Осколки неба, или Подлинная история “Битлз” Буркин Юлий

15

Впервые увидев Астрид – возле сцены, под руку с Клаусом – Стюарт, без предупреждения, объявил: «Девушке, на которую я смотрю…» И исполнил «Love Me Tender»[39] Элвиса Пресли.

Это был дебют Стюарта в качестве вокалиста… И он не разочаровал надежд друзей: пел он отвратительно. Пол аккомпанировал ему на гитаре, а Джон и Джордж валялись за пианино на сцене и ржали, зажимая друг другу рты.

Блистательная фройлен, явно стоящая на пару социальных ступеней выше них, понравилась и Джону. Но он бы никогда не решился подойти к ней…

Каково же было его удивление, когда в тот же вечер она посадила Стюарта в свою машину и куда-то увезла его на всю ночь… А душу – навсегда.

… – Сатклифф, – оборвал воспоминания Стюарта профессор Лерхенфельд, – вы снова витаете в облаках? Повторите-ка, что я сейчас сказал!

Стюарт подвигал бровями, пытаясь разогнать розовый туман грез и вспомнить последнюю фразу лектора.

– Вы сказали, герр Лерхенфельд, что главным в портретах Эль Греко является его умение показать осанку духа…

– Пока вы не выучите немецкий язык как следует, вы никогда не выберетесь из болота вашего английского невежества. Будьте внимательнее. Мы говорим о руках… Серию портретов-эскизов Корина можно смело назвать «симфонией рук». Вытянутые вперед, щупающие воздух руки слепца, тонкие сплетенные пальцы художника, рука старухи, сжимающая клюку, высохшие, безвольные руки епископа… Целая вереница характеров и образов выраженная через руки.

Стюарт посмотрел на свои верхние конечности. Самым интересным, что он в них обнаружил, были подаренные Астрид часы. До перемены оставалось пятнадцать минут.

Он перевернул тетрадь, полистал ее и, найдя чистый лист, написал очередное послание Джону.

«Привет. Прочитал твою идиотскую статью. Пока».

Стюарт взял за правило чередовать подобные записки в одну строку с огромными, листов в тридцать-сорок, сюрреалистическими опусами. Джон писал ему не менее часто. Но его письма были попроще. А в последний раз он просто вложил в конверт вырезку из газеты «Мерси Бит» под названием «Краткий экскурс в историю сомнительного происхождения „Битлз“», автором которой был он сам.

«Жили-были три маленьких мальчика, нареченные Джоном, Джорджем и Полом. И решили они собраться вместе, поскольку были компанейскими ребятами. А когда встретились и начали думать, что же им делать, вдруг, как с неба, им в руки упали гитары, и мальчики дружно ударили по струнам, подняв ужасный шум.

Дурацкие люди вокруг даже не обратили на них внимания. Но трех мальчиков это не царапало и не корябало.

Думали они, прикидывали пока не встретили самого маленького мальчика по имени Стюарт Сатклифф. И сказали они ему: „Стью, позаботься о басе“. И он стал заботиться о басе, потому что играть все равно не умел.

А остальные заботились о Стью, полные любви и разных предчувствий, поливали его и подсыпали в горшок удобрений, пока он, наконец, не расцвел. „Вот теперь-то мы – настоящие “Битлз”! – хором прокричали мальчики, – All Right!“»

Самым странным в этой публикации было то, что Джон ни словом не обмолвился в ней о барабанщике.

Перемены между лекциями Стюарт предпочитал проводить в туалете. Помпезное здание Академии действовало на него угнетающе. В туалетах было привычнее. Ведь «Битлз» проводили в них значительную часть своей гамбургской жизни. Репетировали, принимали таблетки, а иногда, за неимением лучшего помещения, таскали туда проституток.

Время от времени, за своими процентами, в Гамбург наведывался Аллан Вильямс. «Битлз» приходили в его излюбленный бар «Гретель и Альфонс», он без лишних вопросов отводил их опять же в сортир, по-научному констатировал: «Тестисы распухли, выделения из пениса…», и доставал огромный шприц.

Случайные связи для Стюарта прекратились после знакомства с Астрид. Но и он успел несколько раз пройти курс лечения в туалете.

От триппера пенициллин помогал.

Но в последнее время Стюарта беспокоили совсем иные боли.

Астрид первая отнеслась серьезно к его жалобам на мигрени. Дважды он терял сознание прямо на лекциях. Врачи осматривали его несколько раз, но ничего вразумительного сказать не могли. Сам Стью знал только, когда эта болезнь началась.

Еще до первой поездки в Гамбург Вильямс устроил им несколько концертов в залах на окраинах Ливерпуля. Аудитория там была «оторви да брось», и почти каждое выступление заканчивалось всеобщей потасовкой. Нередко местные парни задирались и к музыкантам, но те старались не связываться.

Но в один летний вечер, в Ливерленде, пьяная компания привязалась к ним на автомобильной стоянке. Драться было бесполезно, компания оказалась слишком велика, и «Битлз» попытались спастись бегством.

Стюарт бежал последним. Внезапно Джон заметил, что не слышит за спиной топота. Он обернулся. Преследователи исчезли. Не было и Стью. Джон кинулся назад и чуть не запнулся о него…

– Ты опять не спал ночь? – Астрид стояла перед Стюартом в полупрозрачном пеньюаре цвета морской волны.

Она была встревожена не на шутку.

– Ты забыл, что сказали врачи?

– Отосплюсь днем. Я могу работать только ночью. Ты же знаешь, после того, как мы любим друг друга, меня подкидывает и мне нужно малевать. Закрой глаза.

Астрид послушалась, и Стюарт, взяв ее за руку, провел в угол фотолаборатории, которая стала теперь и его мастерской.

– Вот. Смотри. Я назвал эту картину «Рок-н-ролл».

Холст был испещрен грубыми кричащими мазками. Пятна и переплетение линий. Коричневое, желтое и красное. Астрид внимательно рассмотрела полотно.

– Нет, – сказала она. – Это Джон. Внутри.

Стюарт странно посмотрел на нее:

– Точно. Но я подумал, что такое название никто не поймет. Во всяком случае, пока он не стал знаменит.

– Я ужасно боюсь этого. – Астрид присела на табурет возле мольберта. – Если они станут знаменитыми, ты начнешь ненавидеть меня за то, что остался со мной.

Стюарт засмеялся, но тут же остановился, приложив ладонь к виску.

– Уже? – забеспокоилась Астрид.

– Ничего, пройдет, – улыбнулся он. – Ты думаешь, я хотя бы на миг сомневаюсь, что они будут знаменитыми?.. Но без меня это случится еще скорее… Подожди…

Он взял кисть и добавил в углу холста неожиданно светлый зеленый зигзаг.

– Это – то место, где был я, – пояснил он.

Астрид прищурилась и наклонила голову. Затем согласно кивнула.

– Вы такие разные с Джоном. Как вы можете быть друзьями?

– А мы не друзья. Просто, на самом-то деле, цвета без звука не бывает. И наоборот.

– Джон – ненормальный. Он нравится мне, но он – одержимый.

– А я – не одержимый?

– Но, во всяком случае, ты не заставляешь свиней летать…

Астрид напомнила Стюарту историю, которая приключилась за пару недель до возвращения «Битлз» в Ливерпуль.

Будучи «под кайфом» Джон купил на рынке поросенка и, посадив его на поводок, гулял с ним по Репербану. Свою живую игрушку он назвал просто – «Дойче Швайн»[41] и то и дело командовал:

– Сидеть, немецкая свинья! Я сказал, просто сидеть, а не гадить на тротуар! Только немецкая свинья может додуматься до такой гнусности!..

Проходящие мимо недобро переглядывались, а кое-кто из прохожих следовал за ним, не отставая… Вскоре за ним гуськом тянулась группка матросов, только и ждущих, когда он зайдет в какой-нибудь безлюдный уголок, где его можно было бы проучить. Хорошенько и без сведетелей. Но Джон чудом добрался невредимым до отеля «Феникс», на верхнем этаже которого остановился в очередной раз приехавший Вильямс.

Войдя в номер менеджера, Джон открыл фрамугу и выглянул на улицу. Внизу стояли кровожадно настроенные немцы. Тогда, крикнув, чтобы привлечь их внимание, – «Немецкие свиньи умеют летать!» – Джон выкинул поросенка в окно…

– А это что? – Астрид указала на маленький лиловый овал посередине холста, который раньше не заметила. – Кого-то он мне напоминает…

– Это Пол.

– Его я боюсь даже больше, чем Джона. Он такой обаятельный… Я не верю ни одному его слову. Он… – Астрид сделала движение, словно настраивает диафрагму фотоаппарата, – он как бы смазан…

– Я всю жизнь мечтал о девушке, которая в моей мазне узнавала бы людей.

– Не забывай, что я «экзи».

Так называли себя ребята из ее компании. Связаны они были общими взглядами на искусство и увлечением экзистенциализмом. Их настольной книгой был роман Джека Керуака «На дороге», их философией – суждения Жана Кокто, их поэтами – Верлен и Рембо. Все они были или считали себя интуитивистами.

«Экзи» был и Клаус Воорман – прежний любовник Астрид. Они познакомились в частной художественной академии «Майстер Шуль» и были неразлучны, пока Клаус не забрел в «Кайзеркеллер»… Сама Астрид никогда бы не пошла в заведение такого пошиба.

Именно с этого момента жизнь Стюарта превратилась в нечто, состоящее только из двух, равноправных, частей – страсть и живопись.

… – И все-таки, тебе нужно спать. Хоть иногда. Не забывай, сегодня нам на прием к доктору Майеру.

– Я специально не спал. Чтобы картина болезни была яснее… А еще я должен быть физически утомленным. И я знаю, как этого добиться, – он коснулся губами ее шеи, – ты же поможешь мне в этом?..

Одной из особенностей аристократического жилища Астрид с видом на море была спальня с обитыми черным бархатом стенами. Это ностальгически напоминало Стюарту гроб в его ливерпульской мастерской.

И вновь медицинский осмотр был безрезультатен. Ничего не показали и рентгеновские снимки. «Боюсь, молодой человек, все дело в нездоровом образе жизни, – сказал Стюарту доктор Майер. – Признайтесь, вы много пьете?» «Нет… Но я принимал таблетки…» «Наркотики? – доктор осуждающе покачал головой. – Ни в коем случае! Но, судя по тому, что никаких ярко выраженных патологий мы не обнаружили, дело идет на поправку. Умеренность и воздержание – вот мой рецепт…»

Выйдя из клиники, Стью уселся рядом с ожидавшей его Астрид – на переднее сиденье ее автомобиля.

– Ну? – спросила она с надеждой.

– Сказали, мне может помочь только одно.

– Что?

– Дай руку.

Астрид протянула ладонь, удивленно глядя на него. И Стюарт надел ей на безымянный палец золотое колечко с пятью малюсенькими сапфирами. Деньги на этот подарок он копил почти год.

– «Can't Buy Me Love[43]»? – засмеялась Астрид.

– «Love Me Tender», – ответил он без улыбки.

16

– Джентельмены, – объявил Эпштейн, собрав их как-то в своей конторе, – для того, чтобы добиться известности, нам прежде всего необходимо записать диск-гигант. – Он победно оглядел своих подопечных.

– Да ну? – удивился Джон. – А я-то думал, нам нужно научиться танцевать тарантеллу.

– Что? – не понял Брайан.

– Тарантеллу, – пояснил Джордж, – зажигательный танец итальянских крестьян.

– А это сейчас модно? – заинтересовался Эпштейн.

«Битлз» переглянулись. Они никак не могли привыкнуть к тому, что чувство юмора у их босса хромает на обе ноги.

– Он пошутил, – мягко объяснил Пол. – Он так шутит.

– Ха-ха-ха, – залился смехом Эпштейн, без промедления оценивший удачную остроту. Но тут же, посерьезнев, вновь перешел к делу: – Я договорился с представителем лондонской фирмы «Декка» Майклом Смитом насчет записи демонстрационных фонограмм нескольких песен.

– Вы гоните? – предположил Джордж. О записи в «Декке» они не смели и мечтать.

– В смысле? – опять не понял Брайан. Иногда ему казалось, что они говорят на разных языках.

– Разыгрываете, – перевел Пол.

– Если бы я сказал, что моя бабушка была негритянкой, или что мой дедушка – магнат автомобилестроения, вот тогда бы я вас разыгрывал, – сердито сказал Брайан.

– То-то я думаю, откуда у вас такие курчавые волосы, – задумчиво протянул Джордж.

А Пит добавил:

– И машина.

– Ладно, хватит, – устало вздохнул Брайан. – Смит был в «Каверне» и слушал вас. Запись назначена на первое января.

– Так вы что, серьезно что ли? – поразился Джон.

– Да ну, бросьте, – хихикнул Брайан. – Я ведь известный шутник. Вся округа об этом толкует…

«Битлз» вновь переглянулись.

– Он серьезно, – констатировал Джордж. – Так подсказывает мне интуиция.

Не успел Эпштейн проводить музыкантов до дверей, как к магазину подкатила машина отца. Сколько бы лет Брайану не исполнилось, он никогда не перестанет его бояться.

Выйдя из автомобиля, Эпштейн-старший хмурым взглядом проводил четверку парней в кожаных куртках.

– Куда уходят деньги? – спросил он двусмысленно, когда они скрылись за поворотом. Однако Брайану сразу стало ясно, что отец в курсе, какие суммы он уже вбухал в свое новое дело.

– Папа, это мои деньги, я их зарабатываю сам, – сказал он неуверенно.

– Да?! – Эпштейн-старший прошел в офис и тяжело уселся в кресло. – А когда ты спустишь весь свой капитал, не мне ли снова придется тащить тебя на своем горбу? – Он откусил щипчиками кончик сигары, прикурил и продолжил: – А я-то радовался: Брайни взялся-таки за ум, Брайни делает достойный бизнес… Но вот я узнаю, что Брайни тратит невиданные суммы на каких-то неотесанных, неумытых подростков!

– Папа, это дело сулит большие дивиденды…

– Поверь моему опыту сынок. Деньги приносят вещи, а не люди. Вкладывай деньги в вещи, и никто тебя не осудит!.. Тратить деньги на человека – неразумно, если только это не женщина, которую ты хочешь. Тут тебя поймет любой мужчина… Кстати, как у тебя с ней? – отец кивнул на дверь в отдел, где работала Рита Гаррис.

– С ней? – переспросил Эпштейн, удивляясь, откуда отцу известно и это. – Да никак…

– Ну и дурак, – заключил отец. – Когда ты взял ее в свой магазин, я одобрил твой выбор. Еврейка, красавица… Но иметь продавщицу с такими сиськами, и не спать с ней, на это, сынок, способен только ты! А если бы на ней женился… Продавщица-жена – это удобно и выгодно.

Брайан почувствовал себя разбитым в пух и прах. Ведь он и сам поражался своему охлаждению к Рите. Что же касается «Битлз», он, несмотря на браваду, не мог не опасаться, что вложения в них не оправдаются.

Это были как раз те узловые моменты, мысли о которых он старательно гнал от себя… Его отец умел смотреть в корень.

Брайан молчал, пытаясь сосредоточиться и дать достойный ответ.

Отец со вздохом поднялся.

– Вот что, Брайни, – сказал он. – Я хочу видеть твоих любимцев у себя. На моем дне рождения. Хочу посмотреть, что они из себя представляют, а затем рассказать об этом тебе. Девчонку прихвати тоже.

…В Лондон «Битлз», в сопровождении Эпштейна, прибыли первого января и сразу же отправились в «Декку».

Их встретили упомянутый Майкл Смит и руководитель фирмы Дик Роу.

– Рады приветствовать вас, господа! – начал последний, пожимая музыкантам руки. – Рекомендации господина Эпштейна значат для меня очень и очень много. Я надеюсь, вы оправдаете мои ожидания. Пройдемте в студию.

В таком шикарном помещении, специализированном под звукозапись, «Битлз» оказались впервые. То, что звукооператор сидел в соседней комнате, отделенной от них окном, было уже привычно, а вот стерильная чистота, а главное – абсолютная тишина – поражали.

– Эта комната имеет двойные стены, – хвастливо пояснил Дик Роу. – Павильон, в котором мы находимся, прикреплен к внешнему корпусу здания мощными пружинами-амортизаторами. Таким образом, ни единый посторонний звук не может просочиться сюда. Технология – самая передовая. – Он огляделся. – Итак, кто же у нас будет петь?

– Он, – одновременно показали друг на друга Пол и Джон.

– И я, – скромно добавил Джордж.

– Вот как? – удивился Роу. – Целых три солиста? Это что-то новое. По правде говоря, я привык, что поет кто-то один, а остальные – аккомпанируют. Как Клифф Ричард и его «Тени»…

Джон скорчил такую гримасу, что Роу остановился:

– Вам не нравится Клифф Ричард?

– Ненавижу! Три шажка налево, три шажка направо…

– Что ж, посмотрим, посмотрим, – насторожился Дик Роу. Его мечтой было найти второго Клиффа Ричарда, который занимал сейчас первые места хит-парадов и приносил невиданные доходы продюсирующей его фирме. «Эти юнцы не любят Клиффа Ричарда, – подумал он, – не говорит ли это только о том, что они не способны соперничать с ним?..»

Тем временем Эпштейн тихо увещевал Харрисона:

– Эта запись обошлась мне в уйму денег!

– Ну, – ответил Джордж, ковыряясь в зубах спичкой.

– И я не собираюсь выбрасывать их на ветер.

– Я тоже, – согласился Джордж. – Хотя звучит это довольно поэтично.

– Мы должны записать только такие песни, которые могут иметь успех. Думаю у Пола и Джона это выйдет лучше…