Палач из Гайд-парка Перри Энн
Дверь отворилась, и в комнату вошел дворецкий.
– Миссис Уинтроп примет вас, сэр, если вы соизволите пройти в гостиную.
Томас покидал библиотеку с чувством незавершенности своих наблюдений. Он снова проследовал за дворецким через холл в дальний конец дома, в гостиную, длинную комнату окнами на лужайку и розарий. Успел лишь заметить безукоризненные пропорции гостиной, которую немного портили вычурные гардины на окнах и тяжелый камин из белого с серым мрамора.
Вильгельмина Уинтроп была в черном, как и положено неутешной вдове, но почему-то именно этим она несколько напугала Питта, пока он наконец не понял почему.
Она казалась хрупкой, излишне худой женщиной. Ее светлые волосы, собранные в высокую прическу, делали ее шею еще более тонкой. Черное, отделанное кружевным рюшем платье тяжелыми складками ниспадало со стула, на котором она сидела; высокий рюш ворота доходил ей до подбородка, рукава с длинными кружевными манжетами скрывали кисти рук. Это был самый мрачный траурный наряд, который Питт когда-либо видел, и в нем миссис Уинтроп казалась совсем беззащитной. Сначала он решил, что она гораздо моложе, чем он, и ей не более тридцати, но, увидев ее поближе и заметив скорбные линии у рта и морщинки вокруг глаз, понял, что ей около тридцати пяти.
За спинкой ее стула стоял мужчина среднего роста, атлетического сложения, с густыми вьющимися каштановыми волосами, орлиным носом и глубоким южным загаром, какой бывает у людей, живущих в краях, где царит вечное лето.
– Добрый день, миссис Уинтроп, – почтительно сказал Питт. – Позвольте выразить вам мое глубокое соболезнование.
– Благодарю вас, мистер Питт. – Голос у нее был приятный, дикция чистая, однако улыбка была лишь данью вежливости.
Мужчина, стоявший за нею, нахмурился.
– Вас привела сюда причина более серьезная, чем соболезнования, суперинтендант. Я думаю, вы поймете нас, если мы попросим сделать ваш визит как можно более кратким. Моя сестра менее всего способна сегодня принимать кого-либо, сколь бы важными и неотложными эти визиты ни были.
– Барт, пожалуйста, не надо. – Миссис Уинтроп протянула ему руку. – Это мой брат, мистер Питт. Бартоломью Митчелл. Он приехал, чтобы быть рядом со мной в это… страшное время испытаний. Простите его за резковатую манеру, но он встревожен моим состоянием. Он не хотел быть невежливым.
– Разумеется, мэм, я ни в коем случае не стану злоупотреблять вашим временем, – заверил ее Питт.
Он знал, как трудно будет после визита Телмана сделать свой разговор с вдовой приятным и легким, тем более что ничего нового он сообщить не мог, а вынужден был лишь задавать вопросы. А они неизбежно будут мучительны для нее, желающей лишь одного – чтобы ее оставили в покое, наедине с ее горем. Ей предстояло привыкнуть к мысли о смерти мужа. К новой страшной реальности, где ее ждет одинокая жизнь без защиты и поддержки.
– У вас есть для нас какие-либо новости? – справился Барт.
– Нет, пожалуй, что нет, – ответил Питт, не двигаясь с места. Он все еще стоял. – Инспектор Телман опрашивает всех, кто был в парке и, возможно, что-то видел. Разумеется, он также собирает улики.
Мина Уинтроп судорожно сглотнула слюну, словно что-то попало ей в горло.
– Улики? – растерянно переспросила она. – Что вы хотите сказать?
– Тебе не следует это знать, дорогая, – быстро вмешался мистер Митчелл. – Чем меньше ты будешь знать подробностей, тем лучше.
– Я не ребенок, Барт, – запротестовала его сестра, но он положил ей руки на плечи и удержал от дальнейших слов. Заботливо склонившись над ней, посмотрел на суперинтенданта. В его взгляде была решимость.
– Конечно, Мина, ты не ребенок, но ты женщина, убитая горем, и я хочу защитить тебя от ненужных страданий. Это мой долг. – Последние слова были явно обращены к Питту. Ярко-синие глаза Барта с вызовом глядели на него.
Мина выпрямилась и неожиданно вскинула подбородок.
– Что мы можем сделать для вас, мистер Питт? Если я чем-то могу помочь вам в поисках убийцы мужа, я готова сделать все, что в моих силах.
– Что ты можешь знать о его смерти? – возразил ей Барт, покачав головой. – Ты уже сказала инспектору Телману, в котором часу в последний раз видела Оукли. – Он снова недобро посмотрел на Питта. – Это было вчера поздно вечером, после ужина. Он тогда сказал, что собирается пройтись перед сном. С прогулки он не вернулся.
Питт словно не слышал его.
– Когда вас стало тревожить его отсутствие, миссис Уинтроп?
Она испуганно посмотрела на него.
– Утром я спустилась в столовую к завтраку. Оукли обычно вставал рано, раньше меня. Но я увидела, что его прибор нетронут, и поняла, что муж не завтракал. – Миссис Уинтроп нервно облизнула губы. – Я справилась у Банторна, нашего дворецкого, не заболел ли хозяин, но он ответил, что еще не видел его. Разумеется, я послала его узнать, что с мужем. Вернувшись, дворецкий сказал, что капитан Уинтроп не ночевал дома. Его постель была нетронутой. – Она остановилась и страшно побледнела.
Рука Барта еще сильнее сжала ее плечо.
Питт мог бы задать банальный вопрос, почему они с мужем спят в разных комнатах, но это было бы излишним. Теперь многие супружеские пары, которые могли себе это позволить, предпочитали раздельные спальни с сообщающейся дверью. Лично Томасу это никогда не нравилось. Он не любил больших пространств и предпочитал уютную близость с любимым человеком. Но не все так счастливы в браке, как он, подумал Питт. Делить интимность сна, оберегать его хрупкий покой, видимо, нелегко в одной постели с нелюбимым человеком. Ему это бы показалось изощренной формой пытки, губительной для лучших чувств обеих сторон. Тому, кто привык свободно следовать лишь своим желаниям – открыть или закрыть окно, опустить или поднять штору, удобно для себя разделить одеяло, – необходимость считаться с другой стороной означала бы досадное ограничение личной свободы.
– Случалось ли это прежде? – продолжил Питт.
– Нет, насколько я помню. То есть я хочу сказать… – Миссис Уинтроп с испугом посмотрела на суперинтенданта. – Муж всегда предупреждал, когда уходил. Он был очень аккуратен и всегда сообщал, где его можно найти. Он был точен – должно быть, это морская выучка. – Ее глаза расширились. – Я полагаю, командование судном требует от человека дисциплины и порядка. Что было бы, если бы каждый уходил и приходил, когда ему вздумается…
– Вы правы, мэм, хотя я плохо разбираюсь в порядках на флоте, – вежливо ответил Питт. – Как я понимаю, он был пунктуален и организован.
– Да, – поспешил подтвердить Барт, чьи губы сжались в узкую линию. – Да, он любил порядок.
– Прошу вас, поймите нас правильно, – вмешалась Мина, снова посмотрев на Питта. У нее были красивые голубые глаза и длинные темные ресницы. – Муж обладал чувством юмора. Мне не хотелось бы, чтобы у вас создалось впечатление о нем как о каком-то солдафоне.
Такая мысль не приходила Питту в голову, но неожиданная попытка Мины защитить мужа навела его на некоторые размышления.
– У него были друзья среди соседей, он бывал у кого-нибудь из них? – Питт задал этот вопрос совсем не потому, почему, возможно, задавал его вдове инспектор Телман. Ему просто хотелось получше понять характер Уинтропа. Был ли он общительным человеком или замкнутым? Кого считал достойным своей дружбы?
Мина посмотрела на брата, а потом снова на суперинтенданта.
– Нам об этом ничего не известно, – поспешил ответить Барт. – Оукли был морским офицером и большую часть своего времени проводил на корабле. Когда он сходил на берег, то предпочитал свой дом и общество жены. Во всяком случае, так нам казалось. Если он навещал своих знакомых по вечерам, моей сестре об этом ничего не известно.
– Он сказал, что полезно прогуляться перед сном для здоровья, – повторила Мина и снова обеспокоенно посмотрела на Питта. – Он с удовольствием поужинал, а потом, боюсь, забрел дальше, чем намеревался, и неожиданно оказался в парке, где кто-то мог его остановить… – Она прикусила губу. – Не знаю кто; возможно, это был маньяк…
– Вполне возможно, – согласился Питт, хотя давно пришел к заключению, что все не так просто и за предположениями миссис Уинтроп прячется страх, боль утраты, боязнь чего-то… и другие, более сложные чувства, которые ему пока трудно было понять или определить. – Полагаю, инспектор Телман спрашивал у вас, не было ли у вашего мужа ссоры с кем-нибудь, не питал ли кто к нему вражды или неприязни?
– Да, да, он спрашивал нас об этом. – Голос у Мины стал хриплым от волнения, она побледнела еще сильнее. – Это ужасный вопрос. Я буквально заболеваю от мысли, что кто-то из знавших его мог совершить такое…
– Суперинтендант, вы чрезмерно расстраиваете мою сестру. – Голос Барта был резок. – Если бы мы знали такого человека, то немедленно сообщили бы вам. Мы более ничего не можем добавить к тому, что уже сказали. Как видите, мы были вежливы и терпеливы и помогали вам, как могли. Я бы…
Стук в дверь помешал ему закончить фразу. Появившийся дворецкий доложил:
– Миссис Гаррик и мистер Виктор Гаррик, мэм. Мне сказать им, что вы не принимаете?
– О, нет, нет! – воскликнула Мина, в голосе ее было облегчение. – Это ведь Тора, я всегда рада ее видеть. Пожалуйста, Банторн, пригласи их сюда.
– Дорогая, тебе не кажется, что ты устала и тебе надо отдохнуть? – вмешался Барт.
– Отдохнуть? Как могу я отдыхать? – вскричала Мина. – Вчера вечером был убит Оукли… – Голос Мины прервался от волнения. – Его голова… ее отрубили! Меньше всего на свете я хочу оказаться одна в темной спальне, лежать с закрытыми глазами и представлять себе… Нет, я предпочитаю говорить с Торой Гаррик.
– Если ты так хочешь, дорогая. Ты в этом уверена?
– Абсолютно! – настояла Мина. В голосе ее уже звучали истерические нотки.
– Хорошо. Банторн, пригласи их. – Лицо Бартоломью Митчелла сморщилось, словно от боли.
– Хорошо, сэр.
Дворецкий исчез.
Через минуту дверь открылась и в комнату вошла красивая блондинка. За нею следовал юноша лет двадцати с широким загорелым лицом, которое вначале могло показаться вежливо-приветливым. Но вглядевшись, Питт увидел, что оно, помимо доброты, выражало живой интерес ко всему вокруг, известное своеволие и удивительную беззащитность в линиях рта. Казалось, этого человека с одинаковой легкостью можно было обидеть и разгневать – и столь же легко заставить рассмеяться. Интересное лицо. Питт поймал себя на том, что с любопытством изучает его. Однако он заставил себя отвести взгляд, чтобы не показаться назойливым.
Гостья уделила все свое внимание, как и положено, бедной миссис Уинтроп, затем поздоровалась с Бартом Митчеллом и лишь потом перевела взор на суперинтенданта Питта, еще не решив, приветствовать его или встать вместе со всеми в оборону, – все зависело от того, как его представят.
Эту инициативу взял на себя Барт.
– Тора, это суперинтендант мистер Питт из полицейского участка на Боу-стрит. Он ведет расследование. – Он смерил Томаса взглядом, подняв брови. – Так, по крайней мере, я думаю.
– И не ошибаетесь, – ответил Питт, отвесив легкий поклон в сторону Торы. – Рад познакомиться, мэм. – Затем он взглянул на ее сына. – Мое почтение, мистер Гаррик.
Юноша смотрел на него широко открытыми темно-серыми глазами. Он, казалось, все еще находился под сильным впечатлением от происшедшей трагедии, а может, был смущен ситуацией, в которой оказался. Питт решил, что, скорее всего, второе – не так-то просто найти подходящие слова утешения. Внезапная смерть – всегда тайна, а эта еще омрачена особыми обстоятельствами.
– Здравствуйте, сэр, – скованно произнес Виктор и сделал два шага назад, как бы прячась за спину матери.
– Как я рада, что вы зашли. – Мина со слабой улыбкой посмотрела на Тору и ее сына. – Прошу, садитесь. Сегодня жаркий день, не хотите ли выпить чего-нибудь прохладительного? Ведь вы не спешите, надеюсь, и останетесь? – Это была не просто вежливость, а просьба.
– Конечно, дорогая, если ты хочешь, – Тора аккуратно, чтобы не помять, подобрала юбки и изящно присела на кончик мягкого ярко-красного стула. Виктор остался стоять за ее спиной, теперь уже в более непринужденной позе.
– Суперинтендант Питт только что спрашивал нас, не заходил ли Оукли вчера вечером к кому-либо из наших соседей, – пояснила Мина. – Разумеется, мы не смогли ответить ему на этот вопрос.
Тора бросила на Томаса быстрый изучающий взгляд. Это была очень миловидная женщина со свежей кожей, правильными чертами лица, несомненно неглупая и с чувством юмора и, как показалось Питту, с твердым характером.
– Трудно представить, чтобы кто-либо из знавших капитана Уинтропа мог совершить столь чудовищный… поступок, – решительно заявила она. – Это невозможно. Если бы вы хотя бы отдаленно знали его, такая мысль просто не могла бы прийти вам в голову. Это был прекрасный человек…
Мина нервно улыбнулась. Ее рука дрогнула, когда она подняла ее. Казалось, вдова сейчас закроет ею лицо, но она лишь коснулась высокого рюша у горла.
Однако Барт, как показалось Питту, болезненно сморщился и еще сильнее сжал плечо сестры, будто собирался удержать ее, хотя она продолжала сидеть.
Виктор стоял спокойно, и лицо его было непроницаемым.
– Он был морским офицером, – смело вступила в бой Тора, не отрывая взгляда от Питта, и поэтому не заметила, какое впечатление произвели на брата и сестру ее слова. – Вы не можете себе представить, какова жизнь этих людей, суперинтендант. Оукли был похож на моего покойного мужа. – Она распрямила плечи. – Отца Виктора. Муж был в чине лейтенанта и, бесспорно, дослужился бы до капитана, если бы не безвременная смерть. – Лицо ее светилось внутренней уверенностью, что именно так и было бы. – Это очень смелые, сильной воли люди. Нельзя командовать кораблем в критических ситуациях, как это случается на море, не обладая сильным характером и не зная людей рядом с тобой. – Она покачала головой. – Капитан Уинтроп никогда не поддерживал бы отношения с личностями неуравновешенными, способными на убийство, особенно такое зверское. Он, несомненно, стал жертвой маньяка. Только таким может быть ответ на ваш вопрос.
– Я не собирался подозревать кого-либо из знакомых капитана, – заверил ее Питт, кривя душой. – Я подумал, что кто-то мог видеть его до трагедии и подтвердить время и место, где это было.
– А, понимаю, – согласилась Тора и вдруг нахмурилась. – Хотя что это вам даст? Гайд-парк кишмя кишит криминальными личностями и маньяками. Лондон в этом отношении – ужасное место. – Она не отрываясь смотрела на Питта. – Кругом анархисты, подстрекающие к бунту и революции и бог знает еще к чему, непорядки в Ирландии, шинн-фейнеры [2]и прочие… но на главных улицах Лондона, слава богу, еще можно чувствовать себя в безопасности. Или, по крайней мере, думать, что это так.
– Я уверена, что можно, дорогая, – успокоила ее Мина. – Все, что произошло, – сущий кошмар. Я думаю, что это просто несчастный случай, роковая случайность. Возможно, это сделал кто-то из иностранцев… – Она подняла глаза на Питта. – Я слышала, китайцы курят опиум, а от него человек становится… опасным.
– От опиума китайцы просто засыпают, – возразил Барт. – Это зелье не делает их буйными. – Он взглянул на Питта. – Не так ли, суперинтендант? – И, не дожидаясь ответа, снова обратился к сестре: – Пожалуй, Мина, я склоняюсь к тому, что это может быть связано с его службой. Возможно, у Оукли с кем-то произошла размолвка. С человеком, который мог быть сильно пьян, потерял контроль над собой… Алкоголь, особенно виски, делает людей агрессивными…
Мина зябко поежилась и повела плечами.
– Возможно, ты прав. – Она не сводила глаз с Питта. – Я ничем не могу помочь вам, суперинтендант. Оукли никогда не рассказывал мне о своей жизни на корабле. Он, видимо, считал, что мне это неинтересно. Или что я ничего не пойму. – Тень печали и растерянности легла на ее лицо. – Очевидно, он был прав. Это та часть его жизни, о которой я ничего не знаю.
Барт недовольно что-то проворчал себе под нос.
Виктор посмотрел на Мину и вдруг улыбнулся ей.
– Вы не должны жалеть об этом, тетушка. Мой отец все время рассказывал нам о своей службе, и, поверьте, это было интересно услышать ровно один раз. Я уже ничего не помню, да и давно это было.
– Виктор! – В голосе матери было удивление и упрек. – Твой отец был необыкновенным человеком. Ты не должен говорить о нем в таком тоне. Его жизнь должна служить нам примером нравственной честности и порядочности.
– Да, мы все знаем, каким прекрасным человеком был лейтенант Гаррик, – подтвердила Мина, стараясь успокоить подругу. Взглянув на Питта, она снова повернулась к Виктору и улыбнулась ему. – Но я понимаю, что даже прекрасные люди иногда могут быть скучными, особенно если их рассказы повторяются. А слишком частые повторы могут привести к известной потере авторитета. Это неизбежно случается в семье, и это крест, который нам приходится нести, дорогой.
Лицо Виктора стало суровым, складки у рта стали глубже. Его взгляд был устремлен в пространство.
– Вы правы, тетушка, – спокойно сказал он. – Способность быть скучным – это вовсе не страшный грех, а просто несчастье. Осуждать же надо именно за грехи.
– Об этом просто не следует говорить, – согласилась вполне удовлетворенная окончанием разговора Тора.
Питт хотел было возразить и, продолжив разговор, ненароком спросить у Виктора, что он понимает под грехами, но сообразил, что ответа все равно не получит. Одно он знал точно: Оукли Уинтропа убили не за то, что тот был скучным человеком.
– Возможно, миссис Уинтроп, – обратился он к вдове, – у вас есть адреса кого-либо из сослуживцев вашего мужа, тех, кого он недавно видел, или тех, кто живет поблизости, в этой части Лондона?
Барт Митчелл настороженно взглянул на него.
– Неплохая мысль, – согласился он. – Если ссора произошла на корабле, об этом будет всем известно. Из-за какой-либо провинности подчиненного или нарушения устава. Возможно, даже состоялся полевой суд, кого-то могли списать с корабля или строго наказать. Вполне могла быть допущена несправедливость…
– Ты так считаешь? – быстро спросила Мина и повернулась к нему всем корпусом, хотя достаточно было лишь повернуть голову. – Да, это вполне могло стать причиной, не так ли? – Теперь она смотрела на суперинтенданта. – Как вы думаете, мистер Питт?
– Разумеется, мы все это проверим, – согласился тот.
Но Тора выразила сомнение.
– Вы считаете, что морские офицеры способны на подобное зверство? – Она покачала головой. – Не представляю. Они прекрасно воспитаны, привыкли к приказам и самодисциплине.
– Разве у них не бывает срывов? – Виктор скептически выпятил губы, при этом продолжал смотреть в пространство. Видимо, он хотел еще что-то сказать, но передумал и снова сжал губы.
– Какая нелепость! – резко вмешалась Тора. – Они совсем другие люди. Если бы они вели себя так, Виктор, никто не доверил бы им командовать кораблем, более того, оставаться на нем. – В голосе ее звучала уверенность. – Тебе следовало бы служить на флоте – перед тобой открылась бы прекрасная карьера. Я уверена в этом. У тебя есть все способности для этой службы, а имя твоего отца и его заслуги дали бы тебе все шансы многого достигнуть.
Виктор окончательно замкнулся. Глаза его теперь были устремлены в потолок.
– Тора, ты слишком строга, – тихо остановил ее Барт. – Архитектура – это престижная профессия, кроме того, грех губить талант. А ты знаешь, что Виктор одаренный юноша. Его рисунки очень хороши.
– Благодарю вас, мистер Митчелл, – холодно и церемонно произнес Виктор. – Но, к сожалению, это не считается достойной и блестящей карьерой.
– Не говори глупости, дорогой, – ответила Тора с вымученной улыбкой. Раздражение в ее голосе уже исчезло, когда она произнесла следующую фразу. – Конечно, это хорошая карьера, просто несколько… неопределенная. А в нашей семье такие прекрасные морские традиции, и это было бы так приятно твоему отцу… Ты же знаешь, как важны традиции, это становой хребет благополучия империи. Они сделали Англию тем, чем она есть.
Виктор ничего не ответил.
Мина смотрела то на мать, то на сына. Все словно забыли о присутствии суперинтенданта Питта.
– Я думаю, ему понравились бы красивые здания, – осторожно заметила Мина, – и я уверена, он с удовольствием слушал бы, как ты играешь… Виктор, дорогой, не сыграешь ли ты нам в память о бедном Оукли? Это было бы так прекрасно! Мы почти как одна семья, ведь Оукли был твоим крестным отцом.
Лицо Виктора мгновенно просветлело, он улыбнулся, глаза его засветились.
– Конечно, тетя Мина, с удовольствием сыграю. Только скажите, что бы вам хотелось. Я сочту это за честь.
– Спасибо, милый! Я подумаю и скажу тебе. – Миссис Уинтроп повернулась к суперинтенданту. – Виктор играет на виолончели, мистер Питт. Вы едва ли слышали что-либо более прекрасное. Струны плачут и смеются, как живые. Его игра полна таких глубоких чувств и так трогает сердце…
– Что ж, талант грех не беречь, – вполне искренне заметил Питт. – Во всяком случае, музыку можно предпочесть морским сражениям.
Виктор с живым любопытством посмотрел на суперинтенданта, слегка нахмурил свой широкий лоб, но ничего не сказал.
Тора благосклонно решила воздержаться от участия в дискуссии и поторопилась восстановить оборванную нить разговора, ради которого и пришла сюда.
– Мы можем чем-нибудь помочь тебе, Мина? – справилась она у подруги. – Без сомнения, тебе предстоят большие хлопоты. Если хочешь, я пришлю тебе свою кухарку или напишу пригласительные письма и извещения. Пожалуйста, располагай мною, как хочешь.
– Это так мило с твоей стороны, Тора, – с благодарной улыбкой ответила Мина. – Мне было бы достаточно одного твоего присутствия. Передо мной стоит печальная задача, и я сама должна выполнить ее. Признаюсь, я не готовила себя к ней так рано. Мой разум все еще отказывается что-либо понимать. Я все еще не пришла в себя.
– О, конечно, дорогая, – быстро сказала Тора. – Каждый на твоем месте чувствовал бы себя так. Это чудо, что ты столь мужественно держишься. Ты необычайно сильный человек и достойна нашего великого братства вдов морских офицеров, имеющего славную вековую историю. Оукли гордился бы тобой.
Странное сильное чувство внезапно преобразило смуглое лицо Барта Митчелла.
Виктор медленно вздохнул.
– Есть ли у капитана Уинтропа другие родственники, кроме родителей? – спросил в наступившей тишине Питт.
Мина, вздрогнув, вернулась в действительность.
– О, нет, нет, только лорд и леди Уинтроп. – Интонация, с которой она произнесла титулы родителей мужа, свидетельствовала о том, как показалось Питту, что Мина хорошо осознавала свое социальное неравенство.
– Итак, остается корабль, – сказал после короткой паузы Барт. – Я беру это на себя. Хотя из газет и слухов там, должно быть, уже всё знают. Но официальное уведомление от семьи будет вполне уместным, как знак вежливости и уважения. – Он сделал легкую гримасу. – Да, совсем забыл, суперинтендант, вы хотели получить адреса офицеров, живущих в этом районе. Мне кажется, у Оукли были записи, где-то в его столе в библиотеке. Я сейчас принесу их вам.
Извинившись перед Торой, он вышел.
– Простите меня, суперинтендант, – с порозовевшим лицом Тора повернулась к Питту. – Я не хочу вмешиваться в ваше расследование, но здесь вы ничего не узнаете о смерти бедного капитана Уинтропа. Вы должны расспрашивать не в этом доме, а на улицах, в больницах для умалишенных, откуда, возможно, кто-то сбежал. Безусловно, человек, совершивший столь зловещее убийство, не может казаться нормальным в полном смысле этого слова. – Она многозначительно подняла брови. – Вам легко удастся найти хотя бы одного, похожего на него, а то и нескольких.
Виктор, закусив губу, снова уставился в потолок.
Мина вопросительно посмотрела на суперинтенданта.
– Вполне возможно, мэм, и мы непременно воспользуемся вашим советом, – ответил Питт. – Но надежды мало. Не у всех сумасшедших всклокоченные волосы и безумие в глазах. Боюсь, многие из них большую часть времени выглядят такими же нормальными людьми, как мы с вами.
– Неужели? – холодно и с недоверием воскликнула Тора. – Мне казалось, что после того, что он совершил, он всем своим видом должен изобличить себя. Совершивший такое не можетвыглядеть как обыкновенный человек.
Питт не стал спорить, в этом не было смысла, да и Барт уже успел вернуться с листком бумаги в руках.
– Вот список, суперинтендант. Думаю, он вам поможет. Здесь имена и адреса членов команды. Знаете, чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что вы правы. Действительно, причиной может оказаться ссора или какие-либо воображаемые несправедливости, мучающие кого-то, а также выпитое в изрядном количестве вино и утрата всякого контроля над собой. – Лицо его оживилось. – Да и оружие можно легко определить. Какой морской офицер не имеет при себе абордажной сабли или чего-то вроде палаша? [3]– Он с надеждой посмотрел на Питта.
Мина закрыла лицо руками. Виктор шумно выдохнул и выпрямился, словно на мгновение потерял равновесие.
– Право, Барт, – рассердилась Тора. – Я знаю, что ты не нарочно, но тебе не кажется, что ты утратил чувство меры, дорогой? Это все так ужасно, что не стоит нагнетать атмосферу. Я уверена, что суперинтендант, привычный к этому, обойдется и без наших предположений и подсказок.
– О, простите, искренне раскаиваюсь, – воскликнул Барт, повернувшись к сестре. – Мина, дорогая, прости меня. – Он бросил взгляд на Томаса. – Думаю, мы ничем больше не можем вам помочь. Прошу, оставьте нас. Я должен позаботиться о здоровье сестры и заняться множеством неотложных дел.
– Разумеется, – согласился Питт. – Благодарю, что уделили мне столько времени и внимания. До свидания, миссис Уинтроп, миссис Гаррик, мистер Гаррик, – обратился он к каждому с легким поклоном и покинул гостиную.
В холле Томас принял из рук дворецкого свою шляпу и вышел на яркое весеннее солнце. Его голову переполняли впечатления – печаль, волнение, скорбь и еще что-то такое, за что даже его цепкий ум не мог зацепиться.
Позднее Питт выполнил еще одну очень неприятную, но необходимую обязанность: зашел в мертвецкую, чтобы своими глазами увидеть тело Оукли Уинтропа.
Он особенно не надеялся, что это поможет ему хоть чем-то подкрепить свои догадки и предположения, возникшие после доклада Телмана. Но всегда был шанс заметить нечто особенное, пусть даже какую-то мелочь – впоследствии она может приобрести решающее значение.
Для Питта посещение мертвецкой всегда было тяжелым испытанием. Пустой, даже летом холодный, как ледник, зал со специфическим прокисшим воздухом угнетающе действовал на него. Томас дрожал от холода, пока излагал смотрителю цель своего прихода, хотя ему не надо было даже называть свое имя, ибо здесь его хорошо знали.
– Да, сэр, – бодро встретил его смотритель. – Мы ждали вас, как только к нам поступил труп. Неприятное зрелище, скажу я вам.
Повернувшись, он повел Питта в дальний конец зала, где лежало что-то, накрытое простыней, непохожее на знакомые очертания человеческого тела, ибо там, где должна была быть голова, ничего не было.
– Ну, вот, глядите, мистер Питт. – Смотритель жестом фокусника сорвал простыню.
Томас не помнил, сколько мертвецов ему довелось опознать. Каждый раз он психологически готовил себя к этому – и неизменно терпел поражение: сердце куда-то проваливалось, голова становилась дурной, в горле пересыхало.
Обнаженные останки Оукли Уинтропа лежали перед ним на холодной мраморной доске стола, голова отсутствовала. Мертвеца как бы лишили всякого достоинства, всякой человечности.
– А где голова? – невольно спросил Питт и пожалел об этом. Это означало, что он потрясен более обычного.
– А-а… – рассеянно протянул смотритель. – Я положил ее там, на скамью. Наверное, будет лучше, если тело и голова будут лежать вместе. – Подойдя к скамье, он осторожно поднял большой предмет, завернутый в тряпку, ловко развернул его и принес Питту. – Вот так, сэр. Вот все, что от него осталось.
Томас нервно сглотнул слюну.
– Благодарю.
Он принялся тщательно осматривать тело убитого. Осмотр не дал ничего нового – всё он уже узнал от Телмана, а позже получил подтверждение от судебного следователя. Оукли был мужчиной крепкого телосложения с широкой грудью и развитой мускулатурой, хотя с годами потерял былую подтянутость и растолстел. Тело было чистым, ухоженным, без видимых повреждений кожи. Кое-где были видны синюшные пятна – следствие лопнувших сосудов при внезапной смерти.
Наконец Питт перешел к осмотру головы. Рыжеватые волосы Уинтропа изрядно поредели на макушке, но он, видимо, и не скрывал своей лысины. Вскоре Питт понял, что осмотр шевелюры убитого ничего ему не даст, и все свое внимание уделил лицу. Черты его были самыми ординарными и мало что могли сказать суперинтенданту о характере и интеллекте Уинтропа, его чувстве юмора и воображении. Питт мысленно обругал себя за предвзятое отношение к погибшему. Как бы он ни оттягивал этот момент, все равно пришло время осматривать рану, если полное отсечение головы можно назвать этим словом. Она была чистой, с ровными краями, как следствие сильного удара очень острым орудием, возможно, специально предназначенным для этой цели. Похоже на плотницкий топор… Убийца обладал недюжинной силой. Удар был нанесен расчетливо, точно и с достаточной высоты.
Суперинтендант порядком продрог, от запаха хлороформа першило в горле.
– Благодарю, – наконец сказал он смотрителю. – Пока всё.
– Да, мистер Питт. Хотите посмотреть на его одежду? Хорошая одежда, как и положено морскому капитану, красивая форма. Жаль, что испачкана кровью. А ее было много, впервые видел столько за все время работы здесь.
– Что-нибудь нашли в карманах?
– Самые обычные вещи. Немного денег, письмо от поставщика вин – благодаря ему мы и узнали имя и фамилию убитого… Ключи, их немного – наверное, от винного погреба, от письменного стола и от дома… Еще носовой платок, пара визитных карточек, нож для сигар. Никаких бумаг или писем с угрозами. – Смотритель мрачно улыбнулся. – Что ж, еще одно злодейское убийство, мистер Питт. А маньяк на свободе.
– Вы так полагаете? – сухо спросил Томас. – Ладно, закройте беднягу и сообщите нам, когда появится судебный следователь.
– Слушаюсь, сэр. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Питт вернулся домой усталый. Он никак не мог избавиться от неприятных ощущений и запахов мертвецкой. Войдя в дом, снял башмаки и лишь после этого вошел в свет и тепло кухни.
Шарлотта не повернулась, когда услышала шаги мужа, – она помешивала что-то в дымящейся кастрюле на большой плите.
– Проголодался? – спросила она, не глядя на Томаса.
Питт тяжело опустился на стул у чисто выскобленного кухонного стола, чувствуя, как его усталое озябшее тело с наслаждением впускает в себя тепло кухни. Он с удовольствием вдыхал запах чистого белья, готовящейся пищи и свежевымытого пола.
Шарлотта наконец повернулась и хотела было что-то сказать, но, увидев его лицо, лишь тихо спросила:
– Что-то случилось? И плохое, как я вижу…
– Убийство, – ответил Питт. – Обезглавленный труп в Гайд-парке.
– О, – воскликнула Шарлотта, сделав испуганный вдох, и убрала прядь волос, упавшую на лоб. Свет лампы отразился в ее блестящих каштановых волосах. – Будешь есть суп?
– Что?
– Суп, – повторила Шарлотта. – Горячий суп с хлебом… Ты, кажется, промерз.
Он кивнул и улыбнулся, начиная приходить в себя.
Шарлотта сняла крышку с кастрюли и налила суп в тарелку. Она чувствовала, что муж слишком устал, чтобы сразу же приняться за еду; просто поставила перед ним тарелку, положила рядом кусок хлеба с маслом и села, ожидая, когда он сам начнет рассказывать. Внимание Шарлотты не было простой вежливостью или женским сочувствием к усталому мужу. Томас знал это. Его жене не надо было притворяться.
Коротко, между ложками супа, он поведал ей о всех своих заботах и сомнениях.
Глава вторая
– Да, сэр. – Инспектор Телман с каменным лицом снова стоял перед столом суперинтенданта Питта и глядел куда-то в пространство выше левого плеча своего начальника. – Вчера я вернулся поздно и не мог доложить вам. В половине десятого вы уже ушли.
– Что вам удалось узнать? – спросил Питт, пропуская мимо ушей его объяснение. Он сам не раз запаздывал с докладом Драммонду, так что не собирался отчитывать за это Телмана.
– Насколько удалось установить врачу, смерть наступила до полуночи. Предположительно часов в одиннадцать вечера. В лодке почти не было крови, следовательно, убийство совершено не в ней. Если, конечно, убийца не смыл кровь.
– В каком состоянии обувь? – Питт вдруг представил себе, как преступник тащит обезглавленное тело через весь парк к озеру – как раз в тот час, когда возвращаются домой гуляки, а по Найтсбридж все еще разъезжают экипажи, и вполне возможно, кто-то из пассажиров выходит, чтобы пешком пройтись по парку…
– К подошвам убитого кое-где прилипли травинки, сэр, – бесстрастно доложил Телман.
– Когда в последний раз подстригали траву в парке?
Телман нервно раздул ноздри и сжал губы.
– Это можно узнать. Разве это так важно? Не мог же человек без головы сам пройтись по лужайке.
– Возможно, труп доставили туда на другой лодке, – предположил Питт – больше для того, чтобы позлить Телмана, ибо сам не верил в это.
– Зачем? – Телман вопросительно вскинул брови. – Какой в этом резон? Зачем еще одна лодка? К тому же не так уж легко перетащить труп из одной лодки в другую. Какая-то из лодок может перевернуться. – Он кисло улыбнулся и впервые встретился глазами с Питтом. – Одежда на нем чуть отсырела от росы, но в целом осталась сухой, особенно нижнее белье…
Питт выслушал это без каких-либо комментариев.
– Какая глубина озера у берега? – наконец спросил он сердито.
На это полицейский инспектор был готов ответить сразу же.
– У берега – по колено, – сказал он со своей обычной ухмылкой. – Трудно представить, как можно пройтись по парку в мокрых до колен брюках и остаться незамеченным. Уж кто-нибудь обязательно да запомнил бы.
– Как и человека без головы, – съязвил в свою очередь Питт и тоже ухмыльнулся. – Выходит, его действительно никто не видел. Что скажете на это, инспектор Телман?
– Рано еще говорить что-либо, сэр.
– Итак, если отбросить невозможное, что у нас остается? – напирал на него Томас. – Уточним.
– Он мог быть убит где-то выше по озеру, – начал Телман. – Место мы пока не нашли. Затем его доставили туда, где мы его обнаружили. Я дал Бейли и Легранжу задание осмотреть берега в тележке или повозке, но это чертовски рискованно, если все не предусмотреть…
Он умолк, ожидая, когда Питт задаст ему давно уже назревший вопрос.
– У вас есть предположения относительно характера преступления: заранее подготовленное умышленное убийство или совершенное внезапно, в порыве ярости?
Наконец вопрос, мучивший их обоих, был выражен словами, и Телман мог теперь высказаться на сей счет.
– Пока рано делать заключения, сэр, – охотно ответил он, в глазах его блеснул интерес. – Надо все обдумать, взвесить; если повезет, может родиться счастливая догадка. Одно теперь ясно – убийца не простак, и поверьте, сэр, это не случайно встретившийся маньяк. Мы проверили психиатрические больницы, никто не сбегал из них в последнее время. В наших архивах подобные преступления также не значатся.
– Есть уже заключение врача?
– На голове обнаружена рана. Его, должно быть, оглушили чем-то тяжелым, прежде чем отрубили голову. Удар не смертельный, но сознание он потерял. – Наконец Телман прямо посмотрел в глаза начальнику. – Предусмотрительный был убийца, все рассчитал, сэр.
– Да, похоже… Это все следы насилия, насколько я понял? – терпеливо продолжал расспрашивать Питт. – Никаких ссадин или порезов на руках? А в каком состоянии была его одежда? Я не видел ее. Разорвана, измята, в грязи? Есть ли зеленые пятна от травы?
– Нет, – категорично ответил Телман, – он не сопротивлялся. Никаких следов борьбы.
– Какого примерно он роста? С головой, конечно. Футов шесть?
– Около этого, по нашим прикидкам. Крупный мужчина, широкая грудь.
– Знаю, видел его. Да, неприятное зрелище, – признался Питт. – Боюсь, нам предстоит еще многое разузнать о капитане Оукли Уинтропе.
Телман наконец широко улыбнулся.
– Поэтому-то дело и поручено вам, мистер Питт. Власти считают, что лучше вас никто в таких делах не разбирается. Придется вам познакомиться с достопочтенным Уинтропом и всей его родней. Узнать, кто же так ненавидел капитана и почему. – Телман стоял перед суперинтендантом, еле сдерживая злорадство и насмешку. – А мы займемся поисками свидетелей и прочей полицейской рутинной работой. Так, сэр?
– Нет, не так. – Питт постарался не выдать своего раздражения. Он должен помнить, что, как начальник, не имеет права сводить счеты с подчиненными. Томас тут же подавил в себе это желание. – Что сказал врач об орудии убийства? Я полагаю, вы ничего не нашли, иначе доложили бы об этом?
– Нет, сэр, не нашли, – ответил Телман и, как бы предупреждая следующий вопрос, добавил: – Мы обыщем дно озера, конечно, но прежде есть смысл поискать в других местах.
– Так что же сказал врач?
– Чистая работа. Сделана чем-то тяжелым, одним ударом. Орудие убийства было очень острым. Возможно, широкий топор или что-то похожее на тесак или абордажную саблю.
Питт с содроганием вспомнил обрубок шеи, запах карболки и мокрые плиты пола в мертвецкой.
– А может, топор мясника? – спросил он внезапно охрипшим голосом.