Бродяги Хроноленда Дихтяр Юрий

Павел сразу понял, к какому столику присаживаться. У окна сидела компания музыкантов в кислотных рубашках, брюках клёш и с безумными шевелюрами.

– Паша! Антуан! – замахали руками хиппи. – Сюда! Эй, гарсон, принеси-ка пару стульев нашим друзьям!

Павел сразу узнал Боба Марли и Джимми Хэндрикса. Третий был ему незнаком, но по одутловатому лицу и туманному взгляду он сразу приписал его к армии рокеров.

– Это Майк, наш друг из Рязани. Майк, знакомься, это наши друзья – Пашка и Антуан. Давайте за знакомство! – Джим налил в стаканы ром, сам поднял бутылку. – Встреча старых друзей – всегда событие, достойное того, чтобы нажраться.

– Как там у вас, в Вудстоке? – спросил Павел, отламывая кусочек от бутерброда.

– Полный отстой. Так всё надоело. Престарелые бородатые мальчики брынчат свои антивоенные песенки, курят драп и пьют динашку. Случайные связи, триппер, вши. Деградация и упадничество. Вечный фестиваль превратился в бесконечные поминки рок-н-ролла. Ты знаешь, что мы убили рок-н-ролл и теперь вяло пляшем на его костях. Вудсток похоронил рок-н-ролл навсегда. Я сам вогнал ему в сердце кол. Что мы наделали? Элвис, Чак Бэрри, Бадди Холи, Джерри Ли Льюис – мы закопали всех! Мы зарыли в землю ту лёгкость бытия, ту сексуальность и бесшабашность стиля, зарезав всё это замысловатыми гитарными рифами, арт-экспериментами и политикой. Ненавижу себя за это. Вот Боба уважаю, он плевал на рок-н-ролл и на Вудсток. Он настоящий растаман. Боб, наливай! Майка я тоже уважаю, хоть он и говняный музыкант и никудышний певец, но петь такое в Рязани – это уже подвиг! Майк, за тебя! Пашка! Сколько дет мы не виделись?

– Три месяца.

– Да?

– Просто ты меня не видел, ты был в сисю пьяный.

– Вот такая теория относительности! – Джим поднял указательный палец. – Я тебя не видел два года. А ты меня три месяца. Парадокс. Короче, мы сюда приехали сдуть пыль с наших могил и зарядиться драйвом. Подышать свежим воздухом и посмотреть до какой же степени разложился рок-н-ролл. Говорят, Мэнсон – предел разложения.

– Нет, друг, предел разложения – это «Корни», – вставил Майк.

– Корни, шморни, какая разница? Давайте выпьем! Эй, офисьон, тащи сюда литруху рома! – Закричал и замахал руками Джим.

Боб Марли молча протянул Павлу косяк, больше похожий по размеру на подзорную трубу. Павел затянулся и вся компания расплылась в радужных волнах, стул почему-то начал проваливаться в пол, по залу запорхали безумные мотыльки. Окружающий мир стал слишком объёмным. Казалось из одной точки можно осмотреть любой предмет со всех сторон. Где-то ругалась белка, тыча в официанта огромным указательным пальцем. Захотелось взмахнуть крыльями и взлететь под потолок, покружить вокруг люстры, выпорхнуть в вентиляционный люк и раствориться в звёздном небе.

– Ниффгсбе, – пробормотал Павел.

– Ясный перец, укроп не курим, – улыбнулся Боб. – Сейчас отпустит. Эй, Джим, закажи Пашке чего-нибудь пожрать, а то вернётся из полёта голодный. Закажи ему оладушки с повидлом. Самое то. Тазик.

– Олдшшшшки, даааааааааааа – затянул Павел, все засмеялись.

Вдруг в мозгу Павла взорвалась и разлетелась тысячами осколков странная фраза. Боря гад! Боря гад! Боря гад! – стучали молотом слова, высекая искры и смутные ассоциации. Бгарядо, Дрябога, Бродяга! Бродяга! Анаграмма сложилась!

Павел попытался свести в пучок глаза, вцепился в стул, засучил ногами в порыве встать. Но ничего не получалось. Трава держала крепко, обещая в качестве компенсации тазик оладушков.

– Борягда, – выпало у него изо рта и растеклось по столу. – Твмать. Држжжи Брю.

Гитлер всматривался в зеркало в надежде найти хотя бы намёк на щетину под носом. Хотя бы огрызок одного волоска. Ничего. Совсем ничего. Чёрт, зачем я послушал эту дуру? И от Маты никаких новостей.

Фюрер достал из кармана розовый в стразах мобильник, дрожащими руками набрал номер танцовщицы. «Батько Махно, смотрит в окно, за окном темным темно»– звучало в трубке вместо гудка. Прослушав два куплета, Гитлер хотел уже было отключиться, но тут раздался запыхавшийся голос Маты:

– Да! Кто это?

– Дрянь, ты где? Почему не отчитываешься о задании? Ты нашла мне усы? Где ты?

– Адик, ты? Привет. Ты это…не звони мне больше.

– Кто там? – раздался в трубке мужской голос.

– Отстань, видишь, я разговариваю. Это я не тебе. Адольф, прости. Я знаю, я не права. Да, я дрянь. Но я не могу.… Да убери ты руки, маньяк. Адик, это я не тебе. Я что хочу сказать – прости, люблю другого человека.

– Что ты мелешь? Какая любовь? Ты на сверхсекретном задании. Ты не можешь вот так взять и наплевать на него.

– Почему не могу? Могу. Хи-хи, хи-хи, да отстань ты, дай поговорить с человеком. Это я не тебе. Я могу всё, что захочу. Ты же знаешь, чего хотят женщины? И что могут?

– Да, я отлично знаю, что могут такие шлюхи, как ты. Так знай же – за дезертирство ты попадёшь под трибунал! Тебя разопнут на кресте, посадят на кол, повесят и прокоптят в газовой камере! Клянусь!

– Чем клянёшься, усами? Ха-ха-ха! Ну, пупсик, не нужно так нервничать. Подожди, я халат накину и выйду на балкон. Совершенно невозможно разговаривать. Да, сейчас приду. Это я не тебе. Пупся, ну не дуйся. Я нашла усы, нашла.

– Правда? – облегчённо выдохнул Гитлер.

– Конечно, нашла. Я же профессионалка.

– И?

– Что и? Почему ты до сих пор не привезла их?

– Видишь ли, какая проблема – думаю, что они не захотят ехать. Они такие смешные, так щекочутся. Твои кололись, а эти щекочутся. Ладно, Адик, прости, у меня кастинг. Представляешь мне предложили роль в фильме. Война и мир. По Толстому. Да. Ну и что, что порнуха? А ты откуда знаешь?

– Это твоё амплуа по жизни. Ты ответишь за всё! Я тебя из-под земли достану. Сейчас же звоню в гестапо.

– Пупся, ну ты же не будешь дуться? Воевать с женщинами – это так низко и пошло. Я тебя, прям, не узнаю. Всё, я надула губки, прощай навеки и забудь мой номер. Пысы, ты знаешь, что твоя Евочка первая позвонила Чарли. И предупредила его. Адью, целую. Да иду! Иду уже. Это я не тебе. Пока.

В трубке хрюкнуло и наступила тишина.

Гитлер плюхнулся в кресло, обхватил голову рукам и зарыдал. Потом швырнул телефон в зеркало, которое водопадом осколков рухнуло на пол. Всё! Все поплатятся! Ева, мерзавка, как она могла?

Петька с вулканизации никогда не любил музыку. Кроме музыки он презирал книги и питал особую ненависть к живописи. Балет вызывал у него приступ астмы. Из всего разнообразия искусства он признавал лишь трансляции футбольных матчей и порнографические карты, которые он купил лет двадцать назад у цыгана на центральном рынке, и бережно хранил в пачке от сигарет на антресолях. Чтоб дети не нашли. Дети уже давно выросли, завели своих детей, а черно-белый, потускневший от времени раритет всё ещё являлся важнейшим из искусств. Для Петьки, конечно.

В одежде он тоже всегда был консервативен. То есть, носил всё, что подсовывала ему до ужаса экономная супруга, скупающая одежду в секонд-хэнде в самый последний день, когда цены стремятся к нолю, да ещё роясь в ящике с надписью «ветошь». Иногда попадались вполне приличные брюки или рубашка. Но Петьке главное было, чтобы тело было прикрыто от непогоды. Чем – не важно.

Появление его в рокерском прикиде с билетом на концерт Мэнсона, вызвало у Бориса кратковременную кому.

– Петя, – прохрипел он, выйдя из окоченения, – ты что здесь делаешь?

– Чувак, это я тебя спрашиваю, как ты сюда попал? Ты же всего час назад был дома. Я с тобой по мобиле болтал. Забыл? Или ты мне соврал? Подколоть хотел?

– Ты со мной? – Борис закрыл глаза, чтобы остановить головокружение от внезапно хлынувших мыслей. Они носились в черепушке, как рой навозных мух, гудели и мешали сосредоточиться. Общая картина начала вырисовываться. Попав в будущее, они совсем забыли, что они же, попавшие сюда естественным путём, тоже где-то находятся. И говорят, что если ты увидишь сам себя, то капец всей вселенной. Бред, конечно. Если увижу – то капец, а если глаза закрою, то мир спасён. И этот Петька из будущего знает Борьку, того другого. И, если Петька за год так изменился, то очень интересно, какие метаморфозы произошли с Борисом.

– С тобой, с тобой, кончай прикалываться.

Максим молча пил пиво, задумчиво наблюдая за диалогом. В его голове прошёлся такой же ураган. Это было похоже на карточный домик, когда для полной картины не хватает всего одной карты, а ты сидишь, и боишься её ставить, а без неё тоже никакой гармонии. Всё корявое и асимметричное. Но хоть какое-то, а если ты поставишь эту карту, то можешь всё свалить, и не будет совсем ничего. Вот точно так же, у Максима не хватало одной карты, чтобы сложилась красивая и правильная картина. Вернее, она была, но такая стрёмная, что даже не знаешь, куда её приткнуть.

– Петь, у меня к тебе просьба. Петь, меня шлагбаумом на переезде прямо по темечку треснуло. И я теперь совсем ничего не помню. То есть, помню через раз. Хорошо, что я тебя встретил. Можешь мне кое-что рассказать?

– Например?

– Например, в каком я городе живу?

– Боря… – Петя обнадёживающе поглядел на Максима, но тот удручённо покивал головой, подтверждая диагноз.

– Ну, ладно. Боря, ты живёшь в Рязани. Работаешь часовым мастером. У тебя жена и дети. Кажется. Час назад ты был на работе.

– Петь, а давно я часовым мастером работаю. Я же автослесарь.

– Да, Борь, крепко тебя огрело. Сколько я тебя помню, столько и работаешь.

– А жену мою как зовут?

– Марина.

– Вот чёрт! – Борис хлопнул себя по ляжкам. – Нет, ну ты подумай, а!

– Что, Боря, что не так?

– Нет, ну ты подумай! Вот пиявка! Ладно, Петь, а ты что, на концерт приехал?

– А то! Мэнсон – мой кумир! Надеюсь даже автограф получить. Еле отпросился на работе.

Подошёл официант, Петя сделал заказ и начал рассказывать о Рязани, о часовой мастерской, о приезде Пржевальского, о том, как демократия сгубила нацию, и народ требует царя-батюшку, или хотя бы какого-нибудь Генерального Секретаря. Чтобы хоть кто-то о народе подумал.

Вдруг бесшумной тенью навис над столом мужчина в кожаной потёртой куртке, медленно осмотрел всех затуманенными глазами с расширенными зрачками.

– Кто Боря?

– Чувак, отвали! – отмахнулся Пётр, и тут же получил сокрушительный удар в челюсть. Свалился на пол, вместе со стулом, и не шевелился.

Мужчина поднял стул, сел, закинув ногу на ногу.

– Повторяю вопрос – кто из вас Боря? Надеюсь, не этот? – кивнул он в сторону развалившегося на полу Пети.

– Этот, – сказал Максим, вставая. – Простите, нам уже пора.

– Сядь, а то ляжешь рядом с этим товарищем. Молодец. Ты Боря?

– Нет, – Максим заметил на поясе у гостя кобуру, под ложечкой заныло от страха. Почему-то подумалось о тридцатых годах, о чекистах в кожанках, о беспределе закона и человеческой жизни, не стоившей и гроша. Вот так подходили в пельменной к человеку отморозки с пистолетами на поясе, доставали ксивы…

Словно читая мысли, незнакомец достал из кармана корочку, развернул её, но внутри не было ничего, кроме слова «Хранитель», написанного большими золотыми буквами на чёрном бархате.

– И что вам нужно? – Борис пытался держаться спокойно, но ощущение падения охватывало всё сильней. – Интересная корочка, в киоске купили?

– Вы не местные? Не знаете, что означает сей документ?

– То, что ты мент?

– Мент? Вы явно не местные. И поэтому вы мне и нужны. Не вздумайте сбежать или что-либо отчебучить. Поверьте, мне легче пристрелить вас, чем помочь. Но пока я настроена оказание посильной помощи. И если вы мне расскажете о своей проблеме, я, возможно, посодействую. Давайте, поднимайте вашего товарища, посадите его как-нибудь, закажите мне рюмочку и начинайте рассказ. Времени у нас не очень много.

Тут к столику подошёл Фриц с белкой на плече. Павел молча показал удостоверение. Фриц сглотнул слюну. Он ещё ни разу не видел живого хранителя. Даже белк уменьшился в размерах и тихо проворчал:

– Конечно, белкам такое не выдают! А нам и не надо! Не больно и хотелось, мы и без корочек умнее всяких там сапиенсов.

Лита огляделась и увидела возле окна колоритную компанию – двое ребят в ярких рубахах, с нелепыми шевелюрами и большими, скрученными из газеты сигаретами, третий – помятый, но симпатичный, с вечной тоской по свободе и мужчина в кожаном шлеме на голове.

– Нам туда, – девушка взяла Рииль за рукав и потащила к столику.

– Мальчики, у вас не занято?

Парень с жуткими косичками и в вязанном берете, больше похожим на половичок, сделал затяжку, повернул голову на голос и отшатнулся в ужасе.

– Кто здесь? – спросил он дрожащим голосом.

– Тёлки, – ответил ему другой, с копной на голове.

– Правда? – не поверил первый. – Не менты?

– Девочки, присаживайтесь, – неуклюже махнул рукой на единственный стул Хэндрикс. – Этот парень сейчас застрелит шерифа и вернётся.

Антуан галантно отобрал стул у сидящего за соседним столиком отца семейства и подал Рииль. Девушки присели. Рииль еле сдерживала себя, чтобы не вскочить и не навалять всем четверым. Лита же, наоборот, расслабилась и вела себя вполне адаптировано к условиям мужского ада.

– За дам! – поднял стакан помятый, выпил залпом. Занюхал рукавом. – Тёлки – моя слабость. Портвейн будете?

– Майк. Какой портвейн?

– Ах, да. Это я ностальгирую. Знаете, девочки, помню, пошли мы в ночной за порвишком. Нет, вру, тогда ночных магазинов не было. Точно, днём это было. Поздно только днём. Темно уже было. Купили два пузыря. Три семёрки. Или не три… Нет, три пузыря. Две семёрки. Кажется. Давайте я вам лучше спою.

– Не надо, – твёрдо сказал Хэндрикс.

– Что за гёрлы? – на секунду пришёл в себя Боб, но сделав очередную затяжку, улетел.

Антуан в это время принёс дамам по бокалу коктейля.

– Девушки, не обращайте на них внимания. Хамы и дегенераты. Звёзды все такие. Я вижу, вы не просто так к нам подсели. Есть предложение? Не думаю, что этих отморозков сейчас интересуют сексуальные услуги.

Рииль налилась яростью, но Лита пнула её по лодыжке.

– Нет, мы совсем не такие. Меня зовут Лита, а мою подругу Рииль. Мы впервые в городе, немного растерялись и ещё… нам очень хотелось бы попасть на концерт. Очень. Но…

– Но? – Антуан полез в карман, – Никаких «но». Такие очаровательные гости города просто обязаны приобщиться к извращённой стороне культуры. Да где же они есть? Ага, нашёл!

Он достал из кармана пачку флаеров, отобрал два, протянул Лите.

– Вот, держите. Места не виповские, но вполне достойные. Надеюсь, мы сможем после концерта встретиться в более спокойной обстановке? И в более романтичной. Я буду ждать вас здесь, а потом решим. Согласны? А что вы делаете здесь? Если ищете работу – могу посодействовать. Если приключения – то тут я тоже в теме.

– Нет, мы ищем людей. Не спрашивайте, каких и зачем. Мы сами не знаем. Спасибо за всё.

– Пацаны, а откуда тёлки? – удивился Боб.

– А я песню сочинил. Ну, где моя гитара? Я придумал песню про Нью-Сити. Ужасный город, странный такой. Где наше Рязанское раздолье? Где радушные жители и уютные улочки со скамеечками? Джимми, дай гитару. Портвейн остался ещё? Короче, акапелла.

Антуан протянул ему стакан. Майк выпил, собрался с духом и забормотал, пытаясь выдержать ритм и попадать хотя бы через раз в ноты.

Этот город странен, этот город непрост.

Жизнь бьет здесь ключом.

Здесь все непривычно, здесь все вверх ногами,

Этот город – сумасшедший дом.

Все лица знакомы, но каждый

Играет чужую роль

Для того, чтоб хоть что-то в этом понять,

Нужно знать тайный пароль.

Я приглашаю вас побродить вечерок

Средь площадей, домов и стен.

Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.

Вот он – уездный город N.

Он что-то ещё пытался петь, но голова уже кружилась, язык заплетался и Майк положил уставшую голову на стол, всё ещё продолжая бормотать.

– Мы пойдём, ладно? После концерта здесь. Спасибо за всё.

Девушки встали и направились к выходу.

– О! Какие бабсы! – крикнул вслед Боб, – девочки, идите к нам!

Краем уха Лита услышала знакомый голос. Настолько знакомый, что остановилась. Завертела головой, рассматривая посетителей бара. И тут взгляд её упал на компанию, сидящую в плохо освещённом углу. Знакомым оказался не только голос, но и фигура, а когда человек повернулся, то и лицо. Максим! Он сидел, внимательного слушая какого-то типа в кожаной куртке с кобурой на поясе.

Лита, ни минуты не колеблясь, бросилась к нему. Целый букет чувств расцвёл в её душе. Она злилась из-за его бегства и радовалась, что он здесь, цел и невредим. Нежность воспоминаний смешалась с горечью предательства.

Лита подбежала, оттолкнув мужчину с куртке, и влепила Максиму звонкую пощёчину. И тут же поцеловала в засос, не обращая внимания на окружающих.

Павел опешил от такой наглости и схватил Литу за плечо, чтобы оттянуть от Максима, но тут же получил удар по икрам. Ноги подкосились и он упал на колени. Сразу же к его горлу преставился нож.

– Сидеть, – рявкнул сзади женский голос.

– Отпусти, дура, я хранитель.

– Да хоть предохранитель! Не смей трогать мою подругу. Ах ты… – хватка моментально ослабла, нож исчез, и Павел вздохнул свободно.

– Ах, ты сволочь! – продолжала Рииль. – Вот я тебя и нашла!

Она кинулась к перепуганному Фрицу и двинула в челюсть. Он попятился назад, споткнулся и рухнул на спину.

Павел с выпученными от удивления глазами смотрел на этот беспредел, затем вытащил из кобуры ствол и пальнул в потолок.

Все в баре вздрогнули, но, увидев, что им ничего не угрожает, продолжили есть и разговаривать, делая вид, что ничего не произошло.

– Что за дела? – крикнул Павел. – Вы кто такие?

Белк запрыгнул на шею ничего не понимающего Бориса и перепугано выглядывала из– за его головы.

– Мы из Амазии. Это наши пленники.

И тут у Павла зазвонил телефон.

– Алло! Паша, это Дилинджер. Мой компьютер всё просчитал. Если не остановить процесс, наш мир погибнет в 2012 году.

– Какой процесс?

– Всё из-за этих бродяг. Я не знаю, откуда они взялись, но они нарушили равновесие. Их не должно здесь быть. Каждый их вдох и выдох вносит новые коррективы, всё более усугубляя ситуацию. Ищи их срочно. Ещё тебе нужны две какие-то амазонки, клоун – убийца и белка. Всё дело в них. Паша, если ты их убьёшь, ты ничего уже не изменишь! Ты должен их вернуть.

– Куда вернуть?

– Я не знаю. Ты смотрел сегодня на небо? Я видел там треугольные облака. Тебе это ни о чём не говорит? Паша, я не хочу умирать.

Павел спрятал телефон, оглядел всю компанию, ткнул пальцем в Бориса:

– Ты клоун?

– Почему клоун? Я слесарь.

– Ты клоун? – палец уткнулся во Фрица.

– Нет, я фашист. Солдаты в цирке не смеются.

– Тогда этот? – он посмотрел на мирно сопящего Петра с разливающейся по всей щеке гематомой.

– Вряд ли, – сказал Боря.

– Да, не похож.

Павел замолчал в раздумьях и все замерли немой сценой в ожидании развязки.

– Так, – Павел опять достал удостоверение, – я хранитель. Вы знаете, что это такое. Вы – части головоломки, которую мне нужно разгадать. Если кто-нибудь из вас исчезнет из моего поля зрения, лучше даже не думать о том, что я с ним сделаю. Не вздумайте сбежать или умереть.

– А концерт? – спросил подошедший на шум Антуан.

– Концерту быть. Куда они от меня денутся? После концерта собираемся здесь. Всем ясно? Вольно. Разошлись.

– Там тебя ищут, – сказал Антуан.

– Кто?

– Сюрприз.

Мэнсон сидел на скамейке в парке и ел пиццу. К парику он привык, а вот поролоновый нос пришлось сдвинуть на лоб, чтобы не пачкался соусом. Чарли устал. Чарли отдыхал. Его сознание погрузилось в ветчину, плавленый сыр, кетчуп и майонез. Он тщательно и долго жевал каждый кусочек, наслаждаясь покоем и кусочками шампиньонов. Иногда взгляд падал на проходящие мимо лодыжки, где-то в тёмных закоулках души чёртики рвались прикончить владелицу изящной ножки на высоком каблуке, но тут же их усмиряли очередной порцией пиццы и глотком колы. Было так хорошо, что убивать никого не хотелось. Тем более, нужно собраться с силами перед решающей резнёй.

– Лита! – шептал ей на ухо Максим.

– Максим! – стонала она, крепко обнимая его. – Я тебя искала.

– Зачем?

– Чтобы убить.

– Ты что, дура?

– Наверное. Но я никогда-никогда не смогу тебя убить. И никому не позволю. Почему ты сбежал?

– Побегать захотелось. Но я вспоминал о тебе. Постоянно.

– Поцелуй меня.

Чмок-чмок.

– Не так. По-настоящему.

– Ты мне в дочки годишься.

– Странный ты. Тогда я тебя поцелую.

Рииль сразу нашла комнату на час. Наверное, в её взгляде было такое, чему невозможно отказать. Правда, владелец комнаты – лысый дядька в майке и трусах – лежал без сознания со связанными руками и ногами на кухне. Не было времени на уговоры и объяснения.

– Сволочь! – Рииль ударила Фрица по щеке. – От меня не сбежишь.

– Да, моя госпожа, накажи меня. – Фриц с довольной улыбкой лежал на широкой кровати с шёлковыми простынями, придавленный к ложу сидящей на нём девушкой.

– Наказать? Я тебя уже три раза наказала. Ты что, сможешь четвёртый?

– Смогу, во мне столько накопилось! Знаешь, у меня всегда было плохо с фантазией и с физиономией. Девушки меня не замечали. Потому что я рыжий.

– Рыжий? Ну и что? А при чём тут фантазия?

– У меня не получалось это…ну как бы сказать. Рукоблудствовать. Никак не мог себе представить голую женщину.

– Бедняжечка.

– Все девчонки по парам, – промычал Борис, когда Максим и Фриц, прихватив девушек, ушли из бара.

– Даже не думай, – сказал белк. – Сразу три статьи. Зоофилия, гомосексуализм и педофилия.

– Размечтался, – Борис посмотрел на ставшее в защитную стойку животное и выпил рюмку. – Я таких крыс, как ты, даже не ем. И на шапку ты не годишься – плешь на плеши.

– Это я линяю! Ишь, на шапку не гожусь! Язык, как помело. Ну, что ты за существо – что ни слово, то обидное. Если у тебя ко мне претензии, так и скажи, давай выйдем, по– мужски поговорим.

– Иди, поговори. Я тут посижу. Мне подумать надо.

– Трус! Я так и знал! Только оскорблять умеешь, а отвечать за слова слабо!

– На, выпей, – Борис плеснул в блюдце, – лучше расскажи мне, что это за хмырь был? Сторож, или как его…

– Хранитель? – белк развалился на столе, закинув лапы за голову. – Это бздец. Полный. С ними лучше вообще не встречаться. Отморозки редкие. Могут завалить ни за что, и им ничего за это не будет.

– А что они хранят?

– А хрен его знает. Говорят – каждый своё. Вот Пушкин – хранитель ямба и хорея.

Менделеев – хранитель сорока градусов. Пржевальский – хранитель лошади.

– Бред какой-то. А этот – хранитель чего?

– Я откуда знаю? Он, возможно, сам не знает.

– Это как?

– Кверху каком. Он сам должен понять, чего он хранит.

– И что нам с ним делать?

– То, что он скажет. Они ребята серьёзные, даже думать не смей поперёк. Идиоты, конечно, редкостные, но справедливые.

Гитлер рвал и метал.

– Найти и обезвредить! Стереть сучку в порошок! Измена! Предательство!

– Дорогой, не нужно так кричать. Всё равно, кроме меня никто не слышит.

– Как она могла?

– А я тебе говорила – не путайся с этими шлюшками из варьете. Нашёл на кого ставить судьбу Рейха. Вот и довели тебя до цугундера. Как тебе такой цвет помады?

– Ева, я тебе этой помадой… Ты далеко собралась? О тебе уже такие слухи ходят!

– Неужели ты веришь этим злым языкам? Как сам шляешься по притонам, так тебе можно, а как истосковавшейся по обществу девушке выйти с подругой кофе попить – так нельзя?

– Евочка, у тебя от роду подруг не было, а тем, кто был, ты или лица расцарапала или кудри повырывала. И вообще, позвоню-ка я Мэнсону. Может, дозвонюсь.

Гитлер заходил по комнате взад-вперёд, прижимаю к уху трубку.

– Алло, Чарли! Дружище! Ты куда пропал? Тут город без тебя расплодился. Скоро перенаселение будет. Пора пропалывать. Шучу я. Ты где? В Нью-Сити? Как тебя туда занесло? Да? Неужели? Ну, расскажешь потом. Слушай, могарычовое дело. Найди там Мату Хари. Да, ту самую. Помню, помню. Точно, это она. Так вот, найди её, и скажи, чтобы сделала то, что обещала. А если не сделает – убей её. Мучительно. Да не за что. Развлекайся. Жду, Чарлик.

Страницы: «« ... 89101112131415 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Степан Анастасович Микоян, генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-исп...
Годы Второй мировой войны были временем не только трагедий целых народов и героизма тех, кто сражалс...
Уже нет сомнений, что над миром нависла карающая десница Господа. Он намерен стереть людей с лица зе...
Студент факультета журналистики Андрей Духов с трепетом отправился на первое задание. Ему предстояло...
Тирр Волан из дома Диренни, один из сильнейших магов Подземья, спасаясь от врагов, использует послед...
Свежеиспеченный сержант ГАИ Антон Прокофьев прибывает на пост № 376 для прохождения службы. Антон го...