Зов пустоты
«Ночью».
По краям минеральной ваты, закрывавшей отдушину, пробивался свет. Был день. Она провела здесь не более суток, это точно, а значит, ей пришлось бороться за свою жизнь в ту же ночь, когда он ее похитил.
«Он хотел сразу же взяться за меня… он был слишком возбужден и не мог сдержаться, несмотря на усталость… но всего того, что я ему сказала… хватило… до сих пор».
До утра после похищения. Самое позднее – полудня, оценила она.
Слишком рано ждать помощи со стороны. Ее друзья, возможно, еще даже не заметили, что она исчезла.
На них никакой надежды нет.
Она умрет в этом жутком подвале.
Если только ничего не придумает. Ей остается надеяться только на себя.
– Я… с вами… поговорю, – вымучила она, несмотря на то, что в горле у нее пересохло от жажды и ужаса.
– Молчи! Будешь говорить, когда я велю! Иди на матрас.
Лудивина знала, что в миг, когда ее колени коснутся матраса, решится ее судьба. Он окажется в своей зоне комфорта, его фантазия развернется в полной мере, а эта фантазия настолько сильна, что ее, Лудивину, унесет, словно соломинку, которую подхватил ураган. Что бы она ни делала, ничего не поможет.
«Выиграй время!»
Она притворилась, что у нее кончились силы, и рухнула на холодный бетон.
«Вход. Найди вход в его сознание. Завяжи разговор».
Это должно быть что-то другое, не связанное с его желанием: теперь он ее видит, так что ей нельзя использовать ту же стратегию, что и ночью. Иначе он ее сразу убьет.
«Другие слабости! В чем они? Вспоминай все, что ты о нем знаешь! Найди долбаный вход!»
Он ударил ее ногой по ребрам. Лудивина изо всех сил сжалась и промолчала, проглотила собственный крик. Не дать ему этого удовольствия.
– Скорее! – разозлился он.
Она медленно оперлась на один локоть, затем на другой. Каждое движение давало ей отсрочку, дарило ей еще один шанс отыскать слабину, которая была ей так нужна.
– Я просто хочу помолиться в последний раз, – вдруг сказала она. – Всего раз…
Он пощелкал языком в знак того, что об этом не может быть речи, и ногой указал на матрас.
– Прошу вас… скажите… где юго-восток. Я хочу помолиться…
Повисло молчание. Полное отсутствие звуков. Оба на миг перестали дышать.
– Ты мусульманка? – спросил он.
Тон слегка изменился. В нем слышалось подозрение.
Лудивина не ответила.
Слабина была здесь – в противоречии между его недавно обретенной, но очень сильной верой и его жуткими, запретными фантазиями.
– Я просто хочу помолиться… потом ты будешь делать все, что захочешь, Бог за мной присмотрит.
Она перешла на «ты», чтобы сократить разделяющую их дистанцию.
Он не реагировал. Пытается вернуть Бога на свою сторону, догадалась Лудивина. Хочет оправдать свои действия.
Она задумалась о том, почему он ее похитил. Он выбрал ее не случайно. Он сделал это потому, что знал: она идет по его следу.
«Где я видела его лицо?»
Не среди дел насильников, дела которых они перебирали в последние дни. На распечатанных документах не было фотографий.
«Он взялся за меня, потому что я подобралась к нему слишком близко».
Как он узнал?
«Теперь он убивает не для того, чтобы удовлетворить собственные желания! Он убивает, чтобы служить…»
Он явно чему-то служит, подтверждение тому – Брак и Фиссум. Он точно не ведет религиозную войну: христианский фанатик против радикальных исламистов – это не про него, Фиссум по собственной воле последовал за ним, а он убил его, пока тот молился, повернувшись к Мекке. С Браком было иначе: он все тщательно спланировал, чтобы отвлечь следователей. Нет, он тоже мусульманин.
Вид куска пластиковой пленки, ожидавшего ее в трех метрах, лишал Лудивину всяких иллюзий. Убийца разделается с ней во имя Господа, но использует эту возможность, чтобы дать себе волю, чтобы удовлетворить свои извращенные фантазии… ведь именно они – основа его нынешней личности. Как он интерпретирует насилие над ней, ее убийство? Как превратит их в необходимое действие? У него нет ни единого повода… кроме защиты от нее. Но ведь это уже не истовая вера, это эгоизм, он действует, чтобы выжить. Какое хлипкое объяснение он дает своим поступкам!
– Замолчи и иди туда! – повторил он, на этот раз совершенно спокойно.
С тех пор, как он глубоко уверовал в Бога, он убивал, чтобы повиноваться. В перерыве ему под руку попалась Анна Турбери – своего рода переходный этап, последний бесконтрольный порыв. Но с тех пор он служил делу, значительно превосходящему его самого.
«Он повинуется, потому что это соответствует его духовным убеждениям и личным потребностям».
Почему он взялся за Лудивину? Потому что так велел ему тот, кто им руководит, или потому что понял, что она взяла его след? В первом случае он ее уничтожит. У него нет выбора, его действия оправдывает приказ, полученный свыше. Но если он похитил ее по собственной инициативе…
Над ней сверкнул электрошокер.
– Я тебе очко подожгу! – раздраженно крикнул он.
«Он в нетерпении, он пришел за мной, потому что снова испытывает возбуждение, а я сейчас все испорчу».
Она поняла, что он теряет контроль над собой. Удары, гнев говорили о том, что есть лишь два варианта: либо он возьмется за дело и пойдет до конца, либо в конце концов устанет и, не желая испортить самый главный момент, бросит ее обратно в ее могилу еще на несколько часов.
«Слишком рискованно».
Нужно зайти с другой стороны, заставить его сомневаться. Заставить его метаться между истовой верой и убийством. Погрузить его в его собственные мучительные переживания о добре и зле, так чтобы они вытеснили из его головы всякое стремление к насилию.
– Бог меня защитит, Он примет мою душу, – выдавила она, едва ворочая языком.
– Заткнись.
– Он откроет мне двери, потому что знает, что я – жертва Зла.
Порывшись в собственной памяти, словно застывшей от стресса, Лудивина вспомнила слово, которое использовал один ее бывший коллега, мусульманин, рассказывая о том, что в его религии под запретом.
– Убивать меня – харам, – прибавила она. – Ты ответишь перед Ним за свой поступок.
– Молчи!
– Если ты изнасилуешь и убьешь мусульманку, то навлечешь на себя Его гнев и…
Он прижал к ее руке электрошокер и ударил током. Лудивина подобралась, до боли сжала зубы, все ее тело словно пронзило молнией.
– Заткни свой гребаный рот! – заорал он.
Лудивина задыхалась, скорчившись на полу. Она его спровоцировала, он среагировал, а значит, она нащупала чувствительную струну, заставила его свернуть с рельсов, ведущих в его фантазию. Она на верном пути, но этот путь смертельно опасен: одно неверное движение – и у нее на горле затянется пластмассовый хомут…
– Если ты меня изнасилуешь, – выдавила она, – ты изнасилуешь Бога.
Новая порция ударов ногами, сильных, прямо в ребра.
– Он повсюду, – стонала она, – Он все знает, Он все ви…
– Ползи, сука!
Пятка мужчины врезалась Лудивине в рот, так что ее отбросило назад. Она ударилась головой об пол и почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Она сопротивлялась. Изо всех сил пыталась сохранить ясность ума, боролась с упорством человека, понимающего, что он умрет, если сдастся. Вкус крови на губах помог ей не отключиться.
– Я знаю, что с тобой происходит, – морщась, выговорила она. – Твои жуткие желания борются с твоей верой. Я все знаю. Бог говорит мне обо всем.
Ее скрутило от нового удара током. Один нескончаемый разряд.
Затем мужчина вскочил и отбежал от нее. Он издал вопль – крик дикого зверя, в котором слышались и ярость, и агония.
Лудивина, едва живая после обрушившегося на нее наказания, собрала все еще сохранившиеся у нее крупицы сил, чтобы удержать глаза открытыми, хотя бы наполовину… Она захлебывалась в собственной крови, вонзала ногти все глубже в кожу ладоней. Но лицо ее кривилось в жестокой усмешке.
Он сорвался. Возбуждение прошло. Теперь он либо убьет ее, либо выждет, пока гнев уляжется, пока он вновь сможет все контролировать, пока вновь обретет власть над ней… пока сексуальное желание не пересилит сомнения, вину перед Богом.
Он подошел к ней, схватил за лодыжки и грубо потащил к темной яме.
– Большой джихад, я должен совершить большой джихад! – произнес он сам для себя, словно пытаясь себя убедить. – Да, да, чтобы перейти к малому джихаду. Он велел мне вершить догму! Он велел забрать с собой как можно больше людей! Эта кафир – одна из них! Одна из них!
Люк закрылся, и Лудивина вновь оказалась во тьме, которая теперь несла ей успокоение.
Она выиграла еще несколько часов.
В следующий раз он найдет способ сразу ее обуздать.
Она сделала глубокий вдох, желая вновь обрести контроль над собственным телом. Она была жива – пусть и ненадолго; но все же ей удалось одержать маленькую победу над временем.
«Без паники…»
Чтобы забыть страх, ей нужно было на что-то отвлечься.
«Этот человек… где я его раньше видела?»
У Лудивины болело все тело, она не могла унять дрожь, она плакала, не желая признаваться в этом самой себе, – но все же не собиралась сдаваться на милость этого чудовища.
Она погрузилась в себя, ушла как можно глубже и принялась искать в памяти его лицо.
38
Старенький «Порше Бокстер» дремал в гараже возле дома Лудивины.
Сеньон отошел от пыльного оконца. Он почти никогда не видел ее за рулем этой машины. Зачем покупать себе такую игрушку, если ездишь на ней раз в год?
– Что там? – спросил Марк Таллек от ворот.
– Машина в гараже.
Сеньон подошел к Марку, и они вместе зашагали через сад, оглядывая дом.
– Она часто так поступает? Исчезает, никому ничего не сказав? – спросил Марк.
– Иногда она куда-то срывается, если ей вдруг что-то приходит в голову. Но обычно предупреждает. И потом, после нашего последнего крупного дела она точно не стала бы так поступать.
– Может, она еще спит?
Сеньон посмотрел на часы.
– Почти полдень. Вряд ли.
– Какие-то семейные дела?
– Нет, на работе аврал, она не бросила бы расследование без веской причины и точно бы позвонила.
– Может, она телефон потеряла, или он разрядился…
Марк изо всех сил пытался себя разубедить.
– Вы можете войти к ней в дом? – спросил Сеньон.
– В смысле?
– В смысле, что вы из ГУВБ и у вас наверняка есть в кармане отмычка, которая незаметно откроет любой замок.
Марк тяжело вздохнул.
– Нет, ничего подобного у меня нет. Хватит уже дурацких стереотипов. Может, она кому-то оставила ключи?
– Кажется, был дубликат в казарме, в ее столе.
Марк внимательно взглянул на жандарма.
– Успокойте меня. Вам тоже кажется, что что-то не так?
– В обычных обстоятельствах я не стал бы переживать, но после того, что произошло в пятницу вечером…
– Можете съездить за ключами?
Сеньон покачал головой.
– А вдруг у нее и правда неприятности? Тогда я не стану терять еще полчаса, – заявил он и двинулся к длинной террасе.
Он вытащил из кармана джинсов складной ножик, просунул его в замок раздвижной двери, и та сразу подалась.
– Я говорил ей поставить другой замок! – с досадой бросил он. – И сигнализацию!
Они разошлись, чтобы осмотреть дом, и спустя пару минут вновь встретились у подножия кованой лестницы.
– Она не ночевала дома, – тревожным тоном сообщил Сеньон.
– Откуда вы знаете?
– Одежды, в которой она была вчера, нет ни в корзине для белья, ни в спальне, ни в ванной.
Марк нахмурился.
– Сеньон, спрошу прямо: может, у нее кто-то есть?
Сеньон сглотнул, но Марк настаивал:
– Я знаю, вы наверняка догадались или она сама вам все рассказала, мы с ней переспали. Но мы не клялись друг другу в верности. Я большой мальчик и переживу, если узнаю, что у нее несколько любовников.
– Нет, все не так. Раньше она и правда многое себе позволяла, но это в прошлом. Теперь ей нужны прочные отношения. И у нее уже несколько месяцев никого не было.
Марк провел рукой по волосам, сжал зубы.
– Я был бы почти счастлив услышать обратное, – признался он. – Ладно, куда она собиралась вчера вечером, после работы?
– Сюда. Она отправилась домой. Ушла, сказав, что ей нужно на пробежку.
– Но пробежки не было, поскольку вы не нашли ее вчерашнюю одежду. Она ходит в какой-нибудь спортзал?
– Нет, возвращается домой, переодевается и бежит прямо от дома. У нее свои привычки.
– Вот черт…
Сеньон позвонил Гильему, чтобы узнать, нет ли новостей от Лудивины, не видел ли ее кто-нибудь из коллег. Безрезультатно.
– Я опрошу соседей и владельцев магазинов на пути от дома до казармы. Вы со мной? – спросил он.
Марк тут же согласился.
Для начала они решили поговорить с соседями. Всякий раз, застав кого-то дома, они спрашивали, знают ли те Лудивину, видели ли они ее в последнее время, и всякий раз Сеньона обуревали сомнения. Может, они делают из мухи слона? Может, она вот-вот появится и все им объяснит?
Никто из ближайших соседей Лудивины ничем не смог им помочь, и Сеньон уже решил, что потратит хоть весь день на разговоры со всеми, кто мог видеть их коллегу по пути из казармы, когда вдруг девочка, слушавшая, как ее мать разговаривает с Марком, перебила взрослых:
– Вы ищете красивую соседку? Ту, что весной показывали в новостях? Полицейская, уже не помню, что она тогда сделала… Я иногда вижу ее на улице или в ее саду.
– Ты ее встретила вчера вечером? – насторожился Сеньон.
– Нет, но зато я видела у нее в саду какого-то человека, он, кажется, потерял собаку…
При этих словах Сеньон схватил Марка за руку и сжал. Изо всех сил.
Все отделы парижского ОР помогали Сеньону и Гильему в поисках Лудивины. Магали, Франк и Бен разделили оставшиеся дела насильников и искали тех, кто больше всего походил на составленный жандармами портрет преступника. Ив и Бригада по борьбе с наркотиками изучали историю звонков коллеги, пытались определить ее геолокацию. Отдел по вопросам нанесения вреда имуществу и Отдел экономических преступлений работали на улице – опрашивали всех на пути, по которому следователь шла накануне вечером, в надежде собрать хоть какую-то информацию. Девочка, видевшая мужчину в саду у Лудивины, не могла составить фоторобот, она лишь вспомнила, что это был человек среднего роста, в темной одежде, в кепке, возможно, коротко стриженный или лысый, с поводком в руках. Он вел себя так, словно что-то потерял: внимательно смотрел по сторонам, а затем толкнул калитку, как будто увидел свою собаку в саду у следователя.
Сеньон не сомневался: это он. Слишком похожий почерк. История с потерянной собакой была отличным прикрытием: преступник оставался незамеченным или, по меньшей мере, не вызывал никаких подозрений, пока осматривался и убеждался в том, что его никто не видит. С такой легендой он мог проникнуть куда угодно.
Никто не говорил об опасности, подстерегавшей Лудивину в том случае, если она и правда попала к нему в руки. Никто не хотел даже на миг представить себе, что с ней в таком случае происходит. Им всем нужно было удвоить, утроить свои усилия, сконцентрироваться, работать в тысячу раз эффективнее, чем обычно. Время от времени жандармы встречались друг с другом глазами, ободряюще хлопали коллегу по спине, приносили кофе. Франк обнял Магали, когда та вдруг не сдержалась, расплакалась при мысли о подруге. Известие о том, что Лудивину похитили, словно накрыло СР свинцовым колпаком, таким тяжелым и плотным, что все сотрудники оцепенели от ужаса.
Марк поехал в Леваллуа – понять, не сможет ли он хоть чем-то помочь благодаря своим связям. Новостей от него не было до вечера, когда он позвонил в жандармерию узнать, удалось ли им хоть немного продвинуться.
За это время пришли результаты срочных анализов ДНК: образцы, взятые у бывшего парня Элен Триссо и у Мирко, не совпадали с образцами ДНК, обнаруженными в фаллопиевых трубах жертв.
– Не может быть! – в ярости крикнул Сеньон. – Хотя бы один анализ должен был совпасть!
– Нет, – повторил Гильем, – результат отрицательный.
– Все свидетели подтвердили, что Элен Триссо была не из тех, кто ходит налево. Если у Джорджианы Нистор был кто-то на стороне, кроме Мирко, все в таборе знали бы об этом!
– Мы вернулись к гипотезе о двух насильниках, – заключил его коллега.
– Да нет же, мы от нее уже отказались, – Сеньон стукнул кулаком по столу от бессилия и злости.
Они уже ничего не понимали, они куда-то брели наугад во тьме и никак не могли найти выход из этой тьмы, не тешили себя надеждами на светлое будущее. Уж точно не на светлое будущее для Лудивины.
Они скрепя сердце вернулись в свои прежние кабинеты. Фасад казармы был исцарапан пулями, стекла в окнах еще не заменили, даже потолок в их кабинете еще хранил хорошо заметные следы нападения. Ограду двора накрыли синим брезентом, перед зданием постоянно дежурили двое военных в форме.
Капитан Меррик сидел в кабинете вместе с ними и с озабоченным видом изучал результаты анализов.
– Может, они как-то ошиблись при взятии образцов? Или в лаборатории? Такое уже бывало.
Сеньон бросился к телефону и позвонил в ИКРНЖ. Его тут же переключили на Форно, и он попросил:
– Капитан, мне нужен еще один анализ ДНК.
– Прокурор одобрил?
– Одобрит, дело срочное.
– Хорошо, конечно. Если вы мне объясните, в чем дело, мы все постараемся сделать быстро. Получите результаты завтра днем.
– Нам надо сегодня. Прямо сейчас.
– Но это невозмо…
– Тот метод, который ваши сотрудники разработали для анализа ДНК менее чем за два часа, – на днях вы рассказывали нам о нем, он ведь работает?
– GendSAG? Да, но мы используем его в особых случаях, когда нужно обработать много образцов, например, если произошла авиакатастрофа или…
– Если пропала коллега. Речь идет о жизни жандарма, капитан. Результат нужен прямо сейчас.
Форно выдохнул в трубку.
– Скажите, чем я могу помочь, и все тут же будет сделано, – заявил он.
– Фаллопиевы трубы обеих жертв еще у вас? Мне нужен повторный анализ.
Сеньон решил не называть имя Лудивины – боялся встревожить капитана, но, кроме того, он и сам не осмеливался вслух говорить об этом. Он не мог даже представить себе, что с ней сейчас происходит, у него тут же голова шла кругом.
Опрос соседей ничего не дал. Никаких свидетелей, кроме девочки, которая толком ничего не помнила. Поблизости не было ни единой камеры наружного наблюдения. Эксперты из ЭКО не собрали никаких улик. Мобильный телефон Лудивины перестал передавать сведения о геолокации ранним вечером воскресенья, вскоре после того, как она вышла из казармы.
Сеньон метался по кабинету, как дикий зверь. Он с трудом мог читать дела насильников. Возможно ли, что прямо сейчас кто-то из них измывается над его подругой?
Шли минуты – тяжелые, жуткие. Всякий раз, когда двигалась стрелка на циферблате настенных часов, Сеньон словно умирал, вновь и вновь. Он боялся позвонить жене, рассказать ей, раскрыться, снять броню – пусть даже на краткий миг…
За окнами неумолимо темнело.
Они отобрали двадцать четыре дела насильников, находившихся на свободе на момент совершения всех убийств, подходящих по возрасту и живших не более чем в часе езды от цыганского табора в то время, когда погибла Джорджиана Нистор.
Полковник Жиан переходил из кабинета в кабинет, следя за тем, как группа Магали и Сеньон с Гильемом работают над делами.
– Двадцать четыре! – причитал он. – Сужайте дальше! ГВНЖ и ВНВЖ[32] могут взять их всех разом, но мы сами не сможем их всех обработать! Мы не можем арестовать их одновременно, а времени на то, чтобы собрать подмогу и проинструктировать всех на случай, если преступник удерживает у себя лейтенанта Ванкер, у нас тоже нет… Я не стану так рисковать. Пока не стану. Нужно сузить круг. Работайте!
Сеньон и Гильем снова взялись за дела подозреваемых и прогнали их, одно за другим, через все доступные ОР картотеки. Более тридцати баз данных, в которые всякий раз нужно было вводить полную информацию о преступнике.
Минуты шли и превращались в часы.
Жива ли еще Лудивина?
Сеньон не хотел об этом думать. Ни на секунду.
Предполагать самое жуткое он просто не мог.
Они сузили круг поиска и в конце концов отобрали шестерых мужчин, живших в непосредственной близости от цыганского табора. Всем было от двадцати пяти до сорока – самый подходящий возраст. Все имели технические профессии или работали в одиночку.
Сеньон боялся, что, сузив круг так сильно, они упустят настоящего преступника. Психологический портрет вообще нельзя было считать безошибочным методом, а критерии, которые они в конце концов использовали, казались слишком узкими. К тому же картотеки, на основе которых они отбирали подозреваемых, тоже оставляли пространство для ошибки, поскольку многие уже давно не обновлялись.
– Мы зашли в тупик, – взволнованно бормотал он себе под нос.
Гильем взмахнул перед ним каким-то листочком:
– Этот мне нравится, он безработный, времени у него полно, так что он вполне подходит.
– Продавец кухонного оборудования может составить себе любое удобное расписание, – заметил Сеньон. – И сантехник тоже. И программист-фрилансер. Даже мусорщик заканчивает работу довольно рано и тут же может браться за дело.
В кабинет заглянул полковник Жиан:
– Вы продвигаетесь? Я уже мобилизовал ГВНЖ. Они в Сатори, готовы начать по нашему сигналу.
– Мы работаем, еще работаем, – сердито бросил Сеньон.
– Я не стану ждать еще одну ночь, мы слишком многое знаем об этом извращенце. Нужно что-то делать. Сообщите, как только будете готовы. Мне нужны имена, адреса и краткие сведения о том, почему вы отобрали именно этих людей.
«Мы ведем опасную игру, – подумал Сеньон. – Если потратим все силы и то малое время, которое у нас еще есть, на то, чтобы попытаться спасти Лудивину, но при этом пойдем по ложному следу, я никогда себя не прощу. Мы рискнем жизнью Лудивины, ткнув пальцем в небо, не имея никаких доказательств, ни единого точного указания…» Неопределенность сводила Сеньона с ума. Он заставил себя вернуться к конкретным делам, чтобы хоть что-то делать, чтобы не думать о худшем.
Он взял в руки дело тридцатилетнего актера – и отложил в сторону. Он не верил, что это тот самый человек, но не смог бы объяснить, почему. Инстинкт подсказывал, что это не он. Дважды разведен, двое детей, судимости за серьезные преступления – развратные действия, изнасилование; и все же наличие у него семьи свидетельствовало о том, что он способен жить с женщиной. В то же время, его дом находился в Гризи-ле-Платр, в десяти минутах езды от цыганского табора. Сеньон колебался, не зная, стоит ли исключить его из списка подозреваемых.
– Вот черт, – воскликнул Гильем, глядя на экран своего компьютера. – Проверь почту, пришли результаты от Форно. Он все сделал сам, использовал этот метод, о котором вы говорили, GendSAG.
Сеньон ухватился за эти слова, как канатоходец хватается за свой шест, чувствуя, что вот-вот упадет в бездну. Он слушал, боясь спросить, что же дальше, оцепенев от ужаса при мысли о том, что Форно ничего не нашел.
– Он пишет, что его результаты не совпадают с результатами лаборатории, – продолжал Гильем. – Он получил в обоих случаях одинаковую ДНК! Слышишь? Одну и ту же! Меррик был прав, лаборатория ошиблась…
Зазвонил телефон. Высветился номер ИКРНЖ. Сеньон понимал, что это Форно – звонит, чтобы сказать, что все им отправил, повторить все то, что уже написал в письме.
Не поднимая трубки, Сеньон нервно замахал рукой Гильему:
– Дальше, дальше!
Слишком невероятно, чтобы быть правдой. Ошибка лаборатории? В двух анализах? Сеньон не мог в это поверить.
Гильем уставился в экран под звон телефона:
– Он сверился с картотекой АНК и… нашел совпадение! Результаты анализа ДНК совпали, он нашел имя!
Гильем наклонился, чтобы лучше прочесть все, написанное в письме, и закачал головой, а затем схватил со своего стола стопку дел и вытащил одну папку.
– Он в нашем списке! Сеньон, мы его нашли!
Только теперь Сеньон и правда поверил во все, что услышал. Он с грохотом вскочил со своего места.
39
Мир ускорился. Пейзаж за окнами исчезал быстрее, чем проявлялся, неуловимый, неосязаемый, и даже фары других машин, огни фонарей и фасады домов растекались, уплывали за рамки – за пределы оконца в фургоне жандармерии, где сидел Сеньон.
Включив сирены и проблесковые маячки, чтобы расчистить путь, они мчались сквозь поток машин, словно нож, взрезающий монотонность пробок в конце обычного рабочего дня. Едва завидев брешь среди машин, мотоциклисты сопровождения кидались в нее, водитель фургона давил на педаль, мотор ревел, и застрявшие в пути автомобили тут же снова смыкали ряды позади них.
– Мы ставим все на одну карту! – бросил с заднего сиденья полковник Жиан. – Вы уверены в своей правоте?