую шубу. За ней плелись Алджи и Джулия, так что Холл был представлен более чем достойно. Бедная мисс Блант застряла где-то между Сауэртуайтом и Ковентри и вряд ли успеет вернуться. Так что Рождество действительно будет исключительным!
Плам принимала самое энергичное участие во всех приготовлениях, старалась, чтобы все подготовили друг другу подарки, сделали сюрпризы, написали домой письма и открытки, и чтобы дети, которые жили далеко, получили подарки в нарядных обертках.
Рождество в Бруклине без детей было скучным и унылым: много вина и мало веселья, пустые разговоры и сплетни, церковь и долгие прогулки. Но на этот раз в Бруклине будет настоящий праздник: веселая процедура разворачивания пакетов, дополнительные угощения, украшения в каждой комнате, большая елка с игрушками, зажженные камины и хор детских голосов, распевающий гимны. Оставалось дождаться поезда, который привезет Артура и Долли, и картину можно будет считать завершенной.
Плезанс напрасно пыталась одурачить кого-то, делая вид, что все это пустая трата времени и денег, даже она помогала заворачивать пакеты и посылать открытки. Никто не мог отрицать, что Сауэртуайт выглядит просто сказочно, особенно когда снег и льдинки сверкали на солнце, как бриллианты.
Погруженная в свои мысли, Плам не услышала звона колокольчика.
– Мисс Белфилд! Телефон!
Плам бросилась в вестибюль.
– Сауэртуайт сто пятьдесят семь?
Она улыбнулась. Наконец-то! Как раз вовремя.
– Это, скорее всего, родители Мадди! – крикнула она миссис Батти, которая готовила на утро овощи на кухне.
Но радость на лице мгновенно сменилась ужасом. Губы сжались. Плам, как подкошенная, рухнула на стул.
– Когда?.. Как?.. Понимаю… Да… Да… Понимаю… Спасибо за то, что дали знать… Есть ли какая-то надежда?.. Понимаю… Да… Какой ужас…
Положив трубку, она долго сидела, не в силах опомниться. Чей-то голос только сейчас развеял в прах надежды на счастливое Рождество. Сгорающая от любопытства миссис Батти встала в дверях.
– Что стряслось, миссис Белфилд? Неужели дурные новости? Не мастер Джеральд, надеюсь? Вы так побледнели…
– Нет, не он. Боюсь, это родители Мадди. Их корабль пропал в море и, судя по донесениям, затонул в Атлантическом океане недалеко от берегов Ирландии… вражеский огонь. Среди выживших их нет. О господи боже, что я скажу бедной девочке? Вот-вот наступит сочельник!
Глава 6
– Миссис Плам, я хорошо пела? Как думаете, Санта-Клаус знает, где живем мы с Сидом? – шептала Глория, вместе с Мадди скользя по льду тропинки. Они возвращались из церкви домой. Плам, миссис Батти и Сид плелись сзади, мимо высоких деревьев, ветви которых гнулись под тяжестью снега.
– А если он не знает, что мы уехали с Элайджа-стрит и отнесет подарки туда? Кто-нибудь обязательно приберет их к рукам, особенно если он оставит все на пороге… миссис Плам!
Но Плам ничего не слышала.
– Не будь глупым чурбаном, – рассмеялась Мадди. – Он же волшебник. Он все знает. Мы положили наши письма в дымоход, помнишь? Он возьмет их там или в твоем коттедже, правда, тетя Плам?
Мадди повернулась, но у тети был совершенно отсутствующий вид, словно она затерялась в другом мире.
Весь день тетя была такой молчаливой, и Мадди видела, как она вытирает глаза во время исполнения гимнов. Наверное, скучает по дяде Джеральду, который в прошлом месяце приезжал всего на несколько дней. Он совсем не был похож на папу и не обращал внимания на детей, зато целыми днями болтал с Илзе и Марией на кухне. Но, уезжая, сунул ей в руку полкроны, так что, получалось, не так уж он и плох.
Нет, тетя Плам вела себя очень странно и одета совсем не празднично, в черном пальто и шляпе. Мадди несколько раз спрашивала, когда приезжают мама и папа, но тетя только пожимала плечами и отворачивалась.
– Эта злосчастная погода портит планы всем. А с погодой не поспоришь, Мадлен. Все в руках Божьих.
Как она смешно говорит. Или сердится на нее? Никто, кроме бабушки, не звал ее «Мадлен».
Сегодня в церкви они пели сердцем и душой, но она больше любила тихие гимны, вроде «Там, в яслях». Ослик пукнул во дворе и сильно навонял, а Глория спела соло, не забыв ни единого слова.
Компания из «Олд Вик» затеяла у церкви грандиозный бой снежками, и кто-то попал в Глорию. Та устроила настоящую истерику из-за намокшего костюма.
– «Глория ин экселсис!» [20]– дразнили ее дети.
– Заткнитесь! Я не Глория Челси! – вопила она в ответ, перепутав слова.
Мадди считала, что Глория выглядит глупо в длинном, белом, сшитом из скатерти платье и с нимбом над головой. Но брат и сестра Конли были ужасно взволнованы, а Сид даже побежал вперед.
– Звените, колокольчики! – кричал он. – Я слушаю звон колокольчиков!
– В постель, и никакой возни, – строго сказала тетя Плам, втолкнув их в калитку Охотничьего коттеджа. – Чем скорее ляжете спать, тем раньше настанет день, верно, миссис Батти? Утром – в церковь, а потом обед в общежитии. Я хочу, чтобы завтра у всех был чудесный праздник. Помните, мы последние в списке Санта-Клауса, так что не будите миссис Батти слишком рано, иначе только зря расстроитесь.
– Да, мисс, – пробормотала Глория, слишком занятая собой, чтобы слышать хоть единое слово.
– Тетя, – спросила Мадди, беря Плам за руку, – а Санта-Клаус вправду там, на небе? Грег говорит, что все это сказки. У него никогда не было настоящего Рождества, и все подарки, завернутые в одинаковую бумагу, присылали из городского совета.
– Ну, если Грегори не верит, значит, придется ему обойтись без подарка, верно? Ему очень повезло попасть сюда, – вдруг отрезала Плам.
Мадди растерянно молчала, удивленная такой реакцией.
– Но у него никогда не было ни мамы, ни папы, – вступилась она за друга.
– У множества детей нет родителей, и все из-за проклятой войны, – холодно ответила тетя Плам, глядя вперед. – Пойдем скорее, вверх по деревянному холму в Бедфордшир [21]… День был нелегким. Не хотим же мы испортить эффект от сюрпризов?
– Я хочу одного: чтобы мне позвонили, – вздохнула Мадди. – Спокойной ночи, и благослови тебя, Боже. Увидимся утром.
– Только не слишком рано, – устало повторила Плам. – Не беспокойся, обещаю, у нас будет чудесный праздник.
«Как только у меня язык повернулся сказать такое? Рождество больше никогда не будет чудесным праздником. Но разве я могу испортить его такими ужасными новостями»?
Плам бродила по спальне, обхватив себя руками и стараясь унять дрожь.
Надо было взять Мадди на прогулку и сказать правду, пока была возможность. Но она не решилась. Зачем? Что это изменит? Она только омрачит праздник, повергнет весь дом в траур по людям, которых даже не знала.
И новость испортит всю радость детям… нет, стоит потерпеть сутки или дольше. Пусть все развернут подарки и повеселятся. Для страшной вести всегда найдется время.
Плам взяла с Мадж Батти клятву молчать о случившемся и ничего не сказала свекрови, но тайна свинцовой тяжестью лежала где-то в желудке, отчего ее постоянно тошнило. И очень хотелось взять всю боль Мадди на себя.
Плам трясло оттого, что она не могла придумать, как деликатнее объяснить все Мадди. Такого способа просто не существовало. Может, обратиться к викарию? Или Плезанс посчитает это своим долгом? Или они скажут обо всем вместе?
Нет, она сама поговорит с Мадди и попытается объяснить, почему не рассказала о беде сразу.
О, как ей хотелось оттянуть момент, когда лицо девочки недоверчиво сморщится, когда Мадди поймет, что тоже стала сиротой войны, что ее будущее отныне в руках посторонних и что теперь она осталась одна-одинешенька.
Нет, это не совсем так. Мадди не одинока. Они должны взять ее к себе. Она – дитя Артура Белфилда, и никто не прогонит ее из Бруклин-Холла!
Плам снова вздрогнула в темноте, но трясущимися руками продолжала наполнять красный вязаный чулок девочки маленькими пустячками: лентами, орехами, губной гармошкой, книгой, игрушечным магазинчиком, вырезанным из бумаги театром, комиксами и домашними ирисками. Платье и подержанный велосипед ждали под елкой в вестибюле. Это особенные подарки, подготовленные специально для Мадди.
