Дыхание богов Вербер Бернард
Внизу я вижу Сфинкса. Еще ниже домик Геры, дальше статуи горгоны, маленькие оранжевые вулканы, а еще ниже маленькую белую точку – это Олимпия.
Если прыгнуть отсюда, падение будет долгим.
Я начинаю решительно карабкаться вверх.
Склон становится все более отвесным. Я подтягиваюсь на руках. Мне холодно. Я ищу, за что уцепиться, чтобы продолжить восхождение. Каждое движение вверх дается все труднее. Я отбил все пальцы о камни.
Я нашариваю ногой опору, но камень выскальзывает. Я теряю равновесие и падаю. В последний момент мне удается ухватиться за какой-то выступ. Подо мной пропасть. Если я упаду, то пролечу не меньше сотни метров.
Неужели я теперь потреплю поражение?
Я замер, вцепившись в скалу. Руки затекли, мышцы сводит. Я делаю все, что могу, изо всех сил пытаюсь подтянуться, но мне не хватает опоры.
Сейчас я отпущу руки.
Если сейчас кто-то сочиняет мои приключения, я прошу его перестать меня мучить. Если читатель читает роман обо мне, я прошу перестать читать. Я не хочу продолжения. У меня такое впечатление, что меня подвергают все более суровым испытаниям. Все, хватит! Я отказываюсь принимать участие в этом балагане. Роман обойдется без меня.
Я разжимаю пальцы.
И тут меня хватает мощная рука.
– Я же говорил тебе, ни в коем случае не лезь наверх!
Я поднимаю голову, чтобы увидеть, кто меня спас. Я не верю своим глазам. Это…
Он крепко держит меня и втаскивает на площадку.
Жюль Верн!
На нем рваная прожженная тога, в которой я видел его во время нашей первой встречи. Взгляд его светлых глаз ясен, вокруг глаз веселые морщинки.
– Я… Я думал, вы умерли, – бормочу я.
– Это не значит, что меня можно было не слушаться, – строго говорит он.
– Я видел ваше израненное тело, распростертое в долине. Вы упали с огромной высоты.
– Да, для смертного – это смертельно. Но мы все-таки не смертные. После смерти, как тебе известно, нас забирают кентавры, приносят к Гермафродиту, и он превращает нас в химер. Но если ты не попадешь к нему…
Я внезапно вспоминаю, что многие мои раны заживали необыкновенно быстро. Рана на щиколотке совершенно прошла.
Жюль Верн кивает.
– Мы все-таки боги. Через некоторое время наша плоть восстанавливается.
– Но следы копыт? Вас унес кентавр. Жюль Верн хитро смотрит на меня.
– У каждой химеры есть душа. Это живые существа. Посмотри в глаза кентаврам, херувимам, грифонам. Даже Старшие боги… все они были когда-то такими же, как мы. Существами со своими собственными убеждениями.
Верно. Сморкмуха много раз помогала мне. Значит, среди химер тоже есть непокорные.
– Кентавр, который явился, чтобы забрать меня, был раньше Эдгаром Алланом По, учеником из предыдущего, американского набора. Он тоже был писателем и из чувства солидарности не отвез меня в южный квартал к Гермафродиту, а предоставил укрытие, пока рана не зарубцевалась. Он даже лечил меня.
– Здесь можно лечить?
– Конечно! Светлячками из голубого леса. Они наполняют рану светом, который ускоряет процессы заживления.
Жюль Верн поднимет тогу и показывает живот, на котором нет даже шрама.
– Свет – это универсальное средство.
– Свет?
– Да, конечно.
– Люди всегда почему-то думают, что нужно стремиться к любви. Это совершенно неверно, нужно стремиться к свету. Любовь субъективна, она может превратиться в собственную противоположность и стать ненавистью, непониманием, ревностью, шовинизмом. А свет – это то, что никогда не меняется.
– Как вы попали сюда?
