Ее тысяча лиц. Четвертое расследование Акселя Грина
– Ты хочешь весь дом залить химией?
– А что? У Кеппела явно страховка, ему плевать. Все равно после нашей работы придется приводить особняк в порядок. Не думаю, что в спальне мы что-то найдем. Чтобы убить в ней человека, снять лицо и соорудить то, что он соорудил, нужно время. Много времени на процесс. И в три раза больше на уборку. Не уверен, что убийца располагал этим временем. Поэтому предлагаю начать сначала. Первый этаж, устланный керамической плиткой, мыть намного проще, чем спальню с коврами.
– Он мог снять ковер, а потом вернуть.
– Мог. Начнем с первого этажа.
Тресс вздохнул.
– Иногда меня пугает твоя уверенность в неочевидных вещах.
Аксель хмыкнул.
– Меня тоже, Артур. Меня тоже.
Грин в очередной раз оказался прав: в спальне следов крови обнаружено не было. Причем совсем. Под ковром тоже. При этом и фойе, лестница, основные комнаты оказались чисты. Техники проходили с аппаратом, рассеивая вещество по полу и стенам, потом выключался свет, врубался ультрафиолет. И ничего. Дом был идеально отмыт. При этом обычная уборка полностью убрать кровь бы не смогла. Детектив начал не на шутку раздражаться. Он держался в стороне от криминалистов, вглядываясь во тьму в поисках характерного свечения.
– Какова вообще вероятность, что сюда привезли мертвое тело без лица и гипсовую голову? – бросил он, когда в очередной комнате ничего не обнаружили.
– Для этого нужно было въехать на автомобиле на территорию особняка. Мы проверили камеры. После того как по дороге проехала машина Лорел Эмери и до утра было всего пять срабатываний режима «события».
– Пять чего?
– Ну, пять раз еще ездили туда-сюда разные машины, – пояснил Тресс. – Сейчас устанавливаем владельцев. Трое местные, возвращались домой. Двое пока под вопросом.
– Предположим, что он все-таки убил ее в доме или на территории. Где?
– Может, тут есть цоколь или тайная комната? – подал голос парнишка, который вчера наклеивал стикеры и раскладывал дощечки.
Аксель задумался.
– Включите свет. Молодец, офицер. Артур, а вы проверяли дом с точки зрения соответствия проекту?
Тресс посмотрел на него с некоторым недоумением.
– У нас нет плана дома.
– Так запросите! Возможно, парень прав. Есть дополнительная комната, или цоколь, или подвал, но снаружи к нему прохода нет. То есть надо перепроверить первый этаж и поискать пустоты, или скрытые двери, или что-то еще.
– И просто проверить дом на предмет входа в подвал, блин, – пробормотал Артур. – Ребята, за работу.
Аксель покачал головой. Он чувствовал себя опустошенным. С другой стороны, отсутствие подтверждения гипотезы – это тоже своего рода подтверждение, просто вывернутое.
Телефон пискнул. Грин извинился, вышел из дома и взял трубку.
– Это Кор. Она совершенно определенно умерла от асфиксии. Перепроверили.
– То есть удар в сердце тут ни при чем. Он ее задушил.
– И совершенно определенно она не сопротивлялась. Удар в сердце нанесен посмертно. При этом на запястьях есть вмятины, но нет повреждений, синяков тоже. Просто уплотнения, как будто она была связана и не была одновременно. А еще ее действительно отмыли. А потом намазали тело косметическим отбеливающим кремом. Он работал в перчатках. По моей оценке, обработка кремом заняла не менее тридцати минут. На лице тоже есть следы крема, я пришлю тебе марку. На 99 % уверен, что это она, но запустил проверку. А еще в ее волосах два различных вида лака.
– То есть? – переспросил Грин.
– Ну, это вам лучше решить, почему так. Но, судя по позе, я бы предположил, что убийца налачил ей волосы. А еще я уверен на сто процентов, что криминалисты найдут следы лака на подушке.
– Спасибо, Даниэль.
– Я все подготовлю и пришлю.
Судмедэксперт отключился, а Аксель задумался. Потом набрал номер Карлина, передал ему информацию. Посмотрел на часы. Исследование дома заняло весь вечер. День заканчивался. Нужно было отдохнуть.
Детектив вернулся к мотоциклу. Переоделся, избавившись от защитного костюма и перчаток, взял шлем. И отправился домой, гадая, удастся ли ему украсть хотя бы несколько часов для сна. Рано утром у него тренировка. А после этого он рассчитывал получить все отчеты, которых не хватало.
15 апреля 1988 года, пятница
Марсель
Ну вот и всё. Мы подписали контракт. Пишу, чтобы не забыть. Чтобы зафиксировать. Это ведь радостное событие?
До смерти хочу написать Акселю письмо.
Ладно. Времени на дневник нет. Мне надо идти на фуршет, который закатил в мою честь Кристиан.
16 апреля 1988 года,
суббота
Пить после почти годового воздержания – то еще испытание. Как мне плохо, кто бы знал. Плохо и хорошо. И я решительно не помню, как прошел вчерашний вечер. Хотя кому я вру. Я помню главное. Меня представили коллективу. Я впервые осознала масштаб проекта. Я думала, еду в частный центр в Марселе, а попала в огромную сеть, в которой работает больше сотни прекрасных специалистов. Кристиан весь вечер знакомил меня с коллегами. И вообще был чертовски милым.
А потом он пригласил меня на танец. От него пахло дорогим парфюмом с нотками дерева и хвои. Он легко и изящно двигался, поддерживая меня, и это было приятно. Конечно, закрывая глаза в его объятиях, я тут же переносилась на базу, но это пройдет. Такую боль всегда легче переживать, когда кто-то рядом.
Помню, после танца мы долго стояли на балконе и смотрели на море. Кажется, он меня обнял, в этом не уверена. Уверена лишь в том, что попросила отвезти меня домой. Вернее, в отель, потому что квартиру снять я еще не успела. А он лишь кивнул. В номер он не поднялся. Я хотела записать впечатления, но стало плохо, и пришлось идти спать.
Плохо и сейчас. И впечатления какие-то кривые. Мысль скачет. Пойду выпью минералки и посплю.
21 апреля 1988 года,
четверг
А мне цветы прислали. Красивые. Люблю цветы. Никогда не получала такого большого букета.
Погружаюсь в работу. Кто бы знал, как мне страшно. Только я не могу показать этот страх никому, даже самой себе.
Анна, ты справишься. Перо не отступают перед трудностями, никогда, и ты не отступишь.
22 апреля 1988 года,
пятница
До чертиков рада, что снова пишу в дневник каждый день. Здесь это просто. Я ношу его с собой, не боясь, что кто-то заглянет. У меня большой кабинет и есть даже секретарша. Много организационной и бумажной работы, но это интересно.
В обед заходил Кристиан. Кажется, вечером мы идем в ресторан. Рада, что не он мой прямой руководитель. Просто один из тех, кто дает деньги.
22 апреля 1988 года,
ночь с пятницы на субботу
Он меня поцеловал.
По этому поводу хочется сказать две вещи. Одиночество действительно лучше лечить компанией. Но Аксель – это не одиночество, и он не лечится. Губы Криса мягкие, нежные, движения плавные. Он не тушуется, как мальчишка, умеет целоваться, умеет подбирать ключи к женскому телу – и мое отозвалось. Но я не чувствую в нем того, что было в Акселе. Даже поцелуй может быть другим – волнующим, жарким, жестким и требовательным. Именно так меня целовал мой синеглазый мальчик в нашу последнюю ночь. Движение за движением он вдалбливал в меня зависимость. Зависимость, от которой нет лекарств.
Кристиан меня поцеловал. А я думаю о парне, который младше на десять лет. Может, прошло мало времени? Или я запуталась? Надо подумать о Кристиане. Он красив, богат, образован, у нас множество общих тем.
Что ты почувствовала, Анна? Ну, кроме волнения и физического отклика. Хоть что-нибудь есть?
30 апреля 1988 года,
суббота
Кажется, у меня проблема.
Задержка на полторы недели. И как-то странно реагирую на еду. Надо сделать тест на беременность.
30 апреля 1988 года,
суббота
Да… блин.
Все-таки хорошо, что Кристиан тогда меня поцеловал. Значит, я ему нравлюсь. И хорошо, что он уехал. И шлет цветы через помощников. Когда он там возвращается?
Завтра. Я должна быть во всеоружии. Надеюсь, токсикоз еще не вступил в свои права. И я смогу пережить ужин. А что так рано-то? И как вообще это могло произойти? Если только в последнюю ночь. Она была слишком безумной.
Может, вернуться? Сказать Акселю.
Ну да. И что дальше ты будешь с этим делать, Анна? Ты потеряешь карьеру, будущее. А потом и Акселя, потому что он найдет себе молодую девчонку и будет прав. Или погибнет. Он говорил, что не хочет уходить из армии. В его жизни, может быть, и есть место для тебя, но не для твоих детей.
А вот Кристиан – другое дело. Даже если он не хочет детей, не думает о семье, он женится и семью заведет. Потому что это статус. Как мне повезло, что я ему понравилась. Да и он мне, честно говоря.
Холодный только. Нечитаемый. Но это не страшно.
1 мая 1988 года, воскресенье
План удался. А теперь эту тетрадку надо сжечь.
Глава одиннадцатая
18 апреля 2003 года
Семейный склеп Карлинов появился здесь, наверное, одновременно с самим городом. Еще тогда, когда Треверберг носил другое название, принадлежал другой культуре и проходил через смутные времена становления собственной идентичности и государственности. Французская фамилия «Карлин» трансформировалась, отвалилась приставка «де» вместе с титулом и богатством, унесенным в бездонную глотку робеспьеровских прихвостней под крики «Свобода, равенство, братство», а выжившие осели в этих лесистых северных местах, суровых по сравнению с родной Тулузой, диких, но прекрасных.
Раньше Марк в семейном склепе не появлялся. Он не приходил даже к родителям.
Мужчина коснулся пальцами гладкой поверхности саркофага, прикрыв глаза. Йорна, как и Урсуллу, кремировали. Но он решил, что они оба должны лечь здесь, в семейном склепе его рода. Даже если под каменной махиной останется только маленькая урна. Так у него есть место, куда можно прийти, где никто не найдет и не подсмотрит.
Изнутри склеп представлял собой просторную комнату.
Марк сел на каменную скамейку, вернее, сполз по стенке, не открывая глаз. Он не спал всю ночь. Работал над профилем. Думал о произошедшем, о странном поведении Грина, о женщине без лица и о том, что в этот раз никак не может понять, что чувствует, анализируя действия преступника. Любое расследование переступало границы. Нет ничего более личного, чем смерть. Нет ничего более интимного, чем отношения убийцы и его жертвы. Но сейчас, после того как расследование лишило его жены и сына, в Карлине что-то изменилось. Надломилось. И заросло как неправильно сросшийся перелом. И вот это вот смещение в его душе причиняло мучительную боль. Боль стала его естественным проводником. Эти смешные люди, верящие в магию и колдунов, сказали бы, что боль – его фамильяр. Физическая – последствия инфаркта, душевная – непереносимых потерь. Ирония судьбы состояла в том, что он был еще жив. И, будто прося прощения за это, каждую пятницу он приходил сюда, чтобы побыть с ними наедине. С женой, которую на самом деле никогда не любил. С сыном, которого никогда не знал и так и не успел принять до конца, как должно мужчине, отцу. С людьми, которые имели право на него, но так им и не воспользовались. С людьми, которых он не смог спасти.
Раз за разом Марк прокручивал каждое мгновение того расследования. Мог ли он определить убийцу раньше? Что должно было произойти, чтобы он догадался? Чтобы подтолкнул Говарда или Грина к разгадке? Как нужно было работать, чтобы никто не пострадал? Каждый раз, вступая в сражение с серийным убийцей, они рисковали жизнями, но обычно – чужими или своими, но не близких.
Карлин думал о том, что ему не стоит больше жениться, не стоит ни с кем сближаться, и поэтому с головой нырнул в преподавание. Так он мог передать все накопленное тепло и знания, но не ставить под удар тех, кто волей-неволей становился ему близок.
Дрожащей рукой Марк провел по недавно постриженным волосам, вытер выступившие – как всегда – слезы на глазах, глубоко вздохнул и огляделся. В склепе царили полумрак и покой. Когда-нибудь его прах тоже останется здесь. И будет все равно, ходят по земле убийцы или нет. Но сейчас он должен делать свою работу.
Он встал. Лица родных, выгравированные на белом мраморе, взирали на него с непередаваемым покоем и без осуждения. На родителей Марк не смотрел. С ними он никогда не был особенно близок. А вот жена и сын – это другое. Одну он выбрал сам. Пусть ошибся, но это его выбор и его ошибка. И его вина. А сын… Карлин протянул руку, провел кончиками пальцев по портрету Йорна и улыбнулся. Наверное, его мальчик счастливее многих. Ему не нужно узнавать этот мир, не нужно встречаться с ужасными зверствами. Какое у него было будущее? При занятом отце и эгоцентричной холодной матери? Вырос бы очередной социопат, гений или злодей. Профайлер мрачно усмехнулся, понимая, что ищет оправдания происходящему. А потом развернулся и мягко вышел вон.
Читать бесплатно другие книги:
