Бродяги Хроноленда Дихтяр Юрий

Ветки сдвинулись и послышались удаляющиеся шаги.

– Простите, друзья. Вот вам и ответ на все вопросы. Разумный ли я, если живу с такой супругой?

– Да, ладно, ты не переживай так.

– Нельзя так перед пацанами позорить. Да и что я ей скажу? Не бить же её? А перекричать она кого хочешь может. Я тут не конкурент. Пойду я домой. Всё равно, настроение испортили.

– Ну, до встречи, – сказал академик и обратился к магистру. – Давай наверное, и мы заканчивать, а то эта дурра сейчас нашим жёнам сдаст. Моя мне вообще хвост обещала отгрызть.

Динозавры пожали друг другу лапы и разошлись в разные стороны.

Павел смотрел, как корчился от боли окровавленный клоун, и думал, как несправедлива судьба. Этот урод, убивший тьму народа, залечит раны, вставит выбитый зуб, наденет новый костюм и будет дальше резать девушек, как колбасу на бутерброды. И стечёт всё это с него, как с гуся вода. Единственное, что грозит ему – быстрая и лёгкая смерть. И не нужно ему ничего хранить, не нужно думать о бродягах, о надвигающемся апокалипсисе, треугольных облаках, о судьбе человечества. Бестолкового, бесполезного, не имеющего и не знающего смысла своего существования человечества.

Если человечество в один прекрасный день исчезнет, космос даже не будет знать об этом событии. А планета вздохнёт свободно и будет стоять на парах, наливаться соком, обрастать лесами, дышать чистым воздухом, пока какие-нибудь черепахи или тушканчики не решат, что они цари природы и не начнут срать везде, плодиться и срать, пока не засрут всё по уши. И тогда Земля в очередной раз потравит дустом, землетрясениями, засухами, наводнениями, озоновыми дырами, треугольными облаками то, что почему-то кто-то назвал разумом.

Но он, Павел, потому и хранитель, что должен рвать жилы, чтобы оттянуть этот момент до самой последней секунды. Не допустить уничтожения человечества. Ведь не всё ещё загажено. Песни не допеты – остались ещё чистые озёра, не все зверушки занесены в Красную книгу, где-то ещё висит над лесом глоток чистого воздуха. Не порядок.

А этому уроду в испачканном дерьмом парике, всё равно. Он не думает не то, что о планете, ему наплевать даже на свою жизнь. Павел даже не заметил, как снова достал пистолет и направил на Мэнсона.

Но помешал убийству телефонный звонок. Звонил Деллинджер.

– Паша, привет! Ну, как продвигается наше дело? Ты это, не затягивай. Тут интернет переполнен сообщениями. Вот послушай. Родился ребёнок с колёсами вместо ног и мотоциклетным рулём на голове. Мать кормит его грудным бензином. В Тихуане выпал дождь из охотничьих колбасок. В Рязани перестали брать взятки и снизили налоги.

«Шинник» выиграл у «Реала» со счётом тридцать семь – ноль. Паша, конец света! Мир усиленно мутирует. Согласно инструкции номер двести семьдесят девять бис «Действия в случае неопределённых сомнений по поводу судьбы клоуна»… – голос изменился. Это был уже не Делленджер. Хорошо поставленный дикторский голос без всяких интонаций начитывал порядок действий в случае обнаружения в сортире клоуна-инвалида. – …ни в коем случае не пытайтесь умертвить объект. Это может спровоцировать непредсказуемый поворот событий, грозящий необратимостью процесса. Вы должны оставаться нейтральны и беспристрастны. Вести наблюдение за объектом. В случае необходимой самообороны разрешается наносить объекту лёгкие телесные повреждения не несущие угрозы жизни. Объект должен довести до логического завершения все свои начинания. Запрещаются чинить препятствия для этого. Нарушение данной инструкции карается лишением премии за три месяца, переносом отпуска на зимнее время, бичеванием и казнью через четвертование. Конец связи…исть, говорю я ему, а он меня не слушает. Пришлось ему дать по сопатке, чтоб не умничал. – Это уже был Джо. – Паша, так что ты давай, спасай нас, Бэтман ты наш. Если что – я на связи. Пока.

Павел спрятал телефон и пистолет, всё ещё в прострации от инструктажа, стал зачем-то заправлять рубашку в брюки. Делал это он усердно, расправляя складочки, внимательно рассматривая пуговицы и пряжку пояса, боясь поднять голову и посмотреть в глаза тому, кто стоял перед ним. Павел был полностью беззащитен и безоружен. С ним можно было сделать что угодно, но страх был сильнее осознания своей уязвимости. Взгляд жёг макушку. Наконец, пришлось поднять голову. Поднять глаза.

Мэнсон стоял, сунув руки в карманы лоскутных ярких клоунских штанов. Он совсем не был похож на то мясо, лежавшее несколько минут назад на холодном мокром кафеле. Парик и нос он снял, на лице ни капли крови и ни следа побоев. Наглый уверенный взгляд. Так смотрят боссы и безбашенные отморозки. Лёгкая улыбка искривила губы. Даже щетина на лице смотрелась по журнальному – гламурно.

– Дай закурить, – твёрдым голосом сказал он Павлу и протянул руку. Павел достал сигарету, пытаясь сдержать дрожь. Дал прикурить.

Мэнсон жадно затянулся и выпустил дым в лицо Павлу.

– Что ты за дрянь куришь? Ты же хранитель, а куришь всякое дерьмо. Павлик Морозов, говоришь.

В другой ситуации Павел убил бы сразу, не глядя на чины и звания. Он и за меньшее делал из человека свеженький труп. Но сейчас его словно парализовало. Казалось, перед ним стоит сам Князь Тьмы. Иногда неясные тени пробегали по стенам, неуловимо похожие на что-то ужасное, вынутое из забытых могилок подсознания. Древние страхи, дикие предрассудки, детские буки, монстры из ночных слёз. Всё это витало вокруг, дышало могильным запахом в лицо.

– Павлик, ты хранитель чего? Предательства? – он смотрел с издёвкой.

– Я…я не знаю. Я просто хранитель. Я ещё не…

– Не определился? Может, тебя по ошибке назначили? Ты же хуже суки лагерной. Отца сдать, брата. Ты же падаль подлая.

– Нет… – вяло возразил Павел. – Всё не так…

– Всё так. Именно так, как оно есть. Без всяких там интерпретаций, подтекстов и скрытых смыслов. Ты предатель. Хуже Иуды. Что мне с тобой делать? – из кармана показалась культя с ножом-насадкой. Лезвие остановилось возле лица, коснулось кончика носа, скользнуло по щеке. Так, слегка, не нанося даже царапинки.

Павел почувствовал, что не может даже пошевелиться. Да кто это такой, что даже хранитель не имеет над ним власти? Он закрыл глаза, прощаясь с жизнью. Хотя, убить хранителя решился бы только полный идиот. Ведь потом появляются Комиссары, которые…об этом даже думать страшно. Павел стоял с закрытыми глазами и ждал.

– Ох, ты… – длинным отборным матом эхо отлетело от стен сортира. – Это что тут происходит?

Глухой звук удара, что-то упало на пол.

«Я? Это я упал? Он меня убил! – мелькнуло в голове Павла. – Вот и всё. Успею ли я увидеть Комиссаров, прежде, чем уйду на тот свет?»

Но что-то не умиралось. Павел открыл глаза. Он всё ещё стоял.

На полу лежал жалкий клоун, схватившись за поясницу, выгибаясь назад, как неумелый гимнаст, пытающийся сделать мостик. Над ним стоял Махно, удивлённо глядя на Павла.

– Это что здесь за танго было? Паша, что случилось?

– Я не знаю. Я ничего не понимаю.

Махно размашисто вынул шашку из ножен.

– Сейчас мы во всём разберёмся.

– Нет! – крикнул Павел. – Нельзя! Я не могу объяснить. Инструкция номер бис. Его нельзя убивать. Он нужен. Оставь.

– Паша, ты определился, чего ты хранитель? Ты уже знаешь?

– Нестор, не трави душу.

– Знаешь, почему это произошло? Потому, что в тебе нет ещё полной силы. Определись. Найди в себе то, самое главное. И тогда тебя танк не переедет. Понял? Давай я ему вторую руку оттяпаю, чтоб не размахивал тут отростками.

– Нет, нельзя.

– Бить-то можно?

– Только самооборона.

– Понял. – Нестор подошёл к Мэнсону, посмотрел на его перекошенное от боли лицо. – А что это ты на меня так смотришь? А? Ты мне что, угрожаешь? Угрожаешь?

Тяжёлый яловый сапог врезался прямо в рот клоуна. Павел услышал, как ломаются зубы.

– Всё, он больше не угрожает. – Нестор обнял Павла за плечо, – Пойдём, друг, там Чапаев весь концерт перепортил. Сплошные казацкие хиты.

– Подожди. – Павел вернулся к Мэнсону. Оцепенение совсем отпустило, он снова чувствовал себя Хранителем. Сильным, страшным и властным. – После концерта в Готэм-баре. Понял? Форма одежды парадная. Попробуй только не явиться.

«Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери…» – раздавалось из динамиков, висящих на стенах Готэм – бара.

Людей было мало, большинство после концерта пошли крушить витрины, сжигать автомобили и бить тех, кто не любит рок-музыку.

Павел приказал официантам принести стол из кабинета директора, который установили на сцене, скинув диджейскую аппаратуру. Стол накрыли скатертью с бахромой, на стену повесили наспех сделанный плакат – на полосе кумача криво было написано – «Вся власть советам». Дабы не травмировать психику Чапаева, в графин вместо воды решили налить водку. Напротив стола на стульях сидели, как в актовом зале, Борис, Максим, Фриц с белком на плече и амазонки.

– Прошу внимания! – Павел постучал карандашом по графину. – Так, все в сборе? Давайте начинать. Так, тишина в зале.

«Владимирский централ, зла немерянно…» – Павел достал из кобуры пистолет и выстрелил в музыкальный центр.

– Итак, начинаем заседание, в президиуме у нас – Батько Махно, герр Чапаев, я, Павлик Морозов и независимый эксперт, автор повестки дня, товарищ Герцен, – Павел кивнул в сторону человека, который мирно спал, положив голову на стол. Повестка дня сегодня – кто виноват и что делать? По-моему кого-то не хватает. Так, амазонки есть? Два человека.

Девушки подняли руки.

– Бродяги. Два человека.

– Здесь, – хором выкрикнули Борис и Максим.

– Фашист. Один человек.

– Я.

– Белка. Одна штука.

– Нет, нормально! – возмутился белк. – Всех в человеках меряют, а меня в штуках!

– Белка есть? – повторил Павел.

– А то, блин, не видно. Можно подумать, я на бегемота похож. Есть, есть.

– Однорукий клоун-убийца. Где клоун?

Все стали озираться в поисках клоуна.

– Я не понял! – Павел стукнул кулаком по столу. – Почему неявка? Я же говорил, чтобы все были!

– Говорил я тебе, надо было его ещё в параше завалить, – сказал Махно. Теперь кворума не будет.

И тут в бар вошёл по– щёгольски одетый мужчина в полосатом костюме, лакированных штиблетах, и с кожаным кейсом в руках. Гладко выбритый, с набриолиненной причёской и пахнущий на весь бар дорогим одеколоном. Вместо кисти левой руки у него был крюк.

– Простите за опоздание, – он присел на стул, рядом с Рииль.

– Вы кто? – спросил Павел.

– Я Мэнсон.

– Вас приглашали?

– Конечно, вы лично приглашали.

– Вас нет в списке, – Павел пролистал бумаги. – Не хватает одного человека – клоуна-убийцы.

– Это я.

– Да? Что-то вы не похожи на клоуна. Освободите помещение.

– А так? – Чарли вытащил из нагрудного кармана пиджака огромный букет роз, из внутреннего кармана – кролика, а из уха – монетку.

– Вы фокусник?

– Да, мы с клоуном в одном цирке работаем, он попросил его заменить, у него расстройство желудка. – Чарли улыбнулся, обнажив острые пеньки выбитых зубов. – Это я, чтоб не объяснять долго, – шепнул он Рииль.

– Хороший костюмчик, – сказала она.

– Да, пришлось убить продавщицу. Денег-то у меня не было.

– Так, тишина в зале. Хорошо, начитаем. Первый вопрос – кто виноват. С докладом выступает бродяга Борис. Прошу.

Борис подошёл к столу, стал лицом к залу.

– Мы не виноваты. Вернее, может, и виноваты, но мы не хотели. Это был неудачный научный эксперимент. Открытие века! Машина времени. Учёные всего мира бились не одно десятилетие над созданием машины времени. И удалось это только мне. Доказательством этого служит тот факт, что я сейчас выступаю с этой трибуны.

– Короче. – перебил его Павел. – Давайте по теме.

– Я всё.

– Хорошо, садитесь. Максим, у вас есть, что добавить?

– Да, – встал Максим, – можно я с места? Товарищи, честное слово, я не виноват, это он меня в машину затащил. Кто же думал, что она работает. А я, честное слово, не хотел. Да если бы я знал, разве я позволил бы.

– Хватит, садитесь. Всё ясно. Теперь, второй вопрос – что делать?

– Предлагаю всех порубить шашкой, и дело с концом, – предложил Махно. – Василий Иванович, вы как?

– Я за. Голосуем? А то мне уже надоело тут сидеть. Кто за то…

– Товарищи! Прекратите, – Павел строго посмотрел на Махно с Чапаевым, – дело серьёзное. Нам необходимо отправить бродяг обратно, иначе наш мир рухнет. Как именно, никто не знает, но процесс уже запущен. Да разбудите вы уже Герцена!

Чапаев ткнул спящего локтем в бок. Герцен поднял голову, близоруко осмотрелся, вынул из кармана пенсне и напялил на нос.

– Товарищ Герцен. Вопрос на засыпку – как отправить товарищей бродяг обратно?

– Обратно? Да легко. Нужна машина времени.

– Понятно, и где нам её взять?

– Где-где, сделать. Вот товарищ пусть и сделает ещё одну. Какие проблемы? Есть ещё варианты – если он её изобрёл год назад, то должна она быть где-то сейчас. Подозреваю, даже где. Есть у меня один знакомый коллекционер. Он ни одну машину мимо не пропустит.

– Машину разобрали на запчасти. – сказал Борис.

– Не факт, что она была одна. За год можно было наладить серийное производство. Так что, думаю, где-то есть ещё образцы. Вот вам телефончик, – Герцен написал в блокноте номер, вырвал листок и протянул Павлу.

– «Центр христианских технологий» – прочитал Павел, – Иисус? Да, тот на машинах помешан. Это же здесь, в городе?

– В городе, – кивнул Герцен, – вот адресочек, – он вырвал из блокнота ещё один листок. Я могу идти? Спасть хочется.

– Да, идите, спасибо за помощь.

Герцен встал, откланялся и под жиденькие аплодисменты вышел из бара.

– Так, – Павел налил себе из графина, выпил, занюхал рукавом, – с бродягами всё ясно. Теперь нужно выяснить, что делать с остальными.

– Давай девок в бордель продадим, – предложил Махно. – белку на воротник, а остальных порубим в капусту. Чапай, ты как, согласен?

– Вполне. Не люблю я эти собрания. Долго ещё?

– Нестор, опять ты за своё. Дело важное. Товарищи, – обратился он к залу, – мы вас отпускаем. Занимайтесь своими делами, согласно инструкции бис. Раз в неделю – отчитываемся, чтобы я в курсе был. Животное, – посмотрел он на белка, – скажи мне, ты тут при чём?

– Я? А что я? Я совсем ни при чём, сидел я здесь, в зоопарке. Вот, по местам боевой славы решил прошвырнуться. Я вообще – домашнее животное вот этого парня, Фрица.

– Есть, – соврал Фриц.

– Приступим к прениям?

– В жопу прения, – выкрикнул Чапаев. – Надоело.

– Кто за то, чтобы…– начал Павел.

– Паша, издеваешься?

– Ладно, ладно, все свободны. Бродяги, останьтесь. Теперь от меня ни на шаг.

– Скажи что-нибудь, скажи хоть что-нибудь.

Можно ли тебя любить?

Можно ли тебя любить?

Не дай другим морочить себе голову … – пел Боб Марли за столиком у окна, удивлённо рассматривая стеклянными глазами погасший косяк. Рядом на расстроенной гитаре подыгрывал ему Майк, неуверенно перебирая три блатных аккорда.

Махно и Чапаев откланялись и отправились на поиски реки и пулемёта.

Павел узнавал у бармена, как добраться до Центра Христианских Технологий, Максим гладил по спине прильнувшую к нему Литу.

– Я пойду с тобой, – шептала она. – Хоть на край света. Мне больше некуда идти.

– А если впереди опасности?

– Я тебя буду защищать.

– Ну, тогда я согласен.

Однорукий фокусник пошаркал ножкой и направился к выходу, удивлённый, что его отпустили просто так.

Уже возле дверей его догнала Рииль.

– Подожди. – Она схватила его за рукав. – Ты Мэнсон?

– Да вроде.

– Возьми меня с собой. – Девушка умоляюще заглянула ему в глаза.

– Зачем ты мне? Я женщин ненавижу, презираю и убиваю. Пошла вон.

– Дело в том, – не отпускала Рииль, – что я точно так же отношусь к мужчинам. Но ты – это что-то. Я искала, чтобы отомстить за свою подругу. Но нашла совсем другое. А если ты меня не возьмешь, я тебе прямо сейчас яйца оторву. Понял, козляра?

– Это совсем другое дело. – Мэнсон улыбнулся, обнажив пеньки выбитых зубов. – Поработаем дуэтом? Как Ромео и Джульетта.

– Нет, как Тристан и Изольда.

– Как Бонни и Клайд.

– Как Барби и Кен.

– Как тупой и ещё тупее.

– Как три богатыря.

– Как Микки и Мини Маус.

– Как Моисеев и Трубач.

– Как Менделеев и Клайперон.

– Как Петров и Водкин.

– Как Лёлек и Болек.

– Как народ и партия.

– Как Али-Баба и сорок разбойников.

– Хватит. Надоело. – сказал Мэнсон.

– Как отцы и дети.

– Закрой рот!

– Как война и мир.

– Я сказал – заткнись!

– Как Чебурашка и крокодил Гена. Как Чук и Гек!

Мэнсон со всей силы ударил девушку в челюсть. Но она совсем даже не рухнула в нокауте, только мотнула головой и что силы стукнула Чарли ногой в пах. Тот согнулся пополам, хватая ртом воздух.

– Как пиво и водка. – она ударила его ногой в лицо и он упал. – Никогда не смей меня бить. Разве что, я попрошу тебя. Ясно? Пойдём милый, вставай, любовь моя. Наконец-то я нашла своё счастье. Давай, знаю, что больно, но это так заводит, правда? Ты же любишь такие игры?

Мэнсон, всё ещё корчащийся от боли, поднялся.

И тут подошёл возмущённый Фриц.

– Ты ударил мою девушку? – он сжал кулаки, уже размахнулся для удара, но Мэнсон вдруг распрямился, махнул рукой и крюк на его культяшке вонзился прямо в горло Фрица. Чарли дернул, вырывая горло, кровь хлынула фонтаном, полуоторванная голова неестественно повисла, тело ещё секунду продержалось на ногах и рухнуло на пол, заливая всё кровью.

– Это тебе вместо Нюрнберга. – Сказал Мэнсон, вытирая платком брызги крови на пиджаке. – Ненавижу фашистов.

В глубине зала истерично заорал белк. Через мгновение зверёк уже сидел на голове Мэнсона, царапая ему лицо и норовя добраться до глаз.

– Я тебя убью! Я убью тебя! – орал белк сквозь слёзы – Урод! Как ты мог, я выгрызу твой мозг!

Рииль схватила бешеного зверька и швырнула его через весь зал. Белк крепко треснулся об пол и остался лежать, не шевелясь. Борис подбежал, взял его на руки. Зверёк дрожал, приоткрыв глаза, посмотрел на Бориса, тихо сказал: «Я убью его» и потерял сознание.

– Пойдём отсюда, дорогой. – Рииль взяла Мэнсона под руку, и они вышли из бара.

В зале стояла такая тишина, что было слышно, как стучит кровь в висках.

Максим подошёл к Павлу.

– Неужели вы его отпустите?

– Отпущу.

– Но он…

– Знаешь, что? – Павел зашипел Максиму в лицо, брызжа слюной, – Если бы не вы, ничего этого не было. Если бы вы не припёрлись сюда на своей чудо-тарантайке. Ничего бы не случилось. Так что, заткни варежку. Моя бы воля, я бы всю вашу компанию к стенке поставил бы, чтоб не мучились и других не мучили. Так, – Павел поднял руку, – прекратить разброд и шатания. Собрались, едем искать машину.

Центр Христианских Технологий представлял собой гигантское монолитное сооружение в форме креста. Стекло, бетон и алюминий. В окнах верхних этажей отражались облака и сияли солнечные блики.

Над входом чёрным гранитом нависала надпись «Поставим на планете крест».

На самом последнем этаже по белоснежному волосатому ковру ходил, заложив руки за спину, молодой человек в дорогущем сером с отливом костюме. Длинные волнистые волосы мягко спадали на плечи, жиденькая бородка причёсана и набриолинена.

Иисус нервно расхаживал вдоль длинного стола, размером больше похожего на взлётную полосу. За столом молча шуршали бумагами люди. Христос дошёл до края и плюхнулся в чёрное кожаное кресло, закинув ноги в мягких итальянских туфлях на край стола.

– Итак, бездари! Подведём итоги вашей безответственности, лени и наплевательского отношения к нашему общему делу. Я жутко зол и не доволен. – Фома, зачитай список проведенных мероприятий за последний месяц.

Фома – лысый толстячок встал, раскрыл папку и стал читать:

– Построено четырнадцать храмов, зарекрутировано семь тысяч человек, из них пять тысяч пятьсот восемьдесят, выпущено на рынок два новых бренда – «Церковь святой домохозяйки» и «Миссия выполнима. Тридцать шестого дня от Рождества Христова.»

Свечные заводы работали исправно, маляры рисовали иконы, пекарни пекли церковный хлеб и пирожки, типографии печатали Библии и «Сторожевые башни»

– Так что, прогресс на лицо, – с надеждой улыбнулся Фома.

– И ты веришь в то, что сейчас прочитал?

– Не совсем, но…

– «Но» засунь себе куда по дальше. Если ты не веришь, то зачем ты мне это читал?

– Так вы просили…

– Это всё фальсификация, показуха и пыль в глаза. Двенадцать из четырнадцати храмов построены с целью личной наживы, Из семи тысяч зарекрутированных четыре тысячи любят пиво больше, чем меня, две тысячи – интернет, тысяча – Майкла Джексона, и все они секс предпочтут молитве. Новые бренды уже не работают. Все эти баптисты, свидетели, молоканы и прочая кустарщина выглядит дёшево и не качественно. Так что, вместо мелкого прогресса на бумаге мы видим полный спад, кризис и банкротство. Конкуренты наступают на пятки. Буддисты плодятся, как хомячки, мусульмане тверды в вере и расползаются по всему миру, разнося свою идеологию по нашим тылам. И что делаем мы? Мы сыто, близоруко радуемся нашим успехам в кавычках. Пиар «Аватара» в тысячи раз эффективнее наших потуг. Чем занимается отдел рекламы? Где бигборды? Где телевизионная и радиореклама? Где сувенирная продукция? Молодёжь совсем не охвачена. Традиции разваливаются на глазах. Да, на бумаге христиан всех конфессий и направлений достаточно много. Да, ходят в церковь, да, святят воду на крещение и куличи на Пасху, на Троицу выезжают на шашлыки, а на Рождество запекают индюшку. Но разве это вера? Они лгут вам, они лгут мне, они лгут моему отцу! Они хотят попасть в рай на халяву. Я сразу предупреждаю, этот номер не пройдёт! Так и передайте этим лицемерам, прощение и билет в рай получат только сподвижники и преданные вере. Остальные получат дулю! С маком! Мы и так пошли на непозволительные уступки: признали, что Земля круглая и крутится вокруг Солнца, мы благословили гомосексуализм и однополые браки, мы крестим, венчаем перед случкой и отпеваем собак, мы уже не боремся с ересью, мы слишком лояльны. Осталось перекрестить проституцию, наркотики и заявить, что Бога нет. И уйти на пенсию. Неужели вы хотите прозябать на островах, как наши пенсионеры – Вицлипуцли, Осирисы и Нептуны? И мой великий папаша. Не для этого мы отправили на заслуженный отдых всех этих беззубых стариков. А для того, чтобы править миром! Мне нужна монополия! Мне нужно господство! Я ради этого был распят и ради этого воскрес! Чтобы прославить имя Господа, то есть меня во веки веков!

Иисус замолчал, сурово осматривая публику. Такой разнос на планёрке происходит два раза в месяц, перед авансом и получкой. Все это знали и были готовы, никто не бледнел, не хватался за сердце, не падал в обморок и не втягивал голову в плечи.

– Итак, товарищи, соратники, коллеги! Давайте проникнемся единым корпоративным духом и дружно возьмёмся за дело. Все на баррикады, не щадя живота своего! Мы – один организм, сильный, великий и мы свернём горы. Мы поставим на планете крест. Ура!

Все присутствующие вскочили со стульев и вытянулись по стойке смирно. Секундная тишина вдруг сменилась корпоративным гимном. «Иже еси на небеси, да святится…» – хор гремел так, что дрожали окна и вибрировали стаканы на столе.

Допев, все расселись по своим местам.

– Молодцы. Давайте соберёмся. Какие будут предложения? Слово предоставляется начальнику транспортного цеха.

Смешок прошуршал по залу. Поднялся первый зам Иисуса Иуда Искариот.

– Прошу внимания. Действительно дела обстоят совсем не блестяще. На месте свергнутых религий возникают новые, намного страшнее прежних. Религии без Бога. Помните, с каким трудом мы свергли идею коммунизма. Но нельзя отворачиваться от противников. У них нужно учиться. Посмотрите, как умело они манипулировали нашими же технологиями – они переняли практически всё – у них были мученики, святые, коммуны, у них был аналог пророка и даже предтечи. Маркс и Энгельс предвестили приход Ленина. У них даже было своё крещение в виде партбилетов. Они нашими же методами боролись с ересью. Инквизиция коммунистов была серьёзнее нашей. Искоренение инакомыслия. Их сгубило то, что у них не было Бога, но мы были отброшены в некоторых регионах на восемьдесят лет назад. Сейчас снова начали появляться секты Хаббардов, Норбековых, Мунов и рериховцев, они становятся сильными финансовыми империями. Их сила в новых технологиях, каждый из адептов не расстаётся с учебником Карнеги и книгами по психологии. А что у нас? Ах, какой был рекламный трюк с распятием. Я даже пожертвовал своей честью и именем. Настолько грамотная и красивая была комбинация. Но, господа, тогда был бронзовый век. Мы и сейчас работаем теми же инструментами, что и две тысячи лет назад. Давайте, предлагайте.

Иуда бросил взгляд на Иисуса, тот одобрительно кивнул.

– Предлагаю вернуть инквизицию! – крикнул кто-то с дальнего угла стола. – Нет веры без страха.

– Какая хорошая идея, – сказал Иисус. – Автора.

Поднялся довольный румяный мужичек в малиновом пиджаке и с гигантским золотым крестом на груди.

– Уволен. Уволен и проклят во веки веков. Аминь, Пошёл вон! Кто ещё хочет высказаться?

Над головами робко поднялась рука.

– Говори. – разрешил Иисус.

– Я, конечно жутко извиняюсь, но у меня вопрос – зачем постоянно пропагандируется тема второго пришествия? Не пришло ли время вам выйти из тени и навести страха на зажравшихся прихожан. Думаю, узнав, что Бог явился на грешную землю, начнётся дезертирство в других верах. Спасение сегодня намного заманчивее далёкого сомнительного рая мусульман или нирваны. Да и все предпосылки существуют. Посмотрите, что творится – облака неправильной формы и прочие несуразности, слухи о конце света в двенадцатом году. Народ клюнет на любую рекламу. Укрепятся в вере, будут искать прощения грехов, обратятся лицом к нам… Где-то так.

– Отлично! – глаза Иисуса загорелись бесинками. – Немедленно разработать проект. Рекламщики, пиарщики, связь с общественностью, креативщики – забудьте о выходных. Ненормированный рабочий день Переходим в режим аврала. Думайте о дивидентах, которые мы срубим. Молодчина! Автора идеи канонизировать, беатифитикацировать, наградить путёвкой на Кавказ, премию выписать, пожизненно бесплатное молоко. Почему сидим? За работу, друзья.

Все вскочили, и расталкивая друг друга локтями побежали к выходу. Когда все исчезли, в зал заседаний зашла секретарша.

– Там к вам Павел.

– Апостол?

– Хуже.

– Пашка, что ли? – обрадовался Иисус. – Так что же ты ждёшь? Зови скорее!

Павел оставил компанию на площади у фонтана, купил каждому мороженое, а безутешному белку даже четверть коньяка, который зверёк тут же выпил и забылся в пьяном сне на руках Бориса.