Монастырь Вагант Игорь

– Всем. Но скажу откровенно: в твое незнание я не верю ни на грош. Иначе как объяснить, что ты направлялась к графу Тэлфрину под охраной его же наемников?

– Я ничего не понимаю, – упрямо повторила Гвендилена, – кто такой этот граф Тэлфрин? И какое отношение он имеет ко мне?

Ронан махнул рукой.

– Достаточно. Уже поздно, и ты, когда поешь, можешь лечь вон там. У той стены есть тюфяк. Поторопись – светильники скоро погаснут. И советую не делать глупостей. К мертвым, – он косо глянул на зияющее в полу отверстие, – тебе еще рановато, а путь к живым охраняют мои солдаты. Спокойной ночи… Гвендилена.

С этими словами Ронан, не сняв доспехов, улегся на единственную лавку; меч он положил рядом с собой на пол.

– Господин… – помолчав, нерешительно позвала Гвендилена.

– Т-с, – сказал рыцарь, – спать.

* * *

Гвендилена проснулась от звуков приглушенной возни.

Она едва успела открыть глаза, и тут же кто-то сильно зажал ей рот ладонью. Над ней склонился Арн, прижимая указательный палец к губам. Из противоположного конца часовни доносились шорохи.

Девушка еле заметно кивнула, и солдат убрал руку.

– Тише, – прошептал он, – вставай.

Гвендилена поднялась с тюфяка, бросив взгляд на скамейку, на которой лежал Ронан. Возле него копошились человеческие фигуры. Неяркий свет факела выхватил из темноты сосредоточенные лица Модрона, Хуго, и еще одного наемника, Тэдрига. Все они были без доспехов, в одних рубахах, и занимались тем, что крепко-накрепко привязывали рыцаря к лавке. Из его рта торчал кусок тряпки.

– Отчего нельзя? – прошипел Хуго. В руке он сжимал рукоять длинного кинжала. – Этот урод брата моего ни за что покромсал, не выживет, поди…

– Это – королевский человек, – хмуро и так же приглушенно ответил Модрон, – ежели мы его порешим, преступление на нашего господина падет. А для начала тебя повесят. Тем более не сам он Киана порезал. Вот будь здесь Трир, я бы первый ему кишки выпустил…

– Вил его подери, – пробормотал Хуго, – ладно.

Он склонился над рыцарем, заглядывая тому в глаза.

– Слышь, ты, сир Ронан из не-помню-откуда, обещаю, мы еще встретимся. А это – чтоб не запамятовал…

С этими словами Хуго резким движением отсек рыцарю мочку уха; голова того дернулась.

– Да чтоб тебя, – грозно прохрипел Модрон, – хватит, сказал. Уходим.

Он мельком еще раз осмотрел путы на теле Ронана, после чего поднял с пола короткую дубинку.

– Это так, на всякий случай… – сказал Модрон и ударил лежащего по голове. Тот затих без движения. Сотник взвесил дубинку в руке. – Через часок-другой, наверное, очнется…

И, махнув рукой, принялся спускаться в склеп. Арн легонько подтолкнул Гвендилену в спину.

– Иди. И тихо.

Модрон шел первым, за ним Тэдриг с факелом в руках, следом Хуго и Гвендилена. Замыкал шествие Арн.

Лестница оказалась очень крутой, с истершимися от старости покатыми ступеньками. Блики от факела мелькали на щербатых известняковых стенах.

Через несколько минут беглецы вышли в длинный коридор, дальний конец которого терялся в темноте. Справа и слева виднелись глубокие ниши, заполненные рядами аккуратно сложенных костей, а на самом верху – человеческими черепами. Кроме этого, время от времени от центрального коридора ответвлялись боковые ходы с теми же бесконечными нишами. Солдаты шли скорым шагом.

Гвендилена закашлялась, когда известняковая пыль, поднятая чьим-то неосторожным движением, попала в рот.

– Возьми, – сказал Арн, сунув ей в руку кожаную флягу.

– Куда мы идем? Отсюда есть выход? – спросила Гвендилена, сделав глоток.

– Ага, – обернувшись на ходу, ответил Хуго, – милях в двух от Лутдаха Инбер мальчишку одного поймал, местного. В лесочке прятался. Он служкой был в часовне, при том монахе, и, похоже, один-единственный из всей деревни спасся. Он нам про ход рассказал. Говорит, древний ход, еще с тех времен, когда здесь какая-то крепость стояла.

– Почему же один спасся, если ход есть?

– Мы спрашивали. Трусливый гаденыш. Говорит, что Вопрошающие так быстро на деревню нахлынули, что только ему одному улизнуть и удалось. А я так думаю, что он просто двери со страху за собой запер и дал деру.

– А почему вы без доспехов?

Арн фыркнул.

– Так чтоб не громыхать. Да и тесно там, сама увидишь…

Свернув в один из боковых коридоров, Модрон остановился. В небольшой комнате на полу стояло несколько старых каменных саркофагов. Один из них он отодвинул в сторону, открыв лаз в самом низу стены.

– Арн, – сказал сотник, – попробуй за собой вход закрыть. Они его все равно найдут, но пусть подольше поищут.

С этими словами он встал на четвереньки и довольно резво для своей комплекции пополз вперед. За ним двинулись и остальные.

Ход поначалу был такой же сухой и пыльный, как и склеп. Гвендилена в клочки изодрала подол своего платья и, стиснув зубы, старалась не постанывать, когда дело дошло до коленок. Вскоре лаз стал мокрым и грязным; из стен торчали корни растений, а сверху свешивались паучьи тенета. Гвендилена едва не взвизгнула, когда увидела ползающих вокруг огромных сороконожек и мерзкого вида полупрозрачных насекомых, и с облегчением вздохнула, ощутив свежий ночной ветерок.

Она упала на спину, пытаясь отдышаться.

Тэдриг на пару с Хуго подхватили девушку подмышки, помогая подняться.

– Шевелитесь, – рявкнул Модрон, – потом отдохнем. К ночи мы должны быть за Тэлейт.

Глава 10

Каменные волки

Уже к вечеру после того, как Эдвин покинул Хаврен, он вышел на Северный тракт, а там, спустя всего час, его подобрал крестьянин, на телеге направлявшийся в Бадарн – большое селение на отрогах Нолтлэндских гор. Трудно сказать, кто больше обрадовался компании – Эдвин, ноги которого отчаянно гудели после целого дня быстрой ходьбы, или сам крестьянин. По его словам, места были неспокойные, и не далее как на прошлой неделе одного его односельчанина ограбили – «хорошо, что не убили!» – примерно в этих же краях.

– Брать-то у меня почти нечего, – говорил крестьянин. Действительно, если не считать пары небольших бочонков с дешевым вином, в телеге валялись только пучки соломы, – матушку свою ездил проведать, плоха она уже у меня. Но гладдам и этого хватит, они ни за что прибить могут. Здесь-то еще ничего, – продолжал он, – а вот в Клейморе, говорят, вообще буйство идет, народ волком воет от всех этих мародеров. Расплодили их сеньоры, а те теперь кормятся за счет простого люда.

Эдвин поведал ему историю об украденной якобы сестре, и крестьянин посочувствовал, хотя подсказать ничего не смог. В ответ на расспросы об отряде солдат, которые могли проезжать по этой же дороге, он только пожал плечами.

– Много их тут нынче ездят, – сказал он, – и хорошо, если господские наемники – эти могут и не тронуть. Но чтобы девушку с собой везли – не видел, нет.

Эдвин распрощался с ним в Бадарне, переночевав и предложив в качестве благодарности помочь по хозяйству. Тот отказываться не стал. Эдвин вычистил свинарник, наколол дров и получил в оплату кусок окорока и изношенные, но еще крепкие сапоги – монашеские сандалии совсем не годились для долгих прогулок.

По тракту идти было куда легче и быстрее, чем по горам – дорога была ровная, утоптанная и довольно людная. Эдвин, однако, памятуя все эти страшные рассказы о разбойниках, предпочитал прятаться, если замечал облака пыли. Один раз мимо него действительно проехал военный отряд – в синих камзолах с вышитыми изображениями вайвернов, под началом толстого сира с высокомерным выражением лица, – но Эдвин рисковать не стал, а отсиделся в лесочке и продолжил путь только тогда, когда солдаты скрылись за пригорком.

Во всех прочих случаях ему попадались только простолюдины, пешком или на повозках, разъезжавшие по собственным делам. Ночевал он обычно в лесу, а два раза – в деревнях, расплачиваясь за ночлег и ужин работой.

Чем дальше на север, тем дорога становилась оживленнее, а селения попадались чуть не через десяток миль. Направление Эдвин выбрал, судя по всему, верное: на одном постоялом дворе какой-то бывший солдат, одноногий и испитой, кивнул, внимательно рассмотрев арбалетный болт.

– Это с севера, – сообщил он, – откуда точно, не скажу, но там такие в ходу. И на крупного зверя пойдет, и чтоб кольчугу пробить. Откуда он у тебя, парень? Нашел, что ль, где?

– Нашел, да, – ответил Эдвин, – просто интересно. В наших краях таких не делают.

Солдат глянул на него мельком и потерял всякий интерес, в особенности после того, как Эдвин поделился с ним кувшинчиком дешевого местного вина.

Никаких трудностей с едой и питьем Эдвин не испытывал – он даже ни разу не охотился с того момента, как покинул Хаврен. Заработать на кусок хлеба в какой-нибудь деревушке было проще простого, а иногда ему перепадал даже стакан пива или чего покрепче.

Но никто из всех встретившихся ему по дороге не видел отряда наемников с девушкой, и это Эдвина немного беспокоило. Хотя, рассуждал он, это ведь не единственный путь на север, и те солдаты вполне могли воспользоваться какой-нибудь лесной тропкой, чтобы избежать встреч с королевской стражей. Ведь никаких следов войны в этих местах уже не было, так что появление вооруженных чужаков наверняка вызвало бы вопросы.

Если предположить, что Эдвин двигался в правильном направлении, то он отставал от них почти на неделю, но много это или мало, юноша решить не мог. С одной стороны, он шел очень скорым шагом, а добрую половину пути вообще проехал на чужих телегах. Тот отряд, никому не попался на глаза; следовательно, он шел лесной дорогой, и значит, не мог передвигаться так же быстро, как по тракту. Но, с другой стороны, нельзя было даже предположить, сильно ли торопятся схватившие Гвендилену и, главное – в любой момент они могли свернуть куда-нибудь в сторону.

Эдвин направлялся к Гвервилу – крупному замку или, вернее, городу в графстве Морган. Там, судя по рассказам, сходились многие торговые пути с запада и востока – с самого моря Арит, а дальше на север вели несколько дорог на выбор, в том числе и в столицу королевства, Лонхенбург. Много дорог, много людей – и это хорошо, решил Эдвин. Там, как он надеялся, удастся узнать хоть что-нибудь.

Его раздумья прервал шум за соседним столом. Эдвин поднял глаза.

Он сидел в общей зале довольно замызганного постоялого двора. Двор располагался на окраине маленькой деревеньки из дюжины бедняцких домов, и, судя по всему, существовал только благодаря Северному тракту. Назывался трактир соответствующе – «Северная звезда», но ничего под стать столь пышному наименованию Эдвин там не заметил. Потемневшие от времени, заляпанные столы стояли на утоптанном земляном полу, четыре или пять окон, затянутые бычьими пузырями, даже в солнечный день пропускали совсем немного света, и дрожали огоньки сальных свечей, приляпанных к каждому из столов, едва-едва рассеивая полумрак.

Основной свет исходил от огромного очага, устроенного в углу залы, прямо на полу. Глиняная кирпичная кладка, потрескавшаяся от огня, огораживала очаг, а сверху над ним висел колпак. Толку от колпака, однако, было немного: хотя снаружи стояла безветренная погода, бГільшая часть дыма стелилась по потолку. Две девушки – дочери хозяина, решил Эдвин – морщась от жара поворачивали насаженную на вертел половинку свиной туши, а взъерошенный мальчишка из прислуги сидел рядом на корточках и держал железный противень, стараясь, чтобы не пропала ни единая капля жира.

Сам хозяин, рослый, плотного сложения мужчина, стоял за прилавком, зорко поглядывая по сторонам. Рядом с ним к стене были прислонены дубинки разных размеров – явно не лишние, судя по разношерстной изрядно подвыпившей компании, что располагалась за столами – несколько крестьян, охотники с луками, тот самый одноногий солдат и еще пара-другая человек, чей род занятий Эдвин затруднился бы определить.

– Врет щенок! – решительно заявил один из них, худощавый мужчина в темном плаще. – Не может такого быть, чтобы орденцы без суда самоуправство творили…

– Не вру я! – взвизгнул мальчишка с противнем. – Своими глазами видел! Как вошли в деревню, давай резать народ направо и налево! Я сам еле утек…

– Ага, утек, – насмешливо произнес охотник, – вся деревня, значит, как один, полегла, и только ты утек. В невидимку, что ль, обратился?

– А Лутдаха-то, между прочим, правда нет, – вставил крестьянин, – люди рассказывает, всех порешили. У меня сестрица там жила.

– Истинно, истинно, нету, – кивнул другой, – шурин мой в Ардланне служит, проезжал там не далее как три дня. Всех уж волки да воронье пожрали, ни живой души нет. Даже кому похоронить не нашлось.

– Да, может, так оно и есть, – заявил худощавый, – но только воинов-монахов в этом винить – гнилое дело. Наверняка то гладды были или горцы, а у этого щенка от страха глаза в разные стороны развело…

– Да уж отличу я горца от солдата, – фыркнул мальчишка, – всю жизнь там прожил. Лутдах, он в предгорьях стоит, и ни разу я что-то горцев в кольчугах не видал.

