Снова домой Ханна Кристин

Прежде чем Энджел успел что-нибудь ответить, раздался звонок в дверь.

Они отпрянули друг от друга, причем это вышло у них как-то инстинктивно, словно у парочки подростков, застуканной родителями. Посмотрев друг на друга, они громко рассмеялись.

Потом Энджел со вздохом поднялся со своего места, подошел к двери и впустил Захария.

– Захарий Оуэн, – с расстановкой произнес Энджел, критически разглядывая молодого человека.

– 3-здравствуйте, мистер Демарко.

В ответ Энджел и не подумал улыбнуться. Он повернулся к Мадлен.

– Дай-ка мне фотоаппарат, хочу снять этого парня – на тот случай, если потом придется устанавливать его личность.

– Я... я...

– Энджел! – со смехом воскликнула Мадлен, поднимаясь со своего места.

Энджел неожиданно расплылся в улыбке и хлопнул Захария по спине.

– Это такая невинная родительская шутка, не бойся. Зак немного расслабился, смущенно кашлянул и выдавил на лице бледную улыбку.

– Ага...

– К полуночи ты доставишь ее домой? – внезапно строго спросил Энджел.

Зак кивнул, показав свои наручные часы:

– Обязательно.

– Батарейки в часах хорошие? Если нет... – И Энджел начал было снимать с руки «Ролекс».

Мадлен схватила Энджела за запястье и так сжала, что тот сморщился от боли.

– Не волнуйся, Захарий, – сказала она, глядя на Энджела выразительными глазами. – Мы тебе вполне доверяем.

Но на лице обернувшегося к ней Энджела не было заметно и следа доверия. Его густые темные брови совсем сошлись у переносицы, губы были плотно сжаты. Он открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Мадлен отрицательно покачала головой: не надо.

Энджел глянул сначала на Захария, затем на Мадлен.

– Схожу потороплю Лину, – сказал он.

У него был такой угрюмый вид, что Мадлен даже рассмеялась.

– Да, уж будь так добр.

Энджел взял букет роз и направился к комнате Лины. И нужно отдать ему должное – он ни разу не оглянулся. Мадлен ободряюще улыбнулась Захарию.

– Он еще только учится быть отцом. Захарий смущенно теребил воротничок рубашки.

– У него все отлична получается.

После этого повисло неловкое молчание. Мадлен исподтишка разглядывала молодого человека. Во взятом напрокат темно-синем смокинге он казался долговязым и каким-то очень уж худеньким, песочного цвета челка падала на лоб. Щеки его выглядели так, словно он долго тер их наждачной бумагой.

Прежде чем Мадлен успела осведомиться, как идут дела в школе, раздался звук открывшейся двери, и, подняв голову, Мадлен увидела вышедшую Лину.

У Мадлен перехватило дыхание. Лина остановилась посреди холла, глядя на отца. Темно-синее вечернее платье красиво облегало ее худенькую ладную фигурку, бархатная ткань переливалась оттенками от густо-синего до почти черного. Иссиня-черные волосы Лины были зачесаны ото лба назад и забраны серебристой лентой – в тон сумочке и туфлям.

Лина выглядела такой взрослой. Мадлен охватили самые разнообразные чувства: то были и сожаление, и страх, и гордость. Она вдруг поняла, что пройдет совсем немного времени, и ее маленькая девочка превратится в женщину и скоро будет жить собственной жизнью. От этой мысли на глаза навернулись слезы. Смахнув их ладонью, Мадлен посмотрела на Лину, потом на Энджела. Когда он протянул дочери розовые розы, Мадлен даже дышать перестала. И у Лины, она сумела разглядеть, тоже слезы выступили на глазах.

«О Боже...» – подумала Мадлен. Ей хотелось сохранить в памяти все подробности этого мгновения. Когда она состарится и станет совсем седая, то подолгу будет мысленно перебирать все подробности этого вечера...

Она машинально обернулась в ту сторону, где мог бы стоять сейчас Фрэнсис.

Однако никакого Фрэнсиса, конечно, не было.

Вытерев глаза, Мадлен взглянула на потолок, пытаясь вообразить мерцающие в небесной выси звезды. «Надеюсь, ты видишь все это, Фрэнсис... Лина идет на свой первый бал...»

Лина подошла к камину.

При виде ее Зак слегка приоткрыл рот от изумления.

– О Господи...

Лина побледнела и схватилась за волосы.

– Что-то не так с прической?

– Ты выглядишь просто потрясающе! – сказал Зак, широко улыбнувшись.

Улыбка озарила лицо Лины. У нее даже глаза засверкали. Щеки сразу порозовели.

– Спасибо.

Зак быстро подошел к ней и неловко протянул небольшую пластиковую коробочку.

– Это для запястья. Цветочник сказал – как раз то, что надо.

– Вот это да! – Лина восхищенно смотрела на белый изящный цветок. – Какой красивый! – Девушка при помощи резинки укрепила цветок на руке и показала подарок всем.

– Ладно, молодые люди, – сказала Мадлен, взяв в руки фотоаппарат. – Становитесь-ка к рождественской елке. Сфотографируемся на память.

Лина завела глаза.

– Ну мамочка...

Мадлен решительным жестом как бы пресекла все возражения.

– Я говорю – становитесь.

Лина и Зак неловко встали друг возле друга. Зак робко обнял девушку за талию, а Лина повернула руку так, чтобы был виден цветок у нее на запястье. За их спинами тысячами огоньков сверкала и переливалась елка.

Улыбаясь, Мадлен быстро щелкнула несколько раз фотоаппаратом.

– Отлично. И теперь еще раз с отцом.

Зак отошел в сторону, и его место занял Энджел. Обняв дочь, он притянул ее к себе и широко улыбнулся, глядя прямо в объектив.

Мадлен смотрела на них в видоискатель. На лице ее изобразилось неудовольствие. Она оторвалась от камеры:

– Слушай, здесь совсем не годятся твои рекламные улыбки, Энджел. Я хочу, чтобы на снимке был ее отец. А не какой-нибудь голливудский хлыщ.

Энджел на секунду задумался, затем ухмыльнулся.

– Надо же, какая, оказывается, требовательная женщина, черт побери, – произнес он в пространство, ни к кому особенно не обращаясь.

– Кардиологи, – сказала Лина, – они все одинаковы. Мадлен рассмеялась, подумав о том, что сейчас один из самых счастливых моментов в ее жизни. Все происходящее было так не похоже на ее собственное детство.

Однако к ее радости примешивалось сейчас немного грусти. Она не знала, как долго все это будет длиться, сколько времени ей доведется наслаждаться зыбким земным счастьем. Ей хотелось верить, что это – только самое начало и счастье до самой смерти больше не покинет ее, но в глубине души Мадлен испытывала сильный страх. «Ты никогда не была счастливицей...»

Ей захотелось подойти к Энджелу, обнять его, захотелось поверить, что он всегда будет рядом с ней в этой комнате, в этом доме, что он всегда будет улыбаться ей с такой же отвагой во взгляде.

– Миссис Хиллиард, – сказал Зак, прерывая ее размышления. – Давайте я сделаю фотографию всей вашей семьи?

Всей семьи...

Ей и самой очень хотелось этого.

Передав Заку фотоаппарат, она пошла к камину. По дороге она обратила внимание на три носка, висевших на елке, и улыбнулась. Встав возле Энджела, она тотчас ощутила, как его рука уверенно легла ей на бедро.

И она поняла, что именно здесь ее место. Их троих объединяло гораздо большее, чем соединенные сейчас руки. «О, если бы только это длилось вечно...» Мадлен чувствовала, что ее улыбка на фотографии получится немного грустной.

– Улыбнитесь, доктор Хиллиард, – распорядился Захарий.

Она заставила себя подумать только о хорошем. Фотоаппарат щелкнул, полыхнула вспышка, и Мадлен поняла: мгновение поймано навсегда.

И еще она подумала, что на сегодня это не так уж и мало.

Средняя школа занимала большой участок, ее кирпичные стены были специально подсвечены спрятанными в мерзлой по-зимнему траве прожекторами. Огромный плакат сообщал, что именно здесь находится дом «пантер». Увидев этот плакат, Лина почувствовала, что во рту у нее пересохло.

Зак, ловко лавируя, провел свой автомобиль между длинных рядов малолитражек и остановился на той части площадки, где были отведены места для машин школьников. Обежав автомобиль, Зак распахнул перед Линой дверцу. Девушка вышла в прохладный вечерний сумрак. Она изо всех сил сжимала руки, чтобы не было видно, как они сейчас дрожат.

Из все подъезжавших автомобилей вылезали парни и девушки, сходились группами, принимались разговаривать, смеяться. Парни обменивались рукопожатиями, девушки, всплескивая руками, хвалили наряды друг друга.

Когда они с Закем направились к одной из таких компаний, Лина еще издали узнала несколько лиц. На мгновение возникла неловкая тишина. Все вдруг замерли, увидев ее и Захария. Но сама Лина видела только одни глаза, пристально наблюдавшие за ней.

Кара Милстон стояла в самой середине группы и, не отрываясь, смотрела на бывшую подругу.

Захарий нежно обнял Лину за плечи и подвел к своим приятелям.

– Лину, конечно, все знаете?

Кара медленно освободилась из объятий своего парня и двинулась в направлении Лины. Ее белое атласное платье так переливалось и искрилось, что казалось, будто Кара идет в луче света.

– Потрясное платье, Лина, – спокойным голосом, в котором только чуть-чуть слышалась неуверенность, произнесла она.

Лина с шумом выдохнула и только сейчас осознала, что инстинктивно сдерживала дыхание все это время. На ее губах появилась очаровательная улыбка. Ей сразу вспомнились тысячи вещей, прежде связывавших ее и Кару. Она вспомнила, как часто они вместе обедали, как ночевали в гостях друг у друга. И она ясно поняла, что ужасно хочет возвращения всего этого.

– Спасибо. – Лина попыталась придумать и сказать что-нибудь в ответ Каре, но так ничего и не придумала.

Кара улыбнулась.

– А я скучала без тебя.

И тут Лина поняла, как просто делается многое в жизни. Всего-навсего нужно сказать то, что лежит на сердце. И начало будет положено.

– Я тоже без тебя скучала, Кара, – Лина улыбнулась.

И после этого все шло прямо как в сказке. Небо казалось выше и темнее, оно походило на бархатный полог, унизанный звездами. Опавшие листья мягко шуршали под ногами, когда молодые люди шли к школьному зданию.

В спортивный зал, который был красиво оформлен для танцев, они вошли все вместе, смеясь и оживленно болтая.

Лина оказалась в числе тех очень немногих, кто не принимал участия в подготовке бала. Когда она увидела всю эту красоту вокруг, у нее дух занялся от восторга.

– Господи, это просто великолепно!..

На стенах кремового цвета висели красиво закрепленные волны из марлевой ткани. С помощью белой оберточной бумаги и скотча пол был превращен в идеальную поверхность. Вдобавок он был усыпан серебряными и золотыми блестками. Внимание всех находившихся привлекала ярко украшенная рождественская елка, на огромных ветвях которой висели гирлянды огней и блестящие звезды из разноцветной фольги. В углу расположился фотограф, снимавший на память всех желающих. Оркестр уже играл, расположившись на восьмиугольной сцене в конце зала.

К Лине неслышно подошла Кара.

– Весной у нас тоже состоится бал, и мы бы не отказались от помощи.

Лина сразу почувствовала себя немного неуверенно.

– М-мне как-то раньше не приходилось... Таланта, может, не хватает...

Кара рассмеялась звонко и весело, как будто зазвенели серебряные колокольчики.

– Но скотч-то ты приклеивать умеешь?

Лина поняла, что сказала глупость. Кровь бросилась ей в лицо, от смущения она готова была наговорить грубостей. Однако она понимала, что Кара совсем над ней не издевается, а просто приглашает Лину в свою компанию. И сейчас совсем не следует стоять, с дурацким видом открыв рот.

– Да, скотч я могу приклеивать.

Кара не успела ничего ответить, Зак взял Лину за руку и потащил танцевать. Из огромных динамиков, установленных по углам зала, гремели звуки рок-н-ролла.

Когда они оказались в толпе других танцующих, Лина не смогла сдержать счастливого смеха. Начинался лучший вечер в ее жизни.

Мадлен беспокойно ходила взад-вперед по гостиной, нервно хватая первое, что попадалось ей под руку, переставляя с места на место всякие безделушки, зачем-то переворачивая чашки и внимательно изучая их донышки, словно никогда не видела этих чашек прежде. Особенно ее внимание привлекали почему-то украшения на елке. В сотый, наверное, раз она посмотрела на часы.

– Полчаса, – сказала она, больше себе самой, чем Энджелу. – Они, наверное, уже танцуют.

Глядевший в окно Энджел повернул к Мадлен голову.

– Ну все, хватит.

Прекратив свои нервные хождения, Мадлен в замешательстве взглянула на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Она пошла на бал, она развлекается в свое удовольствие. А посмотреть на тебя – такое чувство, будто ее террористы похитили. Я изо всех сил стараюсь прогнать глупые страхи, а тут еще ты... Мне ведь тоже иногда кажется, что она уехала навсегда, что она с этим краснорожим парнем так и будет ехать бесконечно, останавливаясь, только, чтобы купить презерватив или ограбить очередной винный магазин.

Мадлен рассмеялась, и напряжение, царившее в гостиной, несколько разрядилось.

– Да, ты прав, нам нужно немного расслабиться. Энджел задернул шторы на окнах в гостиной и обернулся, загадочно улыбаясь.

– Наконец-то ты принадлежишь мне одному!

От предвкушения удовольствия у Мадлен по спине прошел приятный холодок.

– А ты мне.

– Вот и превосходно. Поговорим.

Она выглядела до смешного разочарованной и не могла скрыть этого.

– Ты хочешь только поговорить?!

Энджел взял ее за руку и заставил сесть на диван рядом с собой.

– Ты как-то сказала тут, что я уже не безответственный подросток.

Мадлен попыталась сейчас же превратить все в шутку и сказала:

– Да забудь ты об этом... Я ничего такого не имела в виду.

– В таком случае, что ты имела в виду?

Он совсем не смеялся, наоборот, от него исходило сильное нервное напряжение.

Мадлен понимала теперь, что Энджел ловил всякое ее слово, относясь к нему совершенно серьезно, хотя Мадлен подчас говорила просто так, ничего особенного не желая этим сказать. Мадлен знала только, что она постоянно боится – боится любить Энджела, боится его потерять снова, боится всего на свете.

– Я лишь хотела сказать тогда, что очень хорошо знаю тебя, Энджел. И понимаю, что ты за человек. – Она взглянула ему в глаза, попыталась улыбнуться. – Я давно уже не глупая, наивная шестнадцатилетняя девчонка. И тебе не удастся так просто разбить мое сердце, как ты это сделал когда-то. И мы... мы в этот раз не должны связывать себя никакими обещаниями. С меня этого хватит.

Он с явным сожалением посмотрел на нее.

– Но мне этого будет мало, Мэд. Она нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

Энджел оглядел комнату, словно пытаясь отыскать в ней что-то. Казалось, прошли многие часы, прежде чем Энджел снова взял ее руку и прижал к своей груди. Она чувствовала, как под одеждой сильно бьется его сердце.

– Я хочу, Мэд, чтобы у нас с тобой было все. Я хочу остаться с тобой здесь навсегда. Хочу нянчить наших детей и внуков, играть с ними вот в этой комнате. Хочу каждый день до конца жизни засыпать и просыпаться рядом с тобой. Хотя я не знаю, сколько времени мне еще отпущено.

Эти слова ранили Мадлен. На глазах у нее выступили слезы.

– Этого никто не знает про себя, Энджел.

– Я столько всего пропустил из жизни Лины. – Он отвернулся, чтобы Мадлен не видела его лица. – Хотелось бы вернуть ушедшие годы. Я так легко их выбросил из жизни... Больше никогда такого не сделаю. Я люблю тебя, Мадлен Хиллиард. Знаю, я и раньше такое говорил. Но ты должна поверить мне еще раз.

В его словах, в его взгляде было все то, чего так хотелось Мадлен. Любовь, желание семьи, стремление к самопожертвованию – все. Господи, она так хотела его. Хотела в своей жизни, хотела в своей постели – так долго, как суждено судьбой.

Мадлен попыталась ответить, но слова застревали у нее в горле. Энджел обнял ее и принялся страстно целовать. У Мадлен закружилась голова, и она, закрыв глаза, прижалась к нему. Сейчас она любила Энджела так сильно, что у нее даже заныло в груди. Энджел чуть отстранился. Дыхание его было прерывистым и громким.

– Скажи, Мэд... Скажи это вслух, пока я не разнес к чертям весь этот дом.

Она откинулась назад, слабо смеясь. Всегда с ним одно и то же. Он сразу готов все испортить, а уж если чего-нибудь требует – то с настойчивостью настоящего эгоиста, словно весь мир что-то ему должен. Но все равно, она хотела быть рядом именно с этим человеком.

– Я люблю тебя, Энджел Демарко. Но если ты попытаешься, как и в прошлый раз, улизнуть, то я...

Он прижался губами к ее губам, успев лишь прошептать:

– Никогда.

Они целовались так долго, что им в конце концов стало нечем дышать. Затем Энджел резко – что, впрочем, ничуть ее не удивило – вскочил и за руку вытащил Мадлен на середину гостиной.

– Постой здесь.

Она было возразила, однако Энджел и слушать не стал. Он торопливо обошел всю комнату, везде выключая свет. Остался гореть лишь камин.

– Закрой глаза.

Она против желания рассмеялась.

– Едва ли имеет смысл, – сказала она. – В комнате и так темнота.

– Ох уж эти врачи, – сказал он. – Говорят закрой, значит, закрой.

Она с усмешкой посетовала:

– Мне кажется, у тебя не слишком велик опыт обращения с женщинами, которые сами сделали карьеру.

Он прищелкнул языком.

– Да уж. Большинство девушек, с которыми я общался, обладали уровнем интеллекта полевой мыши. А теперь, прошу, закрой глаза.

– Но зато у них были красивые ноги, – пробормотала себе под нос Мадлен.

Она стояла с закрытыми глазами, сложив на груди руки, пытаясь угадать, что же именно он замыслил.

Она слышала, как входная дверь открылась и закрылась. Энджел вышел из дома. Мадлен хотела подсмотреть, но затем решила не делать этого.

Она услышала, как хлопнула дверца его автомобиля. А несколько секунд спустя снова открылась входная дверь. Он что-то втащил с собой в комнату. Что-то похожее на стул: оно поскрипывало. Потом Мадлен показалось, что Энджел сел на стул.

– Не смотри, не смотри еще... – бормотал он. Она почувствовала, что Энджел подходит к ней.

Он подошел вплотную, так близко, что она ощутила аромат его лосьона, почувствовала у себя на лбу его горячее дыхание. Энджел принялся расстегивать пуговицы на ее блузке.

Лишь усилием воли она заставляла себя не открывать глаза. Он не произносил ни единого слова. И, расстегивая блузку, старался быть максимально осторожным. Закончив свою работу, Энджел мягко провел ладонями по ее обнаженным плечам.

Мадлен почувствовала кожей прикосновение прохладного воздуха. По плечам и спине пробежали мурашки.

Энджел встал перед ней на колени. Он снял ее кожаный пояс и медленно, очень медленно расстегнул молнию. Мадлен чувствовала, как пальцы Энджела касаются ее живота.

Ее брюки упали на пол. Энджел некоторое время поглаживал ее бедра, затем провел ладонями по ее талии и поднял руки к ее груди: от его нежных прикосновений на Мадлен нахлынули волны желания. В следующую секунду руки Энджела оказались у Мадлен за спиной и расстегнули бюстгальтер, который также бесшумно упал на пол.

Она попыталась представить, как выглядит сейчас в его глазах: стоящая посреди гостиной, освещенная одним только пламенем камина, обнаженная, если не считать белых трусиков. Картина получалась весьма эротичная. Мадлен очень возбуждала эта попытка представить себя глазами мужчины.

Она ждала, что Энджел вот-вот прикоснется к ней снова. У нее немела кожа в предвкушении наслаждения, сердце убыстренно билось. Но Энджел не спешил. Он вдруг натянул что-то скользкое, шелковое ей на голову. Она догадалась: ночная рубашка... или что-то в этом роде. Шелковая ткань приятно холодила кожу.

Энджел отошел в сторону, и Мадлен ощутила разочарование.

– Энджел, – сказала она, желая, чтобы он вновь оказался рядом, коснулся ее тела.

Щелкнула кнопка – и зазвучала музыка. Тягучий, обволакивающий романтичный голос Дэна Фоджелберга наполнил комнату. Мадлен сразу узнала песню: это была композиция «Дольше».

– Вот сейчас открой глаза, – распорядился Энджел. Теперь Мадлен была уверена, что он стоит как раз перед ней. Она открыла глаза.

Энджел выглядел неправдоподобно красивым в отлично сидевшем на нем черном смокинге. Мадлен он, оказывается, одел в элегантное черное шелковое платье, облегавшее фигуру и придававшее Мадлен дерзкий вид и необычайную сексуальность. Сама она никогда не отважилась бы купить такой наряд. Она хотела было обнять и поцеловать его, но только тут разглядела все те изменения, которые произошли в комнате. Сердце ее учащенно забилось.

Над головой, прикрепленный к люстре, висел огромный серебристый шар, который, медленно вращаясь, разбрасывал блики света по всей гостиной.

В комнате сразу создалась атмосфера школьного праздника.

Вот это да! – только и смогла она вымолвить. Все это было так романтично, великолепно и так безрассудно. Только Энджел и мог придумать что-либо подобное.

Он протянул ей руку, раскрыл ладонь – и Мадлен увидела на ней бархатный черный футляр.

– Открой, – сказал Энджел.

Мадлен посмотрела на него, и руки у нее задрожали. Она осторожно потянулась, взяла футляр и раскрыла его. Там было бриллиантовое кольцо. Слезы навернулись ей на глаза.

– О Энджел, какое великолепное...

Он вынул кольцо из футляра и надел ей на палец.

– Выходи за меня, Мадлен.

Мадлен смотрела на кольцо, смеясь и плача от счастья. Бриллиант в дорогой оправе казался ей таким огромным, эффектным, броским, как и человек, который подарил его. И внезапно она поняла, что благодаря Энджелу с этой минуты опять переменится вся ее жизнь. Мадлен даже не могла себе сейчас представить контуры этой будущей ее жизни. Он никогда не будет вести себя, как другие мужчины, он всегда будет как пламя: яркий, веселый, живой, но и способный на огромные разрушения. Но она понимала – о Господи, ведь она поняла это, еще когда ей было всего шестнадцать, – что никакого другого мужчины в ее жизни и быть не может.

– Такой огромный... Не нужно было... О Энджел... Он широко улыбнулся.

– Я ведь парень из Голливуда, а там любят шикарные драгоценности. И мне хочется, чтобы весь мир знал, ты – моя. – Он подошел совсем близко, лицо его внезапно сделалось серьезным. – Ты ведь моя, Мэд? Правда?

– Навсегда.

Улыбка засияла на его лице. И она была ярче бриллиантового блеска.

– А теперь потанцуйте со мной, миссис Демарко. В ее смехе была одна только чистая радость.

– Я почему-то была уверена, мистер Демарко, что вы никогда не попросите меня.