Заледеневший Тейбор Джеймс

Она посмотрела на него так же внимательно, как смотрел на нее он.

— Ну продолжайте. Или я выгляжу в ваших глазах обманщиком и лжецом?

Сперва Грейтер показался Халли придирчивым начальником-самодуром. Возможно, лжецом. Но это было раньше.

— Нет. Во время нашего серьезного разговора при первой встрече вы произвели впечатление человека, которого постоянно что-то тревожит. Я подумала, что, возможно, это чувство вины, но это было всего лишь предположение.

— Вы слышали это от Мерритт, так? А она не сказала вам, почему она сама оказалась на полюсе?

— Она сказала, что была научным работником, которого переместили на административную работу.

— До известной степени верно, — подтвердил Грейтер.

— Я не совсем понимаю.

— Подумайте сами. Пробирки, занимающиеся исследовательской работой здесь, могут достичь многого — как минимум скандальной известности, а может, даже и заработать денег, если их работы будут замечены кем-то из гигантов фармацевтики или другой промышленной отрасли. Но это не для Мерритт.

— Мне показалось, ей нравится ее работа.

— У нее была хорошая работа в ВОЗ, — сказал Грейтер.

— Во Всемирной организации здравоохранения?

— Да.

— Вы сказали «была». А что произошло?

— По слухам, она, работая в сфере предупреждения беременности, совершила ряд необдуманных поступков. Например, подвергла открытой критике кое-кого из высокопоставленных лиц в администрации Буша. И в католической церкви. И даже в ООН. Ну ее и уволили.

— И по этой причине ей нельзя доверять?

— Дело не в этом. Ее увольнение было горячей новостью всего несколько дней. Ей бы подыскать себе непыльную работенку в профессуре, а вместо этого она оказалась здесь и работает в этом ледяном «Алькатрасе» за семьдесят пять тысяч в год. Что-то тут не складывается. — Сложив руки вместе, Грейтер посмотрел на собеседницу. — Баш на баш, доктор Лиленд.

Халли поняла, что Зак имел в виду, но все еще колебалась. Просила ли ее Мерритт сохранить ее комментарии о Грейтере строго между ними? Нет, не просила. Но даже если и так, Халли все никак не могла решиться. Но ведь Грейтер был с ней откровенным. И платить ему надо было откровенностью.

— Ну хорошо. Она сказала, что вы слишком засиделись здесь и что вы… ну… несколько не в себе.

В первый раз она увидела, как он смеется. Смех его был недолгим, скорее даже не смех, а булькающее фырканье, но лицо стало веселым.

— Не в себе. Ха-ха. Вы с этим согласны?

— Нет.

— Ну и дальше?

— Она упомянула об аварии на субмарине. И о том, что произошло потом.

Веселость сошла с лица мужчины, но, к удивлению Халли, не сменилась гневом. Его обтянутое кожей лицо стало печальным.

— Так это правда?

— Правда.

— И то, что произошло между капитаном и вашей женой?

— Правда. Все правда.

— А дети у вас были?

— Слава богу, нет. Морская служба не располагает к увеличению семьи. — Опустив голову, Зак посмотрел на свои кровоточащие красные руки.

Как он говорил? Все еще могу играть… Но уже не в темпе аллегро. Халли занимала мысль о том, что еще он больше не мог делать. Или чувствовать.

— Мистер Грейтер, я соболезную тем парням на вашей субмарине. И вам. Мой отец закончил Уэст-Пойнт в шестьдесят шестом. Во Вьетнаме он вел своих парней в бой и многих потерял. Сейчас он на Арлингтонском кладбище, но эти парни постоянно были с ним до самой его смерти. Эта боль никогда не проходит.

— Нет. Она никогда не проходит. — Зак глубоко вздохнул, потер глаза и посмотрел на нее так, словно видел впервые. — Черт возьми, значит, вы — армейский отпрыск. Мне следовало догадаться…

«Господи, — подумала Халли, — и что теперь?»

— «Лупи флот!»

Несколько секунд Грейтер пристально смотрел на нее, затем улыбнулся:

— «Лупи армию».

— А вам известно про «Вишну»? — спросила Халли.

— Буддистский бог чего-то, верно?

— Индуистский бог-творец.

— Да? А что конкретно мне должно быть известно?

— Агнес Мерритт говорила, что она вкратце рассказывала вам о том, чем занимались Эмили и Фида.

— Она говорила, что они нашли что-то, растущее подо льдом, и принесли образцы этой культуры в лабораторию.