Вокруг захохотали.

– Ой, всю жизнь…

– Много, наверное, на своем веку-то…

– Да уж достаточно, – огрызнулся мальчишка. – А потом там другие появились, через тайный ход в деревню прошли, да девку рыжую у тех умыкнули…

Эдвин вздрогнул.

Вокруг захохотали еще сильнее.

– Правильно, чего ж не умыкнуть… у Вопрошающих-то баб полно. А боги делиться велят…

– Тайный ход, надо же… Лутдах, известное дело – большой замок…

– Сказок наслушался… а глорхов, или там теней не заметил ли?

– Хватит языком чесать! – возвысил голос хозяин. – Гесим, жир слей! Хоть каплю прольешь, отправлю тебя обратно, в твою часовню…

Мальчишка шмыгнул носом, что-то пробормотав.

Эдвин сидел, прикусив губу. Солдаты, Вопрощающие и с ними рыжеволосая женщина. Может, в тот день в Хаврене тоже были солдаты Ордена? Тогда он услышал только звон доспехов, а когда забрался по склону и глянул вверх, глаза слепило солнце.

Эдвин сидел еще долго и поднялся из-за стола уже далеко за полночь, когда все постояльцы разбрелись на отдых. В «Северной звезде» имелось всего три комнаты, и все были заполнены до отказа. Переночевать на двухъярусных кроватях с пыльными тюфяками стоило четверть грохена. У юноши имелось целых две медных монеты, честно заработанных в дороге, но он уже придумал им другое назначение.

Эдвин помог убрать со столов и чисто подмел земляной пол, за что трактирщик милостиво разрешил воспользоваться для ночлега охапкой сена в сарае. Хозяйские дочки – обе примерно его возраста – с удовольствием ему помогали, вертясь под ногами и наперебой соревнуясь в кокетливых ужимках; одна из них, помладше, с волнистыми светло-русыми волосами и ямочками на щеках, хихикая, попросила Эдвина помочь ей вымыть полы в комнате наверху. Спальня у сестер была общая, но, похоже, ни ту, ни другую это особо не смущало. Старшая же, под предлогом того, что в зале очень жарко, так глубоко распустила шнуровку своего платья, что Эдвин боялся смотреть в ее сторону. «Ох, ударилась больно», – наконец с жалобной гримаской сообщила она, в качестве доказательства обнажив округлую коленку без всякого следа синяка.

Он даже толком не запомнил, как их зовут – голову занимали совсем другие мысли. После окончания уборки, к великому разочарованию обеих девиц, Эдвин решительно заявил, что очень устал, и завтра ему рано вставать.

Тот мальчишка, Гесим, тоже ночевал в сарае, как и двое крестьян. Он гневно пробурчал что-то, когда Эдвин принялся тормошить его.

– Что, – недовольно спросил он, протирая глаза, – тоже надо мной поржать охота?

Эдвин нетерпеливо потряс головой.

– Вот, – сказал он, сунув в ладонь Гесима медный грохен, – один сейчас, один – потом.

Мальчишка только изумленно приподнял брови, но расспрашивать ни о чем не стал. Эдвин за руку вытащил его из сарая, стараясь не разбудить спящих.

По словам Гесима, сбежав из Лутдаха, он прятался в лесочке, когда невесть откуда появились солдаты. Гесим рассказал им про подземный ход, ведущий в часовню, а потом несколько из них поползли внутрь. Вернулись примерно через час, таща с собой какую-то рыжеволосую девушку. Рассмотреть ее толком Гесим не смог – было слишком темно, только волосы при свете факела и углядел, а звали ее…

– Вроде как Гвен, – сообщил он, немного подумав, – так ее назвал один мужик с колокольчиками в усах.

Гесиму те солдаты дали поесть – он почти сутки прятался в лесу без маковой росинки во рту – а затем отпустили на все четыре стороны.

– Они вроде не местные, – закончил мальчишка, – почти все светловолосые и с хвостами из затылков, на северян похожи. Больше ничего сказать не могу, разве что у их старшего здоровенная такая бляха на груди. Медведь там на задних лапах, с дубиной.

Гесим зевнул.

– Монету давай, – буркнул он, глянув на Эдвина исподлобья, – спать охота.

У Эдвина аж руки тряслись от возбуждения. Гвендилена. Он нашел ее. Она жива и, кажется, здорова. Завтра он отправится в Лутдах, а там, возможно, сумеет найти какие-нибудь следы. Но и то уж хорошо, что Гесим разглядел бляху. На бляхе герб их господина, иного и быть не может, решил Эдвин, а это уже кое-что. Даже не кое-что, а очень много.

Мысли вертелись в голове, как рой назойливых мух, и только под утро Эдвина сморил тяжелый сон.

* * *

Селение Лутдах, судя по словам Гесима, находилось не дальше, чем в пятнадцати милях к востоку от «Северной звезды».

– Через пару сотен шагов будет развилка, – объяснил он Эдвину, – смотри, не пропусти. Там камень лежит, большой, весь во мху. Не дорога, а так, тропинка. Если хорошую дорогу хочешь, то надо обратно на юг до Килхурна топать целую лигу, а там будет поворот налево. Но так намного дальше. Тропа по лесу петляет, но не заблудишься. Главное, держи направление на ту гору. – Он указал на едва видневшуюся в утренней дымке над океаном деревьев высокую скалу с вершиной, словно расколотой надвое. – Потом на большой луг выйдешь, а там мимо Лутдаха не промахнешься. Давай, удачи. Выпей за меня, как подружку свою найдешь.

С этими словами Гесим, на ходу почесывая шевелюру, скрылся в дверях постоялого двора. Из-за угла немедленно выглянула девичья головка с длинными пшеничными волосами. Младшая дочь трактирщика (Теа, вспомнил Эдвин) стояла, покусывая губу.

– А не найдешь, – сказала она тихо, – за мной возвращайся. Вот, возьми.

Девушка протянула небольшую котомку и вдруг, быстро привстав на цыпочках, поцеловала его в щеку. От нее пахло земляникой.

– Отчего не захотел меня вчера? – жарко зашептала она, прижавшись к нему всем телом. – Не пожалел бы… я уж тебя не брошу, как та…

Дверь скрипнула.

– Теа, где ты? – раздался изнутри голос хозяина.

Отпрянув, она стремительно убежала.

Эдвин только покачал головой, удаляясь от гостиницы. Бог их поймет, этих женщин. То насмешливы и холодны, как лед, а то липнут, как растаявшая на солнце смола.

Замшелый камень, о котором говорил Гесим, он нашел сразу; если бы не эта примета, может, и не заметил бы саму тропу. Едва притоптанная дорожка резко уходила в сторону и, петляя меж валунов, заползала в лесную чащу. Взглянув на всякий случай на двупалую вершину, Эдвин решительно свернул на восток.

Та гора была первой в череде пиков, самые дальние из которых каменным забором стояли на горизонте. Нолтлэндские горы тянулись отсюда до самого моря Арит, настолько высокие, что некоторые вершины, покрытые шапками снега, терялись в облаках. И где-то среди них стоял Гленкиддирах – древнее сердце королевства Корнваллис, в минуты гнева выплевывавший в небо столбы огня. Там находилось обиталище Эогабала, Отца Всего Сущего, и матери Боанн, а в кипящих лавой недрах, глубоко под землей, исходил ядовитой злобой Вил – ужасное чудовище, последний из оставшихся в живых первых исбри, низвергнутый в кроваво-черную пучину после Великой Битвы.

Гленкиддирах считался неприступным. Но не потому, что его склоны были круты и бесплодны, а потому, что Вил, по твердому убеждению крестьян, забирал к себе всякого, кто осмеливался без спроса ступить на священную землю.

Как-то в Сидмонском монастыре Эдвин решился спросить об этом у ризничего Эльфина. Тот, неопределенно пожав плечами, сказал:

– Обычный вулкан, мой мальчик. В южной части Корнваллиса такой один, но, говорят, их много на севере, и люди там пропадают, скорее всего, не из-за темных сил, а по вине горцев. Тамошний народ не любит пришлых, и строго охраняет свою независимость.

Эдвин, однако, не вполне верил монаху. В течение всей дороги юноша о многом расспрашивал местных жителей, и теперь думал, что если бы дело заключалось только в горных племенах, это вряд ли остановило бы королевскую армию или еще более многочисленных солдат Ордена Вопрошающих – ведь Черные горы находились всего-то в нескольких днях пути от Лонхенбурга.

«Так отчего же, – спрашивал он самого себя, – эти люди, уверяющие всех кругом, что никогда не существовало других богов, кроме Аира и его братьев, не сметут непокорных горцев с лица земли? Если это обычные горы и просто вулкан?» Сам ответить на этот вопрос он не мог, а крестьяне в деревнях вдоль Северного тракта не особенно охотно вступали в разговоры на эту тему. Понятно, почему, решил Эдвин, вспоминая давние события в Талейне. Не зря же рассказывали, что в королевских землях даже жгут людей за приверженность старой вере, и уж кто-кто, а Эдвин вполне доверял рассказу Гесима о том, что жители Лутдаха могли пострадать от рук Ордена.

Слава богам, Гленкиддирах далеко, а Лутдах, по всей видимости, одна из последних деревень так глубоко в Нолтлэндских горах.

Даже деревья шумят здесь как-то по-другому, думал Эдвин, кляня сам себя за излишнюю мнительность.

Едва заметная тропка вела его все глубже в лес, петляя между корявыми дубами и грабами; заросли крушины, орешника и боярышника были настолько густы, что Эдвин иногда терял дорогу из вида. Его окружал девственный лес – совсем не такой, какой он ожидал бы увидеть всего в трех-четырех милях от самой оживленной дороги королевства. Несколько раз Эдвин замечал свежие кабаньи или лисьи следы, а из густой зелени деревьев доносились неумолчные крики соек вперемежку с трескотней клестов и дроздов.

В середине дня Эдвин остановился на привал, удобно устроившись на поваленном дереве. Или Гесим ошибся относительно расстояния до Лутдаха, или лесная тропинка слишком петляла, огибая гигантские валуны и редкие болотца, но пока он не видел даже намека на то, что этот лес когда-нибудь кончится.

В котомке, которую ему вручила Теа, оказались бекон, кусок пирога с голубиными яйцами и небольшая кожаная флага с вином. Эдвин помянул девушку добрым словом: наверное, она обратила бы на себя его внимание, если бы не изумрудные глаза Гвендилены, подумалось ему. Теа была чуть пониже ее ростом, не такая хрупкая на вид, и с чертами лица попроще, однако ж тоже очень хороша – с копной светлых волос, пушистыми ресницами, белозубой улыбкой и ямочками на щеках.

Тут Эдвин припомнил еще одну девушку. Или не девушку – ту непонятную крушинку, о которой рассказывала ему старая Керадина. И вздрогнул, внезапно осознав, что именно в этом лесу кажется ему странным. И вчера, и сегодня поутру погода стояла жаркая и абсолютно безветренная, а здесь – Эдвин медленно огляделся вокруг – деревья шептали и шелестели, качая ветвями от дуновений несуществующего ветерка.

Торопливо покидав остатки еды в котомку, он ринулся дальше по тропинке. Солнечный диск давно уже покинул вершину небосклона, и Эдвину даже не хотелось думать о том, что за вещи могут твориться в этом лесу ночью. Он бежал, перепрыгивая через поваленные стволы, продираясь через кусты, производя не меньше шума, чем раненый олень, и облегченно вздохнул, заметив прогал между деревьями.

Лес кончился неожиданно. Широкая тропа шла вдоль его кромки, теряясь на юге в холмах, а на севере за небольшим пригорком, всего в полумиле, Эдвин заметил верхушку какого-то строения – наверное, та самая часовня, подумал он.

Пытаясь отдышаться, юноша опустился на большой камень. Так и есть: здесь не было ни ветерка. Разнотравье, высушенное жарким летним солнцем, желтоватым ковром покрывало весь луг; под ногами шелестели маленькие ящерки. А лесная чаща, стеной стоявшая по ту сторону тропы в нескольких десятках шагов, шевелилась и перекатывалась зелеными волнами.

– Уф, – с облегчением выдохнул Эдвин, поднявшись с камня. И тут же повалился на землю, ощутив на своей шее веревочную петлю. Краем глаза он успел заметить силуэты двух человек, поднимающихся из высокой травы. Изловчившись, Эдвин выдернул из-за пояса кинжал, с размаху перерезал веревку и вскочил на ноги, держа клинок перед собой.

Те двое крадучись обходили его с обеих сторон. В руках они сжимали короткие копья, а один из них, тот, что справа, вдобавок неспешно раскручивал аркан.

Не гладды, мелькнула мысль.

На этих красовались дурно выделанные волчьи шкуры и шаровары из грубой холстины, а на головах, несмотря на жару, были надеты меховые шапки с длинными хвостами.

Эдвин сделал шаг назад, прикидывая, сумеет ли он добежать до леса.

– Шох! – вдруг выкрикнул горец с арканом, и из-за деревьев возникла еще одна фигура. Эдвин мысленно ругнулся: надо было живей бежать.

Юноша медленно снял с плеча свою котомку.

– У меня ничего нет, только это, – сказал он.

Горец с арканом ухмыльнулся, показав гнилые зубы. И резко метнул веревку. Эдвин отпрыгнул вбок и тут же – вперед, к ближайшему из противников, одновременно швырнув в него котомку. Тот ринулся навстречу, ударив копьем в сторону – сумка попала прямо в голову. Эдвин всем телом бросился ему под ноги, одновременно полоснув кинжалом по животу. Горец упал, согнувшись пополам.

Эдвин стремительно, как ему показалось, вскочил – и потерял сознание.

* * *

Он очнулся внутри какой-то хижины, и его тут же вырвало. Голова жутко болела, а щеку стянуло коркой крови.

– Проклятье… – выдохнул Эдвин, отплевываясь. Руки у него за спиной были привязаны к столбу.

– Очнулся, парень? – раздался голос откуда-то сзади.

Эдвин с трудом повернул голову, глянув через плечо. В хижине на земляном полу сидело еще три человека. Женщина спала, привалившись к стене, а мужчины, связанные спина к спине, смотрели на него.

Снаружи уже темнело; тусклый свет пробивался через многочисленные щели в плетеных плохо замазанных глиной стенах.

– Привет, – буркнул Эдвин. – Кто вы?

– Это Кейле, из Гвервила. А я – Диан. Я видел тебя недавно в Бадарне. Ты старому Лодану свинарник чистил.

Эдвин кивнул.

– А те? – Он мотнул головой в сторону закрытой двери, чуть скривившись от боли. Внутри все бухало.

Диан пожал плечами.

– Ты не заметил, что ли? Каменные Волки. Горцы.

– Зачем нас связали? Что делать будут?

– С тобой – не знаю. – Мужчина невесело усмехнулся. – Ты ж, вроде, порезал одного из них? А нас, скорее всего, продадут.

– Как – продадут? Кому? И откуда здесь горцы? Далеко ж отсюда, вроде, до ихних мест?

– Ты ничего о горцах не знаешь, что ли, парень? Сам-то откуда?

– Из Талейна. Эдвин меня зовут.

Мужчины непонимающе пожали плечами.

– Это во владениях его милости Беркли, – пояснил Эдвин.

– А-а, зна-аю, – сказал Кейле. Он сильно заикался. – Эт-то на юге, в Средин-ных горах…

Диан кивнул.

– Далековато тебя занесло. А горцы – да, сидят обычно у себя в Нолтлэнде, и носу не кажут. У них там селения целые, говорят, со стенами и башнями. Но Каменные Волки – они кочевники, грабители. В деревнях мародерствуют, людей угоняют и даже, вроде, у своих приворовывают. Нас, скорее всего, Морскому Народу продадут, на галеры. Ее, – Диан указал взглядом на спящую женщину, – тоже, в рабыни кому-нибудь. А вот с тобой – даже не знаю. Как бы ни пришлось тебе за пролитую кровь ответить. Хорошо, если он еще не помер. С чего это ты вздумал ножом махать?

– Даже не знаю. Думал, порежу одного, а потом сбегу.

Диан фыркнул.

– Дурень. Они всегда так: как деревню какую возьмут, своих по округе рассылают. Разведчиками, чтобы в случае чего сигнал подать. Если одного горца увидишь, будь уверен – рядышком еще человек пять-шесть крутятся. В одиночку на них – гиблое дело.

– А что вы здесь делали?

– Здесь!? Ничего. Меня вообще на тракте взяли, милях в двадцати отсюда. Кейле – тоже. Про бабу не знаю, она уже у них была, когда нас повязали. А на Лутдах, я так понимаю, Волки случайно наткнулись, они обычно такие большие деревни стороной обходят. А тут – ни души, и скарб весь целый, грех не поживиться. Сам-то ты как сюда попал?

Эдвин на мгновение замешкался.

– Там война, на юге, – помолчав, сказал он, – родители погибли. А в Лутдахе у меня дядя жил.

– Там во-ойна, – пробормотал Кейле, – а тут – нет. От судьбы н-не уб-бежишь…

В хижине воцарилось молчание. Снаружи тем временем стемнело совершенно, и только через щели угадывались всполохи костра где-то неподалеку.

– А убежать не пробовали? – тихо спросил Эдвин. – Вот сейчас, например. Веревки, вроде, не толстые. Ночи хватит, чтобы перетереть…

– Ночи? Не смеши, парень, – тотчас откликнулся Диан. – Нас прямо сейчас в горы и погонят.

– По темноте!?

– Да горцам на эту темноту начхать. Они обычно наоборот днем отсиживаются – их здесь всего-то человек двадцать, – а по ночам бегут. И бегут, кстати, как настоящие волки, без устали. Мы с Кейле во время вчерашней гонки думали, что вообще концы отдадим. Загнали они нас, что лошадей…

– А женщина как же?..

– Они на плечах ее несли, когда она уж совсем с ног валилась. Ругались жутко, да ихний старший не хочет ее бросать. Бедняга… они ее все по очереди…

Диан внезапно замолчал. Снаружи послышался шум, и дверь распахнулась от удара ногой.

В проеме показались две темные фигуры. Ни слова не говоря, один из горцев отвязал сначала Кейле с Дианом, потом, что-то пробормотав, Эдвина. Тот не успел даже размять кисти – пленникам немедленно снова связали руки, только на этот раз спереди.

– Пошел! – гаркнул здоровенный горец. У него это прозвучало примерно как «пхол!».

На деревенской площади возле костра толпились Каменные Волки. Все, как на подбор, в куртках мехом наружу и шапках с хвостами; помимо дротиков, они были вооружены длинными тесаками с зазубринами по режущей кромке. Еще у нескольких Эдвин заметил короткие луки.

Было их, однако, не около двадцати, как говорил Диан, а всего человек десять. Похоже, Волки о чем-то ожесточенно спорили, и замолчали, лишь когда один из них, с длинным рубцом через все лицо, поднял руку, указав на Эдвина.

– Не здесь, – хрипло сказал он, – мать Бекума должна решать.

Горцы вновь загалдели. Говорили они на обычном корнваллисском языке, но словно гавкая и сильно пришепетывая. Эдвин с трудом понимал, что они говорят – до того их речь напоминала собачий лай.

Диан легонько толкнул Эдвина локтем.

– Похоже, – прошептал он, – твой-то окочурился. Ругаются, то ли здесь тебя кончить, то ли к какой-то Бекуме тащить…

– Шох! – гаркнул горец с рубцом. Старший, подумал Эдвин.

Все замолчали. Затем, ни слова не говоря, ринулись в темноту, ускоряя шаг. Двое несли носилки, на которых лежало тело человека. Эдвина ткнули в спину древком копья.

Глава 11

Его светлость Нитгард Тэлфрин

Лошадей они гнали так, словно их преследовал сам Вил. С Северного тракта Модрон свернул сразу же, как представилась такая возможность. После Гвервила тракт расползся десятками дорог и дорожек, и сотник вполне здраво рассудил, что если за ними вышлют погоню, лучше будет избегать оживленных мест, где каждый сможет заметить довольно большой отряд. По той же причине Модрон разделил солдат на несколько мелких групп, по два-три человека, отправив их в разные стороны с наказом встретиться в условленном месте – уже к северу от реки Тэлейт.

Киан не умер, но рана оказалась все же настолько серьезна, что Модрон распорядился оставить его в Гвервиле, в одном из постоялых дворов, щедро приплатив хозяину с наказом вызвать лекаря.

Таким образом Гвендилена оказалась верхом, в компании с Хуго, братом Киана, Арном и самим Модроном.

– Живей, живей, – подгонял сотник, время от времени нахлестывая ее лошадь. Гвендилена стискивала зубы и старалась не отставать. С непривычки она жутко натерла себе ягодицы и чуть не в кровь ободрала ладони поводьями. У нее даже не нашлось ни сил, ни времени, чтобы подумать над тем, что случилось в Лутдахе.

Кроме этих слов, до самого вечера она больше ничего от Модрона не услышала, хотя нередко ловила на себе его напряженные взгляды.

В маленькой деревеньке, располагавшейся на берегу Тэлейт, обнаружился паром – большой плот, на котором они переправились через реку, но только после того, как к серебряной монете Модрон присовокупил еще парочку угроз: паромщики, отец и сын, никак не хотели браться за работу, предлагая дождаться утра. А на другой стороне Модрон распорядился отобрать у них весла.

– Ничего, – буркнул он в ответ на причитания и ругань в свой адрес, – другие найдете. А до утра здесь посидите, не околеете.

На привал они остановились уже ближе к полуночи, в небольшом лесочке в миле от дороги. Костер разжигать не стали: в сумках нашлись несколько кусков копченой свинины и фляги с вином.

– Так, девочка, рассказывай, – хмуро произнес сотник после того, как со скудной трапезой было покончено.

В ответ Гвендилена шмыгнула носом. Она ждала этого вопроса.

– Я не знаю, – только и сказала она, – они перепутали меня с кем-то…

– Перепутали, значит, – фыркнул Хуго, – да так, что устроили засаду не каким-нибудь голодранцам, а ливрейной свите самого графа Тэлфрина… вот не верю почему-то. Кто ты такая?

– Я – Гвендилена, – пробормотала она, – из Брислена. Я ведь рассказывала уже.

– Вы ж видели, – возвысил голос Арн, – она сама не меньше нас удивилась…