«Правильно ли я поступаю, не рассказав правды? Чего хотели бы от меня Артур и Долли? Наверное, попросили бы любить и утешать девочку, как дочь, которой у меня никогда не было. Должна же я подарить ей хоть один счастливый день, после всего, что она пережила? Боже, пусть ничто не омрачит ее праздника! Но как ей сказать?»
Завтра особый день. Единственный в году, когда все эвакуированные смогут забыть злосчастную войну, набить животы угощением и сладостями и вдоволь повеселиться на празднике. Нужно подумать и о других детях: Глории, Сиде, Греге и остальных. Приклеить к губам улыбку и сделать так, чтобы все шло, как задумано.
Плам подумала о сиротах из Лондона, Ковентри и Бирмингема. Эти дети остались без домов, игрушек, родителей, выживали, как могли. Ее детям повезло. Здесь они в полной безопасности, словно войны и вовсе нет!
А тем временем Плезанс, дядя Алджи и другие старики, надев лучшие платья и драгоценности, будут дремать у камина в ожидании вкусного ужина, пить шерри и обмениваться любезностями.
После второго дня Рождества Плам все-таки постарается найти подходящий момент. В конце концов, тела родителей Мадди так и не найдены. Ничего, кроме телефонного звонка. Возможно, скоро все прояснится. Кроме того, пока о гибели корабля не объявили по радио и вряд ли объявят в ближайшее время. Кому хочется слышать такие вести в преддверии праздника?
Она когда-то прочитала, что первая жертва войны – это правда. Ничто не должно испортить настроение людям. Кто желает знать, что военный корабль потоплен подводной лодкой в сотне миль от побережья Ирландии?
По всей стране скорбящие сердца получили в сочельник телеграммы и подобные звонки:
«С сожалением сообщаем, что…»
Первая мысль в ту минуту была о Джеральде, а потом на нее накатила волна облегчения оттого, что это не он. Но теперь она терзалась чувством вины перед Мадди. Почему она все скрывает от ребенка?
Плам рассеянно погладила ирландского сеттера Блейза.
«Что я наделала? Но я всего лишь хочу дать Мадди еще несколько часов, прежде чем разрушить ее надежды, сокрушить ее мир. Теперь до конца ее жизни каждое Рождество будет ассоциироваться у нее с бедой. У нее еще будет время для печали и тоски. Пусть ее надежда поживет еще немного. Какой вред это может принести?»
На второй день Рождества Глория слышала, как мистер и миссис Батти шепчутся после ланча на кухне. Что-то о жутких новостях в Холле. Но когда она просунула голову в дверь, они немедленно сменили тему.
На Элайджа-стрит она вечно подслушивала, узнавая о вещах, которых ей не полагалось знать. Так она узнала от теток о птичках и пчелах, о том, как получаются дети, как можно этого избежать, пользуясь резиновыми «джонни», и что, если уж попалась, всегда можно пойти к старой ма Фиппс, которая избавляет от неприятностей. Манчестер казался очень далеким, и иногда Глория гадала, думает ли о них ма. Пошлет ли им подарок?
Такого Рождества у нее никогда не было. На Элайджа-стрит у них были только газировка и сладости, пение, драки и ожидание у паба в темноте. Какая-нибудь игрушка, к ужину неизменно оказывавшаяся сломанной. И Глория ничего не знала о младенце Иисусе в яслях, свечах в церкви, пении гимнов на снегу и никогда не готовила подарки для других детей. Здесь все посещали церковь, а в Манчестере только Фрида и ее ма принадлежали к Свидетелям Иеговы, ходили в Кингдом-Холл, молельный дом, и не верили в Рождество.
На Элайджа-стрит их отсылали в воскресную школу, чтобы вытолкать из дома на целый день. Но воскресная школа была просто небольшим зданием, под крышей из оцинкованного железа, без свечей и украшений. Глория только в Бруклин-Холле впервые в жизни увидела такую большую елку. Она пахла дезинфекцией и растаявшим воском. Дети чуть не полдня украшали ее мишурой и бумажными цепями. Получилось так красиво!
Вспоминает ли их мама? Как она могла просто швырнуть их в поезд? И ей даже не интересно, что с ними? Сид уже забыл прежний дом и тупо глазел на Глорию, когда та спрашивала о маме. Глорию попеременно бросало то в жар, то в холод при мысли о том, где она могла оказаться. Поэтому она то грустила, то изрыгала огонь ярости. Мама поступила плохо, но какое счастье, что они попали именно сюда! И вообще, стоит ли волноваться о той, кому она не нужна? Во всяком случае, не сейчас.
Они готовились к празднику в Холле, и Глория надела новую блузку и юбку с лямками из голубого вельвета с отделочным шнуром «зигзаг» на подоле: не слишком праздничный наряд, но все же лучше, чем ее вторая юбка и джемпер.
На Сиде был новый колючий джемпер с пестрым рисунком «фер-айл» [22], а рыжие волосы были щедро смазаны бриллиантином «Брилкрим», которого не пожалела миссис Батти.
Санта-Клаус, как выяснилось, знал правильный адрес, и Сид пришел в полный восторг от трактора и игрушечной фермы, а Глория была довольна куклой в кринолине, лежавшей в отдельной коробке. И все было хорошо, пока она не увидела Мадди, ехавшую на вихляющем велосипеде по снежным дорожкам. Почему Санта-Клаус не принес велосипед и Глории тоже?!
Грег помогал Мадди выбрать дорожки, уже очищенные от снега и льда. На Мадди было новое бархатное платье, такое красивое и мягкое, цвета павлиньего пера. Сверху был накинут школьный макинтош. Какая несправедливость! У нее два праздника: одно Рождество в Холле, другое – в хостеле.
Грег вырядился в длинные брюки и новый блейзер и пыжился, как петух на навозной куче. Все были разодеты и вели себя паиньками. Мадди хотела показать ей все, что ей подарили: маленькую игрушечную кондитерскую, с баночками, весами и коробочками конфет, книгу и подарки от слуг. Какая несправедливость!
Глория умоляла дать ей покататься на велосипеде. Но Грег сказал, что у нее слишком короткие ноги и она не достанет до педалей. Она так обозлилась, что вместе с Сидом спряталась за диваном и слопала весь мармелад-горошек из игрушечной кондитерской. Тетя Плам была чем-то рассержена и ни разу не улыбнулась. Должно быть, из-за ужасных новостей.
Теперь, когда они стояли на крыльце, чтобы идти на настоящий праздник, миссис Батти погладила ее по голове и велела играть с Мадди и не ссориться.
– Будь хорошей девочкой. Чтобы никаких драк…
Они катались на крутой дорожке, а Глория забыла варежки. Без них пальцам было слишком холодно, чтобы лепить снежки, поэтому она бросилась назад, чтобы порыться в корзинке, где хранились капюшоны и шарфы.
Батти все еще обсуждали ужасные новости, когда Глория незаметно подобралась к двери. А когда поняла, в чем дело, тут же побежала назад. Скорее бы рассказать Мадди все, что она услышала первой!
Мадди обожала новый велосипед, но было слишком скользко, чтобы ездить на нем. Пожалуй, даже опасно. Санта-Клаус подарил ей множество чудесных подарков, но среди них не было того, который был нужен больше всего, – мама и папа не приехали. Некому было петь с ней гимны и рассказывать о путешествиях.
Она попросилась провести Рождество с вакки! В хостеле было так весело: индейка, рождественский пудинг и трехпенсовые подарки для всех. Они играли в дурацкие игры и шарады, а потом пели. Но тетя Плам была необычайно молчалива и выглядела немного усталой. Мисс Блант уехала, но викарий с женой пришли помочь.
Сегодня, на второй день Рождества, бабушка изучала шведский стол, накрытый для предстоящего пиршества.
– Не понимаю, зачем нам все это, – проворчала она. – Дети, бегающие по комнате, как дикие животные, – не мой идеал веселья. Помяните мое слово – все закончится слезами. Кстати, Мадди, отставь эту вазу подальше. Ей цены нет.
Мадди немедленно послушалась.
– Не думаю, что этот ярко-голубой цвет идет девочке, – добавила бабка, снова оглядывая платье. – Для такого оттенка нужны рыжие волосы. Ей куда лучше в клетчатой юбке и джемпере. И гораздо практичнее.
– О, матушка, оставим все это, – огрызнулась тетя Плам, затягиваясь сигаретой. – Пусть покрасуется в нарядном платье. В магазинах из-за чертовой войны все равно много не купишь. Очень обидно, если не можешь хорошо одеться на Рождество.
– Кто это так тебя довел? Целыми днями рычишь! А ведь все это ты затеяла! Когда на нас ринутся орды? – осведомилась свекровь, закуривая свою сигарету.
– Скоро. Думаю, что молодым неплохо пообщаться со стариками. А им полезна свежая струя в этом доме, где вообще отсутствуют признаки жизни. Они только и делают, что спят и едят. Дядя Алджи обещал показать фокусы, если я смогу оторвать его от приемника. Тетя Джулия согласилась прочитать стихотворение…
– О господи, неужели…
– Нет, она сказала, что оно вполне подходит для детей.
– Откуда ей знать? У нее никогда не было своих, – рявкнула свекровь.
Перебранка продолжалась, но Мадди была слишком возбуждена, чтобы расстраиваться. Эти двое вечно грызлись, как дядя Джордж и Айви. Но это ничего не значило.
Потом она подумала о последнем Рождестве. Сколько всего изменилось с тех пор! И как грустно быть вдали от родных мест!
Глория и Сид пришли раньше всех, и Мадди решила, что нужно дать им покататься.
Удерживая велосипед за седло, она позволила Глории сесть, но ноги девочки не дотягивались до педалей, и велосипед все время норовил свалиться набок. После двух падений Глория решила, что с нее достаточно.
– Нам нельзя пачкать платья, – прошептала Мадди.
– Я буду носить его, когда оно станет тебе коротко. На тебе оно смотрится по-дурацки, – бросила Глория, трогая пальцами мягкий бархат.
– Вовсе нет! – отрезала Мадди, выдернув у нее юбку. Почему Глория такая злючка?!
Но тут Мадди увидела на аллее компанию вакки с праздничными туфлями в корзинках. Она впустила их через черный ход и повела в гардеробную, чтобы дать им время сменить обувь и снять пальто.
В американской посылке оказалось полно рубашек и брюк, и все принарядились. Энид и Пегги нацепили серьги и покрасили губы и теперь, по мнению Мадди, выглядели полными идиотками, в отличие от Грега и остальных мальчиков, которые казались взрослыми и красивыми. Интересно, верит ли теперь Грег в Санта-Клауса?
Все принесли стулья в холл, и началась игра. Дети маршировали под музыку, несущуюся из граммофона, и, когда мелодия заканчивалась, спешили занять свои места. Обеденный стол в столовой был накрыт большой белой скатертью, на которой стояли тарелки с сэндвичами, булочками с суррогатными колбасками, мясными пирогами и ломтями сухарного торта Илзе. Все стоя выслушали молитву, а дальше каждый был сам за себя: мальчишки ринулись наполнять тарелки едой. Девочки последовали их примеру. После чая и газировки – Сид пролил свою на ковер, а Сьюки и Блейз постарались слизать все крошки и вылакать лужу – настало время петь перед взрослыми в гостиной.
Глория исполнила «Благослови этот дом», как втайне от всех учила ее жена викария.
Тут появился дядя Алджи в черном вечернем одеянии и цилиндре и попытался показать карточные фокусы, насмешив всех окружающих. Кроме того, он умело доставал из воздуха куриные яйца, а потом потребовал добровольца, и Брайан на время стал его помощником. Яйца появлялись и исчезали, а когда был объявлен последний фокус, дядюшка положил волшебное яйцо на голову Брайана, произнес заклинание и разбил яйцо палкой. Содержимое вылилось на волосы мальчика, закапало по лицу и запачкало джемпер. Все покатывались от смеха. Но тетя Плам была в бешенстве.
– Это его новый джемпер! Как можно во время войны так относиться к еде!
Бедный дядюшка Алджи был совершенно потрясен такими нападками, но бабушка пришла ему на помощь:
– Что это на тебя нашло? Он сделал все, чтобы не дать туземцам разгуляться! Теперь мы отведем детей в холл и раздадим подарки. В самом деле, Прунелла, к чему такие сцены?
Дети, крича и толкаясь, выбрались из комнаты, оставив тетю Плам едва не в слезах.
– Простите, Алджи, у меня слишком много неприятностей, – вздохнула она.
Глория ущипнула Мадди за руку.
– Я знаю, в чем дело. Миссис Плам получила дурные вести, – прошептала она.
– Она мне ничего не говорила.
Мадди с любопытством уставилась на подругу.
– Дядя Джеральд?
– Похоже, что так. Я слышала, как об этом говорили на кухне. Будто корабль потонул. Я подслушивала за дверью. Теперь миссис Плам вдова, поэтому и носит черное.
– Но почему она не сказала бабушке? На той красный костюм. Дядя Джерри – ее сын. Как странно! Пойдем, нужно быть с ней особенно милыми.
Все это время Мадди искоса поглядывала на тетку. Плам сдерживалась, как могла, чтобы не испортить детям Рождество. Добрая душа! Бедный дядя Джерри! Больше они его не увидят. Какая тетя Плам храбрая, если так держится!
После этого разговора вечер, казалось, тянулся бесконечно, и Мадди была рада, когда все разошлись по домам и она смогла взять руку тети Плам и осторожно сжать ее.
– Я все знаю, – прошептала она. – Должно быть, это для тебя ужасно!
– Что ты знаешь, Мадди?
– О твоем горе. Глория подслушала разговор Батти. Она не хотела, но они громко говорили о том, что корабль дяди Джерри затонул.
Тетя Плам не сводила с нее глаз.
– Именно это сказала тебе Глория?
Мадди кивнула.
– А ты поэтому носишь черное.
Бедная тетя Плам выглядела очень странно и дышала очень тяжело. Наконец она взяла Мадди за руку и повела в маленькую комнату с высокими стеклянными дверями, ведущими в боковой сад, где стоял стол с кормом для птиц.
– Подожди, я закрою дверь. Ты права, я получила дурные новости, но потонул не корабль дяди Джеральда, а другой… мы еще не знаем деталей. За день до сочельника мне позвонили. Я подумала, что лучше не омрачать тебе Рождество. Миссис Батти была в общежитии и слышала, как я говорю по телефону. Не знаю, как сказать тебе, Мадди, но это не дядя Джеральд.
Она осеклась.
На какую-то долю секунды Мадди ясно увидела ее лицо, поняла, что она сейчас скажет, и зажала уши.
– Нет-нет… пожалуйста, нет! Только не мама и папа!
В глазах все плыло, а горло словно заледенело, и она никак не могла сглотнуть. В голове стоял странный звон. Слова Плам доносились как будто откуда-то издалека: что-то насчет вражеского нападения и потонувшего у побережья Ирландии военного корабля, спасательных шлюпок и выживших, но слова тоже сливались в какой-то единый поток…
– Нет-нет, это неправда!
Тетя Плам кивнула.
– Мне так жаль, дорогая. Я не знала, как тебе сказать.
– Но есть спасательные шлюпки, и они могут продержаться несколько дней. Нашлись же, спустя долгое время, дети с «Сити оф Бенарес», который тоже потонул! – с надеждой шептала Мадди.
– Прошло почти две недели. Выжили очень немногие. Все должно было произойти очень быстро…
Ее слова были безжалостны.
Часы на каминной доске тикали, огонь потрескивал, и над камином вился синий дымок… Вокруг крошек в кормушке прыгал черный дрозд, и с сосулек, свисавших с каменного стола, капала вода. Время, казалось, остановилось.
– Значит, они никогда не вернутся? – спросила Мадди, глядя Плам в глаза.
– Боюсь, что нет.
– Так мне придется идти в приют, как Энн из «Зеленых крыш» [23]?
– Конечно, нет! Твой дом здесь, в Бруклине!
– Но бабушка меня не любит. Она надела красный костюм…
– Она ничего не знает… об Артуре. Я должна была сначала сказать тебе. Я так не хотела портить это Рождество, – всхлипнула тетя Плам.
– Так Санта-Клауса не существует? – выдавила Мадди, чувствуя, как ее заполняет ледяной холод. – Я просила его только о том, чтобы снова увидеть маму и папу, а он послал их на морское дно. Все вранье! Все!!! – истерически вскрикнула она.
– Мадди, мне очень жаль, но Бруклин – твой дом, – снова пролепетала тетя Плам, внезапно осунувшись. Мадди показалось, что тетя потеряла всякую уверенность в себе. – Прости, если я все сделала не так. Я только хотела, чтобы у тебя был праздник. Но ты будешь жить с нами.
– Ни за что! Я не останусь там, где никому не нужна! Пойду в «Олд Вик» и останусь там! – бросила она и, вскочив с дивана, кинулась к двери. Ей хотелось убраться подальше от этого дома. Схватив габардиновый макинтош, галоши, собачий поводок, отчего Блейз сразу побежал следом, Мадди ступила на окутанную синевой белизну подъездной аллеи.
В глазах не было слез. Она не могла плакать. Такого дважды не бывает, правда ведь? Сначала дядя Джордж и бабушка Миллс, теперь мама и папа? Несправедливо! И бессмысленно!
Читать бесплатно другие книги:
