Зов пустоты
Лудивина потрясенно смотрела на Марка:
– Ты бы стал отличным специалистом по составлению портретов преступников.
– Моя работа, помимо прочего, состоит в том, чтобы примерять на себя шкуру радикалов, пытаться понять ход их мыслей и таким образом выигрывать время.
– И что же, он ее изнасиловал, понял, что зашел слишком далеко, и запаниковал? Это на него не похоже…
– Нет, он ее убил и полностью с этим смирился. Однако с этого момента он целиком отдался Богу. Доверился ему. Понял, что ему больше не нужно мыть труп, ломать голову, чтобы получше запутать следы. Знаешь, что в мусульманской традиции представляет собой вода? Очищение. Он очистил свою жертву и тем самым очистился сам. Вероятнее всего, он молился, совершив преступление, – молился прямо там.
Лудивина кивнула. На этот раз она оказалась на территории своего собеседника.
– Допустим, он стал радикальнее, – сказала она, – и по этой причине познакомился с людьми, знавшими Лорана Брака. Но почему, убив Брака, он вновь совершил все свои защитные ритуалы? Почему он вернулся к прежним методам, если сам изменился?
– Потому что после убийства Анны Турбери полицейские чуть не сели ему на хвост. Бог защитил его, но он понял, что едва не попался. Он решил, что снова пойдет на преступление, только если Бог даст ему знак это сделать, и что при этом он будет действовать осторожно, так, как прежде. Он пришел в этот мир не случайно, он не зря обратился к вере, все имеет для него определенный смысл.
Лудивина кивнула и продолжила размышлять вслух:
– Он встречает фанатиков вроде него самого, и однажды… Лоран Брак – это заказ. Вот почему он убил мужчину, вот почему сексуальное насилие отсутствовало. Брака ему заказали его новые друзья.
– Деньги от продажи наркотиков часто идут на финансирование терроризма, мы знаем множество небольших организаций, которые так живут. В нашем случае новые друзья легко могли снабдить его сумкой с товаром, которую вы обнаружили на месте преступления, – просто чтобы сбить со следа полицию.
Лудивина медленно выдохнула, сцепив пальцы на затылке.
– В таком случае все это дело окажется связанным с терроризмом, – тихо проговорила она.
– Психопат, ставший орудием в руках религиозных фанатиков, – подвел итог Марк.
Внезапно Лудивина поняла, что это будет означать для нее:
– Даже не думай сбрасывать меня со счетов. ГУВБ не заберет себе дело. Брак – это мой труп, это я связала его убийство с убийством девушек. Я не отдам дело. ОР продолжит расследование!
Марк кивнул:
– Мне проще и быстрее будет работать с вами, но ты пока оставь при себе эти выводы, иначе вмешается отдел С1 – антитеррористический отдел прокуратуры Парижа, – и расследование перейдет в руки АТУ[24].
Поняв, насколько плотно страна опутана сложной сетью различных служб – ГУВБ, АТУ, Антитеррористический отдел прокуратуры Парижа, ДБО[25] французской армии, АБТ[26], не говоря уже о ГУВНБ, – Лудивина задумалась о том, как вообще можно работать при таком количестве специализированных органов, в атмосфере мелочного соперничества, ревности, вечного разделения территорий и компетентностей. Действительно ли она была наиболее компетентным специалистом, способным раскрыть это преступление? Ей так казалось. Она знала дело во всех подробностях, они с Марком сработались, все это могло лишь помочь расследованию.
– Ты думаешь, что-то скоро случится? – тихо спросила она. В ее голосе звучало сомнение.
Марк внимательно посмотрел на нее:
– Надеюсь, что нет, хотя исчезновение Фиссума – дело странное. Хорошо бы нам поскорее узнать хоть какие-то новости, – добавил он и сглотнул.
Лудивина поняла, что ему тоже не по себе.
29
Уголовный центр национальной жандармерии, Понтуаз.