— И больше ничего?

— Я спросил ее, является ли эта культура взрывоопасной, может ли обжечь или отравить кого-то. Она ответила, что нет. Больше меня ничего не интересовало.

— Она не рассказывала вам о предмете исследования? Не упоминала, почему они назвали эту культуру «Вишну»?

— А зачем мне это знать? Это не моя работа. Мерритт руководит пробирками и наукой. Я управляю станцией и отвечаю за жизнь людей. Абзац, точка, конец рассказа.

Халли засмеялась.

— А что здесь смешного?

— Точка, абзац, конец рассказа.

— Когда я последний раз читал, точка была в конце абзаца. Согласны?

— Согласна, но… — Девушка снова засмеялась.

— Ну а что смешного сейчас?

— То, что мы можем оказаться в центре всей случившейся неразберихи и будем спорить о порядке слов в этой банальной фразе.

— Что вы хотите этим сказать?

— Да то, что у нас, вероятно, больше общего, чем каждый из нас готов признать.

Зак пристально посмотрел на собеседницу:

— Возможно, вы правы.

— Вам известно, что НАСИ входит в нефтедобывающую корпорацию под названием ГЭНЕРГО?

— Возможно, известно. А в чем дело?

— А вы не думаете, что у ГЭНЕРГО могут возникнуть проблемы с «Вишну»?

Губы Грейтера начали растягиваться в улыбке, но почти сразу сжались.

— Вы хотите сказать, причиной этого является тот факт, что он съедает двуокись углерода, а писает горючим?

Рот Халли открылся от удивления.

— Так вы об этом знали? Все время знали?

— Господи, Лиленд, да любой капитан должен знать о подобной ерунде. И, к вашему сведению, у ГЭНЕРГО не будет с этим проблем. Там работают неглупые люди. Некоторое время назад они вложили деньги — причем без шума и звона — в разработки в области солнечной и водородной энергетики. Они, так же как и все остальные, видят, что за этим будущее.

— Зачет, — заметила Халли.

— Что?

Девушка быстро прикинула кое-что в уме. Грейтер должен был знать об убийстве Эмили. Но Эмили нет, и ничего уже не изменить. Сейчас важнее всего, чтобы он узнал, что происходит в лаборатории, поскольку это может подвергнуть риску множество людей.

— Ничего существенного… Я объясню позднее. А сейчас я хочу кое-что показать вам.

— Что это за желтое вещество? — спросил Зак. Микробные колонии разрослись еще сильнее, занимая большую площадь, чем та, на которой был красный агар.

— Я пока не знаю. Но это растет быстрее, чем что-либо, виденное мною прежде.

— Где вы это взяли?

Халли рассказала, как взяла пробы в морге и работала здесь с культурой. Она ожидала, что начальник упрекнет ее в несоблюдении какого-либо пункта «Правил внутреннего распорядка», но он лишь понимающе кивнул.

— Хорошая идея и хорошее исполнение — мне нравится. Вы способны постоянно удивлять, — сказал Грейтер, глядя на Халли, после чего перевел взгляд на чаши. — Так, значит, то, что эта культура растет столь быстро, вы считаете необычным.

— Нормальное время, необходимое культурам для того, чтобы стать различимыми невооруженным глазом, — минимум двадцать четыре часа. А я увидела их через несколько минут. А с того времени их колонии увеличились более чем вдвое.

— Но что это, вы пока не знаете.

— Нет. Но я считаю вполне резонным предположить, что эта культура каким-то образом связана со смертью трех женщин.

— Да. И это подразумевает, что мы должны посчитать ее опасной.

— Вы абсолютно правы. — Халли видела, как внимательно Зак смотрит на чаши. — Здесь соблюдены все меры безопасности. Культуры находятся в герметичной посуде, а инкубационный шкаф обеспечивает второй уровень защиты. Я поместила в герметичный контейнер тампоны, перчатки и прочие предметы, которыми пользовалась.

— Это хорошо. А вы можете произвести анализ этой культуры или хотя бы определить, с чем мы имеем дело?

— Мы, мистер Грейтер?

Его лицо стало удивленным, но только на мгновение.

— Да, мы. Вы ведь здесь специалист. Я — строгий служака, Лиленд, но я не глупец. Ну так как?

— Анализ сейчас в основном производится при помощи сканеров и компьютеров. Я сомневаюсь, чтобы и те, и другие имелись здесь, на станции. Поэтому нам придется положиться на биохимическое тестирование.

— И что для этого требуется?

— Продолженные серии исключающих и идентифицирующих тестов — оксидаза, изготовление индола, коагулотест, метилово-красный…

— Ну все, все. Хватит. Самый главный вопрос: сколько времени на это потребуется?

— Начав с нуля, с тем, что у меня имеется в распоряжении, мне понадобится двадцать четыре часа как минимум. Но разве вы не говорили, что врач работал с анализами крови?

— Он мне так сказал.

— Если бы он что-то обнаружил, то должен был поставить вас в известность, верно?

— А иначе он получил бы от меня ногой под зад, — стиснув зубы, произнес Грейтер. — Простите мой флотский жаргон.

— Не берите в голову. Мой отец не обходился без армейского жаргона. Тесты, которые буду проводить я, возможно, закончатся раньше. А может, и позже.

— Мы объявим об этом всем?

— Поймите, я прибыла сюда из ведомства, в котором вся информация считается закрытой. Знай только то, что тебе положено, — первая заповедь.

— Но это место, где командует БАРДА.

— Все правильно, там командует БАРДА. Поэтому я, наверное, смахиваю на параноика. Но если бы принимать решение предстояло мне, я бы об этом не объявляла.

— И какова причина?

— Я хорошо помню ваш комментарий в отношении дестабилизации уже встревоженного населения. Все эти наглотавшиеся лекарств люди, бродящие по коридорам и разговаривающие сами с собой. Одно дело — объявить им, что они находятся в запертом пространстве с неизвестным патогеном и что в результате этого контакта возможен летальный исход. Но будет намного лучше, если мы сможем добавить: «Но у нас есть контрмеры». Ведь всегда есть хотя бы один шанс на исцеление — стафилококк, стрептококк, что бы это ни было.

— А еще возможна и утечка информации. Вы только представьте себе, срочные новости Си-эн-эн: «Смертельно опасная, устойчивая к воздействию антибиотиков бактерия опустошает Южный полюс. Угрожает планете», — подражая голосу диктора, произнес Грейтер.

— Именно так они и объявят.

— В ту же секунду. Если льется кровь, новость пойдет первой. Предположим, некоторые люди не инфицированы. А если мы будем ждать, больные могут заразить здоровых, верно?

— Они смогут заразить их, даже если мы им об этом скажем. Сейчас мы даже не знаем, кого помещать на карантин.

— А что насчет Мерритт?

— Это, как мне кажется, вам решать. Но, я думаю, она начнет с определения категории патогена. Ведь она же, кроме всего прочего, главный научный сотрудник.

— Да, — казалось, через силу согласился Грейтер. Потом процитировал: — «В случае если одним из сотрудников сделано открытие, которое с достаточными на то основаниями может представлять опасность для всей станции или отдельной ее части/частей, а также для персонала, о таком открытии необходимо немедленно доложить старшему руководителю или лицу, исполняющему обязанности старшего руководителя…»

— «Правила внутреннего распорядка», верно? Вы их знаете наизусть?

— Большую часть. Так вы объясните Мерритт ситуацию, ладно? Вы же говорите с ней на одном языке.

— Конечно. Я только запущу тесты и пойду к ней.

— Договорились.

Грейтер встал, собираясь уйти. Халли, уже принявшая решение, остановила его жестом руки:

— Постойте. Есть еще некоторые обстоятельства, о которых вам необходимо знать. Я приберегла самое худшее под конец.

Она рассказала об убийстве Эмили, о признании Блейна и о «Триаже».

Грейтер оперся одной рукой о столешницу одного из верстаков. Вторая его рука сжалась в кулак, костяшки пальцев побелели, раскрылись новые трещины, потекла свежая кровь.

— Да что же это, черт возьми, делается, — задыхаясь, произнес он. — Да если я смогу найти того мерзавца, что это сделал, я сам застрелю его.

— А вы уверены, что, кроме вашего пистолета, на станции нет другого оружия?

— Резонный вопрос. — Грейтер потряс головой, словно приводя ее в порядок после пропущенного сильного удара. — Позвольте мне сказать это вслух, дабы убедиться, что я правильно вас понял. Мужчина, который замучил женщину до смерти, сейчас свободно разгуливает по моей станции.

— Он мог бы улететь отсюда после того, как ее убил. Но, я думаю, он этого не сделал.

— Почему?

— Возможно, он убил еще и Фиду, — ответила Халли.

— Значит, он еще здесь. А может, он действует не один.

— Да. Из того, что нам известно, резонно предположить, что действовала целая группа, — подтвердила она.

— Вы правы. Постойте-ка. Вы сказали, что смотрели это видео в понедельник?

— Да.

— А сейчас… — взглянув на часы, Зак покачал головой, — два часа ночи четверга. Какого же дьявола вы так долго решались рассказать мне обо всем?

— А вы сами подумайте. Ведь убийцей мог оказаться любой мужчина на станции.

— Вы думали, что и я могу быть им?

— Если вспомнить, как вы меня встретили, когда я прибыла сюда… — Халли замолчала и повела плечами.

— Да… ну ладно. — Грейтер понимающе кивнул и потер ладонью щеку. — Ну а что заставило вас передумать?

— Вы и заставили.

— Хм. Подумать только.

— А сколько мужчин сейчас здесь?

Грейтер прикрыл глаза, подсчитывая в уме.

— Тридцать два. Восемнадцать пробирок и четырнадцать амбалов.

— И нам надо опросить каждого из них, — сказала Халли, размышляя вслух.

— Даже если мы потратим на беседу с каждым из них по полчаса, нам потребуется около семнадцати часов. Даже больше, если учесть время перерывов, посещения туалета и приема пищи.

— Ваша маршальская практика включала обучение технике проведения допросов?

— Мы бегло прошли устройство наручников, их виды и технику надевания.

— Выходит, ни вы, ни я не имеем ни подготовки, ни опыта в области проведения дознания. Из того, что я видела на видеозаписи, можно заключить, что убийца выглядел обученным этому делу и отнюдь не новичком.

— А это значит, что и от нас ему будет ускользнуть нетрудно, — сказал Грейтер.

— Это точно.

— Нам нужно продумать процедуру опознания, — заявил он. — Пропустить через нее всех мужчин станции. Может, мы опознаем убийцу.

— Хорошо бы придумать какой-нибудь способ смотреть на них сверху вниз, — мелькнула мысль у Халли. — Видеокамера никогда не была направлена прямо на его лицо. А что, если подключить «Мак-Мёрдо» или полицию Новой Зеландии? — предложила она.

— В «Правилах внутреннего распорядка» сказано… — Грейтер перебил самого себя. — По некоторым причинам это было бы нелепо и даже смехотворно.

— Возможно. Но ведь дело может оказаться очень важным. Что сказано в правилах?

— Сообщение о совершенном преступлении идет через «Мак-Мёрдо» в национальную полицию Новой Зеландии и наш Государственный департамент.

— Да, это не то что звонок в «911», и немедленной помощи ждать не стоит.

— Я, конечно же, позвоню им сразу, как только появится связь. Но убийца тем временем может затеряться на станции. Да и сообщники тоже.

— Инфекция на всех уровнях, — задумчиво произнесла Халли.

— Что?

— Да нет, это я просто думаю вслух. Трех этих женщин почти наверняка убил микроб, один и тот же микроб неизвестного пока вида. Следовательно, инфицированность пока на микроскопическом уровне. А гораздо более сильная инфекция убивает людей на макроуровне.

— Только микробиолог может видеть то, что произошло, в таком свете, — слегка поморщился Грейтер.

— Пожалуй. Но один вопрос пока еще не получил ответа: что нам делать?

— Я мог бы сделать всеобщее объявление или устроить собрание, — предложил Грейтер. — Надо просто оповестить об этом, но так, чтобы все это слушали. Посмотрим, что получится.

— Не нравится мне это, — покачала головой Халли.

— Почему?

— Многие из обитателей станции уже думают, что по ней распространяется смертельный супервирус. А тут они услышат еще и о том, что на станции орудует убийца-психопат. Рассказывать о том, какой стадии может достичь дестабилизация?

— Ну а что бы вы сделали, — спросил Грейтер, — если бы выслушали подобное объявление?

— Я бы вооружилась тем, что окажется под рукой. Ожидать, что кто-то в подобной ситуации будет действовать рационально, сверхнаивно.

— Так, может, нам не предпринимать ничего прямо сейчас? — спросил Грейтер. — Но хотя бы поставить в известность Мерритт мы все-таки должны.

— Должны, здесь вы правы.

— Вы могли бы это сделать после того, как поговорите с ней о текущих делах?

— Да, смогу. А вы что будете делать?

— Пойду в свой кабинет, дабы убедиться, что мой пистолет в рабочем состоянии.