Три холма, охраняющие край света Успенский Михаил

ГЛАВА 35

Кто бы мог подумать?

Кто мог хотя бы предположить, что у Блэкбери-младшего окажется покровитель, не уступающий мне в могуществе?

Кто это такой? Неужели один из Стражей Земли, с помощью которых Азатот сумел погрузить меня в бездну забвения? Отчего же тогда он не отошёл со своими сородичами за пределы Сферы?

А, может быть, это сам Ньярлатотеп? Неужели Азатот отважился выпустить сие творение Бесформенного в мир только для того, чтобы остановить меня? Как в таком случае он рассчитывает загнать его обратно в Море Неопознанного?

Увы мне, это именно Ньярлатотеп. И у него свой шоггот, опытный, матёрый, искусно принявший форму доисторического лохматого зверя, неуязвимого, беспощадного, обладающего абсолютным обонянием и смертоносными клыками.

Да, в этом примитивном кирпичном строении угнездился Ньярлатотеп. Я узнал его по голосу, выкрикивающему Слово Управления: «Тчуния! Тчуния!» - с помощью которого он помыкает косматым шогготом. Проклятая тварь оказалась слишком сильной. Она не дала мне даже приблизиться к строению, в котором трусливо скрывался Теренс Фицморис со своей злосчастной подругой. Как удалось этому герцогскому выродку заслужить покровительство Ньярлатотепа, какие чудовищные жертвы он принёс Углубителю Бездны? Неужели эта смазливая американка оказалась девственницей? Отчего же тогда я не услыхал её душераздирающих предсмертных воплей?

Только здесь, в полях и дебрях ледяной Гипербореи, сохранивших силу Первозданной Материи, Ньярлатотеп мог обрести могущество, подобное моему. Только здесь его косматый пособник в силах противостоять мне и даже нанести некоторый ущерб - впрочем, моя верная Танит без труда устранила его последствия с помощью Иглы Времени и Нити Мрака. Мой маленький верный раб действовал более успешно - не зря я отвлёк на себя силы Покровителя. Моему шогготу почти удалось прикончить Теренса Фицмориса, но слишком силён и закалён в сражениях оказался его лохматый соперник. Малютка вернулся, сотрясаемый бессильной злобой - он уже всецело разделял мои интересы.

Впрочем, я и не надеялся на лёгкий успех. Что ж, тем слаще будет победа, сомневаться в которой я не позволю никому!

Весь наступивший день мы провели во враждебном лесу, сберегая силы для повторного нападения. Наши пленники робко возражали и даже предлагали свои никчёмные услуги. Это звучало трогательно, но не дело смертного вмешиваться в Священные Разборки Хаоса и вносить в них сумятицу. Покуда они со стыдом осознавали своё ничтожество, я творил Ритуал и направлял в сторону крепости моего врага усыпляющие и расслабляющие потоки вырожденной энергии. Когда наступит ночь, Ньярлатотеп окажется бессильным, и я возьму его наивных подопечных прямо на их ложе, которое станет для них Ложем Трёх Погибелей.

Как мудро устроен мир - всякий день непременно уходит в ночь!

Когда над нашими головами засияли чужие гиперборейские созвездия, мы с боевым рабом отправились в путь, ища новой битвы. Ах, если бы я мог взять с собой мою верную Танит! Увы, ей надлежало стеречь пленников, ибо они играли не последнюю роль в моём чудовищно жестоком замысле.

Ритуалы, произведенные днём, возымели, как и следовало ожидать, сокрушительное действие: ещё на подходе к вражескому лагерю я отчётливо различил среди прочих воздушных вибраций знаменитый Храп Ньярлатотепа, возникший в Природе прежде всех прочих звуков. Слабые духом и сердцем, почуявшие его, падают замертво.

Но я не таков. Повелитель Грёз, Владыка Хаоса, Леденящий Перст Угольных Полей Херакса почивает в своих глубинах бесшумно.

И тем страшнее его пробуждение, когда твердь содрогается и океаны выплёскиваются на берег! Мозг смертного человека вскипает, а душа сворачивается, подобно яичному белку!…Мне не хочется вспоминать о дальнейшем.

Косматый шоггот Ньярлатотепа напал внезапно, вероломно, вопреки Правилам, Ритуалам и Верховным Понятиям Чести. Его повелитель, несомненно, понесёт за свой преступный приказ заслуженное наказание, но это, увы, произойдёт лишь после победы… Никогда она не была ещё так далека!

Косматый гигант опрокинул меня на спину. Мой верный раб кинулся на него сверху и попытался закрыть Зверю бельма своими губительными лапками, но слишком густ и спутан был покров его: Ньярлатотеп, на своё проклятое счастье, не расчёсывал питомца ежедневно - плебеи вообще редко заботятся о внешнем виде своих приспешников. Это и спасло окаянную тварь, едва не погубив меня.

Зато тварь сорвала с моего плеча заветное хранилище моих дорожных сокровищ и амулетов, взяла его в зубы и умчалась в ночь!

Мой бедный шоггот разочарованно завыл и даже не попытался преследовать соперника, вопреки моим командам. Шогготы расходуют свою энергию быстро и нерасчётливо, особенно молодые.

Я мог бы, конечно, действовать и обычными человеческими силами, но треволнения последних дней истощили бренное тело - оно нуждалось в пище, воде и отдыхе. Всё это даст мне верная Танит…

Мы разочарованно направились к своему биваку. Ветви хрустели под моей мощной поступью. Кричала безумная ночная птица…

О нет! Ньярлатотеп не дремал, и Храп его был не более чем гнусным обманом, усыплением бдительности!

Наш экипаж исчез с лесной поляны. Вместе с Танит и пленниками.

Йа-а! Йа-а! Кто-то ответит за это! Азбул! Азабул! Ко мне, Силы Ужаса и Демоны Гибели!

ГЛАВА 36

- Как всё-таки много у вас земли, - сказал Терри. - И какая она вся… - Ну, какая? Какая? - спросила Леди.

- Ну, какая-то… Нежилая, что ли… Как в первый день творения. Но всё равно впечатляет.

Они шли по грунтовой дороге - той самой, над которой совсем недавно геройствовал самоотверженный соколоид. Кругом царил сплошной простор.

- Мы тут как две черничники на блюдечке, - пожаловалась Леди. - Я вообще без Дядьки себя чувствую беззащитной… Герцог, конечно, обиделся, но виду не подал.

- Сергей Иванович был прав, - сказал он. - Сгоревшие машины никто и не подумал растаскивать. Мало того - там появилась какая-то новая!

- Где? - Лидочка сняла зеркальные очки, чтобы лучше видеть.

- Её трудно не заметить… Чёрт, да это же настоящий «лонг пинки кар»!

Поражённые ракетами боевого соколоида внедорожники действительно дотлевали на другом берегу, и земля вокруг них была чёрной. Зато посередине ветхого моста торчал, задрав корму, розовый лесбовоз. Капот его, проломив серые брёвна, повис над неспешными водами ерундовой реч- ки Шалаболихи. Створки задних дверей были полуоткрыты.

Дюк и Леди осторожно передвигались вдоль перил и безуспешно пытались разглядеть сквозь тонированные стёкла, есть ли кто живой в машине.

- Кажется, вылезли, - сказал герцог. - Машина застряла надёжно, не рухнет… Нет там никого… Странно, что они помощь не вызвали, да и с шоссе тут всё просматривается, вон какое движение…

- Бойтесь равнодушных, - горько сказала Лидочка. - У вас переняли - моя вилла с краю!

- Вот уж нет! - страстно вскричал оскорблённый герцог Блэкбери. - Вот у нас в Мидлотиане тут собралась бы уже куча спасателей с техникой и мешающих им зевак, а знающие старики обвиняли бы во всём подмостных хобов. Но что я говорю? Такой ветхий мост в Шотландии попросту невозможен! Пусть сассенахи дразнят нас варварами, но мосты у нас каменные!

- Сердца у вас каменные! - нашлась Леди. - Там кто-то есть! И действительно, «Кадиллак» вздрагивал.

Дюк без лишних слов подошёл к машине сзади (задние колёса висели в воздухе примерно на уровне его поясницы), распахнул двери и заглянул внутрь. И тотчас отпрянул. Художница закрыла глаза и сказала шёпотом: - Мёртвые?

- Не смотрите, дорогая! Там… Там… Шевелится! Ползёт!

- Помоги ему! - приказала Леди, не размежая очей.

Другой бы сказал: «Вот сама бери и помогай!» Но восемнадцатый герцог Блэкбери, лорд Теренс Фицморис, не нашёл смелости испугаться. Он всем длинным телом навалился на машину, отчего кормовая часть приопустилась, простёр вперёд свои длинные руки и вытянул наружу поистине жуткое создание. - Крови много? - голос у Лидочки дрожал.

- Да нет, можете смотреть, - несколько раз очарованно сказал Дюк.

Жуткое создание мотало щупальцами, сверкало многочисленными стеклянными глазками, кололось шипами, угрожало клыками и мычало. Хвост его уныло покоился в дорожной пыли.

- Оно искусственное, - сказал Терри. - Точно! Где-то он нам определённо встречался… Леди открыла глаза.

- Ряженый! - воскликнула она радостно. - Мы такого зверя уже видели в Барселоне! Вот и до Малютина мода дошла…

- Мода… - проворчал Дюк. - А вот почему он в наручниках?

- А ты их умеешь снимать? - забеспокоилась Лидочка.

- Постараюсь, - сказал Терри и вытащил складной универсальный нож.

Как только лапы спасенного существа оказались свободными, оно рвануло скрытые застёжки, вышагнуло из чудовищного комбинезона и вытащило изо рта кляп, но слова молвить пока не могло - хватало воздух кровавым ртом, трясло белыми кудрями.

- Я знаю! - воскликнул герцог. - Вы мадам Попова!

- Вот чижик тебе - я капитан милиции Ляпина! - вскричало существо. - А Попова твоя - преступница! А вы - соучастники похищения иностранного гражданина и сотрудницы органов! Вы арестованы! Вызывайте милицию!

- Дорогая, она и вправду в форме… - растерянно сказал герцог.

- И при исполнении! - рявкнула Анжела Петровна. - Где у вас тут власть? Не усугубляйте своего положения!

Но на художницу форма никакого впечатления не произвела.

- Потише, - сказала она. - Без эмоций. Мы, между прочим, могли бы и мимо пройти, а вы, женщина, весь день на жаре бы пролежали… Дюк, засунь её взад. А то мы с тобой как тот арабский рыбак, что вытащил сосуд с неблагодарным джинном… Ну-ка без рук!

Леди легко выскользнула из милицейского захвата, печально знакомого всем домодедовским путанам. Анжела Ляпина бесплодно захлопала рукой по пустой кобуре.

- Нападение на сотрудника милиции. Намерение к оставлению в опасности. Кража оружия у должностного лица, - оживлённо вела она счёт грехам парочки.

- Пожалуй, мы пойдём, - сказал Терри. - Мадам, вон в той стороне имеется селение. Там вам окажут помощь. А нам недосуг.

- Вызывай милицию, обсосок!

- Не надо вызывать, - мрачно сказала художница. - Накаркала уже, змея осьминогая…

В самом деле на просёлок с трассы дружно сворачивала целая автоколонна - пара пожарных машин и «Скорые помощи», сине-белые милицейские патрули, краны, грузовики, кунги…

- Если побежим - будет подозрительно, да и догонят, - вздохнула Лидочка. - Эх, Дядька, Дядька…

…Вскоре таджики уже растаскивали чёрные обломки, грузили их в кузова, гражданское начальство ожесточённо спорило с возмущёнными криминалистами, милицейское же - разбиралось с живыми.

Лидочке удалось-таки внушить шотландскому другу, что передвигаться по российской территории без документов нельзя, - и документы у них были в порядке.

- Гражданами Великобритании заделались, значит? - ласково спросил господин в штатском, который командовал милицейскими. - Отчего же сразу нас не вызвали? Есть, есть ещё недостатки, что греха таить… А где водительское удостоверение?

- Это не наша машина, - сказала Леди. - Тётка там, внутри была…

Визжащую Анжелу Петровну тем временем влекли в карету «Скорой помощи». Она упиралась и звала какого-то Катульку.

- Не ваша… Бедная баба, - вздохнул господин и представился: - Генерал-майор Лошкомоев, к вашим услугам.

Только в провинции сохранялось ещё какое-то почтение к иностранцам!

- Совсем крыша поехала, - продолжал генерал. - То она Анжела, то она Таня… Вообще наша служба калечит людей, а женщин в особенности. Это какие же нервы надо иметь!

- Мы свободны? - спросил Терри.

- Конечно, - сказал генерал. - Вот майор Одинцов у вас показания возьмёт, и всё, гражданка Туркова и гражданин Фицморис. А если вы в город, то и подвезёт. Подпишете протокол не на коленке, а как люди, в кабинете, за столом, и гуляйте! У нас есть на что посмотреть. Коля, отвези молодых людей в управление! Не изжили мы ещё бумажную волокиту, да ведь и у вас не лучше! Я сам в Лидсе на стажировке был, когда пакистанский квартал… Но вы, пожалуй, не помните, и слава богу. Это, наверное, маньяка какого-нибудь машина - вон как размалевал! Уж я - про маньяков всё знаю! Словом, всего вам доброго, Теренс… э-э…

- Родерикович, - подсказал Дюк.

- Прилично русским владеете, Теренс Родерикович, а вы, стало быть, Лидия Антоновна? Туркова? Знаменитая фамилия… Ну, не смею вас задерживать… Одинцов!

Генерал отдал необходимые распоряжения на ухо майору.

- Очень кстати, - сказала Леди. - Нам ещё один адресок пробить надо…

- Одинцов пробьёт! - весело сказал Лошкомоев. - Всегда рады помочь!

Он помахал вслед молодым свидетелям и схватился за мобильник.

- Максимыч, - торопливо заговорил он. - Хорошие новости. Есть у нас теперь подход к Туркову. Надёжный. Подробности лично. Оповести всех, кого следует… Потом натыкал другой номер и заорал:

- Козлы! А если султан этот обдолбанный захочет на сельское хозяйство посмотреть? Всех же к Филимонычу возят… Вытаскивайте эту розовую колымагу, на штрафплощадку её, а брёвна сносите! Кулько! Звони военным, пусть они понтонную переправу наводят! А сверху асфальт! Ах, так не делают? А у нас делают! У нас ещё и не так делают! Вот уж это была правда…

ГЛАВА 37

- Кто бы мог подумать, что в Сибири так жарко! - воскликнул кум Понсиано, входя на веранду.

- Хозяева! Есть кто дома? - позвала Вера Игнатьевна. Ответом ей был храп.

Храпел мужчина в тельняшке и пижамных штанах, лежащий на диване. Лицо мужчины закрывала от любопытных старая газета - она вздымалась и опускалась сообразно дыханию.

- Книг-то сколько! - уважительно заметил сеньор Давила. - Учёный, должно быть… А мы вваливаемся…

- Разбудим его, - сказала Вера Игнатьевна. - Тут и телефон есть…

- Обождите, Верита, осмотримся… Да вы, пожалуй, не скоро добудитесь - парень заправлялся основательно.

- Типичный мужской бардак! - сказала учительница. - Третьи сутки гуляет. Хотя на столе порядок…

- Во дворе тоже порядок, - сказал кум Понсиано. - А на столе… Выясним-ка пока, с кем имеем дело! Ага! Это мы удачно зашли! Пожалуй, хозяин дома заодно с сеньором Катулькой. Вот сумка нашего похитителя. Вот мои деньги. А вот и наши документы!

- Откуда взяться мыслям поутру? - раздался низкий голос из-под газеты. - Они летят стремительным домкратом. Не остановят их ни мор, ни глад, ни скромные потуги человечьи. Федон, прикинь и сам: из недр темницы Зевесовой главы, ломая кость, стремится легкобёдрая Афина! О, мысли никому не удержать! Она парит, весёлая сова, не только ночью, ибо нет преграды и срока для того, кто в силах мыслить! Ей Гелиос не вправе помешать - ведь он слуга, покорный раб Ньютона…

- О чём он говорит? - прошептал сеньор Давила.

- Это… что-то вроде стихов… - вымолвила Вера Игнатьевна. - Но он хотя бы перестал храпеть…

- Вот незадача! Ещё один сумасшедший! - огорчился барселонец. - Везёт нам на них! Вот я и говорю - не надо его пока будить…

- …Безумья нет! - взлетела газета над лицом хозяина. - Безумье - только сон, превратно истолкованный жрецами. Оно - зипун на зябком теле правды. Оно - типун на дерзком языке. Проклятый Главк! В пятнадцатой главе - его полузабытого «Канона» так сказано: «Вещать и предвещать о чём-нибудь - удел умалишённых, гуляки праздного и девки площадной»… О нет! Он гонит, краснобай родосский! Он гонит, как обычно, здравый смысл, чтоб заменить очередным софизмом…

Давила, конечно, ничего не понял, но глубоко задумался.

Вера Игнатьевна деликатно кашлянула, чтобы обозначить своё присутствие.

- …Уж сколько раз твердили: миру - мир! - продолжал безликий хозяин. - Но множатся деяния Ареса, и тщетно тащит свой извечный груз - увядшую оливковую ветку - над полем нескончаемых сражений безмозглая голубка Пикассо…

- В школе нам говорили, - сказал кум Понсиано, - что именно так, во сне, сочинял свои шедевры великий Лопе де Вега. Вернее, и во сне тоже, иначе никогда бы ему не написать ровно тысячу пьес. Кастильцы страшно гордятся, что хоть в этом всех обошли. Правда, во сне за сеньором Вегой записывали две монашенки…

В монашенках или в самом драматурге учительница усомнилась и кашлянула ещё разок - погромче. Спящий среагировал мгновенно:

- Не спрашивай, о ком и что звенит! Всемирной славы сладкого нектара пятнадцать полагается минут любому, кто решится обнажить в присутствии бесстрастных олимпийцев…

- Ну, хватит, - шепнул Давила. - Забираем паспорта, деньги - и уходим. И не важно, как они сюда попали… И протянул руку к столу.

- Гр-р-р! - послышалось в комнате. Жандарм и учительница мгновенно повернули головы.

У выхода на веранду лежал огромный лохматый пёс. Но это было ещё полбеды.

Верхом на собаке, погружённый в густую шерсть, вертелся, словно древнегреческий мальчик на дельфине, окаянный чертёнок, бушменчик, бука или как его там. Бушменчик беззвучно веселился.

- Попались, - выдохнул Давила. - Во влипли-то… Да тут в Сибири все заодно, как я погляжу… Сговорились… Сейчас Катулька пожалует…

- Сеньор! - закричала Вера Игнатьевна. - Вернее, мужчина! Гражданин! Господин! Товарищ! Соратник! Сударь! Хватит спать! К вам пришли!

- Гр-р-р! - сказал пёс, охраняя покой хозяина.

- Хоть пифосом форосским назови, - охотно откликнулся из-под колеблемой газеты хозяин, - хоть кратером, хоть крынкою базарной, но умоляю - только не в очаг! Несносен жар увечного Гефеста, он жуткой гемикранией грозит, - отмщеньем абстинентного синдрома… Простого пива - пусть оно напиток рабов и слуг, но в час, когда в садах, верней сказать, в аллеях Академа уже умолкли речи мудрецов…

- Я в холодильнике погляжу, - поспешно сказала Вера Игнатьевна и покосилась на лохматого стража, заискивая - дескать, ты же сам лапками-то не сумеешь?

Лохматый не снизошёл до обслуживания хозяйского бодуна - он действительно мотнул башкой в сторону холодильника. Чертёнок сорвался со спины, подскочил к огромному шкафу, без труда открыл дверцу, вытащил, после некоторого раздумья, банку, дёрнул за кольцо, подкрался к ложу и сунул яркий цилиндр под газету. Там забулькало.

Потом банка звякнула об пол и покатилась к порогу.

- Прославлю день, неделю, месяц, год… - проснувшийся поднялся и сел на ложе. Газета слетела к его ногам…

- Серёжа! - отчаянно вскричала Вера Игнатьевна.

ГЛАВА 38

- Принесли же черти этого султана, - ругался губернатор Солдатиков. - Как я его должен принимать? Официальный это визит или частный? Имею я право с ним договоры подписывать? Почему нет чиновника из МИДа? Может, это и не султан вовсе, а простой чечен прилетел…

- Простые чечены так не летают, - хмуро сказал референт Ценципер и почесал подбородок о каравай.

Вообще-то каравай, увенчанный берестяной солонкой и стоящий на серебряном подносе с рушником, должна была держать дама-конферансье из местной филармонии, одетая в подлинно национальный костюм, но о визите Салаха бен Омара объявили столь внезапно, что разыскать её в выходной день было немыслимо.

- Олег Максимович, - добавил Ценципер, - ведь мы уже который год вот так - на свой страх и риск. Пора бы и привыкнуть. За федеральную власть не спрячешься.

