Темная игра смерти. Том 2 Симмонс Дэн

Глава 58

Мелани

В воскресенье Нинина пешка взяла Джастина на прогулку.

Она постучала в ворота, когда еще не было одиннадцати, – приличные люди в это время находятся в церкви. Негритянка отклонила приглашение Капли пройти в дом и спросила, не хочет ли Джастин – она сказала «мальчик» – покататься?

Я задумалась. Меня тревожило, что малыш должен покинуть дом, – из членов своей «семьи» я любила его больше всех. Но, с другой стороны, в том, что цветная девица не будет входить в дом, явно были свои преимущества. К тому же такая поездка могла пролить какой-нибудь свет на местонахождение Нины. Так что в конце концов она осталась ждать у фонтана, а сестра Олдсмит надела на Джастина самый нарядный костюмчик – синие шорты и матроску, и он отправился с негритянкой на прогулку.

Я мысленно обследовала ее машину, но это мне ничего не дало. Почти новенький «датсан», выглядевший так, будто взят напрокат. Никаких особых примет, никакого запаха. На девушке была коричневая юбка, высокие сапоги и бежевая блузка – ни сумочки, ни портмоне, ничего такого, где могло бы находиться удостоверение личности. Естественно, если она представляла собой посланницу Нины, у нее уже не было личности. Мы медленно поехали по восточной прибрежной дороге, а потом свернули на север по шоссе к чарлстонским высотам. Здесь, на небольшой площадке, выходившей на морские верфи, негритянка затормозила, взяла бинокль с заднего сиденья и подвела Джастина к черной металлической ограде. Некоторое время она разглядывала темные сигнальные мостики и корабли, затем повернулась ко мне:

– Мелани, хочешь ли ты помочь спасти жизнь Вилли и защитить себя?

– Конечно, – ответила я детским контральто Джастина. Следила я вовсе не за ее словами, а за пикапом, который подъехал к стоянке и притормозил на дальнем ее конце. Кроме водителя, в машине никого не было, но из-за расстояния, темных очков и отбрасываемых теней я не могла рассмотреть его лицо. Зато я была уверена, что это та самая машина, которая следовала за нами по восточной прибрежной дороге. Любопытные взгляды Джастина легко было скрыть под маской детской непосредственности.

– Хорошо, – сказала девушка и повторила свою заготовленную историю о власть имущих, обладавших Способностью. Они якобы каждое лето разыгрывали странную версию нашей Игры на каком-то острове.

– Чем я могу помочь? – осведомилась я, придавая лицу Джастина выражение искренней озабоченности. Трудно испытывать недоверие к ребенку.

Пока негритянка объясняла, я прикидывала, какие у меня есть варианты.

Сначала мне казалось, что использование девицы ничего мне не даст. Мое экспериментальное зондирование выявило то, что или Нина уже использовала ее, но не проявляла никакого настойчивого желания удержать, попытайся я завладеть ею, или девица являлась идеально обработанной пешкой и не нуждалась в надзоре со стороны Нины – или кто ее там обрабатывал, или ее не использовали вовсе.

Теперь положение изменилось. Если мужчина в пикапе каким-то образом был связан с негритянкой, ее использование могло помочь мне получить необходимые сведения.

– Вот, посмотри. – Она протянула бинокль Джастину. – Третий корабль справа.

Я взяла бинокль и проскользнула в ее сознание. Помимо испуга я увидела странную картинку на приборе, называемом осциллографом, – он был знаком мне по той аппаратуре, которую расставил в моей спальне доктор Хартман. Как я и ожидала, перемещение оказалось несложным, учитывая мою усилившуюся Способность. Негритянка была молодой, сильной, – я чувствовала, как в ней бурлит жизненная энергия, и решила, что в ближайшие минуты найду ей применение.

Оставив Джастина стоять с глупым биноклем, я заставила девушку быстрым шагом направиться к пикапу. Жаль, что у нее не было ничего такого, что можно использовать вместо оружия. Машина находилась в дальнем конце стоянки. Только подойдя ближе, я увидела глазами негритянки, что она пуста, а дверь со стороны водительского сиденья распахнута.

Я заставила девушку остановиться и оглядеться. На стоянке было несколько человек – вдоль ограды прогуливалась цветная пара, под деревом бесстыдно разлеглась молодая женщина в вызывающем наряде, возле фонтанчика с водой два джентльмена что-то бурно обсуждали, а за столиком для пикников устроилось целое семейство.

На мгновение меня снова охватила паника, я принялась вглядываться в лица, словно пыталась различить среди них Нину. Что, если она сидит сейчас на скамейке или в машине и смотрит на меня через ветровое стекло пустыми глазницами?

Джастин в манере игривого ребенка поднял с земли веточку и, небрежно помахивая ею, двинулся к негритянке, стоявшей у пикапа. Заглянув в окно машины, я увидела целую гору электронной аппаратуры. Провода тянулись через водительское сиденье в глубь салона. Джастин повернулся, чтобы следить за людьми на стоянке.

Заставив девицу подойти к другому окну, я вдруг ощутила внезапный укол легкой боли и почувствовала, что теряю контроль над ней. Сначала я решила, что это Нина пытается восстановить свое господство, но тут увидела, что негритянка падает. Я вовремя успела переключиться на Джастина. Девушка же, скользнув головой по дверце машины, неподвижно растянулась на земле. В нее кто-то выстрелил.

Маленькими шажками Джастина я попятилась назад, продолжая сжимать в руке ветку, которая, на взгляд малыша, казалась такой прочной, а на самом деле была лишь хрупким побегом. Бинокль все еще висел у него на шее. Я приблизилась к пустому столику для пикников, поворачивая голову то вправо, то влево, не зная, кто мой враг и откуда мне ждать нападения. Похоже, никто не заметил, как девица упала, и не обратил внимания на ее тело, лежавшее между пикапом и синей спортивной машиной. Я не имела ни малейшего представления о том, кто ее убил и каким способом. Джастин заметил красное пятнышко на ее бежевой юбке, но оно казалось слишком маленьким для пулевого отверстия. Я подумала о глушителях и других экзотических устройствах, которые видела в фильмах до того, как заставила мистера Торна избавиться от телевизора. Да, напрасно я решила использовать негритянку. Теперь она мертва – или, по крайней мере, так казалось, и я не хотела, чтобы Джастин приближался к ней. А сам он оказался в ловушке на этой стоянке, вдали от надежного укрытия дома. Я отошла еще дальше, к ограде. Один из джентльменов удивленно повернулся в мою сторону. Джастин поднял ветку и ощерился, как дикое животное. Мужчина бросил на него странный взгляд, затем повернулся и направился к своей машине. Я заставила Джастина пуститься бегом вдоль ограды. В дальнем конце стоянки он остановился и прижался спиной к холодному металлу. Отсюда тела цветной девицы видно не было.

Калли и Говард спустились в гараж и в темноте завели «кадиллак», пока сестра Олдсмит делала мне укол, чтобы умерить бешеное сердцебиение. Свет был каким-то странным – он падал на мамино стеганое одеяло в моих ногах, отражался в глазах Джастина игрой воды в реке Купер и просачивался сквозь грязное окно гаража, где Говард возился с замком.

Мисс Сьюэлл споткнулась на лестнице, Марвин на кухне застонал и вдруг схватился за голову, взгляд Джастина померк, потом снова прояснился… Как тяжело управлять сразу таким количеством людей! Голова у меня раскалывалась, я села на кровати, глядя на себя глазами сестры Олдсмит. Куда же подевался доктор Хартман?

Черт бы тебя побрал, Нина!

Я закрыла глаза. Все свои глаза, кроме глаз мальчика. Никаких причин для паники не было. Джастин не мог сам вести машину, даже если бы ему удалось найти ключи, но через него я могла использовать кого угодно и заставить отвезти ребенка домой. Однако я слишком устала. У меня болела голова.

Калли дал задний ход, и «кадиллак» снес ворота гаража, едва не задавив Говарда. С остатками сгнившего дерева на багажнике и заднем стекле машина рванула вперед.

«Я еду, Джастин. Волноваться не о чем. И даже если тебя заберут другие, они останутся здесь, со мной».

А что, если все это лишь отвлекающий маневр? Калли уехал, Говард ползает в гараже, пытаясь подняться на ноги. Может, в этот момент в ворота входят Нинины пешки? Переползают через ограду?

Я заставила Марвина взять топор на заднем крыльце и выйти на улицу. Он попробовал сопротивляться. Это длилось секунду, меньше секунды, но он боролся. Моя обработка оказалась слишком слабой. Он еще сохранил остатки индивидуальности.

Я заставила его выйти во двор и миновать фонтан. Вокруг никого не было видно. К нему присоединилась мисс Сьюэлл, и они оба встали на страже. Затем я разбудила доктора Хартмана, отдыхавшего в гостиной Ходжесов, и заставила его прийти ко мне. Сестра Олдсмит достала из шкафа винтовку и пододвинула кресло ближе к кровати. Калли уже приближался к верфям. Говард охранял задний двор.

Я почувствовала себя лучше, восстановив контроль. Это было всего лишь прежнее ощущение паники, которое умела вызывать только Нина Дрейтон. Но теперь оно прошло. Если кто-то попробует угрожать Джастину, я заставлю этого человека посадить самого себя на острые пики в ограде и…

Джастина не было! Пока мое внимание было поглощено другим, я оставила его. Шестилетний мальчик только что стоял спиной к реке и ограде, сжимая в руке веточку, а теперь он исчез.

Я ничего не понимала. Ведь не было ни удара, ни выстрела. Может, их затмила боль Говарда? Или проблеск сознания негра? Или неловкость мисс Сьюэлл?..

Я пребывала в полной растерянности. Джастин исчез! Кто теперь будет расчесывать мои волосы по вечерам?

Может, Нина не убила его, а только забрала? Но зачем? В отместку за то, что я спровоцировала убийство ее глупой пешки? Неужели Нина может быть настолько мелкой?

Да, может.

Приехав на стоянку, Калли бродил по ней до тех пор, пока на него не стали пристально посматривать. Посматривать на меня. Взятая напрокат машина по-прежнему стояла на месте пустой. Пикап же исчез, как и тело цветной девицы. И Джастин исчез.

Положив массивные руки на металлическую ограду, Калли уставился на реку, плескавшуюся внизу на расстоянии сорока футов. Вода была покрыта рябью. Калли заплакал. Я заплакала. Мы все заплакали.

Черт бы тебя побрал, Нина!

Поздно вечером, когда я уже задремала под воздействием лекарств, в ворота громко постучали. Едва соображая, что делаю, я отправила Калли, Говарда и Марвина на улицу. Увидев, кто это, я оцепенела.

Нинина негритянка стояла у ворот с побледневшим лицом, одежда ее была испачкана и разорвана, глаза широко раскрыты. На руках она держала обмякшее тело Джастина.

Сестра Олдсмит раздвинула шторы и выглянула сквозь жалюзи, чтобы предоставить мне еще один угол зрения.

Тогда девица подняла свой длинный палец и, указывая прямо на окно моей спальни, прокричала так громко, что было слышно на весь Старый город:

– Открывай сейчас же ворота, Мелани! Я хочу говорить с тобой!

Палец она не опускала. Казалось, прошло уже много времени. Зеленые вспышки на мониторе пульсировали с дикой скоростью. Мы все закрыли глаза и снова открыли их. Негритянка по-прежнему стояла на месте, воздев палец, и вид ее был столь же надменен и властен, как у Нины Дрейтон, когда я в последний раз расстроила ее планы.

Медленно и неуверенно я заставила Калли открыть ворота и тут же отступить, пока его не коснулась эта тварь, посланная Ниной. Глядя прямо перед собой, она быстрым шагом направилась к дому.

Мы замерли, когда она вошла в гостиную и положила тело Джастина на диван.

Я не знала, что предпринять. Мы ждали.

Глава 59

Сол наблюдал за Натали и мальчиком на стоянке и слушал их беседу. Микрофон девушка прикрепила к воротничку блузки. Когда компьютер вдруг издал пронзительный звук, Сол бросил взгляд на экран, надеясь, что это какая-то ошибка телеметрии, датчиков или блока питания на заднем сиденье, а вовсе не то, чего они оба боялись. Однако он тут же убедился, что это не ошибка. Рисунок тета-ритма был выявлен безошибочно, и альфа-кривая уже приобретала пики и ровные участки фазы быстрого сна. В это мгновение Сол нашел ответ на вопрос, который мучил его несколько месяцев, и одновременно понял, что его жизнь находится в опасности.

Он глянул в окно, увидел, что Натали движется в его направлении, схватил капсульное ружье и скатился на землю, стараясь держаться под прикрытием соседних машин. «Нет, это не Натали», – подумал он, присев за чужим капотом в двадцати пяти футах от пикапа.

Почему старуха решила использовать ее именно сейчас? Наверное, он сам виноват в этом. Нельзя было так опрометчиво и явно ехать следом за ними. Но у него не было выбора – микрофон и датчики, закрепленные на голове Натали, имели радиус действия менее полумили, а машин на дороге было мало. Вероятно, они потеряли бдительность после достигнутых успехов на прошлой неделе и поездки на остров накануне. Сол тихо выругался, сидя на корточках за белым «фордом».

Натали уже подходила к пикапу. Мальчик отставал от нее шагов на пятнадцать, держа в руках веточку, поднятую с земли. В это мгновение Сол ощутил непреодолимое желание убить этого ребенка, выпустить всю обойму в худенькое тельце и изгнать из него бесов ценой смерти. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Ему приходилось читать курс лекций в Колумбийском и других университетах об извращенной тенденции насилия в современном мире, чем пользовались писатели и особенно Голливуд в таких кинофильмах, как «Изгоняющий дьявола», «Омен», и бесчисленном количестве версий, восходящих к «Ребенку Розмари». Сол считал, что изобилие одержимых бесами детей на экране и в литературе является симптомом глубинных подсознательных страхов и ненавистей, оно свидетельствует о неспособности взрослых взять на себя ответственность. Родители не хотят расставаться с собственным нескончаемым детством и нести на себе груз вины за развод. Ребенок же воспринимается ими не как ребенок, а как взрослое злобное существо, заслуживающее любых оскорблений с их стороны. В этом выражается раздражение общества, культура которого в течение двух десятилетий определялась юношеским мировоззрением, подростковыми вкусами в музыке, кино и телевизионных постановках, подкармливавших идею о том, что взрослый ребенок неизмеримо мудрее, спокойнее и разумнее, чем великовозрастное инфантильное существо. Поэтому Сол учил, что страх перед детьми и ненависть к детям, проявляющиеся в популярных шоу и книгах, уходит своими корнями в глубокие подсознательные слои общего чувства вины, опасений и возрастной зависти. Он предупреждал, что захватившая нацию волна пренебрежения к детям и насилия над ними уже имела исторические прецеденты и что процесс этот будет развиваться своим чередом. Однако необходимо сделать все возможное, чтобы уничтожить этот вид насилия, пока он не захлестнул всю Америку.

Глядя через заднее стекло «форда» на отвратительную маленькую тварь, которая когда-то была Джастином Варденом, Сол решил, что не станет убивать его, по крайней мере пока. Кроме того, убийство шестилетнего ребенка в воскресный полдень на стоянке было чревато нежелательными последствиями для их анонимного пребывания в Чарлстоне.

Натали повернулась к нему спиной и, слегка наклонившись, заглянула в салон пикапа. Мальчик в это время рассматривал людей на стоянке. Сол поднялся, положил капсульное ружье на крышу машины и выстрелил.

Он был уверен, что промахнулся, поскольку расстояние было слишком большим для крохотной капсулы, но в последнее мгновение успел заметить красную точку на блузке Натали. Первым его порывом было броситься к ней и удостовериться, что ни транквилизатор, ни падение на асфальт не причинили ей вреда, но тут Джастин повернулся в его сторону, и он снова скрылся за «фордом», судорожно перебирая капсулы, чтобы перезарядить ружье.

Перед лицом Сола неожиданно появились худые обнаженные ножки. Он резко поднял голову и увидел мальчика лет восьми-девяти с синим мячом в руках. Широко раскрыв глаза, тот смотрел на Сола и его ружье.

– Эй, мистер! Вы собираетесь кого-то убивать?

– Уходи, – прошипел он.

– Вы полицейский? – с интересом спросил мальчик.

Сол покачал головой.

– А это «узи» или что? – Мальчишка засунул мяч под мышку. – Похоже на «узи» с глушителем.

– Проваливай, – прошептал Сол, пользуясь любимым выражением английских солдат в оккупированной Палестине, когда их окружали уличные оборванцы.

Мальчик пожал плечами и побежал прочь. Сол поднял голову и увидел, что Джастин тоже убегает, размахивая своей веточкой.

Решение у него созрело мгновенно. Он встал и быстрым шагом направился за ним. Край темно-коричневой юбки Натали, распластавшейся на земле, выглядывал между машинами. Похоже, ее еще никто не заметил. На стоянку с ревом подъехали и затормозили два мотоциклиста.

Сол ускорил шаг и еще футов на сорок сократил расстояние до Джастина, который стоял, прислонившись спиной к ограде набережной. Взгляд мальчика был рассредоточен и неподвижен, рот открыт, по подбородку тонкой струйкой стекала слюна. Сол спрятался за дерево и глубоко вздохнул.

– Эй! – окликнул его стоявший неподалеку мужчина в сером летнем костюме. – Какое симпатичное у вас ружье. Для его ношения нужна лицензия?

– Нет. – Сол покачал головой и выглянул из-за дерева, убедиться, что Джастин все еще на месте. Мальчик был от него футах в пятидесяти – слишком далеко.

– Симпатичное, – повторил мужчина в сером костюме. – А стреляет двадцать вторым калибром? Или чем?

– А где они продаются? – подхватил разговор усатый молодой блондин в синей рубашке.

– Я не знаю, – бросил Сол и, не скрываясь, направился к набережной.

Джастин стоял неподвижно. Взгляд его был устремлен в какую-то точку над крышами машин. Сол продолжал идти вдоль ограды к застывшей фигуре шестилетнего ребенка, держа ружье за спиной. Когда их разделяло шагов двадцать, он поднял ружье, прицелился и выстрелил в обнаженную ногу мальчика капсулой с синим ободком. Джастин начал падать вперед, но Сол подбежал и успел подхватить его на руки. Казалось, никто вокруг не заметил происшедшего.

Преодолевая искушение броситься напрямик через стоянку, Сол быстро направился вдоль ограды и, дойдя до конца, свернул к пикапу. Около лежавшей на земле Натали стояли два длинноволосых мотоциклиста. Они не двигались и не предпринимали попыток помочь ей – просто смотрели.

– Извините, – пробормотал Сол, протиснувшись между ними. Он открыл заднюю дверь машины и осторожно усадил Джастина рядом с блоком питания.

– Эй, приятель! – окликнул его тот, что потолще. – Она мертва или что?

– Нет-нет, – натянуто улыбнулся Сол и, кряхтя, затащил Натали на переднее сиденье. Один сапог свалился у нее с ноги, он поднял его и снова улыбнулся мотоциклистам. – Я – врач. У нее просто бывают небольшие припадки, вызванные сердечно-легочными отеками. – Забравшись в машину и не переставая улыбаться, он положил на пол капсульное ружье. – И у мальчика то же самое. Наследственность.

Пока мотоциклисты переваривали информацию, Сол включил зажигание и дал задний ход, почти не сомневаясь, что вот-вот будет перехвачен марионетками Мелани Фуллер. Но он благополучно выехал со стоянки, а никто так и не появился.

Сол кружил по городу, пока не убедился, что их никто не преследует, и только после этого вернулся в мотель. Датчики, спрятанные в волосах Натали, по-прежнему функционировали. Он помедлил, потом отключил компьютер и, после того как осторожно занес в комнату девушку и мальчика, вернулся за аппаратурой. Тета-ритм отсутствовал, не наблюдались и всплески фазы гипноза. Энцефалограмма свидетельствовала о глубоком медикаментозном сне.

Поудобнее устроив Джастина и Натали, Сол проверил функции их жизненно важных органов. Затем закрепил электроды на голове ребенка и запустил программу, которая должна была показывать на экране обе энцефалограммы одновременно. Состояние Натали свидетельствовало о нормальном глубоком сне. Энцефалограмма же мальчика представляла собой прямую клинической смерти мозга.

Сол сосчитал его пульс, послушал сердце, проверил реакцию сетчатки глаз, измерил кровяное давление, произвел звуковую и болевую стимуляции, однако компьютер продолжал указывать на отсутствие какой-либо нервной деятельности. Тогда он подключил дополнительные электроды, но картина осталась прежней. Шестилетнего Джастина Вардена по всем принятым параметрам можно было считать мертвым – мозг его бездействовал, если не учитывать примитивных стволовых функций, поддерживавших сердцебиение, работу почек и легких, перегонявших кислород по бессознательной плоти.

Сол обхватил голову руками и долго сидел так. Было от чего прийти в отчаяние.

– Что мы будем делать? – спросила Натали, допивая вторую чашку кофе. Она пробыла без сознания чуть меньше часа, и еще минут пятнадцать ей понадобилось на то, чтобы начать мыслить отчетливо.

– Думаю, будем держать его под воздействием седативных средств, – ответил Сол. – Если мы дадим ему выйти из состояния глубокого сна, Мелани Фуллер может восстановить свой контроль над ним. Маленький мальчик, которого звали Джастин Варден, с его воспоминаниями, привязанностями, опасениями и всем тем, что составляет человеческую личность, исчез навсегда.

– Ты уверен в этом?

Сол вздохнул, поставил на стол чашку и налил себе немного виски.

– Нет, – признался он, – без более совершенной аппаратуры, сложных исследований и изучения его поведения при разных обстоятельствах утверждать это невозможно. Но, даже имея те данные, которыми я располагаю, все говорит о том, что он никогда не вернется к нормальному человеческому сознанию и с еще меньшей вероятностью когда-либо восстановит память и личностные свойства. – Он сделал большой глоток.

– Значит, все мечты об их освобождении… – начала Натали глухим голосом.

– Да. – Сол со злостью стукнул кулаком по столу. – Когда размышляешь об этом, все кажется реальным, но чем больше усилий прикладывает старуха для их обработки, тем меньше шансов. Возможно, взрослые еще продолжают сохранять остатки своих индивидуальных особенностей… Какой смысл был бы похищать медицинский персонал, если бы он лишился своих прежних навыков? Но даже в этом случае массированный мозговой контроль должен с течением времени уничтожать первоначальную личность. Это как раковая опухоль, которая постоянно разрастается, и злокачественные клетки уничтожают доброкачественные. У Натали от боли раскалывалась голова.

– А может такое быть, что одни люди поддаются контролю в большей степени, чем другие? Что среди них есть более и менее зараженные?

Сол вздохнул:

– Думаю, да. Но если они обработаны ею в достаточной мере, чтобы вызывать у нее доверие, их функции высшей нервной деятельности серьезно повреждены.

– Но тебя ведь использовал оберст, – заметила Натали. – И меня дважды использовал Хэрод и, по меньшей мере, столько же – старая ведьма.

– Ну и что? – Сол снял очки и потер переносицу.

– Они причинили нам вред? В данный момент в нас тоже разрастаются раковые клетки? Мы изменились, Сол?

– Не знаю. – Он сидел неподвижно, пока Натали не отвела взгляд.

– Прости, – промолвила она. – Это так… ужасно, когда старуха проникает в твое сознание. Я никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной… Наверное, это хуже, чем быть изнасилованной. По крайней мере, когда совершают насилие над твоим телом, сознание продолжает принадлежать тебе. И хуже всего то, что после пары раз… начинаешь… – Натали умолкла, не в силах продолжать.

– Я знаю. – Сол нежно взял ее руку. – Какая-то часть тебя даже начинает желать этого. Это как жуткий наркотик с болевыми побочными эффектами. Но к нему тоже привыкаешь. Его даже хочется. Я это знаю. Испытал.

– Ты никогда не говорил о…

– Об этом не очень хочется говорить. Натали вздрогнула.

– Но это не та раковая опухоль, которую мы обсуждали, – заметил Сол. – Я почти уверен, что привыкание происходит лишь при интенсивной обработке, которую эти твари проводят с немногими избранными. И тут мы подходим к другой нравственной дилемме.

– Какой?

– Если мы будем следовать нашему плану, нам потребуется несколько недель на то, чтобы обработать по меньшей мере одного невинного человека, а то и больше.

– Это разные вещи… Это будет временно, для конкретного дела.

– Да, временно, – согласился Сол. – Но, как мы теперь знаем, последствия могут сказываться всю жизнь.

– Черт побери! – выпалила Натали. – Какая разница? Это наш план. У тебя есть другой?

– Нет.

– Значит, мы будем продолжать, чего бы нам это ни стоило. Мы будем продолжать, даже если придется пострадать невинным людям. Потому что мы обязаны это делать, это наш долг перед погибшими и возможными будущими жертвами. Наши семьи, люди, которых мы любили, заплатили слишком дорогую цену, и теперь настало время заставить убийц отвечать… О какой справедливости можно говорить, если мы остановимся сейчас? И неважно, во что нам это обойдется.

– Конечно же, ты права, – печально заметил Сол. – Но именно такая логика заставляет разъяренного палестинца подкладывать бомбу в автобус, а баскского сепаратиста – стрелять по толпе. У них нет выбора. Чем же тогда они отличаются от немецких солдат, выполнявших приказы и отказавшихся от личной ответственности? Цель оправдывает средства, так?

– Нет. – Натали покачала головой. – Но сейчас я слишком рассержена, чтобы меня волновали все эти этические тонкости. Я просто хочу знать, что надо делать, и идти делать это.

Сол встал:

– Эрик Хоффер утверждал, что для фрустрированных, рассерженных людей свобода от ответственности оказывается более привлекательной, чем свобода от ограничений.

Натали энергично тряхнула головой, так что вместе с нею задрожали тонкие черные проводки датчиков, уходящие под воротник ее блузки.

– Я не стремлюсь к свободе от ответственности, – твердо сказала она. – Я беру ответственность на себя. Но сейчас я хочу понять, надо ли возвращать мальчика старухе.

На лице Сола появилось выражение изумления.

– Возвращать его? А как мы можем это сделать? Он…

– Его мозг мертв, – перебила Натали. – Она уже убила его. Точно так же, как его сестер. А мне он может пригодиться, когда я пойду к ней сегодня вечером.

– Ты не можешь идти туда сегодня. – Сол посмотрел на нее так, словно видел впервые. – Прошло слишком мало времени, состояние Фуллер нестабильно…

– Именно поэтому я и должна идти, – решительно заявила Натали. – Пока она сомневается и пытается что-то понять. Эта старуха сумасшедшая, но она отнюдь не глупа, Сол. Мы должны удостовериться в том, что убедили ее. Я должна раз и навсегда стать для нее Ниной Дрейтон…

Он покачал головой:

– Мы действуем, опираясь на весьма шаткие предположения, исходя из имеющихся у нас скудных сведений.

– Но ничего другого у нас и не будет! Если мы решились, нечего ограничиваться полумерами. Нам нужно еще раз повторить все, что мы знаем, пока не удастся нащупать что-то, известное лишь Нине Дрейтон, то, чем я смогу изумить Мелани Фуллер.

– Досье Визенталя. – Сол рассеянно потер лоб.

– Нет, – ответила Натали, – нужно что-то более существенное. Вспомни свои беседы с Ниной Дрейтон, когда она приходила к тебе в Нью-Йорке. Она играла с тобой, но ты все равно выполнял роль психотерапевта, а в таких случаях люди раскрываются больше, чем подозревают.

– Возможно, – задумчиво произнес Сол. – Но ты очень рискуешь. – И он устремил на Натали свой печальный взгляд.

– Чтобы перейти к следующему этапу нашего плана, где придется рисковать так, что мне даже страшно подумать, сейчас нам необходимо заняться этим, – решительно сказала она.

Они проговорили пять часов, вновь и вновь обсуждая подробности, к которым они уже обращались бессчетное число раз, но которые теперь были отточены до совершенства, как меч перед битвой. К восьми вечера они закончили, однако Сол предложил подождать еще несколько часов.

– Ты думаешь, она спит? – спросила Натали.

– Возможно, и нет, но даже злодеи подвержены усталости. Если не она, так ее пешки. К тому же мы имеем дело с поистине параноидной личностью и вторгаемся в ее пространство, на ее территорию, а существуют все доказательства, что эти мозговые вампиры являются такими же собственниками, как и их примитивные предшественники, с которыми их роднит упрощенная функция гипоталамуса. В таком случае ночное вторжение может оказаться наиболее эффективным.

Натали посмотрела целую стопку листов, на которых делала записи.

– Значит, мы имеем дело с паранойей?

– Не совсем, – ответил Сол. – Не надо забывать, что здесь мы столкнулись с нулевым уровнем Колберга. В целом ряде сфер Мелани Фуллер не вышла из инфантильной стадии развития. Ее парапсихологическая способность является для нее проклятьем, она не дает ей возможности отказаться от своего желания и его мгновенного удовлетворения. Для них неприемлемо все, что препятствует их воле, отсюда неизбежная паранойя и страсть к насилию. Возможно, Тони Хэрод является наиболее продвинутой личностью из них. Вероятно, его психические способности стали развиваться позднее и при менее благоприятных обстоятельствах, поэтому он пользуется ими лишь для удовлетворения эротических фантазий ранней юности. Если мы рассмотрим с этой точки зрения поведение Мелани Фуллер и проанализируем развитую стадию ее паранойи, мы получим целый винегрет из девичьей ревности и скрытых гомосексуальных влечений, сопутствовавших ее долгому соперничеству с Ниной.

– Отлично! – воскликнула Натали. – С эволюционной точки зрения они супермены, а с точки зрения психологического развития – умственно отсталые. Если же подходить к ним с нравственными мерками, они просто нелюди.

– Нет, – улыбнулся Сол, – их просто не существует.

Они долго сидели в тишине. Экран компьютера вычерчивал резкие пики и падения мечущихся мыслей Натали.

– Я решил проблему запуска постгипнотического механизма, – сообщил Сол.

Натали выпрямилась:

– Как тебе удалось?

– Моя ошибка заключалась в том, что я пытался вызвать реакцию в ответ на запуск тета-ритма или искусственно продуцируемых пиков альфа-ритма. Первое мне не удавалось, второе представлялось недостаточно достоверным, а механизмом запуска должна быть фаза быстрого сна.

– А разве в состоянии бодрствования ты сможешь ее воспроизвести? – удивилась Натали.

– Возможно, – ответил он, – хотя я и не уверен. Вместо этого я могу включить промежуточный стимул, что-то вроде тихого колокольчика, и использовать естественную фазу быстрого сна для запуска постгипнотического механизма.

– Сны, – догадалась Натали. – А у тебя хватит времени?

– Почти месяц. Если мы сможем заставить Мелани обработать необходимых нам людей, то уж как-нибудь я заставлю собственный мозг заняться обработкой своего сознания.

– Но ты только представь себе эти сны, которые тебе придется смотреть, – промолвила Натали. – Умирающие люди… безнадежность…

Сол слабо улыбнулся:

– Мне и так это все время снится.

Вскоре после полуночи Сол отвез Натали в Старый город и остановил машину за полквартала до дома Фуллер. Оборудования в пикапе не было. На Натали тоже – ни микрофонов, ни датчиков.

Проезжая часть и тротуар были пусты. Натали открыла заднюю дверь и осторожно взяла на руки неподвижное тело Джастина.

– Если я не вернусь, действуй дальше по плану, – сказала она Солу через открытое окно.

Он указал головой на заднее сиденье, где в отдельных пакетах лежали оставшиеся двадцать фунтов пластиковой взрывчатки.

– Если ты не вернешься, я проникну в дом, чтобы вытащить тебя. А если она причинит тебе зло, я убью их всех и дальше буду действовать по плану.

– Хорошо, – помедлив, ответила Натали, затем повернулась и с Джастином на руках направилась к дому, в котором по-прежнему лишь одно окно на втором этаже светилось зеленоватым сиянием.

Когда ее впустили, она положила мальчика на старинный диван в гостиной, пропахшей плесенью. Вокруг них собралась вся «семья» Мелани Фуллер, напоминавшая амбулаторных трупов: умственно отсталый великан, которого старуха называла Калли; мужчина пониже и потемнее, который, хотя и был отцом Джастина, даже не взглянул на него; две женщины в грязных сестринских униформах. Лицо одной из них было покрыто густым слоем небрежно наложенной косметики, так что она напоминала слепую клоунессу. И еще одна женщина в разорванной полосатой блузке и неправильно застегнутой набивной юбке. Гостиную освещала единственная шипящая свеча, которую принес Марвин. В правой руке бывший главарь банды держал нож.

Но Натали Престон это не заботило. Кровь ее бурлила, сердце колотилось с бешеной скоростью, она ощущала себя другим человеком, индивидуальность которого она впитывала в течение последних недель и месяцев, и рвалась в бой. Все-таки это было лучше, чем постоянное ожидание, страх и бегство.

– Мелани, – проговорила она надменно, старательно подражая тягучей интонации Нины. – Вот твоя игрушка. И не вздумай еще когда-нибудь сделать это.

Громила по имени Калли подался вперед и уставился на Джастина:

– Он мертв?

– Нет, моя дорогая, он жив. А мог бы быть мертв, как и ты. О чем ты вообще думаешь, Мелани?

Калли пробормотал что-то, будто сомневался, действительно ли цветная девица посланница Нины. Натали рассмеялась:

– Тебя смущает, что я использую эту чернокожую? Или ты ревнуешь? Насколько я помню, Баррет Крамер тебя тоже не очень-то привлекала. А кто из моих помощников тебе вообще нравился, моя дорогая?

– Докажи, что это ты! – раскрыла рот сестра с клоунской косметикой.

Натали резко развернулась на каблуках.

– Пошла ты к черту, Мелани! – закричала она так, что сестра невольно отступила на шаг. – Выбери, через кого ты будешь говорить со мной, и хватит притворяться! Я устала от всего этого. Похоже, ты окончательно забыла, что такое гостеприимство. Если ты попытаешься еще раз овладеть моей посланницей, я убью всех твоих пешек, а потом приду за тобой. Мои силы неизмеримо выросли с тех пор, как ты убила меня, моя дорогая. Ты никогда не могла сравниться со мной в своей Способности, а теперь можешь и не пытаться. Поняла, Мелани? – выкрикнула Натали прямо в лицо сестре, на щеке которой виднелся след от помады. Сестра снова попятилась.

Натали повернулась, обвела взглядом восковые лица и опустилась в кресло рядом с чайным столиком.

– Мелани, Мелани, почему все должно быть так? Я простила тебя, дорогая, за то, что ты убила меня. Знаешь ли ты, как больно умирать? Можешь ли ты представить себе, как тяжело сосредоточиться с этим куском свинца в голове, который ты выпустила из своего древнего револьвера? Уж если я тебе это прощаю, как ты можешь быть настолько глупой, чтобы из-за старых счетов подвергать опасности Вилли, себя и всех нас? Забудем прошлое, моя милая, или, клянусь богом, мне придется продолжить игру без тебя.

Не считая Джастина, в комнате было пятеро человек. Натали догадывалась, что наверху со старухой может быть кто-то еще, не говоря уже о доме Ходжесов. Когда она умолкла, все пятеро явственно подались назад. Марвин наткнулся на высокий деревянный буфет, и на полках зазвенели тарелки и изящные статуэтки.

Натали встала, сделала три шага и заглянула в глаза сестры-клоунессы.

– Мелани, посмотри на меня. – Это прозвучало как приказ. – Ты узнаешь меня?

Измазанные губы сестры зашевелились.

– Я… я… мне трудно… Натали кивнула:

– После всех этих лет тебе все еще трудно узнать меня? Неужели ты настолько поглощена собой, Мелани, что не понимаешь, какая нам всем грозит опасность?

– Вилли… – выдавила из себя сестра-клоунесса.

– Ах, Вилли! – воскликнула Натали. – Наш дорогой друг! Ты в самом деле думаешь, что у Вилли хватит ума на это, Мелани? Или изощренности? Или ты полагаешь, он поступит с тобой так же, как с тем художником в отеле «Империал» в Вене?

Сестра затрясла головой, с ресниц ее потекла тушь. Тени на веки были наложены так густо, что придавали ее лицу вид черепа.

Натали склонилась еще ближе и зашептала в ее накрашенную щеку:

– Мелани, если я убила своего собственного отца, неужели ты думаешь, что-нибудь помешает мне убить тебя, если ты еще раз встанешь на моем пути?

Казалось, время в этом доме остановилось. Натали словно стояла в окружении небрежно одетых, сломанных манекенов. Сестра-клоунесса моргнула, и накладные ресницы, отклеившись, повисли на веках.

– Нина, ты никогда не говорила мне этого… Натали сделала шаг назад и с изумлением ощутила, что ее собственные щеки мокры от слез.

– Я никогда никому не говорила, – прошептала она, понимая, что очень рискует, если Нина Дрейтон все же рассказала своей подружке Мелани о том, что доверила доктору Ласки. – Я разозлилась на него. Он в тот момент ждал троллейбус… – Она подняла глаза и посмотрела в пустое лицо сестры. – Мелани, я хочу видеть тебя.

Разрисованное лицо задергалось.

– Это невозможно, Нина, мне не по себе. Я…

– Нет, возможно! – крикнула Натали. – Если мы собираемся продолжать это дело вместе… если мы хотим восстановить доверие между нами… я должна убедиться в том, что ты здесь, живая.

Все присутствующие, кроме Натали и мальчика, продолжавшего лежать без сознания, в унисон закачали головами.

– Мне не по себе… – произнесли одновременно пять уст.

– До свидания, Мелани. – Натали повернулась к выходу.

Сестра догнала ее и схватила за руку, прежде чем она вышла на улицу.

– Нина, дорогая, пожалуйста, не уходи. Мне так одиноко. Здесь совсем не с кем поиграть.

Натали замерла, чувствуя мурашки на коже.

– Хорошо, – произнесла сестра. – Иди за мной. Но сначала… никакого оружия.

Калли подошел ближе и начал обыскивать Натали, шаря своими огромными лапами по ее груди, животу, между ног. Она старалась не смотреть на него и сжала зубы, чтобы сдержать рвавшийся наружу истерический вопль.

– Пойдем, – наконец промолвила сестра, и целая процессия во главе с Калли вышла из гостиной и поднялась по широкой лестнице на площадку. При их приближении по стенам коридора заметались огромные тени. Дверь в спальню Мелани Фуллер была закрыта.

Натали вспомнила, как входила сюда полгода назад с отцовским револьвером в кармане пальто, потом услышала слабый шорох в шкафу и обнаружила Сола. Тогда никаких чудовищ здесь не было.

Дверь открыл доктор Хартман. Внезапный сквозняк задул свечу в руке Калли, оставив лишь слабое зеленоватое мерцание медицинских мониторов с обеих сторон высокой кровати. Из-за кружевного балдахина, похожего на марлю, кровать напоминала гнездо черного паука-крестовика.

Натали вошла в комнату, сделала три шага и была остановлена быстрым движением руки доктора.