– После того, как я выздоровел, Эдгар Аллан По прятал меня. Мы решили подняться по северному склону при помощи альпинистского снаряжения. Но он кентавр, он не смог уйти далеко, и его схватили грифоны. Там все находится под их контролем. Я сумел спрятаться в горах и продолжаю восхождение, когда стемнеет. Я питаюсь ягодами и цветами. Исследования о том, как выжить на необитаемом острове, оказались полезными. Я знаю, что съедобно, а что нет.
Но главный мой секрет – я все делаю медленно. Любой может подняться быстро. А я поднимаюсь медленно, но уверенно.
– Но ведь сюда можно попасть только одной дорогой. Как вы прошли мимо Сфинкса?
Жюль Верн смеется.
– Не думаешь же ты, что больше никто не может отгадать загадку! Даже если Сфинкс уверяла тебя, что ты единственный, кому это удалось. Не нужно верить всему, что говорят. Особенно здесь, в Эдеме, царстве магии и иллюзии.
– Вы тоже поняли, что ответ был «Ничто»?
– Я разгадал загадку, как только услышал ее. Когда-то давно нам загадывали ее в школе.
Моему самолюбию нанесен серьезный удар.
– Ладно, не будем же мы тут беседовать, как дома за чашкой чая. Есть дела поважнее. Раз уж ты сделал глупость и залез сюда, нужно извлечь из этого выгоду.
И он хлопает меня по спине.
Думал ли я когда-нибудь, что явлюсь к Верховному Богу в компании с самим Жюлем Верном!
Мы лезем вверх, забивая в скалу крюки, подтягиваясь на веревках.
– Я хотел вам сказать, что прочитал все ваши книги, – говорю я.
– Спасибо, очень трогательно встретить преданного читателя в подобных обстоятельствах.
Я чувствую себя как член фанклуба рок-звезды на концерте своего кумира. Я восхищался Раулем, Эдмондом Уэллсом, теперь я восхищаюсь Жюлем Верном.
Нас окружают желтые каменные пики, возвышающиеся над пропастями, и, если бы вершина, окутанная туманом, не приковывала к себе наших взглядов, можно было бы легко сбиться с дороги.
– В конце жизни я понял, что наука не спасет нас, тогда я заинтересовался областью духа, но было уже слишком поздно. Теперь, если бы мне представилась возможность снова стать писателем, я бы писал только о том, что сейчас вызывает такой интерес человечества.
– Об эзотерике?
– О Боге. О Верховном Боге. О том, кто наверху и смеется над нами с того самого дня, как зародилась жизнь.
Дальше мы поднимаемся молча.
Наконец мы взобрались туда, откуда начинается плотный туман. Я поднимаюсь первым, и мой спутник совершенно пропадает в тумане. К счастью, мы связаны веревкой.
– Как там, наверху? – спрашивает он.
– Пока мы связаны, все в порядке, – отвечаю я. Мы движемся вперед в тумане и через некоторое время чувствуем, что склон стал не таким отвесным. Поднимаемся дальше, и вот под ногами плоская поверхность.
– Вы видите что-нибудь? – спрашиваю я.
– Нет, ничего. Даже собственных ног не вижу.
– Может быть, нам взяться за руки?
– Нет, – возражает Жюль Верн. – Если впереди опасность, мы оба сразу погибнем. Лучше, наоборот, идти как можно дальше друг от друга. Я пойду первым.
Мы отправляемся дальше.
Я не вижу своих ног, но чувствую, что почва стала липкой и мягкой. Пахнет травой. Земля уходит из-под ног, я проваливаюсь в холодную воду. Это похоже на болото.
Вдруг веревка дергается.
– Эй! Все в порядке?
Ответа нет.
Раздается всплеск и глухой удар, веревка дергается все сильнее и обвисает. Я тяну ее и вижу, что она обрублена.
– Эй! Жюль Верн! Жюль! Жюль!
Ответа нет.
Я зову снова и снова и наконец смиряюсь с тем, что он пропал. Вдруг, словно подтверждая мои опасения, раздается крик:
– СПАСАЙСЯ! БЫСТРЕЕ!
Это голос человека, написавшего «Путешествие к центру Земли».
Раздается душераздирающий вопль. Крики удаляются, словно писателя унес птеродактиль.
– А-Р-Р-Р-Р-Р!
Я застываю на месте. И начинаю медленно погружаться в трясину. Медленно бреду вперед. Я уже не знаю, где север и юг, где запад, а где восток. Чтобы не удариться о дерево, я иду, вытянув вперед руки. Чтобы не провалиться в яму, я сначала нащупываю дорогу одной ногой и только потом делаю шаг. Я на равнинном участке и не вижу склона. Вскоре я нахожу обрывок тоги Жюля Верна и догадываюсь, что хожу кругами.
Я заблудился в тумане на горном плато.
Я останавливаюсь.
Вдруг я натыкаюсь на какие-то перья.
Наклонившись, я вижу белого лебедя с красными глазами. Он спокойно смотрит на меня и словно чего-то ждет. Я глажу его, и он плывет вперед. Я иду за ним. Лебедь скользит по болотной воде и выходит на сухой берег.
Я по-прежнему следую за ним. Лебедь ведет меня туда, где туман уже не такой густой. Впереди склон, нужно идти вверх. Я поднимаюсь, языки тумана остаются позади. Передо мной вершина горы.
103. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЦИКЛОПЫ
Циклоп – тот, «чей глаз окружен кругом». Согласно греческой мифологии, циклопов было трое. Их имена означали проявления могущества Зевса – Стеропес (молния), Аргус (свет), Бронтес (гром). Объединившись с Гефестом, они выковали волшебное оружие и сражались против Зевса во время битвы титанов. В Древней Греции циклопы считались покровителями кузнечного ремесла. Кузнецы делали себе татуировку на лбу в виде круга, символизировавшего солнце, косвенный источник энергии их горнов. Позже фракийцы также стали делать подобные татуировки, надеясь, что это поможет им овладеть секретами кузнечного ремесла.
Эдмонд Уэллс.«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
104. ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ЦИКЛОПАМИ
Я стою на широком плато, в центре которого сверкает озеро. Посреди озера остров.
Плато окружено туманом, и кажется, будто внизу ничего нет. Я на вершине горы, возвышающейся над Олимпией!
У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ!
Мне трудно в это поверить. Подвиг кажется теперь слишком легким. Я решаю ущипнуть себя, это больно. Я не сплю.
Я здесь. На вершине. Мой проводник, белый лебедь с красными глазами, улетел.
Дворец на острове – это круглая мощная постройка из мрамора. Он похож на огромное пирожное с белым кремом, лежащее на зеленой тарелке. Этажи громоздятся один на другой, словно в наспех собранном макете.
На самом верху маленькая квадратная башня.
Наверное, свет мигал именно в этом дворце.
Внезапно погода меняется. Звездное небо заволакивают тучи.
В озере тихо плавают лебеди.
Должно быть, и мой красноглазый лебедь среди них, но я не смог бы его узнать.
Весь этот пейзаж словно вышел из-под пера романиста. И этот писатель вызывает у меня беспокойство.
У меня больше нет крылатого коня. Нет крылышек на щиколотках. Выбирать не приходится: до острова можно добраться только вплавь.
Я снимаю рваную тогу и прячу ее в камышах. В одной тунике спускаюсь к озеру.
Вода ледяная.
Побрызгав себе на голову и грудь, я вхожу в воду. Потом медленным брассом плыву к белому дворцу. Я расталкиваю кувшинки, водные растения, ряску, лягушек и головастиков. Запах жасмина и кувшинок заглушает смрад болота.
Несколько лебедей подплывают поближе, чтобы поглядеть на странное животное, барахтающееся в их озере.
Я плыву дальше и теперь вижу, что дворец намного выше, чем мне казалось. Самые любопытные лебеди плавают так близко, что я мог бы дотронуться до них. Они разглядывают меня и решают сопровождать.
Остров все ближе. На террасе дворца появляется огромная фигура.
Я узнаю циклопа по одежде – на нем фартук кузнеца, и по единственному глазу, расположенному посреди лба. Он выше, чем Старшие боги.
Он замечет меня. Хватает свой анкх, прицеливается и стреляет. Раздумывать некогда, я ныряю. Молния ударяет в воду. Я ранен, чувствую острую боль в бедре. Но вода смягчила силу выстрела.
Помнится, в «Энциклопедии» говорилось, что циклопы – каннибалы. Что они сделают со мной, если поймают? Поджарят на вертеле? Я даже не стану напоследок херувимом или кентавром. Очередная стадия унижения – превратиться в экскременты циклопа.
Я плыву под водой.
К счастью, смертным я всегда был отличным пловцом и мог надолго задерживать дыхание.
Я высовываю голову из воды. Циклоп стоит на террасе, идущей вдоль берега. Я решаю проплыть вокруг острова, чтобы избежать встречи с ним.
Сквозь заросли бамбука и камыша я вижу его спину. Он ищет меня. Потом подходит к огромному колоколу и начинает звонить.
Появляются два других циклопа.
Я срываю тростинку, ломаю ее и делаю трубочку, чтобы дышать под водой. Пусть они думают, что я утонул.
Я выжидаю примерно полчаса. Раненую ногу сводит судорогой. Наконец я выныриваю и оглядываюсь, вылезаю на песок, заросший кустарником. Перелезаю через невысокую стену и проскальзываю на террасу из белого мрамора.
Хромая, я прокрадываюсь во дворец.
Не останавливаться. Только не сейчас.
И вот я в огромном дворце из белого мрамора.
Раздаются чьи-то тяжелые шаги, и я прячусь за колонной.
Это не циклоп, а два гекатонхейра – великана с пятьюдесятью головами и сотней рук. Неужели парад чудовищ никогда не закончится? Я припоминаю, что циклопы и гекатонхейры бились плечом к плечу с Зевсом против титанов и разделили победу повелителя богов.
Я жду, пока они пройдут. Шаги стихают, и я крадусь дальше.
Дворец Зевса невероятно огромен. Потолок теряется в вышине, до него не меньше двадцати метров. Мне кажется, что я мышка в логове кота.
В холле стоят скульптуры двенадцати Старших богов. Они выглядят недовольными. И Дионис, и даже Афродита. Стены расписаны фресками в пастельных тонах, изображающими эпизоды борьбы олимпийцев с титанами. Лица, полные решимости, искажены гневом и яростью.
Эхо вторит моим шагам по мраморном полу. За мной остаются лужи.
Массивная дверь ведет в коридор, еще одна дверь, следующий коридор. Двери огромны, они сделаны из резного дерева и бронзы, покрытой позолотой.
Я оказываюсь у подножия монументальной лестницы. Осторожно поднимаюсь, приволакивая ногу, и опять попадаю в пустынные коридоры, прохожу великолепные залы, где нет ни души, и вновь оказываюсь в бесконечных коридорах, которые выводят меня к оранжерее, заставленной деревьями в мраморных кадках. Я разглядываю деревья и замечаю, что на ветвях висят плоды в виде стеклянных шаров около метра в диаметре. Присмотревшись, я понимаю, что это планеты. Такие же, как «Земля-18».
У корней ближайшего ко мне дерева табличка: НЕ ТРОГАТЬ.
Читая этот запрет, я вспоминаю слова Эдмонда Уэллса о Библии: «Сказав Адаму и Еве: “Вы можете есть от любых деревьев, кроме того, что растет посреди сада, это дерево познания Добра и Зла”, Бог не мог придумать ничего лучше, чтобы заставить их прикоснуться к этому дереву. Все равно что сказать ребенку: “Играй любыми игрушками, кроме вот этой, которая на самом виду”».
Из любопытства я достаю свой анкх и рассматриваю поверхность одного из плодов. Удивительно, но это действительно очень красивый и гармоничный мир.
Я сам не заметил, как, склонившись над шаром, чтобы лучше рассмотреть его, случайно задел его подбородком. Лишь только я коснулся его оболочки, как шар сорвался с ветки. Он падает, как в замедленной съемке, и разбивается на тысячи осколков.
Сначала я ничего не слышу, потом, когда слух возвращается, – звон бьющегося стекла, без конца повторяющийся под сводами огромной оранжереи.
В сферах Атланта был только воздух, но тут, к моему ужасу, под прозрачной оболочкой оказывается шар.
Он катится через оранжерею с грохотом, как в боулинге. Катясь, он давит находящиеся на нем горы, города и людей. Я стараюсь не думать о том, что сейчас происходит с ними. Океаны, больше не удерживаемые силой притяжения, стекают на пол, оставляя за сферой-миром мокрый след, какой оставляет за собой улитка. Атмосфера испаряется, превращаясь в медленно рассеивающийся голубой дымок.
Планета замирает у дальней стены, и я подхожу, чтобы посмотреть, что с ней стало. Я вижу руины. Люди, как муравьи, передавлены, расплющены в машинах, в своих домах, на улицах о стены зданий.
Я озираюсь, словно напроказничавший ребенок, желая убедиться, что меня никто не видел. Я заталкиваю то, что осталось от планеты, за ближайшую кадку.
Я вижу напротив дверь и со всех ног бросаюсь бежать. Я пробегаю через множество дверей, пока не останавливаюсь на пороге большого квадратного синего зала. В центре зала – ведущая наверх узкая винтовая лестница.
Я долго поднимаюсь.
Кажется, я на крыше дворца. Я толкаю большую белую дверь и вижу за ней еще один квадратный зал, в высоту здесь не меньше тридцати метров. Посреди – огромный трон около пятнадцати метров вышиной. Я вижу его спинку, так как он повернут к окну, закрытому ставнями и наполовину занавешенному тяжелыми пурпурными гардинами.
Вдруг трон начинает поворачиваться вокруг своей оси. Оказывается, я в зале не один.
Я не решаюсь поднять головы. Сердце колотится, едва не разрывая мне грудь.
Я вижу гигантские пальцы на ЕГО ногах.
ЕГО ступни в золотых сандалиях.
ЕГО колени, ЕГО торс, складки золототканых одежд.
И, наконец, надо всем, ЕГО огромное лицо.
ОН смотрит на меня.
105. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЗЕВС
Его имя означает «светлое небо».
Третий сын Реи и Кроноса, Зевс родился на горе Ликей в Аркадии. Его отец пожирал своих детей, боясь, что они свергнут его с трона, и мать Зевса прибегла к хитрости, чтобы спасти ребенка. Она подменила его камнем, завернутым в пеленки.
Рея спрятала сына на Крите. Маленького Зевса воспитывали нимфы, питался он молоком козы Амалфеи, разделяя его с козлоногим богом Паном.
Возмужав, он низверг Кроноса и заставил его исторгнуть из своих уст братьев и сестер, а также камень, который некогда спас ему жизнь. Этот камень затем был установлен в Дельфах в память об этом событии. Затем Зевс с братьями и сестрами собрал армию олимпийцев и победил титанов, во главе которых десять лет стоял Атлант. Этот период совпадает с десятью годами непрерывных землетрясений в Греции.
Зевс победил и стал править миром. Когда мать запретила ему жениться, он впал в великий гнев и угрожал изнасиловать ее.
Рея полагала, что спасется, превратившись в змею. Но… Зевс также превратился в змею и изнасиловал свою мать.
Так началась череда похождений Зевса, ставшего великим соблазнителем и насильником. Интересно, что каждому его «мифологическому подвигу» соответствовал захват греками одной из соседних территорий.
Первой его жертвой стала та самая Метида, которая изготовила напиток, заставивший Кроноса изблевать своих детей. Соблазнив Метиду, Зевс испугался, что она также родит ему сына-отцеубийцу, и проглотил ее. После этого у него страшно заболела голова. Чтобы облегчить его страдания, Прометей пробил ему череп, и на свет появилась Афина в полном вооружении и шлеме.
Воспользовавшись способностью принимать разные обличия, Зевс соблазнил Европу, представ перед ней в образе быка. На Данаю он пролился золотым дождем, Леде явился в образе лебедя, а своей сестре Гере – в образе кукушки. Зевс прикинулся Аполлоном, чтобы соблазнить Каллисто, и принял облик Амфитриона, чтобы спать с его женой, известной своей верностью мужу. Список любовниц Зевса выглядит весьма внушительно. Однако он интересовался не только женщинами. Он «влюбился с первого взгляда» в юного Ганимеда, сына царя Троса. Ганимед считался самым красивым юношей на Земле. Чтобы похитить его, Зевс обернулся орлом.
Зевс потерпел только две любовных неудачи – с матерью Ахилла и Астерией, одной из плеяд.
Астерия не отвечала ему взаимностью, и Зевс превратил ее в перепелку. Тогда она бросилась в море – так возник остров Делос.
Эдмонд Уэллс.«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
106. ХОЗЯИН
И вот передо мной Царь Олимпа.
Больше всего меня удивляет то, что он точно такой, каким я его себе представлял.
Просто поразительно, насколько это смешно – получить то, к чему меньше всего стремился. Кажется, Оскар Уайльд сказал: «В жизни есть только две настоящие трагедии. Одна – когда не получаешь того, чего хочешь, а вторая – когда получаешь. Страшнее вторая, так как, когда получаешь то, чего хочешь, чаще всего испытываешь разочарование».
Он в упор смотрит на меня.
Десятиметровый великан с белой курчавой бородой, в которую вплетены лилии, сидит на золотом троне. Белоснежные волосы львиной гривой спадают ему на плечи. Высокий, слегка выпуклый лоб охватывает золотая лента с маленькими синими бриллиантами. Под густыми бровями красные, пылающие, как угли, глаза. Его кожа необыкновенно бела. Руки огромны, мускулисты, с выступающими венами.
В правой руке он держит скипетр, из которого время от времени сыплются искры, словно по нему пробегает электрический ток. В левой руке у него шар, на котором сидит орел. Золотая тога сложными складками спадает с его плеч на колени. Голени и щиколотки оплетены золотыми ремнями сандалий, также украшенными синими бриллиантами.
Я едва дохожу ему до голени.
Он продолжает мрачно разглядывать меня, как человек, обнаруживший хомяка, который явился требовать зерен. Он произносит:
– ВОН.
Его голос звучит торжественно. Он внушает мне уважение и страх.
Я не шевелюсь.
– ПРОВАЛИВАЙ!
ОН посмотрел на меня. ОН говорил со мной.
Он делает движение рукой, и ткань его тоги шумит, как ветер.
Я в ступоре не потому, что испуган или восхищен, а потому, что сознаю – передо мной тот, кто стоит на вершине иерархии душ.
И этот абсолютный монарх обращается лично ко мне. Его голос смягчается.
– Ты не понял, малыш? Я велел тебе уходить. Тебе нечего делать здесь. Ступай играть с товарищами.
Я понимаю его слова. И разрываюсь между радостью оттого, что ОН обращается ко мне, и мучительной попыткой понять смысл того, что он говорит.
Я нарушаю его покой. У него, конечно, полно более важных дел. В голове вертится вопрос, который я задаю себе всю жизнь: «Что я, собственно, здесь делаю?» Одновременно в голову лезут фразы, которые я слышал во время моих приключений: «Может быть, ты тот, кого ждут», и еще «Любовь – как шпага, юмор – как щит». Интересно, с Зевсом это сработает?
Не для того я с таким трудом добрался сюда, чтобы все бросить. Я ничто, и мне нечего терять.
Мои ноги подкашиваются, но пятки отказываются поворачивать.
Во взгляде Зевса читается неприкрытое раздражение.
– ВОН! Ты не понял? Я хочу остаться один.
Я не двигаюсь с места. Я так устал, что не смог бы этого сделать, даже если бы захотел.
Афродита сказала, что желает мне разгадать загадку, чтобы я мог увидеть Зевса. Гера, его собственная жена, сказала, что уже давно не получала от него вестей. Судя по всему, он не хочет, чтобы его беспокоили.
Как поступил бы мой учитель Эдмонд Уэллс? Не знаю. Зато я точно знаю, чего бы он делать не стал. Он не стал бы махать рукой на прощание со словами: «Не беспокойтесь, я сам закрою дверь».
Зевс смотрит на меня. Он огромен. Он подавляет все вокруг. Он наклоняется надо мной, как я когда-то наклонялся над муравьем, который собирался залезть на мой палец. Как муравей, я испуган размерами этого пальца, этого бога. Он мог бы раздавить меня одним щелчком. Я пытаюсь заговорить, но не могу.
Он хмурится. Его голос раскатами грохочет над моей головой:
– Я НЕ ХОЧУ НИКОГО ВИДЕТЬ. Слегка смягчившись, он продолжает:
– Пфф… Старшие боги, боги-ученики… Все они так заняты собой. Они ведут себя как смертные хуже – как мальчишки! Как только их начинают называть богами, они становятся невыносимыми. Эго, эго. Эго становится тем больше, чем ближе они ко мне. Проваливай, малыш. Ты хотел меня увидеть, ты меня увидел. Давай двигай отсюда.
Пора что-нибудь ответить или действительно повернуться и уйти.
Зевс смотрит на меня.
– В общем-то, и я в свое время захотел снова увидеть своего отца, Кроноса. Хозяин времени… Когда-то он казался мне великаном. Теперь ты видел его, он всего лишь обычный человек. Просто поразительно, что мы себе выдумываем о других.
Он умолкает, наклоняется ко мне.
– Скажи, тебя прислала Гера, правда? Она постоянно подозревает меня бог знает в чем. А после той истории с Ганимедом она стала совершенно невозможной. Конечно, ее женская гордость страдает. Она не выносит, что я обманываю ее с теми, кто моложе ее. Но когда она увидела меня с юношей, ее женская природа была оскорблена.
Он поглаживает бороду.
– Что она себе думала? Что я ограничусь смертными женщинами? Так вот, я открыто признаю – я царь богов и я «би». Между нами говоря, я, как любой художник, считаю нормальным стремление к новым ощущениям.
Он разражается оглушительным хохотом, довольный собственным остроумием.
– Ну вот, мы и поговорили. Ты беседовал с царем богов. Можешь гордиться этим перед одноклассниками. Ты видел великого Зевса в его дворце. Теперь оставь меня в покое.
Я слишком долго ждал и слишком много вынес, чтобы послушно уйти.
– Ты не хочешь уходить? Тогда я тебя испепелю. Он замахивается молнией и готовится обрушить ее на меня.
Я закрываю глаза и жду. Ничего не происходит.
– Или тебя послала Афродита? Ох уж эта Афродита! С кем только она не спала! Гефест, Гермес, Посейдон, Арес, Дионис… Ах… Пожалуй, ее не поимел… только я. У нее прямо навязчивая идея. Она хочет переспать со мной, со своим приемным отцом. Ну и стерва! Я подозреваю, что она родила Гермафродита от Гефеста только для того, чтобы польстить моей бисексуальности. А теперь она посылает мне учеников. И ведь не каких попало, а маленького хитреца, который сумел разгадать загадку моего Сфинкса.
Он поудобнее устраивается на троне. Я повторяю про себя: «Я ничто, мне нечего терять».
Читать бесплатно другие книги:
