Доктор Сон Кинг Стивен
— Она будущая Верная или будущая еда?
— Не знаю.
Хотя, конечно, она знала. В паре они нуждались куда сильнее, чем в новобранцах. Кроме того, Розе бы не хотелось видеть никого с такой силой среди Верных.
— Хорошо, как мы ее найдем? Есть идеи?
Роза подумала о том, что успела увидеть до того момента, как ее бесцеремонно вышвырнули назад в супермаркет Сайдвиндера. Немного, но там был магазин…
— Подростки называют его «Скуря голову», — сказала она.
— Что?
— Ничего, не обращай внимания. Мне нужно подумать. Но мы возьмем ее, Ворон. Должны взять.
Повисла пауза. Когда Ворон заговорил вновь, его голос звучал осторожно.
— Послушать тебя, ее хватит на дюжину канистр. Если, конечно, ты и правда не хочешь совершить с ней Переход.
Роза издала рассеянный, отрывистый смешок.
— Если я права, у нас не хватит канистр. Если бы она была горой, то — Эверестом.
Он не ответил. Розе не нужно было видеть его лицо или забираться к нему в голову, чтобы понять, насколько Ворон изумлен.
— Может, нам даже одна не понадобится.
— Не понимаю.
Ясное дело. Ворон никогда не был специалистом в стратегических вопросах.
— Может, нам не придется ни убивать ее, ни совершать Переход. Подумай о коровах.
— О коровах?
— Ты можешь пустить одну под нож и прожить на ее мясе несколько месяцев. Но сохрани ей жизнь, ухаживай за ней, и она будет давать тебе молоко лет шесть. Или даже восемь.
Молчание. Долгое. Она решила его не нарушать. Он вновь заговорил, и голос его стал еще осторожнее.
— Никогда не слышал о таком. Мы убиваем их и получаем пар, или, если у них есть что-то, что может нам пригодиться, и они достаточно сильны, чтобы пережить Переход, мы их переводим. Как перевели Энди в восьмидесятых. Дедуля Флик, наверное, имеет на этот счет другое мнение — если ему верить, он помнит, как Генри Восьмой убивал своих жен, — но не думаю, что Верные хоть раз пробовали доить пароходов. Если она действительно так сильна, как ты говоришь, это может быть опасным.
«Скажи мне что-нибудь новенькое. Если бы ты ощутил то, что я, тебе бы сама эта мысль показалась сумасшествием. И, может быть, я на самом деле сошла с ума. Но…»
Но она устала тратить столько времени — все время семьи — на поиски пропитания и влачить жизнь средневековых цыган, тогда как они должны быть королями и королевами всего сущего. Кто они и есть.
— Поговори с Дедулей, если ему лучше. И с Тяжелой Мэри, ей почти столько же, сколько Флику. С Гремучкой Энди. Она новенькая, но голова на плечах у нее есть. Еще с кем-нибудь, кого посчитаешь нужным посвятить в дело.
— Господи, Рози. Я не знаю…
— Я тоже — во всяком случае, пока. До сих пор не могу прийти в себя. Просто прощупай почву. Ты, в конце концов, агент.
— Ладно…
— Да, и не забудь переговорить с Орехом. Спроси его, какие лекарства могут надолго утихомирить лоховского ребенка.
— Что-то эта девочка не похожа на лоха.
— Да брось. Большая жирная лоховская корова.
«Не совсем так. Большой белый кит, вот кто она».
Роза отключилась, не дожидаясь ответа Ворона. Босс — она, и раз уж приняла решение, разговор окончен.
«Девчонка — белый кит, и я хочу ее».
Ахав мечтал о ките не потому, что в том были тонны ворвани, которую можно переработать в почти бесконечное количество масла, и Роза мечтала о девочке не потому, что под нужными лекарствами и постоянным психическим давлением она способна обеспечить им неиссякаемый источник пара. Тут было личное. Перевести ее? Сделать ее частью Узла верных? Никогда. Эта мелюзга вышвырнула Розу Шляпницу из своей головы как назойливого проповедника, мелющего под дверями белиберду о скором конце света. Никто так раньше с ней не обращался. Неважно, какой силой обладает девчонка — ей нужно преподать урок.
«И я-то это и сделаю».
Роза Шляпница завела пикап, выехала со стоянки супермаркета и направилась к Блюбелл — зоне отдыха, принадлежавшей Узлу верных. Виды тут чудесные, и почему нет? Когда-то здесь стоял один из лучших курортных отелей мира.
Но, конечно же, «Оверлук» много лет назад сгорел дотла.
Мэтт и Кэсси Ренфрю были главными заводилами улицы по части вечеринок. Они решили воспользоваться случаем и устроить в честь землетрясения Потрясное Барбекю. Ренфрю пригласили на него всех соседей по Ричланд-корт, и почти все пришли. Мэтт купил в магазине «Сломя голову» выше по улице ящик содовой, несколько бутылок недорого вина и бочонок пива. Было весело, и Дэвид Стоун наслаждался от души. Абра, как ему казалось, тоже. Она тусовалась со своими подружками — Джули и Эммой, а еще он заставил ее съесть гамбургер и немного салата. Люси твердила ему, что нужно следить за пищевыми привычками дочери, потому что сейчас она как раз в том возрасте, когда девочки начинают сходить с ума от того, как выглядят и сколько весят. В возрасте, когда булимия и анорексия могут показать свои тощие, изнуренные лица.
Но он не заметил (а вот Люси, будь она там, может, и заметила бы), что, хотя ее подруги и хихикали почти не переставая, Абра в этом фестивале смеха участия не принимала. А съев миску мороженого (небольшую мисочку), и вовсе спросила отца, можно ли ей вернуться домой и доделать уроки.
— Хорошо, — сказал Дэвид. — Но сначала поблагодари мистера и миссис Ренфрю.
Это Абра сделала бы и без напоминания, но говорить об этом не стала и просто согласилась.
— Не за что, Эбби, — сказала миссис Ренфрю. Ее глаза после трех стаканов белого вина неестественно блестели. — Круто же, правда? Вот бы землетрясения случались почаще. Хотя я говорила с Вики Фентон — ты же знаешь Фентонов с Понд-стрит? Это всего лишь в квартале отсюда, и она уверяет, что ничего не почувствовала. Странно, правда?
— Да, странно, — согласилась Абра и подумала, что, если уж говорить о странностях, миссис Ренфрю не знает и половины.
Она закончила домашнюю работу и смотрела внизу с отцом телевизор, когда позвонила мама. Абра поговорила с ней немного, после чего передала трубку отцу. Люси что-то сказала, и Абра поняла, что именно, еще до того, как Дейв бросил на нее быстрый взгляд и произнес: «Да, она в порядке, просто устала немного от своих уроков. Сейчас детей так нагружают. Она уже рассказала тебе о нашем маленьком землетрясении»?
— Я наверх, па, — сказала Абра, и он рассеянно махнул ей в ответ.
Она села за стол, включила компьютер, потом выключила. Ей не хотелось играть во «Фруктового ниндзю» и тем более чатиться с кем-то. Нужно подумать о том, что делать дальше. Она обязана что-то сделать.
Абра сложила учебники в рюкзак, потом подняла взгляд и увидела, как в окно на нее смотрит та женщина из супермаркета. Это было невозможно — окно находилось на втором этаже, и все же она была там. Женщина с безукоризненно белой кожей, высокими скулами, темными, слегка раскосыми, широко посаженными глазами. Абра подумала, что красивее женщины в своей жизни она еще не видела. И тут же она поняла, без тени сомнения, что та безумна. Копна темных волос обрамляла идеальное, чуть надменное лицо и спадала на плечи. На этой копне под неправдоподобным углом игриво торчал потрепанный бархатный цилиндр.
«Ее здесь нет, и в моей голове тоже нет. Не знаю, как я вообще могу ее видеть, но вижу, и, кажется, она об этом не зна…»
Безумица в темном окне ухмыльнулась, и когда ее губы раздвинулись, Абра увидела, что на верхней челюсти у нее всего один зуб — гигантский пожелтевший клык. Это последнее, что видел Брэдли Тревор, поняла Абра и закричала — закричала изо всех сил… но только внутренним голосом, потому что в горле стоял ком, а связки, казалось, застыли намертво.
Абра закрыла глаза. Когда она открыла их вновь, улыбающаяся белоликая женщина в окне исчезла.
«Да, ее там нет. Но она может вернуться. Она знает обо мне и может вернуться».
И в тот же миг она поняла то, что должна была понять сразу — едва только увидела заброшенную фабрику. Есть лишь один человек, на которого она может рассчитывать. Лишь один человек, способный ей помочь. Она снова закрыла глаза — на этот раз не для того, чтобы спрятаться от жуткого видения в окне, а для того, чтобы позвать на помощь.
(ТОНИ, МНЕ НУЖЕН ТВОЙ ПАПА! ПОЖАЛУЙСТА, ТОНИ, ПОЖАЛУЙСТА!)
Не открывая глаз — но чувствуя тепло слез на ресницах и щеках — она прошептала: «Помоги, Тони. Мне страшно».
Глава восьмая
ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ АБРЫ
Последний ежедневный заезд «Хелен Ривингтон» назывался «Закатным круизом», и часто по вечерам, после дневной смены в хосписе, Дэн сам садился за руль. Билли Фримэн, который за годы муниципальной службы совершил тысяч двадцать пять поездок, с радостью передавал ему бразды правления.
— Тебе никогда не надоест, а? — спросил он как-то раз Дэна.
— Что поделать, тяжелое детство.
На самом деле не такое уж тяжелое, но после того как закончились компенсационные деньги, Дэн с мамой не задерживались подолгу на одном месте. Работу Венди тоже меняла часто, а без высшего образования зарабатывать прилично у нее не получалось. Да, им хватало на еду и на крышу над головой, но на что-то сверх того денег почти не оставалось.
Однажды, уже в старших классах (они тогда жили в Брэйдентоне, недалеко от Тампы), Дэн спросил мать, почему та ни с кем не встречается. К тому времени он уже понимал, что мама все еще весьма красивая женщина. Венди Торранс криво улыбнулась и сказала: «Одного мужчины мне хватило, Дэнни. А, кроме того, у меня теперь есть ты».
«Много ли она знала о твоих попойках? — спросил его как-то Кейси К. во время одной из встреч в „Санспоте“. — Ты ведь рано начал, правильно?»
Дэн призадумался.
«Наверное, больше, чем мне казалось в то время, но мы никогда не говорили об этом. Скорей всего она боялась спрашивать. Кроме того, я тогда еще был в ладах с законом, а школу закончил с отличием. — Дэн мрачно улыбнулся Кейси поверх своего кофе. — И, конечно же, я никогда ее не бил. Думаю, это самое главное».
Железную дорогу Дэн так и не получил, но основной принцип АА гласил: не пей, и все наладится. Оно и наладилось. Теперь у Дэна был такой поезд, что любой мальчишка обзавидуется. И Билли прав: Дэну никогда не надоест. Нет, может, лет через десять-двадцать ему и надоест, но даже тогда Дэн с радостью возьмется за руль вечером, перед самым закрытием, только ради того, чтобы укатить на поезде в закат, до Облачной пади. Вид там открывался потрясающий, а когда Сако была спокойной (какой она обычно и была после весенних буйств), закатная палитра удваивалась в небесах и речной глади. На дальнем отрезке пути царила такая тишина, что, казалось, сам Бог затаил дыхание.
Поездки между Днем труда и Днем Колумба (после которого «Рив» погружали в зимнюю спячку) были самыми лучшими. Туристы к тому времени разъезжались, и оставались редкие местные пассажиры, многих из которых Дэн знал по имени. В будние вечера, такие как сегодня, Дэн пробивал не больше дюжины билетов, и его это вполне устраивало.
На станцию в Минитауне поезд вернулся уже в полной темноте. Дэн (на голове у него красовалась фуражка с вышитой красной нитью надписью «Машинист Дэн» над козырьком) повернулся к горстке своих пассажиров и отсалютовал им, желая доброй ночи. Билли сидел на лавочке с сигаретой в зубах, кончик которой время от времени освещал ему лицо. Ему уже, должно быть, под семьдесят, но выглядит хорошо. Он полностью оправился после полостной операции двухлетней давности и говорил, что выходить на пенсию пока не собирается.
«И что мне, по-твоему, делать? — спросил Билли, когда Дэн однажды об этом заговорил. — Отправиться в эту вашу богадельню и ждать визита твоего котяры? Спасибо, но я пас».
Когда последние два-три пассажира отправились восвояси (наверное, искали, где бы поужинать), Билли затушил сигарету и присоединился к Дэну.
— Я отгоню ее в ангар, если, конечно, ты сам не хочешь.
— Нет, давай лучше ты, пока совсем задницу не отсидел. Ты когда курить бросишь, Билли? Ведь доктор сказал, что курево поспособствовало той дряни, что нашли тогда у тебя в кишках.
— Да я и так уже урезал почти до нуля, — сказал Билли, подозрительно опустив глаза. Дэн мог бы узнать, насколько именно урезал Билли свою дневную норму — ему, наверное, даже не пришлось бы для этого к нему притрагиваться, — но решил, что не стоит. Однажды этим летом он увидел парнишку в футболке с восьмиугольным знаком на ней. Вместо «СТОП» внутри знака было написано «СМИ». Когда Дэнни спросил мальчишку, что это означает, тот одарил его снисходительной улыбкой, которую он, скорее всего, приберегал для таких вот сорокалетних джентльменов. «Слишком много информации», ответил он. Дэн поблагодарил его и подумал: «Мне ли не знать, молодой человек».
У всех есть секреты. Это Дэн усвоил еще в раннем детстве. Добрые люди заслужили право держать их при себе, а такого добряка, как Билли Фримэн, еще поискать.
— Пойдем кофе попьем, Дэнно? Время у тебя есть? Я сейчас быстренько уложу эту девку спать. Десять минут, не больше.
Дэн с любовью погладил бок паровоза.
— Конечно, но попридержи-ка язык. Она не девка, а ле…
И тут голова его взорвалась.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на скамейке, где незадолго до этого курил Билли. Теперь тот сидел рядом с озабоченным видом. Черт возьми, напуганным до смерти. В одной руке он держал телефон, палец навис над кнопками.
— Убери, — прокаркал Дэн. Он прокашлялся и попробовал еще раз:
— Я в порядке.
— Точно? Иисусе, я был уверен, что тебя хватил удар.
Судя по ощущениям, так и было.
Впервые за долгие годы Дэн вспомнил о Дике Хэллоранне, выдающемся поваре из «Оверлука». Дик почти сразу же понял, что у сына Джека Торранса такой же дар, как и у него самого. Дэн подумал: интересно, жив ли еще Дик? Навряд ли. Уже тогда ему было за шестьдесят.
— Кто такой Тони? — спросил Билли.
— Чего?
— Ты все твердил: «Пожалуйста, Тони, пожалуйста». Кто это?
— Старый собутыльник. — Не слишком удачная импровизация, но это было первым, что пришло в еще не до конца оправившуюся от потрясения голову. — Хороший друг.
Билли еще несколько секунд смотрел в светящийся прямоугольник телефона, потом медленно сложил мобильник и убрал.
— Ага, нашел дурака. Зуб даю — одно из твоих видений. Как в тот день, когда ты узнал о моих… — и Билли коснулся живота.
— Ну…
Билли жестом остановил его.
— Молчи. С тобой все нормально — и бог с ним. Меня же это не касается, верно? Потому что если касается — мне нужно знать. Я не из тех, кто бежит от дурных вестей.
— Нет, это не про тебя. — Дэн поднялся и с удивлением обнаружил, что твердо стоит на ногах. — Но кофе, пожалуй, отложим, если ты не против.
— Нисколько. Тебе нужно вернуться домой и отдохнуть — до сих пор вон бледный. Чтобы это ни было, шмякнуло тебя будь здоров. — Билли посмотрел на «Рив». — Я просто рад, что в этот момент ты не несся в кабине со скоростью сорок миль в час.
— И не говори, — ответил Дэн.
Он перешел Крэнмор-авеню к «Дому Ривингтон», собираясь последовать совету Билли и прилечь, но вместо того, чтобы свернуть на обсаженную цветами аллею, решил еще немного прогуляться. Дыхание понемногу восстанавливалось, Дэн приходил в себя, а вечерний воздух пьянил. Кроме того, Дэну нужно было как следует обдумать то, что только что произошло.
«Чтобы это ни было, шмякнуло тебя будь здоров».
И он снова подумал о Дике Хэллоранне и обо все тех вещах, про которые никогда не рассказывал своему куратору. И не расскажет. Зло, которое он причинил Дини (и ее сыну — своим бездействием), засело в нем глубоко, как не прорезавшийся зуб мудрости, и никуда не денется. Но в пять лет зло грозило самому Дэнни Торрансу и, конечно, его маме и виноват в этом был не только отец. Дик тогда помог им. Если бы не он, Дэн с матерью погибли бы в «Оверлуке». Думать о прошлом было все так же больно; страх и ужас, испытанные в детстве, были все так же свежи. Он предпочел бы никогда не вспоминать об этом, но выхода не было. Потому что…
«Потому что все возвращается на круги своя. Может быть, это удача, а может быть — судьба, но все возвращается. Что сказал Дик в тот день, когда подарил мне шкатулку-сейф? Учитель приходит, когда ученик готов. Не то чтобы я был в состоянии кого-то учить. Разве что одной заповеди: не пей, и не напьешься».
Дэн дошел до угла; теперь он повернул и двинулся обратно. На улице больше не было ни души. С окончанием лета Фрейзер пустел с пугающей быстротой, и это напомнило Дэну о том, как опустел «Оверлук». Как быстро маленькое семейство Торрансов оказалось в полном одиночестве.
Если не считать призраков, конечно. Призраки оставались в отеле всегда.
Хэллоранн тогда сказал Дэнни, что отправляется в Денвер, а оттуда уже полетит на юг, во Флориду. Он спросил, не поможет ли ему Дэнни донести сумки до отельной стоянки, и Дэнни отнес одну к взятой поваром напрокат машине. Небольшая сумка, размером с портфель, но ему пришлось ухватиться за нее обеими руками, чтобы донести. Когда сумки были надежно уложены в багажник, а сами они сидели в машине, Хэллоранн дал имя той штуке в голове Дэнни Торранса, штуке, в которую его родители верили лишь наполовину.
«У тебя есть талант. Я, например, называю его сиянием. Так его прозвала моя бабушка. Тебе, наверное, становилось одиноко от мысли, что ты на свете один такой?»
Да, ему становилось одиноко, и да, он верил, что он на свете один такой. Хэллоранн его в этом разубедил. В последующие годы Дэнни часто натыкался на людей, в которых, по словам повара, «был чуток сияния». Взять, к примеру, Билли.
Но никто из них не сиял так, как закричавшая в его голове девочка. Дэн тогда почувствовал, будто этот крик разорвет его в клочья.
Обладал ли Дэн когда-то такой же силой? Видимо да, или почти такой же. В день закрытия «Оверлука» на зиму Хэллоранн попросил сидевшего рядом с ним взволнованного мальчика кое-что сделать… но что?
Он попросил запустить ему мысленное послание.
Дэн вернулся к «Дому Ривингтон» и остановился у ворот. С деревьев уже начинали опадать первые листья, и вечерний ветерок нес их к его ногам.
«А когда я его спросил, что мне ему послать, он ответил, что без разницы. „Просто запусти мысль изо всех сил“, — сказал он. Я так и сделал, но в последний миг расслабился, совсем немножко. В противном случае я мог бы его убить. Дик отклонился назад — даже не отклонился, а отдернулся — и прикусил губу. Я помню кровь. Он назвал меня пистолетом. А потом спросил про Тони. Моего невидимого друга. И я ему все рассказал».
Похоже, Тони вернулся, но теперь он не был другом Дэна. Теперь он — друг девочки по имени Абра. Она попала в беду, как попал когда-то сам Дэн, но взрослые мужчины, которые ищут встреч с маленькими девочками, привлекают к себе внимание и подозрения. Во Фрейзере Дэну жилось прекрасно, и он считал, что заслужил такую жизнь после стольких потерянных лет.
Но…
Но когда он нуждался в Дике — в «Оверлуке» и позже, во Флориде, когда вернулась миссис Мэсси, — Дик приходил на выручку. В АА это называлось Двенадцатым шагом. Потому что, когда ученик готов, появляется учитель.
Несколько раз Дэн ходил с Кейси и другими ребятами из Программы к людям, которые по уши погрязли в наркотиках и выпивке. Иногда об этом просили начальники и друзья этих людей; чаще — родственники, которые перепробовали все другие способы и находились уже на грани отчаяния. За годы подобных визитов у них была парочка удач, но в основном все заканчивалось хлопаньем двери у них перед носом или просьбой засунуть свою ханжескую полурелигиозную хрень себе в задницу. А один парень, накушавшийся по воле Джорджа Буша иракской экзотики и подсевший после этого на мет, даже размахивал у них перед носом пистолетом. Когда они возвращались из хибары в Чокоруа, где ветеран проживал со своей запуганной до полусмерти женой, Дэн сказал: «Мы просто зря потратили время».
