Раскрыть ладони Иванова Вероника

— Зачем ты выгородил меня перед здешним хозяином?

По лицу Тени прошла болезненная судорога, глаза снова открылись и взглянули на меня с невыразимым отчаянием.

— Не спрашивай...

— Это всё, что мне нужно знать!

— Извини...

— За что? За дурость, которую ты совершил?

— Нет, за молчание. Я не отвечу.

— Опять начинаешь играть в прятки?! Я задал такой простой вопрос, неужели...

— И ответ очень простой. Но он тебе не нужен...

Боль всё-таки добралась до языка и заставила задержать дыхание, вмиг ставшее горьким и горячим.

— Не нужен, говоришь?

Нескольких слов оказалось достаточно, чтобы истоки кипящей во мне ярости стали ясны и понятны. И как я раньше не мог догадаться? Вот она, причина, выворачивающая меня наизнанку!

«Он тебе не нужен».

Просто, да? И как унизительно!

Тень решила всё ЗА меня. Не спросив, хочу ли я быть ведомым и буду ли послушно исполнять всё, чего она пожелает и что прикажет. Мне отказали в праве принимать собственные решения. И кто, скажите на милость?! Убийца, о котором я ничего не знаю. Человек, нагло и упорно преследующий СВОИ цели, но почему-то при этом вовсю пользующийся мной, как бездушной и бессловесной вещью...

Волна злости накатила, ударилась о действительность и рассыпалась колючими брызгами. Все хотят мной помыкать? Что ж, извольте. Но я оставляю за собой право подчиняться только в том случае, если меня покупают за хорошую цену!

А нахалов и наглецов нужно учить их же излюбленными способами. Наклоняюсь к бледному лицу, близко-близко:

— Тебе поручили меня убить, а ты по какой-то нелепой причине отказался от исполнения заказа и решил... Решил, что спас меня? Зря. Ты ошибся, потому что я всё-таки умер. В тот же вечер я проклял тебя за твою «доброту», но, самое смешное, поторопился. Потому что ты убил меня именно сегодня. Минуту назад. Так что, можешь считать своё дело сделанным.

Он смотрел мне в глаза, не отрываясь. Искал что-то в моём взгляде? Может быть. Но явно не нашёл, потому что вдруг торопливо зашептал:

— Тебе хватит ещё суток? Больше я не выдержу, просто потеряю сознание и тогда... Все потуги окажутся зряшными. Самое большее, тридцать часов, но ты должен успеть...

— Успеть что?

— В Гильдии лежит бумага, по которой можно найти и обвинить того человека, который...

— Желал моей смерти? Знаю. Я даже видел эту виграмму.

— Видел? — В серых глазах заплескалось удивление. — Тогда зачем ты пришёл сюда? Тебе нужно было...

Выпрямляюсь.

— Я сам буду решать, ЧТО мне нужно. И подачек принимать не собираюсь.

— Подачки? Да как ты... — Потрескавшиеся от сухости губы скорбно поджимаются. — Какой же ты всё-таки дурак...

— Дурак? Пусть. Но это МОЙ выбор! — Почти кричу, хотя в тишине комнаты любой звук и так оказался бы подобен грому. — МОЙ! А не чей-нибудь ещё.

— Значит, всё было сделано напрасно...

Он снова опускает веки, и я вижу, как напряжение начинает покидать мышцы Тени, медленно и неотвратимо.

Сдался? Так кто из нас трус, в конце концов? Сейчас увидим!

Поворачиваюсь к демону:

— Ты можешь помочь мне, в последний раз?

Джер смотрит на меня без тени улыбки на лице, но я почему-то знаю, что где-то там, далеко за зеркалом зелёных глаз он улыбается, искренне и довольно.

— Убрать железо?

— Да.

Небрежный, но не лишённый уважения поклон:

— Как пожелаешь, повелитель!

Занавеси мелко вздрагивают, впрочем, очень быстро успокаиваются, принимая в себя прах гвоздей. Ни единой крошечки, словно невидимый язык какого-то чудовища слизнул железные штыри одним движением. Причём, все в одно и то же мгновение, а не поочерёдно.

Ранки начинают заполняться кровью, значит, Амиели рассчитал всё правильно: убийца не должен был выжить. Пройдёт несколько минут или пара часов, и Тень умрёт, навсегда унеся вместе с собой за Порог кучу ответов на незаданные вопросы.

— Зря...

Ещё и корчит недовольную рожу!

— Это ты так считаешь.

— У тебя был шанс победить.

— Ценой твоих дурацких подвигов? Спасибо, не надо!

— Подвиги... — Убийца попробовал шевельнуть пальцами, но безрезультатно, видимо, сухожилия оказались перебиты гвоздями. — Сам ты дурак. Я ведь хотел помочь, потому что... Совершил ошибку, и её надо было исправить. Хоть как-то, чтобы не таскать на совести неподъёмный груз... Ты ведь мог наказать своего врага. Мог уничтожить. И такую возможность про... Эх...

Да, мог. Но слишком хорошо успел понять другую истину. Даже месть сладка лишь в том случае, если добыта собственными руками. А мои руки и без чужого вмешательства способны на многое.

— Послушай... — Он снова напрягся, борясь с болью. — Ещё несколько часов я выдержу, даже в таком положении. И может быть, ты всё-таки успеешь?

Настойчивый. Или настырный? Невелика разница. Только я ещё в детстве не ел лакомства, которые пихали в меня насильно. И похоже, никогда уже не научусь так поступать.

— Не собираюсь.

— Дура-а-ак...

Тянет не насмешливо, а огорчённо, и тем самым распаляет мою ярость ещё сильнее. Впрочем, я не в обиде. Мне сейчас понадобятся любые силы, пусть и рождённые обиженной злобой.

— А ведь ты не обо мне думаешь. Вот прямо сейчас, и не обо мне. Тебе жалко собственной жертвы. Угадал? А мои желания... На них можно плюнуть, верно?

— Думай, как хочешь.

— А я и думаю. — Кладу ладонь на еле заметно поднимающуюся и опускающуюся грудь. — Думаю. И знаешь, что надумал?

Он не отвечает, отводя взгляд. Не желает меня больше видеть? На здоровье! Вот пусть всю оставшуюся жизнь, надеюсь, долгую и счастливую, со мной больше не встречается!

— Решать ЗА меня я позволю только любимой женщине и только в постели. А всё остальное... Решу и выберу сам!

Пальцы крюками вонзаются в кожу, не пробивая плоть, но сминая так сильно, что горячие соломинки, те, кончики которых корзинкой оплетают сердце, выгибаются дугами на грани разрыва. Губы Тени раскрываются в последнем отчаянном вдохе и застывают — вместе с удивлением в серых глазах. Горсточка времени осыпается на пол, и под бледной кожей вспухает останавливающая свой бег чёрная змея.

Удар. Удар. Удар. Это стучит моё сердце, неторопливо и размеренно. Нужно всего лишь подождать, пока рисунок замрёт окончательно, а потом... Потом всё будет просто. Ведь воскрешать мертвецов легче, чем убивать живых.

Собираю в кулак нити занавесей, окружающих грудь убийцы. Сжать, разжать, снова сжать, повернуть, натянуть, отпустить... И никаких чувств. Работа. Самая обычная работа.

Резкий вдох, наполняющий лёгкие воздухом, должно быть, причиняет убийце сильную боль, а глаза, снова возвращающие себе прежний блеск, смотрят и не верят. Но я и не хотел, чтобы верили мне или в меня. Хуже другое: в серых лужицах дрожит отсутствие понимания. Это значит, нам больше не о чем и незачем говорить.

Поворачиваюсь, иду к двери. За спиной раздаётся шорох. Узор начал делать своё дело? Хорошо. Просто замечательно. Долг уплачен, и теперь я могу чувствовать себя совершенно свободным. Правда, трудностей стало только больше, но...

Они только мои. И я не отдам их никому.

* * *

— Ты быстро учишься.

Ночь принесла с собой желанную тишину, а поднятые дневной жарой в воздух капельки воды, похоже, собираются в тучи, обещая пролиться дождём. Давненько я не стоял под тёплыми водяными струями... А что, можно попробовать вспомнить детство, беспечное и почти счастливое. Если получится, в чём сомневаюсь, и с каждой прожитой минутой — всё больше.

— Было бы, чему учиться!

Демон укоризненно качает головой:

— Мы все учим уроки. Каждый день. А тот, кто не усваивает науку с первого раза, обречён снова и снова повторять одно и то же. Правда, некоторые наставления я бы не отказался выучить ещё раз.

Я тоже. Например, пережить заново те мгновения, когда ждал возвращения чёрного рисунка на тело убийцы. Такого спокойного азарта и уверенности мне не доводилось чувствовать никогда прежде. Я не узнавал самого себя, и это было... Прекрасно. А вот возвращение к прежнему усталому унынию почему-то не понравилось.

— Да, пожалуй...

Хорошо, когда не о чем говорить, и можно просто стоять, положив ладонь на ещё сохраняющий дневное тепло камень стены. Стоять, молчать, не мечтать и не сожалеть. Стоять, пока тебя не заставит пошатнуться одновременно удовлетворённое и сожалеющее:

— Мне больше незачем здесь оставаться.

Джер блаженно потягивается, не забывая следить за тем, чтобы ремень сумки оставался на плече. Можно подумать, у него уже имеется печальный опыт беспечности, приводящей к вылавливанию свитков пергамента из грязной лужи! Хотя... Чем боги не шутят? Тем, над чем смеются демоны.

— Хочешь уйти?

— У тебя другие намерения в отношении меня?

Конечно, нет. Да и зачем мне распоряжаться чужой жизнью? Пусть даже не человека, а пришельца с Полей Отчаяния. Мочь — могу, но хотеть...

— Никаких.

— Тогда разреши мне откланяться.

Разрешить? Уж кто-кто, а демон не должен нуждаться в таких любезностях! Но почему-то никогда не забывает о них напомнить или попросить.

— Я тебя не держу.

— Знаю.

Когда рядом находится кто-то, понимающий тебя даже не с полуслова, а задолго до того, как с губ сорвётся хоть какой-нибудь звук, становится очень легко дышать. Потому что не нужно ни играть, ни притворяться, ни бояться. Интересно, сам демон об этом догадывается?

— Но мне всё-таки нужна твоя помощь.

В отсветах фонарей не понять, лукаво он улыбается или грустно.

— В чём?

— Помоги мне вернуться. Туда, откуда я пришёл.

И верно... Он же не может вечно оставаться здесь, со мной! У демона наверняка есть свои дела и свои цели, от достижения которых его отвлекло моё глупое отчаяние.

— Я бы с радостью... Но как это сделать? В тот раз я потратил все запасы, что у меня были. Нужно разобрать не одно заклинание, чтобы...

Смеётся. Весело и заливисто.

— Ты так ещё и не понял?

— Чего?

— Тебе больше не нужны чужие объедки.

— Но...

Демон делает над собой неимоверное усилие, чтобы посерьезнеть и придать голосу наставительный тон:

— В твоём распоряжении находится нечто большее, и поверь, мои старания тут ни причём. Я всего лишь помог расправиться Нитям внутри твоего тела, но рано или поздно они и без моих усилий сделали бы то же самое... Когда-то ты мог ощущать только Пряди, вырванные из Гобелена и грубо скрученные не слишком умелыми пальцами, а теперь можешь касаться тех, изначальных и истинно могущественных. Они ведь приняли тебя в число своих друзей, верно? И будут выполнять твои просьбы, потому что больше всего на свете ценят ласку и заботу.

Не понимаю, о чём он говорит, но не чувствую лжи ни в едином слове. Нити занавесей посчитали меня своим другом? Как это возможно? Неужели они обладают собственной душой и разумом? Невероятно. Но если вспомнить, как охотно они и раньше подставляли мне свои пушистые бока... Хотели, чтобы я их приласкал? И только-то?! Боги, неужели это правда?

Беда только в одном: найти подтверждение со стороны не получится.

— Но почему кроме меня никто больше не...

Пожимает плечами:

— Трудно сказать. Наверное, так причудливо изменило узор Кружево твоей крови. Причудливо и опасно.

Лёгкий холодок поднимает волоски на моём загривке.

— Опасно?

Демон смотрит на меня немигающим и жутковатым взглядом, но мне становится страшно не от угрозы или чего-то подобного, а от того, что в зелёных глазах плещется вина. Самая обыкновенная, человеческая.

— После всего случившегося я должен был бы тебя убить.

А он знает, что своей честностью причиняет боль сильнее, чем все палачи мира, вместе взятые? Похоже, знает. Потому и пользуется своим даром так редко.

— Ещё не поздно. Да и... Ты имеешь на это право.

Вздыхает:

— Если бы только право! Я просто должен. Если хочу избежать неприятностей. Если хочу сохранить равновесие мира. Но, к сожалению или к счастью, я... Слишком ленив.

Загадочное заявление. Искреннее и правдивое, странно уместное, но совершенно необъяснимое.

— Тебе лень меня убивать?

Качает головой:

— Нет, не так. Скорее, мне лень брать на себя лишнюю работу.

— Работу?

Ничего не понимаю. И не хочу понимать, потому что знаю: если понадобится, он сам всё объяснит. И очень доходчиво, уж это демон умеет!

— Чем ты занимался всю свою жизнь?

— Э-э-э... — Если не считать сотен глупостей, сложившихся в тяжеленное надгробие, ничем особенным. — Расплетал заклинания.

Радостно хлопает в ладоши:

— Вот! Именно! Избавлял мир от избытков магии.

— Ну и что?

— Я делаю примерно то же самое. Несколько иным способом, разумеется, но суть от этого не меняется. И когда я называл нас «молочными братьями», я вовсе не шутил и не лгал. В нас течёт разная кровь, но мир, вскормивший нас молоком жизни, поручил нам одно и то же дело.

— Разрушать чары?

Поправляет:

— Убирать, отпуская на свободу украденную Силу. Источники не бездонны, а ждать, пока пройдут века, и всё разрешится само собой... Возможно и так поступать, но не всегда. Кроме того, Гобелену больно лишаться каждой Пряди, а когда боль становится слишком сильной, даже самое терпеливое существо разозлится. Верно?

Мне чудится, или он лукаво подмигивает? Имеет в виду меня? Так я вовсе не терпелив и никогда не был. Просто раньше я справлялся с болью, потому что у меня была цель, а теперь... Цели нет? Верно. Иди, куда хочешь. Делай, что пожелаешь. И знай, что тебя никто не сможет остановить, потому что сам мир доверился тебе.

Ох... Даже голова кружится. Всю жизнь мечтать о силе, наконец, получить больше, чем мог вообразить, и только тогда понять: твоё главное могущество всегда было в тебе самом.

— Так происходит всегда?

Забавно наклоняет голову к правому плечу:

— Как именно?

— Нужно долго-долго искать то, что находится рядом?

— Конечно!

— Но это... несправедливо.

— Почему же? А представь, что люди сразу постигали бы заключённую в них силу, не проживая толком ни дня, не делая ни единого шага? Мир стал бы скопищем склепов, двери которых оказались бы наглухо закрыты, а их обитатели вечно отделены друг от друга. Потому что каждый человек довольствовался бы самим собой... Мне такая картинка не нравится. А тебе?

Тоже не слишком. Впрочем, я всегда жил, а может, и до сих пор живу в таком мире. Но он-то... Он пришёл из иной реальности.

— Ты не человек.

Озорно поворачивается на каблуках:

— И что с того? Сила, она, знаешь ли, не выбирает место своего пристанища, но под грудами масок всегда выглядит на удивление одинаково. Человек или демон... Разница между нами невелика. Собственно, мы просто живём в разных местах, только и всего. Но живём одинаково, с любовью и ненавистью, с мечтой о продолжении рода и с надеждой победить недругов. Потому что мы оба — ЖИВЫЕ. Понимаешь?

Кажется, да. Но понимаю и другое: среди моих сородичей в неисчислимых количествах находятся те, кто не заслуживает права жить. Нет, я не собираюсь ни вершить суд, ни исполнять роль палача. Найдутся другие средства, потому что...

Я буду действовать так, как считаю правильным. То есть, действовать по правилам. Не смогу выиграть честно? Пусть. Но зато у меня будет эта попытка, и возможно, после неё я смогу или умереть окончательно или воскреснуть к новой жизни.

— Но как же мне сделать, чтобы...

— Я ушёл?

Ухмыляется так, что его вопрос можно понимать тысячей разных образов.

— Да.

— Просто раздвинь Пряди.

— Раздвинуть?

— Ты же чувствуешь их, верно? Они густые, переплетённые между собой, но если найти выбивающиеся из узора ниточки и немножко потянуть...

Не слушаю больше ни слова. Не нужно. Потянуть? Это мы на два счёта!

Пальцы привычно поглаживают воздух, ища... Да-да, вот эти самые бугорки! Спины растрепавшихся волокон сами ложатся в ямки ладоней, словно прося погладить, почесать, пригреть. Ласковые зверюшки, ничего не скажешь. И я не смогу обмануть их доверие. Не разорву ни единой ниточки. Никогда.

Руки ныряют между полотнищами занавесей, накручивая на себя жгуты, чтобы добиться нужного натяжения. Ещё немножечко, ещё чуточку... Наверное, хватит? А то невидимые струны уже готовы обиженно зазвенеть.

— Спасибо.

Он всматривается в полумрак. Разве там можно что-то увидеть? Только мутные очертания стены дома. Но по довольной улыбке на лице демона понимаю: получилось.

Джер делает шаг вперёд, а я растерянно вздрагиваю, вспоминая о вещи, почему-то кажущейся важной именно в бегущие мимо мгновения:

— Эй, а как же куртка?

— Оставлю вам. Не возвращаться же за ней?

— Но... А впрочем, как хочешь.

Кончики пальцев касаются шёлка лавейлы:

— А эту штуку возьму на память. Можно?

— Конечно.

— Желаю удачи!

Он произносит прощальные слова не небрежно, как полагается при вежливом расставании, а с каким-то особым нажимом, но обращённым не ко мне. Будто кроме нас двоих ещё кто-то стоит на тёмной улице и прислушивается к нашему разговору.

— Да, удача — хорошая штука. А можно мне...

Оборачивается уже перед самой стеной:

— Что?

Почему это всегда так трудно — быть самим собой? Почему язык начинает заплетаться успешнее мыслей?

— Можно...

Я же умею просить! Сколько раз уже пробовал и добивался желаемого? Даже считать не буду. Много раз. А сейчас, ну надо же... Запинаюсь, не в силах выговорить безобиднейшую фразу. И чувствую себя виноватым, хотя никакой вины в моих намерениях нет и никогда не будет. Но всё равно оправдываюсь:

— Конечно, если только очень-очень понадобится...

А ведь он знает. Или догадывается. И можно было бы не продолжать.

Нет, хватит ползать вокруг да около! Если не уважаю себя, это не повод оскорблять другого напрасной тратой времени.

— Можно, я ещё раз тебя вызову?

Даже в густоте теней заметно, что демон улыбается.

— Можно. Только лучше, если просто позовёшь. Договорились?

— Как тебе будет приятнее.

Салютует на манер гвардейца из Городской стражи и, вместо того, чтобы развернуться, делает шаг назад. Я жду, что он уткнётся спиной в каменную кладку, но демон исчезает. Не тая рассветным туманом и не рассыпаясь искрами, как любят рассказывать предающиеся выдуманным воспоминаниям выживающие из ума маги. Просто вот он был, и вот его уже нет, как и не было, только по занавесям проходит еле заметная волна дрожи, и мне почему-то кажется, что в ней смешаны воедино огорчение от расставания и радость от непременно предстоящих новых встреч.

Встреч не со мной. Но стоит ли обижаться? Ведь я-то пока никуда не ухожу!

* * *

— Который по счёту сон пошёл?

О, а я, оказывается, всё-таки задремал, хотя кособокая деревянная скамья к отдыху и расслаблению не располагала. Впрочем, если учесть, что на дворе пока ещё раннее утро, а прогулка по предрассветному городу скорее вымотала, нежели взбодрила, в дремоте, одержавшей надо мной победу, не было ничего удивительного. Я бы и на полу сидя заснул. Но, слава богам, в коридорах судейской службы кое-где попадались более подходящие для сидения места.

— Это имеет значение?

Открываю глаза, встречаясь взглядом... Нет, вру. Невозможно встретиться с тем, что надёжно спрятано между припухшими веками. Кто-кто, а мой знакомый дознаватель нынешней ночью не поймал сон ни одним глазом.

— Не-е-е... — Тинори, зажмурившись, мнёт переносицу пальцами. — Не имеет. Но сегодня я буду немного зол на любого выспавшегося человека, уж извините.

— А что мешало вам присоединиться к счастливой армии спящих? Дела?

Он совместил улыбку со сладким зевком:

— Я не настолько увлечён своей работой, чтобы тратить на неё всё отпущенное мне богами время. Хотя признаваться в истинной причине вынужденного бодрствования стыдно.

Неужели dyesi, согревавшая постель дознавателя, оказалась настолько страстной, что не позволила даже вздремнуть? Да ему гордиться надо, а не стыдиться!

— Что же может быть постыдного в...

Дознаватель виновато ухмыльнулся, потому что наверняка почувствовал, куда именно потекли мои мысли, и одним махом перерубил нить фантазий:

— В дурацкой игре на интерес? Почти всё.

— Вы играли? Всю ночь?

— Ну да. — Он только с третьей попытки попал ключом в замочную скважину кабинетной двери. — Встретился со старыми друзьями. Слово за слово, кон за коном... Не заметили, как в окно начал стучаться рассвет.

— Много выиграли?

Он пнул дверную створку, распахивая, и укоризненно заметил:

— Я же сказал: на интерес играли. Не знаю, как заведено у вас, а в нашей компании между друзьями деньги никогда не стояли и стоять не будут.

В голосе дознавателя присутствовала ещё и лёгкая обида, мол, неужели я не понимаю простых вещей, которые для остальных людей столь же привычны, как воздух на вдохе.

А ведь не понимаю. Не могу понять. Представить? Вполне. Восхититься? Тем более! И конечно, удивиться. Но несколько небрежно оборонённых слов заставили мир, в котором я полагал себя живущим, треснуть до самого дна и расколоться, а образовавшуюся расселину невозможно ни перейти, ни перелететь, только заполнить. Чем? Не знаю. Попробую подумать. Потом. После того, как справлюсь с делами на своей стороне мира.

— Что же вы стоите у порога? Заходите!

Кабинет дознавателя выходил окнами на закат, поэтому сейчас оказался погружён в остатки утренних сумерек, но зато на письменных приборах не было красноватых отблесков, напоминающих капли крови, разбрызганной неряшливым палачом. А серые тени — как раз то, что нужно. Под их покровом можно подобраться к противнику на расстояние удара и...

Хотя я собираюсь действовать открыто и честно. Насколько это окажется возможным.

— Не ожидал снова вас увидеть. — Тинори плюхнулся в кресло и блаженно расслабил спину, уткнувшуюся в кожаную обивку. — Снова нелады с местными лавочниками?

— Ни в коей мере. Я охладел к хрусталю.

Неказистую шутку оценили много выше её достоинства — весело рассмеялись.

— Оно и к лучшему: здоровье дороже красоты. Но тогда теряюсь в догадках... Что же вас привело в мою скромную обитель?

Страницы: «« ... 2122232425262728 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Что будем делать в эти весенние дни, которые теперь быстро наступают?..»...
Эта книга предназначена широкому кругу рыбаков, желающих познакомиться с современными радиоэлектронн...
Витрины оружейных магазинов и уличных ларьков сейчас заполнены самыми разными ножами, дорогими и деш...
Подводная охота – чрезвычайно разностороннее увлечение. В этом смысле с ней не может сравниться ни о...
Правила, техника и тонкости подводной охоты в пресных водоемах – речках и озерах России. На огромной...