Богами не рождаются Устименко Татьяна
Расстроенный послушник попробовал подольститься:
— Неужели два таких храбрых воина не пропустят во дворец одного слабого мальчишку? Я ведь тоже в детстве мечтал в гвардию поступить, да вот… — тут Антонио завистливо шмыгнул носом, — не взяли!
— А почему не взяли — слабаком оказался? — с чувством огромного превосходства снисходительно осведомился Педро.
— Ясно дело, слабак! — согласно поддержал напарника Санчо. — Да он даже честь отдавать не умеет!
— А как это — честь отдать? — простодушно вопросил совершенно не искушенный в подобных вещах Антонио.
— Как, как… — совсем зашелся в хохоте Санчо. — Сходи к веселым девочкам — они тебя научат!
Послушник немедленно покраснел как помидор:
— Греха на вас нет, да простит меня святая Ника! Мы же выдерживаем целибат!
— Цел… чего? — грубо подмигнул Педро.
К счастью, по причине собственной наивности Антонио не смог понять намека. Зато сей двусмысленный разговор не ускользнул от бдительного уха лейтенанта де Ретая, проводившего полуденный обход караулов.
— Это что еще такое? — грозно рявкнул командир герцогских кирасир. — Вас тут для чего поставили? Почему задержали кардинальского посланца?
Кирасиры немедленно вытянулись по стойке «смирно». Глядя на них, Антонио тоже невольно приосанился, стараясь придать своей высокой худощавой фигуре более представительный вид.
— Был дан приказ никого не пропускать к его светлости! — четко отрапортовал Педро.
Де Ретай воззрился на нерасторопного подчиненного:
— Идиот! Просителей не пускать, ибо виконт занят важными государственными делами, а срочные депеши — доставлять немедленно. Пусть проходит!
Антонио нерешительно замялся на пороге, страшась вступить в герцогский дворец, в котором до нынешнего дня ему еще ни разу не довелось бывать.
— Да пошел уже ты внутрь, посол! — напутственно подтолкнула его рука в железной перчатке. — Подвел ты нас, парень, под монастырь!
Антонио птичкой перепорхнул через порог, пропахал носом метров десять по красной ковровой дорожке, поднял всклокоченную голову и замер в немом восхищении. Прямо перед ним переливался всеми цветами радуги огромный витраж, украшающий окно лестничной площадки. Разноцветное стекло изображало саму Рыжую Нику, с задумчивым видом сидевшую на скамеечке в парке. Портрет святой разительно отличался от стандартной, с детства привычной трактовки, практикуемой во всех религиозных картинах. Впервые в жизни юноша видел Нику не в образе уверенной в себе победительницы, несущей людям избавление от неминуемой гибели, а в виде обычной земной девушки. И хоть и была святая все в том же странном мужском облачении, которое ей одной и прощалось только, но лицо ее, свободное от обычной ироничной улыбки, хранило явственную печать тоски и легкой меланхолии.
— Чудо! — трепетно шепнул Антонио, не в силах отвести глаз от чудесной картины.
Лучи палящего солнца, проникающие сквозь витраж, удивительным образом оживляли нежные черты вдохновенного девичьего лица, придавая им пугающую реальность. Еще ярче сияли ее волнистые рыжие волосы, еще прекраснее казались изумрудно-зеленые глаза под тонкими бровями вразлет… Над изображением святой красовались строки одной из молитв, создание которой приписывалось самой Нике:
- И, влившись вновь в круговорот,
- Смерть оттолкнув движеньем рук,
- Мы будем жить из года в год,
- Бессмертия замкнувши круг.[5]
Антонио громко прочел хорошо знакомое четверостишие.
— Молодец, служка, старательно читаешь! — прозвучал насмешливый голос у него за плечом.
Послушник испуганно ощутил, как в его сутулую спину, точно между лопаток, уперлось что-то острое и тонкое.
— Это случайно не рапира? — жалобно хныкнул Антонио.
— Она самая! — любезно констатировал незнакомец. — А ну-ка, благочестивый отрок, сбацай мне всю молитву целиком!
И такая непререкаемая властность присутствовала в этом холодном голосе, что Антонио не посмел ослушаться. Он прикрыл веки, вспоминая давным-давно вызубренный наизусть священный текст, и начал старательно декламировать нараспев, наслаждаясь проникновенными мыслями, содержащимися в молитве:
- Я вижу ясно — сквозь века,
- А может, и вразрез веков,
- Течет бессмертия река
- Под крик «Агой!» и стук подков.
- Верблюдов длинный караван
- И резвых лошадей табун
- Идет-бредет через бархан
- Или змеится среди дюн.
- Я слышу четко, как ветра
- Дробят на годы жизни ход,
- Играют пологом шатра,
- Потоки переходят вброд.
- И песней о любви звучит
- Напев ветров со всех сторон.
- Душа в ответ не промолчит,
- Рождая крик, и плач, и стон.
- Я чую сердцем — ритм судьбы
- Вибрирует внутри меня,
- Звук заглушив пустой мольбы,
- Сменяя ночь на отблеск дня.
- Я понимаю: мы — песок
- Струящийся, года храня,
- Но нас скрепляет жизни сок
- В едином ритме бытия.
- Нас смелют смерти жернова,
- И веки смежим мы в раю,
- Но прорастет из нас трава
- В сухой степи в родном краю.
- И, влившись вновь в круговорот,
- Смерть оттолкнув движеньем рук,
- Мы будем жить из года в год,
- Бессмертия замкнувши круг.
— Замечательно! — снисходительно похвалил властный голос. — Хоть чему-то полезному тебя смогли в монастыре научить!
— Молитвы Ники — всегда полезны! — убежденно ответил Антонио. — В них скрыт высший, потаенный смысл, не доступный разуму простых людей.
— Это какой еще смысл? — ехидно полюбопытствовал насмешник.
— Ника вернется, спасет всех нас и подарит бессмертие! — заученно выпалил послушник.
— Чего?
Острие рапиры, больно упирающееся в спину Антонио, исчезло. Незнакомец обошел вокруг послушника и, протянув руку, покровительственно поднял его голову за подбородок, испытующе вглядываясь в серые глаза юноши. Антонио испуганно мигнул, ибо незнакомец оказался не кем иным, как его светлостью виконтом Алехандро.
Конечно, все в городе хорошо знали наследника престола, но счастье видеть его так близко выпадало немногим. В присутствии виконта Антонио, и сам не жалующийся на недостаток роста, сразу ощутил себя маленьким и слабым насекомым, ничего особенного собой не представляющим. Алехандро внушал восхищение, а простолюдинам и экзальтированным дворянским дочкам на выданье — даже благоговение… Очень высокий, широкоплечий, смуглый, длинные черные волосы красивой волной падают на воротник простой льняной рубашки. Внимательные карие глаза необычного шоколадного оттенка, с неподдельным любопытством наблюдающие за кардинальским посланцем, решительный очерк губ под тонкими усиками и неожиданно мягкая, пикантная ямочка на уверенно выступающем вперед подбородке.
— Балбес! — печально констатировал Алехандро, морщась от телячье-осоловелого взгляда монастырского послушника. — Фанатики несчастные! Какое спасет, какое бессмертие? Стихи красивы сами по себе и ценны как литературное наследие, художественное достояние нашего народа. Ясно?
Антонио отрицательно помотал головой, немного кружившейся от страха и верноподданнического упоения.
— Балбес! — со вкусом повторил виконт. — На земле и так осталось слишком мало чего-либо по настоящему прекрасного, а проза и стихи смогли пережить время и катаклизмы, причем ничуть не потускнели, не утратили своей исходной свежести и силы.
Антонио недоуменно пожал плечами, тщетно пытаясь постигнуть смысл услышанного.
Виконт рассмеялся, выпустил подбородок юноши и насмешливо махнул рукой:
— А впрочем, черт с тобой! Хотя нет, надо бы говорить — пошел-ка ты к Верховному Навигатору, — а мы все продолжаем верить в древних чертей. Вот странно — сколько на земле религий сменилось, но в каждой из них черти остаются неизменными: обновляются лишь боги! А не пора ли пересмотреть морально устаревший пантеон? Верховный Навигатор… Да рядом с ним все черти — всего лишь неловкие дилетанты…
Несчастный Антонио то бледнел, то краснел, вынужденно выслушивая столь крамольные речи из уст самого виконта. Его светлость вновь усмехнулся и сменил тему:
— Ладно, забудь. Пошли со мной. С чем, кстати, ты там ко мне прибыл? Постой… — Виконт бесцеремонно ощупал худые плечи послушника. — А знаешь, ты в общем-то ничего… Силач. Грудь впалая — зато спина колесом. Вполне подойдешь!
— Для чего? — растерянно вздрогнул юноша.
Но Алехандро упрямо тащил Антонио следом за собой по запутанным пересечениям дворцовых коридоров. Поначалу юноша еще пытался как-нибудь запомнить дорогу, но вскоре совершенно заплутал в обилии дверей, шикарных портьер и вычурных статуй, большая часть из которых опять же изображала ее — рыжую святую. Послушник испуганно семенил, пытаясь приноровиться к размашистому, упругому шагу виконта. Проклятые сандалии опять слетели с ног и держались только на хилых веревочках, обмотанных вокруг щиколоток. В какой-то момент одна из завязок порвалась… Антонио растерялся… наследник остановился.
— Пришли! — к вящему облегчению послушника, громко объявил виконт.
Антонио поднял взгляд и робко осмотрелся…
Оказалось, он попал в огромное помещение с полукруглыми окнами, щедро пропускающими беспощадный полуденный жар. Стены сплошь завешаны всевозможным оружием. У Антонио даже колени подогнулись от страха: неужели его светлость привел назойливого посыльного в камеру пыток?
— Эй, парень, ты чего? — Алехандро заботливо вгляделся в побледневшее лицо монастырского посланца и даже встряхнул того за сутулые плечи.
Вновь очутившись в мощных руках наследника престола, Антонио жалобно пискнул:
— Мой господин, не погубите жалкого слугу своего! Аз есмь грешен!
Алехандро хмыкнул, явно забавляясь испугом послушника:
— Да ты, по-моему, вообще не мужчина, а одуванчик божий. Где ж ты, сердешный, нагрешить-то успел?
— Яблоки у нашего садовника воровал! — со смятением в голосе обреченно признался не на шутку запаниковавший Антонио.
— Я-а-а-аблоки, — нахмурившись, издевательски протянул виконт. — Яблоки — это, братец, серьезно! Яблоки я и сам люблю, ибо вкусные они, зараза, особенно краденые. Такому тяжкому греху только позавидовать можно. Придется искупать!
— Как искупать? — окончательно сник грешник.
— А вот так…
Наследник стащил с манекена, стоявшего в углу комнаты, тяжеленный металлический нагрудник и умело напялил сию воинскую амуницию на покорно подчиняющегося ему послушника. Полюбовался его запаренным видом, вновь насмешливо хмыкнул и сунул в вялую ладонь Антонио огромную боевую рапиру.
— Я сразу хотел тебя в спарринг-партнеры завербовать, — признался виконт. — Больше-то ведь некого. Тем более, раз уж ты оказался таким закоренелым грешником, то, как говорится, сама Рыжая велела! — И виконт многозначительно ткнул своей рапирой в самую середину нагрудника до смерти перетрухнувшего юноши.
Антонио не к месту вспомнил разговоры про честь, зачем-то заведенные стражниками, струсил окончательно и шумно бухнулся на колени.
— Не погубите смиренного раба своего, ваша милость! — истошно заголосил грешник. — Его преосвященство Кардинал на каждой проповеди твердит, что мужчина-партнер — это очень плохо, это страшный грех! За это гореть мне в пламени огненной колесницы святой Ники!
— Тьфу на тебя, извращенец! — в сердцах выругался виконт, бросая рапиру на пол. — Вот дурень-то, простите меня семь ангелов! И надо же такое выдумать. Да чтобы я — с тобой… тьфу, мерзость какая! — И Алехандро с отвращением оглядел тощую шею послушника, покрытую первой юношеской щетиной, еще не познавшей бритвы цирюльника.
Антонио пристыженно молчал.
— Отбил всю охоту приемы отрабатывать! — Виконт плюхнулся в кресло и наполнил два бокала из стоявшего на столике кувшина. — А мне, скорее всего, опять придется на празднике не раз и не два заезжих хвастунов на дуэль вызывать… Однако обломалась тренировка… Ты пей, — придвинул он один бокал к потному Антонио.
— Нам нельзя, — затряс вихрастой головой послушник, — нам вино пить по уставу не положено.
Алехандро улыбнулся в усы. Ему очень понравился этот чистосердечный мальчишка. Впрочем, плохого, надо думать, Кардинал к нему бы и не послал.
— Вода это. — Виконт вновь настойчиво подтолкнул угощение поближе к Антонио. — Чистая, из скважины. Да ты не бойся — другого не держим.
Не дожидаясь повторного приглашения, забегавшийся Антонио с наслаждением, до дна, выдул немаленькую емкость.
— Садись, — указал виконт на пуфик. — Рассказывай — что в монастыре затеяли? С чем тебя Кардинал прислал?
Посланник опасливо угнездился на хрупкой, обтянутой дорогим шелком мебели. Попутно подивился причуде сильных мира сего, придумавших сей бесполезный предмет: ведь не стул, не лавка — а так, недоразумение сплошное. Не откинешься, ног не вытянешь, того и гляди, на полу окажешься. Алехандро насмешливо наблюдал за робкой возней послушника.
— Ну? — требовательно выгнул он черную бровь.
Антонио еще раз предусмотрительно огляделся, не обнаружил ничего подозрительного, придвинулся поближе к его светлости и торопливо зашептал:
— Именно в день грядущего празднования святого восшествия на небо полностью истекает срок, указанный в летописи!
— В этот день она и должна вернуться? — уточнил виконт.
— Да, да! — интенсивно закивал послушник, выкатив от усердия серые глаза. — Точно так, ваша милость!
— И монастырский астролог уверен, что там… — Алехандро не глядя указал пальцем куда-то вверх (угодил точнехонько в аляповатую потолочную фреску с семью ангелами), — там находится не какая-нибудь дрянь, а действительно прилетевший обратно звездолет?
— Вы правы, ваша милость! Это не знамение, как судачат невежественные люди, а именно звездолет.
— М-да! — задумался виконт. — Согласно всем законам подлости, Ника высадится в самый разгар праздника. И что в итоге получится — богоявление? Паника?
— Чудо! — благоговейно подсказал послушник.
— Да ну тебя на фиг, фанатик хренов! — как от назойливой мухи, небрежно отмахнулся виконт, вскакивая на ноги. — Люди, понимаешь, дурень, люди, а вовсе не боги, выполнили свою тяжелую работу и возвращаются домой. А дома… М-да… — Алехандро выразительно покрутил пальцем у виска. — Дома их встретят разруха и дурдом! Знаешь, мне ее жалко даже, девочку эту — Нику. Она-то думает, что просто рапорт сдаст, перед начальством отчитается и примется отдыхать по полной программе — с конфетами, танцами, нарядами и прочей женской дребеденью. А вместо этого ее тут ждут, будто манну небесную, и готовятся свалить на хрупкие девичьи плечи проблему планетарного уровня. И как она все это разгребать станет, а?
— Но она же — святая! — однообразно напомнил послушник.
Наследник неприлично заржал и хлопнулся обратно в кресло:
— Клянусь, если она сможет сделать хоть что-то существенное для умирающей планеты или нашего многострадального народа, — тогда и я поверю в то, что Ника — святая, и скажу — чудо! — саркастически пообещал он. — А чего хочет от меня Кардинал?
— Не могу знать — не моего ума это дело, — смиренно признался Антонио. — Но его высокопреосвященство доверил мне письмо для вашей светлости, скрепленное личной печатью, и велел передать вам…
— Ну так давай! — протянул руку виконт. — Чего тянешь? Может, хотя бы оно что-то прояснит…
Глава 5
Алехандро сломал сургучную печать и принялся читать письмо, периодически задумчиво хмыкая, то есть мысленно соглашаясь или не соглашаясь с Кардиналом:
«Сын мой! — официально писал пастырь. — Заклинаю тебя, помоги. — Ясное дело: а кого же еще заклинать, если не титулованного воспитанника? — На острове Сатар, этом рассаднике зла и интриг, наблюдается необычное оживление. Полагаю, оно вызвано не чем иным, как очередными происками проклятого Верховного Навигатора. Думаю (тут Алехандро полностью согласился с Кардиналом), Орден не меньше нашего (больше, ваше высокопреосвященство, намного больше) ожидает прибытия Ники. Могу только догадываться (вот именно, ведь вы, учитель, никогда не были на острове лично), что с помощью Ники Навигатор собирается укрепить свою власть…»
Дочитав до этого места, Алехандро хмыкнул еще громче: «Не власть он укрепить хочет. Отнюдь. Смотаться он собирается из этого радиоактивного гадюшника. Вот так-то!»
«…Поэтому заклинаю тебя, мой возлюбленный духовный сын и воспитанник, собрать отряд преданных короне кирасир под руководством опытного лейтенанта де Ретая и защитить Нику от возможного посягательства Ордена, поелику сие возможно с учетом наших скромных сил».
В конце письма красовалась витиеватая подпись с шикарным росчерком: «Волей святой Ники — его высокопреосвященство Кардинал, отец и пастырь герцогств Федрина и Багардия».
— Передай Кардиналу — я все сделаю, — приказал виконт, сворачивая прочитанный свиток. — Только вот не знаю: поможет ли это? Одно из двух: либо Орден имеет в запасе достаточно ресурсов, позволяющих захватить звездолет, либо Ника держит в кармане козырь, способный заметно поуменьшить аппетиты Верховного Навигатора. Впрочем, это уже… — Он требовательно посмотрел на Антонио.
— …Не моего ума дело! — послушно закончил сметливый послушник.
— Верно, — удовлетворенно кивнул наследник. — Беги давай обратно к Кардиналу, а я посижу, подумаю на досуге, покумекаю о нашем дальнейшем житье-бытье. И еще, — крикнул он в спину удаляющемуся Антонио, — зайди к нашему управляющему, передай, что я велел выдать тебе приличную обувь!
— Черт, не нравится мне все это! — мрачно изрекла я, разглядывая картинку на внешнем экране.
— Что — все? — рассеянно спросила Крися, продолжая усиленно напихивать медицинскую сумку громадным количеством каких-то тюбиков и баночек.
— ВСЕ! — многозначительно обобщила я. — Мои предчувствия, наши выводы, оперативная информация, поступающая с мониторов и датчиков, — все не нравится… Крись, у тебя сейчас сумка лопнет.
— Не лопнет. — Подруга отложила распухшую торбочку и выжидательно уставилась на меня донельзя довольнющими синими глазищами. — Нужно быть готовой ко всему.
— Вот именно, — покладисто согласилась я. — Поэтому корабль останется на орбите, а мы выведем из ангара наш единственный уцелевший десантный бот, ибо два других утопли в огненном болоте на Нимфее-6, да совершим на нем тихую посадку без лишней помпы и шумихи.
— И окажется, что «предчувствия ее не обманули», — хорошо поставленным шаляпинским басом пропел Феникс, неслышно вошедший в отсек.
— Типун тебе на язык! — тут же пожелала я в ответ, услышав такое дурное пророчество.
— Типун — это чирей? Где чирей? — испуганно вскинулась биологиня.
Феникс согнулся пополам от бурного хохота:
— Крись, ты хоть иногда о работе не думаешь?
Подруга задумчиво подергала ремешок вместительной сумки, перегруженной медикаментами:
— Да, во сне! Потому что во сне она мне снится…
— Так, ребята, хорош прикалываться! — В дверях отсека появились два новых элемента, а именно — голова нашего штурмана Змея, увенчанная пижонистой, залихватски заломленной набекрень бейсболкой с объективной надписью «I am bad», — и его мускулистая рука, размахнувшись, запустившая в нас грязной тряпкой, отвратительно воняющей какой-то машинной смазкой. — Я там, понимаешь, пуп себе срываю, пашу один, как проклятый, бот к посадке готовлю, а они тут байки травят. Закурить у кого-нибудь найдется?
— Курить — вредно для здоровья! — наставительно изрекла Крися, непедагогично складывая для штурмана красивую фигуру из трех пальцев. — Вот тебе, а не сигареты!
— Изверги, садисты, сатрапы! — нервно взвыл Змей. — Я — бессмертный! Зачем мне о здоровье беспокоиться? Мужик упахался, понимаешь, антидепрессанта просит…
— Так не того просить тогда надо, — пошловато складывая губы бантиком, глубокомысленно намекнул Феникс, — после двух-то сотен лет воздержания в криокамере!
— Ниче, будут вам антидепрессанты скоро, — ехидно утешила я, специально подстраиваясь под простецкий тон Змея. — Вот высадимся на Землю — а там, понимаешь, фронт работ по восстановлению генофонда, целина непаханая!
— Ты это серьезно, кэп? — шокированно вылупились на меня мальчишки. — А если там одни уродливые мутантки остались?
Крися сдавленно хихикнула.
— Так я вам об этом и говорю, — с серьезным видом продолжила я, незаметно подмигивая Кристине. — Генофонд восстанавливать…
Змей и Феникс обменялись выразительными гримасами. Очевидно, обоих навигаторов одновременно посетила одна и та же страшная мысль, потому что парни дружно скривились и синхронно прикрыли ладошками свое самое ценное достояние — штурманские значки.
— Нет, нам по уставу не положено с бабами шашни заводить! — торопливой скороговоркой выдал Змей, задом пятясь к дверям. — Лучше уж укуриться вусмерть, чем с мутантами того-с… размножаться! — Он судорожно сглотнул.
— Пойдем, — потянула его за рукав по-прежнему хихикающая Крися, — я тебе каких-нибудь витаминов дам. Для стимуляции потенции…
— А-а-а, так теперь ЭТО у вас витаминами называется? — завистливо поддел Феникс. — А как же ожидающие нас на Земле мутантки? Брому ему, брому!
Девушка с порога показала юмористу маленький, но весьма крепкий кулачок.
— «Он сказал — поехали, он взмахнул рукой…» — героически напевал Дракон, плавно переводя рукоять ручного управления в рабочее положение, но все равно тряхнуло нас ощутимо.
— Водила криворукий, предупреждать надо! — возмутился Айм откуда-то из глубины салона. — Весь коньяк из-за тебя на штаны пролил!
— А ты не пей на работе — и не на работе тоже не пей! — наставительно крикнул Дракон из рубки.
— Услышал-таки! — угрюмо пробурчал себе под нос упитанный аналитик и сварливо огрызнулся уже вслух: — А может, меня укачивает и мне коньяк доктор прописал!
— Знаешь, меня что-то тоже. — Феникс протянул руку к знаменитой серебряной фляжке Айма, но тот шустро спрятал раритетную посудину к себе за пазуху:
— Отвали, Финик. Штурмовикам лучше не пить. А то кто тогда станет защищать от всевозможных земных напастей нас, то есть последние выжившие великие умы человечества?
— Это ты, что ли, выживший великий ум? — недоверчиво прищурился штурмовик. — А может, выживший из ума? Да ты же настолько быстро ассимилируешь в компанию местных мутантов, что никто этого даже и не заметит.
Айм обиженно засопел.
— Отставить разборки и выпивку! — строго приказала я. — Еще не хватало пьяными высадиться — вот это вообще картина маслом будет! А фляжку мне отдайте.
— Так ты ведь весь коньяк сама выпьешь, — подчеркнуто комично заканючил Феникс.
Аналитик виртуозно просвистел первые такты марша «Прощание славянки» и трагическим жестом застегнул куртку, намекая: отныне он серьезен и трезв как стеклышко, — попутно воровато прикрывая локтем извлеченную из кармана фляжку…
— Вам всем давно известно, что коньяк я не пью. — Я бесцеремонно выдернула плоский сосуд из цепких пальцев Айма.
— Ну вот — ни себе ни людям! Нет в жизни счастья, — философски пожалобился он, скорбно вздыхая. — Рыжая, ну чего ты такая злая-то?
— Известно: она же «дедушку лопатой» того-с… — ехидно подначил Феникс.
Я только замахнулась, собираясь шлепнуть по губам нашего неуемного шутника, как подошедшая сзади Крися успела вовремя перехватить мою карающую капитанскую длань.
— Ребята, ну зачем вы Нику достаете? — Она укоризненно повела синими глазищами в сторону балагуров. — Не понимаете, что ли, — она волнуется!
— Все волнуются, — чуть слышно прошептала робкая Нея, тихой мышкой прикорнувшая в углу и, согласно инструкции, единственная из всех пристегнутая ремнями безопасности.
— Да, — ничуть не смутилась Крися, — но отчитываться, отвечать за все — Нике!
— Рыжая, мать твою! — вдруг дико заорали на два голоса Дракон и Змей, находившиеся у штурвалов в рубке. — Срочно дуй сюда со всех своих длинных ног!
Но побежали в рубку конечно же все. Да так и замерли перед огромным панорамным штурманским иллюминатором. Опытные пилоты ориентировались на сигналы маячка вспомогательной базы, идущие с острова Сардиния. И теперь нашим глазам предстало захватывающее зрелище: богатый приморский город, широко раскинувшийся вдоль берега Средиземного моря. Десятки гордых парусников около пристани. Высоченная каменная стена, а за ней — стройные башни дворцов и позолоченные шпили других зданий. Яркие флаги, украшающие башни, полощутся на ветру. Сотни крохотных точек-людей, спешащих к воротам. Гордо гарцующие всадники, повозки, запряженные быками. А на самом острове — серебристо-серая, зловещего вида цитадель, напоминающая иглу, устремленную в небо.
— Народу-то сколько! — восхитилась Дина. — И заметьте, все движутся по направлению к городу. Может, у них там какой-нибудь праздник сегодня намечается?
— Уж не нас ли они ждут? — задумчиво почесал в затылке Айм.
— Вполне здравая гипотеза. — Я не сомневалась, что так оно и есть. — Мы прибыли в точно назначенный срок, из графика не выбились ни на день. Так что очень может быть, что все это торжественное мероприятие ради нас и затеяно…
— Да вы только приглядитесь повнимательнее, — неожиданно вылезла к самому окну Нея. — Замок, парусники, лошади! У них там что — сказочное королевство? Или это бал-маскарад?
— Да какой маскарад, — презрительно хмыкнул Феникс. — Скажешь тоже. Отсталые они. Средневековье у них. Понимаешь, Сред-не-ве-ковь-е!
— Ой, мать моя женщина! — панически схватился за голову Змей. — Вот такого я точно не ожидал! Как же люди могли скатиться до подобного уровня?
— Скажи спасибо, что не каменный век, — справедливо упрекнула Крися.
— Охренели вы все, что ли? — возмущенно завопил потерявший терпение Дракон. — Или ослепли? Вы на ворота-то хоть гляньте!
Мы глянули.
— Чего-чего? — потрясенно пробормотал Айм, вытаскивая из кармана очки и водружая их на нос.
Феникс громко присвистнул, Змей тер глаза, Нея без остановки визжала на одной нудной ноте, а Крися срочно искала валидол в своей необъятной сумке…
У главных городских ворот возвышалась статуя: большущая… нет, просто гигантская. Метров двадцать от земли до макушки — никак не меньше. В виде женской фигуры с обнаженным мечом в одной руке. Второй ладонью воительница покровительственно прикрывала вход в город, как будто защищала деревянные створки от любых непрошеных гостей. Прилегающий брючный костюм, спокойное, странно знакомое лицо. Волнистые волосы ниже плеч, выкрашенные в яркий цвет, ослепительно сияющие в лучах солнца. Кудри медно-рыжего оттенка…
— Что же это деется-то, а? — с неровным придыханием, предобморочно простонала я. — Это я, что ли, да-а-а?
— Ты, ты самая, радость наша! — почти злорадно ответил Дракон. — И кажется, в роли как минимум местной народной героини.
— Может, типа Жанны д’Арк? — предположила Дина.
— Ой, не надо Рыжую в Орлеанские девы, — категорично запротестовала Крися. — Жанну ведь сожгли.
— А помните тот прикольный анекдот про Рыжую, что на последнем курсе по школе ходил? — хохотнул Феникс. — Ну, в котором ее еще памятником называют? Кажись, накаркали!
— Не-э-эт, — мысленно анализировал ситуацию Айм, продолжая внимательно разглядывать статую, — они Нику жечь не собираются. Видите, у подножия статуи цветы и что-то вроде таблички с текстом. А ну-ка дайте увеличение на мониторе…
Дракон послушно пощелкал кнопками. Изображение заметно придвинулось, стало более отчетливым и контрастным. Айм прищурился и с чувством прочитал:
- Сказал Господь тебе и мне:
- «Погибнет человечий род,
- Вы — словно бабочки в огне.
- Не перейти геенны вброд.
- Но вам не зря душа дана —
- Лишь в ней спасенье бренных тел,
- Бессмертный дух познать до дна —
- Последних выживших удел!»
— М-да, чертовски символично! Если мне не изменяет память, — Крися первой прервала затянувшуюся паузу и отважилась на комментарий, — это, кажется, строчки из тех стихов, которые ты писала на третьем курсе?
Я подавленно кивнула.
— Интересная ситуация у нас складывается, — хмыкнул Айм. — Нике цветы подносят, статуи воздвигают, слова ее цитируют…
— Они что, молятся на нее, что ли? — недоуменно предположил Феникс.
— Именно! Она для них — богиня! — Айм победно улыбнулся. — И ждут они ее возвращения — точнее, пришествия — как манны небесной, как явления Христа народу!
Все потрясенно молчали, ошарашенно таращась на злополучную статую.
— Пропустите! — тихонько попросила Крися. — Не хочется прерывать вашу коллективную медитацию, но мне нужно пройти к Рыжей и дать ей понюхать нашатыря. Похоже, она в обмороке…
Алехандро проснулся от переливчатого звона колоколов. Это послушники монастыря Святой Ники с натугой раскачивали тяжелый язык большого благовестника, чей солидный бас дополнялся более тонкими голосками полиелейных подзвонников, созывая благочестивых прихожан на утреннюю службу. Только на сей раз церковная служба обещала стать особенно долгой и пышной — ведь день сегодня незаурядный, даже знаменательный: очередная годовщина восшествия на небо святой Ники. Народу соберется тьма — и, как обычно, все пойдет своим чередом: сначала торжественная служба в храме для избранных дворян герцогства и приглашенных гостей, а потом — публичная проповедь для простолюдинов на главной дворцовой площади. И уже после этого, ближе к вечеру — всеобщее гуляние с танцами, представлениями и пиршеством до утра.
Вспомнив миновавший вечер, виконт поморщился, словно от острой зубной боли. Вчера во дворец прибыл Гастон Толстый, правитель соседней Багардии, вместе с сыном Альфонсом и дочкой Сюзеттой. Наследник с балкона все это безобразие наблюдал, укрывшись за гардиной. Слышал, как матушка щебетала у кареты высокородных гостей: ах, до чего же, мол, Алехандро вырос и возмужал, давно уже ему жениться пора, а какой муж отличный из него получится — все дамы Сюзетте завидовать станут! В первое мгновение виконт даже не смог понять: кто это матушке отвечает таким утробным басом — уж не сам ли герцог Гастон? А потом увидел своими глазами и понял… Когда три пажа с трудом выгрузили из кареты что-то низенькое, круглое, укутанное в шелка и кружева… Алехандро от растерянности приоткрыл рот и так щелкнул зубами, что прикусил себе язык. За год, прошедший с их прошлой встречи, Сюзетта растолстела вдвое против прежнего. Моргая маленькими поросячьими глазками, девушка плотоядно оглядела фасад замка, не пропустив ни одного балкона, ни одного распахнутого окна. И где это там любезный женишок прячется? Алехандро плотнее завернулся в пыльную бархатную ткань, с содроганием отмечая и красные, безобразные руки своей невесты, покрытые валиками отвисшего жира, и необъятное, вяло колыхающееся декольте. А чего стоили ее пять обрюзгших подбородков, в которых совершенно потерялось бесценное бриллиантовое колье!
Ах, такие чудные камни совершенно потрясающе смотрелись бы не на этаких телесах, а на округлой, лебединой шее, плавно переходящей в широкие, гордые плечи. Прозрачные, похожие на льдинки алмазы могли бы ослепительно контрастировать с миндалевидными зелеными глазами, яркими алыми губами и нежной кожей, чуть тронутой лучами инопланетного светила. С тех пор как Алехандро увидел голографическое изображение Ники, он так уже и не сумел выбросить из головы мечтаний об этой удивительной девушке. Такой задорной, такой прекрасной, такой юной — возрастом в целую тысячу лет! Виконт тряхнул головой, отгоняя пленительный образ, целиком завладевший всеми его помыслами, а потом дернул витой шнурок в изголовье кровати, призывая слугу.
— Срочно пригласите ко мне лейтенанта де Ретая!
До прихода верного друга у Алехандро нашлась малая толика времени, которую он счел возможной посвятить собственному туалету. Нет, этим утром никаких кружев и вышитых камзолов, на которых так настаивала Герцогиня! И плевать ему на неблагоприятное впечатление, произведенное на Сюзетту Багардскую. Во-первых, он — мужчина, а не разряженная кукла. А во-вторых, он готов навозом измазаться и в соломе изваляться — лишь бы невеста передумала и отступилась. Сегодня слишком важный день, опасно важный, а потому абсолютно не подходящий для разгуливания в белой парче. Сегодня впору не кружева, а латы надевать. Содрогаясь от пугающей мысли, что Рыжая может угодить в лапы не знающего жалости Верховного Навигатора, Алехандро к тому же еще и вооружился до зубов.
В двери учтиво постучали.
— Заходи! — крикнул виконт, туже затягивая пояс, скрывающий набор миниатюрных метательных ножей.
— Доброе утро, это я! — Гай плотно прикрыл дубовую створку изнутри и запер ее на замок. — Мои ребята готовы и ждут условного сигнала.
— Хорошо! — Алехандро подошел к зеркалу, пригладил усы, расчесал волосы и остался чрезвычайно доволен своим безупречно корректным внешним видом. Может, и не очень-то нарядно получилось, но зато удобно и практично: черный кожаный колет, черные штаны, высокие ботфорты. Простая полотняная рубашка. Любимая рапира, пара кинжалов, ножи. Вокруг гибкой талии обмотана отличная веревка из конского волоса, толщиной не более мизинца. Так, на всякий случай.
— Ее светлость Герцогиня придет в крайнее негодование от твоего мрачного наряда! — тактично намекнул де Ретай.
— А и пусть ее! — хищно оскалил белые зубы Алехандро. — Сам-то ты одет точно так же.
— Я на службе.
— Отличный каламбур, — криво усмехнулся виконт. — И кто это сказал, что якобы у военных неизбежно атрофируется чувство юмора? Сегодня служба будет что надо — даже ангелы спустятся к нам с небес!
Лейтенант прикрыл губы перчаткой, скрывая ехидную улыбку:
— Твое желание танцевать со святой Никой уже облетело весь город, только, боюсь, Верховный Навигатор мечтает оставить первый танец за собой!
— А народ что говорит?
— А чего простолюдины скажут? Молятся, ждут, верят в тебя и надеются на чудо.
— Чудо! — саркастично хмыкнул Алехандро. — А ведь на редкость прилипчивое словечко оказалось — запало мне в память с подачи одного непутевого кардинальского воспитанника. Вот если мы с тобой исхитримся и расстроим планы Ордена, то это точно можно будет записывать в категорию чудес… Не надеюсь я почему-то на собственные возможности высших сил…
— А мы им подмогнем. — Де Ретай выразительно положил руку на рукоять рапиры. — Как твоя милость и приказал, я рассредоточил своих кирасир вокруг площади, взяв ее в кольцо. Часть солдат, переодетых в штатское, смешается с толпой паломников. Ты только нам знак четкий подай, когда нужно станет, и мы такое «чудо» Ордену устроим — мало не покажется…
— А Ника? — тревожно спросил Алехандро.
— А что — Ника? — искренне удивился лейтенант.
— Ну, вдруг она чего-то не поймет, испугается или, не разобравшись, сразу встанет на сторону Верховного Навигатора?
Де Ретай ненадолго задумался:
— Будем надеяться, что Рыжую осенит божественное провидение и она все правильно воспримет!
— Тьфу на тебя, фаталист! — раздраженно дернул плечом виконт и демонстративно сплюнул на паркет. — И ты туда же! Как же вы все меня достали со своим тупым фанатизмом! Да никакая она не святая, понятно? Не святая! Это просто мы привыкли считать ее высшим существом, а на самом деле — она такая же, как все мы, обычная земная девушка.
Лейтенант недоверчиво покосился на наследника.
— Так-то оно, может, и так, — упрямо бормотнул он, — да только сдается мне, не по плечу обычной девчонке этакие дела — ну, там вечная жизнь и полеты абы куда на абы чем! Думается мне, она и сама нам еще немало чудес показать сумеет!
— Твои бы слова да Нике в уши… Ой, да что же это я говорю-то! — сорвался Алехандро. — Совсем вы меня своими суевериями заморочили. Все, хватит глупых разговоров — нам уже идти пора…
— Разговоры — они сами по себе, — продолжал убежденно ворчать себе под нос де Ретай, шагая следом за виконтом, — а Ника — отдельно, потому как не бывает у простофиль таких глаз, как у нашей святой на каждой статуе! Бойца-то — его по глазам завсегда видно…
Окончательно выведенный из терпения, Алехандро зашипел, словно рассерженный кот, и де Ретай наконец-то умолк, продолжая строптиво хмурить брови, ибо сей упертый вояка и не намеревался когда-либо усомниться в собственной правоте…
Сбежать с праздничной службы виконту не удалось. Вот и пришлось ему долгих два часа терпеть нудную тягомотину да переминаться с ноги на ногу возле батюшкиного кресла. Батюшке-то что? Принял на грудь пару бутылок вина и мирно прохрапел всю торжественную церемонию, а значит, оказался не в состоянии исполнить обязанности главы государства, и посему отдуваться за Герцога опять предстояло наследнику престола. Ворочать неподъемный том святого Писания, поклоны перед статуей святой Ники бить, задыхаясь от чада сжигаемых благовоний, и молитвам подпевать с самым благочестивым видом. Принимать от его высокопреосвященства Кардинала символические ключи от Небесных врат. А куда теперь денешься, если Кардинал украдкой, из-под полы парчовой мантии, кулак воспитаннику показывает! Мол, терпи, твоя светлость, работа у тебя такая. Попутно нагоняй от матушки получил, ибо оделся неподобающим празднику образом. Мужественно, ни разу не скосившись, игнорировал беглый огонь глазками, который усиленно вел по его венценосной особе целый батальон прелестных придворных фрейлин во главе с белокурой Маулвиной де Бри. А ведь трудно виконту пришлось, ой как трудно! Ибо молоденькие свистушки заявились в храм одетые, а еще вернее — раздетые, кто во что горазд! В полупрозрачные шелковые платья с умопомрачительными декольте и обольстительными вырезами от плеч до копчика. Почти все перекрашенные в благородный рыжий цвет. Выводок кардинальских послушников, долговязых мальчишек пятнадцати — семнадцати лет, чуть паралич не разбил от такого соблазнительного зрелища. А самому виконту пришлось поплотнее в плащ закутаться, дабы ничем не выдать своей бунтующей мужской натуры. Сюзетта надулась, как индюк, веером прикрылась и так и полыхала завистью к бесстыжим чаровницам — видать, вынашивала кровожадные планы сразу же после своей свадьбы с наследником всех фрейлин выпороть для острастки, обрить налысо и молчком спровадить в самый дальний монастырь для кающихся грешниц. Алехандро спрятал в усы злорадную усмешку:
«Нет, дорогая моя Сюзетта, я скорее Антонио поцелую, чем тебя, я сбегу с труппой бродячих комедиантов или в наемные бретеры подамся, но на тебе никогда не женюсь… Я лучше съем возле храма свой дворянский патент, в котором делается запись о заключении брака… Я лучше…» — Забывшийся виконт ощутил увесистый пинок. Это его бдительность Кардинал, пастырь недремлющий, все знающий и все понимающий, правильно расшифровал выражение лица своего нерадивого воспитанника и своевременно вернул того к скорбным делам житейским. Алехандро удрученно вздохнул и мстительно покосился в сторону будущей супруги. А нареченная невеста тоже в долгу не осталась и, невзирая на то что сидела на пять кресел дальше, каким-то хищным, звериным чутьем уловила взгляд виконта и ответила умильной жабьей улыбкой. Неприкрыто собственнической. Алехандро мысленно застонал, возвел глаза к потолку храма и в сотый раз взмолился святой Нике, упрашивая избавить его от ненавистной невесты.
И вот когда наследник уже готовился свалиться на пол из-за нестерпимых судорог в затекших от долгого стояния ногах, Кардинал величественно повернулся к выходу и взмахнул рукой. Двери храма медленно растворились… Под аккомпанемент ангельского пения хора несовершеннолетних мальчиков, славившихся на весь город чрезвычайной распущенностью, процессия из священников и дворян торжественно двинулась на улицу, широкой волной плавно стекая со ступенек святилища. Толпы народа, ожидающего выхода Кардинала, благоговейно опустились на колени. Впереди всех неторопливо выступали четыре дюжих монаха, несших носилки со статуей великой святой, щедро изукрашенной живыми цветами. Волосы мраморного божества ярко рдели пронзительно-рыжим цветом. И неспроста! Полночи благонравные монастырские послушники спешно разводили драгоценную хну, купленную у капитана «Черной катраны», причем стоившую его преосвященству целого состояния, и старательно приводили в должный вид порядком выцветшую голову мраморной Ники.
Статую бережно установили на специальный постамент, возведенный в центре площади. Высшее духовенство, герцогская семья, гости и дворяне скученно и излишне суетливо рассаживались на ступенчатых, криво и косо сколоченных из досок трибунах. Кардинал вышел к подножию статуи, поднял руки и заговорил, обращаясь к враз притихшей площади, полной людей:
— Возлюбленные братья и сестры! Сегодня, в день девятьсот шестнадцатой годовщины восшествия на небо святой Ники и ее богоподобных ангелов, мы снова с надеждой и смирением вспоминаем строки священного Писания…
— Смотрите! — Чей-то тонкий фальцет вдруг кощунственно прервал праздничную проповедь. — Смотрите на небо!
Все присутствующие дружно вскинули головы. На небе творилось что-то невероятное. От огромного серебряного диска, уже много дней висевшего над городом, отделился странный цилиндрический предмет, который начал быстро двигаться по направлению к площади, явно намереваясь приземлиться рядом со статуей святой Ники.
Читать бесплатно другие книги:
