Дарий Поротников Виктор
Дарий же ободряюще похлопал его по плечу.
Толпы пеших мидян с криками устремились к персидскому стану, но путь им преградили персидские щитоносцы и лучники.
Мидяне и персы сошлись с треском ломающихся копий, с грохотом сталкивающихся щитов. Крики атакующих поглотил все нарастающий шум битвы. Яростное буйство заостренного металла в руках сражающихся людей звучало как грозная мелодия боя, разливающаяся над равниной и над ближними холмами. Скопище воинов было подобно людскому муравейнику.
Дарию с его возвышения было видно, что мидяне все больше теснят персов, сталкивая их в реку. Вниз по течению поплыли бездыханные тела. Мидяне напирали, выставив вперед копья. Персы храбро отбивались мечами и топорами, метали дротики. И вот уже мидяне и персы бились друг с другом по пояс в воде.
Сражение перекинулось на другой берег реки.
Кое-где персы уже побежали к своему стану, не в силах превозмочь неудержимый напор врага. Им вдогонку летели мидийские стрелы.
Там, где сражалась конница, тоже наметился перелом. Персидские конники отрядами и в одиночку постепенно откатывались обратно к реке. Но многие из персов еще продолжали сражаться, сдерживая натиск мидийской конницы.
Дарий увидел знамя Интаферна в самой гуще мидян, его кармании были полностью окружены врагами, но не думали отступать. На подмогу к Интаферну пробивались паретакены на своих огромных каурых конях. Средь блеска звенящих клинков и островерхих шлемов было видно, как метался из стороны в сторону личный штандарт Тахмаспады – бронзовый круг на древке с расходящимися внутри него солнечными лучами.
Неподалеку от паретаков сражались с мидянами киссии, во главе которых стоял Мегабиз. Знамя Мегабиза с распростертыми соколиными крыльями гордо реяло над взбаламученным морем поднятых мечей и копий, медных и бронзовых шлемов, военных значков и вздыбленных лошадей.
Аспатин тронул Дария за локоть:
– Государь, к тебе с сообщением Гидарн.
Дарий раздраженно обернулся:
– С каких это пор сатрапы приносят сообщения сами? Где он?
Аспатин посторонился.
И Дарий увидел внизу, у подошвы холма, Гидарна.
Судя по изорванному плащу и помятому панцирю, Гидарн успел побывать в самом пекле битвы и вынес оттуда самые безрадостные впечатления. Это было видно по его лицу, покрытому потом.
Дарий проворно сбежал вниз с вершины холма и обратился к склонившемуся в поклоне Гидарну:
– Что за вести у тебя, Гидарн? Наверняка невеселые, а?
– Государь, мой отряд рассеян, – выпрямившись, ответил Гидарн. – Кадусии бежали, бросив меня. Я с трудом пробился сквозь полчища врагов и ушел всего с тридцатью воинами.
– Не ушел, а трусливо бежал, – поправил Дарий.
Гидарн оскорбленно вскинул голову.
– Я расстрелял все свои стрелы. Мое копье сломалось. Оставшись со щитом и акинаком, я ранил пятерых мидян, напавших на меня, а двоих убил. Мои воины подтвердят это. – Гидарн кивнул через плечо на своих уцелевших телохранителей, стоявших невдалеке подле уставших взмыленных лошадей. Многие из них были ранены, но тем не менее все они еще крепко держались на ногах.
– Дарий, – хриплым голосом продолжил Гидарн, – сегодня черный для персов день, ведь жертвы были неблагоприятны, согласись… Никаким мужеством нам не сломить божественное предопределение. Самое лучшее – это вовремя отступить.
– Отступить – значит признать свое поражение, – холодно произнес Дарий. – Я не отступлю перед Фравартишем!
– Волею богов победителем сегодня суждено быть Фравартишу, – вызывающе возразил Гидарн.
– Что ты смыслишь в божественных помыслах? – презрительно проговорил Дарий и вдруг схватил Гидарна за бороду. – Я вот велю сейчас принести тебя в жертву Вэрэтрагне, напою крылатого бога войны твоей кровью досыта и вырву победу у Фравартиша. Эй, Аспатин! – царь оглянулся. – Позови-ка сюда палача и жрецов-толкователей. Сейчас мы поглядим, какая у Гидарна печень.
Гидарн побледнел и торопливо залепетал:
– О владыка! Позволь мне вернуться к воинам… Я готов своею храбростью загладить свою дерзость пред тобою.
– Но у тебя же всего тридцать воинов, Гидарн, – с язвительной насмешкою сказал Дарий. – А против тебя будут полчища врагов! К тому же у тебя нет ни копья, ни стрел.
– Копье я добуду у врагов, – промолвил Гидарн. – Умоляю, государь. Пощади!
– Так и быть, – Дарий милостиво улыбнулся и отпустил бороду Гидарна. – Со мной пойдешь. Я хочу сам убедиться в твоей храбрости, Гидарн.
Царская свита, ошеломленный Гидарн и не менее ошеломленный Аспатин с изумлением глядели, как Дарий подзывает к себе военачальника своих конных телохранителей и приказывает вынести царский штандарт.
Евнухи и вельможи, не приспособленные к военному делу, наперебой принялись уговаривать царя не рисковать своей драгоценной жизнью.
– Что такое одна проигранная битва? – молвили царедворцы, окружив Дария. – Это же пустяк по сравнению с той утратой, если – да не случится этого никогда! – царь персов вдруг погибнет от случайной стрелы или от удара копьем, нанесенного в сутолоке ближнего боя. С такой потерей не сравнится потеря всех боевых знамен, ибо персидский царь в известном смысле есть высшее знамя для всего персидского войска. Не может быть и речи, чтобы царь царей лично водил воинов в сражение. Ни в коем случае! Нет и нет!
Дарию пришлось силой расталкивать цеплявшихся за него придворных, кому-то он даже в кровь разбил лицо.
– А ты чего стоишь? Садись на коня! – рявкнул Дарий на Аспатина. И добавил, обращаясь к палачу: – Ты тоже садись верхом, друг мой. Ныне тебе придется потрудиться, клянусь Ахурами[75].
Палач и Аспатин не заставили себя долго ждать. Подле царской особы было немало взнузданных и покрытых чепраками скакунов на тот случай, если вдруг придется спасаться бегством самому властелину и всему его окружению.
Триста царских телохранителей верхом на мосластых широкогрудых гнедых лошадях, защищенных от стрел и дротиков каркасами из сухих ивовых прутьев, рысью двинулись к реке, куда уже переместился центр сражения. В голове боевой колонны покачивался царский штандарт в виде прямоугольной золотой пластины, размером чуть больше щита, укрепленной на конце шеста, выкрашенного в красный цвет. На пластине были изображены мощно раскинутые в стороны орлиные крылья и распущенный хвост, меж крыльями виднелся торс бога войны Митры в царской тиаре, державшего в руках щит и два метательных копья.
При виде царского знамени отступающие персы вмиг остановились и вновь бросились в гущу битвы.
Боевой клич царских телохранителей «Йима!.. Йима!..» перекрыл торжествующие выкрики мидян.
Перед тем как ударить на врага, Дарий послал гонца в Кундуруш с приказом к Хизату, ожидавшего в засаде, зайти в тыл мидийского войска.
Сближаясь с мидянами, царские телохранители дружно пускали стрелы. Дарий не уступал своим воинам ни в меткости, ни в умении держаться в седле, когда обе руки заняты стрельбой из лука. Сойдясь с мидянами вплотную, царские телохранители взялись за мечи и копья. И вновь Дарий был впереди всех в своем блестящем шлеме и столь же блестящем чешуйчатом панцире, от которого отскакивали вражеские стрелы. Гидарн и Аспатин старались не отставать от царя. Один прикрывал Дария слева, другой – справа. Спину царю защищал его верный палач, ловко орудующий двуручной секирой.
И случилось невероятное!
Мидяне, побеждавшие везде и всюду, вдруг испугались столь грозного соперника, многие повернули коней вспять, не выдержав натиска.
Чаша весов в этом сражении все больше склонялась на сторону персов.
Тем временем пехота мидян уже осаждала персидский лагерь – и тут в центре мидийская конница была опрокинута телохранителями Дария. В довершение всего пешие вавилонские воины ударили мидянам в спину и рассекли войско Фравартиша надвое.
Наконец наступил тот самый решающий миг, когда, не повинуясь более приказу не отступать, заразившись всеобщим смятением, мидяне обратились в повальное бегство. Измотанные долгой и трудной битвой, персы недолго преследовали бегущих воинов Фравартиша. Кто-то предпочел заняться грабежом павших врагов, кто-то стал перевязывать рану, кто-то разыскивал средь убитых своих друзей.
Дарий галопом проносился по равнине, заваленной убитыми и ранеными воинами, вглядываясь в лица пленных мидян и в лица тех, что уносились прочь, на скаку отстреливаясь из луков. Он упорно искал Фравартиша.
Внезапно среди спасающихся бегством мидийских всадников мелькнуло знакомое бородатое лицо со зло прищуренныии глазаии. Симуш!
И Дарий ринулся в погоню за братои Фравартиша.
От царя не отставали Гидарн и Аспатин.
Сопровождавшие Симуша конники один за другим рассыпались в стороны, по мере того как у них кончались стрелы.
Вскоре Симуш остался один.
Нахлестывая коня, Дарий поравнялся с нии.
Симуш повернул к Дарию искаженное бессильной яростью лицо и попытался достать его острием своего кинжала. Ни копья, ни стрел у Сииуша не было.
Дарий легко увернулся от удара.
– Где твой брат? – крикнул он.
– Фравартиша тебе не достать, он уже далеко, – ответил Сииуш и в торжествующей усиешке оскалил желтые зубы.
«Зато ты близко!» – с этой мыслью Дарий, резко сблизившись с Симушем, на всем скаку пронзил его мечои.
Симуш без стона свалился с коня на жесткую сухую траву и остался лежать неподвижно.
Конь Симуша продолжал скакать в голубую степную даль.
Спешившись подле сраженного врага, Дарий отсек мертвоиу Симушу голову и передал свой окровавленный трофей Аспатину. Тот насадил мертвую голову Симуша на острие своего копья.
К царю подъехал Гидарн, ведя за собою пойманного скакуна Симуша. По обычаю, конь являлся военной добычей того, кто убил его владельца, но жеребец был так красив, что Гидарн осмелился просить царя подарить жеребца ему.
– Бери, – сказал Дарий просиявшему Гидарну. – Ты храбро сражался, ты заслужил.
Проезжая по речной долине, покрытой телами воинов, тушами убитых лошадей, разбросанным оружием, Дарий вдруг услышал звонкий голос Арбупала, поющего песню под переливчатый звон струн пектиды. Дарий остановил коня.
Сопровождаемый целой толпой воинов, опьяневших от столь трудной победы, Арбупал медленно ехал на коне вдоль реки и пел:
- Пой, Храбрость! Пой!
- Души усопших героев
- Вечно пребудут с тобой.
- Гей, Доблесть! Гей!
- Над прахом погибших врагов
- Победную чашу полнее налей.
Глаза семнадцатая
Битва при Рахе
Победа при Кундуруше необычайно высоко вознесла Дария в глазах не только персидских военачальников, но и жрецов, и вельмож из царского окружения. Благодаря Багапату вскоре всем и каждому в царской свите стало известно, что Дарий ввязался в тяжелейшее сражение, заведомо зная о неблагоприятных жертвоприношениях. Военачальники поражались самообладанию Дария в момент опасности, удивлялись его прозорливости, которая – и это казалось чудом! – превзошла прозорливость даже бессмертных богов.
Особенно восхвалял Дария Гидарн, отчасти желая погреться в лучах его славы, поскольку он был рядом с царем в переломный момент битвы. Отчасти Гидарн таким образом выражал Дарию свою благодарность за то, что царь не отдал его в руки палача.
А Аспатин, тот и вовсе преклонялся пред Дарием. Он и представить себе не мог до этого случая, что непреклонная воля одного человека способна добиться успеха наперекор любым обстоятельствам, наперекор самим богам.
«Дарий не просто смертный человек, он отмечен судьбою, и ему заранее ведомо многое из грядущего, что не ведомо даже жрецам-предсказателям», – так думал Аспатин и так говорил он во всеуслышание.
Никто не спорил с Аспатином, ибо громкая победа при Кундуруше служила подтверждением его словам.
Несмотря на то что еще не были погребены убитые и в войске было очень много раненых, Дарий ринулся в погоню за Фравартишем. Царь узнал от пленных мятежников, в какой именно из укромных долин за горной грядой Кухруд скрывается самозванец. Узнал Дарий и о том, в каких крепостях Фравартиш хранит награбленные сокровища, где у него припасено зерно для войска, где размещены заложники, взятые у мидийских родовых вождей, как гарантия их верности.
Из всего войска Дарий отобрал самую боеспособную часть. Обоз, раненые и те, кто не могли быстро передвигаться, были оставлены в Кундуруше. Там же была оставлена почти вся царская свита, за исключением троих жрецов, евнуха Багапата, царского повара, конюха Эбара, палача и нескольких слуг, обязанных следить за сохранностью и чистотой царских одежд.
Покинув Семиречье, персидское войско вышло к большому селенью на земле мидийского племени струхатов. Близ этого селенья, на горном плато, и был разбит стан Фравартиша. Персы свалились на мидян как снег на голову. Военачальники самозванца никак не ожидали, что через каких-то пять дней войско Дария окажется здесь. Сопротивление мидян было быстро сломлено, тем более что струхаты и вовсе предпочли не сражаться. Разбитые отряды Фравартиша рассеялись по горам и ущельям, заросшим лесом. Пленные поведали Дарию, что Фравартиш с двумя сотнями всадников ушел в горную крепость Вазиканни, что находится во владениях его родного племени.
Взяв у струхатов проводника, Дарий повел войско крутыми тропами к высокогорным долинам племени будиев.
Не доходя до крепости Вазиканни, Дарий на несколько дней задержался у другой крепости, куда сбежалось население из всех ближних селений. Будии отказались покориться персидскому царю, заявив, что признают только Фравартиша, царя мидян. Не желая оставлять у себя в тылу даже кучку непокорных мятежников, Дарий бросил своих воинов на штурм крепости.
Крепость была взята. Защищавшие ее будии погибли все до единого. Женщины будиев, чтобы не сдаваться в плен, со стены бросились в пропасть, перед этим сбросив туда же своих детей.
Персы выгребли из крепости все запасы продовольствия и ушли к синеющим вдали вершинам перевала Аспамиштум.
На одном из отрогов перевала как раз и была выстроена крепость Вазиканни.
– Все сокровища Фравартиша находятся там, – говорили Дарию струхаты, еще недавно служившие самозванцу, а ныне переметнувшиеся к победоносному персидскому царю.
Лазутчики Дария, под видом торговцев и пастухов забиравшиеся в самые отдаленные уголки горной Мидии, извещали своего царя о том, что верные Фравартишу люди по городам и селеньям набирают новое войско, действуя в основном угрозами и принуждением.
Уставшее войско Дария в одном переходе от крепости Вазиканни расположилось на ночлег прямо на горном склоне, не ставя шатров и не разводя костров. Воины подкреплялись черствыми лепешками, сыром и кардамоном[76], затем укладывались спать на мягкой зеленой траве, укрывшись бурнусами. Таким же образом коротали ночь персидские военачальники и сам царь, с той лишь разницей, что у них на ужин кроме воды и хлеба с сыром было еще вяленое мясо горных баранов и сушеные фрукты.
Лежа под теплым бурнусом между Аспатином и Гидарном, Дарий долго не мог уснуть, слушая ворчанье Багапата, недовольного тем, что конюх Эбар занял его место под кустом дикого ореха. Наконец евнух угомонился сраженный усталостью.
Царь принялся разглядывать светящиеся мириады звезд, которые виднелись в ночном небе среди разрывов проплывающих темных облаков. Дарий хотел отыскать среди созвездий самую яркую звезду Мех-и-Гах[77], но заснул, так и не найдя ее.
Проснулся Дарий от того, что ему стало трудно дышать.
Откинув с головы край шерстяного бурнуса, он увидел, что весь засыпан толстым слоем пушистого белого снега. В снегу был и горный склон, кусты орешника и стройные молодые ели. Даже спины дремлющих лошадей и мулов были покрыты белым снежным пологом поверх попон.
В горах такое случается даже летом, поскольку осадки здесь непредсказуемы и за каждым хребтом царит особая погода и даже особый климат.
Увязая в снегу, персидское войско перевалило через гору. Пехота шла впереди, прокладывая путь. Далее двигались конники, ведя лошадей в поводу. В хвосте тащились раненые и слуги с вьючными животными.
Крепость Вазиканни стояла в таком неприступном месте, что подойти к ней можно было лишь с одной стороны по дороге, вьющейся серпантином вокруг могучего утеса.
Дарий приказал воздвигнуть из срубленных сосен высокую башню напротив главной крепостной башни. Чтобы осажденные не смогли запалить деревянную башню зажженными стрелами, персы укрыли свое сооружение сырыми кожами. Перебросив мостки с перилами с осадной башни на крепостную стену, воины Дария после многократных попыток ворвались в крепость.
Гарнизон сопротивлялся до конца, никто из мидян не сдался в плен.
Гидарн с торжествующим видом преподнес Дарию на серебряном подносе отрубленную голову предводителя мидян.
Однако находившийся тут же Даиферн уверенно заявил, что это голова не Фравартиша, а его брата Атурпарана.
– Атурпаран – средний брат Фравартиша, – молвил Даиферн. – Еще у Фравартиша есть сводный брат Иштубазан, но в крепости его не было.
– Получается, что Фравартиша и здесь не было, – разочарованно сказал Дарий. – Где же он? Опять улетел, как птица?
Военачальники и телохранители Дария подавленно молчали. Спросить о Фравартише было не у кого: в пылу рукопашной схватки были перебиты все защитники крепости.
– Царь, в крепости собраны не только богатства Фравартиша, здесь же находится его гарем, – подал голос Мегабиз. – Может, допросить женщин?
Дарий поручил это Даиферну. С ним как с мидийцем, жены Фравартиша могли стать более откровенны.
Даиферну удалось выяснить, что Фравартиш недолго пребывал в крепости. Из двенадцати своих жен он навестил лишь двоих. Одну из них Фравартиш взял с собой, отправляясь собирать новое войско. Куда именно отправился их повелитель, ни одна из женщин не знала.
Оставив в крепости сильный гарнизон для охраны захваченных сокровищ, а также всех больных и раненых, Дарий опять устремился на поиски Фравартиша.
Войско плутало по горам, спускалось в долины, переходило вброд стремительные горные потоки. Воины то изнывали от зноя, не зная, как укрыться от палящих солнечных лучей, то зябли в сыром тумане, поутру заполнявшем ущелья и низины. Жившие в горах мидийцы покидали свои жилища, когда к ним приближалось персидское войско. Это были все те же воинственные и непокорные будии. Несколько раз горцы обстреливали персов из луков с неприступных вершин, скатывая огромные камни по крутым склонам прямо на воинов Дарил.
Царь похудел, осунулся, стал раздражительным от постоянных недосыпаний и утомительных переходов. Он упорно искал войско Фравартиша, которое, по слухам, притаилось где-то в этих горах.
И однажды перед персами, словно ворота в глубину гор, открылась долина, где средь густых деревьев на берегу хрустально чистого озера, образовав круг, стояли разноцветные шатры. Дымились многочисленные костры. На лугу паслись табуны лошадей.
Когда разведчики сообщили Дарию, что обнаружен стан Фравартиша, царь сначала не поверил своим ушам. Затем Дарий принес благодарственные жертвы богам и велел дать сигнал к битве.
Половину войска Фравартиша составляли будии, поэтому завязавшееся сражение снова было на редкость ожесточенным.
Несколько раз конные отряды мидян и персов сходились лоб в лоб, выказывая чудеса мужества и мастерства во владении оружием. Пешие мидяне, рассеянные в схватке, собирались вновь и нападали на персов, оглашая воздух боевым кличем. Один из пеших отрядов Фравартиша, попав в окружение, сражался до последнего человека. Лишь к концу дня персы стали одолевать их благодаря своему численному перевесу.
Фравартиша окружали могучие витязи, которые мечами и копьями прокладывали дорогу сквозь персидское войско, громоздя кучами тела поверженных врагов.
Дарий в ярости хлестал плетью своих военачальников и телохранителей, требуя захватить Фравартиша живым. Но персидские храбрецы расступались перед мидийскими богатырями, грудью защищавшими своего предводителя.
Тогда Дарий сам ринулся в сечу, не оглядываясь, следуют ли за ним его телохранители. Его конь споткнулся о мертвые тела и свалился на бок. А вокруг в это время звенела клинками яростная битва, дыбились кони, падали убитые и раненые…
Солнце скрылось за перевалом, окрасив пурпуром небо над вершинами гигантских стометровых елей. И враз погасли все краски дня, сгущающийся мрак окутал все вокруг.
Битва прекратилась.
Уцелевшие мидяне карабкались по склонам гор, укрывались в лесной темной чаще. Фравартиш со своими отборными воинами вырвался из окружения и ушел на северо-запад по каменистому ложу мрачного ущелья. Лишь стук копыт гулким эхом отмечал путь его бегства меж поднимающихся уступами известняковых скал.
Интаферн изумленно вытаращил свой единственный глаз, когда Дарий объявил ему, что оставляет войско на него.
– Я иду в погоню за Фравартишем, – сказал царь.
– Повелитель, куда ты на ночь глядя? – растерянно промолвил Интаферн. – Пошли в погоню кого-нибудь из военачальников.
– Кого же? – гневно воскликнул Дарий. – Тебя? Гидарна? А может, Мегабиза? Фравартиш был у вас в руках, но вы не смогли его взять, убоявшись пораниться о мечи его телохранителей. Эх вы, горе-воители!
Не смог переубедить рассерженного Дария и Аспатин.
– Со мной пойдут Тахмаспада и Ваумиса, – продолжил Дарий. – А тебе, Интаферн, надлежит привести войско в Экбатаны, туда же перевезешь сокровища, захваченные в крепости Вазиканни. И гляди, чтоб ни один золотой кубок не пропал! Аспатин, проследишь.
Во главе самых быстроконных отрядов Дарий умчался по ущелью в ночь.
Находясь в Экбатанах, Интаферн никак не мог избавиться от мучительной тревоги, которая еще больше усилилась, когда он узнал от Гидарна, что Дарий еще во время битвы при Кундуруше готов был принести того в жертву богам, лишь бы сделать по-своему.
– Так ты из желания задобрить Дария проявил столько храбрости за последнее время? – язвительно поинтересовался у Гидарна Интаферн.
– Что мне оставалось делать, – вздохнул Гидарн. – Чувствую, что сатрапией меня Дарий уже не наградит, так хоть бы не прогонял из войска.
– Разве ты больше не сатрап Мидии? – удивился Интаферн.
– А ты разве не слышал, что Дарий собирается сделать мидийским сатрапом Даиферна? – в свою очередь, удивился Гидарн. – Дарий теперь больше доверяет мидийцам, нежели персам. В погоню за Фравартишем Дарий отправился с Ваумисой и Тахмаспадой. И тот и другой, как известно, мидийцы. Мидию царь намерен доверить Даиферну, опять-таки мидийцу. В ближних советниках у Дария ходит Аспатин, тоже наполовину мидиец, ведь мать его мидянка.
– Быстро же Дарий позабыл, кому он обязан царской тиарой, – с угрозой в голосе промолвил Интаферн, – но мы можем напомнить ему об этом.
– Кто это «мы»? – насторожился Гидарн.
– Ты и я, например, – ответил Интаферн.
– А Дарий возьмет и обезглавит нас, ведь палач ныне постоянно находится при нем, – опасливо промолвил Гидарн. – Самое печальное, что многие в окружении Дария только порадуются нашей смерти. Ты заметил, как переменился к нам Аспатин? Как задирает нос Багапат? Да и не только они.
– Я все вижу, Гидарн, – согласился Интаферн, – поэтому и затеял с тобой этот разговор. Дарий забывает о тех договоренностях относительно нас, его сообщников по убийству братьев-магов. Сегодня Дарий помыкает нами, а завтра вовсе захочет избавиться от нас.
– Меня это тоже беспокоит, – признался Гидарн. – Я даже пытался поговорить об этом с Аспатином. Иными словами, хотел воздействовать на Дария через Аспатина, ведь тот умеет угождать царю. Однако Аспатин либо не понял меня, либо не пожелал понять. Он стал какой-то скрытный и неразговорчивый.
– Со своими опасениями ты обратился не к тому человеку, – усмехнулся Интаферн. – Вот если бы ты обратился к Мегабизу, то нашел бы у него участие и понимание. Дарий не жалует Мегабиза, в отличие от Аспатина. Разумеешь?
Гидарн ничего не ответил, но по его лицу было видно, что намек Интаферна он понял.
Интаферн же продолжал, не скрывая своего недовольства:
– Если бы не Гистасп, то Дарий никогда не стал бы царем. Этот мальчишка не очень-то уважает старших! Отца он спровадил в Парфию, дабы не чувствовать над собой его опеки. В Парфии началось восстание, и Гистасп неоднократно просил сына о помощи, но вместо помощи от Дария пришел письменный указ Гистаспу подавить восстание своими силами.
Я заслужил от Дария порицание за то, что не сразу подоспел к нему с войском из Кармании, а ведь царю было хорошо известно, что отряды мятежника Вахьяздаты рыщут близ моей сатрапии. Теперь я со своими карманиями торчу здесь, в Мидии, а мои родовые земли остались без защиты. Да что я! Тебя, Гидарн, наш прозорливый царь ни во что не ставит, как, впрочем, и Мегабиза.
– Дарию по сердцу люди угодливые, вроде Аспатина и Багапата, – посетовал Гидарн, – а мы хоть и кланяемся царю до земли, но не входим в круг его ближайших советников. Видимо, Дарий чувствует наше стремление к независимости.
– Был уговор, что Дарий не станет ущемлять нас ни в чем, – сказал Интаферн, возвращаясь к старому. – Свидетелем тому был тот же Аспатин. Дарий может помыкать кем угодно, только не нами, ибо мы связаны с ним не только договором. По существу, Дарий оказался случайным участником дела, которое первоначально задумывали ты, я и Мегабиз. Разве не так?
Гидарн кивнул.
– Так почему же Дарий позволяет себе не считаться с нами? – сердито вопрошал Интаферн. – Более того, как он смеет угрожать смертью кому-то из нас? Неужели мы станем терпеливо сносить все это?
– Что мы можем сделать, Интаферн? – спросил Гидарн.
– Для начала следует напомнить Дарию, кем он был и кем стал благодаря участию в нашем деле, – Интаферн сделал ударение на слове «нашем». – Нужно потребовать от царя соблюдения договоренностей.
– Хорошо, коли Дарий нас выслушает, а если и слушать не станет? – невесело усмехнулся Гидарн. – Ведь он теперь всевластный царь царей! Волен казнить и миловать кого угодно.
– У меня такие же опасения, Гидарн, – после паузы мрачно промолвил Интаферн. – Значит, у нас остается самое верное решение… – Он вынул из ножен свой остро отточенный акинак и сделал им движение, как бы нанося удар.
– Ну, за это нас точно посадят на кол, – заметил Гидарн.
– А мы обвиним Дария в измене или, того хуже, объявим, что именно по его тайному приказу был убит Бардия, – мигом нашелся Интаферн. – Люди ведь больше всего доверяют слухам. К тому же в нашем случае почва для слухов самая благоприятная, поскольку Бардию убили мидийцы. И именно к мидийцам Дарий в последнее время благоволит.
– Кому же поручить столь опасное дело? – спросил Гидарн, невольно понизив голос.
– В таком деле лучше всего действовать самим, – ответил Интаферн.
– Нам двоим?! – в голосе Гидарна прозвучали одновременно изумление и страх.
– Думаю, Мегабиз тоже будет с нами, – сказал Интаферн.
– Все равно втроем мы ничего не сможем сделать, – замотал головой Гидарн. – Надо заручиться поддержкой хотя бы нескольких вельмож из близкого окружения Дария.
– Чем больше людей участвует в заговоре, тем больше вероятность, что заговор будет раскрыт, – возразил Интаферн. – Запомни это, Гидарн.
– Но мы даже не знаем наверняка, согласится ли Мегабиз на убийство Дария, – продолжал возражать Гидарн.
– Мегабиз согласится, – уверенно проговорил Интаферн, – ибо царем после убийства Дария станет кто-то из нас троих. Таково будет обязательное условие заговора. Вот почему нам не нужны посторонние люди.
Несколько долгих мгновений Гидарн обдумывал сказанное Интаферном. Наконец он спросил:
– Когда ты намерен поговорить об этом с Мегабизом?
– Нынче же вечером, – сказал Интаферн.
– Я пойду с тобою.
Мегабиза особо уговаривать не пришлось, у него тоже были опасения, что Дарий после подавления всех восстаний намерен спровадить его куда-нибудь подальше.
– К моим советам Дарий не прислушивается, зато внимает любой болтовне Аспатина, – пожаловался Мегабиз заговорщикам. – Породниться со мною царь не пожелал, отвергнув мою дочь, как будто она уродливее дочери Отаны. Царских подарков я не получал уже давно и не надеюсь получить, глядя на то, какими милостями осыпает Дарий того же Аспатина и этого безродного выскочку Арбупала, который только и умеет, что драть горло и бренчать на струнах.
Заговорщики условились подстеречь царя в таком месте, где с ним не будет свиты и телохранителей. После убийства Дария они решили сразу же бросить жребий, кому из них быть царем. Двое других должны будут всячески помогать новому царю удержаться у власти.
В Экбатаны меж тем продолжали прибывать гонцы с мольбами о помощи Гистаспу. Отважившись на решительную битву с восставшими в Парфии, Гистасп потерпел поражение и теперь уповал лишь на подмогу от сына. Интаферн же всех гонцов от Гистаспа отправлял в те области Мидии, где, по слухам, Дарий продолжал гоняться за Фравартишем, как волк за оленем. Вести войско в Парфию без царского приказа Интаферн не отваживался. Впрочем, он и не собирался этого делать, надеясь, что Гистасп в скором времени погибнет от рук восставших парфян и тем самым избавит заговорщиков от необходимости устранять еще и его. Интаферн, Гидарн и Мегабиз понимали, что Гистасп вряд ли простит им убийство своего старшего сына. И тем более не простит, что его род утратит навсегда царский трон.
Однако Интаферн и предположить не мог, что кто-то из посланцев Гистаспа проявит столько усердия и разыщет Дария в диких Мидийских горах, где и в мирное-то время было полно разбойничьих гнезд, а в нынешнюю смутную пору каждый второй мидиец и вовсе не расставался с оружием.
Тем не менее случилось нежданное-негаданное. Однажды в середине мая Дарий во главе небольшого отряда всадников объявился в Экбатанах. Среди Дариевых воинов на гнедой гривастой кобыле находился пленник с мешком на голове и со связанными спереди руками.
Когда в присутствии сатрапов и военачальников с головы пленника сорвали мешок, то среди знатных мидян, находившихся тут же, прокатился вздох радостного и одновременно злорадного изумления: в пленнике все узнали Фравартиша.
– Долго я гонялся за ним, но все-таки поймал, – не скрывая горделивого самодовольства, молвил Дарий Аспатину. – Вернее, не я поймал, а Тахмаспада внезапно нагрянул в город Раги и пленил Фравартиша вместе со всей его свитой. Его сподвижников я оставил в Рагах под надежной охраной, а его самого взял с собой, чтобы все мидяне видели, как я поступаю с мятежниками и самозванцами.
Когда Аспатин спросил у Дария, где Тахмаспада, Дарий ответил:
– В Сагартии вспыхнул мятеж некоего Чиссатахмы, еще одного идиота, объявившего себя царем сагартийцев из рода Увахшатры. Я послал Тахмаспаду с войском туда.
– А где Ваумиса? – снова задал вопрос Аспатин.
– Ваумису я оставил в Рагах с сильным отрядом, – ответил Дарий. – Если Тахмаспаде потребуется подмога, он сможет рассчитывать на Ваумису.
По приказу Дария Фравартишу отрезали нос, уши, язык и выкололи глаза. В таком виде его держали в оковах у дворцовых ворот.
Те из знатных мидян, кто некогда пострадал от Фравартиша, теперь приходили к дворцовым воротам, чтобы насладиться зрелищем изувеченного пленника. Среди них были люди, кто с удовольствием причинил бы самозванцу еще большие страдания, а то и вовсе лишил бы его жизни, но бдительная царская стража не позволяла никому побивать пленника каменьями и тем более пресекала всякие попытки дотянуться до него кинжалом или копьем.
С казнью Фравартиша Дарий решил не торопиться, желая, чтобы как можно больше мидян собственными глазами увидели участь постигшую разбойника.
В державе Ахеменидов, однако, продолжали полыхать восстания. Особенно опасные мятежи бушевали на исконных персидских землях и в Парфии. В Маргиане военачальник Дадаршиш уверенно одерживал верх над непокорными маргианцами. И хотя ему буквально каждый оазис приходилось брать с боем, его уверенность в победе от этого не становилась меньше. Покуда еще не поступало вестей о победах Тахмаспады над сагартийцами. В самой Мидии еще не сложил оружие сводный брат Фравартиша Иштубазан, поклявшийся мстить персам.
На военном совете кипели бурные споры. Многие военачальники настаивали на немедленном выступлении против Вахьяздаты, с которым безуспешно сражались Вивана и Артавазд. Остальные полководцы утверждали, что гораздо важнее подавить восстание Шавака в Парфии, поскольку Парфия граничит с Мидией и восставшие парфяне могут оказать поддержку отряду Иштубазана.
И Дарий, понимая, что правы те и другие полководцы, принял такое решение.
С основным войском он двинется против Вахьяздаты. А на соединение с Гистаспом в Парфию пойдет отряд Ваумисы, для усиления которого Дарий отправил в Раги всю вавилонскую пехоту во главе с Хизату.
В Мидии останется Даиферн с небольшим и подвижным войском, ему Дарий поручил изловить Иштубазана и уничтожить его отряд.
Голые островерхие хребты Загроса теснили дорогу, которая ужом скользила меж крутых известняковых скал. Иногда дорога пролегала по не широким долинам, где зеленели акации, созревала пшеница на полях, разделенных на участки белыми межевыми камнями. На возвышенных местах и близ водоемов друг к дружке лепились глинобитные хижины местных земледельцев. Хотя в Персиде вот уже шестой месяц бушевало восстание бедноты против богатеев и родовой знати, но все сельские работы все равно шли своим чередом.
Не доходя до Пасаргад, войско Дария наткнулось на военный стан. Вся каменистая возвышенность вокруг была усеяна полуразложившимися телами павших в сражении воинов, там же белели лошадиные кости и черепа, обглоданные шакалами.
То был стан Артавазда.
– Вот уже почти месяц я закрываю своим отрядом горный проход, ведущий к Пасаргадам, – поведал при встрече Артавазд царю. – Уж и не знаю, сколько раз мои воины отразили наскоки Умардата и Дундана, сподвижников Вахьяздаты, которые рвутся к Пасаргадам с юго-востока. Мы не успеваем хоронить тела павших.
– Кто такие эти Умардат и Дундан? – спросил Дарий.
– Бывшие разбойники, а ныне сподвижники Вахьяздаты, – вздохнул Артавазд. – Вахьяздата поручил им захватить Пасаргады, доставить к нему трон Кира, а также всех твоих наложниц, повелитель.
Дарий не смог удержаться от хмурой усмешки.
– Вахьяздата возомнил себя царем персов?
– Если бы! – На сей раз усмехнулся Артавазд. – Вахьяздата возомнил себя ни много ни мало Саошьянтом, рожденным от семени пророка Заратуштра, которое якобы чудом сохранилось в священном озере Ария, что находится в Арахосии. Мать Вахьяздаты родом из тех мест, и про нее рассказывают, будто она, купаясь в том озере, чудесным образом зачала Вахьяздату. Самое удивительное, что народ повсюду верит в это, а какие-то жрецы даже провозгласили Вахьяздату Спасителем мира.
– Где же сейчас Вахьяздата? – поинтересовался Дарий.
– Он пробивается к Пасаргадам с юга через Голубые горы, – ответил Артавазд. – Ему противостоят Арсам и Вивана. Они пытаются его задержать, государь.
– Почему только задержать, но не разбить? – Дарий нахмурился.
– У Вахьяздаты несметное войско. Он пообещал навсегда уничтожить гнет знати и ввести повсеместно всеобщее равенство, поэтому беднота валит к нему толпами. Сельские кузнецы день и ночь куют оружие для воинов Вахьяздаты, а кочевники-мики пригнали ему множество лошадей. Поэтому у Вахьяздаты много конницы.
По тону Артавазда и по выражению его лица Дарий понял, что тот нисколько не преувеличивает опасность, нависшую над Пасаргадами.
Велев Артавазду оставаться на месте, Дарий ближайшей дорогой повел войско к Голубым горам.
– Если я захвачу Вахьяздату, восстание в Персиде сразу пойдет на убыль, – заявил Дарий своим полководцам.
На третий день пути близ города Раха в знойном мареве выжженной солнцем степи показались нестройные, но довольно густые отряды конницы. Высланные вперед разведчики сообщили, что это приближаются уксии, которые обитают на границе с Эламом.
– Откуда здесь уксии? – удивился Дарий. – Что им нужно на чужих землях?
Проводники, которых дал Дарию Артавазд, поведали царю:
– Повелитель, уксии сражаются на стороне Вахьяздаты. Если уксии здесь, стало быть и Вахьяздата где-то поблизости.
Вскоре чуть в стороне от маячивших на горизонте конных уксиев заклубилась желтая пыль. Опытный глаз Дария сразу распознал, что вдали движется большое войско.