Ультиматум Борна Ладлэм Роберт
— Я тоже. — Джейсон поднялся на ноги. — Я хочу, чтобы ты мне помог, Измаил. Что ты скажешь?
— Только если ваш брат мне разрешит.
— Разрешит. Он мой брат , в конце концов.
— Я должен услышать это от него самого, сэр.
— Отлично. Ты мне не доверяешь.
— Нет, сэр, не доверяю, — ответил Измаил, опускаясь на колени и собирая то, что упало с подноса, отделяя разбитые тарелки от целых. — А вы сами поверили бы здоровому мужчине с сединой в волосах, который бежит по лестнице, набрасывается на вас и говорит вещи, которые может сказать любой?.. Давайте еще поборемся, и проигравший расскажет всю правду. Хотите еще подраться?
— Нет, я не хочу драться, и не надо меня уговаривать. Я не так стар, а ты не так уж хорошо дерешься, мой юный друг. Бросай свой поднос, и идем со мной. Я все объясню мистеру Сен-Жаку, который, еще раз тебе напомню, мой брат — брат моей жены. И довольно об этом — пошли!
— Что вам от меня нужно, сэр? — спросил официант, поднимаясь на ноги и следуя за Джейсоном.
— Слушай меня, — начал Борн, остановившись на ступеньках чуть выше площадки второго этажа и повернувшись. — Иди вперед меня в вестибюль к главному входу. Почисти пепельницы или что-нибудь еще, главное, веди себя так, как будто ты очень занят, но не забывай поглядывать по сторонам. Я приду через несколько минут, и ты увидишь, как я подойду и поговорю с Сен-Джеем и четырьмя священниками, которые будут рядом с ним.
— Там будут священники? — перебил удивленный Измаил. — Монахи, сэр? Даже четверо? А что они здесь делают, mon? Случились еще плохие вещи? Опять пришел злой дух?
— Они пришли сюда молиться, чтобы дурные вещи прекратились — больше не будет никакого злого духа . Но для меня важно поговорить с одним из них с глазу на глаз. Когда они будут выходить из вестибюля, монах, с которым мне надо встретиться, может отделиться от остальных, чтобы побыть одному… или встретиться с кем-нибудь еще. Как думаешь, сможешь идти за ним так, чтобы он тебя не заметил?
— А мистер Сент-Джей позволит мне это сделать?
— Давай он посмотрит в твою сторону и кивнет.
— Тогда я все сделаю. Я быстрее мангусты, и, как и она, знаю каждую тропинку на Транквилити. Он куда-нибудь пойдет, а я уже буду знать, куда он направляется, и первым окажусь на месте… Но как мне определить, за каким священником идти? Отойти может и не один монах.
— Я поговорю со всеми по отдельности. Он будет последним.
— Тогда я буду знать.
— А ты быстро соображаешь, — заметил Борн. — Ты прав, они могут все разойтись.
— Я хорошо соображаю, mon. Я пятый по успеваемости в классе в техническом училище острова Монтсеррат. Передо мной только четыре девушки, а им не нужно работать.
— Интересное наблюдение…
— Через пять или шесть лет у меня будут деньги на учебу в Барбадосском университете!
— Возможно, что и раньше. А теперь иди. Прямо к дверям вестибюля. Позже, когда монахи уйдут, я приду за тобой, но уже не в этой форме. Так что ты можешь меня не узнать. Если я тебя не найду, давай встретимся через час… Вот только где? Где здесь тихое место?
— У церкви Транквилити, сэр. На тропинке в лесу над восточным пляжем. Туда никто не ходит, даже по воскресеньям.
— Помню это место. Хорошая идея.
— Сэр, надо уладить еще кое-что…
— Вот, пятьдесят долларов. Американских.
– Благодарю вас, сэр!
Джейсон подождал у двери девяносто секунд, потом приоткрыл ее на дюйм. Измаил находился у входа, и он мог видеть, как Джон Сен-Жак разговаривает с четырьмя священниками в нескольких футах справа от конторки. Борн одернул мундир, по-военному расправил плечи, и вошел в вестибюль, направляясь к монахам и владельцу «Транквилити Инн».
— Ваши преподобия, ваш приход большая честь для меня, — обратился Борн к четырем чернокожим служителям. Сен-Жак с удивлением и любопытством смотрел на него. — Я на островах человек новый, и должен сказать, просто поражен. Правительство сочло чрезвычайно любезным шагом с вашей стороны, что вы нашли возможность успокоить наши бурные воды, — продолжал Джейсон, крепко сцепив руки за спиной. — За ваши усилия, королевский губернатор поручил мистеру Сен-Жаку выписать чек на сумму в сто фунтов для вашей церкви — естественно, все будет возмещено за счет казначейства.
— Это такой великодушный жест, что я даже не знаю, как вас благодарить, — искренне ответил викарий высоким мелодичным голосом.
— Просто скажите мне, чей это был порыв, — попросил Хамелеон, — это так трогательно, так трогательно.
— О, не смею приписывать себе эту честь, сэр, — ответил викарий, как и двое других, оглядываясь на четвертого спутника. — Это все Самюэль. Он такой хороший и порядочный наставник для нашей паствы.
— Замечательно, Самюэль. — Борн бросил быстрый и острый взгляд на четвертого монаха. — Но я хотел бы лично поблагодарить каждого из вас. И узнать ваши имена.
Джейсон пошел вдоль линии, пожимая одну за другой три руки и негромко обмениваясь любезностями. Он подошел к последнему священнику, который старался не встречаться с ним взглядом.
— Конечно же, я знаю, как вас зовут, Самюэль, — произнес Джейсон еще более тихим, почти не слышным голосом. — И хотел бы узнать, чья это была затея на самом деле.
— Я вас не понимаю, — прошептал Самюэль.
— Еще как понимаете — такой хороший и порядочный человек, — должно быть, вы получили еще одно щедрое пожертвование.
— Сэр, вы меня с кем-то путаете, — промямлил четвертый священник, на мгновение в его темных глазах мелькнул страх.
— Я никогда не ошибаюсь, ваши дружки это знают. Я найду тебя, Самюэль. Может быть, не сегодня, но наверняка завтра или послезавтра.
Отпустив руку священника, Борн продолжил уже более громко.
— Ваши преподобия, еще раз прошу принять глубокую признательность правительства. Корона выражает вам свою благодарность. А теперь прошу меня извинить, мне необходимо ответить на дюжину телефонных звонков… Сен-Жак, вы позволите пройти в ваш кабинет?
— Да, конечно, господин генерал.
В кабинете Джейсон стянул с себя форму и начал рыться в той куче одежды, которую ему принес брат Мари. Он надел серые шорты-бермуды до колен, выбрал рубашку с красными и белыми полосками и самую широкополую шляпу. Он снял носки и ботинки, надел сандалии, встал и выругался.
– Вот черт!
Скинул сандалии и всунул босые ноги в свои тяжелые ботинки на резиновой подошве. Потом осмотрел несколько фотоаппаратов и их принадлежности, выбрав самый легкий и многофункциональный, и перекинул его за ремешок через плечо. В комнату вошел Джон Сен-Жак с маленькой рацией в руках.
— Ты откуда такой явился? С Майами-Бич?
— Бери немного севернее — скажем, из Помпано. Я не настолько безвкусно и кричаще нарядился. Чтобы не выделяться.
— Да, ты прав. Некоторые мои здешние приятели присягнут, что ты представитель старых добрых западных консерваторов. Вот рация.
— Спасибо. — Джейсон убрал компактное устройство в нагрудный карман.
— Что собираешься делать?
— Пойду поговорю с Измаилом, тем пареньком, которому я попросил тебя кивнуть.
– С Измаилом? Но я не кивал Измаилу, ты просто сказал мне кивнуть в сторону входа.
— Это то же самое. — Борн засунул свой пистолет за пояс под рубашку и оглядел снаряжение, которое принесли из магазина спортивного снаряжения. Он взял моток стофунтовой лески, складной нож и все рассовал по карманам, потом открыл пустой футляр от фотоаппарата и положил в него два аварийных сигнальных патрона. Это было не все, что он хотел, но должно было хватить. Он был уже не таким, как тринадцать лет назад, да и тогда он не был очень молод. Борн с неохотой признал тот факт, что его разум должен работать быстрее и лучше, чем тело. Проклятье!
— Измаил хороший парень, — сказал брат Мари. — Он очень умен и силен, словно молодой призовой бык из Саскачевана. Я подумываю о том, чтобы где-нибудь через годик сделать его охранником. Будет больше зарабатывать.
— Лучше отправь его в Гарвард или Принстон, если справится с сегодняшним заданием.
— Опа, ну ты замахнулся. Кстати, ты знаешь, что его отец был чемпионом островов по борьбе? Конечно, сейчас он слегка постарел…
— С дороги, черт тебя подери, — Джейсон направился к двери. — Тебе тоже не восемнадцать! — добавил он, быстро обернувшись перед тем, как выйти.
— А я и не говорю, что мне восемнадцать. Что с тобой?
— Может быть, дело в той отмели, которую вы не заметили, мистер Секьюрити .
Борн хлопнул дверью и выбежал в коридор.
— Какие мы обидчивые. — Сен-Жак медленно покачал головой и разжал свой тридцатичетырехлетний кулак.
Прошло почти два часа, а Измаила нигде нет! Как зачарованный, Борн вышагивал по всей территории «Транквилити Инн», внимательно глядя по сторонам через свою «зеркалку», и видел все, но только не молодого Измаила. Уже два раза он подходил по лесной тропинке к одинокому прямоугольному строению из бревен, соломенной крыши и цветных витражей, которое представляло собой церковь этого курорта, убежище для медитации, выстроенное больше для красоты, чем для настоящих служб. Как заметил молодой черный слуга, церковь редко посещали, но она упоминалась в путеводителях для отдыхающих.
Карибское солнце становилось все более оранжевым, медленно клонясь к горизонту. Уже скоро по острову Монтсеррат и ближайшим островам поползут вечерние тени. А потом и совсем стемнеет, а Шакал любит темноту. Но и Хамелеона она тоже устраивала.
— Кладовка, что-нибудь заметили? — Борн взялся за рацию.
— Rien, monsieur. [35]
— Джонни?
— Я на крыше, шесть наблюдателей на своих местах. Пока тихо.
— Что там с ужином, с сегодняшней вечеринкой?
— Наш метеоролог десять минут назад прибыл из Плимута на лодке… Он боится летать. А Ангус приколол к доске объявлений чек на десять тысяч долларов на предъявителя, осталось только поставить подпись. Скотти был прав, придут все семь пар. Мы общество равнодушия, все забываем сразу после минуты молчания.
— Ну, братец, ты мне еще будешь рассказывать… Конец связи. Я возвращаюсь к церкви.
— Рад слышать, что хоть кто-то в нее ходит. Этот проклятый туристический агент из Нью-Йорка сказал, что часовня станет очень милым дополнением всего комплекса. Больше я его не видел. Держись на связи, Дэвид.
— Так и сделаю, — отозвался Джейсон Борн.
На аллее, ведущей к церкви, становилось темно. Высокие пальмы и густой подлесок помогали, задерживая лучи садящегося солнца. Джейсон уже собрался развернуться и направиться к магазину спорттоваров и маяку, как вдруг, словно фотоэлектрический мираж, ожили синие и красные лампы, посылая с земли круги света на листья пальм. На мгновение Борн почувствовал, что резко, даже слишком резко вошел в коридор сочных красок, вырезанный из тропической растительности. Он не давал ориентироваться и просто мешал. Борн почувствовал себя освещенной движущейся мишенью в красочном тире.
Он быстро укрылся в тени кустарника за границей огней; в его голые ноги впивались колючки диких растений. Когда он углубился в листву и в потемках продолжал двигаться в сторону церквушки, ему мешали влажные ветви и лианы, цеплявшиеся за руки и ноги. Это инстинкт. Держись в тени, подальше от ярких помпезных огней, больше принадлежащих островному carnivale .
Какой-то резкий звук! Он выпадал из строя естественных звуков прибрежного леса. Потом послышался стон, превратившийся в спазм — и неожиданно прекратился, оборвался… или его заглушили? Джейсон двигался вперед и шаг за шагом продирался через тормозившую движение непролазную стену растений, пока не увидел солидную деревянную дверь часовни. Она была приоткрыта, и сквозь лучи синих и красных фонарей на дорожку проникал мягкий мерцающий отсвет электрических свечей.
Думай. Напряги память. Вспоминай! Он был в часовне всего один раз, тогда в шутку отчитывал шурина за то, что тот потратил большие деньги на бессмысленный придаток к «Транквилити Инн».
– По крайней мере, церковь очень изящна , — заметил Сен-Жак.
– Ничего подобного, брат , — ответила Мари. — Она совсем не вписывается в окружающую обстановку. И не похожа на последнее пристанище.
— А если кто-нибудь получит плохие известия. Ну, знаешь, совсем плохие…
— Организуй ему выпивку , — сказал Дэвид Вебб.
– Да вы войдите внутрь. У меня здесь на витражах символы пяти разных религий, включая синто.
— Главное, не показывай сестре счета , — прошептал Вебб.
А что внутри? Там была дверь? Второй выход?.. Нет, не было. Только пять или шесть рядов церковных скамеек, да какие-то перила перед приподнятым аналоем, а над всем этим примитивное окно с цветными стеклами, сработанное местным умельцем.
А что сейчас? Кто-то внутри. Измаил? Загрустивший постоялец Транквилити? Запоздавший молодожен, проводящий на острове медовый месяц? Он снова достал маленькую рацию из нагрудного кармана. Приблизил ее к губам и позвал:
— Джонни?
— Да, я на крыше.
— Я у церкви. Вхожу внутрь
— Измаил там?
— Не знаю. Но кто-то тут есть.
— В чем дело, Дэйв? Почему ты так тихо…
— Все в порядке, — перебил Борн. — Я просто проверю… Что находится за часовней? К востоку?
— Лес.
— Тропинки есть?
— Несколько лет назад была одна; сейчас заросла. Строители ходили по ней за водой… Я пошлю пару охранников…
– Нет! Если что-то понадобится, я тебя вызову. Конец связи. — Джейсон убрал рацию, и продолжил красться, не спуская глаз с двери.
Тишина. Изнутри не доносилось ни звука, ни движения, ничего, кроме мерцания «свечей». Борн подобрался к краю тропинки, снял фотоаппарат и соломенную шляпу и открыл футляр с пиропатронами. Он вынул один и засунул за пояс, вытащив пистолет. Залез в левый карман рубашки за зажигалкой, взял ее, поднялся и тихо и стремительно прошел к углу маленького здания — этой нелепой церквушке в тропическом лесу над пляжем. Он привык использовать сигнальные патроны еще задолго до событий в Манассасе, штат Виргиния, подумал Борн, медленно подбираясь из-за угла ко входу в церковь. Все началось еще в Париже — тринадцать лет назад, Париж, кладбище Рамбулье. И Карлос… он добрался до дверного проема приоткрытой двери, медленно и осторожно приблизил к стояку лицо и заглянул внутрь.
Джейсон ахнул, дыхание перехватило, его охватил ужас и ярость, он не хотел верить своим глазам. На возвышении перед рядами отполированных скамеек лежал юный Измаил, его тело было перекинуто через аналой, руки безжизненно повисли, темнокожее лицо было все в кровоподтеках и ссадинах, изо рта на пол сочилась кровь. Джейсона оглушило чувство вины; оно было неожиданным, всеохватывающим и уничтожающим, в ушах стоял голос старика француза: «… могут погибнуть другие, совершенно невинные люди…»
Погибнут! Этого ребенка убили! Парень выполнил поручение, но поплатился жизнью. О, Боже, что я наделал?.. Что мне теперь делать?
По его лицу стекал пот, перед глазами все плыло. Борн выхватил из кармана пиропатрон, щелкнул зажигалкой и трясущейся рукой поднес ее к красному кончику. Патрон тут же вспыхнул, разбрасывая белые искры и пламя, шипя словно сотня рассерженных змей. Джейсон бросил его в дальний конец часовни, проскользнул в дверной проем, повернулся и захлопнул за собой тяжелую дверь. Он прижался к полу под последним рядом скамеек, вытащил из кармана рацию и нажал кнопку «вызов».
— Джонни, церковь. Окружай ее!
Он не стал дожидаться ответа Сен-Жака; того, что он сказал, было достаточно. Шипящая сигнальная шашка продолжала извергать снопы искр, отражавшиеся в витражах, а Борн с пистолетом в руке полз к дальнему приделу часовни, его глаза перебегали с предмета на предмет, обшаривая уже незнакомые углы церкви «Транквилити Инн». Единственным местом, куда он больше не мог смотреть, был аналой с распростертым телом мальчишки, которого он убил… По обеим сторонам возвышения располагались скрытые занавесями проходы, похожие на сценические двери, ведущие в крошечный придел, куда можно было попасть и справа и слева. Несмотря на тоску, в Борне росло чувство глубокого удовлетворения, даже какого-то нездорового восторга. Он победит в этой смертельной игре. Карлос подготовил тщательно спланированную западню, а Хамелеон сумел все изменить. Дельта из отряда «Медуза» все развернул на сто восемьдесят градусов. За одним из этих занавешенных проходов находится убийца из Парижа.
Борн поднялся, прислонился спиной к правой стене и поднял пистолет. Он дважды выстрелил в правый проход, с каждым выстрелом занавес колыхался, а он бросился вдоль последнего ряда, дополз до конца, встал на колени и еще дважды выстрелил в правый проход.
Какая-то фигура в панике пробиралась через занавеси, начала падать вперед, вцепилась в материю, но темно-красный занавес сорвался с крючков и упал на плечи человека, и тот упал на пол. Борн бросился вперед, выкрикивая имя Карлоса, стреляя из пистолета, пока не опустел магазин. Неожиданно откуда-то сверху раздался взрыв, разрушивший целый витраж в верхней части левой стены. Разноцветные осколки еще кувыркались в воздухе и падали на пол, когда стоявший на карнизе снаружи человек вышел в самый центр открытого пространства над шипящей, слепящей сигнальной шашкой.
— У тебя кончились патроны, — сказал Карлос ошеломленному Джейсону внизу. — Тринадцать лет, Дельта, тринадцать проклятых лет. Но теперь они узнают, кто победил.
Шакал поднял свой пистолет и выстрелил.
Глава 17
Что-то обжигающее и одновременно леденящее прошло сквозь шею Борна, и тот рухнул на церковную скамью, а потом в проход между вторым и третьим рядом, ударившись головой и бедрами о блестящее коричневое дерево и вцепившись в пол. Перед глазами поплыли круги, и он начал проваливаться в темноту. Откуда-то очень-очень издалека послышались истеричные крики. Потом темнота стала абсолютной.
– Дэвид.
Криков больше не было; голос звучал низко и настойчиво, и звал его по имени, которое он не узнавал.
— Дэвид, ты меня слышишь?
Борн открыл глаза, и тут же осознал две вещи. На его шее была широкая повязка, и он в одежде лежал на кровати. Справа постепенно обрело четкие очертания обеспокоенное лицо Джона Сен-Жака; слева находился незнакомый человек, мужчина средних лет со спокойным и пристальным взглядом.
— Карлос, — сумел выдавить Джейсон, вновь овладев голосом. — Это был Шакал!
— Тогда он все еще на этом острове.
Сен-Жак был возбужден.
— Все произошло менее часа назад, и Генри полностью окружил Транквилити. В море постоянно находятся патрульные катера, со всеми поддерживается связь по радио и визуально. Он представил это как «операцию по поимке наркоторговцев», очень секретную и официальную. Приплыло несколько лодок, но ни одна не была и не будет выпущена.
— А он кто такой? — спросил Борн, глядя на человека справа.
— Врач, — пояснил брат Мари. — Постоялец гостиницы и мой приятель. Он лечил меня в…
— Я думаю, нам следует быть осторожными, — решительным тоном и твердо перебил канадский доктор. — Вы попросили меня помочь и соблюсти конфиденциальность, что я с радостью выполнил, но, учитывая природу событий и то обстоятельство, что ваш зять не будет находиться под моей профессиональной опекой, давайте опустим мое имя.
— Абсолютно с вами согласен, доктор, — согласился Джейсон, вздрогнул, вскинул голову, широко раскрыв глаза от вновь нахлынувшего чувства вины и паники. — Измаил! Он мертв — я убил его!
— Он жив, и ты никого не убивал, — спокойно ответил Сен-Жак. — Он в ужасном состоянии, но не погиб. Он крепкий парень, как и его отец, и он выкарабкается. Мы отправили его самолетом на Мартинику.
— Я хочу, чтобы его поместили в лучший госпиталь.
— Я так и приказал.
— Отлично. — Борн перевел взгляд на доктора. — Что со мной?
— Без рентгена и, не зная, как вы двигаетесь, — симптоматически, — я могу сделать только приблизительное заключение.
— Валяйте.
— Не считая ранения, я бы сказал, что у вас в первую очередь травматический шок.
— Забудьте про него. У меня не может быть никакого шока.
— Кто бы говорил, — доктор добродушно рассмеялся.
— Я говорю, и не пытаюсь шутить. Меня интересует, что с телом, а не с головой. С головой я сам разберусь.
— Он случайно не из туземцев? — спросил доктор, глядя на владельца «Транквилити Инн». — Этакий Измаил, постарше и побелей. По-моему, он однозначно не врач.
— Ответьте ему, пожалуйста.
— Ну, хорошо. Пуля прошла сквозь левую сторону вашей шеи, в миллиметрах от нескольких жизненно важных точек, попади в которые, она бы наверняка оставила вас немым или убила. Я промыл рану и наложил швы. Какое-то время вам будет трудно двигать шеей, но это только поверхностная оценка повреждений.
— Короче говоря, у меня одеревеневшая шея, но если я смогу ходить… отлично, ходить я могу.
— Да, в двух словах все так и обстоит.
— Все-таки сигнальный патрон меня выручил, — тихо произнес Джейсон, аккуратно укладываясь обратно на подушку. — Он ослепил его.
— Что? — Сен-Жак перегнулся через кровать.
— Ничего… Давайте проверим, хорошо ли я передвигаюсь — как вы это сказали — симптоматично.
Борн соскользнул с кровати, аккуратно спустил ноги на пол, замотал головой; его шурин попытался помочь.
— Не надо, брат. Я должен сам попробовать.
Он встал; стягивающая повязка на шее становилась все более неудобной. Он сделал шаг вперед, заныли синяки на бедрах, но это были синяки — не страшно. Горячая ванна снимет боль, а лекарства — ударная доза аспирина и мазь — вернут подвижность. Если бы не эта проклятая повязка на шее; она не только душила его, но и заставляла поворачивать весь корпус, чтобы посмотреть по сторонам… Однако, решил он, для человека своего возраста он не так уж беспомощен, как мог бы быть.
— Доктор, нельзя ли ослабить повязку? Она меня удавит.
— Только если чуть-чуть. Вы же не хотите порвать швы.
— Как насчет эластичного пластыря? Он подойдет.
— При таком ранении в шею это несерьезно. Вы забудете про него.
— Обещаю, что не забуду.
— А вы забавный.
— А вот чувствую я себя ничуть не забавно.
— Ну смотрите, это ваша шея.
— Конечно, моя. Джонни, ты можешь принести пластырь?
— Доктор, что скажете? — Сен-Жак посмотрел на врача.
— Не думаю, что мы сможем его остановить.
— Я пошлю кого-нибудь в аптеку.
— Прошу прощения, доктор, — сказал Борн, когда брат Мари направился к телефону. — Я хотел бы задать Джонни несколько вопросов, и не думаю, что вам захочется их услышать.
— Я уже и так услышал больше, чем хотел. Я подожду в соседней комнате.
Доктор пересек комнату и вышел.
Пока Сен-Жак говорил по телефону, Джейсон ходил по комнате, поднимая и опуская руки и двигая ладонями, чтобы проверить работоспособность моторных центров. Он присел и выпрямился четыре раза подряд, с каждым разом все быстрее. Он должен быть готов — он должен!
— Все принесут через несколько минут, — сказал его шурин, вешая трубку. — Причард пойдет вниз и откроет аптеку. Он принесет ленты разных размеров.
— Спасибо, — Борн прекратил ходить и остановился. — Джонни, а кого я подстрелил через занавески? Он упал в том проходе, но его лица я не разглядел.
— Я его не знаю, хотя думал, что знаком с каждым белым человеком на этих островах, который может позволить себе дорогой костюм. Должно быть, он был туристом — туристом со спецзаданием… от Шакала. У него не нашли документов. Генри отправил его на Монтсеррат.
— Сколько человек в курсе происходящего?
— Кроме персонала, здесь только четырнадцать постояльцев, и никто ни о чем не догадывается. Я закрыл церковь — объяснил, что пострадала от шторма. А те, кто кое-что и знает — как доктор или парни из Торонто — всего не знают, только отрывочки, и они друзья. Я им доверяю. Остальные налегают на местный ром.
— А как же стрельба в часовне?
— А как же самый громкий и шумный оркестр этих островов? К тому же, ты был в тысяче футов, в лесу… Слушай, Дэвид, уехали почти все, кроме некоторых твердолобов, которые не остались бы здесь, не будь они старыми канадскими приятелями, демонстрирующими мне свое расположение, да еще пара случайных гостей, которые скорее всего проведут отпуск в Тегеране. Что я могу тебе сказать, бар работает вовсю.
— Это как запутанная шарада, — тихо произнес Борн, вновь аккуратно опуская голову на подушку и глядя в потолок. — Двигаются силуэты непонятных фигур, за белыми шторами происходят ужасные вещи, никакого смысла, можно подумать все, что угодно.
— Это для меня слишком сложно, профессор. К чему ты клонишь?
— Террористами не рождаются, Джонни, их готовят, обучают по программе, которую ты не встретишь ни в одном академическом учебнике. Если особо не задумываться о том, почему они то, что они есть — а причины могут варьироваться от вполне логичных до психопатической мании величия, как у Шакала, — нужно продолжать играть в шарады, потому что они играют в свои.
— И что? — Сен-Жак хмурился, стараясь понять.
— А то, что мы управляем своими игроками, говоря, что нужно делать, но не объясняя, зачем.
— Это то, чем мы занимаемся здесь, и чем занимается Генри в море вокруг Транквилити.
— Ты так во всем уверен?
— Да, черт возьми.
— Я тоже так думал, но ошибался. Я переоценил большого умного ребенка, которому поручил простую, безобидную работу, и недооценил робкого, испуганного священника, продавшегося за тридцать сребреников.
– О чем ты?
— О Измаиле и брате Самюэле. Самюэль, должно быть, смотрел на мучения мальчишки глазами Торквемады.
— Турки кого?
— Загвоздка в том, что мы не можем быть абсолютно уверены в игроках. К примеру, в охранниках, которых ты послал к церкви…
— Дэвид, я что, похож на идиота? — запротестовал Сен-Жак. — Когда ты попросил окружить церковь, я на свой вкус выбрал двоих, самых лучших, я подумал, что пара «узи» компенсирует отсутствие третьего человека и компаса. Они мои лучшие бойцы и бывшие королевские коммандос; они отвечают за безопасность, и, как и Генри, я им доверяю.
— Генри? Ведь он неплохой парень, да?
— Иногда он словно гвоздь в заднице, но он лучший на островах.
— А королевский губернатор?
— Этот просто задница.
— А Генри это знает.
— Конечно, знает. Он не стал бы бригадным генералом только из-за внешности и своего брюха. Он не просто хороший солдат, он хороший управленец. Он тут многим занимается.
— И ты уверен, что он ничего не докладывал ка-гэ?
— Он сказал, что сперва сообщит мне, прежде чем связываться с этим напыщенным кретином, и я ему верю.
— Искренне надеюсь, что ты прав — потому что этот напыщенный кретин на самом деле эмиссар Шакала на острове Монтсеррат.
– Что? Быть не может!
— И тем не менее. Сведения надежные.
— Но это невозможно!
— Возможно. Это в стиле Шакала. Он ищет уязвимое место и нанимает, покупает его обладателя. Лишь очень немногие находятся вне его зоны досягаемости.
Ошарашенный Сен-Жак бесцельно прошел до балконных дверей, пытаясь осознать невероятные вещи.
— Тогда это многое объясняет. Ведь губернатор происходит из рода влиятельных землевладельцев, его брат занимает высокий пост в Министерстве иностранных дел и близок с премьер-министром. Почему в таком возрасте его назначили сюда, вернее, почему он согласился? Было бы логичнее отправиться как минимум на Бермуды или Британские Виргинские острова. Плимут хорош как промежуточный этап, но не завершение карьеры.
— Ранее губернатор побывал в опале. Скорее всего, Карлос уже давно выяснил причину этого и внес его в свой список. Он занимается этим годами. Большинство людей читают газеты, книги и журналы для развлечения; а Шакал роется в кипах разведывательных отчетов из всех мыслимых источников, которые он может нарыть, а нарыл он столько, о чем ЦРУ, КГБ, Ми-5 и 6, Интерпол и еще дюжина служб могут только мечтать… Гидросамолеты прилетали сюда четыре или пять раз за то время, что я вернулся из Блэкбурна. Кто на них прибыл?
— Пилоты, — обернувшись, ответил Сен-Жак. — Они увозили людей, а не доставляли их сюда, я же тебе уже говорил.
— Да, ты говорил. А ты проверял?
— Проверял кого?
— Каждый прилетавший самолет.
— Эй, кончай! Ты заставил меня одновременно делать сотню дел.
— А как же тогда двое чернокожих коммандос, которым ты так доверяешь?
— Господи, они проверяли и расставляли других охранников по местам.
— То есть мы не знаем, кто мог прилететь на тех самолетах, так получается? Может, они спрыгнули с поплавков самолета над рифами — прямо на отмель.