Преодоление идеализма. Основы расовой педагогики Крик Эрнст

Если Гете в последние годы занимал чисто созерцательную позицию как не политический и не трагический человек, то как пантеист он оставался в русле самообожествления, хотя Мефистофель у него иронизирует над Фаустом как над «сверхчеловеком». Но, с другой стороны, Гете верил в Судьбу. Поэтому он сказал: «Не должен человек равняться с богами», поэтому его тянуло к ранним грекам, к Прометею, к орфическим гимнам. Здесь уже не было никакой имманентности, никакого пантеизма, никакого «Бога внутри нас», никакого благочестия в современном смысле слова и никакой религии природы, т. е. религии полей, лесов и лугов…

…У Лютера человек веры «благочестив» в германском смысле этого слова: он чувствует себя избранным, призванным быть первым, быть вождем, прокладывать путь, поэтому, например, рыцаря Георга Фрундсберга могли в те времена называть «благочестивым ландскнехтом»…

Пиетизм принес с собой размягчение чувств, новое «благочестие» вытеснило германское благочестие и веру в Судьбу. Это уже не подчинение божьей воле, Судьбе, не мужественное принятие трагического решения, а самообожествление под маской смирения.

Бог над нами

По Лютеру, Бог обитает не только на небе, но и в аду, так что он может обитать и в нас. Но речь идет в конечном счете не о месте обитания, а о воздействии, о том, либо мы сами боги, либо мы сопричастны божественной сути, либо мы сами можем стать божественными сверхчеловеками, если будем, как Ницше, ходить на цыпочках перед каждым образом прошлого и спрашивать: «Свет мой, зеркальце, скажи: Я ль на свете всех умнее?», пока не будет перейдена грань, и человек сам объявит себя новым Христом. Это, между прочим, только последнее следствие, секуляризация иллюминатско-каббалистической практики, полагающей, что человека можно поднять на разные уровни сверхчеловечности, призывая себе на помощь богов и духов. Античные и христианские методы превращения смертного человека в бессмертного относятся к этой же категории, как и индийское учение о переселении душ. Индусы в своей практике самообожествления продвинулись настолько далеко, что более тысячи лет назад утратили политическую свободу.

Человек веры ощущает действующую в нем силу, которой он не является и не может стать, силу, которая дает ему толчок, приказ и которой он подчиняется, как камень бросившей его руке. «Надо» мной все, что не я, что сильней меня. Не имеет значения, признает ли «это» существующим какая-либо теория или нет, есть ли доказательства его существования или нет… Человек не знает о стоящей над ним силе, именуемой Богом, ничего, кроме того, что переходит от нее к нему, в той мере, в какой она раскрывает ему себя, движет им, определяет его призвание. Но он не знает, где она обитает, каковы ее свойства. По своему внутреннему чувству долга он судит о том, чего она хочет от него. Становясь ее избранником, он не становится ни богом, ни сверхчеловеком. Но он может руководить другими людьми, делать историю, сокрушать государства, строить империи и быть непобедимым… Однако удача может покинуть его, если его отвергнет движущая им сила. А это происходит каждый раз, когда человек перестает знать меру.

Если человека не может сделать божественным его призвание, то как могут быть божественными природа, разум, человечество, материя или что-то еще? Познайте самих себя, человекобоги! Посмотрите на себя в зеркало! Только ослепление делает вас челове-кобогами, сверхчеловеками.

В «Бога над нами» верили Бисмарк и Лютер, потому что оба они подчинялись своей судьбе и своему призванию Это были люди реальности, а не науки, сплетающие паутину из понятий, люди истинного знания, а не ослепленные ослепители, вроде Гегеля со товарищи, полубогов идеологии на кафедрах или в масонских ложах; исторические деятели, а не практики мистического погружения, не каббалисты, авгуры, астрологи и тому подобный сброд.

Вы все боги

Германцы до сих пор верят в Судьбу, как верили в прошлом. Германские боги были силами судьбы, посланцами одной вечной, всеобъемлющей, раскрывающей себя в тысячах образов силы Судьбы. У германцев была низшая практическая магия, но никаких следов теургии с целью сомообожествления. Они не нуждались в спасении, даже будучи христианами, поскольку не воспринимали свою жизнь, даже если она была трудной, как тяжкий груз. Их мировоззрение было жизнеутверждающим, они принимали свою судьбу и умели уйти, когда настанет их час. «Да будет воля твоя».

Такую веру мы находим во многих христианствах. Германцы восприняли христианскую веру именно с этой стороны и придали

ей новую форму. Эта арийская сторона сделала возможным возрождение после всеобщего умирания, которое в конце античной истории захватило и христианство. У античных христианств кроме арийской стороны была и восточная, еврейская, каббалистическая сторона. В Псалмах говорится: «Вы все боги», а Книга Бытия учит, что есть Древо жизни, плоды которого дают вечную, т. е. божественную жизнь. Отсюда вера в возможное самообожествление т. н. Нового Завета и многие из первоначальных течений христианства. За всем гносисом Иоанна и Павла, за всеми мистериями стоит безумие человеческого обожествления. Превращение Бога в человека – лишь зеркальный образ или мифическая подготовка превращения человека в бога.

Самообожествление эллинистических и римских властителей было роковым даром Востока Западу, влияние которого прослеживается до Наполеона, прежде всего, во французском и английском абсолютизме. Ни один германский император или король не обожествлялся, как Тюдоры, включая Елизавету, и Стюарты, как Людовик XIV. Но настоящие изобретатели и виртуозы самообожествления – церковные иерархи и иезуиты, папы и священники. Философы всегда охотно подражали сверхчеловекам этого сорта. Когда Гегель увидел в Наполеоне «Мировую душу на коне», он явно имел в виду себя как «Мировую душу на кафедре».

В гностическом, манихейском, неопифагорейском, неоплатоническом, христианском и еврейском массовом самообожествлении, во всеобщей оргии сверхчеловечества, во всеобщей неврастении, истерии и шизофрении, как результатах расового смешения, погибли Римская империя и античный мир. Христианство тоже было в агонии. Какую картину человеческой слабости и несовершенства являют собой богочеловеки той эпохи! От всей позднеантичной литературы, как христианской так и иной, веет одним и тем же духом, как и от саркофагов, выставленных в Римских термах, духом, который должен действовать на здорового человека как рвотный порошок. Явно, козел стал тогда идеалом человеческого самообожествления.

Попеременный перевес арийских и восточных элементов в христианстве в точности соответствует соотношению между верой в Судьбу и самообожествлением. Новую победу Востока над позднеантичным христианством, с которой началось отравление средневекового германского христианства «мистикой» принес Калиостро той эпохи, вошедший в историю под воровской кличкой «Дионисий Ареопагит». Это был уже сформировавшийся каббалист, пророк самообожествления. Его «Земная и небесная иерархия» представляет собой лестницу человеческого самообожествления, продолжением которой является «эволюционная теория» Дарвина и Геккеля. У Дионисия путь идет от человека через небесную иерархию к Богу, у Дарвина – от комков материи через животный мир к человеку. Таковы же все «Теории прогресса» Гердера, Канта, Лессинга и других – секуляризация учений Дионисия, гностиков, неоплатоников и мистиков. Женщина-апостол «Нового христианства» основанного Сен-Симоном, мадам Вуалькен, признавалась: «Благодаря новой догме я обрела разум существа, прогрессирующего в Боге, оставаясь во времени… Вы в Боге! Вы происходите от Бога!» В лице еврейского банкира Олинда Родригеса, который объявил себя «Главой сенсимонистской религии», религия, основанная Дионисием Ареопагитом, достигла свой законченной формы…

Майстер Экхарт долго боролся, стараясь снова выкарабкаться из мутной воды «мистического союза», в которую он попал, с помощью познания воли, призывающей человека по милости божьей. Лютер преодолел свое временное увлечение мистикой, вернувшись к германской вере в Судьбу.

Самообожествление – смертельная болезнь человека, вера делает его господином, свободным творцом, который никогда не заболеет этой болезнью…

Нет смысла прослеживать дальше путь от французских каббалистов, иллюминатов, ранних романтиков, сенсимонистов, неокатоликов и романтиков к их позднему потомку Ницше с его сверхчеловеком и волей к власти, которая есть воля к самообожествлению. Все это не немецкое. Все романтики, в том числе и немецкие, – больные люди, находившиеся под чужим влиянием. Сен-Симон дал следующую формулу сверхчеловека, ухаживая за мадам де Сталь: «Мадам, вы самая необыкновенная женщина в мире, а я – самый необыкновенный мужчина. Вдвоем мы могли бы родить еще более необыкновенного ребенка». Прототипом образа сверхчеловека в романе Жорж Санд «Спиридион» был Мартинес Паскуалис.

Иллюминатско-каббалистическая эпоха, параллельная эпохе Просвещения, началась с маркиза д\'Аржана. Его «Каббалистические письма» с их земными, воздушными и прочими духами производят впечатление карикатуры на «Земную и небесную иерархию» Дионисия Ареопагита. Потом волна иллюминатства накрыла Францию и Германию. На ней всплыли лжемессии Калиостро и Робеспьер. Эпоха неверия кончилась общим суеверием.

Здоровье и болезнь

Болезнь в историческом аспекте

Не так давно жизнь человека, его здоровье и болезни считались просто явлениями природы, а «медицина» была прикладным естествознанием. А разве это не остается само собой разумеющейся истиной и сегодня?

«Прогресс» поднял нас еще на одну ступень: Природа это большой механизм, жизнь человека – машина, болезнь – неполадки в этой машине. Естествознание обращается с природной машиной как техника – с искусственной; механистическое естествознание наряду с анатомией, физиологией и патологией указывает врачу, как устранить неполадки в живой машине и снова ее отрегулировать…

Но врачи существовали у всех народов задолго до появления естественных наук.

Мало того: казалось бы, ближе всего врачам из этих наук должна быть, по идее, биология, а не физика или химия. Однако позитивисты сделали еще один шаг и поставили мир вверх ногами. В результате в XVIII–XIX веках, главным образом, в Германии появилась особая порода врачей. Они опираются не на биологию, а являются скорее техниками, становясь врачами через хирургию, физику и химию. Символична в этом плане карьера Гельмгольца.

Это не лежит в природе вещей, а имеет политические причины. Пруссия, главное государство в Германии в XIX веке, в период между Венским конгрессом и июльской революцией 1830 г. взяла на себя самую тяжкую историческую вину, подавив молодой немецкий национализм эпохи освободительной войны против Наполеона, в которой участвовали также многие врачи и натурфилософы…

Когда Гегель в 1830 г. достаточно жалким образом сошел со сцены своего Мирового духа, он не достиг своей цели – стать мировым духовным диктатором от имени этого Духа и скрыть за этим политическую реальность. Никакие политические и диалектические фокусы не помогли. Действуя в интересах прусской закулисной политики, министр культов фон Альтенштейн и его советник Шульце с помощью шумной пропаганды и организационных мер (в виде изданий того странного кентавра, который именуется сочинениями Гегеля) вознесли гегельянство как иллюзорную форму мирового господства Пруссии. В 1848 г. произошло ее банкротство.

Через два года после смерти Гегеля тот же Альтенштейн со своим Шульце провели соответствующую работу в области естественных наук, где диктатура гегельянства была бы посмешищем. Тогда в Париже диктатором в этой области был Кювье. В Берлине на такое же место выдвинули молодого уроженца Рейнланда, эклектика, врача и натурфилософа Иоганнеса Мюллера, ученики которого потом почти полностью подчинили немецкую медицину и естествознание позитивизму, пока к 1900 году для всех мыслящих людей не стала явной пустота и бессмысленность этого предприятия, равно как и позитивистская мания величия «Мировых загадок» Геккеля, из которых умственно неполноценная публика сделала религию…

… Болезнь не есть нечто чуждое, враждебное, некогда привнесенное в природу и жизнь, как в истории с грехопадением. Это одно из постоянных свойств и явлений жизни. Хотя ее функция первоначально негативная, после кризиса она снова стимулирует жизнь. Это двигатель жизни, ее испытание, проверка, средство отбора в тех случаях, когда в человеческой жизни сильнее всего проявляются разрыв и дисгармония между природой и историей, между ростом и волей, между причинностью и целью.

Медицинской науки, если посмотреть на нее с исторической точки зрения, не существует. Но она необходима при правильном понимании жизни в ее постоянном напряжении между полюсами естественных инстинктов и исторической судьбы… Это не то, что до сих пор называлось «историей медицины».

Большие, периодически повторяющиеся эпидемии, вызываемые чисто природными причинами, оказывают сильное влияние и на историю народов. Но не обусловлены ли они также исторически? В человеческой жизни никогда нельзя рассматривать независимо друг от друга историческую и природную обусловленность, поэтому не может быть и чисто естественной науки о человеческой жизни и находящейся под ее влиянием среде. К подобным эпидемиям психозам это относится в еще большей степени, чем к эпидемиям: они причинно связаны с историческими судьбами и событиями…

В военные и мирные, хорошие и плохие времена эпидемии можно остановить или победить с помощью политической дисциплины в сферах демографической политики, расового отбора, политической медицины и врачебной деятельности всех видов, ибо болезнь и здоровье в значительной мере зависят от дисциплины и волевой установки, от силы веры, самоутверждения и сопротивления общества и его членов…

…Было ли это чисто природным явлением, когда после страшной эпидемии середины XIV века, «Черной смерти», резко увеличилась плодовитость людей и домашних животных? И что такое «природное явление?» Эпидемии действуют как Судьба, они ставят перед людьми и народами вопрос об их жизненной силе и сопротивляемости, о силе их экзистенциальной воли к самоутверждению и выполнению своей миссии…

Спаситель

…Во времена последнего вторжения Востока в Германию в образе галльского иллюминатства немцы опять заболели чужеродной демонологией, которая отпраздновала свое возрождение в Германии в виде «мистики» Гёрреса Новалис, одновременно основатель новой религии и христианский реставратор, начал с того, что представил свою болезнь как истинное здоровье… Романтизм выдвинул позже целый ряд больных врачей с иллюминатскими методами лечения, которые выдавали свои собственные болезни и болезни вообще за истинное здоровье, заново открывая старые пути спасения и обожествления: человек меняет кожу, чтобы стать сверхчеловеком. А разве Ницше со своими метаниями и болезнями не проповедывал настоящий культ самообожествления? Такому «христианству» Гете в порядке насмешки противопоставлял свое язычество, называя все романтическое больным, а все классическое – здоровым и снова поставил природу на твердую землю в противовес иллюминатско-неокатолической неприроде, именуемой сверхприродой…

Фактором, определявшим представления о человеке в буржуазную эпоху, был разум, отношение которого к природе пережило всевозможные метаморфозы от вознесения над природой через отождествление с ней до осуждения в человеке всего природного, инстинктивного, чувственного. Стремление сделать человека чисто разумным существом было секуляризацией христианско-гностического мифа о спасении с его проклятием плоти: аскеза превратилась в одухотворение, магическая теургия – в напряжение разума, терапия спасения – в рациональный прогресс. В этом приняли участие все идеалисты прогресса от Лессинга и Канта до Гегеля: они хотели создать «царство чистого духа» на земле, секуляризованное Царство Божие христиан…

…Позитивисты сделали из медицины прикладное естествознание, из жизни, здоровья и истории – машину, из болезни – технические неполадки и дефекты конструкции в машине жизни. Позитивистский врач и политик Вирхов выглядит карикатурным школьным учителем рядом с человеком Судьбы Бисмарком. От имени всех позитивистов этого толка действовал Эмиль Дюбуа-Реймон, обладатель диктаторской кафедры Иоганнеса Мюллера, его берлинского учителя, спикер всех врачей и естествоиспытателей своего поколения, предшественник Геккеля. Дюбуа-Реймон хвастался своей чисто галльской кровью. Его более молодой современник Леопольд Ранке отличился уничтожительной атакой на историю, непревзойденной по своей ограниченности и глупости. Мы даем здесь собирательный образ врача-позитивиста, для которого лечение – прикладное естествознание, чисто техническая проблема, в период полного расцвета этого направления. Можно взять для примера любого другого ученика Иоганнеса Мюллера: Вирхова, который позорил Бисмарка, Гельмгольца, который перевирал взгляды Гете на природу, Геккеля, который привел к победе обезьянью религию умственно неполноценной публики.

Заболевание общества

Как народ общество становится живым целым, в котором взаимодействуют природа и история, формой сверхличной жизни, но народ физически и реально существует не рядом со своими членами, а через них. Поэтому здоровье и болезни его членов проявляются непосредственно на теле народа. Между здоровьем и болезнями народа и его членов нет аналогий и параллелей, одни вытекают из других, как следствия, т. е. являются одними и теми же реалиями жизни. Различие заключается лишь в том, что судьбоносный целитель и политический вождь народа сочетаются в одном лице, пример чего – германские вожди и короли, тогда как заболеваниями отдельных лиц занимается особое сословие врачей…

В процессе смены поколений формируется национально-политическое целое, которое наполняется определенным смыслом. В этом суть, содержание и назначение истории, которую творят своими делами избранные судьбоносные целители, вожди. Мощное, сознательное, упорядоченное движение к цели означает, что народ здоров; смятение умов, беспорядок, вырождение, утрата ориентации, упадок дисциплины и нравов – свидетельства заболевания народа, они обуславливают эпидемии и психозы, как, в конечном счете, и заболевания отдельных людей. Причинами могут быть перенапряжение и нарушение установленной меры, а также ее недостижение из-за слабоволия. Народ болен, если больны его члены и там, где страдает один член, страдают все члены и целое.

Правда, понятие взаимодействия или взаимопричинности недостаточно охватывает такие жизненные явления, как здоровье и болезнь, когда речь идет о взаимоотношении целого и его членов, так как целое и его члены это не раздельные позиции или причины, они всегда живут друг в друге и друг через друга. Когда чумой заболевает один человек, это симптом начала эпидемии, но не ее причина. Эта эпидемия, как и война, предъявляет свои требования скорее к политическому руководству народа, чем к сословию врачей, так как политическое руководство при всех эпидемиях должно координировать действия врачей.

Война означает неизбежную болезнь народа, так как она влечет за собой падение нравов, нарушение привычного жизненного ритма, а не только человеческие жертвы. Как кризисы роста в индивидуальной жизни, все исторические кризисы открывают настежь двери для зла и болезней. Августовский психоз 1914 г. уже характеризовался множеством связанных с ним самоубийств. Политический и социальный хаос военного времени породил в конце войны серьезные эпидемии, а послевоенное время, главным символом которого была инфляция, период политического бессилия и социальной смуты, было симптомом заболевания народа, выражавшегося в эпидемиях, психозах, болезнях отдельных лиц, смертях от истощения, самоубийствах, потере людей и сил. Политическое обновление принесло с собой естественное оздоровление народа: усилилась воля к продолжению рода, улучшились нравы и законы, жизнеустройство, состояние экономики, питание… Исцеляющее воздействие политического руководства доходит до естественных основ народной жизни и оздоровляет их…

Болезни не вторглись когда-то внезапно в жизнь, это неотъемлемые проявления жизни. Поэтому неправильно спрашивать о причине конкретной болезни. Болезни всегда латентно присутствуют в жизни как возможности с тем же бесконечным диапазоном вариаций, как и у других проявлений жизни…

Болезни обостряются под влиянием стечения обстоятельств, которые можно разбить на три группы: 1) внутреннее состояние заболевшего человека (ослабление от перенапряжения, кризисы роста и т. п.), 2) ослабляющие влияния общества, 3) факторы естественной и технической среды… На первое место следует поставить внутреннее состояние…

…Каждый человек имеет свое назначение и свою меру. Если он соблюдает меру во всем, он здоров, если нарушает ее – заболевает…

…Вера и политическое действие – полюса истории… Вера это не особая область, именуемая религией и подведомственная церкви, она не раскалывает жизнь на разные, часто враждующие лагеря. Таким расколом общественной жизни вследствие обособления «религии» христианство совершило смертельный грех против жизни народов в интересах священников, которые, ссылаясь на мнимую «сверхприроду», превратились из слуг народов в их повелителей.

С ликвидацией духовенства с его притязаниями на роль посредников и магической практикой, падет не только церковь, но и чужеродная высшая сфера «религии», включая совершенно окаменевшее культурное наследие языческой античности, а так же застывшие, неживые «откровения», догмы и вероучение, пришедшие из далекого чужого мира и грозящие удушением жизни нордических народов. Откровение, в сущности, то же, что и вера, но с обратным знаком направления. Откровение посылается Богом призванному к вере человеку, вера – восприятие божественного призыва… Откровение и вера – силы современной жизни, они указывают путь в будущее, творят историю. Но и они устаревают. И если вместо новой веры появляется выходящая за рамки человеческих возможностей фикция веры, если место живой веры занимает суеверие, то вся историческая действительность становится самообманом людей, а вера – бессмысленной фикцией. Наш жребий тогда – «органическое», животное существование, прикрываемое все новыми фикциями, именуемыми идеологиями.

Мы не знаем ни видимой, ни невидимой церкви, а только народное сообщество, живущее между природой и историей, и наше личное призвание, как и наша национальная миссия – стать образцом для всего мира, законом развития человечества до следующей великой эпохи. Мы выполняем свою мировую задачу в условиях кризиса и германизации христианства, как Лютер в XVI веке. Но наше «мистическое тело», как связующий принцип общества, уже не потусторонний мир, а народ, живущий между природой и историей: ему не нужна никакая мистика.

Национально-политическая патология

Определяющей основой истории народа является его расовый характер: эта величина, остающаяся постоянной несмотря на смену поколений, обеспечивает живую непрерывность на фоне меняющихся судеб, форм и эпох. Но двигатель истории это ниспосланная свыше сила, проявляющаяся в творческой деятельности. Поэтому национально-политическая характерология является для историков необходимой предпосылкой. Но, подобно тому, как с типом и характером отдельного человека связаны тип и характер его болезней, так и национально-политическая характерология будет неполной без национально-политической патологии. Если известны определяющие цели и пределы народа в его истории, то сразу же встает вопрос о типе и степени склонностей к нарушению этих пределов или их недостижению, к утрате самого себя в погоне за ложными целями и чужими образцами, к ослаблению воли и потере ориентации. Негативные стороны характера, которые проявлялись, например, в немецкой истории в форме государственной раздробленности, утраты веры в самих себя, неспособности ставить высокие цели и видеть широкие горизонты, словом, в том, что называют неполитическим характером немцев, относятся к категориям зла в истории и болезней народов.

Есть четко определяемые типы болезней людей вообще, таких как эпилепсия или туберкулез, но сомнительно, можно ли их даже у «дикарей» относить исключительно к числу явлений природы, тем более что дикари с их колдунами и шаманами как раз считают болезнь и исцеление «неестественными». Хотя животные и растения не имеют ничего похожего на «историю», их здоровье и болезни – не просто явления природы, если они включены в сферу целенаправленной человеческой деятельности. Вероятно, периодические заболевания картофеля и репы вызываются скорее их искусственным односторонним развитием, а не появлением железных дорог, как утверждали некогда мужики и попы. Эта гипотеза применима также к профессиональным заболеваниям и вообще ко всем заболеваниям, связанным с войной, техникой, специальностью, социальным порядком или беспорядком из-за одностороннего развития какого-то одного принципа или типа. Здесь типы болезней выступают как исторические явления с соответствующими причинами.

Я не знаю, есть ли вечные и общечеловеческие, четко определяемые типы болезней. Вероятно, этого вообще никто не знает, потому что это невозможно знать. Даже такие болезни, которые определяются как расово и исторически обусловленные, сильно варьируют и выходят за пределы, когда их еще можно идентифицировать по основным признакам. Компонентами процесса каждой болезни, наряду с индивидуальностью, возрастом и полом больного являются его расовый тип и историческая ситуация, включая социальное положение, и общая историческая задача, миссия народа, в которой больной участвует на свой особый манер. Теми же факторами определяются и способы лечения (диагностика, терапия, диета, гигиена), воспитания и любые другие виды воздействия одних людей на других. Панацеи, не учитывающие определяющие компоненты конкретных форм жизни, могут принести только вред.

Но как можно учесть такое разнообразие компонентов заболеваний и их процессов? Все они сводятся к одной доминанте, к экзистенциальной воле к жизни. От ее типа, силы и направления зависят способы лечения. Эту волю не следует путать с мечтаниями слабых людей, с судорожным цеплянием за жизнь тех, кто боится смерти, с желаниями детей схватить луну или с боязнью делового человека упустить из-за болезни выгодную сделку. Сила экзистенциальной воли выражается скорее в спокойствии, хладнокровии и отстраненности от таких вещей, в самоутверждении, а не в погоне за определенной целью. Как говорил Гете, «то, чего хочешь в юности, исполняется в старости». Эта воля выполняет свое назначение и тогда, когда достижение цели уже не приносит больше наслаждения, как в испанской поговорке: «Бог дает орехи тем, кто не может их разгрызть»… В любом случае полнота этой экзистенциальной воли, выражающейся в высоком уровне самоисцеления, самовоспитания и самодисциплины, характеризует политического, героического человека, что в нашем расово-историческом смысле означает здорового и приносящего исцеление человека, судьбоносного Спасителя.

Господство и дисциплина – средства служения героя в противоположность женской или христианкой «любви-служению», которая хочет господствовать путем служения. Таков же закон исцеления и воспитания. Больная, не способная к достижению своей цели воля – предмет политической патологии.

Образцом национально-политической патологии является немецкий романтизм. С концом империи, когда грозило иностранное владычество, началось мощное немецкое пробуждение, которое оказало сильное влияние на представления той эпохи об истории и природе. Не случайно тогда, впервые после бед 30-летней войны, во Фризии снова раздался клич «Германия, пробудись!» В этом выражалась воля к оздоровлению народа и империи. Сегодня настало время открыть то, что пробуждалось и усиливалось в Германии в период между 1800 и 1830 годами: воля быть самими собой, воля к свободе, воля к победе и к созданию Империи. Вместе с новым национально-политическим самосознанием тогда же возникли начатки характерологии немецкого и окружающих народов, для чего имелись самые благоприятные условия, но все это сегодня совершенно неизвестно. Врачи, у которых пробудилось расовое и немецкое национальное самосознание, завершили тогда работу по созданию немецкой биологии и открыли путь национальному искусству врачевания.

Все это из-за реакции в Пруссии было на целое столетие изгажено, извращено, изгнано, закрыто и забыто. Самым тяжелым грехом прусской политики после 1815 года были репрессии вместо руководства, поставившие под угрозу прусскую, немецкую миссию. Из-за этого в Империи Бисмарка полностью отсутствовала культурная политика и возобладал дух позитивизма.

Но кризис Империи открыл также настежь двери для национально-политических болезней. Шизофреники, астеники, эпилептики, люди, страдающие мигренью, объявили свои болезни высшей степенью здоровья, путем к оздоровлению: они становились духовными вождями и особенно охотно и успешно – врачами, психиатрами, психологами бессознательного, демонического, потустороннего. Из-за этих болезней распространились чужеродные эпидемии: иудаизм, каббала, демонизм, иллюминатство, неокатолицизм, теургия, магическая медицина. К концу ставшего совершенно неромантическим XIX века итог подвел еврей Ломброзо, принципиально уравняв гений и безумие. Где-то рядом с ним оказывается Ницше, заболевший манией сверхчеловечности.

Характерный школьный пример – Э.Т.А. Гофман. Предметы игры его фантазии были болезненными и чужеродными, а поскольку он сам был больным, его игра превращалась в серьезное занятие, фантазии – в веру, страх и демоническую реальность… Гофман демонизировал и технику в образе людей Вокансона. В «Духе земли» он иронически использует в качестве заклинаний предложения, взятые наугад из французской грамматики.

Арсенал и лексикон для подобной патологии дает современный манихей В. Лейббранд в двух своих книгах «Романтическая медицина» и «Волшебная палочка Эскулапа-метафизика врачевания» (1939 г.). Что это, только «объективные» воспоминания о прошлом? Нет, в неоманихействе и неокатолицизме автор ищет исходные точки и средства для нового болезнетворного вторжения чужеродного начала в лице иллюминатских «врачей» нового типа. Защититься от этих учений поможет дисциплина на основе германского расового самосознания.

О том, что болезнь это не частное, личное дело, особенно ясно свидетельствуют наследственные заболевания. Наследственность делает отдельных людей и поколения станциями большого, единого потока жизни, формирующего и несущего общество в процессе смены эпох, причем законы личной жизни неотделимы от целого, от взаимосвязей сверхличной жизни. Проблема наследственности вообще, поскольку на нее может повлиять целенаправленная человеческая воля, – политическая проблема. И перед врачом встает здесь вопрос, требующий принятия ответственного политического решения. Либо он будет руководствоваться фикцией, что все болезни, по крайней мере, в принципе, излечимы, либо сочтет, что безнадежно испорченные индивидуальные жизни следует ампутировать ради здоровья целого, как это делает хирург с больными членами тела и судья – с отдельными членами общества…

Имеют ли руководители государства право распоряжаться жизнью и смертью людей? Тот, кто оспаривает это право, должен отрицать все – войну, законы, суды, тюрьмы, принудительное лечение, в частности, в психиатрических лечебницах, т. е. самые основы существования государств. Пацифистский либерализм не обеспечивает безопасность, наоборот, он ведет к анархии и разложению народной жизни как основы личной жизни…

К своему счастью, человек не может вырваться из пределов, установленных для типа, к которому он принадлежит, или оторваться от природы, что грозит ему саморазрушением, даже если перед ним маячат фантомы сверхчеловечества или магической власти над богами и демонами. Но что человек может и должен делать, это противостоять всем вызовам Судьбы. Только это – дело экзистенциальной воли, из которой рождается победа. Только это составляет свободу, героизм, величие и творческую силу человека. Фаталист сидит, сложа руки, с опущенной головой, и ждет удара, человек, верящий в Судьбу, поднимается, как герой, всем чертям назло.

Национально-политическая терапия

Поскольку человек живет в истории, над ним властвует Судьба. Это относится также к здоровью и болезням, которые зависят больше от счастья, веры, политических решений и руководства, чем от рациональных методов и технических средств, которые в конечном счете являются лишь средствами осуществления принятых решений и велений Судьбы. Когда в жизни народов политико-исторические кризисы открывают двери эпидемиям, психозам, заболеваниям отдельных людей и эпидемиям самоубийств, то исцелением может стать оформление нового порядка общественной жизни политическим вождем, имеющим харизму и кайрос (греч. «надлежащая мера»). Врачи являются исполнителями его решений, так же как полководцы, судьи, учителя и т. д.

Вождь и врач имеют один и тот же кайрос. Как учит Парацельс, врач должен помнить, что не он определяет час здоровья или действие своих лекарств: все в руце божьей… Это политическая точка зрения, когда Парацельс называет человека «Упорядоченным существом», в котором счастье, здоровье и болезнь взаимосвязаны. В этом качестве человек является общественным существом, счастье, здоровье и порядок зависят от «искусности» вождей и врачей.

Но харизма и кайрос не существуют без расы: только вместе с ней они определяют историю и миссию. Поэтому болезни и врачебное искусство у греков иные, чем у негров, у германцев иные, чем у евреев. Поэтому самые худшие извращения народного характера были следствием появления у германских народов еврейских врачей и лейбмедиков-каббалистов при немецких королях. Еврейские врачи принесли с собой заболевание народа, которое заметней всего проявилось в искажении высшего сознания: этим путем проникли к нам в позднем Средневековье народные суеверия, колдовство. Каббалистическое наводнение конца XV века было связано с еврейскими врачами. Парацельс в противоположность этому делал упор на своеобразном немецком врачебном искусстве. «У каждой страны свои болезни, свои лекарства и свои врачи. Увлечение иноземным подобно дереву, не дающему плодов. Поэтому мне смешно, когда немцы знают арабский, греческий, халдейский и прочие языки и не знают немецкого, предпочитают иноземные лекарства и не знают немецких, привозят лекарства из-за моря, хотя лучшие растут у них в саду». Поэтому Парацельс стремился убрать все чужеродные наслоения и развить немецкое мировоззрение из врожденного жизненного принципа. Все учение Парацельса пронизано идеей политического вождизма и естественного порядка общественной жизни. Спаситель – неразделимое единство основателя империи, врача, пророка и учителя… Вообще, политическое руководство и установление порядка в народном сообществе в соответствии с его природным типом и его естественными условиями жизни с ориентацией на его историческую миссию это основа народного здоровья, предпосылка выздоровления и лечения: политическая терапия. Расовое сознание Гиппократа заставляло его избегать всего инородного, в его случае – персидского. Врачебное искусство на расовой основе обеспечивает здоровье общества, чужеродное врачебное искусство делает общество больным, чужим самому себе, направляет его на ложный путь, не соответствующий его типу и назначению, хотя в отдельных случаях чужеземный врач может вылечить больного. Ни одна болезнь не может больше рассматриваться в национально-политическом аспекте без связи с обществом, его природным типом и исторической миссией. То же самое относится к воспитанию, праву, искусству, науке, экономике и технике. Разве не было опасным заблуждением вводить в Германии английские методы воспитания? Разве импорт экспрессионистами негритянского искусства не принес столько же вреда, что и еврейский психоанализ? Можем ли мы долго жить с римским правом без самоотчуждения и отказа от своего назначения? А международный капитализм является на самом деле методом англосаксонского империализма, не соответствующим нашему национальному типу и назначению.

Все в обществе, начиная с политического руководства, это жизненные процессы, протекающие между природой и судьбой, которые в определенный момент и при определенных обстоятельствах, например, при перенапряжении, могут перерасти в определяемую характером носителя болезнь, которая требует и соответствующих, особых методов лечения. При этом отмеренная каждому мера определяет его здоровье, его внутреннее право, на что он может решиться, а на что нет, чем и насколько он может наслаждаться, и чем нет. Его ответственность тоже определяется его мерой. Болезнь выражает нарушение меры. Тот, кто призван быть вождем, способен быть и целителем, судьей, воспитателем, даже если он пользуется услугами технически образованных специалистов. Не они определяют действия вождя, а он – их действия.

Когда Парацельс говорит о «возрождении» человека, это не религиозный символ, речь идет о реальной человеческой жизни: Как кто-то может стать молодым, если он стар? Вариант этого вопроса: Как может стать здоровым, тот, кто болен? В жизни отдельного человека, как и в истории народа, возврата не бывает, движение всегда – только вперед.

Поскольку отдельный человек, как член общества, не живет сам по себе, возрождение членов общества возможно только как возрождение народа…

Подлинно историческая эпоха это время обновления жизни народа. Призванная верой и ниспосланная Судьбой сила освобождает от всего чужеродного и устаревшего, от исторических шлаков и мусора, доходит до живых природных основ и приводит их в действие. Из них возникают новые стимулы, новая воля, новая общность, новое рождение, новая цель и здоровье. В этом конечный смысл революции, поворота времен, возрождения. Отдельный человек может довольствоваться тем, что он снова обрел свое счастье, но для целого это значит немного, пока прорыв не захватывает все целое и через врачей, учителей, судей и всех людей творческого труда преобразуется в народную волю и силу или, наоборот, подтачивает политическую волю, как это делали раннее христианство и восточные религии спасения Римской империи, церкви и секты со Средних веков – в Германской империи с одновременным отрывом от природы и истории…

…Наше призвание – не в таком Царстве, какое живописала раннехристианская или средневековая церковь. Наше призвание – не нигилистическое потустороннее спасение от жизни ради призрачного существования, а наполнение нашей национальной жизни максимально возвышенным содержанием, что позволит нам стать образцами для других и творить историю.

Смерть народов

Смерть отдельных форм остается в истории чисто естественным фактом, даже если она, как, например, смерть на войне, является следствием чисто исторических решений. Но, поскольку жизнь человека всегда протекает между природой и историей, между ростом и Судьбой, его вечная жизнь – в равной степени история и природа. Героический и трагический человек продолжают влиять на исторические события, вступая в Валгаллу или обретая «новую природу» со сменой поколений и форм. Земля не может потерять жизнь: сказка физиков о смерти Вселенной в результате энтропии устарела. Но народы могут через несколько поколений утратить волю к жизни: тогда наступает смерть народа.

Никогда смерть народа не бывает естественной, как смерть отдельного человека. Ни один народ не вымирает просто так и не известен ни один случай, чтобы исторический народ исчез в результате природных катастроф, эпидемий и войн… Смерть народа в действительности – политическое и историческое событие, она наступает всякий раз, когда народ утрачивает способность выполнять свою миссию и из-за внутренней слабости и болезни становится игрушкой политических сил. Вместе с политической свободой он теряет свою самобытность и самоопределение, отклоняется под влиянием чужой крови и чужого духа от своего типа и назначения, становится материалом для новых национальных и политических образований. Современные французы уже не древние галлы и никогда не станут ими, несмотря на все усилия, прилагаемые со времени Французской революции. Нынешние греки – не древние греки, хотя они цепляются за старое название. Итальянцы – не римляне, а что такое нынешние англичане и чем они хотят быть, они и сами не знают. Никогда снова не обретут величие афинская, римская или британская империи. Немцы – единственный народ, способный на германское возрождение. Хотя и они включили в себя другие расовые компоненты и восприняли их кровь, а также испытали на протяжении своей истории сильнейшее влияние чужеродного духа (идей и культурного наследия), чужеродная кровь никогда не была у них преобладающей и жизненная основа не была безнадежно испорчена. Немецкий народ снова возрождался, с огромным трудом, но неудержимо, чтобы выполнять свою историческую миссию… И пока народ выполняет эту миссию, пока он сохраняет свой расовый тип и еще не осуществил свое расовое назначение, он не умрет, он может возродиться. Иначе немецкий народ умер бы в самом роковом для Германии XVII веке, после Тридцатилетней войны.

Индивидуальная смерть – неизбежное явление природы, смерть народа зависит от Судьбы, которая в конечном счете управляет природной силой народа и оплодотворяет ее. Смерть народа это, собственно говоря, смертельное заболевание; как и болезнь отдельного человека она взаимосвязана с экзистенциальной волей, волей к самоутверждению. Естественная смерть совершенно не зависит от этой воли. Пока народ имеет эту волю, он не погибнет… Можно сказать, что у греков и римлян тоже есть наследники, хотя они уже не настоящие греки и римляне… Если смерть народа предопределена роком, она неизбежна, но ее предвестником является ослабление национально-политической экзистенциальной воли… Смерть народа бессмысленна, даже если она принимает героические и трагические формы, как конец остготов и других германских кочевых племен. Это смерть по своей вине.

Народ может спасти от смерти появление избранника Судьбы – исцелителя; ниспосланный свыше вождь и врач может возродить народ, перейдя пределы и меру человеческого вопреки естественной смерти. Это признак окончательного ослабления воли, который делает рок неизбежным, если к переживающему бедствие народу не приходит больше вождь и целитель. Такой народ может трагически погибнуть, как остготы. Но он может и в гибели сохранить свое величие и стать символом для будущих поколений, живым уйти в область мифа.

Исторические примеры доказывают, что только древний народ обладает способностью к возрождению для долгой историко-политической жизни, к омоложению после упадка, к подъему после поражения. Все, в том числе и германские народы господ, сколь бы велики ни были их исторические достижения в идее образования государств от Испании до России и от Исландии до Сицилии, гибли по тому же закону, что и покоренные ими народы. Остготы намеревались стать господствующим слоем у гуннов, т. е. победить первоначальных победителей. Когда настал час гибели гуннов, готы могли спастись, но погибли, несмотря на все заверения, которые Теодорих Великий давал господствующему слою Италии. Это всегда лишь вопрос времени: вестготам было отпущено больше времени, вандалам меньше, но слезы последнего короля вандалов так же не могли остановить рок, как и героический меч Тотилы. Франки в Галлии господствовали более тысячи лет, но потом с ними стало то же, что и с римлянами. Римлян в конечном счете постигла та же судьба, что и карфагенян и греков, франкскую знать в Галлии – та же, что и побежденных галлов. Теперь в Англии англо-саксы ждут своей участи, после того как норманская знать давно вымерла. При этом всегда имеет место сплетение вины и Судьбы. Гибель становится расплатой за вину, которая заключается не в том, что было завоевано господство, а в том, что завоеванное господство не было удержано, что народ господ не соблюдал дисциплину, что его упадок и вырождение вследствие загрязнения крови стали безнадежными. Расплатой для французской знати стала к тому же гибель на гильотине.

Немецкий народ, на котором тоже лежит вина, следствием чего была болезнь, возродился и предстал перед миром более могучим и великим, чем когда-либо снова призванным к выполнению своей миссии. Он может сегодня без страха вспоминать о роковом для него 1648 годе, который не стал годом его смерти лишь по той причине, что он остался связан корнями со своей жизненной основой, откуда он получал новые силы, откуда вырастали новые таланты, благодаря чему к нему постоянно приходили все новые политические вожди нации – врачи, пророки и воспитатели.

Способы воздействия Рационализм и магия

Ньютон выдумал пустое пространство и, чтобы вообще можно было понять движение, ввел в него фиктивные силы, действующие на расстоянии, которые безоговорочно подчиняются математическим формулам. Декарт еще не зашел так далеко, как Ньютон, но с его «Рассуждений о методе» началась в 1637 г. эпоха рационализма. Обособившийся формальный разум развалил рациональный метод, провозгласил его суверенным, оторвал от естественной почвы, от природных и исторических условий, сил и целей, превратил в самоцель и подчинил ему все: природу и людей, тело, душу, веру, инстинкты, страсти, Бога и мир. Но метод мышления и наук – только одна сторона, которая дополняется и доводится до конца путем обособления и объявления суверенными всех практических методов действий. Эпоха автономного рационализма это эпоха техники, достижениями которой люди этой эпохи гордятся и сегодня.

Средствами и инструментами рационализма являются чистые, суверенные понятия в форме языкового логоса («бытия», категорий и т. д.) и математического логоса, уравнений, выраженных в числах, кончая дифференциальными уравнениями. Объявляя себя самого суверенным, разум возводит вместе с методом на высший уровень чистые понятия, «бытие», категории, числа, уравнения. В итоге все сводится к формуле: понятие = смысл = мир = дух = Бог. Эта высохшая кость, многократно обглоданная со времен древних греков, именуемая реализмом понятий, перебрасывается из одних рук в другие, как истинная основа мира, как раскрытая тайна мира и природы, жизни и духа, не только в философии, но и в неразрывно связанной с ней науке о природе, именуемой физикой, которая видит свою задачу в том, чтобы сделать природу ненатуральной, разрушить ее и не оставить от нее ничего кроме дифференциальных уравнений. Эта задача была выполнена в период кризиса физики после 1900 года.

Лейбниц протестовал против такого подхода, но сам потом к нему же вернулся. Он, изобретатель дифференциального исчисления, прообраз которого был уже у Николая Кузанского, противопоставил пустому пространству Ньютона наполненное жизнью пространство, чисто материальным и механическим атомам – обладающие восприятием и спонтанностью монады. Он пытался найти в жизни глубочайшую основу мира, природы и сделать ее предметом изучения естественных наук. Напрасно! Кант связал Ньютона с Аристотелем и основой мира у него снова стало тождество бытия и понятия, продолжением чего были абсолютное Я Фихте с его мнимыми действиями и абсолютный дух Гегеля с диалектическим развитием понятий, подменяющим собой мировой и исторический процесс. Кончилось это «онтологией» эпигонов. Гете протестовал против этого во имя живого мировоззрения, но его протест был заглушён победными криками абсолютного понятия.

В конце XIX века и «физика» завершила разрушение природы на свой манер. Мах, который шел тем же путем, что и Пуанкаре, сказал с торжеством о Герце, что этот «физик» не только изгнал из природы силу, но и сжал «физическое содержание» до внешне почти не заметного остатка, приблизившись к картезианскому идеалу растворения природы в математике. С таким же торжеством еврей-неокантианец Кассирер приветствовал теорию своего соплеменника Эйнштейна… Вместе с природой была убита и отправлена в небытие не только сила, но и материя. Одновременно истребительный поход против исторической реальности, начатый Дюбуа-Реймоном, закончил Хайдеггер со своей онтологией. Таков был конец нигилизма: круговорот, именуемый прогрессом, начавшись с Декарта, через Ньютона, Канта, Гегеля и Эйнштейна снова вернулся к Декарту.

Там, где понятие и метод отрываются от своей природной основы и цели и объявляют себя суверенными, они не приносят в жизнь ничего, кроме бедствий, разрушения, разложения, болезней и нигилизма. Благо приносят лишь те действия, которые служат цели, смыслу и миссии, соответствующим природной основе (расе!), во всех областях: в охоте и рыболовстве, в земледелии, животноводстве, колонизации, медицине, воспитании, юриспруденции, экономике, технике, искусстве, военном деле и политике… А суверенный метод только разрушает того, кто им пользуется…

Еще до того, как XIX век начал свою двусмысленную, а потому безуспешную борьбу против суверенного рационализма, за возврат к реальности в природе и истории, он пережил в самом своем начале контрудар, когда в противовес ему вторглась волна магии вместе с романтическим иллюминатством и его многочисленными ублюдками вроде неокатолицизма и неохристианства во всех его формах, от сенсимонизма до теософии и антропософии. Иллюминатство противопоставило суверенной методике рационализма суверенную методику магии (теургии). Пути разные, цель одна: самообожествление, обожествление человечества, сверхчеловек. На этом пути встречаются Сен-Мартен и Ницше, Мартинес Паскуалис, Наполеон и Гегель. Конец в обоих случаях – нигилизм.

Ньютоновские силы, действующие на расстоянии, у иллюминатов заменяет воздействие на расстоянии с помощью заклинаний и колдовства… Материализм и спиритуализм живут рядом друг с другом и постоянно перетекают один в другой, потому что дух это не что иное, как тонкая материя, легче поддающаяся магическому воздействию. Связующим звеном между ними всегда был «эфир». Дух и материя встречаются в понятии «субстанции», причем дух хочет быть «нематериальной», тонкой материей и все же оставаться материей, что представляет собой полную бессмыслицу.

Методы антропософии, теософии и спиритизма это лишь утончение грубой практики колдовства, они столь же механистичны и рационалистичны, как и методы рационализма… Разница в результатах: методика рационализма принесла огромные успехи, а антирационалистическая методика это лишь карикатура на нее и никогда не производит ничего, кроме сиреневого тумана.

Должны ли мы выбирать между рационализмом и магическим иррационализмом? XIX век это долгий, извилистый путь со многими отступлениями, безуспешная борьба за помещение человеческой жизни в промежуток между природой и историей. Мы вышли из природы, история – наше назначение. На это мы должны ориентировать наше мировоззрение, методы нашего мышления и действий… Эпоха суверенной методики во всех областях жизни закончилась.

Мир колдовства

Когда английский премьер-министр или подражающий ему негритянский вождь ложится спать в цилиндре, это неудобно и смешно, но служит выражением определенной линии поведения. Цилиндр в данном случае является символом общественного положения. Символы всех видов, от знамен и корон до рун, это символы веры, средства объединения. Знаки в этом качестве могут заменять жесты, слова, песни, молитвы и т. д. Колдовство же это обман и суеверие.

Суеверие начинается с того, что и в этом случае средство, будь то образ действий или определенная вещь, обособляется и рассматривается как носитель действенной силы, способной выполнять желания, убивать, исцелять, приносить удачу на охоте и т. д. Наделяя себя магической силой, человек становится на путь самообожествления. С этим связана вера в демонов, духов, ангелов, чертей, богов и разные силы, которые человек может подчинить себе с помощью магической практики. При этом часто хорошо уживаются вместе настоящая вера и фетишизм.

Есть множество видов магической практики, но все это лишь утонченные варианты грубого колдовства. Медитации, обряды, аскеза, мистерии, монашеские упражнения, дыхательная гимнастика, наркоз, все методы теософии относятся к той же категории, что и рецепты колдовских книг. Эта практика может способствовать увеличению человеком своих сил в желательном направлении. Однако, как правило, обособление этой методики, продолжением которой являются гипноз, внушение, психоанализ, может заключать в себе опасность отрыва от природы и заболевания даже в тех случаях, когда возможным было целительное воздействие, как только речь заходит об умерщвлении плоти, если эта цель не ставилась с самого начала. Все эти методы, включая иезуитские упражнения, давно уже поставляли множество пациентов психиатрическим клиникам из числа людей, имевших соответствующие задатки и слабости. У северных народов мир колдовства был сферой деятельности одних лишь мошенников или шизофреников вроде Сведенборга.

Колдовство это классический случай нарушения меры, неизбежно ведущего к болезни, распаду и вырождению. Достаточно рассмотреть поближе всех этих духовидцев, врачей-магов, теософов, теургов, основателей религий, пропагандистов иллюминатства и неокатолицизма, ясновидцев, сверхчеловеков и истериков всех видов в период между 1750 и 1850 годами. «Религия» тогда на самом деле стала болезнью. И каждый раз стимулы исходили от евреев с их мессианством. Не случайно евреи, начиная с позднего Средневековья, поставили северным народам так много врачей, особенно лейб-медиков при власть имущих. Их методы лечения, хотя в отдельных случаях они и помогали, имели конечной целью систематическое ослабление этих народов и расчищение почвы для своего мессианского царства.

Трудно представить себе, до какой степени евреям, начиная с еврейского врача-философа Маймонида, удалось повлиять на схоластику, церковь, государства и народы Запада своими ложными представлениями о природе и потустороннем мире и своей каббалистической практикой, к которой относятся также магическая медицина, все теологическое учение о ведьмах, христианская каббала, демонология, методы иллюминатов и упражнения иезуитов. Всю этнографию надо основательно пересмотреть заново, дабы отличить свое от чужеродного. Задача этой науки – национальная гигиена: забота о своем и очищение от всего чужеродного в народных обычаях и верованиях. Речь идет о характерологии народов и рас, а не об «общей теории развития».

Вырождение веры шло у германцев двумя своеобразными путями. Один привел к нигилизму, другой – через обособление средств и методов – к фетишизму. Первый путь хорошо описал Уланд в одной из своих баллад: это нарушение экзистенциальной волей положенных ей пределов, что влечет за собой несчастье и гибель людей, племен и народов. Второй путь означает отдачу своей и чужой жизни во власть злых сил Утгарда. Это каралось смертной казнью. Германское христианство защищало себя от колдовской практики всех видов самыми жестокими средствами, пока проникшая в Средние века на север восточная волна не сделала больным народ, империю и историю. Переносчиками были евреи, священники и монахи. Север надо было убить так же, как уже убили средиземноморские страны.

Древнегерманское благословение по своему первоначальному смыслу и использованию не было колдовством, как и поднятие руки в приветствии. Колдовство начинается с того, что слово, жест или иное средство делается самостоятельным и становится предметом злоупотребления. Колдовство это демоническая физика, химия и медицина, это вторжение в нордический мир враждебных и разрушительных азиатских сил.

Мир колдовства, родина религии – это Азия, антимир европейской воли к действию, к политическому действию, к историческому творчеству.

Наивысшей степени еврейская порча западного христианства достигла в лице Пико делла Мирандола, который похвалялся, что завершил дело Фомы Аквинского, и говорил: «Ни одна наука не убеждает нас в божественности Христа больше, чем магия и каббала». Эти слова получили благословение папы Александра VI, Родериго Борджиа, в его послании от 18 июня 1493 г. В Германии аналогичные взгляды проповедывал гуманист Рейхлин. Это была эпоха «молота ведьм».

История против религии

Географически Европа кажется выступающим на Запад полуостровом Азии. Но, хотя над ней всегда нависает азиатская опасность, Европа имеет свой смысл существования и ведет постоянную борьбу с Азией за самоутверждение и гегемонию. Европейские принципы это вера в Судьбу, природа, расовое сознание, политическая воля, рациональная техника, дисциплина, историческое развитие и героическая борьба, отраженная в эпосах. Все это входит в «историю», в естественно-историческое мировоззрение. Противоположный азиатский принцип – «религия»: мир колдовства и колдовской практики (таинства, аскеза, медитации, мистический союз, гносис, теософия, техника возвышения типа йоги) на службе самообожествления, жажды спасения, бегства из этого мира в потусторонний, богочеловечества и сверхчеловечества, бегства от действительности, одним словом, – нигилизма.

Повсюду, где Азия поглощала нордических людей, ее принцип одерживал победу над этими расами и приводил их к гибели. Об индоарийцах напоминает лишь эпос. У персов, вымирающих под игом ислама, остались лишь поздние воспоминания о самих себе в «Шах-наме» Фирдоуси.

Факел европейского принципа, исторического творчества, греки передали римлянам, а те – германцам. Греко-римская эпоха, длившаяся тысячу лет, закончилась победой Азии. 2000 лет назад носителями европейского исторического принципа стали германцы…

Вот уже 800 лет на созданном германцами «Западе» продолжается борьба за победу крови и идеи между нордическим принципом «природы и истории» и азиатским принципом «религии», представленным евреями, попами и монахами. Под германским руководством создавались империи, государства и церкви Европы, отражались нашествия арабов, монголов и турок, наносились контрудары, совершались крестовые походы, колониальные империи англичан, франков и русских (если не считать эпизода с Наполеоном) переносились в Азию, и в то же время Европа сама переживала внутреннюю ориентализацию в результате деятельности фирмы «Религия» и ее филиалов, таких как мистика, теософия, каббала, схоластика, иллюминатство.

Европа пробудилась для самой себя и своей истории во время осады греками Трои и в «Илиаде» Гомера, воспевшего эту борьбу. Уже тогда расовое самосознание греков проявилось с такой силой, что они наделили «варваров» своими героическими идеалами, своими богами, своей верой в Судьбу и тем самым включили побежденных в свой круг. Героями «Илиады» стали их вера в Судьбу, их дисциплина, их воспитатель и врач Хирон, их мудрые провидцы. Через персидские войны и трагедии Эсхила традиция «Илиады» нашла свое сознательное завершение в Александре Великом, ученике Аристотеля. Этот македонский герой воплощал в себе вершину греческого мира и одновременно его последний кризис.

С «Одиссеи» начинается встречный поток из Азии. В этой поэме появляется азиатская богиня-колдунья Цирцея, родственница ночной богини Гекаты, которая превращает греческих героев в животных, в свиней.

Вскоре после смерти Александра в названном его именем городе на Ниле был воздвигнут большой идол, вывезенный из Синопа и носивший имя Серапис, бог подземного мира, Апис-Осирис и восточный демон звездного неба. Когда 500 лет спустя монахи отрубили голову этому идолу, из него вырвалась целая толпа демонических чудовищ. Демоны довели до окончательной гибели греков и римлян. Ориентализм, именуемый религией, одержал победу над империей, расой и историей. Гомер это героическая история, Аполлоний – магическая религия.

Весь античный период можно охарактеризовать с помощью трех эпосов, причем второй и третий из них – эпосы лишь по названию. Воля живого греческого мира простирается от «Илиады» Гомера до «Аргонавтик» Аполлония Родосского, в которых этот мир умер. Второй период – от «Аргонавтик» до «Дионисиак» странного христианина Нонна… Героинями поздних «эпосов» являются женщины: герои-мужчины вымерли. Правда, между Аполлонием и Нонном на вершине Римской империи еще стоит «Энеида» Вергилия.

В центре «Аргонавтик» не гомеровский герой Ясон, а зловещая азиатская колдунья Медея из Колхиды, племянница богини-колдуньи Цирцеи и служительница ужасной Гекаты. Медея превращает «героя» Ясона, который сеет зубы дракона и пожинает сыновей дракона в бога, богочеловека, а потом, после коварного убийства его брата, – в вампира.

Вот во что превратилось геройство Ахилла под влиянием Азии: место героической борьбы заняла ее видимость, за которой кроется колдовство. Боги Греции стали азиатскими демонами… Греция была погребена под азиатским первобытным илом, именуемы религией. Руководящая роль перешла к римлянам, которых, как и все Средиземноморье, ждала такая же смерть в азиатском демонизме и нигилизме. Да будет это вечным предостережением для германцев: Берегитесь Азии! Религия для вас – смертельная болезнь, независимо от того, исходит она от пап или от англо-азиатского империалиста Дизраэли. Религия для нас. германцев, как и чума, – азиатская болезнь…

Для развития своего типа и выполнения своей миссии арийцам тоже нужны свои методы мышления и действий, которые должны соответствовать природе, быть целесообразно-рациональными и политическими, т. е. рассматривать деятельность и жизнь в аспекте взаимодействия полюсов природы и Судьбы. Опасность вырождения грозит лишь в том случае, если средство, разум, оторвется от своих связей с расой и Судьбой, станет самостоятельным и суверенным, а человек оторвется от своих природных корней и потеряет из вида свое назначение…

…Героические греки «Илиады» пришли под Трою со своей системой воспитания, своими врачами и учителями, прообразом которых был Хирон, со своими вождями. Все в их жизни, все их способы мышления и действий были пронизаны расовым сознанием, направлены на осуществление политической воли, на героическое поведение. Поэтому они стали вождями и носителями того, что мы называем историей. То же самое, с вариациями, повторилось с римлянами и германцами.

Расово-политическое воспитание это система отбора, создание благоприятных условий для всего, что соответствует своему типу и своей цели, и подавление всего, что им чуждо. В любом политическом образовании возникает элита, которая обновляется со сменой поколений. К ней принадлежат все те, кто полностью соответствует образцам, данным в эпосе. Таково воспитательное значение поэзии.

Как в обществе, так и в отдельном человеке могут быть противоречивые черты, которые всю жизнь ведут борьбу друг с другом за то, чтобы стать определяющими как в характере, так и во внешности. Мы знаем арийцев с четвертью еврейской крови, которые в молодости выглядели арийцами, а к старости стали походить на евреев. Проявлению тех или иных черт должна способствовать система воспитания со своим отбором, чтобы развитие шло в направлении исторической и политической миссии расы. Таков закон жизни европейского человека, определяющий все его способы мышления и действий, его здоровье и болезни.

Чтобы народ имел целенаправленную политическую волю, необходимо цельное мировоззрение, создателем которого может быть поэт, мудрец или пророк. Мировоззрение нельзя выбрать произвольно или создать по команде. Оно учит людей смотреть своими глазами на реальность, самих себя и цель и понимать их своим умом, чтобы сохранилась раса, чтобы она не отклонилась от своего назначения и пути.

Назначение немцев это создание Империи… Борьба за Империю всегда была расовой борьбой своего против чужого, происходящего в конечном счете из Азии и организованного церковью. В этой борьбе, которая наполняла историю Европы с начала нашей эры, т. е. со времен Арминия и до наших дней, перевес был то на одной, то на другой стороне. В самом начале этой истории мы видим вторжение Азии в Германию. За римскими солдатами и колонистами шли сирийские и еврейские торговцы, неся с собой азиатских богов и демонов, культы и амулеты: мир колдовства, иллюзионизма, разрушения расы и воли начал свое наступление еще до появления христианства. С этого момента и до наших дней идет борьба между расовым самоопределением и самоутверждением и впервые воплотившейся в Римской империи, потом в римской церкви, а после Дизраэли и в Британской империи азиатчины, мессианского мира колдовства.

Неправильно видеть в истории борьбу религий и империй между собой. Своеобразие европейской истории со времен Троянской войны составляет борьба рас, призванных творить историю и создавать империи, против религии, колдовского иллюзионизма как азиатского изделия и средства борьбы. Сначала греки, а потом римляне были побеждены Азией. В XIII веке казалось, что такая же судьба постигнет и Германскую империю. Процесс во всех случаях был одним и тем же: эллинистические царства с помощью религии были превращены в царские церкви. Вознесенный со времен первых Птолемеев азиатский царский бог Серапис стал победителем греческой расы. Римская империя начиная с Диоклетиана также превращается в имперскую церковь, сначала с помощью азиатского синкретизма, потом с помощью азиатского христианства. После этого античный мир умер окончательно. Христиане тогда восторженно кричали: «Серапис стал Христом!» Они сами не знали, насколько они правы. Греки и римляне умерли в результате победы Азии. В своем прекрасном очерке «Гибель античной религии», который следовало бы назвать «Гибель античности от религии», Альбрехт Дитрих дает словарь религии, т. е. азиатского колдовского иллюзионизма, погубившего греков и римлян. Хотелось бы возразить Дитриху только по одному пункту: он часто видит истинно греческие творения там, где на самом деле уже имели место азиатские влияния, как, например, в орфических учениях о потустороннем мире и бессмертии души. Во всей греческой и римской истории, начиная с «Илиады», не было почти ни одного момента, когда не шла бы политическая и духовная борьба с азиатчиной и каждый раз, когда греки и римляне вроде бы политически побеждали Восток, Азия отвечала тем, что подчиняла победителей своей религии и это было концом их расы и их миссии.

Во времена средневековой Империи казалось, что германцы одержали верх над азиатчиной. Однако с XIII века Империя заболела азиатчиной; с помощью римской церкви азиатчина снова поднялась и затопила Север. Со времени Лютера германский мир ведет борьбу за свою свободу и самоутверждение, хотя в тяжелые времена на него одна за другой накатывались чужеродные волны… Наш лозунг: История против религии! Европа во главе с германцами против азиатчины!

Техника возвышения

Что думает азиатский человек о себе самом, как он довольствуется тем иллюзионизмом, который называет религией, нам, германцам, вообще непонятно. Мы, со своей стороны, считаем идеалы азиатских религий, поскольку привыкли судить по плодам, в соответствии с ценностями и масштабами нашего естественно-исторического мировоззрения, иллюзионистскими и нигилистическими, непонятными для других. Но есть мера реальности, перед которой вольно или невольно должны склониться все. Тот, кто становится господином других, руководствуется масштабом, который выше всех фикций и иллюзий. Что пользы индусам от того, что они считают себя высшими людьми, если они не могут освободиться от рабских оков английского империализма? Даже Ганди не может этого не признать.

Япония работает на своей жизненной основе точно так же, как политический европейский человек. Она не знает бегства от этого мира и давно уже так переработала буддийскую методику спасения, что из нигилистической техники спасения возникло рыцарское самурайство, и, следуя тому же закону, Япония стала ведущей великой державой Дальнего Востока, используя политическую и рационально-техническую методику.

Китай стал великой державой и перестал ей быть согласно одному и тому же закону. Следуя закону Дао (де Гроот переводит это слово как «универсизм»), полурациональному (Конфуций), полумагическому (Чжуан Цзы), в любом случае – традиционалистскому, китайцы долго сопротивлялись ассимиляции, в частности, маньчжурами, пока китайский колосс окончательно не ослабел, став добычей внутренних противоречий и внешних врагов. Назначение Китая оставалось историко-политическим, пока в безвольную эпоху не перешло в «культуру».

Индо-арийцы создали последний памятник самим себе в виде великих эпосов. Позже они исчезли в расовом хаосе Индии, оставив после себя множество застывших каст. Каста брахманов очень рано разработала мистически-теургические методы самообожествления. Воины, некогда носители героических идеалов, совершили акт самоубийства, создав радикальные религии спасения от пресыщения тропической пышностью жизни. Когда принц Будда однажды душной, знойной ночью увидел красоток своего гарема во всем безобразии, он бежал от жизни. Его побудили к этому четыре причины: болезни, старость, смерть и мерзости жизни… Восьмеричный путь буддийского погружения в нирвану, после того как Будда отверг насильственный аскетизм своего конкурента и предшественника Джайны, – один из главных методов возвышения в Индии… Человек хочет любой ценой выйти за пределы реальности, подняться к богам, к высшей власти, к единению с Брахмой, совершенству и святости. К этому стремится вся Индия. Что индусы считают своими достижениями, мы не знаем, а то, что мы видим, это потеря самих себя, своей жизненной силы, Арийского расового начала и политической воли. Со времен Александра Великого – если не считать нескольких эпизодов – Индия не имела политической самостоятельности, исторической миссии, историко-политического сознания: все растворилось и погибло в религии. С тех пор Индия переходила от одного чужеземного властителя к другому, и Ганди в этом ничего не изменит. Китай отличается тем, что в нем над магической религией был надстроен политико-этнический рационализм Конфуция. На этом держалась империя, пока по ее фундаменту не пошли трещины. В Индии политическая воля была истощена религией и ее методами возвышения, известными под общим названием йоги. Индия – страна без истории.

Что означает Индия для нас, германцев? Этот вопрос включает в себя и отношение к погибшим арийцам Персии, у которых политико-героическая противоположность Добра и Зла задолго до гибели выродилась в мир колдовства и спасения. Отвечаю: это арийский соблазн, романтическое любовное томление, опасность болезни, разложения воли и смерти. Существует неразрывная связь между Персией и постоянно возрождавшимися у нас со времен Августина и Средних веков (катары, Данте) манихейством, неоплатонизмом и прочей гностикой.

Все это было давно. Гораздо важней то, что происходило у нас с конца XVIII века. Перевод «Авесты», который сделал Анкетиль Дюперрон, навсегда останется незабываемым достижением. На немецкий язык эта книга была переведена масоном высоких степеней Клейкером, что совпало по времени с переводом работ Сен-Мартена. В «Магиконе» Клейкера азиатские пророчества перемешаны с идеями французского иллюминатства. Как можно судить по Лессингу и Гердеру, перевод Анкетиля открыл все шлюзы перед потоком манихейства и иллюминатства. Азия вторглась в Европу, и все немецкие романтики, которые подпали под ее влияние, стали больными людьми, у них ослабла воля и жизненная сила, тогда как Гете и ему подобные противостояли наступлению Востока тем, что превратили восточные темы в свободную игру своей фантазии, а не в религию и не в методы исцеления, которые делают людей больными. На протяжении всего этого периода увлечения Востоком среди поэтов, философов и врачей целью было самообожествление, вплоть до шопенгауэровской воли к избавлению от воли путем буддийского созерцания собственного пупа и до воли к власти как воли к самообожествлению и сверхчеловека. Шопенгауэровская болезнь с особой силой захватила немецкую молодежь после краха в 1848 г. попытки создания Империи.

Французское иллюминатство второй половины XVIII века, основанное евреем-каббалистом Мартинесом Паскуалисом, было двигателем разложения опустившейся франкской знати и галлизации Франции. Политической кульминацией стали мессианство Робеспьера и азиатские устремления Наполеона, которые привели к падению его эпизодической империи. Наполеон при этом постоянно испытывал тягу к исламу, сильнейшему политическому волевому стимулу Азии, который некогда уже довел до роковой порчи орден Тамплиеров. А Южная Франция была родиной скрытого, периодически возрождающегося манихейства.

Здесь не хватит места, чтобы рассказать во всех подробностях, каким соблазном стала Азия для галльских сенсимонистов, романтиков, позитивистов и еврейских финансовых авантюристов, вплоть до Фердинанда Лессепса и панамского скандала; до какой степени Бальзак, Стендаль, Флобер, Виктор Гюго, Анфантен, Базар, Жерар де Нерваль и Жорж Санд с их больной галльской совестью, убегая от франкского и германского начала, бросились в объятия ориентализма и стали от этого больными. От этого не был свободен даже граф Гобино, который поместил прародину своих возлюбленных германцев в Азию и сочинял стихи на азиатские темы. Все было направлено на азиатское самообожествление: сверхчеловек – это собирательное название религии, враждебной истории, политике и империи, заболевание воли… Ницше был обязан этим французским романтикам не меньше, чем Шопенгауэр…

…Вся индология позже превратилась в пропаганду буддизма на Западе при поддержке с флангов, с одной стороны, теософией, антропософией, маздеизмом и другими сектами, а с другой – еврейским монизмом, Ломброзо и Фрейдом с его психоанализом.

Немцы, даже тогда, когда они ищут собственное утраченное Я, постоянно поддаются соблазну, увлекаются чужим и далеким, творят себе кумиров, и этим их слабым местом пользуются евреи. Романтики и Шопенгауэр подарили нам вместо семитской якобы арийскую азиатчину. Расовое назначение германцев – воля и историческое творчество. Для них буддизм, в том числе и в форме шопенгауэровского избавления от воли путем созерцания, это яд и кастрация самих себя. По Германии около 1900 г. прокатилась еще одна волна буддизма в форме теософии Блаватской, а позже – антропософии Штейнера. Для якобы беспристрастной и объективной науки характерно, что расцвет немецкой индологии той эпохи основывался большей частью на иногда замаскированной, иногда открытой пропаганде вслед за Шопенгауэром индийского безволия. Целью было разложение возродившейся после Бисмарка политической воли немцев к самоутверждению и историческому творчеству, подрыв прусского государства и Империи…

Понятно, что подобной деятельностью руководили евреи. Видным пропагандистом буддизма в вильгельмовской Германии и оптовым продавцом мировой скорби был франкфуртский фабрикант точильных камней д-р Артур Пфунгст…

Франкфурт, родина Гете и Ротшильдов, был около 1900 г. маленькой Швейцарией внутри Империи, центром сопротивления Империи и прусскому государству, их подрыва любыми средствами. Именно отсюда раздувалось мнимое «недовольство» в Южной Германии. Во главе этого государства стояла могущественная газета «Франкфуртер Цайтунг»…

Евреи имели свои рычаги во всех партиях, социал-демократия зависела от них… Борьба еврейских и масонских партий и их органов против другого врага Империи, ультрамонтанства, была лишь видимостью. После краха Империи в 1918 г. оба течения, с общего благословения Великого Востока и папы, слились в «Веймарскую коалицию», чтобы вместе окончательно столкнуть Империю в пропасть.

В вильгельмовскую эпоху возник ряд мировоззренчески-этических союзов, вроде Союза монистов. Это были организации оппозиционной Империи буржуазной интеллигенции, в которых подвизались Ф.В. Фёрстер, Гурлитт, Геккель и др. Их поддерживали масоны. На этом поле вел свою буддийскую пропаганду Пфунгст, тесно связанный с «Франкфуртер Цайтунг», учеными-индологами и еврейскими главарями марксистов вроде Адлера и Бернштейна…

…Среди множества личных связей Пфунгста следует выделить две. Стремясь объединить все организации «свободомыслящих» в один картель под своим руководством, он в 1904 г. на конгрессе свободомыслящих в Риме примазался к Геккелю, кумиру Союза монистов, и ему удалось наладить тесное сотрудничество с Геккелем. В 1906 г. Пфунгст писал Геккелю о своем намерении создать «Союз союзов»… Геккель поддержал эту инициативу. Ее направленность в достаточной мере характеризуется такими именами, как Ферстер, Адлер, Бернштейн, Гурлитт, Хорнэффер и Ломброзо.

Особенно важным был союз между двумя евреями, Пфунгстом и Ломброзо. Пфунгст стал апостолом Ломброзо в Германии. Это лучше всего раскрывает его собственную тенденцию. Книга Ломброзо «Гений и безумие» – одна из самых наглых еврейских пакостей, какие когда-либо компрометировали приличную науку. Фундаментом этой книги служит навозная куча бессвязных утверждений, выдуманных и бессмысленных суждений, которые близко граничат с безумием, но не имеют ничего общего с гением. Эта книга воспевает евреев как цвет европейского духа, а разрушение и разложение открыто провозглашаются в ней как цель…

Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Друг Ломброзо разоблачает намерения и сердцевину точильного буддизма и наждачной мировой скорби Пфунгста. Вся индология, в том числе Рис Дэвиде, Т.Шульце, Макс Мюллер, Ольденберг, Иеллеруп, Лейман, вся поэзия и политика, вся импортированная индийская методика, включая теософскую и антропософскую, это маскировка конечного намерения: достичь еврейского господства путем подрыва самосознания, политической воли и расовой основы немецкого народа. Все это современники сверхчеловека и его родня по духу.

Раса и способы лечения

Основной закон расы гласит: любое воспитание, все виды формирования человека и правовые формы, а также все способы лечения, вообще, любой образ действий должны соответствовать расовому типу и расовым ценностям, иначе они приведут к болезням и вырождению. Если расовое назначение германцев – политическая воля, творящая историю, то все способы действий германцев всегда должны быть направлены на эту цель.

Европа за последние столетия своей истории пережила целый ряд способов действия, в частности, способов лечения, которые, будучи связанными по сути своей с азиатчиной, могли привести лишь к заболеванию арийских народов, если только они не были с самого начала ориентированы на разрушение расы. Классический пример этого – упражнения баска Игнатия Лойолы, которые во многом соответствуют индийской йоге. Сюда же относятся теософия, новая герметика, «животный магнетизм», магическая медицина всех видов и, наконец, психоанализ. Во имя расовой гигиены, против которой они направлены, все эти явления в германском мире необходимо беспощадно искоренить. Этого требует самозащита расы.

Т.н. арианство, своеобразное христианство готских народов, вообще не знало монашества и соответствующих ему ценностей и методов. Германский католицизм включил в себя бенедиктинское монашество таким образом, что оно превратилось в очень позитивное волевое сообщество, а его аскеза – в форму дисциплины. Это монашество на протяжении нескольких веков играло в империи положительную роль носителя культуры. Вторжение ориентализма в конце Средних веков создало другое монашество, необходимое руководителям церкви, с иначе ориентированной дисциплиной послушания и соответствующей системой упражнений, в лице ордена иезуитов, этих папских янычар. Иезуиты стремились создать всемирный коллектив из людей всех народов и рас, абсолютным господином которого был бы вознесенный ими на высшую ступень непогрешимости божественный папа. Сами они намеревались играть при нем роль главного штаба и лейб-гвардии и разработали военно-монашескую систему воспитания и упражнений, которую распространили как дисциплинарное средство на всю церковь. Годный на все дипломат, политик, солдат, вождь и воспитатель на службе абсолютного папы отрывал верующих от родины, природы, расы, лишал их собственной воли: служить антиимперии могли только унифицированные, пригодные для любых целей орудия, лишенные своей природы и личности номера. Хорошо известно, сколько болезней принесла с собой эта система упражнений. Такова и была цель: иезуиты оставляли у себя лишь тех, кого можно было любым образом изменять с помощью этих методов, кто при этом не погибал.

В западное монашество, которое уже в Средние века принесло северным народам такие страшные дары, как вера в ад, чертей и демонов, с помощью которой укреплялась папская власть, баск Лойола, изобретатель извращенных упражнений, внес новую струю ориентализма: эзотерическую теургию и обожествление человека путем полного разрыва с природой. Не случайно его упражнения назывались «духовными». Сам будучи отпрыском ископаемой расы, Лойола ненавидел все живые высшие расы и ориентировался на «свет с Востока», поэтому он был таким большим другом евреев, окружил себя, в основном, евреями, наполнил ими свой орден и часто открыто сожалел, что он сам не еврей, так что у испанцев возникал вполне закономерный вопрос, не создается ли в данном случае синагога под видом христианского ордена? Лютер давно уже констатировал объевреивание церкви. После того, как еврей-иезуит Лайнес сыграл решающую роль при формулировании на Триентском соборе новой системы церковных догм, в объевреивании церкви силами еврейского иезуитского ордена был сделан значительный шаг вперед.

Иезуитские упражнения это католическая форма йоги. Они предполагают наличие манихейско-гностических рамок: мир это поле битвы между Христом и Люцифером, возглавляющими армии добрых и злых демонов. Человек со своей свободой воли стоит между ними, и названные упражнения открывают ему путь к спасению души. Поэтому Лютер так резко выступал против «оправдания делами». Свобода воли в данном случае ведет к отказу от себя и уничтожению собственной воли. «Спасенный» находится в состоянии полного безразличия, для него здоровье и болезнь, богатство и бедность, честь и позор – все едино. Путь к этому ведет через умерщвление своего Я и своей воли путем созерцания, погружения, сосредоточения и развития фантазии, пока человек не становится безвольным трупом – если он не умирает и не попадает в сумасшедший дом – и не обретает возможность говорить с Христом и отождествлять себя с ним. Для этого надо самому пережить все грехи, страдания и унижения, пройти через ад, прожить вместе с Христом весь его жизненный путь вплоть до распятия… Эта система включала в себя точную бухгалтерию, повседневный тщательный подсчет совершенных грехов и прогресса, достигнутого на пути к совершенству. В результате человек становился орудием, трупом, средством в руках тех, кто в его глазах воплощал Христа. Он превращался в раба церковной иерархии.

Все виды иллюминатской техники – вариации этой системы упражнений, будь то теософия, теургия, масонство высоких степеней, магическая медицина или экзорцизм. Сама эта система, в свою очередь, – лишь «одухотворенная», эзотерическая форма грубого колдовства, каббалистического самообожествления. Здесь магическая, соответствующая йоге техника становится суверенной и может использоваться для любых целей. С помощью иезуитов папа опередил евреев и иллюминатов, каббалистов и теософов, романтиков, идеалистов и позитивистов, Робеспьера и Наполеона, Мартинеса и Сен-Мартена, Сен-Симона и Маркса Папа воистину победоносный, единственный настоящий Мессия. Средство его господства – система упражнений. В настоящее время конкуренцию ему в какой-то степени составляет лишь Фрейд, по крайней мере, в англо-саксонских странах…

Иезуитские и родственные им упражнения, все формы исцеления от греха представляют собой смертельный грех перед природой и жизнью, воистину смертельную болезнь, потому что сама жизнь воспринимается как нечто греховное. Иезуиты были праотцами и прообразами сверхчеловека: один должен властвовать на огромном кладбище рас и личностей. Их система предвещает смерть расы, героизма, политической воли, конец истории и наступление царства колдовства, поповщины и церкви – нового ледникового периода…

Варианты иезуитской йоги в плане способов исцеления, вплоть до еврейского психоанализа, в изобилии предлагало иллюминатство начиная с XVIII века. Все их искусство состояло в «исцелении» слабовольных людей, в подрыве их воли и корней и в подчинении их чужой воле. Одновременно и на той же самой почве, что и мошенники из числа масонов и иллюминатов (Сен-Жермен, Калиостро, Казанова, Мартинес, в Германии – Лейхт, Роза, Хунд, Штарк, Гугомос, Вейсгаупт, Книгге), возникают в больных расах месмеризм, животный магнетизм как форма гипноза, новая герметика – египетская магическая медицина, сомнамбулизм, теософия, возрожденные формы первобытной магии, предшественницы психоанализа, и все прочие методы внушения и психиатрии, которые делают здоровых людей больными, желая вылечить больных. Это настоящий антимир, дополнение к рационализму и рациональному идеализму, подобно тому, как политический мессианизм является зеркальным отражением рациональной «иоанновой» христологии: в том и другом виде христианство окончательно умирает.

Но вместе с началом XIX века в Германии началось пробуждение расового и исторического сознания, стремление создать новую Империю вместо старой…

Евреи, прежде всего, не творцы, они торгаши и посредники. А первоисточник, возможно, был в Египте, этом великом сфинксе мировой истории. Разве и христианство не было в конечном счете египетским изделием?

Душа и дух

Если тело и жизнь неразделимы, то не требуется больше никакой «субстанциальной души». Понятие души настолько отягощено мифическими и метафизическими представлениями азиатского происхождения, что от него надо отказаться. Его корни – не германские. То же самое относится и к «духу». Ибо что такое душа или дух как демиургическая, отделимая от тела, противопоставляемая плотной материи тонкая, исходящая из высших сфер «первоматерия», если не существует ни высших, ни низших сфер и никаких промежуточных существ, ни ангелов, ни демонов, ни чертей, ни добрых и злых духов, душ и потустороннего мира, а ориентированные на «дух» и «душу» магические и разрушительные способы воздействия разоблачены как исходящие от восточной религии с ее иллюзорным бегством от жизни? То, что разумно можно было бы назвать духом и душой, чувства, воля, сознание, мышление – это произведения и функции жизни, столь же неразрывно связанные с телом, как и сама жизнь.

Повсюду, где дуализм противопоставляет душу телу и дух – материи, все способы воздействия – воспитание, исцеление и вся связанная с ними магия – направлены на уничтожение тела, на обесценивание и уничтожение природы. «Духовные упражнения», герметические, магнетические, гипнотические, сомнамбулические, теософские, йогические, психоаналитические, психологические и психиатрические методы – все хотят освободить душу, якобы заключенную в теле, как в тюрьме. Своим исцелением души они делают больными тело и жизнь, отрывают от расовых корней. Они восходят к гностическому бегству от мира и самообожествлению. Служа универсалистским целям, они обесценивают и разлагают все конкретные, естественно-исторические формы.

Направленное на умерщвление тела и разрушение природы во имя спасения души манихейство полностью раскрыло себя в упражнениях Лойолы. Человек должен сам смотреть на себя, как на некую язву, спуститься в ад, услышать вопли и стенания, почуять запах серы. Он должен понять, что его душа заключена в теле, как в тюрьме, и что он обречен на жизнь в одной юдоли плача с неразумными животными. Он должен вслед за Христом спуститься в материальный мир из высших сфер, быть распятым на кресте материи, победить зло, Дьявола и дьявольскую природу и достичь в итоге полного тождества с Христом.

Но тот, кто умерщвляет плоть, уничтожает жизнь, волю, расу. Но этого как раз и хотят иллюминаты, гностики и манихеи. Но что потом делать со своей призрачной душой, своим астральным телом? Вращаться в высших сферах? Где? И зачем?

Греки «Илиады» знали двойную систему воздействия, мусическую и гимнастическую, но эта двойственность не имела ничего общего с метафизически-мистической, которую под нее позже подвели: с двойственностью тела и души. Гимнастические и мусические упражнения были в равной мере ориентированы на человека в целом, на тело и жизнь, а не то чтобы гимнастический метод предназначался для тела, а мусический – для души. Это уже выдумки орфиков, которые обесценив тело, обожествили душу. Оба метода различались только методами воздействия и органами восприятия. В одном случае это был слух, в другом – осязание; в одном случае речь, пение, музыка, в другом – видимые и осязаемые движения. Даже платоновская иерархия ценностей, основанная на дуализме тела и души, не соотносит гимнастику с телом, а музыку – с душой. Мужество, храбрость, рассудительность, чувство меры, справедливость – высшие ценности платоновской этики – характеризуются всю жизнь членов общества, гоплитов, а не качества отделимой от тела души. Ибо что могла бы сделать эта душа с мужеством и храбростью перед лицом врага, если бы тело в этом не участвовало по принципу: «Дух животворит, плоть же не пользует нимало», свойственному только мифически-метафизическому дуализму Востока.

То, что сказано о воспитании, относится и к медицине всех обладающих расовым сознанием и волей к историческому творчеству, т. е. политических народов. Различие между целителями тела и души стирается, как мы не видим этого различия уже в образе Хирона. «Психические болезни» выделяются тогда в особую группу только по внешним признакам, а не потому, что в основе их лежит какой-то особый принцип. Здоровой или больной всегда можно назвать только жизнь человека в целом, и врач, в зависимости от ситуации, применяет то один, то другой способ воздействия, а то и все вместе. Путей много, цель одна.

С методической точки зрения можно различать физиологию и патологию, но будет разумней, если мы не хотим принести вред, не проводить больше различия между физиологией и психологией, а между физиологией и психиатрией лишь в такой же мере, как между физиологией и патологией. В сфере последовательно биологического мировоззрения психология и психиатрия блуждают, как жалкие призраки, от живых к мертвым и обратно, не зная, кто они сами, что им следует делать и к какому миру они принадлежат, с тех пор как «субстанциальная душа» ускользнула у них из рук и вернулась на свою азиатско-иллюминатскую родину. Но пока существуют обеспечивающие пенсию кафедры психологии, философии и других призраков, нам не удастся избавиться от призраков давно умерших: им искусственно готовят бессмертие Вечного жида. Может быть, в будущем эти кафедры останутся за одними иезуитами, особенно если вымрут психоаналитики. Кроме психологии, есть еще одна жалкая «специальность»: философия, которая тоже больше не знает, зачем она собственно, еще бродит по земле. Именно эти науки сегодня лучше всего отнести к категории психических заболеваний. Их устранение упростило бы все наше национально-политическое бытие и прояснило бы его смысл.

Разве нас, немцев, не влекли всегда дальние странствия с целью найти для себя то-то другое, нежели то, что предназначено нам природой и к чему мы призваны Судьбой? Неужели мы обречены на то, чтобы вечно, даже после великого переворота, в процессе которого мы должны были найти самих себя, вздыхать и стонать под развалинами устаревшего и чужого прошлого? Чужое всегда делало нас больными и слабыми, а возращение домой – здоровыми и сильными, оно возвращало нас к нашей воле, расе и миссии. Когда же, наконец, произойдет необходимое для этого упрощение и прояснение мышления, сознания и понятий? Когда мы сможем, наконец, поставить наше мировоззрение с головы на ноги?

Заключение: вера и воля

Место происхождения всех религий – Азия. Религия чужда нашему расовому типу и сознанию. Ее сфера – иллюзионизм самообожествления.

Соответствует нашему типу и нашей цели для нас, германцев, живая вера в Бога и Судьбу, которая рождает волю и воздействует, как творческая сила, на живую действительность, творя историю и преобразовывая природу. Вера рождает волю и силу, религия их разрушает. Религия враждебна жизни нашей расы; здоровье зависит от веры, воли и силы. Религия со своим колдовством, потусторонним миром и спасением – причина болезней. Вера, сила и воля ниспосылаются свыше вместе с призванием и талантами и делают жизнь здоровой.

Воля определяет дела, при посредстве которых творится история. В этом смысл нашей жизни, назначение германской расы. Экзистенциальная форма воли называется характером. Воля формирует характер, в делах заряженный силой характер находит свое воплощение. Но характер определяется расой и Судьбой.

По мере того, как воля творит историю, благодаря, прежде всего, творческому призванию и своей силе, создается определенная картина истории, которой соответствует картина природы. Обе они в конечном счете связаны с верой. А религии азиатского происхождения со своими магическими средствами воздействия, наоборот, крутятся вокруг души и духа и всегда зовут во враждебный жизни потусторонний мир, нигилистический и в тех случаях, когда он называется истинной и вечной жизнью или сулит пришествие сверхчеловека.

Религия это дело попов, колдунов, психотехников и врачей-магов, а картина истории это, прежде всего, дело политиков, вождей, полководцев и воспитателей. Картина природы – дело ремесленников, врачей, техников. Но обе картины зависят от воли, действующей между полюсами истории и природы, они неотделимы друг от друга и являются полюсами единой картины живого мира. Жизнь это общий знаменатель природы и истории.

Если мы захотим вообще объединить природу и историю в едином мировоззрении, следуя принципу Все-жизни, нам надо будет сначала избавиться от прежнего раздвоения картины природы на механику (физику) и биологию. Этот дуализм возник в результате того, что с XVII века, со времен Галилея, техники, т. е. люди, имеющие дело только с вещественным миром, получили абсолютный приоритет, что выразилось позже в том, что и философия стала технической и механистической. В особой степени это касается всей теории познания, которая, как и натурфилософия, встала на позицию познающего, обладающего волей и действующего субъекта по отношению к вещи: природа считалась мертвой машиной, рассматривалась как «бытие вещей согласно общим законам» (Кант), под чем подразумевался Вселенский механизм. И это несмотря на то, что химия в своем развитии со времен Парацельса намного опередила физику Галилея: она сначала была составной частью учения о живой природе, до того, как сторонники механистического мировоззрения создали сумасбродное представление о мертвой, неживой природе, природе-машине, и исходила из эффективного взаимодействия между врачом и больным. Химия, таким образом, относилась к сфере живой природы. Лишь позже – окончательно после того, как Французская революция обезглавила Лавуазье – физики и техники монополизировали химию для себя, т. е. для математики и техники, и так продолжается до наших дней. Попытка романтической натурфилософии снова вернуть физику и химию в область живой природы, принципа Все-жизни, была неудачной из-за решающего перевеса техники. Это задача будущего. Через единую картину природы мы должны придти к единому мировоззрению на основе принципа Все-жизни. Путь к нему указывает понятие «силы».

Именно немецкие врачи, при сильном содействии немецких исследователей природы, таких как Лейбниц и Гете, исходя из своей задачи соединения воли и познания, подчинили отношение человека к вещам, техническое отношение, живому отношению между людьми, между обществом и его членами. В противовес безраздельному господству технического и механистического принципа, т. е. мертвой природы-машины, эти врачи создали самостоятельную биологию (Тревиранус «Биология», 1802-22). Они стремились к принципу Все-жизни и основанной на нем единой картине природы, но им удалось лишь отвоевать для биологии как одной из специальных наук независимую область, органологию, морфологию и физиологию, поскольку победоносное наступление механистического мировоззрения продолжалось (в виде позитивизма). И неовитализм колебался между Все-жизнью Гете и вселенской механикой Канта.

Когда удастся сделать самое трудное, восстановить единую картину природы, устранив раскол на физику и биологию, недолгим будет путь к единому мировоззрению на базе полярности природы и истории. Разве техники и врачи не влияют на природу и на историю так же, как политические вожди, воспитатели, юристы, экономисты? Все они исходят от природы, переходят к историческому творчеству, преследуют общие цели и оказывают обратное воздействие на природу, окружающую человека, и на природу самого человека. Если все они участники одного и того же дела, исторического творчества и преобразования природы, то все они, хотя и пути и методы их профессиональной деятельности различны в зависимости от конкретных целей и задач, имеют единую волю, единую веру, единое мировоззрение и все стремятся к одной и той же цели. И одна и та же вера шагает вместе с ними, рождая в них единую волю и обеспечивая единство их действий.

«Философия вождизма» Хрестоматия

Первое издание на русском языке в своей области. Сегодня термин «вождь» почти повсеместно употребляется в негативном контексте из-за драматических событий европейской истории. Однако даже многие профессиональные философы, психологи и историки не знают, что в Германии на рубеже XIX и XX веков возникла и сформировалась целая самостоятельная академическая дисциплина – «вождеведение», явившаяся результатом сложного эволюционного синтеза таких наук, как педагогика, социология, психология, антропология, этнология, психоанализ, военная психология, физиология, неврология.

Зародившись на кафедрах старейших немецких университетов, она не имела никакого отношения к национал-социализму, но мощный начальный триумф Третьего Рейха, опьянение и восторг перед магической личностью Гитлера, необычный подъем экономики и общий национальный энтузиазм среди рядовых немцев – все это результат воплощения на практике теоретических концепций вождеведения. Система воспитания в Германии тех лет была превращена в настоящий конвейер по производству вождей разного уровня для нужд народного хозяйства и вермахта. Это уже был не культ, но именно технология создания сильной личности.

Сегодня полки книжных магазинов буквально завалены беллетристическими опусами, нещадно эксплуатирующими идею оккультного происхождения национал-социализма, а вот об этой прагматической стороне предельно рационального использования человеческого фактора Вы не найдете ни одного серьезного исследования. Если отбросить весь «коричневый романтизм», который так бесстыдно используют средства массовой информации в целях борьбы с гидрой мифического русского фашизма, то следует трезво осмыслить, что современная Россия нуждается не столько в высокотехнологичных результатах немецкого труда, сколько прежде всего в философии и психологии, лежащих в основе создания всех творений материальной культуры.

По каким именно физическим кондициям следует распознавать вождя? Как правильно выстроить иерархию психологического общения с начальниками и подчиненными? Как достичь максимальной консолидации национального духа? Как поднять уровень эффективности управления сложной административно-политической системой? Как из трусливого и недисциплинированного сборища новобранцев создать совершенную, боеспособную армию нового типа?

На все эти вопросы и множество иных, близких по смыслу, дает ясные и предельно четкие ответы такая наука, как вождеведение, существование которой тщательно скрывалось поколениями кабинетных профессоров марксизма-ленинизма.

В сборник «Философия вождизма» включены лучшие хрестоматийные тексты, максимально отражающие суть проблемы, а само издание снабжено большим теоретическим предисловием В.Б. Авдеева. Общий объем издания свыше 400 страниц.

Примечания

1

У Канта есть изречение: «Честность лучше любой политики». Тем самым он связал вместе два понятия разных уровней с целью убить политику, остановить движение истории и поставить на место политики рациональный морализм. С таким же успехом можно сказать: «Бифштекс лучше любой политики». Если политика ради сиюминутной выгоды пользуется такими средствами, которые лишают ее доверия и успеха в дальней перспективе, это не политика, а ремесло для барышников. С помощью иезуитских уловок не достичь всемирно-исторических успехов, но и с помощью морали тоже. Макиавелли не давал рецептов для политических обскурантов. Любая политика, прибегающая к обману, как и любая другая глупость, бьет в конечном счете по тому, кто ее проводит. Сегодня мы видим, к чему привели лживая пропаганда Антанты и Версальский договор. Таким образом, к политике прилагается не масштаб морали, а предъявляется требование, чтобы она использовала такие средства, которые действительно обеспечивали бы достижение ее цели. Великим целям соответствуют великие средства. Правда, при этом в политике, как и при плавании под парусом, действует тот принцип, что прямая – не всегда кратчайший пункт между двумя точками. Но как мог моралист Кант понять суть политики, если он не видел смысла в истории, отождествлял народ с «массой людей»? Кант не видел действительности за своими рациональными понятиями, потому что путал эти понятия с действительностью.