Ультиматум Борна Ладлэм Роберт

— Конечно. Дмитрий, наверное, уже говорил тебе, что я наполовину в отставке, но условия моей пенсии требуют, чтобы я проводил там пять дней в месяц в качестве тренера.

— Я не совсем его понял.

— Я поясню, — странный мужчина разъяснил все более подробно.

Персонал каждого комплекса в Новгороде делился на три класса: тренеры, кандидаты и работники. Последние включали в себя сотрудников КГБ, охранников и подсобников. Практическая реализация Новгорода была проста по своей структуре. Персонал комплекса составлял ежедневные тренировочные графики для каждой конкретной секции, и тренеры, как постоянные, так и полуотставные, командовали всеми индивидуальными и групповыми мероприятиями, а кандидаты выполняли их, используя только язык комплекса и диалекты специфических районов, в которых они находились. Русский язык не допускался; это правило контролировалось тренерами, которые время от времени выкрикивали команды или оскорбления на родном языке, которые кандидаты должны были игнорировать.

— Что вы подразумеваете под «заданиями»? — спросил Борн.

— Ситуации, мой друг. Все, что угодно. Например, заказать ланч или ужин, или купить одежду, или наполнить бак машины, потребовав определенный бензин… со свинцом или без и с высоким октановым числом — все, с чем нам здесь не приходится сталкиваться. Кроме того, конечно, бывают и более драматические события, часто не запланированные, чтобы проверить реакцию кандидатов. Например, дорожное происшествие, в результате которого приходится иметь разговор с «американской» полицией и заполнять бланки страховки — вы можете выдать себя, если не знать таких вещей.

Мелочи, незначительные мелочи — от них зависит жизнь. Черный выход в Кубинке.

— Что еще?

— Множество непредсказуемых вещей, которые человек может посчитать незначительными, а они могут оказаться важными. Например, подвергнуться нападению на улице ночью — что надо делать, а чего не стоит? Запомни, многие наши кандидаты, и все молодые, хорошо натренированы в самозащите, но в зависимости от ситуации может быть противопоказано использовать эти навыки. Они могут вызвать лишние вопросы. Благоразумие, всегда благоразумие… Но лично я, как опытный непостоянный тренер, конечно же, всегда предпочитаю как можно более надуманные ситуации, в них можно лучше отработать тонкости проникновения в среду.

— Как это понимать?

— Всегда изучай, но никогда не подавай виду. Например, мой подопечный должен подойти к нескольким кандидатам, скажем, в баре в какой-нибудь «глубинке» недалеко от военного полигона. Я изображаю из себя недовольного правительственного рабочего или, быть может, подвыпившего контрактника — кого-нибудь, имеющего доступ к информации — и начинаю разбалтывать засекреченную информацию немалой важности.

— Любопытства ради, — перебил его Борн, — как должны кандидаты действовать в подобной ситуации?

— Внимательно слушать и быть готовыми записать каждый любопытный факт, изображая при этом полнейшее безразличие и отвешивая замечания вроде, — тут южный диалект новгородского выпускника превратился в столь грубый горный южный, что магнолии сменились кислым солодом: — «Ну, кому какое дело до этой болтовни?» и «Неужто и впрямь бывают такие шлюхи?» или «Ни хрена не понимаю из того, что ты говоришь, кретин — но я точно знаю, что ты меня окончательно достал!»… что-то вроде того.

— И что потом?

— Потом каждого из них вызывают и просят перечислить все, что он узнал — факт за фактом.

— Как насчет передачи информации? Для этого тоже предусмотрены тренировки?

Советский инструктор Джейсона уставился на него молча и пристально смотрел несколько мгновений, сидя на откидном сиденье в маленьком самолете.

— Мне жаль, что вам пришлось задать этот вопрос, — проговорил он медленно. — Я должен буду доложить о нем.

— Я не должен был задавать его, я просто любопытствовал. Забудьте о нем.

— Не могу. И не стану.

— Вы доверяете Крупкину?

— Безусловно. Это настоящий бриллиант, многоязыковой феномен. Звезда Комитета.

Ты и половины всего не знаешь , подумал Борн, но сказал с невинным видом:

— Тогда доложите об этом ему одному. Он скажет вам, что это было просто любопытство. Я ничего своему правительству не должен; скорее наоборот, оно обязано мне.

— Очень хорошо… Кстати, о вас. По приказу Дмитрия я организовал ваше прибытие в Новгород — прошу вас, не сообщайте мне, зачем вам это надо; это касается меня не более, чем то, о чем вы спросили, касается вас.

— Понято.

— Вы свяжетесь с молодым тренером по имени Бенджамин, каким образом — объясню через минуту. Я бы хотел сообщить вам о Бенджамине следующее, чтобы вы понимали его отношение. Его родители были офицерами Комитета, работали в консульстве в Лос-Анджелесе почти двадцать лет. Он имеет в основном американское образование, был студентом в UCLA, Калифорнийском университете, пока его вместе с отцом не вызвали спешно в Москву четыре года назад…

— Его вместе с отцом?

— Да. Его мать была схвачена во время одной из операций ФБР на военно-морской базе в Сан-Диего. Ей осталось еще три года провести в тюрьме. Для нее невозможно помилование или обмен.

— Эй, минутку. Тогда это не может быть по нашей вине.

— А я этого и не говорил. Я всего лишь сообщаю факты.

— Понятно. Итак, я встречусь с Бенджамином.

— Он единственный знает, кто вы — не по местному имени, конечно: вам присвоено имя «Арчи», — и он обеспечит вам необходимый доступ в любой комплекс.

— Документы?

— Он все объяснит. Он также будет следить за тобой, будет с тобой все время и, скажу по секрету, он больше общался с товарищем Крупкиным и знает куда больше меня… Удачной охоты, хорек, если ты собрался на охоту. Не насилуй не деревянных индейцев.

Борн следовал по указателям — все было по-английски — до города Рокледжа, Флорида, расположенного в пятнадцати милях на юго-запад от мыса Канаверал, принадлежавшего НАСА. Он должен был встретиться с Бенджамином у прилавка за ланчем в местном магазине «Woolworth» . Это будет мужчина лет двадцати с небольшим, в красной рубашке, на соседнем стуле будет лежать бейсболка Budweiser , чтобы его не заняли. Было уже 3:35 пополудни.

Он увидел его. С песочными волосами, по виду типичный калифорниец, русский сидел у дальнего правого конца стойки, на стуле слева от него лежала бейсболка. Там были еще с полдюжины мужчин и женщин, разговаривавших между собой и потреблявших прохладительные напитки и легкие закуски. Джейсон подошел к пустому стулу, посмотрел на кепку и вежливо поинтересовался:

— Здесь занято?

— Я жду кое-кого, — ответил молодой тренер нейтральным тоном, подняв на Борна серые глаза.

— Тогда я поищу свободное место.

— Оно вряд ли появится в ближайшие пять минут.

— Черт, я всего лишь хотел глотнуть ванильной «Колы». Долго ждать не хочется…

— Присаживайтесь, — сказал Бенджамин, убрав кепку и естественным движением надев ее на голову. Жующий жвачку продавец подошел, и Джейсон сделал заказ; когда напиток был подан, тренер продолжил тихо, глядя на пену молочного коктейля, который потягивал через соломку. — Итак, ты Арчи, прямо как в комиксах.

— А ты Бенджамин. Очень приятно.

— Мы оба через некоторое время поймем, так ли это, верно?

— У нас есть проблема?

— Я хочу четко прояснить правила, чтобы ее не возникло, — сказал русский с Западного побережья. — Мне не нравится, что вас сюда допустили. Несмотря на мой прежний адрес жительства и то, как я говорю, я не люблю американцев.

— Послушай меня, Бен, — перебил Борн, заставляя тренера взглядом смотреть прямо в глаза. — Зная все обстоятельства, мне не нравится, что вашу мать все еще держат в тюрьме, и не я ее туда заключил.

— Мы отпускаем диссидентов и евреев, а вы удерживаете пятидесятивосьмилетнюю женщину, которая была всего лишь курьером! — прошептал русский, с силой выплевывая слова.

— Я не знаю фактов и я не назвал бы Москву столицей милосердия, но если вы мне поможете — действительно поможете, — быть может, я смогу помочь вашей матери.

— Чертовы пустые обещания. Да что вы можете?

— Повторяя то, что уже говорил час назад вашему лысому другу в самолете, я ничем не обязан своему правительству, тогда как оно очень мне обязано. Помогите мне, Бенджамин.

— Я помогу, потому что мне приказали, а вовсе не из-за ваших слов. Но если вы попытаетесь узнать больше, чем необходимо для достижения вашей цели, вы отсюда не выйдете. Ясно?

— Не только ясно, но и логично. Помимо обычного удивления и любопытства, которые я буду изо всех сил стараться подавлять, мне нет никакого дела до объектов Новгорода. В конечном счете, по-моему, это путь в никуда… Однако, уверяю вас, все это сильно напоминает Диснейленд.

Непроизвольный смех Бенджамина пробился через соломинку и взорвал пену на его молочном коктейле.

— Вы бывали в Анахейме?

— Никогда не мог позволить себе это.

— У нас были дипломатические пропуска.

— Боже, а вы, оказывается, тоже человек. Пойдем. Давайте пройдемся и кое-что обсудим.

Они перешли по миниатюрному мосту в Нью-Лондон, Коннектикут , родину американского производства подводных лодок, и пошли вдоль Волхова, который здесь был превращен в тщательно охраняемую военно-морскую базу — все очень реалистично миниатюризировано. Высокие ограды, вооруженные охранники из «зеленых беретов» патрулировали территорию вдоль бетонных пирсов, возле которых из воды торчали огромные модели рубок американского атомного подводного флота.

— У нас есть все станции, все графики, все устройства и уменьшенный каждый дюйм пирса, — сказал Бенджамин. — А также сдублированы охранные процедуры. Разве это не безумие?

— В данный момент — нисколько. Мы достаточно хороши.

— Да, но мы лучше. За исключением незначительного недовольства, мы верим. А вы только принимаете.

— Что?

— Несмотря на вашу болтовню, белая Америка никогда не была в рабстве. А мы были.

— Это вовсе не давняя история, молодой человек, а скорее выборочная история, не так ли?

— Вы говорите, как профессор.

— А если я скажу, что был им?

— Я бы мог аргументированно с вами поспорить.

— Только если бы вы оказались в достаточно демократичном заведении, которое позволило бы вам оспаривать официальные утверждения.

— О, бросьте! Банальная академическая свобода уже давно у нас есть. Загляните в наши общежития. У нас есть рок и голубые джинсы и больше травы, чем вы сможете найти бумаги, чтобы сделать самокрутки.

— Это прогресс?

— Верите ли, это начало.

— Мне придется поразмыслить над этим.

— Вы действительно можете помочь моей матери?

— А вы действительно можете помочь мне?

— Надо попробовать… Хорошо, этот ваш Карлос Шакал. Я слышал о нем, но немного. Директор Крупкин коворит, что это очень плохой парень.

— Слышу акцент Калифорнии.

— Иногда это проявляется. Не обращайте внимания. Я там, где хочу быть, и ни минуты в этом не сомневаюсь.

— Я бы не посмел.

— Что?

— Вы продолжаете спорить…

— Шекспир сказал это лучше. Моей второй специализацией в UCLA была английская литература.

— А первой?

— Американская история. Что еще, дедушка?

— Спасибо, внучек.

— Так вот, Шакал… — сказал Бенджамин, прислонившись к ограде Нью-Лондона. Несколько охранников, заметив это, побежали было к нему. — Простите! — крикнул он по-русски, потом поправился, перейдя на английский: — Нет, нет! Я хотел сказать, извините. Я тренер!.. О, черт!