«Может быть, если бы занимались этим ради них, — ответил Кейси, — но это не так. Мы делаем это ради себя. Тебе нравится твоя нынешняя жизнь, Дэнни-бой?» Этот вопрос Кейси задавал уже не в первый раз, и далеко не в последний.
«Да», — без тени сомнения ответил Дэн. Может, он и не был президентом «Дженерал моторс» и не снимался в любовных сценах с Кейт Уинслет, но считал, что живется ему хорошо.
«Думаешь, ты ее заработал?»
«Нет, — сказал Дэн с улыбкой. — Не заработал. Такого не заработаешь».
«Тогда что же привело тебя туда, где по утрам ты просыпаешься с радостью? Удача или провидение?»
Наверное, Кейси хотелось, чтобы Дэн ответил «провидение», но за годы трезвости Дэн приучился говорить хоть и неловкую, но правду. «Я не знаю», ответил он.
«Ну и хорошо, потому что когда ты приперт к стенке, разницы никакой».
— Абра, Абра, Абра, — говорил он, подходя по аллее к «Дому Ривингтон». — Во что ты впуталась, девочка? И во что впутываешь меня?
Он подумал было связаться с ней при помощи сияния, на надежность которого никогда нельзя было положиться полностью, но, поднявшись в свою комнату, обнаружил, что этого не нужно. На доске было аккуратно написано:
Несколько мгновений Дэн озадаченно разглядывал ее ник, а потом понял и рассмеялся:
— Молодец девчонка!
Он включил ноутбук. Через секунду перед ним был пустой бланк электронного письма. Дэн напечатал ее адрес и остановился, глядя на мигающий курсор. Сколько ей лет? Судя по прежним попыткам общения, где-то между мудрыми двенадцатью и слегка наивными шестнадцатью годами. Вероятно, ближе к первому. И тут он — взрослый мужик, у которого в щетине уже мелькает седина, когда он забывает побриться. Сидит и собирается с девочкой чатиться. Ату педофила?
«Может, ничего серьезного. Вполне возможно. Она ведь еще ребенок».
Да, но до чертиков испуганный ребенок. Плюс, она была ему любопытна. И это любопытство родилось не сегодня. Точно так же, как Хэллоранну был любопытен он сам, подумалось Дэну.
«Я бы сейчас не отказался от божьей милости. И целого вагона везения».
В поле ТЕМА наверху Дэн ввел «Привет, Абра». Перевел курсор ниже, сделал глубокий вздох и напечатал три слова: «Рассказывай, что случилось».
В следующую субботу после обеда Дэн сидел на залитой солнцем скамейке перед каменным, увитым плющом зданием Эннистонской публичной библиотеки. В руках у него был экземпляр «Юнион Лидера», и на странице было что-то написано, но Дэн понятия не имел, что именно. Слишком нервничал.
Ровно в два часа, подъехала на велосипеде девочка в джинсах и припарковала его у края лужайки. Девочка помахала Дэну рукой и широко улыбнулась.
Итак. Абра. В рифму с Кадаброй.
Высокая для своего возраста, причем большей частью из-за длинных ног. Копна светлых кудряшек собрана в толстый хвост, но готова вырваться на свободу и рассыпаться во все стороны. День выдался немного прохладным, и Абра надела ветровку с надписью «Эннистонские циклоны» во всю спину. Она прихватила пару книг, примотанных эластичной лентой к багажнику велосипеда, и побежала к Дэну, все так же открыто улыбаясь. Хорошенькая, но не красавица. Разве что эти голубые широко расставленные глаза. Глаза были прекрасны.
— Дядя Дэн! Как я рада тебя видеть! — и она от всей души чмокнула его в щеку. Этого он не ожидал. Ее непоколебимая уверенность в том, что он хороший, пугала.
— И я рад, Абра. Присаживайся.
Накануне он объяснил ей, что нужно соблюдать осторожность, и Абра — дитя своего века — тотчас же его поняла. Они согласились, что лучше всего будет встретиться на открытом месте, а в Эннистоне мало было мест столь же открытых, как лужайка перед библиотекой, расположенной в крохотном деловом районе городка.
Абра смотрела на Дэна с искренним интересом, даже жаждой. Ощущение было такое, будто маленькие пальчики осторожно трогают его голову изнутри.
(где Тони?)
Дэн дотронулся пальцем до виска.
Абра улыбнулась, и это стало завершающим штрихом к ее красоте, превратив ее в девушку, которая лет через пять будет разбивать сердца.
(ПРИВЕТ ТОНИ!)
Это было так громко, что Дэн моргнул и снова вспомнил о том, как отбросило назад Дика Хэллоранна, сидевшего за рулем прокатного автомобиля, и как его взгляд помутился на мгновение.
(надо говорить вслух)
(да окей)
— Я кузен твоего папы, поняла? Не совсем дядя, но тебе разрешается так меня называть.
— Хорошо-хорошо, ты — дядя Дэн. Главное, чтобы на нас не наткнулась мамина лучшая подруга. Ее зовут Гретхен Силверлейк. Кажется, она знает наше генеалогическое древо наизусть, а там и знать-то особо нечего.
«Какая прелесть, — подумал Дэн. — Любопытная лучшая подруга».
— Все нормально, — откликнулась Абра. — У нее старший сын футболист, и она никогда не пропускает игры «Циклонов». Почти все ушли на матч, так что можешь не волноваться, что кто-то подумает, будто мы…
Предложение она закончила мысленной картинкой, даже карикатурой. Она появилась мгновенно, набросанная грубыми, но четкими штрихами. Маленькая девочка в темном переулке, над которой угрожающе завис незнакомец в плаще. У девочки тряслись колени, и прежде, чем картинка растаяла, Дэн успел разглядеть над ее головой облачко со словами: «А-а-а-а, маньяк!»
— Не так уж это и смешно.
Он нарисовал собственную картинку и отослал ей: двое дюжих полицейских уводят прочь Дэна Торранса в полосатой тюремной робе. Раньше он никогда ничего подобного не делал, и картинка вышла не такой хорошей, как у Абры, но Дэн радовался и тому, что вообще это умеет. И вдруг, прежде чем он успел сообразить, что происходит, Абра захватила контроль над картинкой и переделала ее. Дэн выхватил из рукава пистолет, навел на одного из копов и нажал на спуск. Из дула выскочил флажок с надписью ПИФ-ПАФ!
Дэн смотрел на Абру, открыв рот.
Абра зажала рот руками и прыснула:
— Извини. Не смогла удержаться. Мы так целый день могли бы, скажи? Вот весело было бы.
Не просто весело — это было бы облегчением. Долгие годы прожила она с чудесным мячиком, который некому было кинуть. Да и он тоже. Впервые с детских лет — впервые после Хэллоранна — он не только посылал, но и получал ответ.
— Еще как весело, но сейчас не время. Расскажи мне все сначала и по порядку. В письме ты изложила только самое главное.
— С чего начать?
— Как насчет твоей фамилии? Наверное, как почетный дядюшка, я должен ее знать.
Это ее рассмешило. Дэн попробовал было удержать серьезное лицо и не смог. Господи помилуй, он к ней уже привязался.
— Я — Абра Рафаэлла Стоун, — сказала она. Внезапно ее смех оборвался. — Только надеюсь, тетка в цилиндре этого так и не узнает.
Сорок пять минут сидели они рядышком на скамейке, грея лица на осеннем солнышке. Впервые в жизни Абра испытывала ничем не замутненное удовольствие — даже радость — от обладания даром, который прежде всегда пугал ее и ставил в тупик. Благодаря этому человеку она даже узнала, как он называется: сияние. Это было хорошее имя; уютное имя, потому что раньше Абра воспринимала дар как нечто темное.
У них накопилось много тем для разговора — куча заметок для сравнения, — но не успели они начать, как к ним подошла поздороваться полная женщина лет пятидесяти в твидовой юбке. На Дэна она взглянула с любопытством, но любопытством доброжелательным.
— Здрасьте, миссис Джерард. Это мой дядя Дэн. Миссис Джерард вела у нас в прошлом году литературу.
— Приятно познакомиться, мэм. Дэн Торранс.
