Конец всех песен Муркок Майкл

22. ИЗОБРЕТЕНИЯ И ОЖИВЛЕНИЯ

Скоро все будет как было всегда, перед тем, как ветры бездны сдули их мир прочь. Плоть, кровь и кость, трава, деревья и камень наполнят мир под новорожденным солнцем, и красота, простая и загадочная, расцветет на лице этой иссохшей древней планете. Будто вселенная никогда не умирала, и за это мир должен благодарить свои полуодряхлевшие города и нахальную настойчивость этого одержимого исследователя времени из двадцать первого столетия, из Эпохи Рассвета, который назвал себя именем маленькой певчей птички, модной за двести лет до его рождения. кто представляется актером, хотя замаскировал себя и свои мотивы со всем хитроумием придворного Медичи, этот эксцентрик в желтом, этот апатичный вечный спасатель судеб, Лорд Джеггет Канарии. Они уже были свидетелями возведения нового замка Канарии, сперва мерцающий туман, окутывающий проволочную клетку в семьдесят пять метров высотой, а затем ее прутья стали светло-золотистыми и внутри можно было рассмотреть плавающие апартаменты, комнаты, где Джеггет предпочитал жить в определенном настроении (хотя у него были и другие настроения и другие замки). Они наблюдали как Лорд Джеггет окрасил небо розовым янтарем, так что круглое пятно солнца стало ярко-красным и отбрасывало решетчатые тени сквозь прутья клетки на окружающую пыль, но потом пыль сама исчезла, замененная почвой с кустами, деревьями, прудом с чистой водой — все в контрасте с окружающим пейзажем, тысячами и тысячами миль бесплодной пустыни. И тут они сами загорелись желанием создавать творения, и Монгров отправился строить черные горы, свои холодные, наполненные клубящимся туманом залы, а Герцог Королев отправился в другом направлении воздвигать первые мозаичные пирамиды, золотистые купола, океан размером со Средиземноморье, в котором плавали чудовищные рыбы. Между тем Железная Орхидея, согласная на время разделить с мужем его дом, вызвала к жизни заросли несколько металлических цветов на полях серебряного снега, где холодные птицы, блестящие, как сталь, щелкали клювами, хлопали крыльями и пели человеческие песни механическими голосами, где прятались лисицы-роботы и автоматы в малинового цвета камзолах, сидя на механических лошадях, охотились за ними — акр за акром хитроумной оживленной механики.

Джерек Корнелиан и Амелия Ундервуд были самыми скромными в своем творчестве. Сначала они выбрали место для этого и окружили его лесами из тополей, кипарисов и ив, чтобы не было видно пустыни вокруг. Ее фантастический дворец был забыт: она пожелала низенький беленький домик с черепицей и стропилами. В некоторые окна она вставила цветные стекла, но остальные были огромными, насколько это возможно, из цветного стекла без переплета. Дом окружали клумбы с цветами. Имелся огород, пруд с фонтаном в центре, и кругом высокие заборы из кустов, как если бы она хотела отгородить дом от остального мира. Джерек восхищался домиком, но почти не принимал участия в его создании. Внутри были дубовые столы, кресла, книжные полки (хотя сами книжки не поддались ее власти творчества: так же кончились неудачей ее попытки воссоздать картины — Джерек утешил ее: никто не мог в Конце Времени создать таких вещей) там были ковры, полированные буфеты, вазы цветов, шторы, статуэтки, подсвечники, лампы: имелась большая кухня с кранами с водой и любой современной утварью, включая точилку для ножей и газовую плиту, хотя она знала что редко будет пользоваться ими. Из кухни выходила дверь в огород, где уже наливались соком овощи. На втором этаже дома она создала две отдельные комнаты для них со спальнями, гардеробами, кабинетом и гостиной в каждом помещении. И когда она закончила, то поглядела на Джерека, ища его одобрения, которое он, всегда восторженный, не преминул выразить.

Всюду продолжалось созидание: апофеоз изобретательности. Обращение к определенным свойствам памяти Железной Орхидеи — и Епископ Касл был рожден снова, присоединившись к ней, чтобы воссоздать сперва Миледи Шарлотину, немного сбитую с толку и но с той памятью, что была раньше, а затем госпожу Кристию, Вечную Содержанку, Доктора Велоспиона, Аргонхерта По, Сладкое Мускатное Око, все, возвращенные к жизни и готовые добавить собственные темы к реконструируемому миру, воссоздать их близких друзей. И Монгров в своих дождливых скалах позволил снова мрачному романтичному Вертеру де Гете глядеть на мир и скорбеть в то время, как Лорд Шарк, недовольный, неверящий, презрительный, оставался во владениях Монгрова только несколько мгновений, прежде чем броситься вниз с утеса, чтобы быть вновь воссозданным сочувствующим Монгровом и признать, что он был не совсем в себе, вызвать свой простой серый аэрокар и улететь прочь, чтобы построить себе жилье с квадратными комнатами и населить их автоматами, каждый в точности похожий на него самого (не для того, что бы насытить свое это, а потому что Лорд Шарк был лишен всякого воображения). Лорд Шарк, когда его резиденция и его слуги были восстановлены, больше ничего не создавал, оставив серую, покрытую трещинами землю своим единственным пейзажем, а во всех уголках планеты поднимались целые горные хребты, великие реки катились по плодородным равнинам, вздымались моря, изобилие леса, холмы, луга, наполненные жизнью.

Аргонхерт По сделал, возможно, свой самый величественный вклад в мир, детальную копию одного из древних городов, каждая разрушенная башня, каждый шепчущий купол восхитительного вкуса и запаха, каждое химическое озеро — суп из неописуемых лакомств, каждый камешек, вызывающий слюнки, деликатес, Герцог Королев построил флот летающих грузовиков, заставив их проделывать сложную акробатику в небе над своим домом, где он готовил вечеринку на тему о Смерти и Разрушении, обыскивая банки памяти городов в поисках пятидесяти самых знаменитых руин в истории: Помпея снова существовала на склонах Кракатау. Александрия, построенная из книг, сгорела заново: каждые несколько минут новый гриб распускался над Хиросимой, проливая дождем грибы, почти сравнимые с кулинарными чудесами Аргонхерта По. Могильные ямы Брайтона, уменьшенные копии, потому что для них требовались огромные пространства, были завалены крошечными телами, некоторые все еще двигающиеся, стонущими и взывающими к жалости. Но, возможно самым его эффективным созданием был расплавленный Миннеаполис, замороженный, жестокий, все еще узнаваемый, с его обитателями, превращенными в полупрозрачное желе, все еще пытающимися убежать от ужаса Как и предсказывал Епископ Касл, это был Ренессанс. Лорд Джеггет Канарии стал героем, его подвиги чествовались. Только Браннарт Морфейл считал вмешательство Джеггета нежелательным Действительно Браннарт оставался скептиком по поводу всей теории, связанной с методом спасения Он глядел неодобрительным взглядом на резвящиеся скульптуры. окружающие зеленый дворец миледи Шарлотины (она отказалась от своего подводного мира, помня о наводнении, которое застигло ее в доме), на розовые пагоды госпожи Кристии и эбеновую крепость Вертера де Гете, предостерегая всех, что разрушение просто отодвинуто ненадолго, но никто не слушал его. Доктор Велоспион, пугало в черных лохмотьях с черным телом и красными глазами, сделал марсианский саркофаг в тысячу футов высотой с репродукцией на его колышке безумцев Чезара, где четыре тысячи юношей и девушек умирали от истощения, а семь тысяч мужчин и женщин засекли друг друга кнутами до смерти. Доктор Велоспион счел своим дом «тихим», и наполнил его лунатиками-манекенами, пытающимися укусить его или подстроить ему жестокую ловушку, когда могли. Все это он находил забавным.

Собор Епископа Касла в виде луча лазера, двойной шпиль которого исчезал в небе, казался непритязательным по сравнению, хотя музыка, которую создавали лучи, была эйфорической и трогательной. Даже Вертер де Гете, впечатленный, но не одобривший жилище доктора Велоспиона, поздравил Епископа Касла с его творением, а Сладкое Мускатное Око фактически скопировал идею для его Старого Нового Старого Старого Нового Нового Нового Старого Нового Старого Нового Нового Нового Нового Старого Нового Нового Версаля из голубого Кварца, который процветал в его любимый период (седьмое Интегральное Поклонение) на Сорке, планете Бета, давно исчезнувшей, вся структура была основана на примитивных музыкальных формах пятнадцатого столетия.

О'Кала Инкардинал просто стал козлом и гулял там, где осталась пустыня, блеял о том, что он предпочитает всему чтение. И оно доставляет ему значительное удовольствие, но он не создал моды. Фактически единственным положительным откликом, который он получил, был от Ли Пао, который как выяснилось не обрадовался короткому возвращению в 2648 год, назвавший его роль тонкой метафорой, и от Гэфа Лошадь в Слезах, получившего бессмысленное удовольствие от блеяния на него, когда он летал над козлом в своем воздушном сампане и бросал в него фруктами. Путешественник во времени стал расстроенным, так как обнаружилось, что он все еще нуждается в ком-то, кто мог бы помочь ему в ремонте машины, прежде чем он сможет рискнуть временным прыжком через измерения. Лорд Джеггет был слишком занят своими экспериментами, а Браннарт Морфейл отказывался говорить с любым, выслушав много упреков в первые дни возрождения. На короткое время он сошелся с другим путешественником во времени, возвращенным как и Ли Пао, эффектом Морфейла, зовущим себя Ратом Осаприком, но оказалось, что он бежавший преступник из тридцать восьмого столетия и ничего не знал о принципах перемещения во времени. Он просто попытался украсть машину и был остановлен удачным прибытием Миледи Шарлотины, которая заморозила его кольцом власти и послала плавать в верхние слои атмосферы Миледи Шарлотина лишившись Браннарта Морфейла, пыталась уговорить путешественника во времени, что она должна быть его покровителем, а он стать ее новым ученым. Путешественник во времени обдумал идею, но нашел ее условия слишком стеснительными Именно миледи Шарлотина, вернувшись из старого города, принесла новости, что Гарольд Ундервуд, инспектор Спрингер, сержант Шервуд, двенадцать констеблей и все Латы оказались здоровыми и относительно жизнерадостными, но что космический корабль пуплианцев исчез. Это заставило герцога Королева открыть секрет несколько раньше, чем он планировал — Он вновь, завел зверинец, и пуплианцы оказались там, хотя они не знали этого. Он разрешил им построить собственное окружение — закрытое помещение, в котором они планировали избежать Конца Времени. и сейчас они верили, что являются единственными живыми существами во всей вселенной. Все кто хотел могли посетить зверинец Герцога и понаблюдать за ними, двигающимися в огромной сфере, совершенно не сознающими, что за ними наблюдают, занятыми своей загадочной деятельностью. Даже Амелия Ундервуд хотела увидеть их и согласилась с Герцогом Королев, что они выглядят довольно счастливее чем раньше.

Этот визит к Герцогу, был первым случаем. когда Джерек и Амелия появились в обществе с тех пор, как построили себе новый дом. Амелия была удивлена быстрыми переменами, остались неизменными только маленькие районы, и на всем лежала определенная свежесть, что придавало очарование даже самым причудливым изобретениям. Сам воздух сказала она, приобрел сладкую свежесть весеннего утра.

По пути домой они увидели Лорда Джеггета Канарии в его огромном летающем лебеде с другой высокой фигурой рядом с ним. Джерек подвел свой локомотив поближе и окликнул их, сразу узнав второго пассажира лебедя.

— Моя дорогая Няня! Какое удовольствие встретить вас снова. Как дети?

Няня была значительно в более здравом уме, чем когда Джерек в последний раз видел ее. Она покачала старой стальной головой и вздохнула.

— Боюсь они исчезли. Назад, к ранней точке во времени, где я все еще управляю петлей времени, где они все играют, как, без сомнения будут играть всегда.

— Вы послали их назад?

— Да. Я решила что этот мир слишком опасен для моих маленьких подопечных, юный Джерек. Что ж я должна сказать что ты выглядишь хорошо. Вполне взрослый мужчина сейчас, а? А это должно быть, Амелия, на которой ты хочешь жениться. О, я полна гордости ты показал себя прекрасным мальчиком, Джерек, — казалось что она все еще пребывает в смутной уверенности, что Джерек был одним из ее воспитанников. — Я думаю, что отец тоже гордится тобой! — она повернула голову на девяносто градусов, чтобы нежно поглядеть на Лорда Джеггета, который скривил губы в смущенной улыбке.

— О! очень рад, — сказал он. — Доброе утро, Амелия. Джерек.

— Доброе утро, сэр Макиавелли, — Амелия порадовалась его смущению. Как продвигается ваш план?

Лорд Джеггет расслабился засмеявшись.

— Очень хорошо, я думаю. Няня и я сделали пару модификаций, чтобы получить петлю. А вы? Как вы живете?

— Все хорошо, — ответила она ему.

— Все еще… обручены?

— Не женаты, лорд Джеггет, если вы это имеете в виду.

— Мистер Ундервуд все еще в городе?

— Так говорит миледи Шарлотина.

— Ага. Амелия с подозрением посмотрела на Лорда Джеггета. но на его лице ничего нельзя было прочитать.

— Мы должны лететь дальше, — лебедь начал отплывать от локомотива. Время не ждет людей, ты знаешь. Во всяком случае. пока. Прощайте!

Они помахали ему, а лебедь поплыл дальше.

— Он дьявольски хитер, — сказала Амелия. но без злости — Как могут быть отец и сын такими разными?

— Ты так думаешь? — локомотив запыхтел по направлению к дому. — Хотя я подражал ему так долго, насколько я помню. Он всегда был моим героем.

Она задумалась.

— Можно искать признаки упадка в сыне, если видишь их в отце, хотя не справедливее ли смотреть на сына, как на отца, не раненого миром?

Он мигнул, но не попросил ее объяснить подробнее.

— Но, полагаю, я завидую ему, — сказала она.

— Завидуешь Джеггету? Его разуму?

— Его работе. Он единственный, на ком лежит задача спасения планеты, кто делает полезное дело.

— Мы снова сделали планету красивой. Разве это не «полезное» дело, Амелия?

— Во всяком случае оно не удовлетворяет меня.

— Ты почти еще не начала выражать свое творчество. Завтра возможно, мы изобретем что-нибудь вместе, чтобы восхитить наших друзей.

Она попыталась стать веселой.

— Полагаю, что ты прав. Это вопрос позиции, как говорил твой отец.

— Точно, — он обнял ее. Они поцеловались, но ему показалось, что ее поцелуй не был таким сердечным, как раньше.

Со следующего утра будто странная лихорадка поразила Амелию Ундервуд. Ее появление в столовой было впечатляющим. Она была одета в малиновый шелк, украшенный золотом и серебром — напоминающим восточные наряды. На ее ногах были загнутые вверх туфли, голову украшали перья страусов и попугаев, и она покрасила или как-то изменила свое лицо, так как веки ее были ярко-голубыми, брови выщипаны, и их длина увеличена, губы полнее и удивительной красоты, щеки пылали румянами. Ее улыбка была необычайно широка, поцелуй неожиданно теплыми, объятия почти чувственными, от нее пахло духами, когда она заняла свое место на другом конце стола.

— Доброе утро, Джерек, мой дорогой!

Он проглотил маленький кусочек сэндвича, но тот, казалось, застрял у него в горле. Негромким голосом он сказал:

— Доброе утро, Амелия. Ты хорошо спала?

— О, да! Я проснулась новой женщиной. Совершенно новой. ха! ха!

Он постарался проглотить кусочек, застрявший в горле.

— Ты кажешься необычной. И изменение во внешности радикальное.

— Я вряд ли назвала его таким дорогой Джерек. Просто аспект моей личности, который я не показывала тебе прежде. Я решила быть менее чопорной, принять более позитивный взгляд на мир и мое место в нем Сегодня, моя любовь, мы творим!

— Творим?

— То что ты предлагал делать.

— О, да конечно. Что мы создадим, Амелия?

— Уже так много всего.

— По правде говоря, я не намеревался…

— Джерек, ты славился своими изобретениями. Ты создаешь моду за модой. Твоя репутация требует, чтобы ты снова выразил себя. Мы построим сцену, превосходящую все, чему были свидетелями до сих пор. И мы устроим вечеринку. Мы слишком часто пользовались гостеприимством и ничего не предлагали сами!

— Это правда, но…

Она засмеялась над ним, отодвинув в сторону тарелку. Она отхлебнула кофе, посмотрев через окно на свой сад.

— Ты можешь предложить что-нибудь, Джерек?

— Ну… маленький «Лондон», мы можем сделать его вместе… Подлинный как он есть.

— Лондон? Ты определенно не повторишь прошлый успех.

— Это было просто предложением, ничего более.

— Я вижу ты восхищен моим новым платьем? — Шикарное и красивое, — он вспомнил гимн который они однажды пели вместе. Он набрал побольше воздуха и приготовился запеть, но она опередила его.

— Платье в основе имеет картину, которую я видела в иллюстрированном журнале. Я думаю, опера, или, возможно, концертный зал. Мне хотелось бы узнать некоторые оперные арии. Города могут помочь?

— Сомневаюсь, что они помнят их.

— Они заняты более скучными вещами в эти дни, я полагаю, работой Джеггета.

— Ну, не совсем.

Она встала из-за стола, напевая про себя:

— Торопитесь Джерек. Утро кончиться прежде чем мы начнем.

Он с неохотой встал, смущенный своей ролью, почти с отчаянием пытаясь вернуть настроение, которое всегда было нормальным для него, кроме, как оказалось, сегодняшнего дня.

Она взяла его под руку, шаг ее был более упругий, чем обычно, возможно, из-за необычных туфель, одетых на ноги, и они вышли из дома в сад.

— Я считаю теперь, что мы должны были сохранить мой дворец, — сказала она. — ты не находишь коттедж скучным?

— Скучным? О, нет.

Он был удивлен, что она выглядела разочарованной его ответом. Он задумчиво взглянул на небо, повернул кольцо власти и сделал яркий голубой оттенок там, где моментом раньше преобладали розовато-желтые тона. — Вот так!

За ивами и кипарисами находились остатки пустыни.

— Это, — сказала она, — то, что по выражению Джеггета должно быть нашим холстом. Он может содержать что угодно — любую причуду, которую сможет изобрести человеческий ум. Сделаем великолепную причуду, Джерек. Обширную причуду.

— Что? — он повеселел, хотя дурные предчувствия остались. — Ты хочешь превзойти Герцога Королев?

— Всеми средствами!

Он был сегодня одет во фрак, брюки серого цвета, жилет и рубашку. Джерек сделал цилиндр и поместил его торжественно на голову. Рука его легла на кольца. Колонны воды казалось выпрыгнули из земли, толстые, как деревья, и такие же высокие, образовав арку, которая, в свою очередь, стала крышей, мерцающей на солнце.

— О, ты слишком осторожен, Джерек! — она использовала собственные кольца. Их окружили огромные скалы, и из каждой изливалась река крови, образуя море, на котором плавали обсидиановые острова, наполненные пышной темной растительностью. Солнце горело почти черным цветом над ними, и из океана крови и с островов доносились страшные звуки.

— Это очень величественно, — сказал Джерек тихим голосом, — но я не поверил бы…

— Сцена основана на кошмаре, который я однажды видела во сне.

Что-то темное поднималось из моря. Сверкнули зубы напоминающие о тварях, которых они встречали в палеозое, змееподобное нежное тело снова погрузилось с неприятным шумом обвала. Джерек обратился к ней за объяснением.

— Впечатление, — ответила она, — о картине, которую я видела девочкой. О, ты не поверишь, какие кошмары меня мучили тогда. До сегодняшнего дня я забыла их почти полностью. Эта сцена нравится тебе, Джерек? Она понравится нашим друзьям?

— Думаю, да.

— Ты не так полон энтузиазма, как я надеялась.

— Я полон энтузиазма, Амелия. И, тем не менее, удивлен.

— Я рада, что удивляю тебя, дорогой Джерек. Значит наша вечеринка будет иметь шансы на успех, не так ли?

— О, да.

— Я кое-что добавлю. Но отложим это пока. Давай отправимся в мир сейчас.

— Куда?

— Приглашать друзей.

Он молча кивнул и вызвал свой локомотив. Они сели в него и направились в Замок Канарии, где надеялись найти Железную Орхидею.

23. АМЕЛИЯ УНДЕРВУД ПРЕОБРАЖАЕТСЯ

— Латы все еще с нами? — госпожа Кристия, Вечная Содержанка, облизнула полные губы и распахнула свои огромные голубые глаза, чтобы принять тот особенный вид зрелой невинности, очень привлекательный для тех, кто любил ее (а кто нет?). — О какие превосходные новости, Железная Орхидея! Они изнасиловали меня, вы, знаете огромное количество раз. Я не могу вам показать сейчас из-за моего воскрешения, но мои локти были ярко-красными! — ее платье из жидкого кристалла переливалось огнями, когда она подняла руки.

Они вместе шли через стеклянный проход в одном из обсидиановых островов миссис Ундервуд. Туннель светился красноватым светом, отраженным морем крови вокруг.

— Здесь атмосфера довольно приятна, не правда ли?

— Что-то от Вертера…

— Но не хуже, дорогая Орхидея.

— Вы всегда находили его работу более приятной, чем я, они когда-то были конкурентами за вздыхания де Гете.

Кто-то появился в туннеле, загородив свет. К ним спешила Миледи Шарлотина. Она отшатнулась на секунду, когда волны ударили в остров и накренили его, затем остров выправился.

— Вы видели зверей? Один из них съел бедного О'Кала, — она хихикнула. — Кажется, они любят козлов.

— Я думаю, звери хороши, — согласилась ее подруга. Орхидея оставалась белой, таков был ее постоянный наряд, но добавила немного светло-желтого (цвета Джеггета) там и здесь. Желтый цвет выглядел приятно на ее губах, на фоне бледной кожи. — И запах такой тяжелый.

— Не слишком приторный? — спросила госпожа Кристия.

— Для меня нет.

— И ваше замужество, сиятельная Орхидея, — вздохнула миледи Шарлотина, ущипнув себя за ухо, чтобы увеличить размеры мочек. Она добавила серьги. — Я только что услышала. Но должны ли мы называть вас все еще Орхидеей? Разве вы теперь не леди Джеггет?

Она направилась назад к выходу из коридора.

— Я не думала над этим, — Железная Орхидея первая вышла наружу. Ее сын был там, прислонившись к темно-зеленой пальме, уставившись в глубину красного океана.

— Вместе с Джереком, — сказала завистливо миледи Шарлотина, — вы начнете династию. Представьте это!

Все три женщины вышли из коридора и увидели его. Он поднял голову.

— Мы прервали раздумья?… — мягко сказала госпожа Кристия.

— О, нет… — На нем все еще была одежда, которую Амелия сочла подходящей — белая рубашка, белые фланелевые брюки и соломенная шляпа.

— Ну, Джерек? — его мать подошла ближе. — Вы подарите нам сына? Ты и твоя Амелия?

— А?

— Мальчика, мой мальчик!

— О, я, пожалуй, сомневаюсь в этом. Видишь ли, мы не можем пожениться.

— Твой отец и я, Джерек, не были формально женаты, когда…

— Но она отказывается, — сказал он угрюмо.

— Ее муж, который все еще находится в городе, мешает вам?

— Но, возможно, она меняется…

— Ее создания указывают на это.

— Да, — вздохнул Джерек.

— Ты не находишь это озеро, этих зверей, эти утесы великолепно сделанными?

— Конечно, нахожу, — он поднял голову, глядя на кровь, струящуюся из каждой скалы. — Хотя я встревожен, мама.

— Недоволен ее скрытым талантом, ты имеешь в виду! — Железная Орхидея поддразнивала его.

— Где она? — Миледи Шарлотина огляделась вокруг. — Я должна поздравить ее. Ведь это все ее работа, Джерек? Ничего твоего?

— Ничего.

— Великолепно.

— Она была с Ли Пао, когда я в последний раз видела ее, — сказал Джерек. — На одном из дальних островов.

— Я рада, что Ли Пао вернулся вовремя, — сказала Железная Орхидея. Мне не хватало бы его. Но сколько других исчезло!

— Ничего больше для зверинца, кроме того, что мы сделали сами, пожаловалась миледи Шарлотина. Она сделала себе солнечный загар (мода, которую ввела Амелия). — Мы живем в трудные времена, энергичная Орхидея.

— Но интересные!

— О, да!

— У Герцога Королев есть эти труднопонимаемые круглые инопланетяне, сказала госпожа Кристия.

— По праву, — ответила ей с горечью миледи Шарлотина. — По крайней мере, один из них мой. Все-таки, они — великое приобретение по любым стандартам.

— Он очень гордится ими, — госпожа Кристия подошла обнять Джерека. Ты кажешься печальным, самый красивый из героев.

— Печальным? Это эмоции? Я не уверен, что радуюсь ей, госпожа Кристия.

— Почему ты грустишь?

— Я не знаю.

— Ты хочешь состязаться в грусти с Вертером, вот и все.

— Я не думал о Вертере.

— Он здесь! — Железная Орхидея и миледи Шарлотина показали одновременно. Вертер увидел ее сверху и спустился кругами вниз в своем громоподобном аэрокаре. Его шапка была черной, и он снял всю плоть со своего лица, так что открылся череп, и только темные глаза во впадинах глазниц мерцали жизнью.

— Где миссис Ундервуд. Джерек? — спросил Вертер. — Я должен почтить это ее самое красивое творение, какое я видел за тысячелетия!

Все молчали. Только Джерек показал на дальний остров.

— Ого! — сказала госпожа Кристия и подмигнула Железной Орхидее. Амелия сделала еще одно завоевание.

Джерек лягнул ногой кусок скалы и снова вздохнул. Его шляпа упала с головы. Он наклонился и поднял ее.

Женщины сплели руки и вместе поднялись в воздух.

— Мы летим к Амелии, — крикнула через плечо Железная Орхидея. — Ты присоединишься к нам, Джерек?

— Скоро.

Он только недавно избежал натиска гостей, толпящихся вокруг его невесты, так как она была в центре внимания, и все поздравляли ее с произведением, с ее костюмом, с внешностью, и, если они говорили с ним, то для того, чтобы похвалить Амелию. А там на другом острове, она болтала, была остроумной, развлекала их, но он не мог найти лучшего определения она была не его Амелией.

Джерек повернулся на звук шагов. Это был путешественник во времени с руками, засунутыми в карманы, такой же угрюмый как и он сам.

— Добрый день, Джерек Корнелиан. Миледи Шарлотина передала мне ваше приглашение. Лорд Монгров подвез меня. Все это очень причудливо. Вы, должно быть, путешествовали дальше на материк во время вашего пребывания в Палеозое, чем я думал.

— До реки?

— За рекой есть ландшафты, очень похожие на этот, дикие и прекрасные. Я полагаю, что это извращенная версия. О, увидеть бы снова дождь, падающий сквозь солнечное сияние палеозойским утром, папоротники, колышущиеся под легким ветерком, морщащим воды озера.

— Вы делаете меня завистливым, — Джерек уставился на свое отражение, искаженное в крови. — Я никогда не жалею о нашем возвращении, хотя знаю, что мы умерли бы с голода.

— Чепуха. С приличным оборудованием и умом можно хорошо прожить в палеозое, — путешественник во времени улыбнулся, — до тех пор пока не захочешь поплавать в реке. Та рыба, между прочим, очень вкусная.

— Гм! — сказал Джерек, глядя на остров, где находилась Амелия Ундервуд с гостями.