Дом под дождем Тихомиров Артем

Глава 20

Крышку тоже открывали, совсем недавно.

– Налицо чье-то проникновение. Мы идем по следу убийцы, дражайший Скаттерхолл…

Чародей выпрямился, глядя в квадратное отверстие, ведущее в пустоту и заполненное тьмой. Его волосы встали дыбом, он даже не замечал этого.

Трижды у Скаттерхолла не получалось сделать то, что он хотел, но наконец между гибкими пальцами факира появился сгусток бледно-желтого огня. Скаттерхолл увеличил интенсивность сияния и запустил световой сгусток вниз.

Я стоял возле дыры с револьвером наготове. Всегда думаешь, что снизу выскочит какая-нибудь тварь (и отнюдь не всегда этот прогноз не оправдывается)…

Сгусток света углубился во тьму, растворяя ее и превращая в ничто. Мы увидели новые скобы, вмурованные в стену. Свет спустился ниже. Вот она – первая из двух самых глубоких комнат. Насколько мы могли видеть сверху, голая, без какой-либо обстановки. Однако знаки на стенах я все-таки заметил.

Звук, который мы слышали раньше, изменился, теперь это было длинное, тянущееся без остановки «о». Эхо распространялось в узком пространстве точно такое же, как в огромном зале. Неужели мы найдем и внизу нечто подобное? Храм? Подземный город наподобие Лэнга, существующего в страшных легендах?

Внутренний сыщик был недоволен тем, что я позволил фантазии разгуляться, и призвал меня к дисциплине.

– Я пойду первым, – сообщил Скаттерхолл. Я не успел возразить, как тот уже исчезал в квадратном отверстии.

По крайней мере, там не темно, подумалось мне. Я подождал, а потом начал спускаться сам. Чародей сумел хорошо осветить комнату, в которой мы очутились. Когда-то ее вырезали в цельной скале и сделали стены гладкими. Гранит очень подходил для вырезания на нем разных значком и надписей. Я не смог разобрать ни одно из сообщений. Староэрегильское наречие, да еще начертание рун настолько архаичное, что иной раз отличить надпись от набора каких-то нерунических символов было невозможно. Однако я заметил, что тайвор встречается довольно часто.

Справа от лестничных скоб в стене было отверстие, уходящее в пустоту. И точно такое же – в противоположном конце помещения.

– Этот наверняка ведет к пещерам возле моря, – сказал чародей, заглядывая в ближайшую дыру.

– Здесь все сделано руками жрецов Ройун-Бойгела. Видите, стены сохранили изначальные письмена. Жрецы превратили пещеру в комнату.

– Но здесь ничего нет, – сказал чародей.

– Судя по следам на полу, что-то все-таки было. Утварь убрали отсюда во времена Годослава Сэдлфорта.

На полу лежал слой пыли, в котором отпечатались чьи-то следы. Очень нечеткие следы, словно кто-то шел, не отрывая ног от пола. Вели они к другому отверстию в стене. Я вдруг ощутил исходящий оттуда мерзкий гнилостный запах. Мы с чародеем переглянулись, думая об одном и том же. Рядом, за стеной, находился труп убитого истопника.

Я переборол себя и заставил сосредоточиться на деле. Этот призрачный голос, тянущий «о», действовал на нервы сильнее полночного кошачьего концерта.

Чародей запустил свет вперед себя, и мы вошли туда, где раньше было святилище эльфьего бога ночи.

Стоило сделать пару шагов в подземелье, как под сводами святилища раздались голоса. Мы не могли разобрать ни слова, но впечатления были крайне неприятными. Перед глазами у меня на короткое время стало темно. Словно возле головы пролетело черное покрывало. Волосы зашевелились на затылке.

Я отпрянул назад, выставив вперед револьвер, и уперся спиной в стену. Сначала голоса говорили, будто сердились и спорили, а потом начали визжать. Этот звук ударил нас с чародеем по нервам, вызвав нечто вроде легкого паралича. Скаттерхолл в первые мгновенья даже упал на колени, зажимая уши руками. Наконец я разобрал, что происходит. Все помещение заполнилось кружащими вокруг некой воображаемой оси призраками. Их было не меньше полусотни – и все они походили на человеческие тени, разлохмаченные по краям. Лиц разглядеть было невозможно, все смазано до схематичного изображения глаз и ртов, отчего создавалось особенно жуткое впечатление.

Я стоял, не зная, что предпринять. Призраки попытались приблизиться ко мне, но амулеты работали исправно. Ни одно из полупрозрачных существ, состоящих из сумерек, не смогли преодолеть незримой границы, установленной защитными артефактами.

Скаттерхолл пришел в себя и стал плести какие-то заклинания. Его голос срывался. Колдовство в центре магической аномалии давалось ему с трудом. Чародей побледнел, его трясло. Я подумал, что случится, если он упадет в обморок. Лицо стало мокрым от пота, струйки которого лились из-под шляпы.

Призраки переключились с меня на него, но их атака и здесь была бессмысленной. Они отступали. Чародей теснил их к центру комнаты, вокруг которого они кружили, сбивал в одну кучу. С каждым мгновением Скаттерхолл был все уверенней. По мере того, как призраки отступали, их омерзительный визг становился тише и тише.

Наконец что-то вспыхнуло. Призраки сбились в нечто вроде неправильного шара. Он лопнул, и стало тихо. Ни одной живой тени.

Скаттерхолл отступил к стене, схватился за нее, стараясь не упасть, но все-таки шлепнулся на пол. Я помог ему встать. Гай трясся, но выглядел донельзя довольным.

– Атакующий Щит Монга! Он сработал! Видели?! Он работает! Я никогда его не применял – случая не представлялось! Но работает!

– Работает, – сказал я. – А вы сомневались?

– Но я же никогда его не использовал… Он используется в демонографии, понимаете!

– Так это демоны?

– Не обязательно. Возможно, духи-сторожа. Не очень сильны, но обладают большим запасом прочности, который позволяет им производить иллюзию страха! Нет, я обязательно напишу статью! Она произведет фурор!

– Но прежде надо выбраться отсюда живыми, – сказал я, остужая пыл чародея.

– Да-да…

Мы не ошиблись в своих расчетах, наши усилия не пропали даром… Вот из чего произрастает Ветряная Миля! Из этого странного колдовского семени – святилища Ройун-Бойгела, наложившего отпечаток на жизнь всех потомков Высокого Всадника…

Годослав Сэдлфорт не осмелился уничтожить это место. Руководствуясь какими-то своими соображениями, он унес жертвенник в пещеру у Залива Облаков. Возможно, думал, что так защитит свою семью… Но все пошло по-другому…

В центре комнаты располагалось возвышение в виде грубо отесанной гранитной плиты с овальным углублением сверху. Углубление формой повторяло жертвенник. Плиту испещрили магические знаки, схожие с тени, что я видел на артефакте.

Мы стояли друг напротив друга, разделенные возвышением, и молчали, думая каждый о своем. Чародей шевелил губами.

Теперь совершенно очевидно, что произошло. Почему ни один Сэдлфорт не додумался до этого раньше?

– Замочная скважина и ключ, – сказал я. – Камень – это ключ, а это возвышение – скважина. За ними – дверь в иные миры.

Гай Скаттерхолл провел рукой по бледному лицу.

– Да, вы правы. Я чувствую, как бьет отсюда энергетический поток. Словно из струя воды из родника. Где-то совсем рядом с нами находится иная плоскость бытия. Та, где обитают боги…

– Каково это – жить рядом с таким местом, – пробормотал я.

Мне трудно было представить мысли и чувства Карла, который брался решать старую проблему своего рода. Теперь мой друг и вся его жизнь были от меня бесконечно далеки. Рисовал ли Карл святилище, есть ли где-нибудь среди картин изображение жертвенника?

– Но где же труп Фонквэ? – спросил чародей. – Мы осмотрели все.

– Не знаю. Поблизости только одно место, которое подходит под кандидатуру тайника. Туннель, идущий в сторону пещер. Я займусь этой комнатой, а вы осмотрите предыдущую. Сэкономим время. Кстати, призраки не могут вернутся?

– Теперь вряд ли, – сказал чародей. Он простер руки над каменной плитой, как человек, греющий ладони над костром. – Хм, при определенной сноровке от источника можно подзарядиться…

Спустя несколько мгновений Скаттерхолл преобразился. Вероятно, ему удалось почерпнуть из перемычки между мирами чародейской силы. Потом он ушел, а я остался в святилище. Мы порядком наследили, ошеломленные открытием, поэтому пол мне ничем не помог. Если убийца и был здесь, то мы уничтожили следы его пребывания. Но преступник приходил сюда. Почему я думаю, что это именно убийца? Пока лишь догадка… Она подтвердится, когда (и если) мы найдем труп эльфа…

Я нашел замурованный вход в святилище, противоположный тому, через который мы сюда попали. Этим путем сюда приходили эльфы, приносящие Ройун-Бойгелу своих детей. Приходили и уходили. Потом, вероятно, появлялись жрецы и проводили некие ритуалы. Какие? Я бы предположил, что они сами занимались отправкой жертв в иной мир. Доказательств у меня не было. С таким же успехом это могло делать само божество, ведь каким-то образом оно определяло, нужен ему тот или иной младенец, или нет… Темная история, заключил внутренний сыщик. Неужели никто не мог подсказать Годославу Сэдлфорту, как лучше поступить? А дед Тибальда? Он же знал многое о традициях местных эльфов и об этом культе, в частности! Что поделать, огры существа подчас непредсказуемые, прогнозировать их поведение сложно…

Я исследовал то место, где плита прилегала к полу, и саму облицовку, когда вернулся бледный чародей.

– Он там. Вы правы. Рядом с туннелем. Идемте.

Я спрятал лупу и присоединился к Скаттерхоллу. Мы вошли в туннель, ведущий на запад. Сырые стены, очень старый крепеж, запустение.

Но главное – все усиливающийся запах. Так пахнет мертвечина. Ни с чем не спутаешь. Чародей шел, согнувшись, так же, как я. Если Сэдлфорт выносил жертвенник этим путем, ему пришлось изрядно потрудиться. Один человек не поднимет этот камень, а несколько не развернутся в такой узкой и низкой подземной кишке. Огру вполне по силам подобная ноша, но он и подавно не влезет в туннель. Видимо, жертвенник несли через поверхность.

Чародей привел меня в комнату. Когда-то в ней хранились припасы и инструменты. Теперь ото всего этого осталась труха. Дверь, давно снесенная с петель, лежала на полу, разлагаясь пять столетий подряд.

Запах мертвечины заполнил все. Источник его лежал посередине бывшей кладовой.

Я не видел Фонквэ при жизни, но думал, что он моложе. Эльфы доживают до трехсот лет, и этому на вид было сто пятьдесят. При первом взгляде. Дальнейшее обследование тела показало, что Фонквэ не достиг и столетия.

Его тоже поразила гангрена, найденная на ноге Карла. Распахнутая на груди рубаха открывала большой участок пораженной плоти, сквозь прорехи в которой проглядывали кости. Разлагающаяся плоть издавала омерзительную вонь.

Эльф лежал на спине, разбросав руки и глядя в потолок. Глаза полуприкрыты, рот тоже. Выражение на лице нейтральное, нет следов муки или ужаса.

Мы приступили к изучению места происшествия со всей тщательностью. Атаковали проблему с двух сторон. Пол в комнате был деревянным, доски его скрипели и чмокали, насыщенные влагой. Во многих местах в настиле имелись дыры приличного размера, и сквозь них проглядывал настоящий пол – каменный.

Я обследовал карманы трупа, но ничего подозрительного не нашел. Если что-то и было, убийца позаботился о нужных ему находках. В моем распоряжении оказался кисет с табаком, трубка, несколько монет, обломок писчего пера и коробок спичек. Пока я возился с телом, чародей производил какие-то манипуляции с комнатой, разбрасывая тут и там свои чары. Поочередно он использовал также трубу и Стекла Лэнга.

– Ну, что скажете? – спросил Скаттерхолл, когда мы закончили первичный осмотр.

– Что ж, я уверен, что тело не было принесено сюда… – сказал я.

– Ага. – Маг прищурился. – Интересно. Я пришел к такому же выводу…

– Фонквэ убили прямо здесь. Смотрите.

Я отогнул край рубашки. Слева она была вся в крови. Чародей наклонился.

– Удар ножом в сердце, – кивнул он.

– Почерк схожий, можно смело утверждать, что убийца один и тот же. Кто-то заманил эльфа сюда и зарезал. И произошло это вечером или ночью накануне убийства Карла. Фонквэ разговаривал с кем-то, но до того прождал этого субъекта минут десять…

– Интересно… Почему именно столько?

– Как только появился собеседник Фонквэ, эльф тут же убрал трубку в карман. Она уже погасла к тому времени. Видите, он не вытряхнул пепел, который так и остался в чашечке.

– Великолепно! – воскликнул чародей.

– А из чего вы заключили то же, что и я?

– Ауры. Остаточные следы, но еще не полностью погасшие. Они однозначно указывают на то, что Фонквэ умер здесь, а не был принесен откуда-то из другого места.

– А насчет убийцы?

– Это определить невозможно. Изъятие духа жертвы из тела при убийстве порождает мощный всплеск, который заглушает все вокруг. Смешивает и разрушает контуры всех других аур. Пока не существует методики, которая позволила бы в такой смеси четко выделить след убийцы.

– Значит, мы, простые ищейки, еще пригодимся, – сказал я. Этот чародей не задирал нос, хотя среди его братии встречаются и такие. Предвещают новую эру в криминологии, а сами горазды только языками молоть.

– Что вы еще узнали?

– Итак, Фонквэ и убийца проговорили несколько минут, а потом что-то произошло… – Я отошел в угол комнаты, рядом с дверью, чтобы посмотреть на сцену с иной точки зрения. – Вы можете определить, было ли применено к убитому магическое влияние?

– Попробую…

В течение пяти минут чародей плел свое колдовство, пытаясь проявить из общей мешанины аур то, что необходимо, а потом сдался.

– Нет. Не получается. И не только из-за сильного следа от самой смерти. Все это место фонит, не забывайте. Оно смешивает мне все карты.

– Предположим, Фонквэ подвергся какому-то воздействию… Иначе как можно объяснить, что он спокойно дал себя зарезать. В грудь! Предательский удар можно нанести в спину, воспользовавшись моментом, когда жертва отвернется. Но не в этом случае.

– Однако убийца мог быть сильным и ловким, – сказал Скаттерхолл.

– Все равно. Жертва, которая борется за свою жизнь, тоже, как правило, ловка и сильна. Страх усиливает мускульный рефлекс во много раз. Едва заметив нож, эльф стал бы сопротивляться со всей возможной энергией. Очень редки случаи, когда жертва бывает убита от одного-единственного удара в сердце. На это способны профессиональные солдаты или матерые убийцы. Но кто мог сделать это из обитателей Мили?

– Тибальд?

– Сомнительно. Ему проще с точки зрения своего роста и медвежьей силы просто свернуть эльфу шею. Даже напрягаться не придется.

– Хорошо. Но как вы видите картину преступления?

– После того, как закончился разговор, некто воздействовал на Фонквэ… Либо смог отвлечь его внимание и нанести удар. Когда нож вошел в тело, эльф стоял. А потом рухнул на пол. Убийца вынул нож и ушел… – Тут я выскочил в коридор и стал искать следы крови, которые должны были упасть с лезвия. – Здесь крови нет. Значит, нож спрятали в тряпицу.

Чародей выскочил следом за мной и начал сыпать на пол какие-то порошки, меняющие цвет или дымящиеся. Что-то обнаружив, он продвинулся к комнате, которая прилегала к святилищу. Затем он ринулся назад, охваченный возбуждением. Я слышал его шаги в туннеле.

– Убийца пришел и ушел через дом. Наверное, через шахту, которая не обозначена на плане!

– Я так и думал…

– А сам Фонквэ пришел со стороны пещер.

– Да, ему было удобней воспользоваться люком, который был в его лачуге.

Я сел в угол на камень и стал думать. Внутренний сыщик взялся за дело. Бедняге не часто приходилось так надрываться.

Вот к чему он пришел.

Фонквэ исчезает. В последний раз его видят около восьми часов вечера понедельника. Эльф ни с кем не разговаривает и ведет себя самым обычным образом, не вызывая ни у кого никаких подозрений. Возвращаясь к себе в лачугу, Фонквэ ложится спать или занимается какими-то своими делами. Какими – неизвестно. Однако за полночь он идет в подземелье, используя хорошо ему известные ходы. Свидание Фонквэ с убийцей раньше полуночи произойти не могло – нож был похищен из кухни как раз в двенадцать часов. Убийца тоже знаком с подземельями, поэтому он без труда находится дорогу из дома в эту бывшую кладовую. Здесь что-то происходит. Эльф мертв. Убийца забирает с собой нож. Убийца снова в доме. Для всех остальных эльф исчезает. А на следующий день убивают Карла Сэдлфорта. Два убийства объединяются двумя обстоятельствами. Первое – это нож. По всей видимости, один и тот же. Второе – гангрена, вызванная какими-то внешними причинами…

– Тут я полностью согласен, – сказал Скаттерхолл. – Наверняка Фонквэ пришел сюда уже с этим пятном на груди.

Тут я подошел к трупу и начал стаскивать с него сапог. Догадка мне совсем не нравилась. Чародей, досадуя, что не догадался сам, принялся помогать.

– Во имя Фрейи! – воскликнул чародей. – И он тоже…

Тот же самый знак, на том же самом месте.

Чародей схватился за голову.

– Но почему? Откуда он у него?

– Знак старый, возможно, был поставлен в детском возрасте, – сказал я, рассматривая ногу эльфа.

– Значит, Фонквэ появился здесь не случайно?.. – Чародей сотворил несколько заклятий, посыпал порошком, заставив загнутый крест источать слабое мерцание. – Смотрите, тайвор источает силу. Кто-то поддерживал в нем первоначальный заряд.

– Я ничему не удивлюсь. Теперь давайте пройдем к пещерам, заодно выясним, везде ли туннель остался целым.

Скаттерхолл был в восторге от экскурсии, которую я ему устроил. Он напоминал ребенка, впервые попавшего в музей естественной истории. Чародея интересовало все, за что зацеплялся его горящий возбуждением взгляд, каждая мелочь. Трижды мне пришлось буквально оттаскивать Гая от наиболее интересных, на его взгляд, сталактитов и трещин в стенах пещеры. Трудности пути через извилистый туннель, прорубленный в толще породы, Скаттерхолла ничуть не утомили. На время он даже позабыл об убийстве. Мы вышли в пещеру номер один из другого хода, не того, что вел непосредственно из Ветряной Мили. Вероятно, два этих туннеля имели сообщение.

Скаттерхолл использовал весь свой магический арсенал для того, чтобы изучить интересующие его пещеры. Блокнот чародея покрылся густой сетью каких-то таинственных записей. Через пятьдесят минут мы все-таки добрались до места, где хранился жертвенник Ройун-Бойгела. При виде камня и костей убитых эльфов, разбросанных вокруг него, Гай чуть до потолка не подскочил. Совсем как я в молодости…

– Был бой, – сказал Скаттерхолл, колдуя. – До сих пор ауры достаточно сильны… Жрецы не хотели умирать и пытались использовать какие-то приемы для того, чтобы защититься от врага… Но странно – убийцы не оставили ничего – ни малейшего куска металла, ни обломка стрелы, ни сломанного ножа, хотя кости и черепа носят однозначные следы от воздействия оружия. Бережливые были, наверное…

Еще какое-то время Скаттерхолл потратил на сам жертвенник. Его заключение было таким: обтесанный кусок гранита содержит мощный энергетический заряд, гораздо более сильный, чем то место, где он когда-то лежал. Чтобы дать более детальное описание его магической начинки, нужно всестороннее изучение феномена, которое нельзя провести с такими скудными подручными средствами.

– Необходим специалист высоко класса. Лучше всего, чтобы это был маг земли, если проводником в иной мир является камень… Словом, моих знаний здесь недостаточно. Я только скромный судебный волшебник, – заключил Скаттерхолл.

– У вас все впереди, дражайший, – сказал я.

Я думал о Фонквэ всю дорогу обратно. Мы воспользовались туннелем, который вел в студию Карла. Итак, Лингуд нанял эльфа, когда ездил в Листэнфер. Что Фонквэ там делал? Работники считают, что он прибыл откуда-то с запада, но это не обязательно правильная версия. Фонквэ мог нарочно навести любопытных на ложный след. Итак, если эльф жил в Листэнфере, а потом решил соврать своим работодателям и коллегам, значит, у него были какие-то свои цели. Предположим, Фонквэ – потомок жрецов, которые пять веков назад были истреблены захватчиками. Кто сказал, что жрецов убили всех до единого? Должен был остаться кто-то, кто передал бы традицию потомкам.

Версия не так уж и плоха. Если тайвор означает принадлежность к тем, кто имеет связь с богом ночи, то все хорошо объясняется. Эльф узнает, что некто нанимает истопника в поместье Ветряная Миля, и решает использовать свой шанс. И вот, благодаря своей скрытности и непритязательным требованиям, Фонквэ попадает сюда. Сам характер работы позволяет ему быть в доме довольно часто, что было бы невозможно, окажись он в числе конюхов. Если у Фонквэ был именно такой план, то своего он добился…

Но что дальше?

Я попробовал поставить себя на место эльфа. Я – потомок жрецов Ройун-Бойгела. В моей семье сохраняются старые традиции, мы помним о том, что случилось пять веков назад. Так? Так! Вероятно, кто-то из моих родителей был свидетелем тех давних событий, и он дает мне наказ…

Сделать что?

Три года Фонквэ присматривался, изучал хозяев дома, строил какие-то планы… Потом его убивают. Он общался с Карлом Сэдлфортом – какие у них могут быть точки соприкосновения? Магия, конечно! Не Фонквэ ли был заочным гидом графа, когда тот объезжал графство в поисках чего-нибудь необычного? Не Фонквэ ли сподвиг Карла на что-то, чему так резко воспротивилась Элания?..

Я и Скаттерхолл вылезли из подземелья в студии моего друга. Чародей тут же бросился осматривать художественные залежи, оставшиеся после смерти Карла. Я не мог воспрепятствовать буйной натуре чародея. Чтобы немного отвлечься от вопросов без ответов и предоставив отдаленной части моего мозга, где сидел внутренний сыщик, поработать за меня, я начал помогать Скаттерхоллу разгребать гору картин.

Многие их них оказались незаконченными. Было много пейзажей, видов дома и пустоши вокруг нее. Попадались грозные и мрачные изображения Залива Облаков. Карл ни разу не рисовал море спокойным – всегда это были шторма, тучи, прореженные темно-желтыми солнечными лучами, словно сквозь прорехи в облачном покрове метал огонь дракон. Такое чувство, что мой друг брался за кисть исключительно в минуты, когда в его душе царствовала скорбь.

Попалось нам не меньше дюжины портретов. Наверное, писал их Карл не с натуры. При таком отношении к нему домашних, он не рискнул бы предложить им позировать. Исключение составляла Эрна. Мы нашли эскизы к ее портрету. Сама работа хранилась у девушки, до сих пор мне не довелось увидеть, что же получилось. Скаттерхолл восторгался. Оказалось, он большой любитель живописи. Его оценки были, вероятно, несколько завышены, но в одном я мог с ним согласиться. Карл стал настоящим художником. Его талант не получил широкой известности благодаря, как я сейчас думаю, излишней скромности моего друга, а жаль. Карл по праву мог бы занять место в плеяде лучших.

Мы рассматривали портреты, и это занятие увлекло нас на неопределенное время. Свою мать Карл изобразил мрачной статной женщиной, изможденной и каждую минуту ожидающей какой-нибудь каверзы от судьбы. Какую же тайну она скрывает? В чем здесь дело? Почему Карл видел ее так, в окружении тьмы, посреди которой она замерла в полный рост, словно богиня, рожденная потусторонними силами? Показывал ли Карл этот портрет хоть кому-нибудь? Сомневаюсь.

Динг напоминал карикатуру на человека. Словно какой-то кривляющийся демон, на секунду замерший в высокомерной позе. Кажется, через мгновенье он продолжит фиглярствовать и корчить рожи. Такое живое ощущение скрытой энергии, направленной в бездумную растрату, поразило меня. Динг был живым. Человек, которого исказило и изуродовало страдание, боль от потери матери, чья смерть была нелепой и таинственной…

Был также Рудхор. На портрете он походил на старого, покрытого мхом спящего тролля, который просидел на одном месте не одно столетие, не в силах шевельнуться под грузом старых заклятий. Глаза графа смотрели исподлобья, и в них не было ничего, кроме желания раствориться, уйти, забыть обо всем…

Портрета Стеллы мы не нашли – вероятно, Карл не успел написать его, а вот портрет Кемдора был. Наиболее светлый и мажорный из всех. Кемдор улыбался. Карла изобразил своего дядю сидящим вполоборота, на старинный манер. Так писались портреты лет двести назад. Неужели географ не видел этого творения? Или если видел, то почему не взял портрет себе? Впрочем, вопрос риторический. Карл мог не разрешить ему этого.

В целом, было заметно, что отношение моего друга к своей семье не отличалось благодушием. Понятна его замкнутость, погруженность в себя, даже эгоизм. Кто знает, что случилось бы, не будь Эрны в Ветряной Миле? Похоже, она оказалась единственным человеком, который удерживал Карла в доме предков… Вероятно, ради своей сестры он и пытался что-то изменить…

– Здесь нет Киры Сэдлфорт, – заметил чародей, закуривая. – Случайно ли?

– Кто знает… – У меня не имелось на этот счет никаких соображений.

Тут мы услышали чей-то крик. Скорее всего, в коридоре за дверями в студию.

– Так, начинаются неприятности… – Я давно ждал чего-нибудь этакого. Слишком тихо и спокойно было в доме…

Мы с чародеем ринулись к выходу.

Глава 21

Мы почувствовали запах дыма только когда достигли холла. Где-то наверху кричали люди. Крики еще не были паническими, но испуганными точно. В основном, старались женщины.

Мимо нас широкими шагами проскакал Тибальд. В каждой руке у него было по большому деревянному ведру, обитому полосками железа. Вода переливалась через край. Мы спросили, что происходит.

– На втором этаже пожар!

Огр помчался наверх, перешагивая сразу через пять ступеней. Со стороны кухни появилась Свю.

– С дороги! – рыкнула великанша, не уступавшая в прыти своего собрату. Кухарка пронеслась словно вихрь, держа перед собой чан с водой.

Мы решили не медлить и помчались на второй этаж со всей возможной скоростью. Там был настоящий бедлам. Служанки лопотали что-то на разные голоса, пытаясь объяснить Кемдору, каким образом им удалось обнаружить пожар. Топаз рассматривала себя в зеркальце. Брови у нее были опалены, так же, как волосы надо лбом. Девушка посмотрела на нас с чародеем. Я увидел ужас в ее глазах.

Свю заскочила в кабинет Карла уже после того, как выскочил оттуда Тибальд. Дыма было все больше. Уна закашлялась. Венти и Сола ринулись прочь. Кемдор взмахнул руками и схватился за свою голову, будто боялся, что она отвалится.

Проклятье! Кто-то поджог кабинет Карла!

И я уже знал почему! И знал, что был полным дураком, откладывая свидание с чародейскими книгами…

Появились Эрна, Элания и Стелла. Женщины взирали на пожар так, словно все это не происходило в действительности, а было за границей сна. Не с ними и не здесь.

Все кричали, не в силах сообразить, что делать. Огр пролетел мимо нас за новой порцией воды. Ощущение было словно рядом прогремел горный обвал. Свю заголосила, что спасти ничего не удастся. Огонь они заливают, но он распространяется.

– Бэзил, сделайте что-нибудь!

Я обернулся. Это кричала Эрна.

Я оттолкнул Кемдора, стоящего ближе всех к распахнутым створкам. За мной последовал Скаттерхолл.

Дым стеной надвинулся на нас из кабинета. Огонь трещал, пожирая книжные полки, шторы и письменный стол Карла.

– Дверь была закрыта, Топаз увидела, как из-под нее сочится дымок, а когда открыла, огонь ударил ей в лицо… – сказала Эрна, приближаясь к нам.

– Ужас! – вскричал позади нас Кемдор. Стелла зарыдала. Я обернулся на Эланию Сэдлфорт.

Графиня напомнила мне портрет. Мрачная скорбная дама в черном, одна, в сумеречной зоне, этом безнадежном островке посреди моря тьмы. Ее глаза были стеклянными, а на губах появилась жестокая, почти торжествующая улыбка.

– Эрна, отойдите, – сказал я, видя, что чародей намеревается что-то предпринять.

Девушка послушалась.

Скаттерхолл сделал несколько жестов руками, и мы услышали громкий треск. Фрамуги чуть не вылетели наружу, распахнувшись. Зазвенели стекла. Но дым не стал уходить в открывшийся проем целиком. Часть его наоборот, начала наступать в нашу сторону.

– Ах, если бы шел дождь! – воскликнул Скаттерхолл. Его нельзя было испугать пожаром. Чародей ринулся внутрь, творя на ходу заклинания. Я двинулся следом за ним, дыша в рукав. Дым ел глаза, бумага сгорала быстро. Книжные полки превратились в пылающую башню. Уже занялись стена и потолок.

Пока Скаттерхолл творил свое колдовство, пытаясь справиться с огнем, я побежал в спальню, чтобы открыть окна там.

Я не видел, что делается вокруг меня. Приходилось добираться до окна на ощупь. Ноги у меня стали подкашиваться, в голове все завертелось. Дым добрался до меня. Я свалился на четвереньки и пополз так, чтобы иметь возможность дышать свободней. Окно пришлось выбивать – для этой цели я использовал стул. Справиться с деревянными рамами, давно не открывавшимися, не удалось, зато стекла я превратил в дождь осколков.

Струя дыма устремилась в образовавшееся отверстие. Я отступил от окна, намереваясь дать деру, пока не потерял сознание, как вдруг пространство вокруг меня поплыло. Трудно описать, что именно произошло. Я упал и долго катился по какой-то гладкой поверхности – хотя, скорее всего, мне это почудилось. Следующим актом странного представление была серая мгла, которая окутала меня и мешала как следует разглядеть предметы. В ней искажались звуки и цвета, реальность размягчалась и текла, словно сургуч, который держат над свечкой. Меня обуял ужас. Я не мог встать и не чувствовал тела. Я был одновременно везде и нигде. На какое-то время – кажется, на миллион лет – даже запах дыма ушел…

А потом я увидел существо. Оно походило на тень от человека, но на этот раз казалось более выпуклым, материальным, что ли. У меня перехватило дыхание. На миг моя душа вылетела из тела, ослепнув и оглохнув, но потом эти чувства вернулись. Я сжался, стремясь быть как можно меньше. Я думал, что так смогу избежать опасности…

Существо с бледным карикатурным лицом, отпечатанным на темно-сером изменяющемся, клубящемся фоне смотрело на меня. О, эти черты были знакомы! Вне всякого сомнения…

Существо улыбнулось. Улыбка эта была сродни оскалу смерти, она не предвещала мне ничего, кроме мук и ужаса… Я попробовал отвернуться, отстраниться, убежать, понимая, что меня ждет весьма незавидная судьба, однако в этом мире я был не в состоянии распоряжаться своим телом.

Призрак поднял левую руку, руку скелета с тонкими длинными пальцами, и из нее начала распространяться во все стороны черная пена. Так мне показалось вначале. Потом же я различил, что испускаемое страшной рукой веерообразное сияние состоит из черных точек или микроскопических пузырьков. Зернистая чернота клубилась вокруг пальцев существа. Призрак смеялся, забавляясь своим спектаклем. Чувство юмора у него было отменным – в кавычках…

Я попробовал заслониться от него своей рукой, но не почувствовал ее. Потом что-то принялось сдавливать мою шею, словно туда положили тяжелый камень. Вскоре я понял, в чем причина. Амулет. Сердце Пеликана, самый сильный артефакт из тех, что у меня были. Его сопротивление возрастало по мере того, как приближалось это чудовище. Именно Сердце до сих сохраняло мне жизнь… Я продолжал бороться, хотя толком не понимал, что происходит. Оставалось ждать, во что выльются мои потуги противостоять демоническому созданию. Еще ни разу мне не приходилось вступать в такое вот противостояние.

Не знаю, сколько времени пролетело в реальном мире, но лично мне казалось, что я застрял здесь, внутри ничто, по крайней мере, на вечность…

– Уходи…

Губы не слушались. Так бывает на сильном морозе.

Существо преодолевало невидимые чары, создаваемые амулетом. Еще немного – и Сердце Пеликана превратится в бесполезную безделушку. Я не мог убежать, меня словно приковали к одному месту. Оставалось рассчитывать только на свою волю.

Кто-то издали окликал меня по имени. Голос не был мне знаком – возможно, из-за искажений, которым подвергались звуки в этой прослойке реальности.

– Уходи, – попытался я сказать снова.

Потом на меня навалился невыносимый холод – я уже не в силах был пошевелиться. Призрак, ухмыляясь, наклонялся надо мной. Его палец вытянулся, с кончика черного ногтя слетали те самые черные зернышки.

Я понимал, что если они коснутся меня, то мне не поздоровится.

– Ройун-Бойгел?

Существо покачало головой. Нет.

Нет!

Я не хотел верить тому, что пришло мне в голову в следующее мгновенье…

Незавидна судьба тех, кто поражен черной гангреной…

Я закрыл глаза, отворачиваясь.

Ничего. Рука привидения так и не прикоснулась ко мне.

В течение бесконечно долгой паузы я ждал продолжения…

Ничего.

Наконец, внутренний сыщик нашел в себе мужество посмотреть, что происходит.

Позади призрака, надвигающегося на меня, стояла высокая фигура. Ее окружала аура силы. Безмерной. Острой и яростной. Той, что выше понимания смертного.

Призрак завыл и завизжал, метнулся в сторону от нового существа. Чудовище ударилось в бегство, но напоследок попыталось сделать еще кое-что. В мозг мне проникла невидимая рука. Точнее сказать, какое-то ее подобие.

Я скорчился на полу и кричал.

Сгусток силы ударил призрака волной тусклого света. Рука чудовища схватила нечто внутри моей головы и потянуло на себя, стремясь напоследок забрать с собой… мое знание, мое воспоминание о происходящем… кусок памяти, который бы помог установить истину… Нет, сказал внутренний сыщик. Мой невидимый коллега не стал мириться с таким безобразием. Я сделал над собой последнее усилие, стремясь выбросить невидимую руку из своего сознания. И Ройун-Бойгел – то, что это был он, сомневаться не приходилось – помог мне сделать последний рывок.

– Бэзил!

Кто-то звал меня, возвращая в реальный мир. Я начал чувствовать свое тело, но по-прежнему находился далеко. Мои глаза видели не комнату, а иной мир, где передо мной стояло нечто, носящее имя «Ройун-Бойгел». Я не различал его лица, очертаний его тела. Все эти детали скользили по краю реальности, и мой разум не мог за ними угнаться. Образ Ройун-Бойгела говорил мне о другой геометрии пространства, о том, как время течет в иной плоскости бытия, о путешественниках, избирающих обходные пути, о неведомом для смертного знании… одним словом, о том, чего я не в силах был осознать… Да я и не пытался. Я чересчур ослаб. Моя жизнь находилась на самом краю.

Бог ночи не дал ей упасть в ничто. Его толчок вернул меня в тело. Я дернулся, меня схватили чьи-то руки.

– Бэзил! Слышите? Бэзил?

Голос Эрны. Взволнованный. Ее пальцы лежали у меня на щеке.

Я попробовал улыбнуться. Я слишком слаб. Даже поднять веки было выше моих сил. Такое чувство, что мне пришлось голодать не меньше двадцати дней.

Слабость, всепоглощающая слабость, которой невозможно противостоять. Моя попытка что-то сказать была равносильна рывку штанги.

Последние образы иного мира выветрились из моего сознания. Я подумал, что, наверное, так чувствуют себя новорожденные.