Миссис Джерард пожала протянутую руку коротко и энергично. Абра почувствовала, что Дэн — дядя Дэн — расслабился. Хорошо.
— Вы из наших краев, мистер Торранс?
— Чуть подальше, из Фрейзера. Работаю там в хосписе. «Дом Хелен Ривингтон», слышали?
— А! Вы делаете благое дело. Абра, ты еще не прочла «Мастерового»? Роман Маламуда, который я порекомендовала?
Абра помрачнела.
— Я залила его на «Нук» — мне подарили бонусную карточку на день рождения, — но пока еще не приступала. Он какой-то сложный.
— Ты уже доросла до сложных книг, — заявила миссис Джерард, — и давно. Оглянуться не успеешь, как вот уже старшая школа, а за ней и колледж. Предлагаю тебе начать читать сегодня же. Приятно было познакомиться, мистер Торранс. У вас необычайно одаренная племянница. Но, Абра, с умных и спрос больше.
Она постучала Абре пальцем по виску, чтобы подчеркнуть сказанное, потом поднялась по библиотечной лестнице и скрылась внутри.
Абра повернулась к Дэну:
— Неплохо прошло, да?
— Пока да, — согласился Дэн. — Конечно, если она побеседует с твоими родителями…
— Это вряд ли. Мама сейчас в Бостоне, ухаживает за Момо. У нее рак.
— Мне так жаль. Момо — это твоя
(бабушка)
(прабабушка)
— Кроме того, — прибавила Абра, — то, что ты мой дядя, это не совсем обман. В прошлом году на биологии мистер Стейли рассказывал нам, что у всех людей одинаковый генетический набор. Он сказал, что мы различаемся только благодаря сущим мелочам. Вот ты знал, что на девяносто девять процентов наш генетический набор совпадает с собачьим?
— Нет, — признался Дэн, — но это объясняет, почему корм «Альпо» всегда казался мне таким аппетитным.
Абра рассмеялась:
— Так что ты можешь приходиться мне дядей или кузеном, или кем угодно. Вот я о чем.
— Значит, это такая теория относительности Абры?
— Ну да. Разве обязательно иметь глаза одного цвета или одинаковые волосы, чтобы быть родственниками? У нас с тобой есть еще кое-что общее, чего у других нет вообще. Как думаешь, это какой-то ген, как тот, что отвечает за голубые глаза или рыжие волосы? И кстати, ты знал, что в Шотландии самый высокий процент рыжих?
— Не знал, — ответил Дэн. — Ты просто кладезь информации.
Ее улыбка слегка увяла.
— Это ты так ставишь меня на место?
— Вовсе нет. Может быть, сияние связано с каким-то геном, но я так не думаю. Мне кажется, это что-то неуловимое.
— Это означает, что сияние нельзя понять? Как Бога на небесах и все такое?
— Да.
Он поймал себя на том, что думает о Чарли Хэйесе и обо всех тех, кто был до Чарли и после него, о тех, кого проводил в мир иной доктор Сон. Некоторые называли миг смерти переходом. Дэну нравилось это определение, потому что оно казалось ему верным. Когда ты собственными глазами видишь, как уходят мужчины и женщины — из Минитауна нашей реальности в Облачную падь загробной жизни, — начинаешь думать по-другому. Для умирающих уходил сам мир. В те мгновения на границе миров Дэн всегда чувствовал присутствие чего-то огромного и невидимого. Люди засыпали, просыпались, уходили в какое-то место. Шли дальше. И у него были все основания верить в это, даже в детстве.
— О чем ты думаешь? — спросила Абра. — Я вижу, но не понимаю. А мне хочется понять.
— Не знаю, как объяснить, — ответил он.
— Это что-то о людях-призраках, да? Я однажды их видела, на маленьком поезде во Фрейзере. Во сне, но я думаю, это было по-настоящему…
Его глаза распахнулись:
— Неужели?
— Да. Не думаю, что они хотели мне зла — они просто смотрели на меня, — но все равно было страшно. Может, это были люди, которые катались на этом поезде в прежние времена. А ты видел людей-призраков? Видел же?
— Да, но очень давно. — И некоторые из них были не совсем призраками. Призраки не оставляют следов на сиденье унитаза и на занавеске в ванной. — Абра, что знают родители о твоем сиянии?
Читать бесплатно другие книги:
