Заледеневший Тейбор Джеймс
— Раз его здесь нет, то где же он может быть? — спросила Халли.
— Я даже предположить не могу, в каком месте надо оказаться, чтобы не услышать пейджер.
— В подземной части?
— Система громкой связи работает и там, — ответил Грейтер.
«В Старом полюсе?» — подумала девушка, но вслух ничего не сказала.
— А может, он вышел из станции и не взял с собой радио? Или не включил его?
Грейтер покачал головой:
— Во-первых, «Правила внутреннего распорядка» запрещают выходить из станции без радио. Во-вторых, сейчас у нас условие номер один. Температура минус восемьдесят четыре, ветер и метель. Никто не выходит наружу.
— Сегодня утром было минус семьдесят и безветрие.
— Мы окружены тысячами миль льда. Погода на полюсе такая же непостоянная, как хоккейная шайба на льду. Недаром здесь говорят: «Не нравится погода? Подожди минутку».
Халли слышала это выражение применительно к Аляске и к Колорадо. Но к местным природным условиям оно подходит больше всего.
— Почему бы нам снова не попытаться проверить лабораторию? — предложил Зак. — «Правила внутреннего распорядка» по той же причине запрещают пользоваться наушниками во время работы, но иногда… — Он пожал плечами.
На пути к двери Халли вдруг осенило.
— Задержитесь на секунду. — Она пошевелила мышкой компьютера Фиды. Монитор, находившийся в спящем режиме, засветился. — Взгляните-ка на это, — сказала она.
На экране появилась надпись, которая сообщала:
Я НА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ВЫЙДУ НАРУЖУ
Зачем ему это понадобилось? И тут следующая мысль застучала у нее в голове: «Он не должен был этого делать». На какой-то момент Халли ощутила прострацию, ее охватили ужас и страх. К горлу подступила тошнота, голова кружилась. Девушка оперлась рукой о стену, чтобы не упасть.
— Ну что? — спросил Грейтер.
— Я знаю эту фразу.
— Тогда уж просветите и меня.
— Вы читали о полярной экспедиции Скотта?
— Я знаю, что они умерли, возвращаясь с Южного полюса, — ответил он.
— Четыре умирающих от голода, обмороженных и обессиленных человека были застигнуты в палатке штормом. Один из них, Оутс, был в агонии. Чувствуя безнадежность своего положения и желая оставить еду спутникам, он произнес именно эти слова и вышел из палатки в метель. Его тело так никогда и не нашли.
— Ну и сукин сын. Фида подхватил пингвина, — сказал Грейтер.
— Что?
— Это тоже такое выражение. Иногда кто-нибудь из пингвинов уходит из стаи, в никуда, прочь от своих сородичей, — объяснил Грейтер. — Уходит, чтобы умереть. Никто не знает, почему они так поступают, но это задокументированный феномен. Люди ведь тоже так поступают. Реже, но и среди нас такое бывает.
— С ним было не все в порядке, очевидно, — сказала Халли. — Но не настолько, чтобы совершить такое безумство. Что теперь делать?
— Мы должны принять к сведению, что он ушел, — сказал Грейтер.
— И что?
— Есть такой документ — инструкция по поискам пропавшего человека. Поиски внутри станции и снаружи проводятся одновременно двумя различными группами людей. Поиски внутри станции я начну немедленно.
Халли пошла по коридору. Грейтер запер дверь комнаты Фиды и поспешил за ней.
— Вы куда? — спросил он.
— За полярным обмундированием. Я хочу помочь в поиске.
Грейтер ухватил ее за локоть:
— Запрещаю. Никто не должен выходить из станции, пока действует условие номер один. Это предусмотрено «Правилами внутреннего распорядка».
Девушка освободила локоть из его пальцев:
— Надо начать искать немедленно.
— Не в этих условиях.
— Я не собираюсь стоять в бездействии, когда человек, возможно, замерзает где-то рядом.
— Не в вашей компетенции принимать подобные решения.
— Черта с два! — бросила Халли и пошла прочь.
Когда она отошла за пределы слышимости, Грейтер включил радио.
Одна дверь вдруг распахнулась, и та самая сердитая женщина вышла из комнаты.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — ответила Халли.
— Задержись на секунду. Слушай, прости меня, я вела себя грубо. Нам надо поговорить.
Халли остановилась, обернулась. Из-за плеча женщины она видела спину Грейтера. Он все еще говорил по радио.
— Извини, но у меня сейчас неотложное дело. Оно действительно очень важное.
Этой женщине необязательно знать, что один из ее соседей, должно быть, как раз в этот момент сводит счеты с жизнью.
— У меня тоже важное дело. — Лицо женщины побагровело. — Мне и нужна-то всего минута.
— Я живу в комнате «А-237». Зайди ко мне позже.
С этими словами Халли, прибавив шаг, поспешила вперед по коридору.
— Задница, — в сердцах прошипела женщина.
— Доктор Лиленд!
Халли почти уже дошла до двери своей комнаты, когда кто-то за спиной вдруг окликнул ее. Обернувшись, она увидела двух приближающихся к ней мужчин огромного роста. Один был одет так, как одеваются амбалы, — в грязный комбинезон и черные башмаки. Второй, высокий и хорошо сложенный мужчина, был в белом лабораторном халате, накинутом поверх джинсов, голубой рубашки и красного свитера.
«Амбал и пробирка, — подумала Халли. — Интересно, что между ними общего». Но у нее вдруг возникла весьма неплохая идея.
— Я Бен Лаури. Биохимик, — представился пробирка.
Он был чисто выбрит, с очень большими руками. Халли вполне могла бы представить его форвардом, играющим за Дюка или за университет Северной Каролины. Его голос звучал ровно и спокойно.
— Джейк Греньер. Механик по дизелям, — отрекомендовался амбал.
Халли его узнала:
— Вы ведь были на льду, когда провалился бульдозер Рокки.
— Точно. Вы там здорово показали себя, док.
— Спасибо. Что я могу сделать для вас, джентльмены?
— Не поднимать шума для начала, — сказал Лаури.
— Простите?
— Мы собираемся проводить вас в вашу комнату, — пояснил Греньер.
Халли отступила на шаг назад, ее лицо стало суровым, внутри закипала злость.
— Я так не думаю.
— Звонил Зак Грейтер, — пояснил Лаури, постукивая по карману, в котором лежало радио. — Мы ведь в дружине безопасности станции.
— Поймите, док, это же ради вашей собственной безопасности, — убеждал ее Греньер, и в его голосе ей послышалось реальное беспокойство за ее судьбу. — Вы и представить себе не можете, что творится сейчас за стенами станции. Живое тело за несколько секунд превращается в лед. Раскалывается, как стекло, если ударить его обо что-то. Вы обморозите легкие. Только представьте — глазные яблоки замерзают.
— Именно поэтому кто-то должен идти искать Фиду.
Греньер заговорил более проникновенным голосом:
— Послушайте, пусть немножко потеплеет, и я первым выйду на лед вместе с вами. Но сейчас из станции не выйдет никто.
По лицу Халли мужчины поняли, что не убедили ее.
— Мне сообщили, что вы работаете в экспедициях, — сказал Лаури. — В горах, в пещерах и других трудных местах. Я и сам успел немного поработать так, как вы. Альпы, Анды, ну и еще кое-какие горы. Основное правило: не создавай дополнительных жертв. Я прав?
Он был прав, и Халли это знала.
— Хорошо. Что будет, когда потеплеет?
— Поисковая и спасательная группы будут наготове и сразу начнут действовать, — ответил Греньер. — Мы просто созданы для подобных дел, док, и у нас есть практический опыт проведения таких операций. Не принимайте нас, пожалуйста, за орду бойскаутов, спотыкающихся друг об друга.
— Только после вас, — сопровождая слова галантным жестом, произнес Лаури. — Мы просто проводим вас до вашей комнаты, только и всего.
— И как долго вы намерены держать меня взаперти?
— До наступления времени ужина, так приказал нам Зак Грейтер. Этого времени, как мне кажется, вам вполне хватит, чтобы прийти в себя и успокоиться.
— А если я вдруг захочу выйти наружу, как вы об этом узнаете? После того, разумеется, как уйдете от моей двери?
— Дело в том, что я намерен попросить вас дать честное слово, что вы не покинете комнату. Естественно, если не возникнет какая-либо чрезвычайная ситуация. Если же вы откажетесь дать честное слово, мы будем вынуждены установить пост — поставить одного из наших мужчин наблюдать за вашей дверью. А это создаст о вас не совсем приятное мнение — приближается зима и у всех масса работы. — Лаури протянул ей руку. — Ну так как, даете честное слово?
Вздохнув, Халли пожала протянутую руку.
35
— Бренк! — заорал Жиётт, входя в грязный тренировочный зал станции.
Несмотря на веселый тон и дружеское выражение лица Жиётта, Бренк все же отступил на шаг назад. Они не разговаривали друг с другом после того, что произошло в ангаре для погружений. Жиётт подошел ближе.
— Прости меня за то, что тогда случилось, — сказал он. — Нам не следовало позволять этой пробирке встревать между нами. — Сказав это, Реми хитро подмигнул. — К тому же не грех малость принять внутрь, согласен?
Достав из спортивной сумки фляжку и отвинтив пробку, он выпил немного, а затем предложил фляжку Бренку.
— А что это?
— Кое-что особенное. Тебе понравится.
Бренк приложился к фляге, сперва осторожно, а потом отхлебнул по полной.
— А знаешь, неплохо, — похвалил он, облизывая губы. — Где ты это достал?
— Друзья из Франции готовят это зелье. У них и отовариваюсь.
Бренк протянул Жиётту фляжку. На нем были черные тренировочные брюки и красная майка на лямках. Здоровый мужчина ростом шесть футов два дюйма и весом двести двадцать фунтов. Но при взгляде на него казалось, что поверх его мускулистого тела надета толстая шуба из медвежьего жира.
— Ну, — сказал Жиётт, протягивая руку, — считаем недоразумение забытым?
Бренк окинул его подозрительным взглядом, но через секунду, пожимая протянутую руку, ответил:
— Да какие проблемы, парень? Все забыто.
— Не возражаешь, если я тоже немного разомнусь?
— Да о чем речь. Чем больше народу, тем веселее, — ответил Бренк.
Он взял пятидесятифунтовые гантели и начал попеременно отжимать их.
Жиётт стянул с себя серый свитер. Под ним оказалась майка без рукавов; ее лямки крест-накрест обхватывали торс. Бренк бросил на Реми беглый взгляд. Жиётт проверил одно тяговое устройство, другое, подготовил оба к работе. Надел старые перчатки без пальцев, для начала сделал по нескольку отжиманий и приседаний, затем установил 45-фунтовые диски на штангу для выполнения жима лежа, после чего общий вес снаряда составил 225 фунтов.
— Ты меня не подстрахуешь? Я решил увеличить прежнюю нагрузку на двадцать фунтов.
— Ну конечно, подстрахую.
Бренк не смог скрыть презрительную улыбку — этот вес показался ему комариным. Стоя у изголовья скамьи и раскинув руки, он держал их в нескольких дюймах под штангой, которую Жиётт, напрягая все силы, поднимал с рамы, балансируя над грудной клеткой и начиная упражнение. После десяти жимов его руки начали трястись, и подъем штанги замедлился.
— Давай-давай, — подбадривал его Бренк. — Ты же почти поднял ее, тащи ее, тащи!
Жиётт хрюкнул, тяжело вздохнул и положил штангу на стойку. Чтобы отдышаться, ему потребовалось несколько минут. Затем он встал и, массируя плечи и грудные мышцы, глотнул немного воды. Через две минуты он был готов продолжать.
— Следи за мной сейчас повнимательнее, — сказал он. — Что-то чувствую какую-то слабость.
— Я рядом, — успокоил его Бренк. — Ну давай.
Жиётт осилил девять жимов и половину десятого. Бренк вынужден был помочь ему положить штангу на стойку. Тяжело дыша, с красным потным лицом, Жиётт встал со скамейки. Поглаживая себя по груди, он улыбнулся:
— Горит, как в огне.
Бренк понимающе кивнул. Вес, с которым боролся Жиётт, не представлялся ему тяжелым.
— Какой вес ты хочешь поставить сейчас? — спросил Жиётт.
— Двести шестьдесят пять, — ответил Бренк.
— Ты меня разыгрываешь? Да этого не может быть. Двести шестьдесят пять?
— А то! Хочешь пари?
Жиётт растерянно посмотрел на него:
— На сколько?
— На… а в общем-то мне насрать. Давай на двадцать баксов.
— Договорились. Тогда начнем. Я добавлю вес.
Бренк с самодовольным видом добавил по двадцать фунтов на каждый конец штанги, застегнул фиксаторы.
— Смотри, как это делается. Страхуешь?
— Страхую. Давай, начали.
Жиётт встал возле головной части скамейки. Бренк начал поднимать штангу со стойки, потом остановился.
— Подожди секунду, — сказал он. — Сколько у меня жимов?
— Что?
— Сколько раз нужно поднять эту штангу?
— Шесть.
Бренк оскалился в улыбке.
— Никаких проблем.
Он взялся за штангу, поднял над грудью, опустил, снова поднял на вытянутых руках. Затем повторил все в той же последовательности. На четвертой попытке его лицо побагровело, и он, поднимая штангу, задерживал дыхание, а не выдыхал. Все его тело дрожало от напряжения, когда он поднимал штангу в последний, шестой, раз. Перед тем, как он должен был поставить штангу на раму, Жиётт сказал:
— Ставлю сотню, что еще один жим тебе не осилить.
Бренк попытался повернуться и взглянуть на Жиётта.
— Заметано, — прохрипел он.
Подвинув штангу к груди, он стал опускать ее. Его лицо приобрело цвет кирпича. Жиётт положил руки поверх рук Бренка.
— Все в норме, — успокоил его Бренк.
Жиётт подтянул штангу к себе так, что она оказалась над самым лицом Бренка, и надавил на нее.
— Прекрати! Ты что, сволочь… — Штанга уперлась Бренку в переносицу, и он замолчал.
— Лягушатник? — спросил Жиётт. — Ты понимаешь, что оскорбил меня и мою страну? Ты сделал большую ошибку, жирный скот.
Он снова надавил на штангу, на этот раз не очень сильно. Двести шестьдесят пять фунтов уже сделали свое дело. После его слабого нажатия послышались слабый хруст костей и едва слышный стон.
36
Кэрол принесла кофе, прохладительные напитки и сэндвичи с ростбифом в кабинет Барнарда. Мужчины выпили кофе, отставив все остальное в сторону. Барнард, отстегнув жемчужную булавку для галстука, протянул ее Бауману, который острым концом воткнул ее в цифровой анализатор напряженности голоса, по размерам не уступавший ноутбуку.
— А как он работает? — спросил Барнард.
— Ненапряженный человеческий голос генерирует звуки внутри известного диапазона, выраженного определенным числом герц. Обман непроизвольно генерирует звуковые аномалии, называемые «треморами Липполда». Более высокие голосовые частоты, выражаясь доступным языком.
— И это устройство работает со звукозаписями?
— Еще как.
Бауман открыл программу, и на экране компьютера появились два окна одного размера, разделенные черной вертикальной линией. Тонкая оранжевая линия пробежала прямо посредине белого поля окна, расположенного внизу.
— Эта линия будет показывать его голос таким, каким его воспринимает любое звукозаписывающее устройство.
На нижней части экрана виднелась зеленая линия на черном фоне. Сверху и снизу этой зеленой линии виднелись красные.
— Это показывает присутствие «треморов Липполда». Если зеленые линии ответов проходят выше красных, то это значит, что имеет место ложь.
Бауман промотал запись встречи Барнарда с молодым человеком, сидевшим в приемной и исполнявшим обязанности секретаря и включил воспроизведение.
«— Дэвид Геррин. Искренне рад вас видеть.
— Дональд Барнард. Спасибо, что нашли время встретиться со мной, доктор Геррин.
— Я был очень рад встретиться с вами».
— Взгляни-ка сюда. — Бауман показал на аудиографик: зеленая линия надулась, распухла и пересекла обе красные линии. — Он совсем не рад тебя видеть.
— Ну это еще ни о чем не говорит. Возможно, он думал об обеде или о своей даме сердца, или об одном из тысячи дел, от которого я его оторвал.
— Ладно, давай продолжим. — Бауман снова включил аудиозапись.
«— Поскольку я заметил, как вы смутились, позвольте кое-что вам объяснить. Это имя, Дэвид Геррин, не соответствует моей внешности. Это не то имя, которое мне дали при появлении на свет. В том имени такое множество слогов, что даже коллеги из Бангладеш находят его трудным.
— Вы правильно поступили.
— Не хотите ли чего-нибудь выпить, доктор Барнард?
— Нет, благодарю вас.
— Итак. Вы директор БАРДА.
— Да. — Пауза в разговоре. — Какая интересная фотография у вас висит, — сказал Барнард.
— Вы говорите о той, что над сервантом?
— Она из Бангладеш?
— Это столица страны, город Дакка. Там я рос.
— Там всегда бывает именно так? Столько народу? Я не понимаю, как ходит транспорт, если на улицах такие скопления людей.
— Нет, не всегда.
— Значит, это час пик.
Геррин улыбнулся:
— Этот снимок был сделан в десять часов утра в воскресенье. Представьте себе час пик на Таймс-сквер, который никогда не кончается. В Дакке всегда так.
— А как было в то время, когда вы жили и росли в этом городе?
— Тогда было ужасно. Конечно, не так, как сейчас. Сейчас ситуация просто невообразимая. Но достаточно плохо, в этом я могу вас заверить.
— Вы там бывали? Я имею в виду в последнее время, — спросил Барнард.
— Я недавно присутствовал на конференции, которую там устроила ООН. Но, как я понимаю, ваше время бесценно. Поэтому мы должны поговорить о причине, которая привела вас сюда. К сожалению, у меня нет копии того отчета».
Бауман остановил запись.
— Какой ему был смысл врать в этом месте? — спросил Барнард.
— Либо он не пытался получить копию отчета, либо она у него есть, и он не хочет, чтобы ты об этом знал.
— Ну а какой для него в этом смысл?
— Он опасается, что ты поймешь, что в нем что-то не так.
— Чертовски верно. Эмили Дьюрант не принимала наркотики, — в сердцах выпалил Барнард.
— Ну, поехали дальше, — сказал Бауман, снова включая запись.
«— Так, значит, у вас нет никаких предположений насчет того, отчего она умерла? — спросил Барнард Геррина.
— Абсолютно никаких.
— Но ведь из Новой Зеландии вам должны были прислать отчет?
— Я сам не обращался к ним по поводу розыска. Мой ассистент…»
— Взгляни-ка на это, — сказал Барнард.
— Сплошная ложь.
«— …но я могу попросить ее заняться этим вплотную, — продолжал Геррин».
— И снова ложь, — с трудом сдерживая злость, сказал Барнард.
«— Могу ли я спросить, чем вызван ваш интерес к этому делу? — задал вопрос Геррин.
— Эмили Дьюрант некоторое время работала со мной. Известие о ее смерти буквально привело меня в состояние шока.
— Да, понимаю. Вы, помнится, упоминали об этом. — Голос Геррина звучал озадаченно. — Это было так неожиданно, что и говорить. Печально, что такие события вовсе не редкость на Южном полюсе. Совершенно негостеприимное место. Кстати, а вы там бывали?
— Да. Один раз. А вы?
— О, нет. Я теплолюбивый человек.
— Вы знали Эмили? — неожиданно сменил тему Барнард.
— Знал ли я ее? Вы имеете в виду лично? Боюсь, что нет. Она была… вам это известно, исследователем. Но вы-то ее, наверное, знали?
— Да, — подтвердил Барнард.
— А почему она перешла от вас к нам? — поинтересовался Геррин.
— В БАРДА мало перспектив. Можно отработать двадцать лет и оставаться сотрудником 13-го разряда по шкале ставок заработной платы.
Читать бесплатно другие книги:
