Капли гадского короля Луганцева Татьяна

Глава 7

Как ни старалась Кристина взбодрить подругу в выходные дни, ничего у нее не получалось. Катя все равно пребывала в задумчивости. Подруги сходили в зоопарк, картинную галерею и погуляли в парке им. Горького, даже покатались на карусели, словно дети.

— Интересно, что подумает о нас молодежь? — спросила Тина, одетая в ярко-розовый короткий плащ и голубые джинсы.

— Что две тетки решили вспомнить молодость, — ответила Катя. Она была в светлом вельветовом костюме, который висел на ее худой фигуре, как на вешалке.

— Такое впечатление, что тебе шестьдесят лет.

— А я иногда себя на столько и ощущаю.

— Очень жаль это слышать, — оглянулась по сторонам Тина, — я, например, задержалась надолго в двадцатилетнем возрасте. А тебе не хватает любви, я это всегда говорила, и твоя нога тут совершенно ни при чем. В постели…

— Тина, хватит!

— Вот опять! Проще надо быть, проще. Ведь безумной любви можно и не дождаться, а годы пройдут. Будешь бабкой, подумаешь, вот дура-то я была!

— Я не знаю, что со мной будет, когда я буду бабкой, но сейчас я уверена, что размениваться не смогу.

— Это так бывает приятно… — Тина задумалась, — я имею в виду размениваться, — и засмеялась.

— Я знаю, ты специально меня доводишь, — улыбнулась Катя, опираясь на трость, которую они купили с Тиной в аптеке, так как Катя наотрез отказалась идти к Ивану Федоровичу за своей вещью.

В понедельник Кристина, выкурив три сигареты и выпив чашку крепкого кофе, поехала в институт ко второй паре, так как к первой уже просто не успевала.

Припарковав свой «Фольксваген» на стоянке, Кристина с этюдником, папкой побежала в институт. Вторая пара — лекция по истории искусств — проходила в главном, самом старом корпусе института. Кристина вошла в вестибюль и поднялась по широкой мраморной лестнице на второй этаж: здесь располагались деканаты многих факультетов и ректорат.

Прямо на нее с портрета смотрел Казимир Натанович в черном костюме и белой рубашке. Портрет был вывешен на самом видном месте.

«Юбилей, что ли?» — подумала Кристина и подошла поближе.

Почему-то ей стало неуютно и слегка подкосились ноги, скорее всего, ее смутила черная лента в правом углу портрета.

«Уважаемые преподаватели и студенты! С прискорбием сообщаем вам, что вчера скоропостижно скончался наш любимый преподаватель, заслуженный деятель искусств России, профессор, великолепный художник Бергер Казимир Натанович. Выражаем всем, кто любил Казимира Натановича, соболезнование. Вечная ему память. Панихида состоится завтра в 12 часов дня у морга 17-й больницы».

Кристина забыла, где она находится и зачем сюда пришла. Она неотрывно смотрела на белый лист бумаги и напрягала зрение, чтобы черные буквы не расползались перед глазами.

«Это глупый розыгрыш?» — сначала спрашивала себя Кристина, а потом пыталась убедить себя в этой мысли.

— Ну что, больше некому будет за тебя заступаться на художественных и педагогических советах? — спросил Кристину противный женский голос.

Юлиана Снегирева не упустила возможности уколоть Кристину, заметив ее у некролога Казимира Натановича.

Кристина была настолько потрясена, что даже не нашлась что ответить.

«Как же это так? Как же это произошло? Я же видела его в пятницу, ничто не предвещало такого страшного развития событий. Я ведь сегодня собиралась идти к Казимиру Натановичу, чтобы закончить работу… Собиралась… Какой ужас! Я все равно пойду к нему домой… Для чего? Ну конечно, чтобы узнать, как все это произошло. Мне необходимо узнать, иначе я никогда не поверю в то, что Казимир Натанович вот так вот просто ушел…»

Кристина была готова расплакаться, когда кто-то полуобнял ее за плечи.

— Жуткая весть, — вздохнула секретарь декана факультета Ольга Алексеевна, женщина очень впечатлительная и эмоциональная, к тому же первая сплетница в институте.

