Темная игра смерти. Том 2 Симмонс Дэн

Глава 51

Утром в воскресенье, прежде чем выступить перед восьмитысячной аудиторией с прямой трансляцией почти на два с половиной миллиона телезрителей, преподобный Джимми Уэйн Саттер настолько потряс слушателей в Молитвенном дворце своей проповедью о грядущем конце света, что те повскакали с мест и заголосили. Они тут же бросились звонить по телефону сборщикам пожертвований и сообщать им номера своих кредитных карт. Передача длилась полтора часа, семьдесят две минуты из которых преподобный Саттер читал свою проповедь. Сначала он зачитывал отрывки из Послания апостола Павла к коринфянам, после чего разразился гораздо более длинной речью, в которой сам стал воображать себя Павлом, пишущим коринфянам в наши дни и сообщающим о перспективах духовного развития Соединенных Штатов. Говоря от лица апостола Павла, преподобный Джимми Саттер обрисовывал нравственный климат в стране как разгул безбожия, порнографии, вседозволенности, разврата, демонической одержимости, поощряемой видеозаписями, компьютерными играми и состоянием всеобщего и всепроникающего разложения, наиболее ощутимо проявляющегося в отказе принимать Христа как своего личного Спасителя.

Когда ансамбль «Евангелические гитары» допел последние триумфальные аккорды и на всех девяти камерах погасли красные лампочки, преподобный Джимми Уэйн в сопровождении лишь трех телохранителей, личного консультанта и бухгалтера двинулся к своему кабинету по пустым коридорам, куда никого не допускали. Саттер оставил всех пятерых в приемной и, на ходу снимая пасторские одежды, двинулся по ковру своей святая святых, пока не застыл обнаженным у стойки бара. Он наливал бурбон в высокий фужер, когда кожаное кресло у его рабочего стола вдруг развернулось, и Саттер увидел в нем пожилого человека с румяным лицом и выцветшими глазами.

– Весьма впечатляющая проповедь, Джеймс, – иронично произнес тот с едва заметным немецким акцентом.

От неожиданности Саттер подпрыгнул, пролив бурбон себе на руку.

– Черт побери, Вилли! Я думал, ты приедешь позже…

– А я решил приехать раньше, – улыбнулся Вильгельм фон Борхерт, оглядывая обнаженный торс преподобного.

– Ты прошел через мой индивидуальный вход?

– Естественно, – кивнул немец. – А ты думал, я войду вместе с толпами туристов и поприветствую приспешников Барента и Кеплера?

Джимми Уэйн Саттер что-то пробормотал, допил свой бурбон и направился в ванную.

– Сегодня утром мне звонил брат Кристиан. Как раз по поводу тебя! – крикнул он, перекрывая шум льющейся воды.

– Неужели? – осведомился Вилли все с той же улыбкой. – И чего же хотел наш старинный друг?

– Он просто поставил меня в известность, что ты трудишься, не покладая рук, – откликнулся Саттер.

– Правда?

– Хейнс, – пояснил преподобный, и голос его отразился эхом от изразцовых стен, когда он шагнул под струи душа.

Вилли подошел к двери ванной. На нем был белый льняной костюм и открытая рубашка цвета лаванды.

– Хейнс – это агент ФБР? – уточнил он. – И что же с ним случилось?

– Можно подумать, ты не знаешь. – Саттер принялся усиленно растирать губкой свое тело – розовое, гладкое и безволосое, чем-то напоминавшее огромную новорожденную крысу.

– Может, и не знаю, так что расскажи мне. – Вилли снял пиджак и повесил его на крючок.

– После гибели Траска Барент отслеживал израильские связи. Выяснилось, что в израильском посольстве кто-то занимается компьютерным расследованием, используя файлы ограниченного допуска. Их интересовала информация, связанная с братом К. и всеми остальными. Но ведь для тебя это не новость, не так ли?

– Продолжай, я внимательно слушаю. – Вилли стащил рубашку и повесил ее рядом с пиджаком. Затем, не торопясь, снял свои модные итальянские туфли за триста долларов.

– Барент ликвидировал назойливого субъекта, а Хейнс взялся отслеживать его связи на Западном побережье, где ты играл в какую-то непонятную игру.

Вчера вечером Хейнс чуть было не поймал твоих людей, но в результате пострадал сам. Кто-то заманил его в лес и пристрелил. Кого ты использовал? Лугара? – спросил Саттер, шумно отфыркиваясь под струями воды.

– И нарушители спокойствия так и не были пойманы? – Вилли аккуратно сложил брюки и, повесив их на спинку биде, остался лишь в синих трусах.

– Нет, – ответил преподобный Джимми Уэйн. – Они наводнили лес полицией, но пока так никого и не нашли. Как тебе удалось провернуть это дело, Вилли?

– Профессиональная тайна, – усмехнулся немец. – Послушай, Джеймс, если я скажу тебе, что не имею к этому никакого отношения, ты мне поверишь?

Саттер рассмеялся:

– А как же! Ровно настолько, насколько ты поверишь мне, если я скажу, что все пожертвования идут на приобретение новых Библий.

Вилли снял с запястья золотые часы.

– Это может как-то помешать нашим планам, Джеймс?

– Пока не вижу, каким образом, – ответил Саттер, ополаскивая от шампуня свои длинные седые волосы. – Думаю, брат Кристиан еще с большей готовностью будет ждать тебя на острове. – Он открыл стеклянную дверь душа и посмотрел на обнаженное тело Вилли. Член у преподобного встал, головка почти побагровела.

– Но ведь мы не дрогнем, не так ли, Джеймс? – промолвил Вилли, входя под душ и становясь рядом с проповедником.

– Нет, – откликнулся Джимми Уэйн Саттер.

– Чем же мы станем руководствоваться? – осведомился немец напевным голосом.

– Откровением Иоанна. – Саттер блаженно застонал, когда Вилли нежно взял в руки его мошонку.

– Какова же наша цель, mein Liebchen?[2] – прошептал Вилли, поглаживая тяжелый пенис преподобного.

– Второе пришествие, – выдохнул Саттер, закрывая глаза.

– И чью волю мы исполняем? – Немец провел губами по гладкой щеке Саттера.

– Волю Господню, – ответил преподобный Джимми Уэйн, двигая чреслами в унисон с движениями ласкающей его руки.

– И что является нашим божественным орудием? – прошептал Вилли в ухо Саттеру.

– Армагеддон, Армагеддон! – воскликнул тот.

– Да свершится воля Его! – возопил немец, быстрыми, энергичными движениями растирая пенис проповедника.

– Аминь! – заорал Саттер. – Аминь! – Он раскрыл рот, позволив трепещущему языку Вилли проскользнуть внутрь, и кончил. Белесые нити спермы заструились на дно душевой, вращаясь в струях воды, пока не исчезли в отверстии канализации.

Глава 52

Мелани

Меня обуревали романтические мысли о Вилли. Возможно, это было следствием влияния мисс Сьюэлл. Она была энергичной и чувственной молодой женщиной с совершенно определенными потребностями и способностью их удовлетворять. Время от времени, когда эти потребности начинали отвлекать ее от обязанности ухаживать за мной, я позволяла ей на несколько минут уединяться с Калли. Иногда я подсматривала за этими краткими и зверскими вспышками плотских восторгов ее глазами. Порою взирала на это с позиции Калли, а однажды я испытала даже оргазм, пребывая одновременно в телах обоих. Но всякий раз, когда до меня доносились волны чужой страсти, я думала о Вилли.

Как он был красив в те тихие довоенные дни! Его аристократичное лицо с тонкими чертами и светлые волосы свидетельствовали о благородном арийском происхождении. Нам с Ниной нравилось находиться в его обществе. Думаю, и он гордился тем, что его видели с двумя привлекательными игривыми американками – ошеломляющей блондинкой с васильковыми глазами и более тихой и застенчивой, но тем не менее обворожительной юной красавицей с каштановыми локонами и длинными ресницами.

Помню, как мы гуляли в Бад Ишле еще перед тем, как наступили дурные времена. Вилли сказал какую-то шутку, и, пока я смеялась, он взял меня за руку. Это было как удар электрическим током, мой смех тут же оборвался. Мы склонились друг к другу, взгляд его прекрасных синих глаз был полностью поглощен мною. Нас разделяло столь малое расстояние, что мы ощущали жар друг друга, но мы не поцеловались, по крайней мере тогда. Отказ был составной частью изощренного ритуала ухаживаний в те дни. Он являлся чем-то вроде поста, обостряющего аппетит перед наслаждением гурманской трапезой. Нынешние юные обжоры даже не подозревают о подобных тонкостях и воздержании, они стремятся тут же удовлетворить любую возникающую у них потребность, и нет ничего удивительного, что все удовольствия для них имеют привкус застоявшегося шампанского. Такие победы всегда чреваты бесплодной горечью разочарования.

Я думаю, в то лето Вилли влюбился бы в меня, если бы Нина не предприняла вульгарную попытку соблазнить его. После того страшного дня в Бад Ишле я больше года отказывалась играть в нашу венскую Игру, а когда возобновила общение с ними, то наши отношения приобрели уже новый, более официальный оттенок. Сейчас я понимаю, что к тому моменту у Вилли давно уже закончился его краткий роман с Ниной. Нинина страсть вспыхивала ярко, но быстро иссякала.

В течение последнего лета в Вене Вилли был полностью поглощен своими партийными обязанностями и долгом перед фюрером. Я помню его в коричневой рубашке, подпоясанной безобразным армейским ремнем, на премьере «Песни о Земле» в 1943 году, когда оркестром дирижировал Бруно Вальтер. То лето было невыносимо жарким, и мы жили в мрачном старом особняке, который Вилли арендовал в Гоге Варте, как раз неподалеку от того места, где проживала надменная гусыня Альма Малер. Эта претенциозная особа никогда не приглашала нас на свои вечеринки, и мы отвечали ей такой же холодностью. Я не раз испытывала искушение сосредоточиться на ней во время Игры, но в те дни мы очень мало играли из-за идиотской одержимости Вилли политикой.

Теперь, лежа в своей постели в родном доме в Чарлстоне, я часто вспоминаю то время, думаю о Вилли и гадаю, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы я опередила разрушительное кокетство Нины и вздохом, улыбкой или случайным взглядом вдохновила Вилли.

Возможно, эти размышления подсознательно готовили меня к тому, что должно было вскоре последовать. За время болезни представления о времени потеряли для меня всякий смысл, так что, возможно, я стала передвигаться вперед, предвидя события будущего с такой же легкостью, с какой моя память возвращала меня в прошлое. Трудно сказать наверняка.

К маю я настолько привыкла к уходу доктора Хартмана и сестры Олдсмит, заботливым процедурам мисс Сьюэлл, услугам Говарда, Нэнси, Калли и негра Марвина, непрерывному и нежному вниманию маленького Джастина, что могла бы пребывать в этом удобном состоянии еще долго, если бы в один теплый весенний вечер в железные ворота моего дома не постучали.

Я уже встречалась с этой посланницей. Звали ее Натали.

И прислала ее, конечно же, Нина.

Глава 53

Позднее Натали вспоминала о происшедшем, и оно казалось ей сплошным сном, который растянулся на три тысячи миль.

Все началось с чудесного появления красной машины.

Всю ночь они колесили по национальному кливлендскому заповеднику, держась в стороне от главной дороги после того, как увидели с вершины холма горящие фары, и пробирались к югу по дорожкам, ширина которых едва превосходила ширину троп. Затем кончились и тропы, перед ними расстилалось лишь открытое пространство, и они двинулись по нему. Сначала на протяжении четырех миль по высохшему руслу ручья, так что фургон подскакивал и дребезжал, затем вверх через невысокий гребень. То и дело они натыкались на невидимые в темноте поваленные деревья и камни. Шли часы, приближая неизбежное. Сол пересел за руль, а Натали, несмотря на скрежет и тряску, погрузилась в дремоту.

Преодолевая крутой склон на второй передаче, они врезались в высокий валун. Передний мост машины каким-то образом преодолел его, но затем мотор заглох. Сол с фонариком залез под капот и вынырнул оттуда секунд через тридцать.

– Все, – произнес он. – Дальше придется идти пешком.

Натали слишком устала, чтобы плакать.

– Что мы возьмем с собой? – только и спросила она. Сол осветил фонариком содержимое фургона.

– Деньги, рюкзак, карту, какую-нибудь еду, наверное, револьверы. – Он посмотрел на две винтовки. – Есть смысл брать их?

– Мы что, собираемся стрелять в невинных полицейских?

– Нет.

– Тогда незачем брать и револьверы. – Она взглянула на усеянное звездами небо, на темную стену холмов и деревьев, возвышавшуюся над ними. – Сол, ты знаешь, где мы находимся?

– Мы двигались по направлению к Муриэтте, но столько раз сворачивали в разные стороны, что теперь я совсем запутался.

– Нас могут выследить?

– Только не в темноте. – Он посмотрел на часы. Стрелки на светящемся циферблате показывали четыре утра. – Когда рассветет, они отыщут тропу, с которой мы съехали. Прежде всего прочешут все лесные дороги, и рано или поздно вертолет установит местонахождение фургона.

– Может, имеет смысл забросать его ветками? Сол посмотрел на вершину холма. До ближайших деревьев было, по меньшей мере, ярдов сто. Остаток ночи уйдет на то, чтобы наломать необходимое количество сосновых веток и перетащить их к машине.

– Нет, – решительно сказал он. – Давай просто возьмем то, что нужно, и пойдем.

Через двадцать минут они уже, тяжело дыша, преодолевали склон. Натали несла рюкзак, Сол – тяжелый чемодан, набитый деньгами и документами, которые он отказался оставить в фургоне.

– Постой, – попросила Натали, когда они достигли деревьев.

– В чем дело?

– Мне нужно отойти на минутку. – Она вытащила пачку салфеток, взяла фонарик и двинулась к зарослям.

Сол вздохнул и сел на чемодан. Каждый раз, закрывая глаза, он мгновенно погружался в сон, и тут же из глубины его сознания всплывало одно и то же видение – побелевшее лицо Ричарда Хейнса, его изумленный взгляд, шевелящиеся губы и слова, идущие с небольшим запозданием, как в плохо дублированном фильме: «Помоги мне, пожалуйста».

– Сол!

Вздрогнув, он очнулся, выхватил из кармана «кольт» и бегом бросился за деревья. Через тридцать футов он наткнулся на Натали. Луч ее фонарика скользил по блестящей красной «тойоте», модель которой напоминала британский «лендровер».

– Я сплю, мне это снится? – спросила она.

– Если ты спишь, то нам снится одно и то же, – усмехнулся он.

Машина была такой новой, словно ее только что вывели из автосалона. Сол посветил фонариком на землю – дороги здесь не было, но он отчетливо различил следы, оставленные машиной под деревьями. Он потрогал двери и крышку багажника – все оказалось заперто.

– Смотри. – Натали потянулась к ветровому стеклу и вытащила из-под дворников записку. – «Дорогие Алан и Сюзанна! Добраться сюда несложно. Мы остановились в двух с половиной милях от „Маленькой Маргариты“. Захватите пиво. С любовью, Эстер и Карл», – прочла она и направила луч фонарика на заднее окно. На полке для багажа высился целый ящик пива. – Здорово! – воскликнула девушка. – Ну что, заведем ее и будем выбираться отсюда?

– А ты умеешь заводить машины без ключа? – спросил Сол, снова опускаясь на чемодан.

– Нет, но по телевизору это всегда выглядит так просто.

– По телевизору все просто. Прежде чем мы начнем возиться с системой зажигания, которая наверняка электронная, что выше моего разумения, давай немного подумаем. Каким образом Алану и Сюзанне предлагается доставить пиво, если двери заперты?

– Второй набор ключей? – предположила Натали.

– Возможно, – согласился Сол. – Но, скорее всего, есть условное место, где спрятаны единственные ключи.

Натали обнаружила их со второй попытки – в выхлопной трубе. Кольцо с ключами было таким же новеньким, как и сама машина, и на нем значилось имя фирмы по продаже «тойот» в Сан-Диего. Когда они открыли дверь, запах свежей обивки почему-то вызвал у Натали слезы.

– Надо посмотреть, смогу ли я съехать на ней по склону, – сказал Сол.

– Зачем?

– Я хочу перенести сюда из фургона все необходимое – взрывчатку, детонаторы, электронное оборудование.

– Ты думаешь, они нам снова понадобятся?

– Они будут нужны мне для установления обратной биосвязи. – Сол открыл дверь для Натали, но она шагнула назад. – Что-нибудь не так? – спросил он.

– Нет, захватишь меня на обратном пути.

– Ты что-то забыла? Она помялась.

– Вроде того. Я забыла сходить в туалет.

Они почти без проблем преодолели пересеченную местность, которая через полторы мили сменилась чередой глубоких ухабов, а затем постепенно перешла в лесную просеку, выведшую их на гравиевую окружную дорогу.

Где-то перед самым наступлением рассвета они заметили, что едут вдоль высокой проволочной ограды, и Натали, попросив Сола остановиться, прочла на табличке, закрепленной в шести футах над землей: «Собственность правительства Соединенных Штатов. Проход запрещен по распоряжению командующего. Лагерь Пендлтон, ракетная база типа „земля – воздух“».

– Мы сбились с пути гораздо больше, чем предполагали, – заметил Сол.

– Хочешь пива? – предложила Натали.

– Пока нет, – ответил он.

Как только они выбрались на мощеную дорогу, Натали свернулась на полу у заднего сиденья, натянула на себя одеяло и попыталась поудобнее устроиться.

– Тебе не придется долго так мучиться, – сказал Сол, прикрыв ее сверху багажом и ящиком с пивом, оставив лишь место для дыхания. – Они ищут молодую негритянку и ее неизвестного сообщника в темном фургоне. Надеюсь, что добропорядочный старичок в новенькой «тойоте» не привлечет к себе их внимания. Как ты думаешь?

В ответ ему донеслось лишь сонное сопение.

Сол разбудил Натали через пять минут, когда впереди, сразу за небольшим пригородом под названием Фолбрук, замаячил полицейский пост. Поперек дороги стояла единственная патрульная машина, два сонного вида полицейских, прислонившись к багажнику, пили кофе из металлического термоса. Сол подъехал к ним и остановился.

Один полицейский остался на месте, а другой, переложив чашку из правой руки в левую, не спеша двинулся к нему.

– Доброе утро.

– Доброе утро, – поздоровался Сол. – Что случилось?

Патрульный наклонился и заглянул в «тойоту».

– Едете из национального заповедника? – спросил он, оглядев целый склад вещей в задней части салона.

– Да, – кивнул Сол. Он знал, что человек, чувствующий себя виноватым, неосознанно начинает тараторить, пытаясь дать всему многословное объяснение. Когда он недолгое время работал в качестве консультанта в нью-йоркском отделении полиции, эксперт по ведению допросов рассказал ему, что всегда устанавливает виновных по тому, как они слишком быстро и связно дают свои объяснения. Лейтенант утверждал, что люди, которым незачем прятаться, наоборот, проявляют тенденцию к непоследовательности.

– Провели там одну ночь? – осведомился полицейский, чуть отодвинувшись и вглядываясь туда, где под одеялом, рюкзаком и ящиком с пивом лежала Натали.

– Две. – Сол посмотрел на второго полицейского, подошедшего к ним. – А что такого?

– Отдыхали? – спросил первый, глотнув кофе.

– Да, – ответил он. – И испытывал новую машину.

– Красавица, – заметил тот. – Совсем новенькая? Сол кивнул.

– Где вы ее купили?

Он назвал фирму, выбитую на кольце с ключами.

– Где вы живете? – спросил полицейский.

Сол на мгновение замешкался. В фальшивом паспорте и водительском удостоверении, сделанных для него Джеком Коуэном, значился нью-йоркский адрес.

– В Сан-Диего, – ответил он. – Переехал два месяца назад.

– Где именно в Сан-Диего? – Полицейский вел себя вполне дружелюбно, но Сол заметил, что его правая рука лежит на рукояти револьвера, а кожаный ремешок на кобуре расстегнут.

Сол был в Сан-Диего лишь однажды, а именно шесть дней назад, когда они проезжали этот город вместе с Джеком Коуэном. Однако его напряжение и усталость тогда были настолько велики, что каждое впечатление того вечера неизгладимо отпечаталось в его сознании. Он вспомнил по меньшей мере три указателя.

– В Шервуде, – ответил он. – Еловая аллея тысяча девятьсот девяносто, рядом с дорогой Линда Виста.

– Да-да, – кивнул полицейский. – Дантист моего шурина жил на Линда Виста. Это рядом с университетом?

– Не совсем, – ответил Сол. – Я так понимаю, вы не хотите мне рассказывать, что случилось?

Полицейский еще раз заглянул в заднюю часть «тойоты», словно пытаясь определить, что находится в ящиках.

– Неприятности в районе озера Эльсинор, – пояснил он. – Где вы ночевали?

– В «Маленькой Маргарите», – ответил Сол. – И если я в ближайшее время не попаду домой, моя жена пропустит службу в церкви, и тогда крупные неприятности будут уже у меня. Полицейский кивнул:

– Вы случайно не встречали по дороге синий или черный фургон?

– Нет.

– Я так и думал. Между этим местом и озером нет никаких дорог. А каких-нибудь пеших путников? Чернокожую девушку лет двадцати с небольшим? Или парня постарше, палестинского вида?

– Палестинского вида? – переспросил Сол. – Нет, я никого не встречал, кроме молодой пары – белой девушки Эстер и ее приятеля Карла. Они там наверху проводят медовый месяц. Я старался не мешать. А что, какие-то террористы с Ближнего Востока?

– Похоже на то, – признал полицейский. – Разыскиваются негритянка и палестинец, а при них целый арсенал боеприпасов. Ничего не могу поделать, но вы говорите с акцентом, мистер…

– Гроцман, – подсказал он. – Сол Гроцман.

– Венгр?

– Поляк. Но я стал американским гражданином сразу после войны.

– Да, сэр. А эти цифры означают именно то, что я думаю?

Сол взглянул на свое запястье – рукава рубашки были закатаны.

– Татуировка нацистского концлагеря, – подтвердил он.

Патрульный медленно опустил голову.

– Никогда в жизни еще не видел ничего подобного. Мне очень не хочется вас задерживать, мистер Гроцман, но я должен задать вам еще один важный вопрос.

– Да?

Патрульный сделал шаг назад, снова положил руку на кобуру и еще раз оглядел машину:

– В какую сумму обходятся эти японские джипы? Сол рассмеялся:

– Моя жена считает, что в очень большую. Даже слишком. – Он кивнул и тронулся с места.

Они миновали Сан-Диего, свернули на восток к Юме, где припарковали «тойоту» и перекусили в «Макдоналдсе».

– Пора добывать новую машину, – заметил Сол, потягивая молочный коктейль. Иногда ему приходила в голову мысль о том, что бы сказала его кошерная бабушка, если бы увидела его.

– Уже? – удивилась Натали. – И мы будем учиться включать зажигание без ключа?

– Можешь попробовать, если хочешь, – улыбнулся Сол. – Но я бы предпочел более простой способ. – И он кивком головы указал на автомобильную стоянку на противоположной стороне улицы. – Мы можем позволить себе потратить тысяч тридцать долларов, которые уже прожигают дыру в моем чемодане.

– Хорошо, – согласилась Натали, – только давай что-нибудь с кондиционером. В ближайшие пару дней нам придется пробираться через пустыню.

Они выехали из Юмы в пикапе «шевроле», который был снабжен кондиционером, гидроусилителем и электроподъемником стекол. Сол дважды изумил продавца: сначала, когда осведомился, автоматическим ли способом выдвигаются пепельницы, а второй раз, когда без всякой торговли выложил наличными запрошенную сумму. Хорошо, что он не стал торговаться. Когда они вернулись к тому месту, где оставили «тойоту», группа смуглых ребятишек пыталась камнем разбить боковое стекло. Они со смехом кинулись врассыпную, показывая Солу и Натали непристойные жесты.

– Вот это да, – сказал Сол. – Интересно, что бы они сделали с пластиковой взрывчаткой и М-шестнадцать?

Натали укоризненно посмотрела на него:

– Ты не сказал, что захватил с собой автомат. Он поправил очки и оглянулся:

– Мы нуждаемся в большей безопасности, чем нам может предоставить этот район. Поехали.

«Тойоту» они перегнали к ближайшему торговому центру. Затем Сол вытащил из машины все вещи, вставил ключ в приборную панель и поднял стекла окон.

– Я не хочу, чтобы ее изуродовали, – пояснил он. – Достаточно того, что мы ее украли.

После первого дневного переезда они стали путешествовать по ночам, и Натали, всегда мечтавшая увидеть юго-запад Соединенных Штатов, могла любоваться лишь усеянным звездами небом над бесконечными одинаковыми шоссе, немыслимыми пустынными рассветами, окрашивавшими серый мир в розовые, оранжевые и пронзительно-синие тона, да слушать гудение кондиционеров в номерах крошечных мотелей, пропахших сигаретным дымом.

Сол погрузился в размышления, предоставив Натали вести машину. С каждым днем они останавливались все раньше, чтобы у него оставалось время на изучение досье и работу с аппаратурой. Ночь, предшествовавшую въезду в Техас, Сол провел в салоне машины. Он сидел, скрестив ноги, перед монитором компьютера и энцефалографом, подсоединенным к аккумулятору, который они приобрели в магазине радиотоваров в форте Ворте. Натали не решалась даже включить радио, чтобы не мешать ему.

– Видишь, самое главное – это тета-ритм, – задумчиво сказал Сол. – Это неопровержимый индикатор, точный указатель. Я не могу его генерировать в себе, но могу воспроизвести по петле обратной биологической связи, потому что мне известны его признаки. Приучив свой организм реагировать на этот первоначальный альфа-пик, я смогу запускать в себе механизм постгипнотической суггестии.

– И таким образом ты можешь противодействовать их… Способности? – спросила Натали.

Сол поправил очки и нахмурился.

– Нет, не совсем. Вряд ли это вообще возможно, если человек не обладает такими же способностями. Интересно было бы исследовать группу разных индивидуумов в контролируемом…

– Тогда какой в этом смысл? – в отчаянии воскликнула Натали.

– Это дает возможность… возможность, – повторил он, – создать своеобразную оповестительную систему в коре головного мозга. При соответствующей обработке и наличии обратной биосвязи, думаю, я смогу использовать феномен тета-ритма для запуска постгипнотической суггестии, чтобы воспроизвести все заученные мною сведения.

– Сведения? – переспросила Натали. – Ты имеешь в виду все это время, проведенное тобой в Яд-Вашеме и Доме сопротивления узников гетто?..

– Лохаме-Хагетаоте, – поправил Сол. – Да. Досье, переданные тебе Визенталем, фотографии, биографии, записи, которые я заучивал самопроизвольно в легком трансе…

– Но какой смысл разделять страдания всех этих людей, если против мозговых вампиров не существует никакой защиты? – спросила Натали.

– Представь себе проектор, действующий по принципу карусели. Оберст и остальные обладают способностью произвольно запускать эту нервную карусель, вставляя в нее собственные слайды, накладывая на смесь воспоминаний, страхов и предрасположенностей, которую мы называем личностью, свою организующую волю и суперэго. Я просто пытаюсь вставить в обойму большее количество слайдов.

– Но ты не уверен, окажется ли это действенным?

– Нет.

– И ты не думаешь, что это сработает в моем случае?

– Нечто подобное может произойти и с тобой, Натали, но эти сведения должны быть идеально подогнаны к твоей биографии, травматическому опыту, механизмам сочувствия. Я не могу с помощью гипноза генерировать в тебе необходимые… э-э… слайды.

– Но если это действует на тебя, тогда это сможет подействовать только на твоего оберста и больше ни на кого.

– Вероятно, да. Лишь он может иметь общий опыт с личностью, которую я создаю… пытаюсь создать… во время этих сеансов сочувствия.

– И по-настоящему это его не остановит, разве что смутит на несколько секунд, если вообще этот многомесячный труд и игры с энцефалографом что-либо значат?

– Верно.

Натали печально вздохнула и уставилась на бесконечное полотно дороги впереди, освещенное фарами.