— Об этом доложат? — спросил Джейсон, когда они быстро пошли прочь.

— Нет, они слишком тупы. Это вспомогательный персонал в военной форме; ходят по своим постам, но на самом деле ничего не понимают. Только кого и что надо пресекать.

— Собаки Павлова?

— Кто может быть лучше? Животные не умнеют; они перегрызают глотки и роют себе норы.

— Что возвращает нас к Шакалу, — сказал Борн.

— Не понял.

— Не важно. Это символично. Как может он сюда проникнуть?

— Никак. Каждый охранник в каждом тоннеле знает имя и серийные номера новгородских документов, которые он забрал у убитых в Москве агентов. Если он появится, его застрелят без предупреждения.

— Я сказал Крупкину так не делать.

— Ради Бога, почему?

— Потому что это будет не он, и пострадают невинные. Он зашлет других, может быть двух или трех в разные комплексы, прощупывая, запутывая, пока не найдет способ пробраться внутрь.

— Ты спятил. А что будет с человеком, которого он зашлет?

— Это его не волнует. Если их застрелят, он это увидит и узнает кое-что.

— Ты действительно псих. Где он возьмет людей для этого?

— Где угодно, где есть люди, которые думают, что получат за несколько минут свою месячную зарплату. Он может наплести им, что они нужны ему, чтобы провести обычную проверку бдительности охранников — ведь у него есть документы, доказывающие, что он должностное лицо. А если еще добавить денег, то у людей пропадет всякая подозрительность.

— И у первых же ворот он лишится этих документов, — настаивал тренер.

— Отнюдь. Он проедет свыше пятисот миль через десяток городов. Он легко может сделать копии где угодно. В ваших бизнес-центрах имеются копировальные аппараты; их полно, и слегка поработать над копиями, чтобы они выглядели как настоящие, не составит ему труда. — Борн остановился и посмотрел на американизированного русского. — Мы говорим о деталях, Бен, а они, поверь, не имеют сейчас значения. Карлос направляется сюда, чтобы оставить о себе память, и у нас есть одно преимущество, которое может поломать все его планы. Если Крупкину удалось продвинуть историю в новости, то Шакал думает, что я мертв.

— Весь мир думает, что ты мертв… Да, Крупкин говорил мне; это было неглупо. Здесь ты рекрут по имени «Арчи», но я знаю, кто ты, Борн. Даже если бы я не слышал о тебе раньше, то точно услышал бы по радио теперь. Радио Москва несколько часов подряд талдычило только о тебе.

— Тогда можно быть уверенными, что Карлос тоже слышал эту новость.

— Без вопросов. Каждая машина в России оборудована радиоприемником; это стандарт. На случай американского нападения, например.

— Разумно.

— Ты действительно убил Тигартена в Брюсселе?

— Это не…

— Меня не касается, понял. Какой у тебя план действий?

— Крупкин должен был предоставить все мне.

— Предоставить что?

— Проникновение Шакала.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Используй Крупкина, если понадобится, но сообщи во все тоннели, на каждый вход в Новгород, чтобы они впускали любого с теми бумагами. Я думаю, их будет три или четыре, может быть пять. За ними надо будет следить, но им не нужно препятствовать.

— Ты только что заслужил комнату с мягкими стенами. Ты псих, Арчи.

— Нет, я не псих. Я сказал, чтобы за ними следили, чтобы охранники поддерживали постоянный контакт с нами.

— И?

— Один из них исчезнет в течение нескольких минут. Никто не сможет понять, куда он подевался. Это и будет Карлос.

– И?

— Он решит, что он неуязвим, что волен делать все, что захочет, потому что думает, что я мертв. Это развязывает ему руки.

— Почему?

— Потому что мы оба, он и я, знаем, что только один из нас сможет выследить другого, будь то в джунглях или в городах. Это ненависть, Бенджамин. Или отчаяние.

— Не слишком ли эмоционально? И абстрактно.

— Ничуть, — ответил Джейсон. — Я способен думать, как это делает он — меня научили этому много лет назад… Давай продумаем возможности. Насколько тянется Новгород вдоль Волхова? Тридцать, сорок километров?

— Сорок семь, если точно, и ни один метр невозможно пересечь незамеченным. По воде проведены магниевые трубки так, чтобы не мешать подводной жизни, но способные поднять тревогу. На восточном берегу установлены сетки, реагирующие на изменение веса. Все, что весит больше девяноста фунтов, моментально поднимает тревогу, и телевизионные мониторы и прожекторы сразу фокусируются на нем. И даже если восьмидесятидевятифунтовый дистрофик доберется до забора, его лишит сознания электрический ток при первом же прикосновении; аналогично и с магниевыми трубками в реке. Хотя, конечно, падающие деревья и плавающие бревна, а также крупные звери доставляют службе безопасности некоторые хлопоты. Но это лишь полезно для дисциплины, я думаю.

— Тогда остаются одни тоннели, — сказал Борн, — верно?

— Ты сам прошел через один из них. Что я могу тебе сообщить, чего ты еще не видел? Разве, что металлические ворота буквально обрушиваются вниз при малейшей тревоге, и при необходимости тоннель можно затопить водой.

— Все это известно и Карлосу. Он проходил здесь обучение.

— Много лет назад, как сказал мне Крупкин.

— Много лет, — согласился Джейсон. — Интересно, многое ли изменилось с тех пор?

— С точки зрения технологии можно написать несколько томов, особенно по коммуникациям и системам безопасности, но не с точки зрения основ. Не тоннели и не мили сеток под и над водой; они построены на пару столетий вперед. Что же касается комплексов, то в них всегда происходят какие-нибудь незначительные изменения, но не думаю, что когда-нибудь станут разрушать улицы или строения. Легче будет передвинуть дюжину городов.

— Стало быть, какими бы ни были изменения, они в основном косметические. — Они дошли до миниатюрного перекрестка, где неприветливый полицейский штрафовал упрямого водителя за нарушение правил дорожного движения. — К чему это все? — спросил Борн.

— Цель задания — разыграть несогласие с наказанием. В Америке люди часто, обычно шумно, спорят с полицейскими офицерами. Здесь так не бывает.

— Как и задавать вопросы власти, вроде студента, спорящего с профессором? Что-то мне не верится, что такой подход очень уж популярен здесь.

— Это тоже совсем по-другому.

Джейсон услышал отдаленный гул и посмотрел на небо. Там он увидел легкий одномоторный морской самолет, летевший вдоль Волхова на юг. — Мой Бог, по воздуху, — промолвил он, будто сам себе.

— И не думай, — возразил Бенджамин. — Это наш… Снова технологии. Во-первых, приземлиться некуда, кроме патрулируемых вертолетных площадок; и во-вторых, мы защищены радаром. Любой неизвестный самолет в радиусе тридцати миль отсюда будет уничтожен с воздушной базы в Белополе. — На противоположной стороне улицы собралась небольшая толпа, наблюдавшая за спором водителя с полицейским. Водитель хлопнул рукой по крыше «шевроле», поддерживаемый толпой. — Американцы могут быть такими клупыми , — процедил раздраженный молодой тренер.

— По крайней мере, такое о них можно подумать, — улыбнулся Борн.

— Пойдем, — сказал Бенджамин, зашагав прочь. — Я уже не раз отмечал им, что это задание не реалистично, но мне объяснили, что важно внушить правильный подход к отношениям.

— Все равно, что сказать студенту, что он вообще-то может спорить с профессором, или гражданину — что он может публично критиковать члена Политбюро? Действительно странные отношения, не так ли?

— Фунт песка, Арчи.

— Расслабься, молодой Ленин, — сказал Джейсон, догнав тренера. — Где же твое лос-анжелесское хладнокровие?

— Я оставил его в Ла Бриа Тар Питс.

— Мне нужно изучить карты. Все, какие есть.

— Уже готово. Как и все остальное.

Они сидели в комнате совещаний в штабе персонала, где большой прямоугольный стол был устлан картами всего новгородского комплекса. Борн был в растерянности, даже после четырех часов изучения, он часто встряхивал головой, совершенно изумленный. Серия тщательно продуманных и хорошо декорированных тренировочных участков вдоль Волхова была гораздо больше и запутаннее, чем он представлял себе возможным. Замечание Бенджамина о том, что «легче передвинуть дюжину городов», чем серьезно переделать Новгород, было простой констатацией факта, без капли преувеличения. Уменьшенные модели городов, набережных и аэропортов, военных и научных комплексов по Средиземноморью и до Атлантики, на север к Балтийскому морю и вверх по Ботническому заливу, были представлены здесь, помимо американской территории. Причем, несмотря на детализированность, использование в конструкции общих намеков и миниатюризация позволили разместить все это в пределах тридцати миль вдоль реки и трех-пяти миль вглубь леса.

— Египет, Израиль, Италия, — начал Джейсон, обходя вокруг стола, глядя на карты, — Греция, Португалия, Испания, Франция, Великобритания…

— Германия, Нидерланды и скандинавские страны, — продолжил за него его Бенджамин, устало откинувшийся на спинку стула. — Как я уже объяснял, большинство комплексов включают две отдельные различные страны, обычно если между ними есть общая граница, сходные культурные особенности или просто для экономии места. Девять основных комплексов, представляющих главные страны — главные для наших интересов — и потому девять тоннелей, примерно через каждые семь километров друг от друга, начиная с нашего и на север вдоль реки.

— Тогда следующий тоннель ведет в Великобританию, верно?

— Да, потом Франция, Испания — вместе с Португалией, потом Средиземноморье, включающее Египет, Израиль и другие…

— Понятно, — перебил Джейсон, присев на край стола и сложив ладони в раздумье. — Ты распространил приказ, чтобы они впускали любого с документами, взятыми Карлосом, независимо от внешности?

— Нет.

– Что? — Борн резко повернул голову к молодому тренеру.

— Я передал это товарищу Крупкину. Он сейчас в московской больнице, и врачи не позволяют ему лететь сюда.

— Как я могу попасть в другой комплекс? Быстро при необходимости.

— Значит, ты готов к остальным правилам?

— Готов. Эти карты рассказали достаточно много.

— Хорошо, — Бенджамин полез в карман, достал оттуда маленький черный предмет размером с кредитную карточку, но несколько толще, и бросил его Джейсону. Тот поймал его и рассмотрел со всех сторон. — Это твой пропуск, — продолжил русский. — Такие есть только у командующего персонала, и если один из них утерян или оказывается не там, где положено, об этом немедленно сообщается.

— Но на нем нет никакой идентификации, вообще никаких пометок.

— Все внутри, закодировано. Каждый пропускной пункт оборудован автоматическим замком. Вставляешь это в слот, и барьеры поднимаются, пропуская тебя внутрь и сообщая охране, что ты имеешь доступ — и записан.

— Чертовски умны эти убежденные марксисты.

— В Лос-Анджелесе подобные штучки использовались почти во всех отелях уже четыре года назад… Что касается остального.

— Базовые правила?

— Крупкин называет это защитными мерами — как для нас, так и для тебя. Признаюсь, он не думает, что ты выберешься отсюда живым; и если он окажется прав, твое тело должно будет исчезнуть.

— Как чудесно практично.

— Ты нравишься ему, Борн… Арчи.

— Продолжай.

— Насколько осведомлен командующий персонал, ты — работающий под прикрытием агент из инспекции в Москве, американский специалист, посланный сюда, чтобы проверить утечки на Запад. Тебе должно быть предоставлено все, что понадобится, включая оружие, но никто не должен говорить с тобой, пока ты не заговоришь первый. Что касается меня, то я твой посредник; все, что тебе нужно, ты передаешь через меня.

— Премного благодарен.

— Не спеши, — сказал Бенджамин. — Ты никуда не пойдешь без меня.

— Это неприемлемо.

— Это необходимо.

— Нет.

— Почему?

— Потому что не хочу быть отягощенным лишним грузом… и если я все-таки выберусь отсюда, то хотел бы, чтобы мать одного моего знакомого Бенджамина нашла его живым и здоровым.

Молодой русский пристально посмотрел на Борна, воля смешалась с болью в его глазах.

— Ты действительно думаешь, что сможешь помочь нам с отцом?

— Я знаю , что могу… так помоги же мне . Играй по моим правилам, Бенджамин.

— Ты странный человек.

— Я голодный человек. Здесь есть какая-нибудь еда поблизости? И свежий бинт. Меня сильно тряхнуло недавно, и шея и плечи все еще дают о себе знать.

Джейсон снял пиджак; его рубашка была вся в крови.

— Боже правый! Я позову врача…

— Нет, не надо. Просто какого-нибудь санитара, и все… Это мои правила, Бен.

— Хорошо — Арчи. Мы разместимся в номере приезжих комиссаров; это на верхнем этаже. У нас есть комнатная обслуга, и я позвоню в медкабинет за медсестрой.

— Я сказал, что голоден и неважно себя чувствую, но это не главное, что меня заботит.

— Не беспокойся, — сказал советский калифорниец. — Как только что-нибудь случится, нам сразу сообщат. Я сверну карты.

Это произошло ровно в 0:02 ночи, сразу после общей смены караула, в самое темное время ночи. Телефон в их номере взвизжал, сдернув Бенджамина с дивана. Он пробежал через комнату к настойчиво звенящему аппарату и сорвал трубку.

— Да?.. Где? Когда? Что это значит? .. Да! — он бросил трубку и повернулся к Борну, сидевшему за столом, снова разложив карты Новгорода вместо блюд комнатной обслуги. — Невероятно . В испанском тоннеле — на той стороне два охранника мертвы, а на этой стороне караульный офицер найден в пятидесяти ярдах от своего поста с пулей в горле. Они просмотрели видеозапись — и все, что смогли увидеть, — неизвестный мужчина, который прошел через тоннель с сумкой! В форме охранника!

— Было еще что-то, не так ли? — холодно спросил Дельта.

— Да, и ты, возможно, прав. На той стороне был найден мертвый колхозник, сжимавший в руке порванные документы. Он лежал между двух убитых охранников, один из которых был раздет до трусов и ботинок… Как он это сделал?

— Это был хороший парень, не могу предположить ничего другого, — размышлял Борн, быстро поднявшись и потянувшись к карте испанского комплекса. — Он, наверное, заслал внутрь купленного самозванца с поддельными документами, потом вбежал сам, а раненый офицер в последний момент раскусил обман и заговорил на иностранном языке, которого он не знал… Я же говорил тебе, Бен. Нащупывать, проверять, колебать, запутывать и найти путь внутрь. Кража формы — стандартный ход, и в неразберихе она позволила ему пройти через тоннель.

— Но за любым человеком с этими пропусками должны были следить. Ты ведь сам так сказал, и Крупкин распространил по всей линии!

— Кубинка, — сказал Джейсон, теперь задумчиво изучая карту.

— Арсенал? Тот, что упоминался в новостях?

— Именно. Как и в Кубинке, у Карлоса есть кто-то здесь, внутри. Кто-то, обладающий достаточной властью, чтобы приказать какому-нибудь малозначительному офицеру караула доставить любого, кто попробует пройти по тоннелю, к нему, прежде чем поднимать тревогу и будить штаб.

— Такое возможно, — быстро и твердо согласился молодой тренер. — Кому охота будить штаб ложной тревогой? К тому же, как ты говоришь, началась суматоха.

— В Париже, — сказал Борн, подняв глаза от карты, — мне сказали, что лишние проблемы — главный враг КГБ. Это правда?

— В масштабе один к десяти, по меньшей мере к восьми, — ответил Бенджамин. — Но кто это может быть? Он ведь не был здесь уже больше тридцати лет!