— Ужасное событие. Мы с утра все в шоке. Хоть Казимир Натанович и был уже в солидном возрасте, все равно его кончина оказалась для всех полной неожиданностью. Я тут навела кое-какие справки, — Ольга Алексеевна отодрала Кристину от пола, то есть сдвинула с места и повела вдоль коридора. — Казимир Натанович жил очень уединенно и никому не распространялся о себе и своих проблемах. Оказывается, в последнее время профессор плохо себя чувствовал, у него было больное сердце. А мы и не знали, — продолжала говорить Ольга Алексеевна.

— Я не могу поверить… — прошептала Кристина, которая наконец-таки смогла заплакать, чтобы облегчить душу.

— Почему он был такой скрытный в коллективе и нелюдимый? Нашел какую-то коммерческую фирму, каких-то ангелов, чтобы они ухаживали за ним, делали уколы, а он отписал им свою квартиру по договору. Бред какой-то! — махнула рукой Ольга Алексеевна.

— «Ангелы с поднебесья!» — выдохнула Кристина, заметно побледнев.

— Что? Точно! Именно так и называется эта фирма. Вы, Кристиночка, что-то знали про это? Вы ведь были любимицей покойного. Ох, сколько раз он заступался за вас, я была свидетельницей!

— Мне что-то нехорошо, — попыталась отстраниться от Ольги Алексеевны Кристина, — можно я пойду?

— Что ты, Тина! Я же не просто так тебя веду в деканат. У меня к тебе дело.

Ольга Алексеевна буквально втащила Кристину к себе в приемную, усадила на стул и налила в пластиковый стакан воды.

— Выпей и успокойся! Дело в том, что сегодня утром ко мне, ну то есть к нам в институт, приехал представитель фирмы «Ангелы с поднебесья» и сообщил, что нашего профессора больше нет. Молодой человек был очень любезен, ведь у Казимира Натановича нет родственников, и мы бы не сразу узнали, что он умер, а когда бы узнали, уже не успели бы похоронить. А так успеем, вот, пожалуйста, завтра все желающие… да все в некрологе написано. А представители этой фирмы ходили, оказывается, к нему домой каждый день уже на протяжении двух месяцев без выходных и праздников и первыми обнаружили его мертвого. Умер Казимир Натанович в субботу вечером, обнаружили его вчера утром. Вот! Кажется, все сказала! — Ольга Алексеевна перевела дух и налила себе воды. — Молодой человек принес нам сверток, сказал, что Казимир Натанович, видимо почувствовав себя плохо, написал предсмертную записку, где просил передать любимой ученице свой портрет на добрую память. Вот! — Секретарь торжественно извлекла из-под стола завернутую в бумагу картину и положила на стол перед Кристиной.

Покосившись на дверь с табличкой «Декан», Ольга Алексеевна, понизив голос, произнесла:

— Очень шустрая фирма эти, как ты говоришь, «Ангелы с поднебесья». Подцепили одинокого, больного старика, земля ему пухом, два месяца походили, поделали уколы и… Его квартира, все имущество, представляешь? Я не была у Казимира Натановича дома, но говорят, что у него было много антикварных вещей, и квартира со всем содержимым отходит этим людям. Хорошо, что хоть выполнили его последнюю просьбу, отдали тебе его портрет. Странный, конечно, подарок, — стрельнула глазами в сторону Кристины Ольга Алексеевна и тут же добавила: — Только не обижайся, Тина, но если бы этот портрет представлял какую-то ценность, то вряд ли бы эти ушлые людишки тебе его отдали. Так что бери, — сказала Ольга Алексеевна и вздохнула, выполнив ответственную миссию.

Кристина прижала к себе сверток и вышла из деканата. Ни о какой учебе не могло быть и речи. Тина поехала домой, решив в одиночестве погоревать о Казимире Натановиче.

— Не прошло и нескольких дней, как вы уже опять на работе! Бледная, какая-то встревоженная и похудевшая. Вот не сидится вам дома! — всплеснула руками медсестра Кати.

— Со мной все нормально, а дома сидеть больше не хочу, — Екатерина надела чистый, накрахмаленный белый халат.

— Вам лечиться надо не от простуды, а от «тру-до-го-лиз-ма», — выговорила Нина Степановна, сменив уличную обувь на ярко-красные туфли. — Я по телевизору смотрела, есть такие люди, которых метлой с работы не выгнать, но они хоть деньги зарабатывают.

— Ладно, Нина, не утрируй! Вызывай первого!

Первым пациентом оказался ненавистный Нине Степановне гражданин Лосев.

— Опять вы? Ну сколько можно говорить, что вы не с нашего участка! — воскликнула она.

— Потерпите меня последний раз, — проговорил Петр Федорович и тяжело опустился на стул. — Вы какая-то не такая сегодня, Екатерина Григорьевна, — поднял он на нее подслеповатые, слезящиеся глаза.

— Замотали вы ее! — ответила Нина.

— Что вы хотели, Петр Федорович? — мягко спросила Катя.

— Ваши опасения оказались верны… У меня рак, и меня кладут в онкологию, пришел попрощаться, — сказал старик.

— Еще все обойдется, — растерялась Катя.

— А сейчас ничего не скрывают, все говорят как есть, — вздохнул Петр Федорович, и сердце Кати сжалось. — А ведь моя соседка, которая ждала вашу врачиху, умерла…

— Умерла? — переспросила Катя.

— Ну да… Я ее видел не так давно, такая счастливая была, говорила мне, что нечего связываться с бесплатной медициной, что столько раз она ждала участковую, а та ни разу не пришла. А сейчас к ней ходит очень приятная девушка, лечит ее, беседует с ней. Иногда и продукты приносит, мол, за все заплачено. Я еще удивился. Ведь знал, что Камила Георгиевна одинокая женщина, что у нее ни детей, ни других родственников, да и пенсия маленькая, а тут вдруг такое обеспечение? Она мне охотно пояснила, что заключила договор пожизненного содержания с одной хорошей фирмой в обмен на квартиру после своей смерти. И вот вчера умерла… такая жалость… Только у Камилы все наладилось, и вот такой конец. — Петр Федорович, что-то еще бормоча себе под нос, встал и вышел из кабинета. Катя кинулась за ним следом.

— Петр Федорович, а как называлась эта фирма, которая ухаживала за вашей соседкой?

— А… так это… какие-то «Ангелы», что ли? — ответил старик.

У Кати сразу испортилось настроение, а в конце рабочего дня ей позвонила Кристина и убитым голосом сообщила, что ее любимый преподаватель умер от сердечного приступа.

— И для меня явилось полной неожиданностью, что за ним присматривала коммерческая фирма «Ангелы с поднебесья», куда ты устроилась на подработку, — сообщила ей Кристина.

— Закон парных случаев, — прошептала Катя.

— Что? О чем ты? Какие случаи? — не поняла Кристина.

— Потом, потом, Тина! У меня возникло срочное дело! — прокричала Катя и бросила трубку.

Все ее мысли теперь были заняты Иваном Федоровичем, все-таки она успела привязаться к нему.

«Он не пустит меня в дом, но пустит своего внука, и я должна его разыскать и сообщить, что его дед в опасности. Вопрос, где я найду популярного актера?»

Как ни странно, но разыскать Германа Чадаева оказалось много проще, чем Катя себе представляла.

— Он на съемках сериала на турбазе «Сосенки» в Московской области, по Ярославскому шоссе — тридцатый километр, — ответили ей в Союзе кинематографистов, связавшись еще с кем-то.

— И это все? — даже удивилась Катя и поспешила на автовокзал.

До тридцатого километра Катя доехала в переполненном рейсовом автобусе и сошла на площади небольшого населенного пункта. Катя уже хотела было спросить у какой-то бабульки, как пройти на турбазу «Сосенки», но увидела указатель с таким названием и пошла по дороге, которая за поворотом уходила в лес, густой и темный.

Время уже было вечернее, и это не внушало Кате оптимизма. Она оглянулась по сторонам.

«Похоже, что больше нет желающих посетить турбазу «Сосенки». Что это я раскисла? Я же уже приехала, отступать некуда, позади Москва. Я должна увидеть внука Ивана Федоровича и высказать ему все мои опасения. Иначе я перестану себя уважать и не смогу спокойно жить».

Катя решительным шагом, если это так можно было назвать при ее хромоте, направилась в лес, следуя указателю. За каждым кустом ей мерещился затаившийся убийца или ожидающий очередную жертву маньяк. Темные, шевелящиеся от легкого ветерка еловые ветки вселяли ужас. Кое-где еще лежал нерастаявший серый снег. Катя чувствовала себя в этой глуши совсем потерянной.

«Чует мое сердце беду… тьфу, совсем неврастеничкой стала! Вот предупреждали меня моя медсестра и Тина, что пропаду я от своего желания помогать незнакомым людям. Зачем мне все это? Для чего? Что мне скажет этот актер, которому дед не нужен? Зачем я во все это лезу? По дурости… точно, по дурости, другого объяснения нет, но и пути назад нет. Была не была, поговорить с Германом придется, хочет он этого или нет…» — пыхтела Катя, ковыляя по лесной дороге, дыша свежим, чистым воздухом, от которого у городского жителя начинает кружиться голова. Наконец впереди показалась крыша какой-то деревянной избушки, и почти сразу же путь Кате преградила мужская фигура в камуфляже. Она вскрикнула от неожиданности и прижала руки к груди.

— Не бойтесь, гражданочка! — миролюбиво заявил охранник. — Куда?

— Турбаза «Сосенки», — сглотнула Катя.

— К кому? Или отдыхающая? Почему без вещей? Показывайте путевку!

— У меня нет путевки, я не отдыхающая. Мне по личному делу к одному человеку, — промямлила Катя.

— Девушка, ничем не могу помочь. Сейчас турбаза вообще закрыта, здесь идут съемки кинофильма, поэтому усилена охрана и на турбазу не пускают, так что извините, — сказал охранник.

— Я прошла километра три и очень устала, — тяжело оперлась о палку Катя, — а то, что здесь снимают фильм, так это очень хорошо! Я и приехала к одному из актеров, играющих главную роль. Значит, в Союзе кинематографии меня не обманули, — улыбнулась Катя.

— К кому вы приехали? — спросил охранник, уставившись на трость в ее маленьких, худых руках.

— К Герману Чадаеву, — ответила Катя.

— О! Не пущу! Здесь уже толпы поклонниц пытались проникнуть на турбазу к нему, но ничего у них не вышло. Не выйдет и у вас, так что не старайтесь. Но ход был хороший… трость, наивный взгляд. Я чуть было не попался, — хмыкнул охранник.

— Я не вру! Идти я дальше не могу, вот мое удостоверение об инвалидности. И я не его поклонница, я даже ни разу не видела его в жизни, только на экране, — твердо сказала Катя.

— И зачем же вы приехали в такую даль? — поинтересовался охранник.

— Чтобы полюбоваться на него, — передразнила его Катя. — Я являюсь сиделкой его деда и хочу сообщить Герману не очень хорошие новости. Думаю, что он не обрадуется, если узнает, что вы меня не пустили. И не дай бог, если за это время его дед умрет, — добавила Катя, перенося вес на другую ногу.

Охранник задумался. Катя выглядела вполне искренней, а взгляд ее был честным и немного наивным. С минуту поразмышляв, охранник отступил в сторону.

— Третий домик слева, — неохотно сказал он, — но если вы меня обманули… — охранник надулся, как мыльный пузырь.

— Я говорю правду, — заверила его Катя.

— Иди, иди, поверю на слово. Герман Юрьевич — хороший человек, при любом раскладе не будет ругаться.

Катя наконец-таки вошла на территорию турбазы «Сосенки» и двинулась по главной аллее, осматривая окрестности. Скамейки, аккуратные клумбы с цветами и симпатичные домики с резными ставнями. Катя остановилась у третьего домика и, поднявшись по ступенькам, набравшись смелости, постучала в дверь.

— Избушка-избушка, повернись передом, а ко мне задом, потому что я гей, — раздался чей-то голос.

Катя обернулась и увидела высокого и толстого мужчину в клетчатой рубахе и джинсах, заправленных в сапоги. Большое, круглое лицо обрамляли темные с проседью вьющиеся волосы, толстые губы расплылись в улыбке.

— Чего смотришь? Новая осветительница? — спросил он ее, блеснув игривыми глазами.

— Новая, — кивнула Катя, чтобы не вдаваться в долгие и нудные объяснения перед незнакомым и совершенно пьяным человеком.

— И тоже ломишься к Гере? Пойдем со мной, муза! Я же не хуже собаки! — голосом Карлсона из мультфильма произнес мужчина. Катя теперь поняла, что это какой-то актер, его лицо и внушительная комплекция кажутся ей знакомыми.

— Думаю, красавица, что вашему Герману уже кто-то освещает путь под одеялом. Идемте со мной на пикник под елкой, я буду щекотать ваше нежное тело своей трехдневной щетиной и еловыми ветками.

Катя не успела как следует обдумать его заманчивое предложение, как дверь в деревянном доме открылась и перед Катей предстал мужчина выше среднего роста, с красивой фигурой, в черных трусах фирмы «Dim».

— Миша, опять ты балагуришь? От твоего баса дом гудит! — Темные глаза мужчины остановились на Кате, и на какую-то долю секунды ей показалось, что он или удивился, или даже испугался.

«Все-таки не нравлюсь я людям с первого взгляда, — с сожалением подумала она, — начинают хорошо ко мне относиться, только пообщавшись со мной, узнав, что я за человек. А вот так вот сразу произвести впечатление у меня никогда не получалось», — подумала она с грустью и попыталась вытянуться, чтобы стать хоть немного выше.

— А… — протянул Герман, это был именно он, — вот оно что… А я-то думал, Миша, что ты тут в глуши совсем одичал и меня зовешь валяться под елями!

Михаил хохотнул и, помахав ручкой, нетвердой походкой направился туда, откуда доносились смех и звуки какой-то бодрящей музыки.

Герман посмотрел на вечернее, звездное небо и, словно определив время, сказал:

— Десять часов вечера. С учетом того, что съемки любовной сцены на сеновале начинаются на рассвете, а герой-любовник, то есть я, должен выглядеть свежо и бодро, извините, я просил меня после девяти часов не беспокоить! — грубо сказал Герман и попытался закрыть перед Катей дверь.

Она сама не знала, что на нее нашло, в каких фильмах такое видела, но Катя, мгновенно среагировав, просунула в дверную щель свою трость и не дала этому человеку закрыть дверь. Правда, трость тоже не выдержала такого силового воздействия и благополучно треснула.

— Я, конечно, понимаю, что вы звезда и вам надо красиво выглядеть на сеновале, но вам придется меня выслушать. Я что, зря сюда ехала? К тому же мне и назад теперь будет идти тяжело со сломанной тростью, — сказала Катя и сама испугалась своей интонации.

Герман усмехнулся, его красивое лицо светилось высокомерием и неприязнью.

— Автографа хватит?

— Я не за этим. Я хочу поговорить о вашем деде Иване Федоровиче, — сказала Катя.

— У меня нет никакого деда, не морочьте мне голову! Кто вы вообще такая? — спросил артист.

«Даже не стесняется, что стоит голый, совсем обнаглели эти артисты», — подумала Катя, с ужасом ощущая, как ее щеки заливает краска стыда.

— Меня зовут Екатерина, фамилия моя Лаврентьева, я врач вашего деда, то есть была им, и у меня большие опасения, что ваш дед попал в нехорошие руки.

— И что? — оперся о косяк двери голым плечом Герман.

— Ну, может быть, вы пустите меня в дом, я расскажу все подробно, что привело меня к вам, — сказала Катя.

— А больше вам ничего не надо? Пустить в дом. Мне нет дела до деда, потому что его никогда не было в моей жизни.

— Неправда, Иван Федорович мне рассказывал о вас. Вы же не будете вставать в позу обиженного мальчика? Человеку грозит смерть.

— Насколько мне известно, моему деду, как вы, Екатерина Лаврентьева, выражаетесь, не двадцать лет, и он когда-нибудь все равно умрет, — небрежно ответил Герман.

Катя подняла глаза и с недоумением посмотрела в его красивые глаза и кроме безразличия ничего в них не увидела.

«Красивая, пустая кукла, злой и бессердечный!» — подумала Катя, но, не выдержав его взгляда, снова опустила глаза и принялась рассматривать татуировки и шрамы, украшавшие грудь артиста.

— Терпеть не могу татуировки, — сказала она.

— Правда? Это интересно. Простите, что не спросил у вас разрешения сделать их. Врач моего деда! Просто баба-яга — костяная нога, сломавшая свой костыль, — улыбнулся самой противной из всех противных улыбок на свете Герман.

— Плохой из вас герой-любовник, если вы говорите женщине такие вещи, — спокойно сказала Катя, полная решимости достучаться до железобетонного сердца Германа.

— Это судить зрителям, а не тебе, — презрительно фыркнул он, отступая внутрь.

Его спортивная фигура исчезла внутри домика, Катя, секунду поразмыслив, решительно вошла следом.

— Ни один нормальный человек не может оставаться безучастным, если другого человека подстерегает опасность, — сказала Катя, входя через небольшую прихожую в комнату средних размеров. Обстановка внутри была выполнена в простом, деревенском стиле. Деревянный пол из широких ровных досок, низкий потолок, простая мебель и два плетеных кресла, в одном из которых расположился Герман, так и не удосужившийся накинуть на себя хоть какую-нибудь одежду.

— Вот пусть люди и позаботятся. Моя мать жила без отца, и я рос без деда, и ничем я этому человеку не обязан, — вяло ответил Герман.

— Но так же нельзя… Вы его единственный родственник! Забудьте обиды! Помогите старику!

— Если вы такая сердобольная, вот и помогайте, — смерил безразличным взглядом ее этот красавец.

— Я бы с удовольствием, но что я могу?! Ваш дед, мне кажется, попал в руки мошенников, — и Катя вкратце рассказала о подозрениях, которые зародились в ее голове. — Понимаете, почему я приехала к вам? Я ничего не могу! Иван Федорович не хочет меня видеть.

— Правильно делает, — фыркнул Герман.

— Я не могу пойти в милицию, так как у меня нет никаких доказательств, одни только подозрения. И потом, на каких основаниях я к ним пойду. Вы его единственный родственник, и вас в милиции послушают, а от меня не примут даже заявления.

— А вам не кажется, что вы ненормальная и ваши подозрения всего лишь глупые домыслы? — спросил Герман.

— На моем участке умерла женщина от сердечного приступа, которая тоже пользовалась услугами «Ангелов с поднебесья», а у моей подруги умер преподаватель, связавшийся с этой фирмой, — сказала Катя, чувствуя сквозняк, так как у Германа было нараспашку открыто окно и входная дверь тоже не была закрыта до конца.

— А вы думали, что старые люди живут вечно? — усмехнулся Герман.

— Ну что вам стоит, Герман? А вдруг я права? Спасите деда! Поговорите с ним, пусть он перепишет квартиру на вас, тогда он не будет нужен «Ангелам с поднебесья», и они отстанут от него, — предложила Катя, — главное, чтобы не было поздно.

— Мне не нужна его квартира, и кому он ее завещает, мне все равно.

— Ради его спасения, — умоляюще посмотрела на него Катя, почему-то сфокусировавшись на его руках и только сейчас заметив синяки и следы уколов.

«Бог мой, с кем я говорю?! Он же законченный наркоман! Вот это да! Вот это богема!» — мелькнула мысль у Кати.

— У меня нет желания никого спасать и больше слушать этот бред. Вы предложите свои услуги деду, может, он клюнет на ваше молодое тело и красивые глаза и отпишет вам квартирку? Он ведь у нас в семье известный ходок был, а такие и в старости не успокаиваются, — спокойно сказал Герман и пронзил ее взглядом темных глаз. — А сегодня ныряй в постель ко мне, твоя хромота там будет не помеха, все равно я сегодня один.

Катя встала с кресла и, хромая, пошла на выход. В дверях она остановилась.

— Не могли бы вы, Герман, оказать мне одну услугу? Сообщать о всех ваших новых ролях, фильмах и проектах, в которых вы будете участвовать, чтобы я случайно не увидела вас по телевизору?

— Странно это слышать от тебя, — вдруг сказал Герман каким-то другим голосом.

Катя насторожилась и внимательно посмотрела на него, но кроме нахального выражения лица ничего не увидела.

— Я и раньше считала, что вы плохой актер, но сейчас боюсь, что меня просто стошнит. А то, что я зря приехала, я уже поняла.

— Была бы ты мужиком, получила бы в рыло, — спокойно сказал Герман.

— От такого «героя-любовника» всего можно ожидать, — сказала Катя, — я сама предупрежу Ивана Федоровича, хоть он не хочет меня видеть и слышать.

Катя вышла из домика, с силой шарахнув дверью, и заковыляла на автобусную остановку, внутренне чертыхаясь.

«Идиот! Дебил! Дурак! Нет, самодур! Звезда! Чемпион мира! Красавец с фиговым листком! Продавший душу наркоман! Зря! Зря приехала!»

Она шла эти три километра назад, спотыкаясь и чертыхаясь, очень долго. Вокруг была темень. Катя даже думать не хотела о том, что она лишилась второй трости, это уже был словно злой рок.

Какие-то пьяные люди горланили на автобусной остановке. Сначала Катя испугалась, что пьяные могут пристать к ней, но потом поняла, что они пьяны до такой степени, что им и с лавки не встать. Она купила билет до Москвы и целых сорок минут ждала автобуса, отправляющегося ночным рейсом до Москвы. Домой Катя добралась без сил и сразу же легла спать, стараясь больше не думать о своей неудачной попытке примирить Ивана Федоровича с внуком, а заодно и оградить старика от опасности.

Глава 8

Высокий блондин с лохматыми волосами, в майке и трусах посмотрел на светящийся в темноте циферблат часов и протер глаза. Было два часа ночи, при этом во входную дверь настойчиво стучали, потому что звонка не было.

— Да иду я… иду… Сейчас дверь выломаешь! Черт! Герман, только ты так стучишь мне в дверь, — парень босиком дошел до двери и открыл ее настежь, впуская внутрь высокого брюнета в кожаной куртке.

— Ну ты и спишь, Сеня, я полчаса колочусь в дверь.

— Гера, ты соображаешь? Два часа ночи на дворе.

— И что? Весь наш план валится к чертовой бабушке из-за этой назойливой девчонки. Два месяца псу под хвост! Эх, Сеня, хреновый ты частный детектив, не все ты предусмотрел.

— А ты артист никакой, раз она тебя раскусила! — огрызнулся Сеня.

— А она меня и не раскусила, только заподозрила, — отмахнулся Герман, — но думаю, надо что-то быстро предпринимать.

Семен посмотрел на своего друга, с которым они вместе служили в армии и с тех пор поддерживали приятельские отношения. Герман долго занимался профессиональным спортом, затем занялся бизнесом, а вот сейчас еще стал известным актером.

Семен мысленно вернулся на некоторое время назад, когда к нему в частное детективное агентство пришел Герман, вызвав бурю эмоций у сотрудниц его офиса.

— Ты — мой друг, и я уверен, что не откажешь мне в помощи, — начал беседу Герман. — Как ни странно, но только после его смерти я узнал, что он у меня был.

— Кто? — не понял Семен. Они с Германом были ровесниками, но Семен выглядел пацаном по сравнению с другом.

— Мой дед. Представляешь, у меня, оказывается, все это время был настоящий дед. Мать не рассказывала о своем блудном отце, и у меня никогда не было деда. А тут меня нашли как единственного наследника моего деда Константина Львовича Чадаева. Так интересно… а потом сказали, что, оказывается, я не наследник, что дед отписал свою квартиру какой-то фирме, ухаживающей за ним.

— Если дед был одинок, он мог это сделать. Это вполне законный бизнес, — ответил Семен.

— Я все понимаю, он даже мог не знать, что у него есть внук. Мало того, я особо не расстроился из-за его кончины. Ведь я даже ни разу не видел этого человека. Также ты, прекрасно зная меня, понимаешь, что я не испытываю разочарования по поводу потери его квартиры. У меня достаточно жилья у самого, а также денег, чтобы купить новое, и его квартира в центре Москвы мне не нужна.

— Что тогда? — уточнил Семен.

— Мне не понравилось, что сказал нотариус. Представляешь, за последнее время произошло три похожих истории. Старики отписывают свои квартиры «Ангелам с поднебесья» и затем благополучно умирают.

— Старики вообще умирают, — заметил Семен, — родственники-то, небось, проводили свое расследование, чтобы получить квартиру себе?

— Еще как! — утвердительно кивнул Герман. — Тщательнейшим образом! Нескольких старичков разобрали на атомы, пытаясь найти хоть какую-то зацепку о преднамеренном убийстве. Ни-че-го!

— И что ты хочешь от меня? — спросил Семен.

— Не спеши! Я ведь и в милицию пошел. Задело меня сильно, понимаешь? Если бы я знал, что у меня есть живой родственник, мой дед ни в чем бы не нуждался, я бы простил ему все грехи. И ему не пришлось бы нанимать чужих людей, чтобы за ним ухаживали, да еще и подписывать эти неприятные документы. Я бы не допустил, чтобы одного из Чадаевых убили, как крысу! Ты меня знаешь.

— Только пока ты говоришь об убийстве.

— Нужны доказательства, я их достану! — склонил голову Герман, разглядывая носки своих кожаных ботинок.

— Ну, так что в милиции? — напомнил ему Семен.

— Следователь, что называется, не для протокола сообщил мне, что тоже чувствует, что здесь что-то не чисто, но ему нужны доказательства. А их нет, ни одного! Эту фирму проверяли вдоль и поперек, ни одной зацепки, — грустно сообщил Герман. — Но я так просто не сдамся. К тому же я намерен подключить к расследованию тебя как частного детектива, раз официальные власти не в силах нам помочь.

— У тебя есть план? — усмехнулся Семен.

— А как же! Мы поймаем их на живца.

— Нашел какую-нибудь смелую старушку?

— Одного бодрого старика, — подмигнул ему Герман и вдруг как-то сгорбился, уменьшился в размерах, закашлялся и заговорил старческим голосом: — Так о чем ты спрашивал, милок? Что-то я запамятовал, склероз, знаете ли…

Семен оторопело смотрел на него.

— Прикольно… у тебя даже мимика изменилась, ты и вправду стал похож на старика.

— Вот-вот! А представляешь меня в соответствующем гриме?

— Так ты сам хочешь быть подсадной уткой? Гера, ты с ума сошел! Тебя раскроют в две минуты.

— Ты больше боишься, что меня раскроют или что мне причинят вред?

— Я боюсь и того, и другого, а уж если тебя раскроют, то тогда точно причинят вред, я уверен, — ответил Семен, который был трусоват для частного детектива.

— Это единственный шанс, насколько я понимаю, они всех стариков доводят до сердечного приступа.

— Почему? — поинтересовался Сеня.

— Я побывал в морге — не смотри на меня так — у одного патологоанатома и поинтересовался негласной статистикой, от чего умирают старики? Бутылка дорогого виски и хороший закусон из ресторана сделали свое дело. Кощунство, но мы ели прямо на металлическом столе для вскрытия. Серега порылся в своих записях за несколько лет работы, и путем нехитрых математических вычислений мы пришли к выводу, что пятьдесят процентов стариков умирает от сердечно-сосудистых заболеваний, тридцать процентов — от онкологии и двадцать процентов от чего-то другого: травмы, цирроз, диабет, почечная недостаточность, инфекционные заболевания, осложнения от ОРЗ и так далее. Я думаю, что примерно такое же соотношение наблюдается и в остальных моргах, ведь морг Сереги ничем не отличается от других, он ничем не примечателен.

— Ну и что?

— Что ты, Сеня, за сыщик? Никакой смекалки! Что да что? Я навел справки, от чего умирают подопечные «Ангелов с поднебесья», не спрашивай как. Есть каналы. И результаты меня поразили. Все старики умерли от сердечного приступа. Не кажется ли тебе это странным? Вот я и подумал, что им помогают отправиться на тот свет. Как? Не знаю. Может, они их пугали до смерти или заставляли принимать какие-то лекарства? Второе, конечно, вероятнее. Вот и проверим. У меня есть квартира в центре Москвы, эта фирма любит именно этот район. Я буду неким Иваном Федоровичем и буду ждать своей гибели.

— Типун тебе на язык!

— Ну, или вроде того… Придется сориентироваться на местности, так как мы сейчас не знаем, как они действуют. — Герман был явно в ударе, его глаза горели решимостью.