- Сплошной страх и постоянный риск, - вздохнул губернатор. - Как мы его посадили-то ещё… Как он бетонку не проломил…

Громадный «Боинг-дримлайн», доставивший в Малютин высокого гостя, медленно подплывал к зданию аэровокзала.

Ценципер подхватил поднос с караваем в левую руку, а правой быстро высморкался в рушник с петухами.

- До чего же крепко вы арабов не любите! - подивился Солдатиков.

- Протоколам не обучены! - глумливо сказал референт. - Ну, держись, Сеня, - сказал губернатор. - Двое нас, все остальные в разгоне. Ещё обидится, что мало народу встречает… Где я ему летом народ возьму?

- Как бы он на бэтээрах не приехал, - вздохнул референт. - А то помнишь товарища Иосипа Броз Тито? Нашу школу его тогда встречать выгнали с флажками. Югославские автоматчики из-за брони выглядывают, всегда готовые стрелять в советских людей на их же территории… Ты смеяться будешь, но так мне за Родину тогда обидно стало!

- Я и товарища Ким Чен Ира помню на бронепоезде, - сказал губернатор. - Когда не надо, мы гордые, как Кармен, а когда надо… Но султан Салах приехал не на бэтээрах.

Опустился грузовой пандус, и по нему неспешно пошагали белые одногорбые верблюды-альбиносы - небольшой караван. На каждом горбу покачивался хорошо вооружённый бедуин. Синие тюрбаны воинов пустыни топорщились всякой армейской электроникой, стволы разного калибра шарили по лётному полю в поисках злоумышленников.

Замыкал шествие белый ишак - всадником же был маленький старик в огромной чалме и драном чапане.

- Коллега, видно, твой, - хмыкнул губернатор. - Великий визирь. А где же сам? Неужели на лихом коне? Коню бы он не удивился. Подбежал мертвенно-бледный генерал Лошкомоев.

- Неужели они так по улицам пойдут? - простонал он. - Надо же договориться было о порядке! А вдруг с балкона пацан из воздушки пульнёт ради смеху? Они же весь город разнесут!

- Соскучился по мелочной опеке Москвы? - спросил референт.

- Ну, снайперов-то у нас хватит, - сказал генерал. - Если что. Где же этот султан?

Верблюды и всадники выстроились вдоль красной ковровой дорожки в ожидании.

Из тёмной бездны «дримлайна» показалась процессия.

Чёрные босые гиганты, чьи чресла препоясаны были шкурами леопардов, несли на плечах огромный паланкин. Стёкла паланкина, наверняка бронированные, изнутри затянуты были узорными занавесками.

Губернатор и присные ожидали, что процессия возле них остановится, но гиганты даже не удостоили никого взглядом и продолжали двигаться дальше, сопровождаемые по бокам боевым бедуинским охранением. Направление они держали, в общем, правильное.

- Неужели все сорок километров пешком пойдут? - ужаснулся губернатор. - Эй, эй! Уважаемые! Мы здесь! Уэлкам! Салам алейкум!

- Не стоит унижаться, - сказал референт. - Видимо, он не к нам. Не по нашей части…

- Неужели… к Никону? - спросил Солдатиков.

- А кто ещё тут власть, - вздохнул Ценципер. - Но мог бы и не опускать старых соратников…

- Кошка скребёт на свой хребет! - вспомнил о заговоре губернатор.

Только ишак «великого визиря» задержался возле малютинского начальства.

- Скажи, о неверный пёс, - ласково, но порусски обратился старичок в чапане к Солдатикову, - как моему повелителю быстрее добраться до обиталища Матери Всех Пчёл? Губернатор побагровел.

- Почему… на каком… вы на российской земле! - вскричал он довольно жалким фальцетом. - Извольте вести себя!

- Сейчас я прикажу слабоумному палачу Махфузу публично изнасиловать тебя, - всё так же ласково продолжал старичок. - И тогда ты сразу вспомнишь дорогу.

- Где же Никон? - затосковал губернатор. - Пусть бы сам и встречал! Уважаемый! - заорал он старичку.

- Тебе чего надо? Какой тебе матери? - Мой повелитель направляется туда, где реки текут молоком и мёдом. Это Сибирь?

- Сибирь, Сибирь, - губернатор неожиданно для себя прижал руки к груди и дважды поклонился.

Референт Ценципер, человек с неестественно умным лицом, произнёс несколько гортанных слов.