В 4:50 с вокзала Паддингтон Кристи Агата
Люси с легким содроганием подумалось, что и ей это было бы небезынтересно.
– Мужу теперь не нравится, что я хожу сюда, – говорила миссис Киддер, – думает, это может принести несчастье, но я скажу – мне мисс Кракенторп знакома не первый день, она приятная дама и рассчитывает на меня. И потом, говорю ему, не оставлять же весь дом на бедную мисс Айлзбарроу – разорваться ей, что ли? Вам, мисс, с подносами с одними вон сколько мороки.
Люси вынуждена была согласиться, что на данный момент преимущественное содержание жизни и вправду составляют подносы. Вот и в эту минуту она занималась тем, что собирала подносы, предназначенные тому или иному из болящих.
– А уж сестры эти, они палец о палец не ударят, – развивала тему миссис Киддер. – Знай подавай им раз за разом чаю, да покрепче. И с харчами они на всем готовеньком. Прямо силушки моей больше нет.
Монолог ее был исполнен глубокого самодовольства, хотя фактически она за это утро наработалась совсем немногим более обычного.
Люси сказала с чувством:
– Не жалеете вы себя, миссис Киддер.
Миссис Киддер замолчала, довольная. Люси взяла первый поднос и пошла с ним наверх.
– Это что такое? – с неодобрением осведомился мистер Кракенторп.
– Крепкий бульон и заварной крем, – сказала Люси.
– Забирайте назад, – сказал мистер Кракенторп. – Я к этой бурде не притронусь. Я же сказал сестре, что хочу бифштекс.
– Доктор Куимпер считает, что с бифштексами вам следует повременить.
Мистер Кракенторп фыркнул.
– Я уже практически выздоровел. Завтра встаю. А как другие?
– Мистеру Гарольду гораздо лучше, – сказала Люси. – Он завтра возвращается в Лондон.
– И слава богу, – сказал мистер Кракенторп. – А Седрик? Есть надежда, что и этот завтра уберется на свой остров?
– Нет, он пока не уезжает.
– Жаль. А как Эмма? Почему меня не навещает?
– Она еще в постели, мистер Кракенторп.
– Любят женщины себя нежить, – сказал мистер Кракенторп. – Вот вы – молодец, крепкая девица, – прибавил он одобрительно. – Верно, день-деньской на ногах?
– Не могу пожаловаться на недостаток моциона, – сказала Люси.
Мистер Кракенторп удовлетворенно кивнул головой.
– Крепкая, молодец. И не думайте, я не забыл, о чем у нас с вами был разговор. Увидите, настанет день, и тогда мы посмотрим. Не вечно же Эмме всем заправлять по-своему. И не слушайте, когда другие вам наговаривают, что будто бы я – старый скряга. Я просто бережливый. Сумел сберечь кругленькую сумму и знаю, на кого ее потрачу в нужное время.
Он воззрился на нее с плотоядной усмешкой.
Люси, увернувшись от его цепких пальцев, поспешила к двери.
Следующий поднос предназначался Эмме.
– Ох, Люси, спасибо вам! Я уже окончательно пришла в себя. Есть хочу – это хороший признак, правда? Знаете, милая, – продолжала она, покуда Люси прилаживала у нее на коленях поднос, – меня так мучает мысль о вашей тетушке! Вам, вероятно, было некогда съездить повидаться с нею?
– Честно говоря, да.
– А ведь она, должно быть, скучает без вас.
– О, не беспокойтесь, мисс Кракенторп. Она же понимает, какое мы пережили ужасное время.
– Вы ей звонили?
– В последние дни – нет.
– Так позвоните! Звоните ей каждый день. У старого человека совсем другая жизнь, когда с ним делятся новостями.
– Вы очень добры, – сказала Люси.
Спускаясь вниз за новым подносом, она чувствовала угрызения совести. Сложная обстановка, когда все в доме слегли, целиком поглотила ее внимание, не оставив времени подумать о чем-либо постороннем. Она решила, что сразу, как отнесет поесть Седрику, позвонит мисс Марпл.
В доме к этому времени оставалась уже только одна сестра, и они с Люси поздоровались, столкнувшись на площадке.
Седрик, невероятно прибранный, ухоженный, сидел на кровати и что-то озабоченно писал на листках бумаги.
– Привет, Люси, – сказал он, – ну, каким адским варевом будете потчевать меня сегодня? Слушайте, нельзя ли сплавить отсюда эту кошмарную сестричку? То есть эта игривость – просто что-то невозможное! Неизвестно почему завела себе привычку называть меня «мы»! «Ну как мы себя чувствуем сегодня? Хорошо ли нам спалось? Ах, какие мы нехорошие, перевернули всю постель вверх дном!» – передразнил он высоким фальцетом манерный голосок сестры.
– Я вижу, вы очень приободрились, – сказала Люси. – Чем это вы заняты?
– Планами, – сказал Седрик. – Планирую, как распорядиться имением, когда старик сыграет в ящик. Очень, знаете ли, стоящий кус землицы. Никак не решу, то ли самому его застраивать, то ли сразу распродать, нарезав на участки. Представляет немалую ценность для промышленных целей. Дом подойдет для школы или пансиона для престарелых. А может случиться, половину земли продам и на вырученные деньги закачу что-нибудь умопомрачительное на другой половине. Как ваше мнение?
– Она пока еще вам не досталась, – сухо сказала Люси.
– Достанется, будьте уверены, – сказал Седрик. – Она, в отличие от прочего наследства, не подлежит делению на части. Разом отойдет ко мне. И если взять за нее по-настоящему жирный куш, то эта сумма уже становится не доходом, а капиталом, и налоги мне за нее платить не придется. Сумасшедшие деньги. Нет, вы вдумайтесь!
– У меня-то всегда было впечатление, что вы презираете деньги, – сказала Люси.
– Конечно, презираю, когда их нет, – сказал Седрик. – Только так и сохранишь чувство собственного достоинства. Какая же вы хорошенькая, Люси, или мне просто кажется, оттого что давно не видел красивых женщин?
– Вероятно, второе, – сказала Люси.
– Все трудитесь, приводя все и вся в приличный вид?
– Вас, я вижу, кто-то уже привел в приличный вид, – сказала Люси, окинув его взглядом.
– Это все сестра, чтоб ей пусто было, – отозвался с сердцем Седрик. – По Альфреду состоялось уже дознание? Как прошло?
– Его отложили, – сказала Люси.
– Осторожничает полиция. Массовое отравление, оно хоть кого заденет за живое. В переносном смысле, я хочу сказать. Не говоря уже о прямом и осязаемом, – прибавил он. – Вы бы тоже поостереглись, моя милая.
– Я так и делаю, – сказала Люси.
– А что, юный Александр вернулся в школу?
– По-моему, до сих пор гостит у Стоддарт-Уэстов. Занятия, если не ошибаюсь, начинаются послезавтра.
До того как приступить к ланчу самой, Люси пошла к телефону и набрала номер мисс Марпл.
– Простите, ради бога, что не могла к вам вырваться, я была правда страшно занята.
– Конечно, голубушка, естественно. Тем более в настоящее время все равно ничего нельзя предпринять. Остается ждать, и только.
– Да, но вопрос – чего ждать?
– Очень скоро приезжает Элспет Магликадди, – отвечала мисс Марпл. – Я написала ей, чтобы вылетала не откладывая. Указала, что это ее долг. Так что не волнуйтесь напрасно, душенька.
Голос ее звучал сердечно, обнадеживающе.
– Так вы не думаете… – начала было Люси и не договорила.
– Что будут новые жертвы? Надеюсь, нет, милая. Хотя заранее, согласитесь, судить трудно. Когда орудует отъявленный злодей, я имею в виду. А в данном случае, думаю, мы имеем дело с чистой воды злодеянием.
– Или безумцем, – сказала Люси.
– Ну, это сегодня так принято смотреть на вещи, я знаю. Я лично смотрю иначе.
Люси положила трубку и пошла на кухню взять поднос со своим ланчем. Миссис Киддер уже сняла с себя фартук и собиралась уходить.
– С вами все будет в порядке, мисс? – спросила она участливо.
– В полном порядке! – огрызнулась Люси.
Вместо большой, мрачной столовой она пошла со своим подносом в малый кабинет. И уже доедала последний кусок, когда открылась дверь и вошел Брайен Истли.
– Кого я вижу, – сказала Люси. – Вот неожиданность!..
– Наверно, – сказал Брайен. – Как там народы?
– Намного лучше. Гарольд завтра возвращается в Лондон.
– Что вы обо всем этом думаете? В самом деле мышьяк?
– Мышьяк, без всяких сомнений.
– Газеты пока молчат.
– Да, кажется, полиция предпочитает до поры до времени избегать гласности.
– Похоже у кого-то нешуточный зуб на честное семейство – сказал Брайен. – Не представляю, кто мог втихую подобраться и подложить в еду отраву.
– Видимо, самая подходящая кандидатура – моя, – сказала Люси.
Брайен озабоченно вскинул на нее глаза.
– Но ведь это не вы, правда? – Ясно было, что он несколько скандализован.
– Нет, – сказала Люси. – Не я.
Подложить что бы то ни было в карри не мог никто. Она готовила его на кухне в одиночестве и сама подавала на стол – некому было подложить в карри яду, кроме тех пятерых, что собрались в столовой к обеду.
– Вот именно, – сказал Брайен. – Зачем бы вы стали это делать? Кто они вам? Никто… Послушайте, – прибавил он, – надеюсь, вам ничего, что я нагрянул без предупреждения?
– Что вы, конечно, ничего. Вы здесь задержитесь на какое-то время?
– Хотел бы, если это не слишком вас обременит.
– Да нет. Нет, мы управимся.
– Видите ли, я сейчас оказался без работы и… словом, просто бывает невмоготу. Так вы серьезно не против?
– Но только не меня следует спрашивать. А Эмму.
– О, насчет Эммы я спокоен, – сказал Брайен. – Эмма всегда ко мне относилась с симпатией. По-своему, знаете. Она не часто выдает свои чувства, старушка Эмма очень себе на уме, прямо скажем. Поживи-ка здесь одна, ухаживая за стариком, подействует на кого угодно. Жаль, так и не вышла замуж. Ну, а теперь, полагаю, уже поздно.
– А по-моему, ничуть не поздно, – сказала Люси.
– Ну… – Брайен подумал. – Разве что за священника, – сказал он с надеждой. – Много полезного могла бы делать для прихожан, с Материнским комитетом находила бы общий язык. Я правильно назвал, да? Материнский комитет? Не особенно представляю себе, признаться, с чем его кушают, но в книжках нет-нет да и наткнешься… На воскресную службу приходила бы в шляпке, – прибавил он напоследок.
– На мой взгляд, звучит не ахти как заманчиво, – сказала Люси, поднимаясь и беря поднос.
– Дайте-ка лучше я. – Брайен взял у нее поднос, и они вместе направились на кухню. – Вам помочь мыть посуду? Нравится мне эта кухня, – продолжал он. – Скажу больше – сегодня, знаю, меня немногие поймут, но мне весь этот дом нравится. Безвкусица страшная, согласен, и тем не менее. В парке можно свободно посадить самолет, – прибавил он с воодушевлением. Взял полотенце для стеклянной посуды и принялся вытирать им ложки и вилки. – Обидно, что достанется Седрику, – заметил он. – Первым делом продаст все на корню и ускачет опять за границу. Чем Англия не устраивает человека, непонятно. Гарольду такой дом тоже был бы ни к чему, для Эммы он, разумеется, слишком велик. Эх, перейди бы он к Александру, то-то мы бы с ним славно зажили! Не вредно было бы, конечно, и женщину заиметь в доме. – Он задумчиво поглядел на Люси. – Впрочем, что толку рассуждать на эту тему? Чтобы имение перешло к Александру, остальным нужно сперва дружно поумирать, что, мягко выражаясь, маловероятно, не так ли? Старик, судя по всему, с легкостью доживет до ста лет, хотя бы назло всем. Рискну предположить, что он не очень-то сокрушался по поводу смерти Альфреда?
– Не очень, – коротко отозвалась Люси.
– Все бы ему блажить, старому черту, – весело заключил Брайен Истли.
Глава 22
I
– Ужас, чего только люди не болтают! – говорила миссис Киддер. – Нет, поймите, я стараюсь не слушать по силе возможности. Но уж такое несут, вы не поверите! – Она приумолкла, выжидая.
– Да, представляю, – сказала Люси.
– Про труп этот, какой нашли в Долгом амбаре, – продолжала миссис Киддер, отползая по-крабьи назад на четвереньках, поскольку занята была тем, что мыла на кухне пол. – Что, дескать, это во время войны была зазноба мистера Эдмунда, потому и поехала сюда, а муж – следом, и порешил ее из ревности. С иностранца такое станется, это верно, но когда столько лет прошло – навряд ли, правда?
– По-моему тоже вряд ли.
– Но это, говорят, еще цветочки. Язык-то без костей, вот и мелют. Такое, что руками разведешь. Что будто бы мистер Гарольд женился где-то за границей, а она возьми да и заявись сюда, а здесь узнает, что он пошел на двоеженство с этой самой леди Алис, и решает подать на него в суд, тогда он зазвал ее сюда на свиданье, а сам удавил и тело спрятал в саркофаге. Слыхали вы такое?
– Действительно, – рассеянно отвечала Люси, думая о другом.
– Я, понятное дело, не слушаю, – добродетельно пояснила миссис Киддер. – Мне что – в одно ухо вошло, в другое вышло. Я просто в толк не возьму, как совести хватает байки придумывать, а тем более – повторять. Главное, чтобы не дошло до мисс Эммы. Расстроится, чего доброго, а мне это нежелательно. Уж такая приятная она дама, мисс Эмма то есть, про нее я слова худого не слыхала, ни единого словечка. И про мистера Альфреда теперь ни у кого язык не повернется сказать худое, про покойника. Что поделом, мол, ему – а ведь могли бы сказать. Языки, мисс, у людей не приведи господь, какие злые.
Все это миссис Киддер произносила с огромным удовольствием.
– Тяжко должно быть вам выслушивать сплетни.
– И не говорите. Еще как тяжко! Скажешь, бывало, мужу: «Как это у них язык не отсохнет?»
В дверь позвонили.
– Вот и доктор пришел, мисс. Сами откроете или мне сходить?
– Я открою, – сказала Люси.
Но это был не доктор. На пороге стояла высокая, элегантная женщина в норковом манто. На полукруге гравийной аллеи урчал «Роллс-Ройс» с шофером за рулем.
– Могу я видеть Эмму Кракенторп?
Мелодичная речь с легкой картавинкой. Привлекательная внешность. Лет тридцать пять, темные волосы, искусный и дорогой макияж.
– Извините, – сказала Люси. – Мисс Кракенторп больна, лежит в постели и никого не принимает.
– Я знаю, что она заболела, да, но мне очень важно с ней повидаться.
– Боюсь… – начала Люси.
Незнакомка перебила ее:
– Вы, вероятно, мисс Айлзбарроу? – Она улыбнулась ясной улыбкой. – Мне сын рассказывал о вас, вот почему я знаю. Я – леди Стоддарт-Уэст, это у нас сейчас гостит Александр.
– А, понимаю, – сказала Люси.
– И очень важно в самом деле, чтобы я повидалась с мисс Кракенторп, – продолжала дама. – Мне все известно, что связано с ее недугом, и уверяю вас, это не просто светский визит. Он вызван тем, что мне сказали мальчики – что сказал мне мой сын. Речь идет, как я считаю, об обстоятельстве первостепенной важности, и я желала бы довести его до сведения мисс Кракенторп. Спросите ее, пожалуйста, будьте добры.
– Войдите. – Люси впустила гостью в холл и провела в гостиную. – Пойду спрошу мисс Кракенторп.
Она поднялась наверх, постучалась и вошла к Эмме.
– Приехала леди Стоддарт-Уэст, – сказала она. – И настоятельно просит вас ее принять.
– Леди Стоддарт-Уэст? – удивленно повторила Эмма. Она переменилась в лице. – Что-нибудь случилось с мальчиками, с Александром?
– Нет-нет, – успокоила ее Люси. – С мальчиками определенно все в порядке. Нет, это по поводу чего-то, сказанного мальчиками – то ли ей, то ли в ее присутствии.
– Ах, вот как. Что ж… – Она помедлила в нерешительности. – Пожалуй, нужно ее принять. Как я выгляжу, Люси, сносно?
– Чудесно выглядите, – сказала Люси.
Эмма полулежала в постели, мягкая розовая шаль на плечах оттеняла слабый румянец ее щек. Темные волосы были заботливо расчесаны и уложены сестрой. На туалетный столик Люси поставила накануне вазу с букетом осенних листьев. В комнате было уютно и не ощущалось даже намека на больничную обстановку.
– Я уже совсем поправилась, пора подниматься, – сказала Эмма. – Доктор Куимпер сказал, что завтра можно.
– К вам и вид вернулся здоровый, – сказала Люси. – Так я проведу к вам леди Стоддарт-Уэст?
– Да, ведите.
Люси опять спустилась вниз.
– Пойдемте, пожалуйста, я провожу вас к мисс Кракенторп.
Она повела гостью наверх, открыла перед нею дверь, потом закрыла. Леди Стоддарт-Уэст с протянутой рукой приблизилась к постели.
– Мисс Кракенторп? Я должна извиниться, что так бесцеремонно вторгаюсь к вам. Мы, кажется, уже встречались на спортивном празднике в школе.
– Да, – сказала Эмма. – Я вас прекрасно помню. Присаживайтесь, прошу вас.
Леди Стоддарт-Уэст опустилась в кресло, специально для того придвинутое к кровати.
– Вам должно быть очень странно мое внезапное появление, – начала она спокойным, негромким голосом, – но на это есть причина. И, по-моему, важная причина. Видите ли, мальчики многое мне рассказали. Вы понимаете, как взбудоражило их убийство, которое здесь произошло. Признаться, мне тогда это не понравилось. Я нервничала и собиралась немедленно забрать Джеймса домой. Но муж мой только посмеялся. Сказал, что это убийство явно никак не связано ни с вашим домом, ни с семьей, а для ребят, судя по его собственным детским воспоминаниям и письмам Джеймса, это безумно захватывающее приключение, и забирать их было бы просто жестоко. Я уступила и согласилась, чтобы они здесь оставались на весь ранее намеченный срок, покуда Джеймс не увезет с собой Александра к нам.
Эмма сказала:
– Вы считаете, нам следовало отослать вашего сына домой раньше?
– Нет-нет, речь вовсе не о том. О-ля-ля, как это трудно! Но я должна сказать вам то, с чем пришла. Видите ли, они ведь многое схватывают, мальчики. По их словам, эта женщина, убитая… у полиции есть мнение, что, может быть, она – та француженка, с которой ваш старший брат – тот, что погиб на войне, – познакомился во Франции. Это правда?
– Это один из вариантов, – сказала Эмма дрогнувшим голосом, – который мы не вправе отвергать. Возможно, что правда.
– И есть некие основания полагать, что это труп той самой Мартины?
– Я вам сказала – это один из вариантов.
– Но почему? Что навело их на мысль о Мартине? Какие-нибудь письма нашли при ней, документы?
– Нет. Ничего этого не было. Но видите ли, я получила от Мартины письмо.
– Вы? От Мартины?
– Да. Она писала, что находится в Англии и хотела бы приехать повидаться со мной. Я пригласила ее к нам, но пришла телеграмма, что она возвращается опять во Францию. Может быть, она действительно уехала во Францию, мы не знаем. Но после этого здесь нашли конверт, адресованный ей. Что, по-видимому, указывает, что она сюда приезжала. Только я, право, не понимаю… – Она замялась, ища нужные слова.
Леди Стоддарт-Уэст живо воспользовалась паузой:
– Не понимаете, какое до этого дело мне? Справедливо. И я бы не понимала на вашем месте. И тем не менее, услышав это, вернее, сбивчивый рассказ о чем-то в этом роде, я должна была приехать и удостовериться, что он соответствует истине, так как тогда…
– Да? – сказала Эмма.
– Так как в этом случае я обязана сказать то, о чем не хотела говорить вам никогда. Дело в том, что Мартина – это я.
Эмма уставилась на гостью, словно до нее не дошел смысл сказанного.
– Вы? Вы – Мартина?
Ее собеседница энергично закивала головой.
– Да. Уверена, что вы изумлены, но это правда. Я познакомилась с вашим братом в первые дни войны. Он, собственно, стоял у нас на квартире. Ну, остальное вам известно. Мы полюбили друг друга. Собирались пожениться, но случилось отступление на Дюнкерк, Эдмунда объявили пропавшим без вести. Позже пришло сообщение, что он убит. О тех днях лучше не говорить. Они были давно и остались в прошлом. Скажу лишь вам, что я очень любила вашего брата… Дальше была суровая действительность военного времени. Францию оккупировали немцы, я примкнула к движению Сопротивления. Была в числе тех, кому было поручено переправлять англичан по французской территории в Англию. Так я встретилась со своим будущим мужем. Он был офицер Военно-воздушных сил, сброшенный с парашютом во Францию для выполнения особого задания. По окончании войны мы поженились. Я не однажды думала, не следует ли мне написать вам или постараться с вами встретиться, но все-таки решила, что нет. Ни к чему ворошить воспоминания о былом. У меня новая жизнь и незачем возвращаться к старой. – Она помолчала. – Но скажу вам, я испытала удивительно отрадное чувство, когда выяснилось, что лучший школьный товарищ Джеймса – племянник Эдмунда. Могу прибавить – хотя для вас это, как я догадываюсь, не новость, – что Александр очень похож на Эдмунда. Я восприняла это как счастливое стечение обстоятельств – то, что Джеймс с Александром так подружились.
Она подалась вперед и накрыла руку Эммы своей ладонью.
– Вы видите, Эмма, дорогая, услышав такое об этом убийстве, о подозрениях, что убитая – та Мартина, с которой был знаком Эдмунд, я не могла не приехать и не сказать вам правду. Кто-то из нас двоих – либо вы либо я – должен поставить в известность полицию. Не знаю, кто эта убитая женщина, но она – не Мартина.
– Я все еще не в состоянии осмыслить, – сказала Эмма, – что вы, вы, – та самая Мартина, о которой мне писал мой родной Эдмунд. – Она вздохнула, покачивая головой, и вдруг озадаченно сдвинула брови. – Но что-то я не понимаю. Так, значит, это вы прислали мне письмо?
Леди Стоддарт-Уэст решительно мотнула головой.
– Нет-нет, конечно, нет, я ничего вам не писала.
– Тогда… – Эмма не договорила.
– Тогда есть кто-то, кто выдавал себя за Мартину, возможно, надеясь выманить у вас деньги? Да, должно быть. Вот только кто?
Эмма произнесла медленно:
– По-видимому, были в то время люди, которые знали о вас с Эдмундом?
Ее гостья повела плечами.
– Были, вероятно. Но я ни с кем не сходилась накоротке, не поддерживала тесных отношений. А с тех пор, как приехала в Англию, вообще не заикалась об этом. Кроме того, зачем было ждать столько времени? Странно, очень странно.
– Я тоже не понимаю, – сказала Эмма. – Посмотрим, что скажет инспектор Краддок. – У нее потеплели глаза. – Я так рада, что наконец-то вижу вас, милая.
– И я рада. Эдмунд так часто говорил о вас! Он был ужасно к вам привязан. У меня, знаете, все счастливо сложилось в моей новой жизни, но все равно есть такое, что не забывается.
Эмма с глубоким вздохом откинулась на подушки.
– Невероятное облегчение, – сказала она. – Покуда мы боялись, что убитая может оказаться Мартиной, нас не покидало ощущение, что это как-то связано с нашей семьей. И вот теперь прямо гора свалилась с плеч! Кем бы ни оказалась эта несчастная, ясно, что к нам она не имеет никакого отношения.
Глава 23
I
Стройная секретарша принесла Гарольду Кракенторпу обычную в этот предвечерний час чашку чая.
– Благодарю, мисс Эллис. Я сегодня уйду пораньше.
– Вам, по-настоящему, вообще не следовало бы еще приходить, мистер Кракенторп, – сказала мисс Эллис. – Вид у вас совсем неважный.
– Со мной все порядке, – отозвался Гарольд Кракенторп, хотя и впрямь чувствовал себя неважно. Еще бы, угодить в такую передрягу. Ну ничего, это все уже позади.
Невероятно, размышлял он безрадостно, что Альфреда скосило, а старик выстоял. Сколько, в конце концов, ему стукнуло – семьдесят три? Семьдесят четыре? И столько лет без конца болеет… Казалось бы, если уж суждено кому-то стать жертвой, то в первую очередь старику. Так нет же. Зачем-то ею должен был стать Альфред. Альфред, который, казалось бы, был крепкий, жилистый малый. Никогда не жаловался на здоровье.
Гарольд вздохнул и откинулся на спинку кресла. Секретарша права. Он пока не вернул себе надлежащую форму, но желание побывать в своей конторе пересилило. Хотелось проверить, как подвигаются дела, оценить положение вещей. Что ж, положение – критическое! Все буквально висит на волоске. Хотя обстановка кругом, – он огляделся, – этот шикарный кабинет, лоск светлого дерева, дорогие современные кресла – говорит о преуспеянии, и отлично, так и надо! Вот в чем Альфред всегда ошибался. Если внешний вид говорит об успехе, люди думают, что ты преуспеваешь. Пока о шаткости его финансового положения слухи еще не поползли. Но все равно, отодвинуть крах надолго невозможно. Ну почему, почему умер Альфред, а не отец! Так нет же, у этого как будто лишь прибавилось здоровья от мышьяка! Эх, унесла бы эта история с собой отца – и конец всем заботам!
И все же главное – не показывать виду, что тебя гнетет забота. Великая вещь, видимость преуспеяния. Не то что у бедняги Альфреда с его неизменно скользким, не внушающим доверия видом, – видом, который выдавал его с головой. Один из тех, кто занят мышиной возней с мелкими махинациями, кто никогда не играет по-крупному. Здесь покрутится с малопочтенной публикой, там обстряпает сомнительное дельце, никогда не переступая черту, за которой тебя карает закон, но всякий раз подходя к ней вплотную. И чего этим достиг? Короткие периоды безбедной жизни – и назад на скользкий и сомнительный путь. Альфреду несвойствен был размах. Так что, если вдуматься, не столь уж велика потеря. Он никогда не питал особенно теплых чувств к Альфреду, не говоря уже о том, что раз Альфреда не стало, то деньги, оставленные выжигой дедом, для каждого из наследников возрастут, став не пятой долей, а четвертой. Очень недурно.
Лицо у Гарольда немного прояснилось. Он встал, взял шляпу, пальто и вышел из конторы. Не мешает расслабиться на денек-другой. Он еще не окончательно окреп. Машина ждала внизу, и вскоре она уже пробиралась по забитому транспортом Лондону в направлении его дома.
Дарвин – так звали его слугу – открыл ему дверь.
– Только что прибыла ее светлость, сэр, – сказал он.
В первый миг Гарольд лишь хлопал глазами. Алис? Фу ты, разве она должна была вернуться сегодня? А он совсем забыл. Хорошо, что Дарвин предупредил его. Не очень-то получилось бы красиво, если бы, поднявшись наверх, он остолбенел при виде жены. Хотя не сказать, чтобы это имело большое значение. У них с Алис нет особых иллюзий относительно чувств друг к другу. Возможно, впрочем, что Алис и питает к нему какие-то чувства, как знать.
В целом Алис жестоко обманула его надежды. Конечно, он не был в нее влюблен, когда женился, но находил ее, несмотря на достаточно невзрачную внешность, приятной. Кроме того, бесспорно, сыграли свою роль ее семья и родственные связи. Не столь, пожалуй, важную роль, как могли бы, потому что, женясь на Алис, он задумывался и о положении своих будущих детей. Полезно будет его сыновьям иметь такую родню. Но сыновей не было, не было и дочерей, и ничего им не оставалось с Алис, как только стареть бок о бок, не находя, большей частью, ни общих тем для разговора, ни особенного удовольствия в обществе друг друга.
Она проводила много времени вне дома, у родных, а зимой обычно уезжала на Ривьеру. Ее это устраивало, а его не волновало.
Сейчас он поднялся в гостиную и приветствовал жену в соответствии с правилами хорошего тона.
– Вот ты и дома, дорогая! Извини, что не мог тебя встретить, дела задержали в Сити. И так насилу вырвался. Ну, как было в Сан-Рафаэле?
Алис стала рассказывать, как было в Сан-Рафаэле. Худощавая, рыжеватая, с горбатым носом и карими невыразительными глазами, она говорила с правильными оборотами речи, однообразным и тусклым голосом. Доехала благополучно, хотя на пароме через Ла-Манш немного качало. Таможенники в Дувре были, по обыкновению, несносны.
– Надо было лететь, – отозвался на это Гарольд ритуальной фразой. – Настолько проще!
– Вероятно, только я не очень люблю летать. Никогда не любила. Как-то неспокойно.
– Зато экономишь массу времени, – сказал Гарольд.
Леди Алис Кракенторп промолчала. Возможно, для нее главной задачей в жизни было не столько экономить время, сколько чем-то его заполнить. Она вежливо осведомилась о здоровье мужа.
– Эмма так напугала меня свей телеграммой. Вы, как я поняла, все разом заболели?
– Да-да, – сказал Гарольд.
– Я читала на днях в газете, – сказала Алис, – что в какой-то гостинице сорок человек одновременно слегли с пищевым отравлением. Это увлечение холодильниками, я считаю, положительно опасно. Люди передерживают в них свои продукты.
– Может быть, – уронил Гарольд. Сказать ей про мышьяк или не стоит? Почему-то, глядя на Алис, он чувствовал, что решительно не способен сказать. В мире Алис отравлению мышьяком места не было. О таком читаешь в газетах. С тобой, с твоею семьей такое не происходит. А вот в семействе Кракенторпов произошло…
Он поднялся к себе прилечь на часок-другой перед тем, как одеваться к обеду.
За обедом вдвоем с женой разговор шел примерно в том же духе. Вежливый, пустой. Общие знакомые в Сан-Рафаэле, друзья.
– В холле на столе для тебя посылка, – сказала Алис, – маленький пакетик.
– Правда? Я что-то не заметил.
– Да, поразительная вещь – одна дама рассказывала, что где-то, не то в сарае, не то в амбаре, нашли убитую женщину. И называла место – Резерфорд-Холл. Я решила, что это, должно быть, другой какой-то Резерфорд-Холл.
Читать бесплатно другие книги:
