Мой босс-тиран, или Няня на полставки
И ведь чуяло же сердце, что что-то пойдёт не так и на тебе...
А вот интересно, шеф-то зачем заходил? Неужели он, увидев Зинаиду так сразу и воспылал к ней чувствами? Ну ходок...а с виду ведь приличный человек, так сразу и не скажешь, что гулящий.
Зато смело можно опровергнуть слухи о нетрадиционной ориентации Льва Алексеевича ...
Мирослава легла рядом с Растопыгиной, кажется, так до конца и не осознавшей что происходит, и попыталась уснуть. Но получалось плохо, ой как плохо. В голову то и дело лез противный Аверьянов и ну никак не желал оттуда вылезать. И ведь надо такому случиться, что ей уже второй раз приходится лицезреть его лобызания с другими. Нет бы хоть раз её, Мирославу поцеловал.
«Ой да ну... что я такое думаю! С чего это вдруг шефу меня целовать? У него вон баб вагон и маленькая тележка. А мне такого добра и даром не надь, и за деньги не надь. Вот еще!»
Пташкина еще пару часов отчаянно спорила сама с собой, недовольно фырчала и не заметила, как наконец уснула.
И вновь снился ей Аверьянов, только в этот раз он носился за ней с криками «Ну хоть ты не резиновая» и все пытался поймать, но ему это никак не удавалось. Так до утра они и бегали, пока Миру не разбудил истошный вопль.
Она резко распахнула глаза и не сразу поняла, кто кричит. А когда нашла источник шума, то увидела Растопыгину, застывшую в углу, возле окна. Она впала в ступор и полными от ужаса глазами смотрела куда-то под кровать.
— Тта-мм...эт-т-таа...
— Кто там, Зина? — вяло прохрипела сонная Мира, но в ответ услышала только невнятные звуки, перемежающиеся всхлипами и вздохами.
Пришлось Пташкиной поднимать свой филей с кровати и идти смотреть, что же так напугало «маленькую и беззащитную» Зинаиду.
В углу, забившись от ужаса, прижалась к стене «жуткая» жаба и боялась даже пошевелиться.
«Конечно, — подумала Мира, — представляю как для нее Зинка выглядит. Огромное чудовище с ультразвуком».
— Не ори, это Жучка. Она не опасная.
Зина с сомнением покосилась на жабу, потом на Миру и обратно и наконец перестала кричать. И только она перестала это делать, как в комнату вломился помятый Аверьянов с жезлом наперевес и с криком «Ничего не бойтесь! Руки вверх» треснул Растопыгину этой своей дубиной по хребту. Та так и замерла с открытым ртом, а Аверьянов уже замахнулся для нового удара.
— Вы с ума сошли?! — заорала Мирослава, заслоняя Растопыгину от разъярённого шефа. - Не бейте! Она не опасна! Она со мной!
— Это кто? — просипел он, кивком указывая на Зину.
— Уже и не помните кого ночью лобызали?!
— Я?
— Вы!
— Я?!!!
— Ну не я же, блин! Вы почто девушку бьете?
— Да я думал это мужик какой-то вломился... — почесал макушку Шерхан, — Типа спасать хотел. Вот.
— Спасли, спасибо. Можете идти.
Шеф замер на месте и силился что-то еще сказать в свое оправдание, но Мира аккуратненько отодвигала его к двери.
— Так а это-то кто?
— Это Зина. Моя подруга.
— А что она у нас дома делает? — прошептал Лев и приветливо помахал Зине рукой с жезлом.
— Она у нас ночевала.
— Это я понял. А почему она ночевала с вами в одной постели? — еще тише спросил Аверьянов, продолжая махать и улыбаться.
— Имею право. Я же не спрашиваю, что у вас в руках за жезл такой...
Шеф тут же покраснел и спрятал игрушку из спецмагазина за спину.
— Кхм... ну вы это... в общем я пойду. Да. И это... извините что ли, Зинаида!
Мирослава выдохнула, когда за ним закрылась дверь и обернулась к подруге, все так же стоящей на том самом месте, где получила волшебной палочкой по хребтине.
— Это что сейчас было? — только и смогла спросить она, и Мира принялась объяснять Растопыгиной, что шеф просто перепутал ее с...грабителем.
— Меня?
— Тебя...
— Козел! Да если б не этот его взгляд ночью, ни за что не простила бы... а так… передай ему, что я зла не держу, так и быть.
— В смысле ты простила? А ты что, помнишь, что было ночью? Так ты значит поддавалась, да?
— Ну... конечно помню. Разве такое забудешь?! — мечтательно закатила глаза Растопыгина, потирая место ушиба, а возмущению Пташкиной не было предела. Это она, между прочим, няня у шефа, и нечего тут свои розовые сопли разводить каким-то там Зинам.
Но вслух, конечно, она все это не сказала, все-таки негоже подругам из-за мужика с волшебной палочкой ругаться.
— И ничего он не козел, Зин. Вон как меня от тебя спасал... — улыбаясь своим мыслям Мира рассматривала себя в зеркало и только сейчас поняла, что шеф лицезрел её практически в неглиже. Маленький топ, больше открывающий, чем закрывающий и такие же маленькие шортики не в счет. И лицо совсем не мятое, в отличие от его собственной физиономии. У Растопыгиной тоже вон не все гладко, а нечего так лакать было — как в последний раз!
— Пьянство, Зин, до добра еще никого не доводило. Вот спала бы у себя дома, никто бы тебя по плечу не оприходовал! — наставительно изрекла Мира.
— Ага... но никто бы и не поцеловал так сладко, — мечтательно вздохнула Зина.
— Как? Он тебя еще и целовал?!
Зина, улыбаясь во весь рот, кивнула, и Мира даже кулачки сжала от несправедливости мира.
— На твоём месте должна была быть я!
— Напьешься — будешь!
ЛЕВ
Лев вообще не думал, что кто-то кроме самой Пташкиной может оказаться в ее же спальне. Да что там... Лев вообще не думал. Сегодня. И ночью видимо тоже. Раз полез целовать какую-то там Зинаиду.
Ему даже стыдно немного стало. C другой стороны — Пташкина осталась нетронутой и это хорошо. Потому что кто ее разберет как она отреагировала бы на его приставания. А ну вдруг убежала бы, роняя тапки.
А он тоже хорош! Это надо так себя потерять, чтобы припереться к няньке в поисках утешения и любви среди ночи, пьяным, и что еще страшнее — напасть на другую женщину в порыве страсти. А потом еще и в самом прямом смысле напасть. С игрушкой из любимого магазина Анны. Срамота. Ну не специально он этот жезл схватил, а так, попался под руку. Да он даже не смотрел, что схватил...а надо было.
«На самом деле хорошо, что так сильно голова болит, хоть не так стыдно. Вернее, стыдно, конечно, но мысли о головной боли — сильнее мыслей о стыде. Да.
Надо бы ревизию этих игрушек в ящике провести — Анне посылкой выписать. Или пусть придет и заберет в конце концов. Устроила тут, видите ли, секс-шоп.
Хм... а вот интересно, они и впрямь в одной постели спали? Вроде бы не похожа эта Мирослава на одну из этих... Вот Зина похожа, а Пташкина нет. Хотя кто их там разберет, этих женщин?!»
В общем Лев решил подумать обо всем этом позже, а пока нужно было еще немного доспать. Ибо нечего недоспатым да с похмелья мрачного людей пугать. Того и гляди еще кого-нибудь чем-нибудь побьёт с недосыпу.
Уснул Аверьянов быстро, и пары минут, казалось, не прошло с момента, как голова коснулась подушки. А проснулся, когда часы уже показывали два часа дня.
«Ого-го! Давненько я так не дрых!»
Долго принимл душ, растирался жестким полотенцем, брился... в общем приводил себя в человеческий вид. После душа и продолжительного сна жить как-то сразу стало веселее, и Лев, натянув легкие свободные штаны и льняную рубаху, спустился вниз. Мирослава, в нежно-розовом платьице в цветочек, с замысловатой косой и ободранными коленками что-то упорно пыталась объяснить Степке, и при этом тыкала пальцем в банку с жуком и жабой.
— О, Лев Лексеич, ну хоть вы ему объясните, что зверюшкам на воле гораздо лучше будет жить, чем в этих стекляшках! — завидев шефа воздела к нему руки Пташкина.
Степка тер покрасневшие глаза и с надеждой смотрел на отца.
— Ну... если бы я был лягушкой или там пауком каким...ээ... — Лев почесал рукой за ухом, думая, чего бы такого эдакого придумать, и вдруг нашелся, — О, это... я бы конечно к деткам хотел — домой. На травку, или в пруд там... детки-то поди ждут, плачут...
Степка в замешательстве отнял ручки от заплаканных глаз и с удивлением взглянул на отца. Может даже другими глазами взглянул.
— Ну да! — яростно поддержала начальника Мира, — Или к родителям. К маме...
— Нет! — вдруг крикнул Степка, — Не надо к маме! Не надо, не отдам!
Мира испуганно посмотрела на Льва и поспешила успокоить ребенка:
— Ну да, не надо к маме. Если только к папе... или к деткам, есть же у них детки наверняка.
— Ну не знаю... — неуверенно протянул мальчик и Лев понял, что нужно пока повременить с этим вопросом.
— Давай потом это обсудим, да? — обратился он к сыну, — А сейчас я предлагаю пообедать. Вы уже ели?
Степа кивнул, но все равно уверенным шагом направился на кухню.
— Там Пташкина тебе суп два раза грела, а ты все дрых и дрых.
— Не Пташкина, а Мира, — зачем-то тут же поправил Аверьянов, но Степа отмахнулся.
— Не суть! — серьезно ответил он и полез за кастрюлей в холодильник.
Еле успели отобрать, а то бы почти наверняка уронил.
Мира кинулась разогревать, Стёпка сел во главе стола и принялся болтать ножками, а Лев в это время нарезал хлеб.
«Милота какая...» — подумал он, не сводя взгляда с худых коленок Пташкиной. Коленки в ссадинах все равно оставались прекрасными — есть такая слабость у Аверьянова — он просто обожает острые девичьи колени. И тонкие щиколотки. И подъем высокий. И красивые пальчики на ножках. И на ручках тоже любит. А совсем уж фетиш - ключицы выпирающие. И зона эта, не помнит он как она называется — между ключицами и грудью — вся в голубых венках. Тоже нравится.
И плечи острые, шея чтоб тонкая и длинная... губки чтоб как у Пташкиной и глаза с поволокой, цвет любой можно. Но как у Пташкиной красиво. Бровки домиком и нос чтоб маленький был. Ямочки на щеках вообще прекрасно — у Мирославы есть, это плюс. Ушки маленькие — тоже красиво. Нет, лопоухость некоторая вполне допускается, это даже мило. Но у Пташкиной идеальные ушки — такие с изящно изогнутой раковиной и нежной мочкой. Вот если бы сейчас ее укусить немножко...
— Я говорю, борщ со сметаной или майонезом?
Лев встрепенулся и обнаружил зону с голубыми венками Пташкиной очень близко от себя. Опасно же... Хорошо хоть, что Степка рядом.
— А? Да.
— Что да?
— Всё да.
— Что всё? С майонезом? Или со сметаной?
— С ней. Со сметаной, — прохрипел Лев, стараясь не смотреть на голубые вены, проступающие сквозь белоснежную матовую кожу под ключицами.
Ел Аверьянов не торопясь и думая о своем. Ну как думая, скорее фантазируя. Ну не мог он заставить себя не фантазировать, когда рядом такая милая и смешная Пташкина. Такая свежая и легкая, с ароматом клубники и чего-то там еще. Такая тонкая и звонкая, что ммм...
— Пап, па-а-а... — из мира грез его вывел голос сына.
— Да?
— У тебя уже третий раз телефон звонит, ты чего не берешь-то? Мама что ли звонит?
Лев удивленно взял трезвонящий телефон в руки и принял вызов.
— Я перезвоню, — он хотел было отделаться от Анны, которая так настойчиво мешала ему насладиться миром грез и борща, но та, не давая ему больше вставить ни слова, выкрикнула:
— Это срочно! Кажется, я оставила у тебя дорогое кольцо моей тетушки. Прошу тебя — найди мне его! Я просто не смогу жить без него. Я не прощу себе его потерю!
— Успокойся, пожалуйста. Я уверен, что если ты и впрямь оставила его здесь, то я совершенно точно его найду.
— Что-то случилось? — спросила Мира, когда Лев, закончив разговор и поблагодарив за обед, встал из-за стола.
— А? Да нет... думаю, что нет никакой проблемы. Я сейчас.
— Где ты, говоришь, его оставила?
Анна принялась сбивчиво объяснить, но понять хоть что-то было не так-то просто.
Лев вновь нажал отбой и принялся искать пропавшее кольцо по всей спальне. И под кровать заглянул, и в шкаф, и в комод. И даже кровать расстелил, а ну как под простынкой где завалилось.
Так нигде и не найдя кольца, Аверьянов спустился вниз. Спросил у мимо проходящей Миры не видела ли она побрякушку, но та отрицательно замотала головой.
— А и видела, не взяла бы.
Лев вновь набрал Анну, а та возьми и расплачься, будто украшение самая большая потеря в ее жизни.
— Как жить? Как? — театрально вскрикивала бывшая любовница и Лев, закатив глаза, пытался отбиться от её слез и упрёков, но все было тщетно.
— Постой... — вдруг воскликнула она, — У тебя же нянька эта приходит. А ну спроси у нее, сто процентов это она кольцо уперла.
Слово «уперла» резануло слух, покоробило Льва. Прежде он не слышал таких выражений от интеллигентной Анечки, но сейчас все-таки списал это на нервы.
Но вот что по-настоящему поразило, так это предположение, что Мирослава могла взять чужое кольцо себе.
— Перестань! Это уже ни в какие ворота — обвинять мою няню в воровстве.
— Твою няню?!
— Ну... ты поняла, о чем речь. Конечно же няню Степы.
— Интересно почему ты ее защищаешь...
— Анна, кажется, мы с тобой расстались и...
— А...так значит мы с тобой расстались?!
— Эм... а разве нет?
Из трубки донеслись всхлипы, вначале тихие, потом все громче и громе.
— Я думала мы, а мы...
Сквозь рыдания во Льва понёсся поток бессвязных обвинений, да такой, что он даже не сразу сообразил, что нужно отбиваться.
— Я понимаю, что мы расстались, ладно уж, но кольцо-то отдайте мне, я точно оставила его у тебя.
— Его нигде нет, — устало повторил Лев, мечтая, чтобы этот разговор поскорее закончился.
— Ищи! Опроси всю прислугу. Охранника, няньку эту свою, пацана.
— Хорошо, — наконец сдался Аверьянов, — Я поищу еще раз. Но если не найду, уж извини.
— Найдешь! Или я сама приеду его искать!
— Приезжай, раз тебе так хочется.
— И приеду.
Лев отключился и задумчивым взглядом вновь обвел спальню. Он ума не мог приложить, куда Анна подевала это чертово колечко, будь оно неладно.
Тихомирова принеслась буквально через двадцать минут, будто колесила где-то неподалёку все это время, и с порога обдала всех тяжелым шлейфом духов и плохого настроения.
Недобро взглянула на Миру, с фальшивой улыбкой на Степку и с любовью на Льва. Даже махнула поцелуем по слегка небритой щеке. Прижалась так плотно, что ему даже дышать на миг стало тяжело и резко отстранившись, по-собачьи преданно заглянула в глаза.
Протянула фото кольца — оно сверкало на тонком красивом пальчике рубиновым цветом. И правда старинное на вид, уж точно не новодел.
— Я с твоего разрешение хотела бы поискать. А если не найду, то, опять же с твоего разрешения, опросила бы слуг.
Лев видел, как покраснела при слове «слуг» Мирослава, и поспешил поправить Анну, но та только хмыкнула в ответ.
Он видел, как недовольно фыркнул Степка при ее появлении и потянул Пташкину наверх — в спальню.
— Анна, — Лев подошел к ней сзади и слегка приобнял за плечи, — Я понимаю, что ты переживешь, но не слишком ли много ли шума ты наводишь?
Тихомирова обернулась и укоряюще посмотрела ему в глаза, её же очи тут же наполнились слезами.
Все выражение лица, её поза, вздохи говорили об одном — как смеет он укорять ее в чем-либо, когда она и так раздавлена?! Раздавлена их разрывом и пропажей дорогой сердцу вещи...
— Ну вот смотри, я все облазил, нет тут твоего кольца, хоть ты тресни.
— Значит взял кто-то! — упрямо воскликнула Аня, и даже ножкой притопнула.
— Не может такого быть и точка.
— Ну давай тогда позови всех. Хочу лично в глаза бесстыжие посмотреть.
«Да чтоб тебя...»
— Перестань. Я же сказал, не буду я никого допрашивать...ступай Анна, найдется твое кольцо-позвоню. А нет, так извини.
Тихомирова даже в лице поменялась, так задели ее эти слова.
— Ну что ты, дорогой, — вдруг проворковала девушка, — Ты прав, в конце концов тебе лучше знать. Я тогда, если ты не против, пойду прогуляюсь.
Когда она вышла, Аверьянов натурально выдохнул. До чего же душная женщина. И почему он раньше этого не замечал?
Через десять минут Анна вдруг вернулась, да не одна, а в сопровождении охранника.
Лев как раз наливал себе кофе и надеялся насладиться одиночеством в компании самого себя. Пташкина так и не спустилась, ну и Степка вместе с ней.
Юра, пунцовый как рак, прятал глаза, а Аня подталкивала его к Аверьянову.
— Ну скажи, что мне сказал, — шипела она ему в спину.
— Что он должен сказать?
— Я...я...
— Ну?
— Я это… видел. Вот.
— Что видел-то?
— Ну…это… того…
— Да что ты мямлишь как девчонка?! — не выдержал Лев.
— Ну эта… видел я, как ваша няня кольцо примеряла. На это похожее, — кивнул он на фото в руках Ани.
Лев нахмурился. Разговор ему явно не нравился.
— И? Что с того? Мало ли колец на свете?
Юра пожал плечами.
— Говорю тебе, Левушка, прикарманила твоя нянька кольцо мое. Пусть отдаст сама, тогда не заявлю на нее. Я сегодня добрая.
Лев не знал куда деваться, до того неприятная ситуация выходила.
— Что я должна отдать? — сверху послышался сердитый голос Пташкиной, и вскоре она уже сама спустилась к ним.
— А то ты не знаешь, — осклабилась Анна, — Кольцо покажи!
— Какое кольцо?
— Которое нашла!
— Я не находила никаких колец.
И тут голос вновь подал Юра.
— Я видел, как ты его в сумочку положила. В синюю.
— Ну, конечно. Зрение давно проверял?!
Юра насупился и, не глядя на Миру, что-то пробормотал.
— Пусть покажет сумочку, если она не брала! — взвизгнула Анна, тыча пальцем в Миру.
— Да пожалуйста, Лев Лексеич. Только ради вас, но это будет мой последний день в этом доме.
Аверьянов вздохнул, понимая, что находится меж двух огней. Попробуй осади Анну и она, чего доброго, вызовет полицию. А с Мирой он в случае чего договорится. Уж не в первой. А вот Анну тогда больше на порог не пустит.
Он кивнул Пташкиной и та, фыркнув, отправилась к себе. Остальные гуськом потянулись за ней.
Сумка лежала на пуфике возле двери. Мира расстегнула молнию, достала содержимое и вывалила изнанку сумки на стол. Но кроме носового платка, ручки и пары скрепок на него ничего не упало.
— Вот видите! — укорил Лев Анну и Юру.
— Может это сумка не та? — ехидно спросила Тихомирова Юру и, кажется, даже пнула его слегка.
— А...э... ну да. Я, наверное, перепутал. Черный рюкзак, вон тот — да. Вон тот рюкзак был.
— Вам бы, Юрий, очки купить не мешало. — проворчал Лев, не желая больше участвовать в это фарсе. — Мира, вы можете больше ничего никому не доказывать...
— Отчего же?! Мне не трудно! — запальчиво ответила Пташкина и повторила то же самое с рюкзачком. Перевернула его вверх дном и ... на стол упало и покатилось золотое кольцо с рубином.
12
МИРОСЛАВА
— Йа Пташкна и этим все сказз-з-знно! — едва ворочая языком бурчала Мира, жалуясь уставшему бармену по ту сторону стойки на свою нелегкую судьбу. - Мня...миняя овбинить!!! Типа эт я ук...укралаа, пркинь, а?
Светик и Зинаида веселись на танцполе и, честно говоря, их мало заботили душевные терзания подруги. Ну вот такие друзья, куда ж от них деваться?! Сама выбирала.
— А нну и пу-у-усть! — горько икнула Мира и бармен, поморщившись, отвернулся от нее.
И правильно сделал! Ибо алкоголь — зло. Так и знайте! Да.
И Мира-то знала это, и старалась не злоупотреблять, но сегодня был особенный повод. Вернее, повод был уже два дня как — с того самого момента, как она с позором и едва сдерживаемыми слезами убежала прочь из дома Аверьянова.
— А он что? — округлив и без того круглые глаза в который раз спрашивала Светик. Она уже пять раз слышала эту душещипательные историю, но всякий раз все равно задавала этот вопрос.
— А что он? — плакала Мира. — Так на меня смотрел, будто я и правда кольцо это уперла.
— А ты что?
— А что я? Прошептала тихо, мол, не я это, а эта гадина как давай орать «Убирайся воровка, не то полицию вызову!»...
На этих словах Пташкина всегда начинала горько и громко реветь и девчонки даже какое-то время утешали её, но всякому утешению приходит конец, и уже спустя минут пять-десять они, позабыв про все не свете, неслись танцевать.
И так по кругу.
Вот и теперь Мира сидела за барной стойкой и сердце ее сжималось от обиды и позора. Не сразу она услышала звонок мобильного, а услышав, не сразу взяла трубку. Звонить перестали и она махнула рукой, даже смотреть не хотелось, кто там ее хотел сейчас.
«Да кому я нужна-а-а-а...» — кричала наивная Мирина душа, и сердце плакало крупными слезами из печальных серо-голубых глаз. И даже музыка, будто вторя ее страданиям, больше не колбасила — из динамиков ночного клуба лилась нежная медленная композиция.
И нет бы не трогал ее никто, нет же, черти их забери. Приперлись подруженьки, видать никто танцевать не позвал.
«А поделом вам, ведьмы плешивые!» — сердилась Пташкина на Светика и Зину, которые никак не хотели проникнуться ее горем и теперь весело щебетали о чем-то своём, не таком печальном и грустном.
Такая вот она дружба, мать её...
Звонок мобильного вывел из состояния, когда сон уже плотно пересекается с явью. Мирослава лениво потянулась к тумбочке, проклиная всех на свете, начиная от создателя мобильной связи и заканчивая собственной глупостью, и громко выругалась, когда уронила стакан с водой на пол. Характерный звон разбитого стекла как по мановению волшебной палочки прекратил мучительные и беспощадные веселые напевы мобильного и Пташкина сжала кулачки.
«Как же хочется спать... только теперь нужно наверное вытереть воду с пола...»
Мира на удивление бодро вскочила босыми ногами на пол (хотелось побыстрее собрать воду и лечь обратно спать) и закричала от пронзившей до самого сердца боли. Упала на кровать, в ужасе взирая на ногу, и слезы сами собой градом посыпались из глаз. Она попыталась сама достать осколки из раненой ноги, но кажется только сильнее вдавила стекляшки в кожу.
— Алло, скорая? — прошептала Пташкина из последних сил. — Приезжайте, кажется, я умираю...
Мира уже хотела было отключиться, но вовремя вспомнила, что дверь-то как-то нужно открыть, поэтому умирать повременила и на одной ноге, страдая и плача все громче и громче, поскакала к двери.