Лудивина поздоровалась с мужчиной, вошедшим в прямоугольный зал. Генерал де Жюйя был словно более четкой копией капитана Форно: еще выше ростом, еще суше, с почти прозрачными глазами, с еще более открытой улыбкой, с певучим юго-западным акцентом. Генерал руководил УЦНЖ, но Лудивина уважала его не из-за высокой должности, а в первую очередь из-за его репутации. Де Жюйя учился в знаменитом Институте криминологии в Лозанне, успел поработать почти во всех отделах ИКРНЖ: это был один из тех высокопоставленных, крайне компетентных офицеров, кто прекрасно знает свое дело, – что отличало его от начальников-карьеристов, руководивших службами, но совершенно не имевших представления о том, чем именно эти службы занимаются. Его ценили и уважали.
Его уже ставшее легендарным добродушие успокоило Лудивину, которая немного нервничала.
– Форно предупредил меня, что вы приедете. Добро пожаловать! Я ознакомился с вашим послужным списком, лейтенант, и должен признаться, я впечатлен.
Следователь почувствовала, что все лицо у нее залила краска.
– Генерал…
– Нет-нет, нечего смущаться. Ваше место здесь, на третьем этаже ЦОКИ[27], в отделе по изучению поведения. Вы никогда об этом не думали? Они работают в парах, ОСП[28] и психолог, национальная компетенция. Имейте в виду на будущее!
Де Жюйя едва не смеялся, говоря это, а его акцент окрашивал превосходным настроением все его слова. Несоответствие между радостью жизни, которую он излучал, и кругом его обязанностей бросалось в глаза. Лудивина на миг задумалась над его прямым предложением и с удивлением поняла, что не собирается сбрасывать его со счетов. Неужели она и правда могла бы работать в этих стенах? Ей нравилась эта мысль.
Вокруг нее, в белом шуме системных блоков, операторы следили за данными на экранах компьютеров. Помещение казалось Лудивине современным, едва ли не футуристическим.
Генерал повернулся к огромному телевизору, к которому был подключен переносной компьютер.
– Пока мы ждем прокурора, назначенного на ваше дело, я хочу продемонстрировать вам наш новый метод, – гордо объявил он. – Он называется «Анализ принятия решений».
Генерал махнул рукой одетому в форму жандарму, стучавшему по клавиатуре. На экране перед Лудивиной и Сеньоном появилась карта Франции. На ней виднелись зеленые, синие, желтые и красные точки.
– Мы зарегистрировали и внесли в базу данных программы все преступные действия, совершенные за последние шесть лет. Мы разделили их по категориям: кражи со взломом, сексуальные домогательства, угон автомобилей и так далее. Используя эту базу данных и специально созданные для нее алгоритмы, наш «Анализ принятия решений» составляет график распределения преступлений во времени и, главное, прогноз совершения преступлений по районам.
– Предварительный? – уточнил Сеньон.
– Именно! – обрадовался генерал. – Программа изучает динамику совершения преступлений и составляет карту вероятностей того, какие именно действия будут совершены в том или ином районе. С сезонной преступностью все и без того ясно, но вот для ежедневного распределения бригад этот метод действительно очень полезен. К примеру, если мы понимаем, что программа прогнозирует всплеск краж со взломом в определенном районе в определенное время года, то можем заранее увеличить количество патрулей.
Жандарм приблизил карту, пока не стали видны отдельные сельские поселения. Некоторые названия были окружены зеленым, вокруг одной деревушки виднелось крупное желтое пятно.
– Скоро мы добавим метеорологические данные: к примеру, известно, что в сильную жару и в закатные часы совершается больше преступлений. Постепенно мы введем в программу еще больше факторов, и она станет работать еще точнее.
– Это какая-то научная фантастика, – пробормотал Сеньон.
Де Жюйя улыбнулся во весь рот: он явно гордился творением своих подчиненных.
– Нет, это жандармерия XXI века!
Лудивина задумалась об услышанном и о том, что капитан Форно уже рассказывал ей раньше относительно следующих этапов научного расследования, генетических фотороботов, изотопов… В ближайшие десять лет, не больше, их работа будет меняться с огромной скоростью. В завтрашнем мире компьютеры станут учитывать такое количество параметров всего на свете, что люди будут заранее знать, где именно произойдет определенный процент краж со взломом: в таком мире преступникам придется сбривать с тела все волосы, чтобы не оставить на месте преступления ни единого следа; одной капли слюны или пота будет достаточно для того, чтобы узнать абсолютно все о виновном и даже воссоздать его лицо на компьютере. Какое место в этом мире займут следователи? Лудивина испытывала парадоксальное чувство: она боялась, что ей не будет места в расследованиях – но ведь сама суть ее профессии состояла в том, чтобы снизить уровень преступности.
Секретарша сообщила, что приехал прокурор. Лудивина, Сеньон и Форно попрощались с генералом, перешли по стеклянной подвесной галерее в соседнее здание, где располагался ИКРНЖ, и спустились на нижний этаж. По пути им встретились трое рабочих, демонтировавших подвесной потолок, с которого свисали какие-то провода.
– Извините за беспорядок, – сказал капитан, – современные технологии имеют свою цену, нужно постоянно все обновлять. Теперь мы прокладываем сетевой кабель.
Один из рабочих отступил в сторону, давая им дорогу, и поздоровался с ними.
«Наголо выбрит, словно убийцы будущего», – подумала Лудивина, глядя на него. Вот, пожалуйста: она уже проецировала свои мысли на реальный мир. Возможно, в этом как раз и состоит ограничение полностью автоматизированного подхода. Нельзя обвинять человека, основываясь лишь на очевидных параметрах, – без фактов не обойтись. Вот почему следователи будут нужны всегда: только они способны учесть индивидуальные характеристики человека.
– Вы уже бывали у нас на вскрытии? – спросил капитан.
– Здесь еще нет, – ответила Лудивина.
– Вам понравится.
– Это вряд ли, – бросил Сеньон, сворачивая вслед за капитаном в широкий коридор, где свободно могла бы проехать медицинская каталка.
Двери распахнулись автоматически, почти бесшумно, едва капитан поднес пропуск к считывающему устройству. По обе стороны коридора сияли лаборатории, оборудованные по последнему слову техники. Помещения были устроены таким образом, чтобы техники могли своевременно отреагировать на любое происшествие, включая самые жуткие катастрофы.
– При необходимости мы сможем разместить здесь до шестисот тел, – подтвердил Форно, – охлаждаемых отсеков у нас достаточно. Мы ориентировались на размеры аэробуса А380. Мы решили, что должны быть готовы даже к катастрофе самого большого в мире транспортного средства.
– Буду думать об этом в следующий раз, когда сяду в самолет, – иронично заметил Сеньон.
Они прошли в зал, почти целиком занятый большим овальным столом, вокруг которого стояли внушительных размеров стулья. В центре стола мигали панели управления с множеством кнопок и рычажков, вместо окон на стенах висели многочисленные экраны.
Через другую дверь вошел невысокий человек в очках, в строгом костюме, со старательно зачесанными набок волосами. Прокурор Беллок.
– Я не благодарю вас за то, что мне пришлось сюда приехать, – сказал он так, что жандармы не совсем поняли, действительно ли это упрек или всего лишь шутка.
– Спасибо, что дали разрешение на эксгумацию, – ответила Лудивина.
– Вы меня практически вынудили! В любом случае первичное расследование заканчивается сегодня вечером, дальше в деле появятся судья и следственное поручение. Вы сумели удержать меня вдали от дела. Да-да, я не так уж глуп. Я посмотрел на ваш послужной список и решил удовлетворить вашу просьбу, но позвольте мне дать вам совет, лейтенант: не позволяйте себе слишком много, знайте свое место. Если вы будете держать в неведении судью, все может плохо закончиться.
Лудивина вежливо улыбнулась прокурору, вполне понимая, что он прав. Обернувшись к Сеньону, она отметила, что он тоже согласен с прокурором. Ему не нравилось, как она себя повела.
Капитан Форно занял место у панелей управления, пригласил жандармов и прокурора сесть и выдал каждому наушники с микрофоном, которые они послушно надели.
– Но… мы разве не будем присутствовать при вскрытии? – изумилась Лудивина, голос которой теперь звучал у всех присутствующих в наушниках.
Экраны осветились, словно перед ними открылись ставни. На всех виднелась одна и та же картина под разными углами: белый зал, где в свете хирургических ламп сияли стальные поверхности. Два стола для вскрытия стояли почти вплотную друг к другу.
– Будем, отсюда, – объяснил капитан. – В зале стоит несколько камер, которыми я могу управлять. Естественно, есть и громкая связь, и возможность приблизить изображение. Наш судмедэксперт будет отчитываться перед вами по ходу вскрытия, кроме того, мы все запишем. Вы получите компакт-диск с записью вскрытия и со всеми изображениями.
Лудивина вытаращила глаза.
– Никогда не видела ничего подобного.
– Во Франции такое оборудование есть только у нас. Будьте осторожны: после того, как хоть раз попробуешь нечто подобное, сложно возвращаться назад, к прежним методам работы.
На экранах появились врач и ассистент: последний выкатил из соседней комнаты тела и подвез их к столам для вскрытия.
– Они уже провели полную томографию обоих тел, – пояснил Форно. – Мы здесь часто действуем таким образом. Вы же знаете, что после диссекции от тела часто остается лишь кровавая каша. Если заранее провести томографию, можно сразу понять, что именно необычного мы найдем. К примеру, так мы можем обнаружить во внутренних органах фрагменты пуль. Благодаря снимкам судмедэксперт знает, где их искать, и не станет просто так кромсать труп.
Включился один из боковых экранов, на нем появились снимки трупа. Красное тело на черном фоне. Снимки сменяли друг друга, становились все четче, все глубже, а вскоре показался скелет. Все это напоминало негативные отпечатки работ Фрэнсиса Бэкона. Томограф снял с трупа кожу, слои плоти, один за другим продемонстрировал все внутренние органы, а затем добрался до самого центра человека, совершенно его обнажил. Вскрыл ледяную основу смерти.
– Думаю, нас ждет большой сюрприз, – сообщил голос в наушниках.
Судмедэксперт повернулся к камере и поприветствовал их.
– Вы уже видели снимки с томографа? – спросил он.
– Здравствуйте, доктор, – ответила ему Лудивина. – Не могли бы вы нам все объяснить?
– Я не совсем уверен, – только и ответил он. – Мы проведем вскрытие, но я не уверен до конца.
Тела женщин вытащили из чехлов, переложили на стальные столы для вскрытия, и Лудивина вдруг обрадовалась тому, что она видит их лишь на экранах. Запах от тел должен был быть просто жутким. Одно тело совершенно атрофировалось, скрючилось, сложилось почти пополам, высохло, словно мумия: четко просматривались сухожилия, рот был навечно раскрыт в немом, жутком крике смерти. Второе тело, напротив, хорошо сохранилось, ноги были еще розовыми, верхняя часть корпуса сгнила и почернела, на ней были хорошо заметны шов от первого вскрытия, напоминающий зловещую молнию, и белые пушистые круги в местах, где на останках проросли грибы.
– Ах, как же по-разному мы все гнием, – заметил судмедэксперт.
В безжалостном свете хирургических ламп эти слова прозвучали жестоко. Но врач, взяв в руки скальпель, приступил к делу крайне осторожно: он действовал точно, словно художник, заранее продумывающий каждое движение кисти, стремящийся к тому, чтобы его творение было совершенным. Он решил начать с черно-розового тела, поросшего грибами. С тела Элен Триссо. В этом, «более свежем», трупе вероятность обнаружить внешний биологический материал была выше, но судмедэксперт сразу предупредил, что чуда ждать не следует.
Прокурор обернулся и взглянул на Лудивину.
Труп не кровоточил.
Тело этой женщины уже давно лишилось всех жизненно важные жидкостей: часть попала в сифон во время первого вскрытия, все остальное впитала в себя земля.
Судмедэксперт склонился над животом трупа и аккуратно вытащил несколько небольших коричневых комочков с пучками отходящих от них волокон – влажных на вид даже после стольких лет в могиле. В ярком свете комочки казались красноватыми. Вот оно, лоно мира, вдруг подумала Лудивина. «Такое хрупкое, такое слабое, такое… омерзительное». Судмедэксперт положил свою жертву науке на стоящий рядом с ним блестящий поднос в мрачной тишине, прерываемой лишь шумом кондиционера.
– Это не органы размножения, – уточнил он, – но лишь то, что к ним вело. Предыдущая операция оставила внутренние органы в… беспорядочном состоянии, к тому же за время в могиле они сдвинулись с места. Но…
Одной рукой он держал зажим, другой рылся внутри тела, отодвигая то, что ему мешало.
Он покачал головой.
– Половой тракт отсутствует, – подтвердил он. – Именно так я и решил, взглянув на снимки с томографа.
– То есть? – переспросила Лудивина.
– У нее удалили всю половую систему. Так все чаще поступают с жертвами сексуального насилия, на случай дополнительной экспертизы, – прозвучал измененный микрофоном голос судмедэксперта.
– И где она теперь?
– Если все было сделано правильно? Конечно, в хранилище!
Лудивина успокоилась. Она решила было спросить у прокурора, может ли он ускорить получение вырезанных внутренних органов из хранилища, но тут ощутила на себе тяжелый взгляд Беллока. Он дал разрешение на две эксгумации для проведения проверки, в которой не было никакой нужды. Теперь именно ему придется сообщить об этом семьям погибших девушек.
Лудивина навсегда настроила против себя прокурора, которого считала одним из самых компетентных сотрудников прокуратуры. Неверное решение. Слишком поспешное. Она сердилась на себя. Не за то, что всей ее группе пришлось пережить этот момент, но за то, что его пришлось вытерпеть двум телам, лежавшим под жадными глазами камер.
– Бессмысленная трата сил и времени, – твердо сказал Беллок.
Лудивина закрыла глаза. К счастью, дело вот-вот должно было перейти судье. Для нее еще не все было кончено.
– А теперь пора аккуратно зашить эту бедняжку, – объявил врач.
Поняв, что для очистки совести судмедэксперту все равно придется вскрыть и второй труп, Сеньон вздохнул и расстроенно прижался головой к голове Лудивины.
– Ненавижу тебя за твои жуткие, отвратительные идеи, – едва слышно прошептал он. – Какая мерзость…
Она по-дружески похлопала его по руке.
Врач уже принялся за второе вскрытие, когда у Лудивины завибрировал телефон. Она бросила на него быстрый взгляд, чтобы понять, кто звонит, и ответила, увидев на экране имя Марка.
– Фиссума нашли, – безо всяких церемоний объявил он.
– Первая хорошая новость за сегодня…
– На самом деле нет. Он мертв, Лудивина. Его убили.
30
Страсть к патологическому, нездоровому, жуткому.
Желание увидеть как можно больше, не упустить ни одной самой шокирующей детали. Возможно, кого-то это даже успокаивает.
Толпа стояла прямо у ограждений, для полноты этой гротескной картины не хватало лишь тележек с мороженым и поп-корном.
Лудивина поработала локтями, пробираясь сквозь ряды зевак, вытащила удостоверение, чтобы ее пропустили через установленное полицейскими оцепление, прошла мимо пожарной машины, «скорой помощи» и автомобилей местных органов самоуправления, владельцы которых протестовали против того, что их не пускали к месту событий.
Лудивина приблизилась к реке, миновала второе оцепление, перешла через перекрытую полицией улочку и спустилась к воде по невысокому, поросшему травой берегу.
У склона горячо спорили о чем-то четверо мужчин и женщина, явно полицейские: казалось, они никак не могут договориться друг с другом, при этом один из них не давал пройти остальным.
Марк стоял ниже по склону, почти в воде, на небольшом участке, который вскоре будут тщательно осматривать специалисты в белых халатах, сотрудники технического и научного отделов полиции. Сунув руки в карманы своей зеленой парки, Марк с отсутствующим видом смотрел на продолговатый силуэт под золотистым спасательным одеялом. При виде Лудивины он жестом предложил ей приблизиться, тогда полицейский, никого не подпускавший к воде, позволил ей пройти.
– Это Люсьен, наш коллега, – объяснил Марк ничего не выражающим голосом. – Остальные – полицейские, которые будут расследовать дело.
– Кажется, они не слишком вам рады.
– Дело перейдет к ним через десять минут, как только мы уедем.
Он указал на золотистую фигуру в траве.
– Сегодня в полдень Фиссума обнаружили гулявшие, – пояснил он. – Он лежал там, лицом в воде, словно молился. Тело частично скрывали ветки, поэтому раньше его никто не заметил. Свидетелей привлек запах. Вероятнее всего, с момента его смерти уже прошло какое-то время. Я думаю, он погиб сразу после того, как исчез.
– Как его опознали?
– При нем были документы. Пожарные позвонили полицейским, те внесли его фамилию в базы данных, и нас тут же оповестили. Правда, за это время труп увидели местные дети, и Фиссума опознал один из них, ходивший в его мечеть. Теперь все всё знают. В толпе у ограждений половина правоверных.
– Стоит опасаться, что все выйдет из-под контроля?
– Главное – нельзя здесь задерживаться. Плохо, что все собравшиеся видели мое лицо. Дальше дело перейдет к полиции.
Лудивина видела лишь безвольную руку мертвеца, торчащую из-под спасательного одеяла, но и этого ей было вполне достаточно. Сегодня она уже насмотрелась на трупы. И все же ее инстинкт не давал ей покоя, велел ей взглянуть на тело хоть одним глазком.
– Ты его осмотрел, это точно он?
– Вне всяких сомнений.
– Откуда ты знаешь, что это убийство, а не самоубийство?
– Он лежал, опустив голову в воду, но на шее у него остались два хомута, затянутых так сильно, что еще чуть-чуть, и его бы обезглавили.
– Вот дерьмо…
– Не говори. С ума сойти. На кого работает ненормальный, который их убивает? Он грохнул Лорана Брака, а затем Фиссума! Я был уверен, что Брака заказали какие-нибудь начинающие исламисты, что они что-то там готовят, но теперь я вообще ничего не понимаю.
Лудивина нехотя приблизилась к телу, постаравшись не наступать на возможные отпечатки, но заметила, что весь берег уже затоптан ордами нахлынувших сюда прохожих, пожарных, полицейских, врачей… Она вытащила из кармана своей кожаной куртки шариковую ручку и слегка приподняла одеяло.
Абдельмалек Фиссум выглядел ровно так, как она себе и представляла, но был чересчур бледен: ей сразу стало ясно, что он потерял очень много крови. Чернобородый, слегка полноватый, в белой джеллабе, с прорезанным до кости горлом. Щеки, губы и веки частично объедены, кожа облезла, плоть изгрызена: после купания в Сене он в буквальном смысле утратил лицо. Лудивина скривилась от отвращения.
– Я допросил пару, которая его обнаружила, они уверены насчет положения тела, – добавил Марк.
– А это важно?
– Он лежал головой вот сюда. К Мекке. Говорю же, он молился.
На верхней части джеллабы виднелись следы крови – меньше, чем пролилось бы, если бы он стоял или сидел, когда хомут разорвал его сонную артерию. Значит, он истек кровью лежа, причем голова находилась ниже, чем тело, – возможно, уже в воде.
– Он молился, умирая, – подтвердила она.
Убийца заставил его встать на колени? Осмотрев запястья, Лудивина не обнаружила никаких подозрительных следов.
– Его не связывали, – сказала она.
– Знаю, и это странно.
Девушка выпрямилась. На сером небе не было видно солнца: оно словно растворилось где-то за плотной, грозной завесой облаков. Словно средь бела дня наступили сумерки.
«Или апокалипсис».
Мозг Лудивины принялся искать связи между элементами, всем, что она слышала, читала и видела. Больше всего ей помогали мысли вслух, и она тут же начала размышлять:
– Фиссум сбежал от вас по собственной инициативе. Никто не видел, как его похитили: вы бы такое заметили. Ваш человек, Ишам, говорит, что во время вечерней молитвы у Фиссума был отсутствующий вид, он держался в стороне от своих приближенных. Он готовился.
Она живо кивнула и обернулась к Марку:
– Он хотел умереть, – заявила она. – Он сам сдался убийце.
– Зачем ему приносить себя в жертву? Он играл важную идеологическую роль для вербовки в ИГИЛ на нашей территории!
– Именно это нам и следует узнать. Но наши представления об убийце остаются без изменений. Это фанатик. Он убил Лорана Брака и Абдельмалека Фиссума не ради того, чтобы удовлетворить собственные фантазии. Вовсе нет, он убил их по заказу. А зная о его новом увлечении, можно утверждать, что он действовал во имя Аллаха.
– То есть у него случилось озарение, и он сделал то, что велели ему голоса?
– Нет, он поступил как религиозный фанатик, удовлетворяющий требования своего духовного отца.
– У суннитов вообще нет никаких духовных отцов.
– Ты меня понял. Он делает то, что ему говорят. Говорит тот, кого он считает голосом Бога или его посредником.
– Тот, кто играл эту роль, лежит у твоих ног.
– А кто стоит выше его в их иерархии?
– Во Франции? Никто… Это такое разнородное скопление, каждая группа сидит в своем углу, а объединяет их экстремистская идеология и ИГИЛ, где-то там, в «стране Шам», как они ее называют. Их единственный глава – Бог.
– Разве у них нет организации с пирамидальной структурой, с настоящими лидерами?
– Нет, в Ираке и в Сирии у них есть халиф, правители и целая толпа стратегов, разрабатывающих военные операции, но здесь все эти титулы ничего не значат. А те немногие заметные представители ИГИЛ, которых мы видим в интернете, не смогли бы так просто приехать во Францию.
– Почему?
– Конечно, они могли бы просочиться через границу, но будем реалистичны: эти люди на многое способны перед камерами, они хорошо говорят, хорошо умеют вскружить голову недалеким, растерянным ребятам и завербовать их, но совершенно не способны вести партизанскую войну на нашей территории.
– Значит, мы должны признать, что есть еще кто-то. Кто-то очень влиятельный, какая-то теневая фигура: он сумел ускользнуть от ваших служб, но его слушают радикальные исламисты.
Марк покачал головой: Лудивина явно его не убедила.
– И что дальше? – спросила она.
– Мне надо в Леваллуа, начальство ждет от меня подробный отчет. И я их не разочарую… Возвращайся в Париж, я позвоню тебе в выходные.
Марк мрачно посмотрел на нее. Он был чернее тучи.
Когда Лудивина вышла из машины на парковке за казармой, поднялся ветер. Дневной свет казался еще более тусклым, чем на берегу Сены.
«Будет гроза».
Она не разделяла озабоченности Марка. Он потерял важную фигуру, которая позволяла ему следить за целой сетью, он чувствовал, что убийца все усложнил, обвел его вокруг пальца. Но для Лудивины все произошедшее имело смысл. Она не до конца понимала, какой именно, но теперь совершенно убедилась в том, что убийцей кто-то управляет. Таково было единственное разумное объяснение его поведения, а уж в этой сфере у Лудивина имелся свой опыт: даже серийные убийцы руководствовались определенной логикой.
Она поймает эту гадину. Этого насильника. Этого фанатика. Такова была ее собственная цель. Все остальное – дело ГУВБ.
Единственная хорошая новость пришла, вопреки всем ожиданиям, от прокурора Беллока – он сам ей позвонил. Он запросил вырезанные половые органы первых двух жертв, которые так и хранились в специальном хранилище, поскольку дела не были закрыты. В знак уважения к судьям, которые рассматривали эти дела об убийствах, а также ради получения единообразных выводов от специалистов, Беллок отправил биологический материал в те же лаборатории, которые привлекали для анализа еще при первом расследовании. Это были частные лаборатории, вполне компетентные, однако работавшие дольше, несмотря на то что прокурор потребовал провести срочный анализ. Лудивина не могла опомниться от радости и долго благодарила Беллока, не забыв заодно извиниться.
Входя в казарму, она заметила на бульваре мужчину на мопеде, в мотоциклетном шлеме: он пристально смотрел на нее, и поэтому она замешкалась у дверей. Их разделяло ограждение. Она не могла вспомнить, встречались ли они раньше, но его лицо показалось ей знакомым.
Мужчина опустил визор, нажал на газ и исчез в потоке машин.
Она решила, что это журналист или какой-то жандарм, бывавший в ОР, имени которого она не запомнила.
Она была точно уверена лишь в одном: это не кто-то из ее бывших любовников.
Внутри у нее все сжалось от тревоги, хотя она и не сумела понять, почему. Она отогнала тревогу прочь.
Как глупо переживать из-за лица, показавшегося знакомым.
«Но его взгляд. Он был… тяжелым. Пустым».
Она все выдумала. День был ужасным, она уже две недели интенсивно работала над расследованием. Пора отдохнуть. Выходные пойдут ей на пользу.
Над Парижем загремел гром.
«Будет гроза», – вновь сказала себе девушка, входя в казарму.
Гроза разразилась ранним вечером.
31
Голос стих, скрестись тоже перестали. Лудивину снова окружило черное безмолвие. Так было не лучше.
Где он? Когда он снова появится? Станет ли следующий раз последним? Когда он возьмется за нее? Пары ударов электрошокером хватит, чтобы ее усмирить. Первый хомут уже через миг затянется у нее на шее. Пока он будет ее насиловать, она будет чувствовать, как хомут с каждым движением тел все сильнее стягивает ей горло. Затем он затянет второй, чтобы у нее не осталось ни единого шанса. Третий хомут она даже не почувствует, но это животное станет тянуть за него с нечеловеческой жестокостью, а потом выйдет из комнаты и оставит ее задыхаться в одиночестве, в этом тошнотворном месте.
Лудивина жалела о том, что ее знания по судебной медицине столь глубоки. Она знала, что асфиксия может быть очень долгой. До нескольких минут. Все зависит от давления на горло. Если он постарается, она быстро умрет. В ином случае агония может продлиться минут пятнадцать. Почти тысяча бесконечных секунд, когда она будет скользить в пустоту. Без возможности повернуть все вспять. Она будет уверена лишь в одном – в неотвратимости смерти. Почти тысяча секунд ужаса, сожалений, пошедших прахом надежд.
Она знала, что поведет себя так же, как те девушки, что сорвет себе ногти, что попытается поддеть хомуты, разрывая собственную плоть. Зачем? Она не сможет снять их голыми руками. Но, даже зная об этом, она все равно не сможет удержаться. Желание жить окажется сильнее. Она будет бояться смерти, даже несмотря на боль и страдания.
По пищеводу волной поднялась кислота, спазмы в желудке скрутили ее пополам.
«Только не язва, не здесь, не сейчас!»
Ей нужно было думать о другом, но стресс не давал организму покоя, пожирал его изнутри.
Лудивина со стоном попыталась сменить позу в своей узкой темнице. Она больше не могла оставаться взаперти, без возможности двигаться, размять запястья, намертво скрученные хомутами так, что на них уже появились первые капельки крови.
«Он со мной говорил».
Эти слова словно сами собой высветились у нее в голове. Лудивина ухватилась за них. Да, он с ней говорил.
«Как с живым существом. С ним можно наладить контакт».
Нет, в действительности он обращался не к женщине, а к предмету, который должен был дозреть и затем принести ему наслаждение. Он сеял в ее душе страх и этим возбуждал сам себя.
На самом деле он говорил с самим собой.
«Наслаждение».
Вот она, входная дверь. Доставить ему наслаждение. Правильными словами. Коснуться эрогенных зон его больного мозга, чтобы он не захотел сразу ее убить, чтобы она еще какое-то время продолжала его возбуждать.
Лудивина вспомнила все, что сумела узнать о самом убийце, его поведении, его навязчивых идеях, его новой вере и возможных противоречиях, которые могли возникнуть в связи с ней.
Ей нужно было сыграть с ним в игру. Подобрать идеальный тон. Стать канатоходцем, идущим над бездной. Если она потеряет равновесие, пластиковый хомут схватит ее за горло.
Она принялась обдумывать, как подойти к теме, представила себе разговор с ним, приготовилась не попадаться в возможные ловушки, решила, как будет сдерживать его, длить его возбуждение, но вскоре поняла, что все это ей никак не поможет. Слишком много вариантов. Ей придется импровизировать. Довериться самой себе.
Но главное – у нее нет права на ошибку.
Кто-то поскребся в холодную каменную стену. От неожиданности она дернулась.
«Он уже вернулся!»